Ирландия Резерфорд Эдвард

– Его называют поселком остменов, там у многих норвежские имена, от их северных предков. Им пришлось построить рядом с домами такие сарайчики… Некоторым самым бедным ремесленникам и работникам трудно прокормить семьи, поэтому их дочери и жены… ну, ты понимаешь. Я там на прошлой неделе подцепил одну милашку.

Очень скоро Питер решил, что бльшая часть подвигов его товарища – не что иное, как выдумка. Потому что те женщины, которых он видел во время своего краткого посещения поселка остменов, вовсе не предлагали себя ему, а немногие блудницы, что встречались ему на улицах, выглядели не слишком аппетитно. Поэтому он предпочел просто уйти оттуда.

Все утро Питер провел, сидя у жаровни и играя в кости с солдатами. Он ждал, когда летнее солнце разгонит туман, но даже к середине дня над головой лишь слегка просветлело, и в тридцати шагах ничего не было видно. Образ зеленоглазой красавицы по-прежнему не оставлял его, вставая перед глазами, словно призрак. И вероятно, в надежде, что это смутно тревожащее его наваждение наконец покинет его и растворится в тумане, в полдень он все-таки решил немного прогуляться.

После Фиш-Шэмблс он решил пройти еще немного вперед, тщательно запоминая, куда идет, чтобы найти дорогу назад, но очень быстро понял, что заблудился. Ему казалось, что он идет на запад и вскоре должен оказаться возле рынка у западных ворот. Он вдруг вспомнил, что больница, в которой работала Фионнула, находится как раз за воротами. Он мог бы повидать ее. Наверное, он просто почувствовал, где она, даже в тумане.

Он прошел еще немного, но рынка так и не увидел. Время от времени из тумана вдруг возникали люди, и ему следовало проявить благоразумие и спросить у них дорогу. Но Питер терпеть не мог спрашивать дорогу. Поэтому продолжал идти наугад, пока наконец не увидел ворота. Там стояли двое караульных.

Туман за воротами был настолько густым, что Питер понял: если он хочет увидеть больницу, ему придется нырнуть в эту белую пелену. Он уже собрался повернуть назад, но тут его заметили стражники, и он, вместо того чтобы признать свою оплошность, прошел мимо них не сбавляя шага и небрежно бросил по пути:

– Посмотрю, есть ли такой же туман за рекой. – И направился дальше, к реке.

Вокруг стояла тишина. На мосту Питер был один. Он слышал глухой стук собственных шагов по бревнам. Справа возникли корабли, стоявшие у деревянного причала, они были похожи на насекомых, попавшихся в паутину тумана. Питер видел примерно на сотню ярдов от себя вдоль реки и, переходя мост, понял, что туман наконец начал рассеиваться. На полпути через реку он уже заметил клочок голубого неба. Потом увидел заливные луга на северном берегу Лиффи, а за ними – разбросанные вдали соломенные крыши предместья. Впереди, слева от моста, зеленела трава, освещенная солнцем и усыпанная желтыми цветами. А потом он увидел…

Всадники. Вдоль всего берега из тумана появлялись всадники. Десятки всадников. А за ними шли пехотинцы с копьями и топорами. Сотни. Бог знает, как много. От моста их отделяло всего несколько ярдов.

Это могло означать только одно. Пришел верховный король. И он собирался захватить Дублин врасплох.

Питер повернулся и бросился бежать. Он бежал по затянутому туманом мосту так, как не бегал никогда в жизни. Он слышал топот своих ног и даже биение собственного сердца. В какой-то момент ему показалось, что за спиной уже раздается стук копыт, но он боялся оглянуться. Добежав до конца моста, Питер помчался к воротам и увидел изумленные лица стражников. Проскочив внутрь, он оглянулся на пустую дорогу и крикнул:

– Закрывайте ворота! Живо! – Он коротко рассказал им, что видел, и не мешкая начал действовать.

Времени на раздумья не было. Питер собрал нескольких солдат и разослал их с поручениями. Одного он направил прямиком к Стронгбоу:

– Беги сразу к нему! И не останавливайся!

Еще двое должны были поднять по тревоге силы, охраняющие прибрежную полосу и восточные ворота города. Сам он устремился к южным воротам, взяв с собой одного проводника. Если люди верховного короля воспользовались не только мостом, но и бродом, то могли легко захватить главные западные ворота. Добравшись до места, Питер внимательно оглядел окрестности, но никаких признаков армии поблизости не было. Он велел закрыть и запереть ворота и, подняв весь гарнизон, тут же поспешил к церкви Христа и королевскому дворцу.

Когда он дошел до резиденции Стронгбоу, то увидел, что сам важный вельможа и с ним еще с десяток рыцарей уже готовы сесть на коней, чтобы выяснить причины такого переполоха. Стронгбоу сердито озирался по сторонам, требуя ответов, но не получая их.

– Кто вообще поднял всю эту суматоху? – как раз пытал он какого-то перепуганного офицера.

– Это я! – крикнул Питер, подходя ближе.

На него уставилась пара холодных голубых глаз.

– А ты кто такой?

Вот и настала минута, которую он так ждал.

– Питер Фицдэвид, – храбро ответил Питер, а потом быстро и четко рассказал Стронгбоу о том, что видел. – Я перекрыл мост и западные ворота и послал людей ко всем остальным воротам.

– Хорошо… – прищурившись, сказал Стронгбоу. – Ты ведь служил у Диармайта? – Он слегка кивнул в знак того, что помнит Питера, потом повернулся к своим рыцарям. – Вы знаете, что делать. Поднимайте гарнизон. Быстро!

К середине дня небо совсем прояснилось. Дублинцы поднялись на крепостные стены, чтобы видеть армию верховного короля, окружившую город со всех сторон. Вместе с кланами, которые находились под его прямым влиянием, к королю присоединились те из крупных вождей, что признали его власть. Потомки древнего клана из Ульстера остановились у Клонтарфа. О’Бирны, наследники Бриана Бору, подвели свои силы к западной границе Дублина. Брат короля Диармайта, который, в отличие от его сыновей, решил не поддерживать Стронгбоу, привел свои отряды к южной границе и разбил лагерь на побережье. Все пути к городу и по суше и по воде были перекрыты. Армия верховного короля окружила Дублин большим кольцом, разместив вдоль крепостных стен дозоры для наблюдения за всеми воротами, чтобы заметить любую попытку англичан прорваться.

Ближе к вечеру, стоя на сторожевой вышке над деревянным причалом, Питер увидел архиепископа О’Тула, который скакал по мосту вместе с группой священников, чтобы начать переговоры. Среди священников он заметил Гилпатрика.

На следующее утро город снова окутал туман. Стронгбоу расставил людей на всех стенах. Питера вместе с группой разведчиков отправили наблюдать, не предпримут ли осаждающие внезапную атаку. Когда Питер спросил Стронгбоу, не хочет ли тот сам внезапно напасть на противника, вельможа отрицательно покачал головой.

– Бессмысленно, – сказал он. – Я не могу направлять свою армию, если я ее не вижу.

Их патрульный отряд так и не заметил никакого движения в стане врага. Город теперь выглядел зловеще. Хотя караульные, выставленные на всех стенах, пока не подавали знаков тревоги, в каждой возникающей из тумана фигуре Питеру все равно мерещился враг. Новость была одна: как только туман рассеется, архиепископ снова будет готов к переговорам. Когда Питер вернулся в дом, в котором остановился, там никого не было. Он сел возле жаровни и принялся ждать.

Время шло. Туман и не думал рассеиваться. В тишине все вокруг казалось немного ненастоящим. За воротами Питер видел только сплошную белую стену, как будто некий волшебник перенес их маленький двор в какой-то другой мир, спрятанный в облаке.

Когда в проеме ворот проступили чьи-то смутные очертания, Питер решил, что это рыцарь, который жил с ним в доме. Однако, вместо того чтобы войти, человек неподвижно застыл у калитки, похожий на висящий в воздухе призрак. Опасаясь, не вор ли это, Питер взглянул на скамью, где лежал его меч, чтобы быть готовым отразить удар. Потом он сообразил, что в таком тумане его вряд ли можно рассмотреть от ворот, и замер, стараясь не шуметь. Человек продолжал топтаться на месте, явно всматриваясь во двор. И наконец скользнул внутрь. Голова его была скрыта капюшоном. Он двинулся к жаровне. И только когда подошел на расстояние вытянутой руки, Питер наконец узнал, кто это.

Девушка. Фионнула. Увидев Питера, она совсем не испугалась – лишь слегка вздрогнула от неожиданности. Он восхитился ее самообладанием. Девушка улыбнулась.

– Я подумала, что увижу тебя, если ты здесь. – К его изумлению, она явно веселилась. – Гилпатрик мне объяснил, где ты остановился. Это дом моей подруги, то есть был до этого года.

– Но как ты попала в город?

Питер был уверен, что ворота надежно охраняются.

– Вошла через калитку. – (Возле больших ворот обычно всегда была маленькая дверь в стене, через которую проходили одинокие путники.) – Они знают, что я дочь священника. – Фионнула огляделась по сторонам. – Ты один? – (Питер кивнул.) – Можно мне сесть к огню?

Питер подвинул ей табурет, девушка села. Потом она сняла капюшон, и волосы рассыпались по спине и плечам.

– Гилпатрик говорит, это ты поднял тревогу. – Фионнула смотрела на угли в жаровне. – Значит, теперь верховный король будет сидеть снаружи, а вы внутри, и он станет ждать, пока вы не умрете с голоду.

Питер смотрел на нее, гадая, что ей нужно, зачем она пришла и как можно быть такой красивой. Ее оценка ситуации была, пожалуй, верной. Верховный король держал в своих руках все богатства Ленстера. Он мог месяцами кормить свою армию. Но в городе тоже оставались большие запасы провизии. Так что осада могла затянуться надолго.

– Возможно, твой брат и архиепископ договорятся с верховным королем о мире, – предположил он.

– Гилпатрик говорит, что архиепископ хочет избежать кровопролития, – согласилась Фионнула. – Но король О’Коннор не доверяет Стронгбоу.

– Потому что он англичанин?

– Вовсе нет. – Она засмеялась. – Потому что он зять Диармайта.

Зачем она пришла? Шпионить за ним? Может, ее прислал отец, чтобы разузнать все об обороне Стронгбоу? Гилпатрик мог сделать это лучше, но, возможно, будучи переговорщиком, он отказался от этой роли. Питер твердо решил, что, как бы красива и набожна ни была эта девушка, ему лучше держать с ней ухо востро. Разговор между тем продолжался; протянув тонкие белые руки к огню, Фионнула расспрашивала его о разных вещах, он отвечал, глядя на нее.

Через какое-то время девушка встала:

– Мне пора возвращаться домой.

– Хочешь, я провожу тебя до городских ворот?

– Нет. Незачем. – Она бросила на него короткий взгляд. – Ты не против, если я еще раз приду повидать тебя?

– Я… – Питер уставился на нее. – Конечно не против, – пробормотал он.

– Вот и хорошо. – Фионнула взглянула на улицу за оградой, там никого не было. – Скажи мне, Питер Фицдэвид, – тихо произнесла она, – ты бы хотел поцеловать меня перед тем, как я уйду?

Питер вытаращил глаза. Скромная дочь священника, наследница благородного ирландского рода хочет, чтобы ее поцеловали? Какой же он глупец! Питер нагнулся и вежливо чмокнул девушку в щеку.

– Я не это имела в виду, – сказала она.

Не это? Да что происходит? Питер едва не брякнул: «Разве ты не собираешься замуж?» Но тут же осадил себя. Если девушка сама просит, надо быть круглым дураком, чтобы отказываться. Он придвинулся к ней. Их губы встретились.

Уна очень удивилась, когда на следующий день увидела Фионнулу перед входом в больницу, и удивилась еще больше, когда та сообщила ей, зачем пришла.

– Ты хочешь снова здесь работать?

– Мне совсем нечего делать дома, Уна. Я просто не могу сидеть без всякого занятия. Родители хотят, чтобы я жила с ними, но я могла бы проводить здесь дни, а иногда и ночи. Ну конечно, – она жалобно улыбнулась, – если ты не возражаешь. – Помолчав, она продолжила с серьезным видом: – Уна, ты была совершенно права, рассердившись на меня. Но мне кажется, теперь я немножко повзрослела.

Так ли это? Уна внимательно посмотрела на Фионнулу. Что ж, возможно. Но тут же сказала себе: «Не глупи. Разве лишние руки в больнице помешают?»

– Полы нужно помыть, – произнесла она с улыбкой.

Единственным человеком, у которого оставались сомнения, был Айлред Палмер. Он тревожился о безопасности девушки. Но Фионнула сумела без особых трудов убедить его.

– В город я смогу проходить через малые ворота, – объяснила она. И действительно, в городской стене были маленькие ворота, почти напротив церкви ее отца. – А чтобы добраться до больницы, выходить буду через западные. Никто меня не тронет, если я выхожу из церкви или иду в больницу.

И англичанам, и людям верховного короля строго-настрого запрещалось причинять неприятности всем божьим обителям города. Дочь священника могла спокойно пойти куда угодно, даже во время осады.

– Я поговорю с твоим отцом, – пообещал Палмер.

К вечеру они обо всем договорились. Фионнула могла приходить в больницу несколько раз в неделю. И иногда оставаться там на ночь.

– Кто знает, – сказал ее отец Айлреду, – может, она и в самом деле взрослеет.

На третий день переговоров от верховного короля поступило предложение.

– Пусть у Стронгбоу остаются Дублин, Уэксфорд и Уотерфорд, – сказал он, – и нам незачем будет ссориться.

Предложение во многих отношениях было щедрым. Верховный король отдавал английскому лорду важнейший ирландский порт. Но Гилпатрику казалось также, что ничего необычного в такой сделке нет. Когда они возвращались назад, архиепископ подтвердил его мысли.

– Полагаю, – сказал О’Тул, – это просто замена остменов на англичан во всех гаванях.

Так и есть, подумал Гилпатрик. Даже сейчас, после трех веков жизни бок о бок, ирландцы по-прежнему смотрели на гавани викингов, при всей их значимости для процветания Ирландии, как на нечто обособленное. И для древних кланов, и для верховного короля О’Коннора, который был родом из Коннахта, вряд ли имело значение, кто именно владеет портами. Главное, чтобы они не посягали на плодородные земли вдали от прибрежных границ Ирландии.

И король О’Коннор это понимал. Так что в его предложении крылось и некое коварство. Да, он готов был сдать Дублин, но при этом хотел быть уверенным, что Стронгбоу сократит свою армию. Поэтому он должен был отказать им в том единственном, что заставляло их остаться: в земле. В феодальных наделах за военную службу. Они ведь явились сюда именно ради этого – от бедного юноши Питера Фицдэвида до самого Стронгбоу. А предложение верховного короля лишало их этого.

– Будем надеяться, что Стронгбоу согласится, – сказал архиепископ.

Но Гилпатрика одолевали сомнения.

На следующий день, до того как был получен ответ, он встретил на Фиш-Шэмблс Питера Фицдэвида. Они тепло поздоровались, но при этом оба чувствовали некоторую неловкость. Осада продолжалась, и навещать родителей по другую сторону городских стен теперь было бы неразумно. Кроме того, поскольку отец Гилпатрика был, разумеется, на стороне верховного короля, он вряд ли захотел бы снова встретиться с Питером. Тем не менее молодые люди вежливо поболтали, пока Питер наконец не спросил небрежным тоном:

– А как насчет ваших планов с обручением твоей сестры?

Гилпатрик нахмурился. Почему вопрос Питера прозвучал так неискренне? Неужели его молодой друг питает какие-то надежды? Но ведь он сам несколько лет назад подумывал о том, чтобы их познакомить. Однако теперь перспективы Питера вовсе не выглядели такими уж блестящими. Вряд ли они стали бы хорошей парой. Гилпатрик мысленно улыбнулся. Если уж на то пошло, то отдать за Фицдэвида его темпераментную сестрицу было бы не слишком гуманно по отношению к юному Фицдэвиду.

– Об этом тебе лучше спросить моих родителей, – коротко ответил он и ушел.

Уне пришлось признать, что Фионнула действительно изменилась. Пусть она и не могла приходить каждый день, но, когда приходила, работала усердно и не жаловалась. Больные на нее не нарадовались. Айлред был доволен и не упустил случая сказать отцу девушки, как преобразилась его дочь. Иногда она оставалась в больнице на ночь, иногда ей приходилось уйти днем. Но она всегда заранее предупреждала об этом Уну.

Английские солдаты больницу не беспокоили. Их караульный пост находился довольно близко, но там Фионнулу уже знали и всегда пропускали беспрепятственно. Как-то раз они с Уной даже прогулялись по мосту и, обменявшись парой слов с английскими солдатами на дальнем берегу, спокойно вернулись обратно.

И все же к третьей неделе осада начала ощущаться. Не только городские стены были взяты в сплошное кольцо – ульстерские отряды, стоящие в Клонтарфе, разворачивали все корабли, которые пытались войти в устье Лиффи. По сухопутным дорогам припасы в город тоже не поступали, а склады тем временем медленно пустели. Новостей так и не было.

Прошло много месяцев, прежде чем Уна наконец получила весточку от отца. В больницу пришел какой-то моряк и рассказал ей, что у Макгоуэна все хорошо, семья живет в Руане, все здоровы, сам он нанялся в поденщики к одному ювелиру, но жизнь там трудная, и если с Палмером она в безопасности, то лучше ей остаться здесь. А еще отец просил моряка узнать у дочери, нашла ли она их собаку, которая пропала перед их отъездом.

Собаку. Уна сообразила, что отец говорил о железном ящичке. Именно этого вопроса она и боялась. После того ужасного дня в их доме ни дня не проходило, чтобы она не думала, как рассказать об этом несчастье отцу. Она просто представить не могла, что будет с ним, когда он узнает правду. Но Палмер был тверд.

– Ты должна ему сказать, Уна. Хуже будет, если он узнает об этом, когда приедет. Для него это станет гораздо большим потрясением.

И Уна передала отцу: «Собака потерялась».

С тех пор она о нем ничего не слышала. И даже не знала, жив ли он.

Несмотря на их прощальный поцелуй, Питер не слишком надеялся увидеть Фионнулу снова. Но два дня спустя после того дня в дом заглянул солдат и сказал, что у ворот стоит какая-то юная леди и у нее сообщение для него от одного священника. Увидев Фионнулу, Питер и в самом деле решил, что ее прислал Гилпатрик. Питер вежливо и дружелюбно поздоровался с ней, и когда Фионнула спросила, может ли он проводить ее до церкви Христа, так же вежливо согласился. Когда они дошли до Фиш-Шэмблс, Фионнула повернулась к нему и, к его огромному удивлению, сказала с очаровательной улыбкой:

– Вообще-то, у меня нет никаких сообщений от Гилпатрика.

– Нет?

– Я просто подумала, – безмятежно продолжила девушка, – что могла бы зайти к тебе снова, если бы там не было так много народа.

– Ох…

Фионнула остановилась возле какого-то лотка, осмотрела фрукты, проверяя, свежие ли они, потом зашагала дальше.

– Тебе бы того хотелось?

Ее намерения были очевидны. Если только она не затеяла с ним какую-то хитрую игру, в чем Питер сомневался, то она назначала ему свидание.

– Я был бы очень рад, – услышал он собственный голос.

– Я могла бы прийти завтра. Может, во второй половине дня?

Он знал, что завтра в это время солдаты должны быть на дежурстве. Дома мог оказаться его сосед-рыцарь, но Питер решил, что договорится с ним без особого труда.

– Завтра было бы в самый раз, – ответил он.

– Хорошо. А теперь я должна идти домой.

На следующий день, в ожидании девушки, Питер изводил себя тревожными вопросами. Нет, он не думал, что Фионнулу намеренно подослали к нему. Едва ли ее отец или брат позволили бы ей потерять девственность, какова бы ни была этому цена. Другое дело, если за ее невинной внешностью скрывалась совсем иная сущность. Как знать, может, она уже переспала с половиной Дублина?

Меняло ли это что-то? Он задумался. Да, меняло. Он был здоровым молодым парнем, со всеми нормальными потребностями, свойственными его возрасту, но он был также и весьма брезглив. Он не хотел, чтобы его соблазняла городская шлюха. Да она вообще могла быть заразной! Венерические болезни существовали во всей Европе, особенно в портовых городах. Говорили даже, что их стало больше с начала Крестовых походов. Питер, правда, никогда не слышал, чтобы кто-то болел этой дрянью в Ирландии, но чем черт не шутит.

Потом он сказал себе, что всё это лишь глупые страхи. Фионнула была самой обычной девушкой, которой просто довелось родиться в семье священника. Правда, это обстоятельство уже таило в себе некую опасность, но Питер старался об этом не думать. Так промучившись весь день и все еще пребывая в сомнениях, к приходу девушки он был довольно взвинчен.

Фионнула немного опоздала, была бледна и, как ему показалось, тоже взволнована. Она спросила, есть ли кто-нибудь в доме, и когда Питер ответил, что нет, как будто обрадовалась, но была слегка смущена, словно не знала, что делать дальше. К ее приходу Питер приготовил теплый мед и овсяные лепешки. Он предложил ей попробовать их, и девушка, благодарно кивнув, села рядом с ним на скамью возле печки. Поев, она выпила немного меда. Питер подлил ей еще. И только когда она отпила во второй раз, ее щеки чуть порозовели. Неожиданно она повернулась к нему и резко спросила:

– У тебя ведь уже были женщины?

– Да, – кивнул Питер. – Были. Тебе не о чем беспокоиться.

Он повел ее в дом. Там царил полумрак, лишь через приоткрытую дверь проникала узкая полоска света. Он хотел помочь девушке снять плащ, но она отстранилась, а потом, стоя прямо перед ним, спокойно сняла с себя всю одежду и предстала обнаженной.

У него перехватило дыхание. Ее тело было бледным и стройным, грудь оказалась полнее, чем он ожидал. Питер подумал, что никого красивее ее он никогда не встречал. И шагнул к ней.

Через два дня они встретились снова. На этот раз Питеру пришлось посвятить в свою тайну делившего с ним дом рыцаря. С некоторым изумлением тот добродушно похлопал его по плечу, пообещал не появляться до темноты и слово свое сдержал. Прежде чем Фионнула ушла, они договорились, что увидятся на следующий вечер. Питер спросил, как ей удается приходить к нему в город, не вызывая ни у кого подозрений? Это очень просто, объяснила Фионнула. Она снова начала работать в больнице и по дороге туда проходит через город.

– Так что, когда я хочу прийти сюда, в больнице я говорю, что мне нужно домой, а когда прихожу домой, то говорю, что только что из больницы. Никто ни о чем не догадывается.

Вскоре их страстные свидания стали проходить через день. Однажды Фионнула предложила:

– Завтра я могла бы остаться на всю ночь.

– А где можно встретиться? – спросил Питер.

– Ну, возле причала есть один склад…

Место оказалось просто замечательным. Склад находился в самом конце деревянного причала. У него был очень уютный чердак, где хранились тюки с шерстью. Из большого двухстворчатого окна открывался изумительный вид на устье реки. Летняя ночь была короткой и теплой, из тюков с шерстью они устроили отличную постель, а на рассвете, распахнув окно, смотрели, как солнце заливает светом воды Лиффи, и снова занимались любовью.

Позже, когда они съели все, что принесли с собой, Фионнула незаметно проскользнула к западным воротам, и стражники решили, что она только что прошла через город из дому. Питер выждал некоторое время, а когда на причале появились люди, отправился к себе.

Он уже поднимался по Фиш-Шэмблс, когда увидел Гилпатрика.

Сначала он хотел скрыться, но Гилпатрик заметил его и с улыбкой повернул в его сторону:

– Доброе утро, Питер! Ты рано поднялся.

Гилпатрик окинул приятеля слегка недоуменным взглядом. Питер сообразил, что после прошедшей ночи выглядит, быть может, несколько помятым. Он невольно поднял руку и пригладил волосы.

– У тебя такой вид, как будто ночка выдалась бурной, – подмигнув, сказал Гилпатрик. – Хорошо бы сходить в церковь и как следует исповедаться.

Несмотря на мягкий шутливый тон друга, Питер догадался по его голосу, что Гилпатрик как священник не одобряет подобного поведения.

– Просто я не мог заснуть, – объяснил он. – Ты когда-нибудь встречал рассвет на причале? Когда над устьем реки встает солнце, это очень красиво.

Он понял, что Гилпатрик ему не верит.

– Я только что видел сестру, – сказал священник.

Питер почувствовал, что бледнеет.

– Сестру? И как она? – как можно равнодушнее спросил он.

– Рад сообщить, усердно трудится в больнице.

Посмотрел ли священник как-то по-другому? Догадался ли он? Питер зевнул и покачал головой, чтобы скрыть смущение и растерянность. Что там говорит Гилпатрик?

– Они работают вместе с Уной. Знаешь Уну Макгоуэн? Ты живешь в ее доме.

– А-а… Нет. Нет. Не знаю.

Вернувшись к себе, Питер долго не мог успокоиться. Его роман с Фионнулой завертелся так быстро и неожиданно и был таким волнующим, что до сегодняшнего дня он почти не думал об опасности. Но встреча с Гилпатриком напугала его. Молодой священник догадался, что Питер провел ночь с женщиной. И люди, жившие вместе с ним в этом чужом доме, обо всем знали. Питер замечал, как они переглядываются, когда он проходит мимо. А это означало, что очень скоро о его романе будут знать все англичане в Дублине. Конечно, среди армейских его репутация только укрепится благодаря такой истории. Но это было также и опасно. Люди начнут интересоваться, кто эта девушка. И даже, возможно, постараются разузнать.

А если узнают? При этой мысли его сковал леденящий страх. Ведь Фионнула – дочь высокопоставленного церковнослужителя, близкого к самому Лоуренсу О’Тулу, главы весьма известного в этих краях клана. Да к тому же сестра священника, который участвует в переговорах с верховным королем. Это именно те люди, в дружбе которых нуждается Стронгбоу, если он хочет занять место Диармайта в Ленстере. И не важно, что девушка сама его соблазнила. Переспав с ней, он обесчестил ее семью. Питер ведь прекрасно понимал, какого поведения ждут от незамужней дочери весьма известной фамилии. Он злоупотребил дружбой Гилпатрика и гостеприимством его родителей. Они никогда его не простят. Они потребуют его головы, и Стронгбоу удовлетворит их желание, не моргнув глазом. Ему конец.

Был ли из всего этого хоть какой-то выход? Что, если покончить со свиданиями прямо сейчас, пока их связь не открылась? Вспоминая ночь, которую они только что провели вместе, он снова почувствовал ее запах, тепло ее бледного тела, ее страстные объятия, горячие поцелуи и смелые движения. Он подумал, что наверняка найдется мужчина, готовый принять смерть ради ночи с такой девушкой. Неужели ему придется отказаться от этого счастья?

Пожалуй, нет. И мысли Питера повернули в другую сторону. Даже если его поймают, исход не обязательно должен быть настолько ужасным. Что, если он будет держаться вызывающе? Заявит, что все это – просто часть военной операции. Питер был уверен, что человек вроде Стронгбоу именно так и поступил бы. И если о Фионнуле узнают и пойдет слух, что она обесчещена, то ее шансы выйти замуж за ирландского принца будут весьма невелики. Тогда ее родителям, чтобы сохранить репутацию дочери, придется согласиться, пусть и весьма неохотно, на ее брак с Питером.

Питер подумал о высоком положении ее отца: доход от церкви, огромные земли вдоль побережья, которыми он владел, большие стада. За Фионнулой дадут отличное приданое, лишь бы сохранить семейную честь. А если Питер станет мужем девушки из такой известной в Ленстере семьи, то разве Стронгбоу, сам женившийся на принцессе Ленстера, не проявит к нему интерес? И если Питер будет держаться рассудительно и прислушиваться к здравому смыслу, то все может обернуться к лучшему.

Два дня спустя он снова провел ночь с Фионнулой.

Осада Дублина продолжалась уже много недель. Вокруг города осаждающие прекрасно проводили время. В их распоряжении были стада коров, фруктовые сады, огороды, поля и все, что производилось в этих краях. Сидя в своих лагерях, они наслаждались теплым летом и ждали, когда созреет урожай.

А вот в городе обстановка была не такой приятной. Конечно, хотя водоснабжение с юга было прервано, воды хватало; была и свежая рыба из Лиффи, хотя и маловато. В городских хранилищах еще оставались запасы зерна, у многих были свои маленькие огороды, кое-кто держал свиней. Но когда прошло шесть недель, Стронгбоу отчетливо понял: даже если он посадит своих солдат на самый скудный рацион, они выстоят еще недели три, от силы четыре. А потом им придется начать убивать лошадей.

Поэтому Гилпатрик не слишком удивился, когда на шестой неделе осады его пригласили к архиепископу О’Тулу с просьбой снова принять участие в переговорах с верховным королем. На этот раз Гилпатрик стал единственным спутником такой важной персоны. Они отправились в путь в полдень, проскакали по длинному деревянному мосту на северный берег реки Лиффи, а потом повернули на запад, вдоль течения, к тому месту, где король назначил им встречу.

Архиепископ выглядел уставшим. Его суровое благородное лицо было печально, вокруг глаз залегли глубокие темные тени. Гилпатрик понимал, что это не только из-за груза ответственности, лежавшей на нем. При виде чужих мук чувствительная, возвышенная натура архиепископа испытывала почти физическую боль. Когда в прошлом году после неудачного нападения убили короля Дублина, праведный архиепископ был искренне угнетен горем. И теперь его явно переполняла тревога, ведь предложения, сделанные верховным королем военачальнику Стронгбоу, до сих пор не были приняты, и архиепископ видел впереди только новые страдания и кровопролитие.

– Он упрекает себя, – сказал Гилпатрик отцу. – Конечно, его вины в этом нет, но так уж он устроен.

В назначенном месте встречи их ждал пышный прием. Специально для переговоров был сооружен большой навес из соломы, с севера его защищала стена из ивняка, три остальные стороны были открыты. Внутри стояли покрытые холстиной скамьи с разложенными на них шерстяными подушками и столы, которые ломились от всевозможных яств. Верховный король, вместе с великими вождями, тепло и почтительно приветствовал послов и пригласил их к столу, чему, по крайней мере, Гилпатрик был рад. Однако при всей искренней доброте верховного короля от Гилпатрика не ускользнуло значение этого великолепного пира. Так верховный король демонстрировал им, что не испытывает трудностей с припасами, в то время как бледное лицо Гилпатрика сказало ему то, о чем он и так догадывался: в городе заканчивалось продовольствие.

Король О’Коннор был высоким, сильным мужчиной с широким лицом и копной длинных курчавых волос, спадавших почти до плеч. Его темные глаза лучились мягким теплом, которое, как говорили, сводило с ума многих женщин.

– Я здесь уже шесть недель, – сказал он. – Но, как вы видите, из города нас не видно, поэтому не рассказывайте, пожалуйста, где я нахожусь. Кстати, я могу каждое утро спускаться к Лиффи и купаться. – Он улыбнулся. – Если Стронгбоу так хочется, я буду рад простоять здесь и год, и два.

Гилпатрик ел с аппетитом. Даже аскетичный архиепископ позволил себе выпить пару кубков вина. К удовольствию Гилпатрика, чтобы усладить их слух, король пригласил весьма искусного арфиста и даже барда, который рассказывал им одну из древних ирландских легенд о славном воине Кухулине и о том, как он получил свое имя. И когда пришло время для серьезного разговора, их маленькая компания пребывала в весьма добродушном настроении.

– Я получил новое предложение, – начал архиепископ, – и оно вас удивит. Стронгбоу все еще хочет получить Ленстер. Но… – архиепископ немного помолчал. – Он готов получить его от вас по всем ирландским законам. Он принесет вам клятву, даст заложников. То есть, если говорить привычными для вас словами, вы станете его сюзереном. – Он внимательно посмотрел на верховного короля. – Я знаю, вы уверены, что он намерен захватить весь остров, но это не так. Он готов принять Ленстер из ваших рук и отдать вам должное со всем уважением, которого вы заслуживаете. Думаю, к этому стоит отнестись серьезно.

– И он будет править так же, как Диармайт?

– Да.

Верховный король со вздохом развел руками.

– Лоркан, но ведь проблема не в этом. – Они говорили на ирландском, и король произнес ирландское имя архиепископа. – Диармайту нельзя было доверять. Этот человек готов был пожертвовать собственным сыном, нарушая клятву. Вы утверждаете, что Стронгбоу в чем-то лучше его?

– Мне не нравится этот человек, – откровенно ответил О’Тул. – Но он человек чести.

– Если это так, Лоркан, то скажите мне вот что. Как этот человек может принести клятву верности мне как своему сюзерену, если он уже дал такую же клятву английскому королю Генриху? Разве в этом нет противоречия?

Архиепископ явно смутился. И посмотрел на Гилпатрика.

– Мне кажется, – заговорил Гилпатрик, – это можно объяснить так. Видите ли, по сути, Стронгбоу вряд ли клялся королю Генриху относительно своих ирландских владений. Поэтому вы можете быть его сюзереном в Ленстере, а Генрих – сюзереном его английских земель. – Видя недоумение на лицах своих слушателей, он пояснил: – Там каждый ярд земли имеет своего лорда, и вы можете приносить присягу разным лордам за каждый клочок их земли, который он вам выделяет. – Гилпатрик улыбнулся. – Многие из важных вельмож, вроде Стронгбоу например, приносят клятву Генриху за свои земли в Англии и королю Франции – за свои земли во Франции.

– И кому же они в таком случае преданны? – резко спросил верховный король.

– Зависит от того, где они находятся.

– Бог мой, да что же за люди эти англичане? Неудивительно, что Диармайту они так нравились.

– Такие клятвы для них не совсем личное дело, – сказал Гилпатрик. – Это скорее относится к закону. – Он поискал слова, которые могли бы верно охарактеризовать дух феодальной системы Плантагенетов. – Наверное, можно сказать, что их больше интересуют земли, чем люди.

– Да простит их Господь, – пробормотал архиепископ, обменявшись с королем О’Коннором полным ужаса взглядом.

– Вы думаете, если отдать ему Ленстер и дать возможность наградить всех его солдат и тех, кого он еще приведет, то он не будет нападать на другие ирландские провинции? – спросил король и, прежде чем его высокопреосвященство архиепископ успел ответить, продолжил: – Лоркан, сейчас он надежно заперт в Дублине. И ничего не может сделать. Вот пусть и остается там, пока не примет наше предложение насчет гаваней. В противном случае, он умрет от голода. Нам незачем с ним торговаться или принимать эти английские клятвы, которые идут вовсе не от сердца.

Эти бурные летние недели стали для Фионнулы настоящим откровением. До сих пор она даже не осознавала, какой скучной была ее жизнь.

Нет, она, разумеется, понимала, что ей скучно. Скучно с родителями, скучно с братьями, хотя они и виделись, слава Богу, нечасто, скучно в Дублине и, конечно же, в больнице. Скучно с добрягой Палмером и его женой. Даже Уна наводила на нее смертную тоску своими благими намерениями наставить ее на путь истинный. Рядом с ней Фионнула всегда чувствовала себя породистой скаковой лошадью, которую заставляют таскать маленькую надоедливую тележку.

Чего ей хотелось? Она и сама толком не знала. Просто чего-то другого: более просторного неба, более яркого света.

А что делать девушке, если ей скучно? Воровать яблоки было не так уж весело. Можно пофлиртовать с местными парнями. Фионнула знала, что это будет сердить ее родителей. Но, по правде говоря, с местными парнями ей тоже было скучно. А с больничными стариками она вообще кокетничала смеха ради. Вот об английских солдатах, которые появились здесь с недавних пор, действительно стоило подумать всерьез. Правда, почти все мужчины казались ей грубыми и неотесанными; она боялась, что ее скорее изнасилуют, чем соблазнят. Конечно, некоторые рыцари были весьма хороши собой, но они выглядели уж слишком старыми, и она их немножко побаивалась.

Но когда в их доме появился друг Гилпатрика, рыцарь из Уэльса, Фионнула подумала, что красивее молодых людей она еще не встречала. И сразу поняла, что именно он мог бы открыть ей дверь к большому приключению. Результат превзошел даже ее самые смелые фантазии.

– Валлиец! – Так она называла его вслед за отцом. – Ты мой Валлиец.

Она изучила каждый завиток его волос, каждый дюйм его гордого молодого тела. Иной раз она просто не верила, что этот красавец принадлежит ей.

Была ли она влюблена? Едва ли. Фионнула была слишком взволнована, слишком довольна собой, чтобы влюбиться. Конечно, пробуждение чувственности стало восхитительным открытием для нее, лучшим, что случалось с ней до сих пор, как она думала. Но больше всего ее захватывала сама игра, та завеса тайны, что скрывала их связь. Мысль о том, что она всех обманывает, волновала девушку каждый раз, когда она отправлялась на свидание. А когда после их бурных ночей она приходила в больницу ранним утром, ее душа готова была петь от счастья, пока Уна занималась своими серьезными делами. Предвкушая встречу со своим молодым любовником, Фионнула трепетала не только от ожидания, но и от понимания того, что делает что-то запретное и очень опасное, отчего пламя ее страсти разгоралось еще с большей силой.

Была, правда, еще одна опасность, помимо их разоблачения. Даже в Средневековье женщины уже кое-что знали о способах предохранения, но в то время средства эти были несовершенны, недостаточны и ненадежны. Фионнула понимала, чем рискует, но старалась об этом не думать. Она просто такого не допустит, говорила она себе. И свидания продолжались. Назовите их отношения любовью или просто увлечением, – по крайней мере, это было какое-то занятие.

Это случилось через три дня после безуспешной поездки ее брата к верховному королю. У входа в больницу Фионнула увидела Уну, которая почти бежала со стороны западных ворот. Приближался полдень. Ночь Фионнула провела с Питером в их тайном убежище возле причала и в больницу, как обычно, пришла рано утром. Час спустя Уна отправилась в город с каким-то поручением. И теперь она неслась так, словно ее пчела ужалила, подумала Фионнула. Но уже очень скоро ей пришлось узнать причину такой спешки.

– Я заходила в собор – помолиться за моих бедных родных… и за тебя тоже, Фионнула, и тут меня увидел твой отец. – Уна потащила подругу к углу здания, где их никто не смог бы услышать. – И он мне сказал: «Замечательно, что Фионнула проводит в больнице так много времени. Но поскольку сегодня ночью она была с тобой, я не смог ей сообщить, что она должна еще до вечера вернуться домой. У нас будут гости. Ты ей передашь?» Представь, как я там стояла, словно последняя идиотка, и лепетала: «Да, святой отец, передам». Я чуть было не сказала ему, что тебя вообще в больнице не было! – Она уставилась на Фионнулу широко открытыми глазами, в которых светился упрек. – Значит, тебя не было здесь и тебя не было там, так скажи, Бога ради, где ты была?

– Ну… где-то в другом месте. – Фионнула бросила на Уну загадочный взгляд, явно наслаждаясь моментом.

– Что ты хочешь этим сказать? Что значит – «где-то в другом месте»?

– Ну, если меня не было здесь и меня не было там…

– Хватит валять дурака, Фионнула! – гневно воскликнула Уна и пристально вгляделась в подругу. – Ты ведь не хочешь сказать… О Боже, Фионнула, ты что, была с мужчиной?!

– Вполне возможно.

– Да ты в своем уме? Бога ради, кто это?

– Я такого не говорила.

Звонкая пощечина застала ее врасплох и едва не сбила с ног. Она пошатнулась, но Уна была настороже и схватила ее за руку.

– Ты просто маленькая глупая девчонка! – закричала Уна.

– Ты завидуешь.

– Ох, как это на тебя похоже! А ты не подумала о том, что с тобой будет? Тебе плевать на честь твоей семьи и свою собственную?

Фионнула вспыхнула. Она чувствовала, как и в ней тоже закипает гнев.

– Если ты не перестанешь кричать, – ядовито заметила она, – то скоро об этом узнает весь Дублин.

– Ты должна это прекратить, Фионнула! – Уна понизила голос почти до шепота. – Немедленно! Пока еще не поздно.

– Может, так и сделаю. А может, и нет.

– Я расскажу твоему отцу. Он тебя остановит.

– А я считала тебя подругой.

– Так и есть. Именно поэтому я ему и скажу. Чтобы спасти тебя от себя самой, дурочка!

Фионнула помалкивала. Больше всего ее возмутил покровительственный тон Уны. Да как она смеет вести себя подобным образом?

– Если расскажешь ему, Уна, – начала она, медленно выговаривая каждое слово, – я тебя убью.

Это было сказано так тихо и с такой яростью, что Уна невольно побледнела.

Фионнула пристально смотрела на подругу. Что это со мной? – думала она. Неужели я это всерьез? Наверное, сама не понимала, что говорю. Или просто хотела поссориться? Во всяком случае, угрожать Уне точно не стоило.

– Мне очень жаль, Фионнула. Но мне придется.

Фионнула долго молчала. Потом опустила взгляд и вздохнула. Посмотрела в сторону западных ворот. Снова уставилась в землю и замерла ненадолго. А затем простонала:

– Ох, как же это трудно, Уна!

– Понимаю.

– Ты действительно думаешь, что я должна?

– Уверена.

– Я перестану с ним встречаться, Уна. Перестану.

– Немедленно? Ты обещаешь?

Фионнула одарила подругу ироничной улыбкой:

– Иначе ты расскажешь моему отцу. Забыла?