Я – Тайига Варко Эн

1. Пленник

На угольно-черном троне восседало само сосредоточие Тьмы: злое, разумное и невероятно могущественное. Это ощущал каждый присутствующий в этом огромном зале. Люди и нелюди почтительно застыли по обе стороны от красной дорожки, внимая своему повелителю:

– …а посему Мы, Теор Центур из рода Центуров повелеваем. Ты, Риан Севил Центур, для обуздания собственной гордыни приговариваешься к…

Далее с трона полилась какая-то абракадабра. Она была похожа на орочий мат: непонятно ни слова, но уши горят все сильнее, и хочется провалиться сквозь землю. Хотя провалиться мне хотелось не только от произносимых слов, но и от одного вида тех, кто присутствовал в зале.

Женщины выглядели скорее раздетыми, чем одетыми. Самой целомудренной частью их гардероба были сапоги-ботфорты. Струящиеся прозрачные одеяния не скрывали ни ног, ни животов, ни плеч. Из более плотной материи лишь усыпанные бриллиантами пояса и лифы. Да и то лифы здесь использовались явно не по назначению. Вместо того, чтобы стыдливо прикрывать груди, их наоборот заставляли вздыбливаться крутыми полушариями. И при этом никаких нашейных платков! Мужчины тоже вызывали оторопь. Если дамы красовались в мужской обуви, то их кавалеры кутались в длиннополые кафтаны, смахивающие на женские халаты, только при бронированных поясах с оружием. В ушах как мужчин, так и женщин, искрились бриллианты немыслимой величины.

Виновник всего этого сборища стоял перед самым троном. Его руки, ноги и шея сковали кандалы, цепи от которых, как шлейф, держали два одноглазых великана. При одном только взгляде на узника я чуть не упала в обморок: он стоял с обнаженным торсом! Но разве во сне можно потерять сознание?! Я даже глазами своими не управляла. Они, потеряв всякий стыд, жадно разглядывали незнакомца. Надо признать, выглядел мужчина величественно. Черные волосы непокорными волнами разметались по широким плечам, в ярко-желтых очах горело неукротимое пламя, крупные губы кривились в презрительной усмешке. Был ли он красив? Не знаю. Слишком надменен, слишком холоден, слишком опасен. Да-да, опасен. Несмотря на то, что обмотан с ног до головы цепями. Как сказала бы моя нянюшка, приличным девушкам от такого следует держаться подальше. Подобные типы – словно бубонная чума. Пройдется такой по улице, а ты уже залетела… Ой, в смысле, заболела. Хоть и сидишь в своей комнате, запертая на все засовы…

– Лира Савойская, я задал вопрос…

Резкий толчок верной подруги в бок заставил очнуться. Учитель укоризненно взирал на меня. Мол, от тебя-то, Лира, я такого не ожидал.

Последнее время я стала непривычно рассеянной. Этот сон мне снился уже несколько ночей, а сейчас до того дошло, что я отключилась при свете дня. С этим нужно срочно что-то делать!

А все потому, что у нас отменили занятия. Я всегда замечала – стоит только в нашей размеренной жизни чему-то одному случиться не так, как и все остальное идет наперекосяк. Вот и тут. Казалось бы, что такого? Вместо того, чтобы читать скучные лекции о деяниях святых, учитель вывел нас на задний двор посмотреть на монстра из Разлома. Его поздней ночью привез с собой Нэлиус Светозарный – канцлер Его Величества Мариона Великолепного. Девчонки шептались, что он приехал к нам не просто так, а чтобы встретить невесту наследного принца Корнэла и помочь отобрать ей фрейлин для своей свиты. Разумеется, эта новость будоражила воспитанниц института благородных девиц сильнее, чем жуткий Зверь из Преисподней. И вместо того, чтобы почтительно внимать рассказу отца Птольцуса, воспитанницы перешептывались и непрестанно метали взгляды на Южную Башню. Именно там разместили почетного гостя и его свиту.

В отличие от остальных, я пыталась слушать нашего учителя и полными слез глазами смотрела на монстра в клетке. Пленник канцлера сейчас лежал на боку, вытянув вперед изуродованные лапы с выдранными когтями. Когда-то мощные крылья были обрублены, а все тело покрывали язвы. Самая жуткая рана зияла на правом плече: с темной коркой и извилистыми трещинами, сквозь которые проглядывала огненно-красная плоть. От такого ужаса в животе образовался холодный комок, голова гудела, а зубы ныли самым противнейшим образом.

Говорил учитель по обыкновению тихо, а возбужденное жужжание однокурсниц сильно отвлекало. В результате получалась какая-то каша.

– Этот год выдался для нашего Закатного королевства особенно трудным. Три луны, как и шесть лет назад, опять соседствуют на небосклоне. В такие годы близ Разлома местность всегда неспокойна. Недели без сюрприза не проходит. То вампир обнаружится и начнет деревню за деревней высушивать, то демон-суккуб в женском монастыре объявится, то оборотни коровье стадо растерзают. А недавно этот монстр…

– …мелкопоместная дворянка выходит замуж за нашего принца! Куда катится королевство…

– …в курятник мэра Печального Удела Зверь из Преисподней забрел…

– …у ее брата отличные отношения с эльфами. А это нынче гораздо дороже, чем знатный род и многовековая верная служба государству…

– …лежбище себе устроил. Вот осененные божьей благодатью птицы и устроили переполох от такого соседства.

– …ясное дело, свободный доступ в эльфийские земли каждый мечтает получить. Лучше служить эльфийским князьям там, чем ожидать очередного нашествия нечисти из Разлома здесь…

– …Хвала Святой Троице, отец Роптон и магистр Трол в то время у мэра гостили. Они были несколько навеселе, когда услышали петушиный крик. Вооружившись святым пивом, они смело спустились в подворье…

– …а мне плевать! Чтобы я, потомственная Самирра, стала прислуживать дочери какого-то барона из Чернолесья? Да никогда!

– … тогда зачем ты все переменки во дворе околачиваешься? Канцлеру на глаза попасть мечтаешь?

– …увы, курятник спасти не удалось. Магический огонь выжег все подчистую. Вместе с элитными несушками, домом мэра и двумя другими, что к нему прилегали.

– …а наша Самирра барона Анри Чернолесского все выглядывает. Говорят, эльфийская княжна Олиндэль в брата нашей будущей принцессы по уши влюблена. Ее не останавливают его многочисленные любовные похождения. Я понимаю, он спас ее и все такое… Но так не уважать себя!

– …Увы, в неравной битве Святая Церковь потеряла своего верного сына…

– Правильно говорят – любовь зла, полюбишь и… В прошлый свой приезд перепортил всех девиц в Эридоре, а теперь собирается в наш институт заявиться. Будет сестре помогать фрейлин отбирать из нас, девочки.

– Ужас! – хором воскликнули мы.

Добрый отец Птольцус прервал бормотание, чтобы осуждающе посмотреть на нас, а потом с присущей ему кротостью продолжил:

– Так почтим память доброго отца Роптона молитвой…

При слове «молитва» все дружно прервали болтовню, рухнули на колени, сложили ладошки у груди и вознесли глаза к небу:

Благословенна рука Сеятеля, жизнь дарующая,

Благословенна коса Жнеца, жизнь забирающая,

Благословенен Великий Контролер, умело отделяющий зерна от плевел.

Пусть душа отца Роптона попадет в руки Сеятеля,

А души его врагов отправятся в Горнило Огненное!

Аминь! Аминь! Аминь!

Презрительное фырканье зверя в клетке заставило меня отвлечься. Его желтые глаза требовательно смотрели на меня. Вот от этого гипнотического взгляда я так некстати и скатилась в тот странный сон…

Вопрос отца Птольцуса вырвал меня из небытия и заставил запаниковать. Что верно, то верно, учитель красноречием не обладал, зато все его истории очень познавательны и поучительны. Вот только таких почитательниц, как я, у него раз-два и обчелся. А тут – такой конфуз! Ненавижу не оправдывать возлагаемых на меня надежд.

– Какой класс нечисти? – шепотом подсказала вопрос учителя моя верная подружка Нора.

– Простите, учитель. Меня нервирует вид этого существа…

– Богомерзкой твари, – поправил преподобный отец, но смягчился.

Я уставилась на таинственного зверя, тщательно избегая глядеть ему в глаза.

– Сия богомерзкая тварь, – послушно повторила я, – скорее всего, относится к адским порождениям низшего уровня, являя собою богопротивный плод смешения кровей льва виалорского, ящера каганатского и…

Тут взгляд остановился на необыкновенно милых розовых ушках. Вот не знаю почему, но они неожиданно растрогали меня до глубины души. Такие же аккуратные и беззащитные ушки у обезьянки нашей классной дамы Агнесс – Пиппино Шелкопузика. Кошки, собачки и прочие зверушки наводняли наш институт. Почти в каждой келье обитал маленький четвероногий баловень. Руководство института считало, что страх за своих питомцев позволяет держать воспитанниц в узде, к тому же, ухаживая за ними, девушки развивают в себе здоровый материнский инстинкт. У нас с Норой питомцев не было. Год назад нашу Таю – тростниковую кошечку с тигровым окрасом – загрызла такса моей сводной сестры. С тех пор мы никого не заводили, а всю свою любовь посвящали Пиппино. Нора обожала гладить ему животик, а меня умиляли ушки: розовые, слегка просвечивающие и плотно прижатые к головке.

Существо, обладающее такими прелестными ушками, ну никак не может быть кровожадным. Зря с ним так поступили. Ему же больно!

С трудом сдержав рыдание, я добавила:

– … и обезьянки леди Агнесс.

Последнее сравнение не на шутку разозлило чудище в клетке. Оно прекратило со снисходительным пренебрежением взирать на меня. Богопротивная сущность мгновенно вскочила, грива на голове вздыбилась, обрубки крыльев задергались, а драконий хвост начал с остервенением бить по полу. Монстр испустил жуткий рык и бросился на меня.

Все воспитанницы в испуге отшатнулись, опрокидывая друг друга и валясь на крытую камнем мостовую. Монстр тоже отпрянул, а в местах соприкосновения с серебряными прутьями кожа зашипела и обуглилась. Противно запахло паленым мясом.

– Лира Савойская, никогда… Вы слышите меня? Никогда не смейте упоминать эту достойную женщину в присутствии демонских порождений, подлежащих сожжению.

Учитель даже вспотел от возмущения. Моя сводная сестра Миона и ее подружки (такие же злоязычные стервочки) поговаривали, что у отца Птольцуса и классной Агнесс Отношения. Именно так – с большой буквы «О» и с придыханием. Глядя на пылающего негодованием учителя, я вдруг подумала – а ведь может быть. Моя тетя очень симпатичная женщина, а преподобный отец – хоть и является обладателем пивного брюшка и пухлых щек – мужчина, как говорится, в самом расцвете сил.

Впрочем, я тотчас устыдилась столь нескромных мыслей. Особенно стало стыдно, когда отец Птольцус строго воззрился на нас.

– А ну быстро встали! Негоже взрослым девицам лежать перед мужчиной. Да еще и обнажив ноги.

Я издала мысленный стон. Моя юбка задралась по самые лодыжки! Как я теперь буду смотреть преподобному отцу в глаза? В таком же смятении пребывали и остальные девушки. Мы спешно поднимались и оправляли одежду, пунцовые и нервно хихикающие.

2. Спасительница поневоле

Мне снова снился тот же тронный зал, полуобнаженный мужчина и грозный рык, рвущийся из средоточия Тьмы. Я уже могла различать отдельные звуки, хоть и не понимала ни слова: «феори ор ион севи нэриш харве маркус…» Ну и прочая белиберда. Голова от нее гудела подобно колоколу Святого Иеремии.

Я открыла глаза. Сквозь растрескавшиеся ставни на лицо падал голубоватый свет Призрачной Леди. Наверное, это она виновата в моих снах. Этим летом Леди на редкость крупная и яркая. В принципе, я могла бы просто повернуться, но тогда бы луна меня не разбудила. А у меня на эту ночь великие планы.

С этими мыслями я негромко окликнула подругу, забралась на стол, распахнула ставни и с наслаждением вдохнула пьянящие запахи летнего сада. Кругом царила тишь и благодать. Кровавую Леди и Шальную Ведьму пока скрывало наше здание – мрачный серый замок в виде буквы «П» о трех этажах и с четырьмя надстройками по углам. Мы их называли башнями из-за остроконечных крыш. Монастырский сад внизу окутывало мягкое серебристое сияние Призрачной Леди. Зато серебряные шпили монастыря Святого Иеремия, находящегося по другую сторону сада, уже гневно полыхали огненно-красным пламенем. Они предупреждали о приближении того момента, когда к своей сестре присоединятся две другие луны.

В такие ночи обычно люди предпочитали прятаться за мощными засовами и закрытыми ставнями. А вот мы с Норой свершали небольшие вылазки в сад. Мы обе тосковали по вольному детству. И этот легкий демарш против жесткой дисциплины за шесть лет здорово нас сблизил.

В первые три года пребывания в стенах Института мы с подругой любили под пение соловьев и загадочное мерцание душистого жасмина помечтать о прекрасных принцах, которые обязательно приедут за нами и увезут в свои чудесные замки, а мы нарожаем им не менее чудесных ангелочков. К последнему курсу большую часть девушек, что поступили вместе с нами, разобрали. Осталось лишь пять старожилок, пять старых дев, которым теперь светило лишь служение Святой Троице при каком-нибудь монастыре. Увы и ах – мы оказались невостребованными невестами. Пинта-хромоножка, косоглазая Сольди, Самирра Припадочная. Ну и мы с Норой. Я из-за запятнанной родословной, а моя подруга из-за отсутствия приданого.

Некоторое время нас это расстраивало, но потом мы стали рассуждать по-другому. А нам надо замужество? Мужнин деспотизм, вечная беременность, детские какашки… Фи! Институт, хвала Святой Троице, предоставлял нам возможность выбора своего будущего. Первый вариант – возвращение домой – отметался однозначно и мной, и Норой. У нее были сложные отношения с отцом, у меня с мачехой. Можно еще стать фрейлиной при какой-нибудь знатной даме. И даже попытаться выйти замуж за какого-нибудь дворянина при ее дворе. Хотя это однозначно не для меня. В роли этой самой дамы воображение сразу рисовало мою сестру – взбалмошную, обидчивую и мстительную блондинку. Представляю, кого бы она мне подсунула. Нет уж, увольте! Был еще один вариант – остаться в институте и стать помощницей классной Агнесс. Тетя меня давно уговаривала. И отец был бы рад. Но вот Нора… С подругой мне расставаться никак не хотелось. Поэтому мы решили с ней проситься в женский монастырь Святого Рохли – величайшего лекаря всех времен и народов.

Быть сестрами милосердия – очень романтично и благородно! Вытаскивать раненых с поля боя, ухаживать за мечущимися в горячечном бреду больными, утешать, выхаживать, заботиться – так мы будем нужны огромному количеству людей. Утвердившись в своем решении, мы с Норой начали усиленно изучать целебные особенности трав и собирать гербарии.

Сегодняшняя ночь как нельзя лучше подходила для пополнения нашей коллекции. Мы перекинули через окно веревку из связанных простыней и сноровисто спустились со второго этажа в сад.

Кровавая Леди показалась над крышей нашего особняка. Дымка над садом сгустилась до фиолета, а белые жасмины и розы поменяли свой цвет на розовый. Жуткое небесное светило издавна считалось покровительницей вампиров и оборотней. Из-за восточного крыла института выглянула Шальная Ведьма и заиграла на листьях и траве рыжими бликами. Говорили, если у человека есть в крови примесь нечистой силы, то она обязательно себя проявит, когда Ведьма в силе. Призрачная Дева – дарующая напрасные надежды обманщица, любимица лунатиков, влюбленных и сумасшедших – загадочно мерцала над головой. В моей груди все сильнее разливалось сладкое предвкушение…

Люди боялись ночей, когда все три сестрицы собирались на небосклоне вместе. Считалось, что в такие ночи нечисть любит выбираться на лунный свет. Глупое заблуждение! Мы с Норой не раз свершали вылазки такими ночами, но ни одной прогуливающейся нечисти в окрестностях еще не встречали. Вообще никого не встречали. Все живое пряталось, запиралось в дома, забивалось в норы, напивалось святым пивом или просто спало. Что нас с подругой более чем устраивало.

– И все-таки бесогон здесь не тот, – вернулась я к нашему давнишнему спору.

– Ерунда, – заявила Нора и повернулась ко мне спиной. – Помоги, пожалуйста.

Платье сзади у нее топорщилось. В такие ночи у моей подруги всегда вырастал хвостик. Я аккуратно распустила шов, выпуская его наружу. И он радостно завилял, приветствуя свободу. Очень милый – пушистый, черненький и блестящий.

– В трактате Святого Цельбуса говорится, что настоящий бесогон растет только на освященной земле. А если монастырский сад не освященная земля, то какая, по-твоему, освященная? – счастливо вздохнув, поинтересовалась Нора.

– Святой Акакий утверждает, что настоящий бесогон должен испускать свечение, – возразила я. – Именно это свечение и развеивает нечисть, как дым.

Нора понюхала воздух, а потом решительно нырнула в куст терновника

– Чем тебе не свечение? – презрительно фыркнула она, возвращаясь с добычей в виде пучка невзрачной травки.

С первого взгляда похожа на клевер, только листочки не тройчатые, а из четырех долек. Мелкие ворсинки действительно отливали радужкой. Тем не менее я упрямо мотнула головой.

– Он неправильно светится. В книге написано, что вокруг растения должен быть нимб, как над головами Великомучеников. А здесь его нет.

– Лира, ты как ребенок. Нельзя же верить всему, что написано!

– Я ребенок?

– Большой и безрассудный!

– Я?!

– А ты думаешь, я?

Иной раз она меня просто выводила из себя, а сегодня ее и вовсе побить хотелось. Некоторое время мы сверлили друг друга взглядами, сжав кулаки. Я первая глубоко вздохнула и взяла себя в руки.

– Значит, ты сомневаешься в истинности Святого Трактата? – кротко поинтересовалась я.

– Думаю, его не стоит понимать буквально, – Нора попыталась тоже изобразить смирение, но оно ей всегда плохо давалось. – Никто и никогда не видел цветов с ореолом. Знаешь, почему? Потому что их не существует. Понятно?

– «Никто» – это ты про себя? Знаешь, подруга, если ты не видела, это еще не значит, что так не бывает. Святой Акакий утверждал, что настоящий бесогон вырастает лишь в трехлунную ночь из праха сожженной ведьмы. И не просто ведьмы, а искренне раскаявшейся перед смертью в своих прегрешениях. А теперь скажи-ка мне, где недавно сжигали такую ведьму? – торжественно вопросила я.

– Ну и где?

– В парке при церкви Святого Акакия!

– О нет! – простонала Нора. – Только не говори, что ты хочешь лететь туда! Это же почти в центре города. Тебя увидят!

– Я очень быстро и очень осторожно, – виновато отозвалась я. – Обещаю, в нашем гербарии будет лучший бесогон на свете!

– Меня и мой устраивает, – насупилась подруга, прижимая к груди букетик.

Мне была понятна ее тревога, но ничего не могла с собой поделать. Мы обе знали, что бесогон – предлог, чтобы полетать. Обычно я соглашалась с доводами Норы и улетала выше облаков или носилась над лесами. Там меня никто не мог увидеть. Но близился тот час, когда мы навсегда покинем город. И мне хотелось напоследок увидеть Эридор в свете трех сестер.

– Если нимба не будет, я помогу тебе закончить Благочинную Пиру, – предложила я.

У нас было принято напоследок дарить своим воспитателям вышитые крестиком портреты в память о нас. Норе не повезло: ей по жребию досталось вышивать Пиру, и она (не со зла, конечно) успела уже здорово там напортачить.

Нора улыбнулась, оценив столь щедрый жест с моей стороны:

– Договорились. Но если тебя поймают…

– Не поймают, – торжественно пообещала я.

Подруга тяжело вздохнула и смирилась с неизбежностью.

О том, что у каждой из нас есть своя маленькая тайна, мы узнали в самый первый год нашей учебы в одну из таких вот трехлунных ночей. Сначала мы не выдавали друг друга из-за страха взаимного разоблачения. Никому не хотелось сгореть заживо на костре. Тем более понапрасну. Мы ведь не злобные ведьмы, а простые девушки со своими маленькими странностями. И случаются они с нами не всегда, а всего пару-тройку раз в году. Со временем общая тайна сплотила нас. Я полюбила Нору всей душой и сердцем. Мне кажется, она меня тоже.

Я не знаю, кто виноват в хвостатости Норы, но мои собственные тараканы достались мне от матери – покойной Эни Немой. Когда во время очередного Трехлунного Затмения Разлом ожил, отец лично возглавил рыцарей, чтобы не дать прорвавшимся в наш мир вампирам захватить Сумеречное Королевство. Нашествие остановили тогда с большим трудом и великими потерями, за что наш добрый король пожаловал отцу герцогский титул и отдал ему Печальный Удел в вечное пользование. Но при этом запретил покидать его. Причиной столь сомнительной милости явилась моя мать. Ее отец нашел в разгромленном стане врага. Девушка сидела на цепи в шатре предводителя вампиров. Она была сильно истощена и от испуга не могла говорить, но хвала Святым, ее не успели высушить.

Незавидная участь пленницы и ее благородный вид тронули отца настолько, что через три месяца справили свадьбу. Этот мезальянс вызвал гнев короля, вылившийся для отца в почетную ссылку. Новоиспеченного герцога это очень тяготило, поэтому через год после смерти матери он поспешил жениться повторно. В этот раз гораздо удачнее – на графине Элиоре Туанской, состоявшей в дальнем родстве с одним из эльфийских княжеских родов. От этого брака родилась Миона – на редкость противная блондинка с внешностью ангела. С прошлого года она тоже находилась в Институте, но думаю, пробудет она здесь недолго. К ней уже выстроилась очередь из самых знатных женихов пяти королевств. Миона хвасталась, что она до сих пор в институте лишь по одной причине – отец не желает прогадать с выбором мужа.

Что же касается моей мамы – о ней я всегда слышала мимоходом и лишь от дворни. Эти скудные сведения заключались в следующем. Во-первых, мама обладала дьявольской красотой, которая и свела с ума моего отца. Во-вторых, она так и не заговорила, за что получила прозвище Немая. В-третьих, жизнь ее была недолгой – умерла она, как только родила меня. В-четвертых, ее приданым стал сломанный черный меч с огромным алмазом на рукояти. Его вместе с пленницей извлекли из вампирского шатра и несколько раз пытались перековать, но безуспешно. Впоследствии меч этот отец подарил королю – страстному коллекционеру оружия, отобранного у нечисти, а алмаз отдал своей сестре, когда она приняла сан. О пятом не говорили. Но по внезапному молчанию и косым взглядам на меня нетрудно было догадаться – маму считали ведьмой. И меня подозревали в том, что я унаследовала ее богомерзкие способности.

Мне неведомо, какими такими способностями обладала моя родительница, но если я и унаследовала от нее что-то – так это браслет и легкую форму сумасшествия. Обнаружилось это, когда мне исполнилось тринадцать лет, вскоре после того, как я стала девушкой. В замке, согласно обычаю, по этому поводу объявили великий праздник. Испачканная простыня неделю трепетала как знамя, собирая всех окрестных мух. А вокруг меня копошились лекари, монахини, нотариусы и писари. Нужно было собрать кучу справок, чтобы по осени отправить меня в Институт благородных девиц.

Надо ли объяснять, что акт взросления меня тогда сильно расстроил. В детстве я любила с деревенскими ребятами купаться на озере, собирать грибы и ягоды, гонять наперегонки на лошадях или играть в Святую Инквизицию, а теперь мне предстояло на неопределенный срок быть замурованной в каменные стены.

В одну из своих последних ночей в отчем доме я увидела вещий сон. Мне приснилась высокая женщина с печальным лицом и такими же зелеными, как у меня глазами. Она стояла абсолютно голая рядом с могилой моей матери, и три луны бросали на ее кожу разноцветные блики. «Я тайига», – прошептала леди, выразительно глядя на меня. Потом она отодвинула камень на одном из столбов ограды, достала оттуда браслет и надела себе на правую руку. Тело тотчас окутала дымка, а когда она развеялась… Не видела ничего в жизни прекрасней – за спиной ее распахнулись два крыла. Они походили на лебединые, но были гораздо больше и темнее. Незнакомка вся светилась, пронизанная трехлунным светом. На меня смотрел ангел! Но самое большое потрясение я испытала, когда она взмахнула крыльями, и я вместе с ней вдруг устремилась ввысь…

Меня так впечатлила реалистичность того сна, что утром первым делом я отправилась на кладбище. И почти не удивилась, когда в том же самом месте обнаружила браслет. Будучи дочерью герцога, я неплохо разбиралась в драгоценностях, но ничего подобного никогда прежде не встречала. Черные змейки, причудливо переплетенные между собой, казались живыми. Сон не обманул и в другом. В следующую ночь я впервые опробовала браслет… Могу сказать одно – в реальности получаешь несравненно больше удовольствия от полета, чем во сне. И я поняла, что не могу больше жить без этого.

В Институте я вынуждена была прятать браслет в тайнике снаружи, так как наши кельи постоянно проверялись на предмет посторонних вещей. И летала я крайне редко. Только когда становилось совсем невмоготу. Как сегодня ночью. Нора всегда в таких случаях сильно переживала, что меня кто-нибудь увидит. Однажды даже попыталась спрятать от меня браслет, но змейки чудесным образом ожили и так ужалили ее, что моя бедная подружка целую неделю пролежала в горячке.

Как бы Нора ни боялась, но наотрез отказывалась возвращаться без меня в келью. Каждый раз дожидалась на подсобном дворике, подавала мне платье, а потом мы вместе возвращались домой, счастливые, что и в этот раз все обошлось.

Вот и теперь подруга обреченно последовала за мной в наше укромное местечко. Это была небольшая площадка в торце здания. Здесь прислуга развешивала выстиранное белье, хранила садовый инвентарь и прочие нужные в быту вещи. Сюда же под вечер перевезли клетку с несчастным богомерзким созданием, чтобы он не пугал своим видом девушек. Я ненадолго задержалась перед зверем. Он не спал, и его золотые глаза тоскливо взирали на Призрачную Деву.

– Тебя просто сожгут в честь прибытия принцессы, а потом у тебя все-все будет хорошо, – попыталась его ободрить. И себя, кстати, тоже. Ведь меня тоже может ожидать похожая участь, если не повезет.

Зверь поднял морду с изуродованных лап и презрительно фыркнул. Я поспешно отвернулась, чтобы не встречаться с золотистым взглядом, и заглянула под крыльцо. Место было очень удобным, так как в этой части здания окон не было, а с другой стороны нас скрывал густой сад. Когда-то под крыльцом пряталась дверца в винный погребок, но с недавних пор ее замуровали. Правда, раствор положили не очень качественный, поэтому пара камней легко выходила из кладки, чем я и пользовалась.

Я скинула одежду, передала ее Норе и засунула руку в тайник. Но стоило змейкам обвить запястье, как все вышло из-под контроля.

– Ой! – взвизгнула я.

Неведомая сила потащила меня вдруг к клетке.

– Ты куда, сумасшедшая? – встревожилась Нора.

– Это не я, – пропыхтела я.

Постаралась затормозить ногами – бесполезно. Пятки лишь оставляли глубокие борозды на земле. Из спины выпростались крылья, и я отчаянно замахала ими. Думала улететь, но стало лишь хуже: меня еще быстрее понесло к клетке со зверем.

Опомнившись, верная Нора бросилась на помощь. Она обхватила меня сзади, попыталась оттащить назад, но вместо этого беспомощно затрепыхалась вместе со мной. А потом меня впечатало в решетку так, что ребра затрещали. Серебро полыхнуло и раскалилось, глубоко вгрызаясь в кожу.

– М-мм, – промычала я, стараясь не заорать.

К счастью, боль длилась недолго. Одна из змеек обвила решетку. Клетка заискрила и погасла, по телу пробежала теплая волна, и неприятные ощущения исчезли. Хуже оказалось другое. Я никак не могла отлипнуть от клетки, а Нора от меня. Таинственная сила продолжала удерживать нас.

В ужасе я уставилась на монстра. А он на меня. Причем он не просто смотрел. Он разглядывал! Глупость, конечно, стесняться животного, но моя нагота стала вдруг меня смущать. И сильно. А от этого страх катастрофически быстро перерастал в панику. Особенно, когда зверь не торопясь приблизился ко мне и оскалился.

– Не трогай меня, – прошептала я. – Я молодая! Я жить хочу!

И тогда богомерзкое существо лизнуло меня в щеку, потом опустило голову и потерлось о… хм.. в смысле, потерлось… Я вскрикнула.

– Он тебя ест? – испуганно пискнула Нора.

Она никак не могла отодрать себя от моей спины и барахталась, словно муха, попавшая в мед. Все это было крайне неловко.

– Н-нет! Ай! Прекрати это немедленно!

Богомерзкая тварь принялось вылизывать мне живот и при этом урчать. Или рычать. Поди разбери эту тварь. Я принялась отчаянно извиваться в попытке вырваться.

– Теперь ест? – вопросила подруга.

Далась ей эта еда!

– Отпусти! – взвыла я. – Ну пожалуйста!

«Браслет, – вдруг возник в моей голове мужской голос. – Отдай его. Отпущу».

Лишиться крыльев? Никогда!

– Нора, – пропыхтела я. – Где твой бесогон?

Она с трудом протянула руку к моей ладони. Сжав заветный букетик, я почувствовала небольшой прилив сил.

– Изыди! – приказала я, тыкая им твари в морду.

Тот чихнул, потом выхватил букетик и брезгливо отшвырнул вглубь клетки. А потом горячий язык снова прошелся по мне. Только теперь по ноге. От бедра и выше.

– Держи! – зашипела я, дрожа как от озноба.

Я просунула монстру другую руку. Теперь уже с браслетом, но чудовище не спешило прерывать свое богомерзкое занятие.

«Произнеси ритуальную фразу».

– Какую фразу? – простонала я.

– Да что он делает? – с возрастающей тревогой вопросила Нора, пытаясь выглянуть из-за плеча.

Как же она меня достала!

«Ты знаешь», – прожег меня золотым взглядом монстр, ненадолго прерывая занятие.

А потом его горячий язык…

– Мамочки! – в ужасе выдохнула я.

Мысль о мамочке, к счастью, прояснила мозги. Я вспомнила леди с такими же, как у меня, глазами:

– Я тайига… я тайига… я тайига, – зашептала я, как молитву. – Забирай браслет, урод! Чтоб ты исчез! Улетел! Провалился сквозь землю!

Когда змейки послушно соскользнули с моей руки ему на лапу, чудовищное притяжение закончилось. Монстр на мгновение пропал из вида, а мы с Норой грохнулись на землю.

– Мой хвост! Ты сломала мне хвост, – принялась стенать подо мной подруга.

Я попыталась подняться, но тут воздух сгустился. Надо мной навис богомерзкий охальник из клетки. Только теперь вместо жутких обрубков у него были крылья. Два прекрасных темно-серых крыла!

– Мои крылья, – взвыла я. – Урод, ты украл мои крылья!

«За урода ответишь», – пообещал этот гад. И улетел.

Мне хотелось плакать. Я чувствовала себя униженной, а главное – меня лишили самого лучшего, что у меня было в жизни.

– Он тебя все же укусил? – встревоженно спросила подруга.

– Хуже, – вздохнула я. – Я больше никогда не буду летать.

– Хвала Троице, – облегченно вздохнула Нора. – Давай, Лира, одевайся. Надо уходить. Если узнают, что мы выпустили чудище…

Это привело меня в чувство. Взявшись за руки, мы бросились домой.

3. Ночные приключения продолжаются

Хоть за шесть лет мы и наловчились карабкаться по простыням, все равно определенные неудобства присутствовали. По большому счету институтская форма служила благой цели. Она помогала классным дамам воспитывать из нас девиц скромных и знающих себе место (которое, как известно, с краю), но при этом изысканно-утонченных. Так, глубокие капюшоны плащей были не оторочены атласом, а набиты песком – для того, чтобы держать головы всегда смиренно опущенными и скрывать нас от нескромных глаз. Обувь у нас не из мягкой кожи, а настоящие деревянные тиски – ведь благородная леди полна терпения, а ее ножка изящна и мала. Наши платья не с зауженной талией и пышными юбками, а просто узкие, с утягивающей сзади шнуровкой – в таких много в столовой не поешь, а главное, в них невозможно ни бегать, ни даже быстро ходить – только семенить. И если перед нашими вылазками плащи и обувь мы просто снимали, то проблему с платьями во время перемещений через окно приходилось решать по-другому.

Я оглянулась и с наслаждением вздохнула пьянящие ароматы сада. Сумрачно и тихо: ни листик не шелохнется, ни веточка не хрустнет, ни птичка не вскрикнет. Мое любимое время суток! Мир замер на перепутье. Еще несколько минут, и восток начнет светлеть; три сестрицы, побледнев, поспешат восвояси; у Норы исчезнет ее хвостик, а меня перестанут раздирать сожаления по утраченным крыльям. Жизнь войдет в привычную колею.

С такими мыслями я задрала юбку на пояс, поплевала на руки и подпрыгнула. Ступни привычно пропустили простынную веревку между собой, превращая ее в ступеньки. Несколько быстрых рывков – и я у окна. Оно узкое и небольшое, поэтому протиснуться в него дело не из легких. Но мы с Норой худенькие и ловкие. Я подтянулась, перекинула тело через подоконник, ловко спрыгнула на стол, оттуда на пол. И в очередной раз испытала глубочайшее облегчение. Конечно, приятной сегодняшнюю прогулку трудно было назвать: потеряла я значительно больше, чем приобрела. Но главное – нас с Норой никто не заметил. Я прошептала благодарственную молитву Святой Троице и взялась за кувшин с водой. После приключений меня всегда мучила адская жажда.

И только я хотела наполнить кружку…

– Ай! – очень тихо, но с глубочайшим отчаянием выдохнула Нора.

Она уже наполовину показалась в окне, но нырнуть в комнату почему-то не спешила.

– Что? – шепотом осведомилась я.

Меня охватили пренеприятнейшие предчувствия.

– Кто-то держит, – потерянно сообщила она.

А потом взвизгнула и свалилась в келью. Следом рухнуло что-то еще. Темное и большое.

Некоторое время мы с Норой рассматривали незваного гостя. Но луны уже поднялись слишком высоко, и келья погрузилась во мрак. А вот новых незваных гостей не хотелось. Я бросила взгляд на окно. Нора понятливо кивнула и бросилась закрывать ставни, а я зажгла свечу.

Незнакомец оказался довольно молодым. Во всяком случае, морщины на его лице отсутствовали. И симпатичным: высокие скулы, тонкий прямой нос, красиво очерченные губы. Глаза закрыты, но большие, с пушистыми, как у девушки, ресницами.

Мы склонились ниже, и сразу в нос ударил отвратительнейший пивной запах… При всем моем уважении к святому напитку я на дух не переношу ни его вкус, ни запах. К этому «аромату» примешивался еще один – солоноватый, с легким металлическим оттенком. Я осторожно дотронулась до темных волос. Влажных и слипшихся. Кровь. Похоже, наш незваный гость основательно приложился головой.

– Эй, ты жив? – испуганно спросила Нора.

Незнакомец ответил самым неприятным способом: выгнулся дугой, захрипел, а на его губах выступила пена.

Мозг лихорадочно заработал. Конечно, по правилам мы обязаны немедленно вызвать нашу классную даму. Вот только на вопросы, которые начнет задавать нам Агнесс, отвечать очень не хотелось.

– Неси ночной горшок, – решительно приказала я.

С трудом, но получилось сделать так, чтобы незнакомец лег на мое колено лицом вниз.

– Черт! – зашипела я.

Попытка засунуть ему пальцы в рот чуть не сделала меня калекой. Зубы у парня оказались острыми.

– Нора, подай пестик… Только заверни во что-нибудь, чтобы он зубы себе не переломал.

Принадлежность для растирания семян целебных трав оказалось очень кстати. Да и мой способ обращения с пришельцем тоже. После первого приступа рвоты парень сполз с меня.

– Дальше… я сам, – прохрипел он.

Да мы и не настаиваем! Я с облегчением отошла в сторону, тщательно протирая руки носовым платком. Но глаз с незнакомца не спускала. Как и Нора. Она держала наготове перевязочный материал, а на лице сияло предвкушение: подруга уже примеривала на себя роль будущей сестры милосердия. Мы прочитали много трактатов по оказании помощи раненым, а тут такая возможность применить знания на практике! С одной стороны, я ее понимала. И в другой ситуации, возможно, даже поспорила бы с ней за право самой обрабатывать рану. Но сейчас, глядя, как незнакомец содрогается над горшком, терзалась сомнениями.

Всем известно – святое пиво вызывает у нечисти судороги и смерть. Поэтому получается, что мы спасаем богомерзкое существо. А значит, наш поступок очень негативно воспримется Святой Троицей. Но с другой стороны, на парне серо-голубой балахон из грубого сукна. В таком ходят лишь послушники монастыря Святого Иеремия. Причаститься там святым пивом любили. И порой не знали меры. Я лично видела однажды, как в саду тошнило двух перепивших служителей церкви. Но опять же возникает вопрос – что делает послушник в институте благородных девиц? У нас не то чтобы мужчин не бывало. Бывали, конечно. Но редко и исключительно по личному разрешению епископа Иеремийского.

Незнакомец с трудом разогнулся. Опомнившись, я бросилась к своему плащу. Еще не хватало, чтобы этот типчик взялся разглядывать меня. А вот Нора замешкалась.

– Давайте я вас перевяжу. Пожалуйста!

Некоторое время он рассматривал ее, поджав губы. И от этого скептического оценивания мне стало обидно за подругу. Ну да, Нора нарушала эльфийские каноны красоты, где в почете бледность и благородная меланхоличность. Но по мне —легкая смуглость подругу только красила. И мне нравилась живость ее лица. Обычно его то и дело озаряла улыбка. Сначала она вспыхивала в огромных глазищах цвета спелой вишни, потом касалась уголков губ. А когда подруга гневалась – ее верхняя, слегка припухлая губа начинала дрожать и забавно приподнималась. Только сейчас моя подруга стояла как истукан и не сводила взгляда с парня. Выглядела она престранно: губы облизывала, румянец в пол-лица, к груди бинты судорожно прижимала.

Да он ее зачаровал! Во мне вспыхнуло раздражение. Я уже собиралась обрушить на наглеца содержимое ночного горшка, когда парень шевельнулся, а его губы раздвинулись в кривоватой ухмылке.

– Давай, – согласился он.

А потом сделал ужаснейшую вещь: сел на кровать Норы и притянул мою подружку к себе. Я от такого просто остолбенела!

– Что вы себе позво… – пискнула Нора.

– Исключительно для вашего удобства, моя милая леди, – проворковал этот невозможный типчик.

И наклонил голову. Нора в растерянности обернулась ко мне, но я не знала, что сказать. С одной стороны, такая близость к мужчине возмутительна и недопустима. С другой стороны, а как оказывать помощь, не приближаясь? К тому же у меня парень вообще лежал на коленях. И ничего – от меня не убыло.

Вздохнув, подруга взялась за дело. Наблюдая за тем, как она бинтует, я поняла великую вещь: быть сестрой милосердия очень непростая задача. В трактате Святого Магмуса все выглядело довольно просто: нужно лишь один кусок бинта положить на темечко, а другим обматывать голову так, чтобы получился чепчик с завязками. Мы с Норой неоднократно тренировались друг на друге и никаких трудностей не испытывали.

Но здесь с подругой что-то случилось: руки дрожали, а бинт то и дело норовил выскользнуть из рук. Поднимать его оказалось неудобно – парень снова впал в бессознательное состояние. Чтобы не упасть, он вынужден был все крепче сжимать Нору. Я неодобрительно покосилась на его руки: они неприлично глубоко забрались под шнуровку платья подруги и касались кожи. Попыталась вспомнить, что в таких случаях советовал делать Святой Магмус, но, как назло, ничего путного не приходило в голову.

Бинт очередной раз выпал из неловких рук. Подруга наклонилась, и голова раненого уткнулась ей в грудь. Я поняла: необходимо срочно вмешаться.

– Может, у меня лучше получится?

И мстительно прищурилась. К черту богоугодное смирение благородной дамы: пара затрещин наверняка взбодрит умирающего.