Мне лучше Фонкинос Давид
– Получил… извините… не смог перезвонить раньше… я не совсем здоров.
– Понятно. Надеюсь, вам уже легче.
– Да, спасибо. Думаю, обойдется.
– Что ж, тем лучше. Здоровье важнее всего.
– Вы совершенно правы.
– Я хотел кое-что сказать по поводу вашего увольнения.
– …
– У меня очень хорошие новости.
– О-о?
– Опустим подробности, но ваш сослуживец не станет подавать на вас в суд. И нам удалось изменить формулировку приказа – вы не будете уволены за грубое нарушение дисциплины.
– Спасибо.
– Следовательно… учитывая ваш многолетний стаж у нас на фирме, вы получите некоторую сумму, на которую сможете прожить, пока не вернетесь к работе.
– Пока не вернусь?
– Н-да, так сказать… У вас будет время оглядеться.
– Оглядеться?
– Угу… Ну что, обрадовал я вас?
– Да, очень даже… даже очень! Спасибо вам за все.
– Не стоит благодарности.
– …
– Нам будет вас не хватать, – добавил он, прежде чем повесить трубку.
Я замер с телефоном в руке. У меня все это в голове не укладывалось. Изумляло не столько то, что Одибер, как я понял, сделал все возможное, чтобы смягчить условия увольнения, сколько его радостный – да что там, – сердечный! – тон. Мне не верилось, что он мог сказать: “Нам будет вас не хватать”. Я проработал под его началом больше десяти лет, и хотя ни холодным, ни нелюбезным он не был, теплоты в нем тоже не чувствовалось. Он всегда держался со служащими на расстоянии, из бегая завязывать с кем-либо дружеские отношения. Я понимал теперь, что такова его профессиональная тактика; в жизни он совершенно другой человек. Видимо, утром, приходя на работу, он прятал свою настоящую личность в портфель. Офис – это особый мирок. Театрик со своими трюками и обманками, где каждый играет роль, положенную ему по чину. Я понял правила, когда уже вылетел из игры. Это определенно мое главное свойство: без конца отставать от действительности[23]. Моя беда в том, что я не смог постигнуть эту действительность, когда продвигался по службе, не замечая, сколько подлости клубится вокруг. Не то чтобы я не догадывался о вывихнутости этого мирка, но из-за своей неспособности натянуть личину в конечном счете не разглядел, что меня подсиживали. Никаких сожалений я не испытывал: я не пригоден к штурму карьерной лестницы. Мне не хватало дипломатичности, актерских способностей, у меня не было дара быть другим. Я постоянно чувствовал, что обречен быть самим собой и выше головы не прыгну.
Прошло еще несколько минут, прежде чем я осознал, что именно подразумевал этот разговор: по всей видимости, я получу солидную компенсацию. А также смогу претендовать на пособие по безработице. Не успела на меня свалиться новость о наследстве жены, так теперь еще и это: материальные препоны рушились одна за другой. Как минимум два-три года я смогу бездельничать. Это не входило в мои планы, но можно было не спешить срочно искать работу. Я стал думать, на что бы потратить эти деньги, но хоть бы что шевельнулось. Ни прихоти, ни желания. Отправиться в путешествие? Даже этого мне не хотелось. При мысли о том, что нужно куда-то ехать, я заранее лишался сил. Не хотелось ровным счетом ничего. В общем-то, так было всегда. Я никогда не был транжирой, не из скупости, но просто потому, что был глубоко безразличен ко всякого рода покупкам. Я и представить себе не мог, что мне когда-либо доведется жить без жены, без детей, без работы и не тревожась о хлебе насущном. Сколько раз в жизни нам выпадает возможность пожить в свое удовольствие? Со мной такого еще не случалось. Начиналась новая полоса.
Годами я жил под гнетом денег, налогов, всевозможных необходимых трат. Сколько раз просыпался среди ночи, потому что мое подсознание продолжало вести лихорадочные подсчеты. Я размышлял о ставках по своим кредитам, думал, что и куда повыгоднее вложить, вычислял, какие налоги сулят мне перестановки в правительстве, с ужасом думал об увеличении дополнительного медицинского страхования, и кстати же вспоминались счета за газ, страховка на машину, плата за обучение сына, дни рождения всех на свете и причитания Элизы: “Когда же мы наконец перекрасим ванную?” Я без конца мусолил все эти вопросы, но безотчетно, сам того не ведая, как если бы токи тревоги самовольно циркулировали по нашему телу. Только узнав, что освободился от материальных пут, я понял, кожей ощутил, в каком страхе, в какой подавленности прожил все эти годы. И вдруг наступило освобождение. Мне стало лучше. Определенно лучше. Видно, моя спина тоже несла на себе бремя денежных забот. Конечно, главная причина моего недуга крылась не в этом, но спину слегка отпустило. Захотелось зайти в первый попавшийся магазин и купить что попало. Обыкновенно я так долго взвешивал “за” и “против” при любой покупке, что в конце концов приходил к убеждению, что мне ничего не нужно. Хотя понимал, что лукавлю. Мы только и делаем, что лжем себе, стараясь соразмерить запросы и возможности. Единственный способ уберечься от горечи. И вот теперь желания внезапно пробуждались во мне, свободные, не скованные сиюминутными нуждами. Я шел и раздумывал обо всем, что смогу купить. В первом же банкомате я снял с карточки пятьдесят евро. Поднес купюру к глазам и некоторое время разглядывал. Потом вдруг повернулся и зашагал назад, туда, где меня застал звонок Одибера. Бомж сидел на прежнем месте и, вероятно, собирался просидеть здесь весь день. Я подошел и протянул ему купюру. Он одарил меня такой же улыбкой, что и давешнюю женщину. Величина подаяния, похоже, была ему безразлична. Важно было участие. Я рассказываю об этом не для того, чтобы щегольнуть великодушием или альтруизмом, хоть мы нередко кичимся добрыми делами, извлекаем из них удовольствие, замутняющее простой порыв помочь ближнему, – нет, я не пытаюсь набить себе цену, ведь на самом деле меня просто-напросто не покидала уверенность, что этот человек – я сам.
12
Интенсивность боли: 2
Настроение: я не нищий!
13
Некоторые люди никогда не меняются. Просто чудо! Эдуар – самый одинаковый из всех, кого я знаю. Время не властно над ним. Замечательное качество для друга. У него неизменно ровное настроение. Интересно, не в профессии ли тут дело. Нужна некая доля отрешенности, чтобы день-деньской не вылезать из чужих ртов. Любой дантист наверняка немножечко буддист. Итак, Эдуар встретил меня со своим дежурно-невозмутимым видом, этакий божок Привычных Будней. У меня же так и стоял перед глазами утренний натиск его жены. Мне хотелось держаться с ним еще теплей, чем обычно. Я стал расспрашивать его о жизни, но так неуклюже, что пробудил у него подозрения:
– Все хорошо? У тебя точно все хорошо?
– Ну да.
– Не нравишься ты мне сегодня…
– Это еще почему?
– Вопросы задаешь ни с того ни с сего… Хочешь знать, что у меня да как… все тебе расскажи до мелочей…
– Ну и что с того? Ведь мы же… друзья.
– А раз друзья, значит, скажи мне правду.
– Какую такую правду? – промямлил я.
– Правду о твоем состоянии. Тебе что-то сказали в больнице, да?
– Нет.
– Точно?
– Да говорю же тебе.
– Ну, ты меня успокоил. А то нагнал тоски своими расспросами. Как будто пришел попрощаться.
– …
Похоже, я перегнул палку. Но попробуйте-ка держаться запросто с другом, жена которого чуть не затащила вас в постель. А он ни сном ни духом – решил, что мне поставили мрачный диагноз. Вот вам пример человеческих отношений: если ты проявляешь заботу о ближнем, значит, что-то скрываешь. В сущности, мне было не о чем беспокоиться. Эдуар никогда не отличался особой проницательностью; мне всегда нравилась в нем эта черта. Подчас казалось, он живет на облаке. Он словно ухитрился прихватить во взрослую жизнь частичку детства. Впрочем, это у нас было общее. Несмотря на сложившуюся карьеру и круг забот, мы дружили как двое мальчишек. Нам так и не удалось в полной мере остепениться. К примеру, мы оба принадлежали к той довольно редкой категории мужчин, которые в галстуках смотрятся клоунами.
Но вернемся к существу нашей встречи. Со вчерашнего дня Эдуар жаждал поделиться со мной каким-то соображением.
– Это по поводу твоей спины, – начал он.
– …
– Вот, значит… ты уже много чего перепробовал… но упустил самое важное.
– Вот как? Что же?
– Главное в жизни мужчины – это сбросить сексуальное напряжение.
– …
– Ты как-то обмолвился вскользь, но я уловил, что у вас с Элизой в постели уже не ахти.
– Да, но… не то чтобы совсем…
– Ну а теперь вы расстались, и самое время об этих делах поразмыслить.
– То есть?
– Ты перепробовал врачей, психологов, магнетизерш и не знаю уж что еще. И все без толку. Профессионалка – вот что тебе нужно.
– Профессионалка в какой области?
– В области… секса, – зашептал он, оглядываясь по сторонам, хоть ресторан уже почти опустел.
– Ну уж нет! Вот чего мне нисколько не хочется!
– Мало ли, хочется, не хочется. Говорят же тебе, для здоровья. Тебе нужен голый секс, без тормозов, очертя голову… по-животному.
– …
– Только не говори, что никогда об этом не думаешь.
– Представь себе, не думаю. Мне было хорошо с женой. А теперь у меня и без того хлопот полон рот, чтобы еще роман завязывать.
– Никто и не говорит о романе. Делов-то на час. Заплатил, и готово.
– Сам-то пробовал?
– …
– …
– Я? Это я-то?
– Да, ты.
– Нет, что ты, я же говорил тебе, что у нас с Сильви как у молодоженов…
– Да-да, знаю, – сказал я, чтобы не развенчивать его ложь. По глазам было видно: он не сомневается, что так оно все и есть на самом деле. Вот что значит убедительная сила лжи: через какое-то время сам начинаешь верить.
На протяжении всего обеда Эдуар упорно твердил об одном и том же. В конце концов я и сам задумался. Так уж ли я преуспеваю на интимном фронте? Правда ли моя сексуальная жизнь в полном порядке? Или она превратилась во что-то рутинное, рациональное, не дающее никакой свободы, никакого воспарения? Обычно после секса я сразу засыпал. С чувством телесного комфорта, благотворной разрядки. Что еще нужно? Однако разговор с Эдуаром заронил во мне сомнения. Что, если мое недомогание действительно проистекало от какой-то подспудной неудовлетворенности. С годами желание понемногу выветривалось из нашего брака, но я не чувствовал, чтобы мне чего-то недоставало. Мне нравились женщины, я охотно смотрел на них, но не сказать, чтобы рвался кого-нибудь подцепить. Теперь же я готовился обходиться без секса до тех пор, пока снова не полюблю, и это не причиняло мне особых неудобств. И без того забот хватало. Постоянная боль в спине отгородила меня от чувственных удовольствий. Может, Эдуар говорит дело? Может, поцелуи, ласки, оргазм способны разжать железную хватку страданий? И ключ к развязке запрятан в женском теле?
Достаточно краткого экскурса в историю, и станет ясно, что сексуальная свобода была и остается панацеей от всех бед. Все просто: при каждом кризисе мы продвигаемся еще на один шажок в раскрепощении нравов. Нефтяное эмбарго сделало возможной легализацию абортов (1974). Политику жесткой экономии после девальвации подсластили первые порнофильмы (1984). И так далее – вплоть до нашего времени, пораженного глубочайшим кризисом. Что же мы делаем? Мы возвращаемся к ценностям любви. Все давай жениться. На улице совершенно незнакомые люди предлагают вам обняться – free hugs[24]. Обществу, видно, и впрямь приходится худо, если в нем так остервенело любят друг друга. Все как будто увязывалось. Я нуждался в любви, мне нужно было выплеснуть то, что я по безволию копил в себе. Да, Эдуар прав: боль в спине говорила… громко кричала об эмоциональном голоде. И все-таки я как-то не думал связываться с профессионалкой. Но мой товарищ настаивал:
– Когда так больно, нужна умелая женщина.
Оказывается, есть такой сайт, где можно все найти: и объявления, и отзывы предыдущих пациентов… то есть клиентов.
– Девочек оценивают. В чем они ого-го, в чем так себе. Насколько вообще обходительны. Честно ли отрабатывают или халтурят. И много еще чего…
– …
Его как будто и не коробило, что можно вот так оценивать человеческое существо. Заметив мое замешательство, он добавил:
– Это везде так. Учителей оценивают. И даже зубных врачей.
– Серьезно?
– Да, есть сайт, на котором пациенты оставляют отзывы. Ничего не поделаешь, теперь всюду рулит рейтинг. Если собираешься в театр, в кино или приглядываешь гостиницу, смотришь сначала, что сказали другие.
– …
– Ну так вот, это касается и проституток.
Понимал ли Эдуар, что вид у него был, мягко говоря, поднаторевший? Я притворился, будто не усматриваю в этой его осведомленности ничего подозрительного. Когда мы поели и вышли на улицу, я сказал ему, что переселяюсь в гостиницу.
– Но зачем? Оставайся у нас, сколько пожелаешь.
– Мне надо немного побыть одному. Со мной такого никогда не бывало.
– А-а… В любом случае, захочешь вернуться – милости просим. Ты знаешь, мы рядом.
– Да, я знаю.
– Сильви расстроится.
– …
– Она с таким удовольствием возилась с тобой, готовила тебе всякие вкусности… Ну, знаешь ее… она у меня чувствительная…
Я пошел куда глаза глядят, подыскивая себе гостиницу. Я был туристом в своем собственном городе. Случалось, конечно, что я мечтал послать все к черту и вырваться из житейской круговерти. У кого не бывает таких мыслей! Изменить жизнь, начать все сначала. Но у меня бы никогда не хватило духу. И вот судьба сама решила за меня. Я вдруг оказался совершенно неприкаянным. Почти не понимал, что чувствую. Я не был ни счастлив, ни несчастлив. Мое существование перешло в какую-то особую и, надо заметить, безболезненную фазу. Я боялся, что просто-напросто зачерствел, но тут было другое. Теперь я стал пассажиром на корабле своей жизни. Не стоял у штурвала, а просто находился на борту, отдавшись ходу событий. Моей спине эта непривычная летаргия была явно по вкусу. И почему я столько лет портил себе кровь из-за пустяков?
Я стоял перед какой-то гостиницей. Невзрачное заведение под вывеской “Пирамиды”. Я вошел. За стойкой, где записывают постояльцев, – никого. Поскольку звонка не имелось, я звучно прочистил горло – первое, что пришло мне в голову, чтобы обозначить свое присутствие. Откуда-то вынырнул мужчина лет пятидесяти. Смуглый, с пышными усами и носом в форме равнобедренного треугольника, он был похож на египтянина. Этим наверняка и объяснялось название гостинички.
– Прошу прощения, я занимался отчетностью.
– Что вы, ничего страшного.
– Чем могу помочь?
– Я бы хотел снять номер.
– На ночь?
– Да, а может, и на подольше.
– Что же, прекрасно, как скажете, – ответил он, как будто чуть удивившись, что здесь можно задержаться на несколько дней.
Он проводил меня в номер, который показался мне чудесным. В нем не было ничего примечательного, и он скорее был тесноват. Но окно выходило во внутренний дворик, с виду очень тихий. Такие гостиницы можно увидеть в фильмах семидесятых годов, в жизни они почти перевелись. Кровать, письменный стол, кресло: что еще нужно для счастья человеку непритязательному! Санузел был соответствующий: функциональный. Ничего лишнего. Я сказал, что меня все устраивает. Мой провожатый сообщил, во сколько подают завтрак, и вышел из комнаты, прибавив: “Хорошо вам отдохнуть”. Значит, вид у меня был здорово измочаленный. С одной только сумкой, небритый – всякий подумает: человек в бегах.
Я вытянулся на кровати. Матрас был мягковат. Я боялся за спину. Тем более что боль снова давала о себе знать: сказывался утомительный день и мои хождения. Не считая этого, я чувствовал себя, в общем, неплохо, но мне еще столько всего предстояло. Этот номер был островком в бушующем море. Я, конечно, привирал, когда говорил, что в моей жизни наступает интересная пора. Меня пугало то, что ждало впереди.
14
Интенсивность боли: 3
Настроение: туристическое
15
В конечном итоге ночь прошла более или менее гладко. За завтраком я перекинулся парой любезностей с хозяином заведения. Оказалось, он не египтянин, а грек. Он замолчал, но почему-то так и не трогался с места. Словно хотел убедиться, что я выпью свой кофе до дна. Мне не оставалось ничего другого, как изобразить на лице интерес и полюбопытствовать:
– А почему вы назвали гостиницу “Пирамиды”?
– Из честолюбия. Пока что я у подножия пирамиды.
– …
– Но скоро у меня здесь будет как в “Ритце”.
Я не совсем понял про пирамиду, но вещал он с апломбом. Меня всегда восхищали люди, которые так непоколебимо верят в свое будущее. Зазвонил телефон, и он поднялся, извинительно приложив руку к груди. Слава богу, не придется продолжать разговор. Терпеть не могу болтать по утрам, да еще и с мужчиной, к тому же усатым. Чуть погодя в зал вошла пара немецких туристов. Мы поздоровались сердечно и по-свойски, будто у нас была общая тайна. Сон под одной крышей сближает людей. Я вышел из-за стола, сожалея, что не знаю ни слова по-немецки, притом что он всегда казался мне самым красивым языком на свете. И даже самым чувственным.
Я зашел домой, вернее, туда, где раньше жил. Всегда непросто определить свои отношения с местом или с человеком, когда разрыв еще свеж. Я забрал кое-какую одежду, книги, компьютер и еще до обеда вернулся в гостиницу. Отныне я сам должен измысливать себе занятия. Мы так часто клянем свою работу, но благодаря ей можно не думать, на что потратить время. День лежал передо мной как чистый лист бумаги. Я сел за письменный стол, включил компьютер и открыл новый документ “ворд”. Начинай, с чего хочешь. Я все оплакивал свои несостоявшиеся планы написать книгу. Не заблуждался ли я, часом? Сколько лет прошло. Может, я просто выдумал эту сторону своей жизни. Может, просто кутался в плащ загубленного художника. Внушил себе, что бросил все ради насущных нужд. Но по правде-то, если человек действительно хочет писать, он пишет. Это применимо не только к творчеству. Нельзя при первых же сомнениях взять и все бросить. Да я хоть вообще приступал к нему, к этому роману из времен Второй мировой? Что-то ни строчки не застряло в памяти. Помнилась только поза юноши, вынашивающего замысел книги. Лестная игра в писателя.
И вот теперь сошлись все условия, чтобы дать волю этой неутоленной страсти. Я сидел перед компьютером, в обстановке идеальной для сочинительства (в гостиничном номере), располагал временем и деньгами… и что же? И ничего. Я не мог выдавить из себя ни единой фразы. По той простой причине, что взялся за перо от нечего делать. Пишут не потому, что жизнь оставляет вам свободное время. Когда есть что сказать, то возможность находится. У меня же не было ни настоящего призвания, ни даже стоящей мысли. Я понимал теперь, что все эти годы сам себя водил за нос. Годами говорил себе, что, если бы не жизненное бремя, я бы вовсю писал свой роман. Вранье все это. Нет никакого романа, нет и не было.
В смятении я начал бесцельно бродить по интернету. Пришлось вылезти из-за стола и растянуться на кровати, потому что заныла спина (я не мог больше сидеть на жестком стуле). Долгое время я просто убивал время. И в конце концов решил наведаться на сайт, про который говорил Эдуар. Какие угодно женщины предлагали все, что угодно. Я тотчас понял, что моя половая жизнь была насквозь традиционной – пресные прогулки по проторенной тропке. Я так мало экспериментировал. Разглядывая снимки, я заводился все больше и больше, а боль как рукой сняло. Однако обстоятельные комментарии по поводу профессионального диапазона девиц все же вызывали у меня брезгливое отторжение. О какой-то украинке – один из клиентов назвал ее “спецом автотраха” – я прочел: “Ее стиль – офис-тачка-случка”. Мне открывался новый мир. Мое внимание привлекла африканка, назвавшаяся Экзотической Кармен. Под псевдонимом шла многообещающая приписка: “95D – мечта!” Под фотографией подробно расписывались ее умения, что она делает, а что нет. Я полистал еще другие странички, но возбуждение понемногу спадало. Примелькавшись, голые красотки начинали казаться какими-то синтетическими, эротика испарялась.
За последние десять лет я пару раз захаживал на порносайты, смотрел картинки или видеоролики, но скорее случайно. Никогда особенно не увлекался порнографией. Разве что когда-то по молодости купил несколько киношек и пересматривал их до одурения. И вот тебе на – в сорок лет вдруг разохотился. Ну да ладно, где наша не пропадала: эротика так эротика, главное – облегчить боль. В общем-то, я и не прочь был испытать, каково это – с профессионалкой. В итоге я набрал номер Экзотической Кармен и, теряясь, промямлил в трубку несколько вопросов. Она освобождалась через час. Как раз чтобы мне собраться и доехать. Жила она в Шато-Руж, в XVIII округе. И все свои координаты продиктовала по телефону. Отыскав нужный дом, я спешно шмыгнул под арку. Надеялся никого не встретить, но, как нарочно, во дворе было полно народу. Казалось, все знали, куда я направляюсь. Судя по тому, как на меня косились, у меня была физиономия типичного клиента. Очутившись перед подъездом, я тотчас нажал кнопку “С”. Мне открыли без слов. Кармен еще по телефону назвала номер квартиры и этаж. Подниматься надо было на пятый, но я пошел пешком. Честно говоря, к этому времени возбуждение мое улетучилось. Мне ничуть не хотелось никакого секса.
Я постучал, робея все больше и больше. Какая-то женщина отворила мне и молча мотнула головой, чтобы я вошел. Кармен здорово отличалась от того, что я прочел о ней и о ее обходительности с гостями.
– Давай иди… – сказала она.
– …
Я пошел за ней по коридору, она указала мне на одну из комнат, чуть слышно сказала:
– Подожди там.
И оставила меня одного в обшарпанной комнатенке. Черные, а вовсе не радужные, как я надеялся, мысли закружились у меня в голове. А вдруг я попал в бандитский притон, меня убьют, обчистят, разрежут на куски. Никто не знает, что я здесь. Это было полным безумием с моей стороны. К счастью, Кармен довольно скоро вернулась. Смотрела она по-прежнему без улыбки.
– Деньги вперед.
– Хорошо… – сказал я, доставая из кармана сто пятьдесят евро.
– Давай двести, увидишь, лучше пойдет.
– Как скажете…
Прошло несколько секунд, прежде чем до меня наконец дошло, что передо мной стояла отнюдь не дива с фотографии.
– Вы не Кармен?
– Нет, я Джессика. Ее двоюродная сестра. Но, увидишь, разницы никакой.
– А-а, – протянул я, а про себя подумал: что проку во всех этих комментариях, если вам подсовывают двоюродных сестер.
Джессика закрыла за собой дверь и кивнула мне на кровать, ложись, мол.
– Ты, гляжу, непривычный.
– Нет… я в первый раз… дело в том, что у меня болит спина.
– А… ну ладно. У каждого свой бзик. Я учту.
Я ничего не понял из того, что она сказала. В свитере с горлом вид у нее был не самый рабочий. Я не шевелился, лежал смирно и смотрел в стену. Тогда она взяла мою руку и положила ее себе на левую грудь. Во мне ничего не шелохнулось. Как будто рука была сама по себе, а мозг сам по себе. Я только заметил, что свитер у нее колючий.
– У меня насморк. Ничего, если я останусь в свитере?
– Эээ… конечно… как вам удобней…
– …
– …
– Хочешь, могу тебя отхлестать. Ты наверняка любишь, когда тебе достается, по тебе видно. Не так, что ли?
– Не знаю…
В первую очередь я боялся за спину. Я не был уверен, что моей нежной пояснице понравится такое обращение. Немножко оживить любовную игру я не прочь, но не до дикости, все хорошо в меру.
– Так, раздевайся, – велела она.
Я был совсем не готов к сексу. Но раз уж пришел сюда, надо довести эксперимент до конца. А вдруг под этим свитером, под этой развязностью меня ждет билет в чувственную нирвану – страну, куда я надеялся добраться, излив по пути терзающую меня боль. Но все это было как-то механически, без души. А мне нужна была хоть капля чего-то человеческого. Я спросил:
– Не хотите сперва немного поговорить?
– А, ты из разговорчивых.
– Не знаю.
– Это подороже стоит.
– Поговорить? Это стоит дороже?
– Ну да… а ты как думал? Щас я тебе душу нараспашку выверну за просто так!
Глядя, как у меня вытянулась физиономия, она прыснула:
– Шуток, что ли, не понимаешь?
– А… это в шутку…
– Видно, давненько у тебя не было…
– Не знаю.
– Ничего-то он не знает. Ну, так что ж ты хочешь узнать?
– Не знаю. Просто хочу поговорить… просто так… ничего особенного…
– Нет, ты чокнутый, я как чувствовала…
– Вы, к примеру, откуда вы родом?..
– С востока.
– С востока Африки?
– Да нет же, из Страсбурга. Я эльзаска. Не видно, что ли?..
– Почему… видно…
– Да нет, не видно… Сама не знаю, откуда я родом… Меня удочерили… Приемный отец изнасиловал меня, когда мне было пятнадцать… и я забеременела… Тогда они спрятали меня… и заставили бросить ребенка… тут уж я решила сбежать… Просто взяла и приехала в Париж… без ничего… без родных… без денег… и даже не знаю, где моя дочь… К счастью, встретила тут одного… да он меня заставляет на панель выходить… а упираюсь, так бьет… видишь синяк?
– …
– Это вчерашний.
– …
– Ну и вот… теперь ты все знаешь.
– …
– Так давай, что ли? Раздевайся?
Стоит ли говорить, что после этого разговора я немедленно ушел. И отдал ей всю свою наличность. Уж не знаю, посмеялась она надо мной или все это приключилось с ней на самом деле. Похоже на то. Отойдя на две-три сотни шагов, я почувствовал, что мне становится легче. Вот уж не думал не гадал, но так получилось: после изрядного потрясения меня отпустило. Что выбраться из передряги, что переспать с девицей – тот же адреналин. Спина у меня больше не болела. В конечном счете Эдуар не ошибся. Я пешком вернулся к себе в гостиницу. Солнце уже клонилось к закату, когда я забился в свой номер, счастливо избежав морального разложения.
16
Интенсивность боли: 3
Настроение: уфф…
17
Наутро я проснулся весь какой-то изжеванный изнутри. Как будто спал в чемодане. Все тело ныло. Я все-таки нашел в себе силы спуститься к завтраку. Но едва устроился за своим столиком, как ко мне подошел хозяин:
– Все хорошо? Нравится вам у меня?
– Да, все замечательно.
– Побудете тут еще?
– Пожалуй, да.
– Сколько дней?
– Не знаю. Посмотрим.
– …
– …
– Могу я задать вам один вопрос?
– Вполне.
– Вы в бегах?
– Что?
– Вы совершили какое-нибудь преступление и скрываетесь здесь? Коли так, обещаю хранить молчание.
– Да нет, ничего подобного.
– Тогда простите. Извините меня. Я было подумал… словом, извините.
– …
– Хотя вы бы мне все равно не сказали.
– О чем?
– Что вы в бегах.
– Да не в бегах я. С чего вы взяли?
– Вы несколько необычный постоялец. У меня тут в основном бывают автостопщики. Или небогатые туристы. А по вам не поймешь, кто вы такой.
– …
– Кто же вы?
– Да в общем… никто… я переживаю черную полосу. Это, надеюсь, не преступление?
– Конечно же нет. Простите, бога ради, мою назойливость.
Читать бесплатно другие книги:
