Фрэнк Синатра. «Я делал все по-своему» Тараборрелли Рэнди
Семнадцатого июля 1951 года Фрэнк с Авой присутствовали на премьере «Плавучего театра», которая состоялась в «Египетском театре», в Голливуде. Кажется, Ава никогда еще не выглядела столь сногсшибательно. На ней было двухцветное (изумрудно-зеленое с черным) платье из атласа и кружев, созданное голливудским дизайнером по имени Ирэн. Блеск глаз затмевал бриллианты подаренного Фрэнком колье. Над прической потрудился известный голливудский стилист Сидни Гуларофф. По лицу Фрэнка было видно: он гордится, что рядом с ним – женщина, которую один телерепортер назвал «воплощением голливудской мечты».
– Я невероятно счастлив и горд, ведь я имею честь сопровождать на премьеру мою Аву, – заявил Фрэнк. – Я уже очень давно ее люблю. Я без ума от нее, и как же чудесно, что мы можем появляться вместе, не раня этим ничьих чувств. Никто не страдает, и никто не думает о нас дурно.
И всё-таки в голосе Фрэнка слышалось беспокойство.
Едва великолепная пара вышла из лимузина и ступила на красную ковровую дорожку, как поклонники стали скандировать: «Фрэнки – Ава! Фрэнки – Ава!», а репортеры защелкали фотоаппаратами. Сцена была безумная; впрочем, Синатра и Гарднер чувствовали одобрение толпы. На вечеринку в ресторане «Романофф» после премьеры они не остались, поскольку Фрэнк назавтра должен был рано утром приступить к съемкам фильма «Знакомьтесь – Дэнни Уилсон».
Вскоре после премьеры «Плавучего театра» и недолгого отдыха в Мексике Фрэнк объявил, что они с Авой помолвлены. Одиннадцатого августа он забронировал номер в отеле «Риверсайд-Инн» невадского города Рино. Именно там Синатре пришла мысль приобрести недвижимость в штате Невада с целью самому подать на развод, не дожидаясь милостей от Нэнси. Чтобы считаться резидентом Невады, нужно было прожить в этом штате пять недель. Синатра снял виллу.
– Приезжай на День труда, – сказал он по телефону Аве. – Повеселимся.
Ава согласилась, вместе со своей горничной-наперсницей Риной и собакой породы корги по кличке Лоскутик (Rags) прыгнула в «Кадиллак» и помчалась к Фрэнку. Примерно на полпути машина сбила оленя, внезапно выскочившего на шоссе. Ни Ава, ни Рина не пострадали, только испугались. А мотор заглох, и лобовое стекло разбилось.
– Может, дальше поедем? – предложила отчаянная Ава.
– Как – без лобового стекла? – изумилась Рина.
– А почему бы нет? – воскликнула Ава и вышла из машины.
Она подняла крышку капота и уставилась на двигатель, будто могла запустить его силой мысли. Затем вернулась за руль, попыталась завести машину.
– Черт возьми! – выругалась Ава, когда из ее манипуляций ничего не вышло. – Пожалуй, тут без доброго глотка не обойдешься.
Рина извлекла из сумочки фляжку с бренди и вручила Аве, которая действительно пару раз глотнула обжигающего напитка. Затем обе женщины вышли на пустынную дорогу и принялись голосовать. Рина держала собаку, Ава размахивала рукой с поднятым большим пальцем. Вскоре их подобрала машина. Прибыв в Карсон-Сити, женщины позвонили Хэнку Саниколе. Он заехал за ними и доставил в Рино.
Фрэнк приготовил для всей компании (включавшей, помимо Авы и Рины, также Хэнка Саниколу и его жену Паолу) дополнительное развлечение – поездку на озеро Тахо с остановкой в отеле «Кол-Нива Лодж».
Расположенный аккурат на границе между штатами Калифорния и Невада, этот отель был замечателен великолепным залом, в котором появлялись те же персонажи, что облюбовали Лас-Вегас. Главным образом – приятели Фрэнка. Также в отеле имелся шикарный ресторан, а при отеле – штук двадцать коттеджей стоимостью по пятьдесят долларов в сутки. На невадской стороне располагались казино. Весь комплекс фигурировал в рекламе как «Невадский рай». А Фрэнк имел долю в этом бизнесе – целых тридцать шесть и шесть десятых процента. То есть больше, чем остальные инвесторы – Дин Мартин, Хэнк Саникола и Пол Д’Амато по кличке Тощий (он же – харизматичный владелец клуба «500» в Атлантик-Сити).
Нэнси Синатра рассказывает:
– Папа любил «Кол-Нива Лодж» за отсутствие претенциозности и шик, домашний уют и постоянные развлечения. При найме персонала последнее слово всегда было за папой. Он выбирал людей честных, трудолюбивых, способных превратить «Кол-Нива Лодж» в идеальное место для отдыха. Он упивался удовольствиями, предоставляемыми отелем, казино, концертным залом; закатывал роскошные вечеринки и даже сдавал в аренду друзьям самолет. Например, с самолета любовалась окрестностями актриса Люсиль Болл.
– Сначала мы решили, что Фрэнк здорово придумал насчет озера, – вспоминала Ава о запланированной поездке в «Кол-Нива Лодж». – Но мы ошиблись.
Попытки суицида
Тридцать первого августа 1951 года Фрэнк, Ава, Рина, Хэнк и Паола на яхте отправились прогуляться по озеру, тихому в предвечерний час. Солнце пекло, компания прохлаждалась посредством шампанского и в итоге изрядно набралась. Как почти всегда бывало в таких случаях, Фрэнк с Авой повздорили. Яхта, оставленная без присмотра (Фрэнк из-за ссоры позабыл о своих капитанских обязанностях), напоролась на скалы. Перепуганная компания, плохо соображая из-за винных паров, попрыгала за борт и вплавь направилась к берегу. На яхте осталась одна Ава.
– Ты утонешь! Прыгай к нам! Скорей прыгай, дурочка! – звал из воды Фрэнк (яхта тем временем шла на дно).
Ава проследовала в ванную, взяла пакет с туалетной бумагой и принялась швырять рулоны в Синатру.
– Не смей мной командовать! Я сама знаю, что мне делать!
В итоге она всё же прыгнула в воду.
– Мы потом до колик смеялись, – вспоминает Рина Джордан. – Просто мы не знали, чем всё кончится.
Добравшись до берега, компания уселась в арендованный Синатрой автомобиль с откидным верхом и покатила в «Кол-Ниву», где весело отужинала в бунгало. А после ужина Ава и Фрэнк снова начали ссориться. Подвыпившая, а точнее, не просохшая Ава призналась, что таки спала с Марио Кабре. Хуже того – с ее уст слетело имя жены Фрэнка.
– Будешь со мной обращаться так же, как с Нэнси, я тебя убью, – пообещала Ава.
И набросилась на Фрэнка с обвинениями: он-де бросил жену, да еще и родных детей, такой-сякой. Фрэнк парировал: раз Ава себе подобные разговоры позволяет, значит, шлюха она, и больше никто. Слово «шлюха» он будто выплюнул.
– У приличной женщины язык бы не повернулся такое сказать, – пояснил Фрэнк.
– Так-так… Значит, ты меня шлюхой называешь? – уточнила оскорбленная Ава.
– А как же мне тебя называть – после твоих перепихов с этим хлыщом? («Хлыщом» Фрэнк давно уже окрестил Марио Кабре.) А сколько раз я тебя просил – не поминай Нэнси всуе? Сколько раз, а?
Дальше – больше. Ава не выдержала, распахнула дверь и как была, босиком, бросилась бежать.
– Погодите, мисс Гарднер! – звала Рина, устремляясь за своей хозяйкой.
Ава не останавливалась, даже напарываясь босыми ступнями на ветки и камни. Так две женщины добежали до берега. Рина еле успела ухватить Аву за талию – иначе та непременно бросилась бы в воду. Она и Рину чудом за собой не увлекла.
Измученная, обессиленная, Ава упала на колени и зарыдала. Рина принялась ее утешать. На тот момент никто толком не знал, какое именно психическое отклонение влияло на поведение Авы. Одно было очевидно: как и Фрэнк, Ава подвержена резкой смене настроений.
– Я тебе не говорила, – начала Ава, – что Фрэнк просит в долг.
– Сколько, мисс Гарднер?
– Девятнадцать тысяч долларов.
(В современном исчислении это примерно сто семьдесят пять тысяч.)
Рина поинтересовалась, может ли хозяйка ссудить такую сумму.
– Нет, не могу, – отвечала Ава. – Но попробую добыть деньги у моего агента, Чарльза Фельдмана.
По словам Авы, Фрэнку деньги нужны были для отступного, иначе Нэнси отсудит себе дом в Палм-Спрингз.
– Фрэнк обожает этот дом. Нельзя допустить, чтобы он его лишился, – твердила Ава.
Получалось, Фрэнк и Ава спорили насчет того, сумеет или нет – и каким образом – Фрэнк вернуть Аве деньги. Заметим, что в конце концов она добыла необходимую сумму.
– Пойдемте-ка лучше домой, мисс Гарднер, – сказала Рина.
– Да-да, ты права. Только домой, – живо согласилась Ава.
Правда, Рина имела в виду коттедж в «Кол-Нива Лодж», Ава же говорила о возвращении в Лос-Анджелес. Женщины проделали обратный путь по камням и древесным корням, забрали собаку Авы и на автомобиле, арендованном Синатрой, направились в Калифорнию, даже не попрощавшись. Ава гнала на скорости сто миль в час – да по хайвею, да с открытым верхом. Казалось, она летит навстречу смерти, задумав прихватить с собой и преданную горничную, и ни в чем не повинное животное.
– Сбавьте скорость, мисс! – визжала Рина. – По-жа-луй-ста!!!
Ава же только ускоряла ход автомобиля, бубня себе под нос, что «с Фрэнком покончено».
До дома Авы на Николс-Каньон-драйв они добрались к рассвету. Не прошло и пятнадцати минут как измученные женщины переступили порог, зазвонил телефон. Рина сняла трубку. На проводе был до предела встревоженный Хэнк Саникола.
– Фрэнк наелся снотворного, – сообщил он. – Врач говорит, он вряд ли выкарабкается. Скорее приезжайте.
Рина передала трубку Аве.
– Конечно, сейчас приедем, – равнодушно сказала Ава.
Поняв, что Ава тайком уехала, Фрэнк сунул в рот целую горсть снотворных таблеток и запил их спиртным. Через несколько часов его обнаружил камердинер, Джордж Джейкобс. Он же вызвал врача.
– Мистер Синатра был очень плох, – вспоминал Джейкобс. – Запоздай я самую малость – и его бы не откачали.
Помня о липовой попытке суицида, которую Фрэнк произвел в Нью-Йорке, Ава не очень-то рвалась к постели умирающего. Однако всё же села в самолет (Рина уговорила ее выбрать именно этот вид транспорта) и вернулась на озеро Тахо. Буквально через два часа Ава уже была рядом с Фрэнком. Тот лежал в постели, врач щупал ему пульс.
– Ты здесь, Ава, – простонал Фрэнк. – Я думал, ты уехала.
– Я его чуть не убила, – признавалась Ава преданной Рине. – Ему единственному в ту ночь удалось поспать. Уж будь уверена, он посчитал треклятые таблетки, прежде чем их в рот отправить. Мы с тобой всю ночь глаз не сомкнули, врач не спал, а этот красавец – вот он, лежит в теплой постельке, да и еще и позавтракать не прочь. Как я из него дух не вышибла – просто не понимаю. Надо было грохнуть Фрэнка – а я его простила, причем буквально на двадцать пятой секунде.
Через несколько недель Фрэнк отправился в Нью-Йорк, где, по обыкновению, остановился у своего друга Мэни Сакса. Вечером он пошел проветриться и, конечно, изрядно выпил. Войдя в квартиру Сакса, Фрэнк налил себе еще. Затем с сигаретой во рту проследовал в ванную за снотворным, откуда, плохо соображая, направился на кухню. Фрэнк принял сразу несколько таблеток, придавив их алкоголем, и включил газовую плиту, намереваясь чиркнуть спичкой и прикурить от горелки. Естественно, для этого ему пришлось наклониться над плитой, а наклонившись, он никак не мог не вдохнуть газа. Вдох получился глубокий. Наверное, на долю секунды Фрэнк решил, что ему только одно по-настоящему нужно – смерть. И он чуть повернул краник, чтобы газ пошел сильнее, а потом и включил остальные горелки. По кухне распространились ядовитые пары. Фрэнк придвинул к плите стул, уселся и задышал со вкусом, глубоко. Сознание покинуло его. Следующее, что он помнил, – перекошенное лицо Мэни Сакса. Вернись Мэни несколькими минутами позже – и Фрэнк не выжил бы. На сей раз о фарсе и речи не шло. Фрэнк действительно пытался покончить с собой.
– Черт тебя подери, Фрэнк! – скрипел зубами Сакс. – О чем ты только думал? Хоть бы про детей своих вспомнил!
– Прости, Мэни! – бормотал Фрэнк, постепенно приходя в сознание. – Я дурака свалял. Какого же я свалял дурака!
Ему действительно было стыдно. Он пообещал Мэни никогда больше не пытаться свести счеты с жизнью. И даже согласился на прием у психиатра, правда, скептически заметил:
– Заранее знаю, что мне врач скажет. Знаю, что конкретно со мной не в порядке. Так зачем платить за информацию, которая мне уже известна?
– В наши дни отцу светило бы принудительное лечение, – говорит Фрэнк Синатра-младший. – А тогда каждый справлялся своими силами. Наблюдаться у психиатра считалось зазорным.
Вспоминает Сэмми Дэвис:
– Мне Фрэнк об этом инциденте рассказал только через несколько лет. Мы с ним выпивали в Рино, в баре одного отеля. Был уже шестьдесят седьмой год. Тогда-то Фрэнк и разоткровенничался. «Поверить не могу, что так сглупил», – говорит. А всё из-за Авы. Фрэнка не оставляло ощущение, что любимая женщина не отвечает ему взаимностью. Он этого вынести не мог. «Я, – говорил, – по глазам ее всё вижу. Не столько любит, сколько жалеет». Ава считала Фрэнка слабым и несчастным, неустроенным, неприкаянным. Вот он и вел себя в соответствии с ее представлениями. Всё надеялся, что Ава к нему переменится. Потому что не надеяться для него было невыносимо, он же Авой просто бредил.
– В тот период у Фрэнка было достаточно проблем и потрясений, чтобы совершить самоубийство, – свидетельствует его первая жена. – Нельзя с точностью сказать, почему Фрэнк хотел свести счеты с жизнью – потому ли, что от него отвернулась его любовь [Ава], или потому, что от него отвернулась удача, благосклонная до тех пор. Мы не знаем, что довело Фрэнка до опасной черты. Пусть другие строят домыслы о причинах попыток самоубийства – а мы не будем, потому что уважаем чужие секреты. Следовательно, наверняка мы ничего не узнаем. Сейчас я могу сказать только, что Фрэнк в свое время уговаривал меня не отчаиваться, ибо отчаяние влечет за собой ужасные вещи.
Через пару недель после попытки отравления газом Фрэнк проводил время в Палм-Спрингз вместе с Авой и с Джимми Ван Хэйсеном. Подавленное настроение его не оставляло. Однажды вечером он и Ава крупно поссорились, Джимми попытался их помирить – тщетно, и все трое разошлись по разным комнатам. Фрэнк отправился в спальню. Через полчаса Ава к нему заглянула – и увидела, что Фрэнк сидит на кровати, приставив к виску пистолет. Не подумавши, Ава бросилась к нему. Завязалась потасовка, оба свалились на пол. А пистолет выстрелил.
– Он был словно живой. Так змея жалит – внезапно делает рывок, и привет! – рассказывала Ава Рине Джордан. – Пуля угодила в камин, срикошетила и сделала двухдюймовую дыру в деревянной двери.
На звук выстрела примчался Ван Хэйсен, не чая найти Фрэнка и Аву живыми. Что же он увидел? Фрэнк и Ава рыдали в объятиях друг друга!
Фрэнк определенно имел причины быть с Авой. В ней он видел единственную для себя надежду. Но теперь и Ава боялась оставить Фрэнка – вдруг он снова наложит на себя руки, и очередная попытка станет успешной?
Прожив в Неваде шесть недель, Фрэнк получил возможность подать на развод – что и сделал девятнадцатого сентября 1950 года. Адвокат Нэнси проинформировал Фрэнка: договоренность о разделе имущества, ранее существовавшая между ним и его супругой, больше недействительна, поскольку Фрэнк задолжал Нэнси около пятидесяти тысяч долларов. Фрэнк владел офисным зданием в Беверли-Хиллз; Нэнси хотела получить недостающую сумму за счет этой собственности. Впрочем, ей это не удалось. Вообще она старалась избегать мстительных настроений, просто хотела обеспечить будущее себе и детям. Поэтому Нэнси сказала своим адвокатам: поступайте, как считаете нужным, я о ваших действиях знать не желаю. Родные надеялись, что Нэнси еще встретит хорошего человека, способного оценить ее многочисленные достоинства. Ведь ей всего-то тридцать три, и она по-прежнему хорошенькая! Глупости, отнекивалась Нэнси; куда уж мне начинать сначала? Да и кому нужна женщина с тремя детьми? Вдобавок она всё еще, несмотря ни на что, любила Фрэнка.
Сам Фрэнк утомился от юридических дел и попросил своих адвокатов дать Нэнси всё, что она пожелает. Больше он не мог выдерживать битву с женой. Для него главным было другое – он получит долгожданную свободу, развяжется с надоевшим браком. И сможет жениться на Аве. Фрэнк официально пообещал выплатить Нэнси всё, что задолжал, и даже сверх того – лишь бы она дала ему развод. И Нэнси согласилась.
Фрэнк и Ава женятся
Брак между Фрэнком и Авой был заключен седьмого ноября 1951 года в доме Лестера Сакса, родного брата Мэни Сакса, который жил в фешенебельном районе Филадельфии под названием Уэст-Маунт-Эйри. Правда, накануне свадьбы Ава получила странное письмо. Некая женщина признавалась, что занимается проституцией – и имела связь с Фрэнком. Письмо было написано от руки и пестрело подробностями, которые Ава сочла убедительными. По заверениям корреспондентки, роман продолжался не один месяц – притом у Авы под носом! Проститутка называла Аву дурой за то, что она связывает жизнь с таким прохиндеем, как Синатра.
– Я чуть не пошла на попятную, – признавалась Ава позднее. – Думала: какая может быть свадьба после подобных улик? Не будет никакой свадьбы!
Об этом Ава и заявила, вышвырнув в окно гостиничного номера подаренное Фрэнком кольцо (платиновое, с изумрудом в шесть карат и грушевидными бриллиантами). Кольцо так и не нашли.
Фрэнк клялся, что письмо – клевета от первого до последнего слова. Удивлялся, как после всех препятствий, которые они с Авой вместе преодолели, Ава может верить какой-то грязной бумажке. Сестра Авы, Бэппи, целый вечер убила на уговоры: дескать, не стоит обращать внимания на всякие пакостные письма. В конце концов, Ава сдалась.
– К тому времени, – вспоминает Рина Джордан, – у меня было ощущение, что их брак обречен. Эти двое еще и к алтарю не приблизились, а я уже думала: добра не выйдет.
Накануне свадьбы на Среднем Западе США разразился мощный снегопад. К среде, то есть к седьмому ноября, циклон добрался и до Филадельфии – правда, в виде холодного дождя. По всему Восточному побережью появились предупреждения для мелких судов не выходить в море.
Вспоминает Эдриенн Эллис, дочь Лестера Сакса, которой в 1951 году было шестнадцать лет.
– Весь наш дом просто сверкал – столовое серебро, бокалы и прочее. Мы все комнаты украсили цветами, но моей матери этого показалось мало, и она отправила меня в цветочный магазин. Я вхожу, рта еще раскрыть не успела, а флорист говорит: знаю, знаю, в вашем доме будет свадьба Синатры.
Вскоре возле дома Сакса под проливным дождем уже зябли толпы журналистов. Фрэнк с Авой прибыли из Нью-Йорка в «Кадиллаке» с шофером. Увидев толпу с фотоаппаратами, Фрэнк закричал:
– И как только вы, проныры проклятые, разнюхали, что я здесь буду? Немедленно расходитесь, мне этот цирк не нужен. Каждого в нокаут отправлю, кто в дом пролезть попытается.
По свидетельству Эдриенн Эллис, Ава перед самой церемонией еще голову мыла. Никакой укладки – вышла из ванной, полотенцем посушила волосы – и порядок.
– Мама была в шоке, – со смехом вспоминает Эдриенн.
Выглядела Ава умопомрачительно. Для своей третьей по счету свадьбы она выбрала платье, созданное Говардом Гриром, который учился в Париже и одевал таких звезд, как Айрин Данн, Джоан Кроуфорд, Джинджер Роджерс, Рита Хейворт и Кэтрин Хэпберн. Этот кутюрье умел раскрыть женскую сексуальность и в случае с Авой не ударил в грязь лицом. Вот как была одета Ава: топ из розовой тафты без бретелей, юбка до середины колена из сиреневато-розового маркизета; талия завышена, плечи скромно прикрыты таким же маркизетовым болеро с отделкой из розовой тафты. Двойная нитка жемчуга плотно охватывает шею, серьги-подвески из жемчуга и бриллиантов.
Все взгляды были устремлены на ослепительную Аву. Отвести от нее глаз не мог и жених, одетый в темно-синий костюм с тонким светло-серым галстуком и белоснежной шелковой сорочкой. Поправляя белую бутоньерку, Фрэнк ждал начала церемонии рядом с Джозефом Слоуном, судьей Суда общей юрисдикции из района Джермантаун. Приблизившись к судье, Ава передала свой букет из орхидей главной подружке невесты, Джун Хаттон.
Церемония началась в пять часов вечера и закончилась очень быстро. Среди гостей были родители Фрэнка, Бэппи, мистер и миссис Айзек Леви, Хэнк Саникола, Бен Бартон, Эксел Стордал с супругой, аранжировщик Дик Джонс и, конечно, Мэни Сакс, на тот момент – президент «Эр-си-эй», Американской радиовещательной корпорации. Ава, в туфлях на «шпильках», ростом сравнялась с Синатрой. Жених и невеста смотрели только друг другу в глаза, клятвы повторяли автоматически, как во сне, обменялись платиновыми кольцами (без драгоценных камней и прочих излишеств). Они были настолько поглощены друг другом, что не отреагировали, когда судья сказал «Объявляю вас мужем и женой».
– Можете поцеловать невесту, мистер Синатра, – произнес Джозеф Слоун.
Фрэнк не шевельнулся.
– Мистер Синатра, поцелуйте невесту, – повторил судья. Тронул Фрэнка за плечо, указал на Аву. – Теперь вы можете поцеловать ее.
Смущенный Фрэнк обнял Аву и нежно привлек к себе, на миг коснувшись губами ее губ.
– Я тебя люблю, – прошептал он.
– Конечно, любишь, – чуть усмехнулась Ава.
Вечеринка продолжалась до девяти часов. Долли и Марти с радостью приняли Аву в семью. Марти понял, что именно эта женщина нужна Фрэнку, и решил проявлять к новой невестке максимум дружелюбия. Что касается Долли, теперь она имела твердое намерение выражать поддержку сыну не только наедине, но и публично. Уж наверное, Нэнси немало разозлилась, прочитав в газете заявление бывшей свекрови: «Еще недавно всякие ханжи заваливали меня анонимными письмами на тему: вам не стыдно, миссис Синатра, что ваш сын развелся с женой и бросил троих детей ради женитьбы на этой актрисе? Так вот, я рада сообщить им всем, что Фрэнк любит своих детей не меньше, чем всякий другой отец, и что я, его мать, горжусь его браком с такой чудесной девочкой, как Ава».
После вечеринки Мэни Сакс, внешне похожий на Фрэнка, должен был отвести журналистов от дома. Мэни и одна из приглашенных женщин надвинули шляпы и разыграли на веранде сцену трогательного прощания и отъезда «молодых» в лимузине. Тут было всё как положено – объятия, слезы, рисовые зерна. Лимузин тронулся, и журналисты, попрыгав в свои машины, устремились за ним. После чего Фрэнк и Ава смогли уехать без шума. Они направились в аэропорт Уингз-Филд, где их ждал личный самолет. Правда, в спешке Ава ухватила чемодан, в котором только и находилось, что костюм, в котором она приехала в дом Лестера Сакса, да свадебное платье.
– Моим родителям пришлось под проливным дождем везти Аве чемодан с нужными вещами, – вспоминает Стив Сакс, которому в пятьдесят первом году было одиннадцать лет.
Часть пятая
Нисходящая спираль
Ему осталась только мечта
В 1952 году невезение Фрэнка продолжило набирать обороты. Восьмого февраля вышел в прокат фильм «Знакомьтесь – Дэнни Уилсон». Отзывы были весьма прохладные. Двадцать шестого марта Фрэнк вернулся в театр «Парамаунт», чтобы выступать вместе с Фрэнком Фонтейном, Бадди Ричем и Джун Хаттон – но приличных кассовых сборов не получилось. А на шоу Фрэнка в чикагском клубе «Шез Пари» собралось лишь сто пятьдесят человек, хотя зал вмещал тысячу двести. В июне контракт с Фрэнком разорвала студия звукозаписи «Коламбия Рекордз», а потом от него отказался и личный агент из Американской музыкальной корпорации. Отрицательно на самооценку Фрэнка влияло и то обстоятельство, что карьера Авы как раз шла в гору. Ава начала съемки в фильме «Снега Килиманджаро» на студии «ХХ век», а «Эм-джи-эм» готовилась заключить с ней десятилетний контракт на двенадцать фильмов с гонораром по сто тысяч долларов за фильм.
Всё указывало на то, что эпоха Фрэнка Синатры подходит к концу. Однако сам Фрэнк твердо знал: ему просто нужен перерыв. К сожалению, обстоятельства не допускали даже мыслей о перерыве; спасение Фрэнка зависело только от него самого.
– У меня вся жизнь – точно американские горки, – рассказывал впоследствии Фрэнк. – В тридцать восемь обо мне говорили в прошедшем времени. Я сидел на телефоне, тщетно ждал звонков. Все друзья куда-то подевались, едва я перестал петь. А знаете, до чего трудно занять денег, когда на тебе поставлен крест? Мне осталась только мечта. Мечта о том, как бы закончить весь этот кошмар. Что это была за мечта! Она возникла после прочтения потрясающей книги Джеймса Джонса. Он не просто книгу написал – он нарисовал портреты людей, которых я знал как облупленных, понимал, чувствовал. Я сам себя видел в этой книге – не менее отчетливо, чем в зеркале во время ежедневного бритья. Маджио – это я и есть. Не важно, кто так сказал, я готов хоть сто раз подтвердить, и деньги тут ни при чем. Я вполне мог повторить судьбу Маджио.
Синатра имел в виду Анджело Маджио, персонажа первого романа Джеймса Джонса «Отныне и вовек», опубликованного в 1951-м и ставшего бестселлером. Читатели встретили книгу с восторгом, а критики сочли революционной из-за разоблачения порядков в армии США.
Герои романа – американские военнослужащие. Автор показывает армию в весьма неприглядном свете, притом делает это в то время, когда американцы не ставили под вопрос порядочность правительства. Скажем больше: в сороковых и пятидесятых годах невозможно было снять военный фильм без поддержки Пентагона. Военное снаряжение стоило слишком дорого, чтобы изготовлять его специально для съемок, добыть же настоящее реально было лишь при содействии правительства.
Две студии брались за съемки, пока права на экранизацию не купил от имени «Коламбия Студиоз» Гарри Кон. Это случилось в 1951 году. Сценарист Дэниэл Тарадаш умудрился сжать роман до текста в сто шестьдесят одну страницу, не исказив сюжетных линий. Продюсер Бадди Адлер, сам лейтенант-полковник войск связи в отставке и муж кинозвезды Аниты Луиз, взялся адаптировать сценарий так, чтобы у ВВС США не было претензий. Смягчив или вовсе убрав отдельные жестокие сцены, Адлер добился официальной поддержки.
Узнав, что «Коламбия» готовится снять фильм «Отныне и вовеки веков», Синатра задался целью получить роль Маджио, уроженца Бруклина итальянского происхождения. Эта актерская работа позволила бы ему завязать с амплуа звезды мюзиклов и вообще стала бы прорывом в карьере.
– Мне бы только роль получить, а уж я с ней справлюсь, – сказал Фрэнк жене. – Я ведь вырос в окружении доброй сотни таких вот Маджио. Я сам – Маджио.
На главную мужскую роль – Роберта Ли Прюитта – уже был выбран Монтгомери Клифт. Джоан Кроуфорд взяли бы на роль Карен Холмс, жены офицера, если бы не ее настоятельное требование – работать с собственными костюмерами. В итоге роль досталась Деборе Керр, которой пришлось брать уроки, чтобы избавиться от британского акцента. Роль офицера Уордена, безукоризненно несущего службу и параллельно имеющего любовную связь с героиней Деборы Керр, исполнял Берт Ланкастер, а подругу Прюитта, Альму, играла Донна Рид. Также в фильме снимались Эрнест Боргнайн (Джадсон Толстяк, убивший Маджио). К слову, Боргнайн был столь ярым поклонником Синатры, что дал своей дочери имя Нэнси, а Фрэнка называл своим кумиром. Не было актера лишь на роль самого Маджио.
Ава взялась повлиять на Гарри Кона, чтобы тот отдал роль Фрэнку. Правда, Фрэнк был против ее вмешательства.
– Уж если я роль Маджио заполучу, то только благодаря своим силам и своему таланту, – так он сказал Аве.
А сам задействовал всех, кого только мог, для убеждения Гарри Кона. Фрэнк даже слал Кону и режиссеру, Фреду Циннеману (известному по фильмам «Ровно в полдень» и «Участница свадьбы»), телеграммы с подписью «Маджио».
Аве казалось, что заветная роль снизит напряженность в отношениях с мужем, поэтому, несмотря на запрет Фрэнка, продолжала за него хлопотать. Она заручилась поддержкой Джоан, жены Гарри Кона.
– Пусть хотя бы пробу устроит, – просила Ава. – Пожалуйста, Джоан, посодействуй. Фрэнку позарез нужна эта роль.
Ава не знала, что Фрэнк успел пообщаться с Коном во время ланча, и Кон без обиняков заявил – Фрэнк ему не нужен, даже за предложенный самим Фрэнком скромный гонорар в одну тысячу долларов еженедельно. Вот до каких сумм дошел Синатра, а ведь раньше, бывало, ему платили по сто пятьдесят тысяч за фильм.
– Ты рехнулся, – заявил Фрэнку Гарри Кон. По его мнению, Фрэнк был певцом, но никак не актером. И сыграть в приличном фильме по определению не мог.
Ава тем временем не дремала. Пол Клеменс, ее приятель, как раз гостил у четы Кон. Однажды он пригласил Аву на ужин с Конами, и Ава, конечно, воспользовалась случаем. Вспоминает Эрл Уилсон:
– Вы ведь понимаете, Гарри, кто лучше всех подходит на роль Маджио, – приступила Ава к Кону. – Разумеется, этот сукин сын – мой муженек. Вот послушайте, что я вам скажу. Если Фрэнк не получит роль Маджио, он руки на себя наложит. Как пить дать наложит.
Ава отнюдь не преувеличивала.
В конце концов, Гарри Кон и Фред Циннеман сдались. Кон сам позвонил Синатре и позвал на пробы, попросив «ослабить давление и перестать науськивать Аву».
От экземпляра сценария, предложенного Бадди Адлером, Фрэнк отказался. Он давно выучил заветную роль наизусть, ведь он столько раз перечитывал ее! Эту кинопробу он намеревался пройти во что бы то ни стало. Маджио был списан с него, и кому же, как не Фрэнку, его и играть!
«Могамбо»
Поистине роль Маджио была последней надеждой Фрэнка на новый карьерный виток; потому они с Авой и хлопотали столь активно. Семнадцатого сентября 1952 года Фрэнк записал свою последнюю композицию для «Коламбия Рекодз» – «Меня уже не изменить» (Why Try to Change Me Now?). Автором музыки был Сай Коулмен, аранжировщиком выступил Перси Фейт. В очередной раз Синатра обнажил душу. Вот что пишут Эд О’Брайен и Роберт Уилсон в книге «Синатра: 101 хит плюс предыстории»:
«Неискушенный, наивный мальчик с микрофоном, по которому с ума сходили в предыдущем десятилетии, был да сплыл. Его место занял взрослый мужчина. Опаленный любовью, он умел передать посредством голоса весь мрак, весь цинизм, всю пронзительную печаль – каковой печали суждено было еще долгие годы характеризовать его творчество».
Подобно песне «Какой же я дурак, что жажду быть с тобой», эта новая песня – истинная жемчужина – осталась почти не замеченной поклонниками Синатры и была по достоинству оценена лишь спустя длительное время. Вторично Фрэнк записал ее в марте 1959 года для студии «Кэпитол».
Тем временем Фрэнк и Ава, или «Сражающиеся Синатры», как супругов всё чаще называли в прессе, продолжали свои непростые отношения. К пятьдесят второму году ссоры между ними стали притчей во языцех. Седьмого ноября 1952 года Фрэнк с Авой отправились в Африку, где Аве предстояло сняться в фильме «Могамбо» – ремейке фильма «Красная пыль» (Red Dust). Главную мужскую роль снова исполнял Кларк Гейбл, а место его партнерши 1932 года, Джин Харлоу, заняла Ава Гарднер. Вторая женская роль досталась Грейс Келли.
Фрэнку не хотелось отпускать жену в Африку. Он всё еще ждал решения насчет роли в «Отныне и во веки веков» и, чтобы ожидание не было столь томительным, решил сопровождать Аву.
– Мой муж едет со мной, – сообщила Ава репортерам. – Посетит между делом пару-тройку театров в Найроби.
Первую годовщину свадьбы Фрэнк с Авой отпраздновали прямо в самолете. В Найроби Фрэнк проводил время за чтением. Ава была занята съемками.
– Фрэнк был у нее на подхвате, – вспоминает Джозеф Годфри, помощник Элен Роуз, художника по костюмам. – Сердце кровью обливалось на него глядеть. Потому что такие капризули, как Ава, не каждый день попадаются.
В частности, Ава требовала для прохлаждения своей особы целых пять видов шербета – черносмородиновый, малиновый, лаймовый, вишневый и апельсиновый. По ее мнению, она заслуживала это лакомство, ведь съемки проходили в тяжелых условиях. Причем шербет следовало подавать на белом блюде в особых бокальчиках и желательно с лесной земляникой.
– Впрочем, Фрэнк, если земляники не достанешь, я и так обойдусь. – Вот Авины слова.
– Ты, наверное, не понимаешь, что в этих треклятых джунглях невозможно достать сам шербет, – заметил Фрэнк.
– Понимаю, – устало кивнула Ава. – Ну так позвони в Лондон, пускай пришлют. И закажи заодно печенюшек на сливочном масле – я их обожаю.
– Хорошо, закажу, – покорно пообещал Фрэнк.
Жара стояла немыслимая, дневные температуры доходили до пятидесяти пяти градусов по Цельсию. Ава прескверно себя чувствовала. И немудрено – кому понравится спать в палатке, где зудят и кусаются москиты, а муравьи ползают прямо по ногам? Вдобавок Аву постоянно тошнило. В довершение всех бед, рядом с Кларком Гейблом она еще острее, чем обычно, ощущала собственную профнепригодность. Ава мечтала только об одном – скорей бы закончились съемки.
Беременности Авы
В Африке Ава поняла, что беременна.
Еще в ноябре 1951 года, в интервью Мари Торр, журналистке «Нью-Йорк уорлд телегрэм энд сан», Ава призналась – ей хочется иметь детей.
– Мне нравятся большие семьи. В юности я мечтала о четверых сыновьях. Сейчас мне двадцать восемь – с четырьмя я вряд ли управлюсь. Придется довольствоваться двумя, в лучшем случае – тремя детьми».
Теперь, будучи законной женой Фрэнка Синатры, Ава думала иначе.
При известии о ребенке Фрэнк возликовал. Ава никаких восторгов не чувствовала. Фрэнк считал, ей следует бросить съемки, ведь африканский климат наверняка вреден женщине в положении. Ава оставалась глуха к его уговорам. В автобиографии она писала: «Я была уверена, что в первые годы жизни малыша мать должна полностью посвятить себя ему. А если ребенок нежеланный – что дети странным образом чувствуют еще в материнской утробе, – он с момента рождения уже ущербный». Вдобавок контракт с «Эм-джи-эм» гласил: никаких беременностей, иначе не будет и гонорара. Деньги в семье зарабатывала именно Ава; что они с Фрэнком станут делать, если она лишится доходов?
Фрэнк и слышать не хотел об аборте. Ему хватило того, давнего случая с Нэнси. Авиному поверенному, также находившемуся на съемках, Фрэнк сказал:
– Нельзя допустить еще один аборт. Не пойму, чем я плох этим женщинам? Почему они считают, будто вправе решать такое без меня?
– У вас уже есть две дочери и сын, – напомнил поверенный.
– Это исключительно по милости Нэнси, – парировал Фрэнк. – Не будь я полным идиотом, детей было бы четверо. Но Аве я аборт делать не позволю. Я должен ее отговорить.
Бдительность Фрэнка усыпило то обстоятельство, что Ава очень хорошо относилась к его дочерям. Раз так, думал он, значит, она хочет и собственного ребенка.
Нэнси-старшая нередко отправляла Нэнси-младшую и Тину к Авиной сестре, Бэппи, чтобы девочки могли пообщаться с отцом и мачехой. Такие действия диктовались практичностью первой жены Фрэнка. Если Фрэнку суждено быть с Авой, рассуждала Нэнси, ей самой нужно смириться с тем, что Ава является мачехой ее детей. (Сына к Аве не водили, поскольку он не проявлял интереса ни к ней, ни даже к отцу.) Ава была внимательна к обеим дочерям Фрэнка. Именно она подарила Нэнси первую помаду и показала, как ею пользоваться. А Тину Ава учила шить. Они любили все вместе смотреть телевизор, ходили на далекие прогулки и устраивали особые, «девочковые» ланчи. Ужинали в такие дни всегда с Фрэнком.
Тина полюбила Аву буквально с первой встречи.
– Впечатление было колоссальное, раз и навсегда, – рассказывает Тина. – Ава потрясла меня до глубины души, все чувства взбудоражила. Нежная и простая, она, увидев меня, опустилась на колени, чтобы наши лица были на одном уровне. Никогда не забуду.
Нэнси в отличие от младшей сестры понадобилось время, чтобы полюбить Аву.
– Помню, я играла в маминой гардеробной. Ну, как все девочки играют – примеряла наряды, которые были мне не по росту и не по возрасту. Забралась на стул, чтобы достать обувную коробку, и случайно свалила целую кипу журналов. Мама их почему-то держала в недоступном месте. Там были «Модерн скрин», «Фотоплей» и другие журналы, посвященные кино. Я стала листать и обнаружила много фотографий папы с очень красивой леди по имени Ава Гарднер. Еще папа был снят с мамой и с нами – мной, Фрэнки и маленькой Тиной. Как и мама, я очень переживала из-за папы – ведь он и меня бросил. А потом, конечно, мне пришлось познакомиться с той, другой женщиной. И мое сердце растаяло при одном только взгляде на нее. Я была совсем ребенком, не знала, какую силу имеет красота. Никогда не сталкивалась с красотой, от которой дух захватывает. Ава оказалась самым восхитительным созданием. Я смотрела на нее, как зачарованная, глаз не могла отвести. Тогда-то я начала понимать, почему папа от нас ушел. А ведь я еще даже не вступила в подростковый возраст.
Нет ничего удивительного в таком понимании. В конце концов, между Нэнси и ее отцом всегда существовала особая связь. По утверждениям Нэнси, она с малых лет интуитивно угадывала, что именно на сердце у отца. А его чувства к Аве она даже отчасти разделяла – хотя и знала, сколько страданий вынесла из-за них мать.
Словом, вскоре обе дочери Фрэнка только и хотели, что ходить босиком и благоухать, как Ава – девочек завораживал Авин парфюм с нотками гардении. К чести Нэнси-старшей, надо сказать, что она не ругала за это дочерей. А для Фрэнка посыл был яснее ясного: Ава не просто хочет жить одной жизнью с его девочками – она сама будет прекрасной матерью для их будущих детей. Поэтому заявление Авы о намерении сделать аборт стало для Синатры таким ударом.
Фрэнк еще кое-чего не знал, а именно: это не первая беременность Авы. Впервые она забеременела от Фрэнка еще в Лос-Анджелесе, но ему ничего не сказала.
– Мы с ней поехали в больницу Святого Иоанна, – вспоминает Рина Джордан. – Там всё было сделано быстро и качественно. Короче, выскоблили Аву. А тут кругом африканский буш. Вот проблема так проблема.
Итак, Ава рожать категорически не желала. Наверное, и тот факт, что Фрэнк оставил троих детей от Нэнси, не вдохновлял Аву на материнство. Они с Фрэнком бурно обсуждали аборт, однако к консенсусу прийти не успели – Фрэнк получил телеграмму от своего нового агента, Берта Алленберга из агентства Уильяма Морриса. Оказывается, Гарри Кол согласился попробовать его на роль Маджио. Фрэнк должен был первым же рейсом вылетать в Штаты. Он надеялся вскоре вернуться и всё обсудить с Авой. Пока же ему пришлось просить у Авы денег на авиабилет, а какому мужу это приятно? Ава денег, конечно, дала.
– Теперь, когда Фрэнк улетел, Ава могла всё хорошенько обдумать. Ее решение было однозначно – они с Фрэнком не должны впутывать в свои отношения еще и невинное дитя, – вспоминает Люси Уэллман.
– Понимаешь, мы так часто ссоримся, и ссоры такие ужасные! – говорила Ава, названивая своей подруге Люси из Африки. – Просто нечестно рожать в таком браке.
Люси предупреждала: сделать аборт втайне от Фрэнка, поставить его перед фактом – далеко не лучший вариант. Аве, говорила Люси, следует дождаться Фрэнка и вместе с ним принять окончательное решение – как-никак они муж и жена. Фрэнк на аборт не согласится, возражала Ава. У нее, мол, нет выбора – нужно решать самой.
– Я должна быть сильной за двоих, – твердила она.
– Фрэнк ужасно рассердится, – напомнила Люси.
Ава не спорила.
– Конечно, рассердится. Наверное, он меня убьет за такое дело. Может, это и к лучшему.
– А сама-то ты как себя чувствуешь? – спрашивала Люси. – Я за тебя беспокоюсь.
Ава сказала, что больше думать не может о перспективе аборта. Еще секунда таких мыслей – и она сдастся, оставит ребенка.
– Я должна просто лечь в больницу и сделать это. Потом думать буду, когда всё закончится. Когда ничего уже нельзя будет исправить.
Режиссер, Джон Форд, тщетно пытался отговорить Аву от прерывания беременности.
– Ава, не забывай, что ты замужем за католиком. Фрэнк очень расстроится. Насчет контракта не волнуйся – я тебя прикрою. Изменю расписание съемок. Сцены с твоим участием мы отснимем прежде, чем животик появится. Никто ничего не заметит и не узнает. Одумайся, Ава! Речь идет о человеческой жизни!
– Время эта жизнь выбрала неподходящее, – упиралась Ава. – Я не готова стать матерью. Мы не готовы стать родителями.
Форд сдался и двадцать третьего ноября отпустил Аву в Лондон. Ава тайно вылетела из Африки в сопровождении супруги оператора, Роберта Сертиза. Женщины забронировали номер в «Савое». Оттуда Ава направилась в частную клинику, где ее беременность была прервана оперативным путем. Еще лежа в больнице, Ава дала интервью журналу «Лук», охарактеризовав свое замужество как очень счастливое. Лишь близким друзьям репортер сообщил, что интервьюировал Аву вскоре после аборта. Для читателей журнала Ава Гарднер поправлялась после дизентерии.
Тем временем Фрэнк успешно прошел кинопробы. Ему досталась сцена, в которой Маджио швыряет игральные кости на бильярдный стол. Только Фрэнк бросил не кости, а оливки.
– Одна эта сцена, этот удачный экспромт гарантировали Фрэнку роль, – вспоминал Фред Циннеман в марте 1997 года, за пару лет до своей смерти.
Впрочем, в указанной сцене проверялись не только актерские способности Фрэнка. С какой стороны ни посмотри, это было главное прослушивание. Фрэнк, умудрившись вложить в театральный жест эмоции реального человека, выжал максимум из пятнадцатиминутной сцены. Персонаж по имени Маджио написан самыми мрачными красками; Синатра – человек и актер на грани отчаяния – вполне раскрыл этот образ.
Вспоминает продюсер Бадди Адлер.
– Я был уверен, что у Фрэнка шансов на эту роль нет, и даже не пошел смотреть пробы. И вдруг мне звонит Фред Циннеман и говорит: «Давай приезжай, тут у нас такое – глазам не поверишь. Я уже на камеру всё записал». Сам Фрэнк думал, что ему предложено еще раз прогнать всю сцену. Он был бесподобен. Я тогда сказал себе: если Синатра весь фильм будет так играть, «Оскар» нам обеспечен.
Фрэнку оставалось дождаться режиссерского решения, но перспективы были очень недурны.
Тут-то, во время ожидания, его и застала весть о том, что Аве сделалось дурно на съемках, и ее срочно доставили в Лондон и положили в больницу. По договоренности с Авой, доверенные лица назвали болезнь «тропической инфекцией» и приплюсовали к ней анемию. Беспокоясь о ребенке, Фрэнк метнулся в Лондон и обнаружил Аву в отеле «Савой». Она солгала ему, заверила: и с ней, и с малышом полный порядок.
Лишь в Африке, под Рождество, Ава созналась мужу, что сделала аборт. Фрэнк ушам своим не верил. Еще одно дитя уничтожено втайне от него! О чем только Ава думала?! Зачем она это сделала?! Ава не удостаивала мужа ответом, сохраняя столь знакомое ему непроницаемое выражение лица. Фрэнк ощущал полную беспомощность. Потом нехотя и весьма неубедительно Ава объяснила причины своего поступка. Весь разговор не занял и пятнадцати минут – Ава объявила, что устала и хочет побыть одна.
– Останься со мной, – молил Фрэнк. – Нам нужно всё обсудить.
– Нет, я пойду. Мне пора, – отрезала Ава. Впрочем, на пути к двери она всё-таки оглянулась и произнесла с тоской: – Пожалуйста, Фрэнк, постарайся меня не возненавидеть. Очень тебя прошу. Я просто не могла всё это выносить.
– Поздновато просишь, – скрипнул зубами Фрэнк.
– Похоже, возврата к прежнему не будет, – поделилась Ава с Люси Уэллман. Они-де с Фрэнком никогда через случившееся не перешагнут. – Я преступница! Я чудовище! – рыдала Ава в телефонную трубку. Люси посоветовала взять паузу, подумать, что для Авы главное в жизни на сегодняшний день, что именно ей нужно. Заметила, что Ава не только ребенка потеряла, но скорее всего еще и мужа.
– Ты права, – согласилась Ава. – Я разрушила остатки наших отношений. Может, даже нарочно, – добавила она, всхлипнув. И вдруг воскликнула, будто на нее озарение нашло: – Господи! Как по-твоему, Люси, я нарочно это сделала, да? Я нарочно разрушила наши отношения?
Люси сказала, что наверняка не знает, но, пожалуй, так и есть. Ава, не в силах продолжать разговор, повесила трубку.
Съемки фильма «Отныне и во веки веков»
К концу 1952 года Фрэнк Синатра почти не сомневался – заветная роль достанется его другу, Илаю Уоллаку.
– Узнав, что Уоллак тоже пробовался, я сказал себе: всё, Фрэнк, оставь надежду, – вспоминал Синатра. – Он опытный актер; куда мне с ним тягаться?.. А потом раздался звонок. Роль дали мне, гонорар определили – тысяча долларов в неделю. Но я бы и бесплатно снимался – потому что это была возможность сыграть самого себя.
– Уж я выложусь! – воскликнул Фрэнк, повесив трубку. – Они не пожалеют, что дали роль мне.
Съемки начались второго марта 1953 года там, где имеют место описанные в романе события – в гавайском городе Шофилд-Барракс, в отеле «Ройал гавайан», на пляже Вайкики, возле потухшего вулкана Даймонд-Хед и на курорте Уэйлея. Гарри Кон деньгами не сорил – бюджет был скромный, даже скудный по тем временам. Чартерный авиарейс приземлился в пять утра – и к этому времени Фрэнк с Монтгомери Клифтом так набрались, что были практически нетранспортабельны. Их поведение взбесило Берта Ланкастера. Вот что он рассказывал:
– Они напились в стельку. Мы с Деборой [Керр] добудиться их не могли. Представляете, какое положение? У трапа Гарри Кон с журналюгами ждет, а на борту – бардак.
Фреду Циннеману пришлось иметь дело с актерами противоположных темпераментов.
– Это было нелегко, – вспоминал Циннеман. – Впрочем, где вы видели легкие съемки? Снять фильм всегда трудно.
Берт Ланкастер особенно пекся о Деборе Керр – ведь амплуа неверной жены было для нее в новинку, прежде она играла добродетельных женщин. А с Циннеманом Ланкастер постоянно спорил – считал, что его роль следует переписать. Монтгомери Клифт в открытую называл Ланкастера пустозвоном.
Позднее Циннеман признавался, что работа с Фрэнком шла гладко. Фрэнк в девяноста процентах случаев полностью соглашался с режиссерским замыслом.
– Никаких проблем Синатра не доставлял. Ну, поспорим с ним малость – в десяти случаях из ста. Обычно, если актер с тобой в четырех случаях из десяти соглашается, – уже хорошо. Фрэнк очень старался и проявлял удивительную восприимчивость. У него тогда были серьезные неприятности. Каждый мог заметить – Фрэнка что-то постоянно гложет. Он слишком много пил. Наверняка уже алкоголизмом страдал. Здоровые люди столько не пьют. Однако должен признать, что Фрэнк ни разу не потерял из-за алкоголя человеческий облик. Алкоголь ввергал его в очень мрачное настроение, но, по-моему, личные переживания только помогали Фрэнку играть Маджио. Добавляли персонажу глубины и убедительности. Фрэнк свою боль переносил на актерскую игру, это каждый мог заметить. В общем, работать с Фрэнком было приятно.
Нелегко давались Фрэнку сцены с Монтгомери Клифтом. Тот, узнав, что утвержден на роль Пьюитта, стал ради достоверности своего персонажа учиться боксу и игре на горне, а также искусству маршировать в сомкнутом строю. Репетировал каждую сцену, не возражал против многочисленных дублей, ведь в каждом повторе для Монтгомери раскрывались новые нюансы. Его энтузиазм положительно действовал на других актеров – заданная Клифтом планка была действительно высока, и каждый хотел до нее дотянуться. А Фрэнка прозвали «однодублевым». К третьему дублю он уставал и даже не пытался это скрыть.
– Перед записью песни я подолгу репетирую, прикидываю, что и как буду делать. Не то – в актерском ремесле, – однажды поделился Синатра. – Для меня «играть» – значит «реагировать». Если изначально всё сделать правильно, а главное, настроиться, можно сыграть сцену, даже не зная роль слово в слово. Но если нет настроя у тебя или у твоего партнера или партнерши – всё, забудь. Сцена не получится. Нельзя меня муштровать на съемочной площадке. Я тогда становлюсь как загнанная лошадь, непосредственность куда-то девается. А без непосредственности ничего не выходит, по крайней мере у меня. Поэтому мне трудно сниматься с актерами и актрисами, которым надо пятьдесят раз одну сцену прогнать, чтобы сообразить, что к чему. Я рвусь на штурм. Мне хочется крикнуть: «Да сделайте уже всё как надо и давайте двигаться дальше!» Но с Монтгомери я многие дубли терпел, потому что знал – у этого парня есть чему поучиться. Мы друг другом восхищались.
Монтгомери Клифт был давним поклонником творчества Фрэнка Синатры. По его мнению, Фрэнк обладал многими чертами, недостающими самому Клифту. Завораживали его не только вокальные данные Фрэнка. Сам сдержанный и застенчивый, Клифт восхищался внутренней свободой, которую столь часто демонстрировал Синатра. Фрэнк со своей стороны был очень впечатлен одержимостью, с какой Клифт отдавался актерской игре. Поэтому, когда Клифт вызвался помочь ему на съемках, Фрэнк ухватился за это предложение обеими руками. Поистине Монтгомери Клифт раскрыл Фрэнку удивительные, прежде неведомые глубины актерского мастерства, научил вдумчивому отношению к роли. Нужно не просто реагировать на реплики и действия партнеров, а жить чувствами и мыслями своего персонажа, твердил Клифт.
Читать бесплатно другие книги:
