Фрэнк Синатра. «Я делал все по-своему» Тараборрелли Рэнди

Крысиная стая

Место действия – Лас-Вегас. Дата – двадцать шестое января 1960 года. Шоу начинается в восемь вечера.

– Ну что, поехали? – спрашивает Фрэнк Синатра своих приятелей: Дина Мартина, Сэмми Дэвиса, Питера Лоуфорда и Джои Бишопа.

Оркестр играет увертюру, друзья готовятся к выходу. За кулисами они наскоро выкуривают по сигарете, пускают по кругу виски «Джек Дэниэлс». Приложившись к бутылке, хлопают друг друга по спинам и наконец-то выходят на сцену под бурные приветствия зрителей.

В шестидесятые годы мало кто из вокалистов обладал такой популярностью и такой взбалмошностью, как сорокачетырехлетний Фрэнк Синатра. Пусть эстраду настойчиво теснят рок-н-ролл и эти британские мальчишки [ «Битлз»] – Фрэнк Синатра остается главной фигурой в шоу-бизнесе. Конечно, его аудитория повзрослела, однако фирменный стиль исполнения никто не отменял. И поклонников предостаточно. Синатра много ездит по стране, но больше всего ему нравится выступать в Лас-Вегасе. Дебют состоялся в сентябре 1951 года, в отеле «Дезерт-Инн». Тогда на бульваре было всего четыре отеля. Теперь знаменитый Стрип – мекка для любителей шикарного образа жизни. Здесь горят огни, высятся отели, один другого фешенебельнее, шумят казино. Нигде так не развлечешься, как в Лас-Вегасе. К услугам публики Дэнни Томас, Джерри Льюис, Лина Хорн, Ред Скелтон. Список предлинный, а возглавляет его Фрэнк Синатра.

Сюда регулярно ездят друзья и родственники Фрэнка – послушать его, а заодно и весело провести время. Рулетка. Женщины. Ошалевшая от восторга публика. Словом, одна большая вечеринка.

– Если уж Синатра начинал развлекаться, его было не унять. Он останавливался, только когда выдыхался, – говорил о Фрэнке его аккомпаниатор Ред Норво. – Чтобы понять, насколько отвязным он бывает, следовало поглядеть на него в Вегасе.

К тому времени Фрэнк имел долю в «Сэндз» (шесть процентов, каждый тянет на сто тысяч долларов). Вдобавок у Фрэнка в отеле был безлимитный кредит. Президент корпорации Джек Энтраттер распорядился порвать все его долговые расписки (по которым набегала не одна сотня тысяч долларов), потому что одно только присутствие Фрэнка в казино, а тем более если он был с приятелями, сулило куда большие прибыли. Отдельные СМИ называли Фрэнка и его друзей Крысиной стаей – в память о тех временах, когда в сообщество с таким названием входила, в числе прочих, Джуди Гарленд. Кое-кто предпочитал именовать их Кланом. А сам Синатра облюбовал словечко «саммит». В тот период планировался саммит в Париже между Эйзенхауэром, Хрущевым и де Голлем. Фрэнк говорил, что он и его друзья – Мартин, Дэвис, Лоуфорд и Бишоп – тоже проводят «Саммит Самых-Самых».

Все перечисленные персонажи снимались в фильме «Одиннадцать друзей Оушена». Съемки вела компания «Дорчестер продакшнз» совместно с «Уорнер Бразерз». Названный фильм стал первым из четырех, созданных в этом тандеме. Комедийная драма повествует о Дэнни Оушене (его сыграл Синатра), который собирает своих фронтовых друзей для одновременного ограбления пяти ведущих лас-вегасских казино в канун Нового года. График съемок был плотный, а жизнь, которую вела вся компания, отнюдь не облегчала съемки. Концерты заканчивались в два часа ночи, прославленные шоумены кутили до рассвета, ползли на съемочную площадку, каким-то чудом умудрялись сняться в нескольких дублях, после чего пару часов спали, а потом всё начиналось сначала.

Крысиная стая была крайне популярна, однако, чтобы послушать качественное исполнение, ехать в Лас-Вегас не следовало. В других городах вокалисты не халтурили, каждый из них работал в полную силу, на подъеме исполнял несколько композиций, а в финале все пятеро собирались на сцене для какого-нибудь хорошо продуманного «экспромта» или для совместного исполнения песен. В Вегасе всё было иначе. Казалось, артисты выходят на сцену исключительно, чтобы позабавиться, похохмить друг над другом. Двадцатипятилетняя Ширли Маклейн была у них талисманом. С этой женщиной члены Крысиной стаи кутили, но, по ее словам, в интимных отношениях Ширли ни с кем из них не состояла. (С Синатрой Ширли Маклейн познакомилась на съемках фильма «И подбежали они»; кстати, за роль ее номинировали на «Оскар».) В своих мемуарах под названием «Мои счастливые звезды» Ширли красноречиво описывает членов Крысиной стаи перед выходом в свет: «Больше всего меня потрясало, что они (Фрэнк Синатра и Дин Мартин) не расставались с широкополыми шляпами, которые сохранились еще со съемок в фильме “Парни и куколки”. Туфли у них блестели не хуже зеркала, а носки уж точно не воняли. Костюмы сидели так, что я не сомневалась – белье надето свежайшее и белое-пребелое, как только что выпавший снег».

Словом, выглядели они потрясающе – чего не скажешь о звуках их голосов. Если уж начистоту, никто из Крысиной стаи не был в хорошей вокальной форме. Редкие голосовые связки выдержат такой режим, такое количество алкоголя и никотина. Друзья старались поправить дело, отмокая в парной, но толку от этого было негусто.

Джон Фицджеральд Кеннеди

Крысиная стая вызывала восхищение сенатора Джона Фицджеральда Кеннеди. Особенно ему нравился Фрэнк Синатра. Надо сказать, что один из членов Крысиной стаи, Питер Лоуфорд, породнился с влиятельной ирландско-американской династией Кеннеди, женившись в 1955 году на младшей сестре Джона Фицджеральда, Патрисии. Джон Кеннеди приходился Лоуфорду шурином. На правах шурина он получил место в первом ряду на концерте-открытии седьмого февраля 1960 года. Тогда шла предвыборная кампания, Кеннеди летал на личном самолете «Каролина» по орегонским и техасским городам. С ним путешествовали полдюжины репортеров. И вот в разгар своего тура Кеннеди принял предложение Синатры и заглянул в Лас-Вегас.

Летом 1959 года Синатра с Лоуфордом летали во Флориду, где встречались с отцом Джона Фицджеральда – Джозефом Патриком Кеннеди. Родоначальник клана просил артистов посодействовать сыну в президентской гонке. По его желанию Фрэнк планировал концертные программы – на предвыборную кампанию требовались деньги. Также по настоятельной просьбе «патриарха» Синатра задействовал в кампании своих приятелей-артистов. Нужна была особая, тематическая песня, и Фрэнк переработал свою старую композицию «Большие надежды» – в надежде, а точнее, в расчете на покровительство будущего президента. Со своей стороны Джон Фицджеральд Кеннеди стремился поближе сойтись с Синатрой. Ему нравилось вызывающее поведение звезды, нравилось делить с ним гламурных женщин и участвовать в экстравагантных забавах – ведь тогда его имя мелькало в светской хронике, а пиар, как известно, лишним не бывает. Джон Кеннеди часто наведывался к зятю и сестре в Санта-Монику, где Питер и Патрисия Лоуфорд купили дом. Как правило, с Джоном Кеннеди приезжали его подруги.

После очередного концерта в отеле «Сэндз» шестнадцатого февраля 1960 года Фрэнк и его приятели отправились поездом в Лос-Анджелес, чтобы завершить съемки фильма «Одиннадцать друзей Оушена». А уже третьего марта Фрэнк был на студии – записывал вместе с оркестром Нельсона Риддла альбом «Легко и просто» (Nice’n’Easy). Альбом оказался крайне успешным как в плане исполнения, так и в плане продаж. Изначально на обложке даже не было названия – только фото Синатры. Казалось, публика всё никак не насытится его песнями, любой альбом сразу занимал первые позиции в хит-парадах. «Легко и просто» вполне оправдывал своё название – запись шла как по маслу, музыкантам всё удавалось. Иными словами, они попали в струю.

Между тем крепла дружба Фрэнка Синатры и Джона Ф. Кеннеди. Победив с небольшим перевесом Никсона, Джон Ф. Кеннеди даже заглянул к Фрэнку в Палм-Спрингз на выходные. После Фрэнк повесил на дверь гостевой спальни табличку: «Джон Ф. Кеннеди провел здесь ночь с 6-го на 7-е ноября 1960».

По мнению Фрэнка, Джон Кеннеди идеально подходил на роль президента США. Фрэнк не только полностью одобрял политику Кеннеди, но и мечтал иметь приятеля в самых высших кругах. Джон Ф. Кеннеди как-то обмолвился: дескать, вот обоснуюсь в Белом доме – назначу Синатру послом в Италии. Перспектива показалась дикой всем, в том числе самому Синатре, однако он не мог сдержать улыбку. Убежденный демократ (по признанию Фрэнка, он голосовал за демократов с тех пор, как в двенадцатилетнем возрасте участвовал в параде за губернатора Нью-Йорка, Альфреда Смита), Синатра неустанно собирал деньги на предвыборную кампанию Джона Ф. Кеннеди. Для этого он устраивал шоу, проводил акции и, по меткому выражению одного из своих товарищей, просто «был Фрэнком».

Дуализм

В 1960 году Нэнси-младшей исполнилось двадцать, Фрэнки – шестнадцать, а Тине – двенадцать. Дети выросли. Теперь им не надо было ждать, когда папочка их навестит; они сами прекрасно могли к нему поехать. Нэнси-старшая собирала чемоданы, и все трое юных Синатра отправлялись в пустыню, на Уондер-Палмз-драйв (впоследствии переименованный во Фрэнк-Синатра-драйв). Дом Фрэнка располагался неподалеку от клуба «Тамариск». Нэнси нередко сопровождала детей; иногда ко всей компании присоединялись Долли и Марти, по-прежнему жившие на Восточном побережье.

Такие воссоединения с семьей были праздниками не только для подросших детей Фрэнка Синатры, но и для него самого. Он к тому времени расширил площадь основного дома и выстроил дополнительный дом с четырьмя спальнями, восемью ванными и бассейном. Дети называли этот дом «рождественским», ведь он был сделан из дерева по образу и подобию традиционного фермерского жилища, в то время как основной дом сверкал стеклом и металлом.

Итак, папа в Палм-Спрингз представлял для детей куда больше интереса, чем папа в Беверли-Хиллз. Здесь, в пустыне, отец выглядел спокойнее и счастливее. К радости детей, он проводил с ними каждую свободную минуту, играл во все виды водных игр, жарился на солнце. А порой они садились в джип и катались по пустыне. Или занимались шопингом.

Для Нэнси, которая стала красивой девушкой, Фрэнк ничего не жалел. Ему доставляло удовольствие отвезти «старшенькую» в бутик на Палм-Каньон-драйв и сказать:

– Ни в чём себе не отказывай, Цыпленок.

Нэнси часами мерила наряды и устраивала для отца персональные дефиле, а он терпеливо ждал, когда же она определится с выбором. Однажды Фрэнк купил для дочери розовый «Форд» с откидным верхом, причем автомобиль доставили в подарочной упаковке с огромным розовым бантом.

Сына он развлекал иначе. С Фрэнки они ездили в музыкальный магазин, где долго перебирали пластинки, обменивались мнениями о качестве записей и вокальных данных исполнителей. Фрэнк Синатра-младший, как и его отец, терпеть не мог рок-н-ролл и обычно выбирал себе альбом кого-нибудь из друзей семьи, например, Дина Мартина или Сэмми Дэвиса.

Осчастливить Тину было проще всего. Для младшей дочери лучшим подарком являлся сам папа. Девочка могла часами, сидя у отца на коленях, смотреть телевизор, и больше ей ничего не требовалось.

Фрэнк любил собрать детей на кухне и угостить десертом собственного приготовления – рисовой запеканкой с кусочками шоколада. Этим блюдом когда-то потчевала сына Долли. Обожали его и Синатры-младшие.

Вообще вся семья обожала собираться за большим столом. Фрэнк готовил спагетти с «подливой» – так по старой памяти он называл соус. Этот запах – соуса и свиных отбивных – всегда ассоциировался у Нэнси, Фрэнки и Тины с «главным домом» в пустыне.

Если у Фрэнка гостила и Нэнси-старшая (чаще всего так и бывало), она лично стряпала фрикадельки. А приготовлением спагетти занимался только Фрэнк – он умел варить их по-итальянски, «на зубок».

После ужина Нэнси-старшая обычно говорила бывшему мужу:

– Давай посидим у бассейна.

Фрэнк соглашался, они устраивались рядышком, в шезлонгах, и любовались потрясающим пустынным закатом, ведя неспешный разговор. Дети наблюдали издали.

– Родители казались мне идеальной парой, – вспоминала Нэнси-младшая. – Я не могла понять, почему они не вместе. Судя по всему, папа был для мамы лучшим другом.

Отношения Синатры с обеими дочерьми всегда были безоблачными. Чего не скажешь об отношениях с Фрэнки. Между Фрэнком Синатрой-старшим и Фрэнком Синатрой-младшим оставалась не то недосказанность, не то неприязнь. Фрэнк бывал резок и нетерпим с сыном; люди, близко знавшие их семью, говорили, что примерно так же с самим Фрэнком обращался в свое время Марти Синатра.

– Удели сыну время, – просила Нэнси бывшего мужа. – Постарайся узнать его получше, понять его.

– Зачем? – возмущался Фрэнк. – Что я, собственного ребенка не знаю и не понимаю?

Продолжать спор означало обвинять Фрэнка в том, что он – никудышный отец. Он никогда не обольщался насчет своих отцовских качеств, однако от других не терпел не только подобных обвинений, но даже намеков на них.

Как и большинство отцов, Фрэнк куда легче находил общий язык с детьми, пока они были малы. Увы: прошли те времена, когда крошка Фрэнки, подражая папе, возил по намыленному подбородку бритвой без лезвий. Тогда он хотел быть точь-в-точь как папа; они с Фрэнком были удивительно похожи и лицом, и повадками, и походкой. Когда трехлетний Фрэнки хворал, папа приносил в детскую куриную лапшу или бутерброды с джемом и арахисовым маслом. Отец и сын вместе ели, смотрели черно-белый телевизор и шутили. Однажды Фрэнки пожаловался отцу:

– Больнее меня нет ни одного мальчика.

– Спорим на четвертной, что завтра тебе полегчает, – сказал Синатра.

– Как это – на четвертной? – не понял малыш.

– Очень просто: если тебе завтра полегчает, я дам тебе четвертной. А если не полегчает… всё равно дам.

Всё изменило вторжение Авы Гарднер. Фрэнки тогда было четыре года. Он так и не смирился с тем, что папа ушел к другой тете, бросил его, маму, сестер. Осознавая с возрастом, что отец будет проводить с ними время только по особым случаям, Фрэнки в отличие от Нэнси и Тины не просто грустил – он злился.

– Мой брат чувствовал себя брошенным, преданным. Это чувство подтачивало его, – говорит Тина Синатра.

Фрэнки не позволял себе слишком привязываться к отцу главным образом потому, что неизбежное расставание слишком растравляло его душу. Уход отца к Аве нанес мальчику травму, от которой он не сумел полностью оправиться. Фрэнки был из тех детей, которым ежедневное, ежечасное присутствие отца жизненно необходимо. Не в силах простить уход, Фрэнки дулся, дерзил и закрывался в своей скорлупе даже тогда, когда отец бывал рядом. Отношения развивались по той же схеме, что отношения юного Фрэнка с Марти. Только Марти-то из семьи не уходил! Пусть он проявлял нетерпимость – но он присутствовал в жизни сына постоянно. В отличие от самого Фрэнка.

Юный Фрэнк Синатра был сумасброден, резок, самолюбив. Несомненно, сказались материнские гены. Его сын, Фрэнки, отличался замкнутостью – совсем как Марти. Вот уж точно, ирония судьбы!

Словом, разлад с отцом, усугублявшийся несколько лет, к подростковому возрасту Фрэнки дошел до критической отметки. Теперь отец и сын практически не разговаривали друг с другом. Фрэнки связался с дурной компанией и в один прекрасный вечер был задержан полицией за то, что стрелял из пневматического пистолета по уличным фонарям. Забрав сына под залог, Фрэнк и Нэнси решили определить его в закрытую школу-интернат. Словом, нелегкое получалось у Фрэнки отрочество.

– Пойди, поговори с сыном, – сказала Нэнси, кивнув на шестнадцатилетнего Фрэнки, загоравшего в шезлонге.

По словам Джорджа Джейкобса, Фрэнк, пожав плечами, направился к сыну. Подвинул к нему другой шезлонг, сел, попытался завести разговор. Из кухни Нэнси с грустью наблюдала, как сын и бывший муж молча жарятся на солнце и даже не глядят друг на друга.

– Я сделал всё, что мог, – выдал измученный Фрэнк, глотнув виски, очень кстати поданного Джорджем Джейкобсом. – Парню нечего мне сказать. Что ты от меня хочешь, Нэнси? Наш сын лет с семи не улыбается, ты сама в курсе.

Именно в то время, когда в Палм-Спрингз гостили Нэнси, Тина и Фрэнки, Синатра особенно остро ощущал, какую противоречивую жизнь он ведет. Дети наполняли его сердце спокойствием и радостью, ничего общего не имевшими с хаосом и суетой совсем другого мира – к которому Фрэнк тоже принадлежал! Когда можно было выбирать между этими двумя мирами, Фрэнк неизменно отдавал предпочтение первому из них, тому, где жили его дети. Например, он регулярно отказывался давать интервью. И не только потому, что репортеры отняли бы время, которое можно посвятить детям, но и потому, что они в очередной раз напомнили бы Фрэнку о той жизни, которую он вынужден был вести как звезда эстрады и экрана. Семья? Дети? О, как он старательно убеждал себя, что именно это и есть истинные ценности! Убеждал, в глубине души зная: как ни приятно проводить время с детьми, а самим собой он является, лишь когда выпивает с Хэнком, или с Дином Мартином обсуждает, как быстрее закадрить красотку в баре, или когда записывает очередную композицию на студии. Выполняя отцовский долг, Фрэнк собой гордился. Однако ждал с нетерпением, когда же можно будет позвонить приятелям и затеять очередное приключение, рвануть в Лас-Вегас всей компанией и дать волю истинному Синатре.

«Одной ногой в Белом доме»

Всю весну и всё лето 1960 года продолжалась кампания Фрэнка Синатры в поддержку Джона Ф. Кеннеди. Автомобильный кортеж кандидата в президенты, как правило, катил под музыку. Это была жизнеутверждающая композиция Фрэнка «Большие надежды» с переписанным специально к случаю текстом. Автор нового текста Сэмми Кан доступным языком превозносил достоинства Кеннеди, простодушно рифмуя имя «Джек» [традиционное в США сокращение имени «Джон»] со «свой человек», и «не обманет вовек».

Фрэнк готов был в лепешку расшибиться ради Джона Кеннеди. Он даже переименовал Крысиную стаю! Теперь это была уже не стая, а Команда Джека (Jack pack); Фрэнк переделал одну из своих самых успешных композиций, «Колдовство». Отныне он пел не «старинная черная магия» (Old black magic), а «магия старины Джека» (Old Jack magic). Фрэнк выступал в шоу, постоянно мелькал на публике и вовсю славил Джона Кеннеди.

К июлю 1960 года, точнее, к национальному съезду Демократической партии, Джону Кеннеди была гарантирована поддержка семисот делегатов из тысячи пятисот двадцати возможных. Оставалось получить всего шестьдесят один голос, чтобы пройти первый тур выборов.

Десятого июля, накануне открытия съезда, Фрэнк в очередной раз руководил акцией по сбору средств. Всё происходило в отеле «Хилтон» в Беверли-Хиллз. Званый ужин, на который собрались две тысячи восемьсот человек, тянул на сто баксов за тарелку. Во главе стола, рядом с Джоном Кеннеди, сидели приятели Фрэнка – Энджи Дикинсон, Ширли Маклейн, Питер Лоуфорд, Джуди Гарленд. (Джеки Кеннеди была на шестом месяце беременности и по медицинским показаниям не могла присоединиться к мужу. Она осталась дома, в Массачусетсе, в городке Хианнис-Порт.) На такое количество народа требовался не один зал, а два. Синатра, Гарленд, Дэвис, Морт Саль выступали в обоих. Потом Фрэнк подсел за стол к кандидатам от демократов – Стюарту Саймингтону, Эдлаю Стивенсону и Линдону Джонсону. Очевидцы уверяют, что он сиял от счастья. Периодически Фрэнк подходил к Кеннеди и шептался с ним. Политик и артист то согласно кивали друг другу, то смеялись.

На следующий день Команда Джека вместе с Джанет Ли и Тони Кёртисом исполнила гимн США «Звёздно-полосатый флаг». Этим гимном на спортивной арене Лос-Анджелеса открылся съезд Демократической партии.

К тому моменту Джон Кеннеди пользовался уже такой поддержкой, что другие кандидаты стремительно теряли надежду. Победа Кеннеди стала почти гарантированной, когда он получил абсолютное большинство голосов в Вайоминге. Глядя, как в толпе кричат «Кеннеди, Кеннеди!» и размахивают портретами кандидата, ликующий Фрэнк Синатра шепнул Питеру Лоуфорду:

– Мы одной ногой в Белом доме, приятель!

Клан Кеннеди задумывает откреститься от Фрэнка и Сэмми

К осени 1960 клан Кеннеди решил, что привлекать к предвыборной кампании Синатру было недальновидно. Джек, Бобби и даже Джо Кеннеди получали тонны писем от граждан, считавших связи кандидата в президенты с Синатрой недопустимыми. Все эти люди упирали на сомнительную репутацию Синатры. К хору недовольных голосов присоединились друзья клана Кеннеди, а также политические консультанты. Дальнейшая помощь Синатры не нужна и даже вредна, нужно дистанцироваться от этого персонажа – так звучал общий вердикт. Слишком много в биографии артиста мутных пятен. И самое мутное – его связи с боссом чикагской мафии Сэмом Джанканой.

Сэм Джанкана был типичным мафиози. Кубинские сигары, костюмы из акульей кожи, автомобили, сверкающие ярче бриллиантов!.. Подозрительная, крайне подозрительная личность! А ведь Джанкана встречался с Синатрой в Майами всего несколько лет назад, про это все знают! Фрэнк тогда был с Авой, и Аве мафиозный босс не понравился с первого взгляда. Наверное, шестое чувство сработало. Фрэнк жену не послушался, близко сошелся с Сэмом да еще подарил ему для полноты мафиозного образа кольцо с огромным розовым сапфиром.

– Видал колечко? – спросил Сэм своего младшего брата Чака. – Подарок Синатры. Я для него – герой! Правда, парень слишком горяч, зато надежен.

Джон Кеннеди и Бобби прикинули, что любые сношения с Фрэнком Синатрой могут пагубно повлиять на политическую карьеру. Хорош президент США, который водит дружбу с приятелем босса чикагской мафии! Тем более Синатра уже сделал свое дело – гарантировал Джону Кеннеди победу в первом туре. Пора от Синатры отмежеваться со всеми этими его мафиози, бабами и вечно поддатыми приятелями. И сделать это надо прежде, чем Джон Кеннеди вступит в Белый дом.

Итак, в октябре 1960 года Бобби предложил принять самые крутые меры. Будущий президент согласился. Бобби начал с проверки, сколько конкретно имеется фотографий его брата Джона вместе с Синатрой, а также с разными женщинами в неформальной обстановке. Джон Кеннеди распорядился собрать их все и уничтожить. Бобби пошел дальше – он решил уничтожить заодно и негативы. С Фрэнком связался по телефону представитель клана Кеннеди и настоятельно попросил предоставить все имеющиеся у него фотографии, которые могут скомпрометировать будущего президента, вместе с негативами. Фрэнк, понятно, обиделся. И вдобавок он не терпел приказного тона. В общем, он решил не отдавать фотографии. Солгал. Сказал, что таковых не существует в природе.

Как раз в то время Сэмми Дэвис надумал жениться на прелестной шведке, актрисе Мэй Бритт (настоящее имя Мэйбритт Уилкенс). Джо Кеннеди занервничал. Тридцать один штат США до сих пор не легализовал межрасовые браки (Сэмми был афроамериканцем). «Патриарха» беспокоило, что свадьба Дэвиса и Бритт плохо повлияет на репутацию клана.

Сэмми выбрал Фрэнка себе в шаферы. Фрэнк, человек широких взглядов и ярый противник расизма, сразу согласился. Ему плевать было на общественное мнение. Однако Фрэнк отлично знал, что расизм в США процветает, что влюбленных, принадлежащих к разным расам, подчас ждут самые настоящие расправы. А брак «звезд» разного цвета уж точно будет встречен в штыки. И разумеется, перед выборами такой скандал никому не нужен. Бобби велел Фрэнку потребовать от Сэмми Дэвиса, чтобы тот отложил свадьбу. Фрэнк растерялся. К его облегчению, то же самое предложил сам жених. Сэмми понимал, сколько поставлено на карту; он хотел избавить Фрэнка от неприятностей.

– К тому времени обида Фрэнка на всех Кеннеди была уже достаточно глубока, – позднее вспоминал Сэмми Дэвис. – Фрэнк затевал поддержку Джона Кеннеди вроде как для себя, потому что хотел быть вхож в Белый дом и вообще в высшие политические круги. Но постепенно деловые связи с Джоном переросли в личную дружбу; вот тут-то и начались проблемы. Фрэнк всегда относился к дружбе и друзьям очень трепетно, и в эту сферу его жизни лучше было не вторгаться. Мне Фрэнк сказал: «Знаешь, Сэм, у меня язык бы не повернулся просить тебя отложить свадьбу». А я ответил: «Знаю, Фрэнк. Поэтому я сам отложу свадьбу. Я всё понимаю». Потом мы позвонили Питеру. Фрэнк, правда, с ним не говорил – слишком был расстроен. А мне Питер сказал: «Ты правильно решил, приятель. Фрэнк этого не забудет».

И всё же, когда Джон Кеннеди с небольшим перевесом обошел Никсона, никто не радовался больше, чем Фрэнк. Было это восьмого ноября 1960 года.

А тринадцатого ноября Сэмми Дэвис и Мэй Бритт поженились, и шафером на свадьбе был Фрэнк Синатра. Накануне свадьбы, во время мальчишника, Фрэнк отозвал Сэмми в сторонку и сказал:

– Вместо гонорара за роль в «Трех сержантах» я тебе дам семьдесят пять штук баксов плюс семь процентов от кассовых сборов. Хотя за твой поступок надо бы дать и четверть лимона. У тебя теперь будут жена и детишки, так что заботься о них.

– Таков был Фрэнк, – развивал мысль Сэмми Дэвис. – Можно сколько угодно рассуждать о том, что, как лучший друг жениха, он просто обязан был принять роль шафера. На самом деле не всё так просто. Несмотря на свой независимый характер, а может, как раз из-за этого характера Синатра успел узнать, до чего быстро теряются симпатии публики, а вместе с ними и роли, и ангажементы, и деньги. Ситуация складывалась совсем неподходящая для фразы: «Сэмми – мой друг, и я за него – горой, а кому не нравится, тот свободен». О нет, Фрэнк не мог поставить на карту все свои достижения. Он очень многим рисковал, когда согласился быть моим шафером.

Еще одна щекотливая ситуация возникла, когда Фрэнку и Питеру Лоуфорду поручили организацию прединаугурационного бала. «Патриарх» Джо Кеннеди сразу предупредил: Сэмми Дэвис участвовать не должен. Как и ожидалось, его брак с белой женщиной вызвал бурю недовольства. Не важно, что Сэмми наравне с Фрэнком и другими артистами собирал деньги на предвыборную кампанию Джона Кеннеди. Фрэнк попробовал выдвинуть этот веский аргумент, но «патриарх» мигом задвинул его обратно. Фрэнк попытался связаться с самим будущим президентом, но Джон Кеннеди упорно не отвечал на его звонки. Тогда Фрэнк позвонил сотруднику Белого дома и потребовал соединить его с Кеннеди. Сотрудник отказался, зная, что участие в концерте Дэвиса будущий президент обсуждать не станет. Фрэнк сказал:

– Знаешь, парень, Джек мне очень многим обязан. Тебе такой должок и в страшном сне не снился. Какое он право имеет отказываться со мной говорить?

– Я его убеждал: Фрэнк, Джек тут ни при чем. Это всё Бобби, Бобби воду мутит, – утверждал позднее названный сотрудник Белого дома. – Бесполезно! Фрэнк вбил себе в голову, что это козни Джека. Чушь и бред, говорит. Махалия Джексон, Гарри Белафонте, Нэт Кинг Коул[8] участвуют – а почему Дэвису нельзя? Да Джек должен взять его в состав хотя бы потому, что Дэвис – мой друг! Тем более что Сэмми обожает Джека. Неслыханная ситуация!

Обожание, которое Дэвис питал к Джону Кеннеди, в данном случае ничего не значило. В празднике Дэвис не участвовал. Фрэнк, потрясенный и огорченный, не нашел в себе сил сообщить другу эту весть. Дэвису по просьбе Фрэнка звонил Питер Лоуфорд.

Теперь уже Фрэнк не мог не видеть истинную картину: его влияние на Кеннеди вовсе не так велико, как он полагал ранее.

Будучи политиком, Кеннеди, естественно, был и прагматиком. Никаких эмоций, иначе можно забыть про карьеру – так он считал. Тот факт, что Фрэнк Синатра не понял этого сразу, говорит лишь о его полной неспособности разобраться в законах, царящих в мире политики. Отсюда и жесточайшее разочарование.

Злополучный прединаугурационный бал Фрэнк с Сэмми Дэвисом никогда не обсуждали. Оба понимали: их предали.

– По словам папы, он редко когда чувствовал себя таким беспомощным, как в случае с балом, – рассказывает Нэнси Синатра. – Обычно папа возмущался, получал желаемое с боем или уходил красиво, хлопнув дверью. Здесь не вышло ни то ни другое. Конечно, он мог сам отказаться от участия в бале из принципа, из солидарности с Сэмми. Но Сэмми от этого ничего не выиграл бы.

«Реприза»

Тысяча девятьсот шестидесятый год стал для Синатры очень прибыльным. Фрэнк заработал около двадцати миллионов долларов за кинороли и участие в телепрограммах (компании «Эссекс», «Кент» и «Дорчестер»). Он сотрудничал с четырьмя студиями звукозаписи, получал проценты от игорного бизнеса в Лас-Вегасе и на озере Тахо, а также от доли в радиопрограммах. Доход приносила и недвижимость. Но вот что важно: именно в 1960 году Фрэнк обзавелся собственным лейблом звукозаписи – «Репризой». До сих пор он записывал песни под лейблом «Кэпитол», и это ему нравилось всё меньше. Фрэнк хотел быть на студии полновластным хозяином – выбирать мелодии, время записи, время появления пластинок в продаже. Он рассматривал возможность продвижения других талантливых исполнителей. Всё это было нереально без собственного лейбла. И Фрэнк решил: как только истечет срок контракта с «Кэпитол Рекордз», он займется подготовкой почвы для создания нового лейбла. В одном из интервью он объявил о появлении «нового, более счастливого, свободного от всяких уз и условностей Фрэнка Синатры». В общем, он был готов встретить 1961 год.

Фрэнк фонтанировал идеями для «Репризы»: дань Томми Дорси, записи со струнным оркестром, концертный альбом… Но когда лейбл действительно появился, первая пластинка по концепции практически не отличалась от тех, что Фрэнк выпускал под лейблом «Кэпитол». Альбом назывался «Динь-динь-динь!» (Ring-a-Ding-Ding!). Милая вещица, и этим всё сказано. Продюсером выступил Феликс Слаткин, аранжировщиком – Джонни Мандель; первые две композиции называются «Осторожно: это мое сердце» и «Надрывно звякнули струны сердца» (Be Careful, It’s My Heart и Zing Went the Strings of My Heart). Остальные композиции в той или иной степени их дублируют.

За 1961 и 1962 годы Синатра записал огромное количество мелодий для нового лейбла. Только в мае 1961 были записаны двадцать четыре песни для двух альбомов – «Свингующий Синатра» (Sinatra Swings, аранжировщик – Билли Мэй) и «Всегда помню Томми» (I Remember Tommy, аранжировщик Сай Оливер).

В январе 1962 года появился альбом, который считается самым эмоционально насыщенным в творчестве Фрэнка Синатры. Называется он «Я совсем один» (All Alone). В книге воспоминаний об отце Нэнси Синатра пишет: «Если вы давно не слушали этот альбом, достаньте его с дальней полки, смахните пыль, включите проигрыватель. Потому что он – один из лучших».

Гала-концерт накануне инаугурации

Шестого января 1961 года Джон Кеннеди послал за Фрэнком Синатрой и Питером Лоуфордом свой личный самолет. Следующие две недели артистам предстояло провести в Вашингтоне, за организацией прединаугурационного бала. Фрэнк лично составил список приглашенных звезд, многим из которых предстояло преодолеть изрядное расстояние до Вашингтона. В гала-концерте, среди прочих, участвовали: Лоуренс Оливье, Этель Мерман, Леонард Бернстайн, Сидни Пуатье, Энтони Куинн, Джои Бишоп, Луи Прима, Кили Смит, Джульетт Проуз, Хелен Траубел, Элла Фицджеральд, Джин Келли, Нэт Кинг Коул, Милтон Берл и, конечно, сам Синатра. У него появилась очередная возможность «сделать всё по-своему». Вот что пишет об этом Нэнси Синатра: «Узнав, что Лоуренс Оливье и Этель Мерман не смогут участвовать в концерте, поскольку заняты в бродвейских постановках «Беккет» и «Цыганка», соответственно, папа просто скупил все билеты на вечер накануне инаугурации». Помимо увеселительных номеров и песен, были запланированы речи Джона Кеннеди, Линдона Джонсона и Элеоноры Рузвельт.

Грандиозное событие предварял организованный Фрэнком официальный прием для артистов, всего клана Кеннеди и Джонсонов. Мероприятие проходило в отеле «Стартлер» – одном из сети «Хилтон». Журналист Джеймс Мюррей Кемптон так описывал прием в статье для «Нью-Йорк пост»: «Все эти люди, члены семьи Синатра, и Нэт Коул, и Джин Келли со своими присными, – представляли собой впечатляющее зрелище. Дети иммигрантов, недавний второй сорт – а поглядите на них сейчас! Куда там индийским магараджам! Представители шоу-бизнеса сказочно богаты, влиятельны, сильны. Спасибо революции Рузвельта».

Как и Фрэнк Синатра, супруга Джона Кеннеди питала слабость к деталям, когда речь шла об организации торжеств. Джеки Кеннеди продумала каждую мелочь. Увы, заказать хорошую погоду было не в ее власти. Девятнадцатого января на Вашингтон обрушился снегопад. Джеки хотела организовать доставку гостей автобусами, но из-за снега и ветра это было невозможно. В результате холлы отеля заполонили дамы в норковых манто и джентльмены во фраках. Все они тщетно пытались добыть такси.

Что там гости, сами виновники торжества – члены клана Кеннеди – застряли в пробке! Фрэнк Синатра метался по залу в ужасе при мысли, что свежеиспеченный президент не приедет на собственный прединаугурационный бал. Уже пробило десять, когда долгожданный автомобиль подрулил к главному входу. Фрэнк выскочил прямо в снежный вихрь, чтобы лично проводить в зал Кеннеди и его близких. Взяв Джеки Кеннеди за руку, на которой сверкала ослепительно-белая атласная перчатка, Фрэнк повел супругу президента в ложу. Джеки держалась безукоризненно, никто бы не сказал по ее виду, что она сильно недолюбливает Синатру. Белоснежное атласное платье с рукавами до локтя придумал для первой леди сам Олег Кассини. Потрясающее в своей простоте, платье имело единственное украшение – розетку из белого атласа, прикрепленную слева к поясу.

– Такие моменты не забываются, – позднее говорил Фрэнк Синатра. – Не каждый день ходишь под руку с первой леди.

Торжество началось в десять сорок вечера. Леонард Бернстайн взмахнул дирижерской палочкой, и полились звуки национального гимна. Его исполнила Махалия Джексон. Все знали, что Этель Мерман участвовала в кампании Никсона, но, когда она запела «Всё к лучшему» (Everything’s Coming Up Roses), сердца растаяли. Агитация за соперника Кеннеди была прощена звезде полностью. Затем Фрэнк под овации из президентской ложи спел знаменитую песню «Колдовство» с измененным текстом (Ах, эта магия старины Джека). Словом, хоть аудитория собралась не такая большая, как рассчитывали, энтузиазма ей было не занимать.

Аплодисменты еще не смолкли, когда на сцену поднялся сам Джон Кеннеди.

– Я горжусь тем, что я демократ, – начал президент. – Потому что со времен Томаса Джефферсона Демократическую партию отличает стремление к совершенству. А сегодняшнее торжество и есть само совершенство. Мне кажется, сегодня достигла кульминации давняя дружба между политикой и искусством, которой характеризуется наша история.

– Мы все в долгу у моего большого друга Фрэнка Синатры, – продолжал Кеннеди. – Он начал поддерживать демократов гораздо раньше, чем петь. Это случилось еще в Нью-Джерси. И вот теперь он вырвался за границы одного округа и простер свое влияние на всю страну. Я уверен, что и после того, как Фрэнк Синатра перестанет петь, он будет выступать за Демократическую партию, и я заранее благодарю его за это от лица всех демократов. Вы даже не представляете, сколько усилий приложил Фрэнк, чтобы мы сегодня веселились и отдыхали.

Фрэнк Синатра в ответ сказал, что его единственным желанием было сделать прединаугурационное шоу самым грандиозным в истории.

Несомненно, он добился цели. По признанию самого Фрэнка, торжество девятнадцатого января 1961 года было одним из самых счастливых его воспоминаний.

Сделка с дьяволом

В конце 1960 года президент Джон Кеннеди назначил своего младшего брата Роберта министром юстиции. Роберту было всего тридцать пять лет. Сэм Джанкана в частной беседе с Синатрой назвал это родственное назначение «запрещенным приемом» и добавил, что лично он, Джанкана, такого никак не ожидал. По мнению знаменитого мафиози, президент преследовал единственную цель – «зачистить всех наших». Иными словами, Джанкана не сомневался: Кеннеди хочет руками своего брата уничтожить всех представителей теневого бизнеса, которые помогли ему победить в президентской гонке. Нет людей – нет проблем, это же понятно. В общем, президент объявил мафии войну.

На самом деле эта война сената и лично Бобби Кеннеди началась задолго до 1960 года, и первой ее жертвой стал Джимми Хоффа. Бобби Кеннеди тогда состоял в спецкомитете по борьбе с организованной преступностью.

– Отвечайте, мистер Джанкана, какие незаконные операции вы проводили? – приступил к боссу мафии молодой и рьяный Бобби Кеннеди.

Джанкана только хихикнул.

– Вы будете сознаваться или только хихикать? – разозлился Бобби.

Джанкана не удостоил его ответом.

– Я думал, хихикают только девчонки; оказывается, так поступают и крупные мафиози, – выдал Бобби.

Этой фразы Джанкана не мог ему простить.

Теперь, получив пост министра юстиции, Бобби взялся за дело с небывалым энтузиазмом. Он задумал пресечь всю теневую деятельность в Соединенных Штатах и не собирался ограничиваться прищучиванием босса чикагской мафии и его товарищей. Для своих целей Бобби задействовал главу ФБР, Джона Эдгара Гувера. Ему были даны инструкции не жалеть ни ресурсов, ни времени, ни сил. Также Бобби обратился за содействием к Налоговому управлению, чтобы выявить лиц, скрывающих свои истинные доходы. Но и этого свежеиспеченному министру юстиции показалось мало. Он учредил особый комитет для составления черного списка, в каковой список угодили, среди прочих, и друзья Синатры – Джанкана, Мики Кон, Джонни Розелли. Были там и люди Фрэнку малознакомые – Джимми Хоффа, Рой Кон и другие.

Понятно, что столь решительные шаги нового министра не понравились Сэму Джанкане и его влиятельным компаньонам. Сэм намеревался предъявить клану Кеннеди некий счет и полагал, что получит приличное вознаграждение за своё участие в успехе предвыборной кампании в Западной Вирджинии. Джо Кеннеди тогда попросил Фрэнка Синатру задействовать связи в криминальном мире для того, чтобы повлиять на шахтерские профсоюзы (которые пользовались авторитетом в Западной Вирджинии). По замыслу «патриарха» шахтеры должны были голосовать за Джона Кеннеди. Сэм Джанкана справился блестяще – и теперь собирался об этом кое-кому напомнить.

В марте 1961 года Сэм и Фрэнк встретились в Майами, в отеле «Фонтенбло». Сэм просил об услуге.

– Мне надо, Фрэнки, чтобы ты пресек деятельность Бобби Кеннеди, направленную против меня и моих ребят, – сказал Сэм, когда они с Фрэнком выпивали в баре отеля. – Это безобразие необходимо остановить. Сам понимаешь.

– Я на этого недоделка влияния не имею, – признался Фрэнк, под «недоделком» разумея Бобби Кеннеди.

– Тогда обратись к старику, – посоветовал Сэм. «Стариком» он называл Джо Кеннеди, «патриарха».

Еще когда «старик» просил Синатру повлиять через Сэма Джанкану на выбор шахтеров, Синатра был не в восторге. Теперь ему отнюдь не улыбалось обращаться к «патриарху» по настоятельной просьбе босса мафии. Но что он мог поделать? Отказать Сэму Джанкане?

– Не волнуйся, – произнес Фрэнк. – Улажу.

– У тебя уже есть план? – поинтересовался Сэм.

– Начну со старика, – ответил Фрэнк, предварительно глубоко затянувшись сигаретой. – Если он заартачится, добьюсь встречи с самим.

(Фрэнк имел в виду президента.)

Сэм явно воспрянул.

– Значит, договорились? По рукам?

Фрэнк вымучил улыбку и допил свой виски. Но Джанкана был совершенно уверен – сделка состоялась.

Возвращение Мэрилин Монро

К лету 1961 года сорокапятилетний Фрэнк Синатра и тридцатичетырехлетняя Мэрилин Монро были знакомы уже семь лет. В конце пятидесятых, когда Фрэнк страдал после разрыва с Авой, а Мэрилин пыталась оправиться от развода с Джо Димаджио, они искали утешения в объятиях друг друга. Тогда между ними возникла недолгая связь. Мэрилин с тех пор продолжала время от времени встречаться с Фрэнком, даже когда вышла замуж за Артура Миллера (они официально расстались в конце 1960 года).

Фрэнк, определенно испытывая романтические чувства к Мэрилин, отнюдь не собирался углублять или укреплять эту связь. Прошло много лет, но место Авы Гарднер в его сердце так и не сумела занять другая женщина. Вдобавок у Мэрилин были серьезные проблемы, а Фрэнк не терпел «проблемных» женщин – еще с той поры, когда они с Мэрилин делили кров. Сейчас пристрастие Мэрилин к алкоголю и сильнодействующим лекарственным препаратам напрягало Фрэнка куда сильнее. Однако он был добр с Мэрилин, а она это ценила. Мэрилин перевалило за тридцать, морщины, седина и лишний вес были ее ночным кошмаром. Несмотря на страх постареть, она по-прежнему привлекала мужчин. Увы – попользовавшись, они быстро ее бросали. Фрэнк по крайней мере продолжал с ней возиться.

Известный визажист Джордж Мастерс вспоминает:

– Обычно я приезжал к Мэрилин в полдень – и заставал ее в постели. Уже при мне она кое-как поднималась. Похмельная, бродила по комнате, ставила пластинку Синатры. Валилась на кровать и бормотала: «Джордж, когда пластинка кончится, поставь новую». Я повиновался. Она слушала только записи Синатры, и ничего больше. Я менял пластинки, увещевал ее. Пытался разговором привести в чувство.

В феврале 1961 года Мэрилин загремела в психиатрическую лечебницу Пэйна Уитни в Нью-Йорке. Пробыла она там недолго и после выписки решила пожить в Лос-Анджелесе. Тогда-то Фрэнк и предложил ей поселиться у него в доме, в Бель-Эйр. Мэрилин вроде согласилась, но в последнюю минуту передумала – возможно, из-за Джо Димаджио. Именно с ним в марте 1961 года она провела несколько дней во Флориде. А в июне Фрэнк пригласил Мэрилин в Вегас. Он снова жил в «Сэндз», поскольку именно в этом отеле седьмого июня планировалось отметить сорок четвертый день рождения Дина Мартина. Приготовлениями занимался Синатра.

Обратимся к внутренним документам отеля «Сэндз» названного периода – и увидим, сколько усилий было предпринято администрацией для того, чтобы ничто не омрачало пребывание там Мэрилин Монро. Вот служебная записка от Энтраттера Гузмену и Фриману. Дата – пятое июня 1961 года.

«Настоящим уведомляю, что ни одному фотографу ни под каким предлогом не разрешается фотографировать мистера Синатру и мисс Мэрилин Монро вместе во время коктейльной вечеринки после шоу 7 июня. Следует пресекать подобные попытки на корню. Любой фотограф, попытавшийся сделать такой снимок, должен немедленно выдворяться из отеля. Это не только распоряжение администрации – это требование самого мистера Синатры и обсуждению не подлежит».

А вот вторая служебная записка, адресованная всем сотрудникам отеля. Дата – шестое июня 1961 года.

«Мэрилин Монро является гостьей мистера Синатры. Он требует, чтобы во время краткого пребывания мисс Монро в нашем отеле ей была обеспечена абсолютная приватность. Мисс Мэрилин Монро следует зарегистрировать в номере мистера Синатры. Ни под каким предлогом, ни телефонными звонками, ни визитами нельзя беспокоить мисс Монро и мистера Синатру до двух часов дня».

Сестры президента Кеннеди, Патрисия Лоуфорд и Джин Смит, также присутствовали на вечеринке в Лас-Вегасе. Были там и Элизабет Тейлор, и ее тогдашний супруг Эдди Фишер. С ними за столиком сидели Дин Мартин и его жена Джинн. (Ни Дин, ни другие члены Крысиной стаи в тот вечер не выступали, пел только Синатра.)

Вот как описывает Мэрилин Монро один из немногих журналистов, допущенных на торжество: «Восхитительная женщина. Неподражаемая улыбка, пышно начесанные белокурые волосы, декольте столь глубокое, что от бюста нельзя глаз отвести».

Очень немногие фотокорреспонденты удостоились права присутствовать на вечеринке. В частности, там был фотокор из «Уайд уорлд фотоуз».

– Фрэнки, давай вместе снимемся, – крикнула Мэрилин, поглядывая на этого фотографа и на журналиста. И добавила, причмокнув: – Я тебя люблю, Фрэнки. Пускай об этом узнает весь мир.

Мэрилин встала у Синатры за спиной и обхватила его руками за талию, как бы опираясь на него для поддержки.

Фрэнк поспешно высвободился и отскочил, пока его не успели сфотографировать. Мэрилин потеряла равновесие и чуть не упала. Фрэнк шепнул своему телохранителю:

– Присматривай за ней.

Мэрилин не унималась. Кажется, сняться с Фрэнком стало для нее в тот вечер идеей-фикс. Она подкралась к Фрэнку, точно котенок, кивнула фотографу и даже поманила его пальцем – дескать, снимай скорей, пока Синатра не видит. Она явно перегибала палку. Как только фотограф собрался их щелкнуть, к нему подскочил телохранитель, выхватил камеру и отдал Фрэнку, что-то шепнув ему на ухо. Фрэнк шагнул к фотографу и журналисту, зашипел:

– Еще раз увижу – вот этой самой камерой черепушки вам обоим раскрою.

В этот момент к Фрэнку нетвердой походкой приблизилась Мэрилин.

– Фрэнки, меня сейчас стошнит, – предупредила она. Действительно, вид у нее был неважный.

Фрэнк испугался.

– Что?

– Говорю, меня сейчас стошнит. Прямо здесь!

Фрэнк схватил Мэрилин за плечи и поволок из комнаты.

Синатра предает Сэма Джанкану

С того дня, когда Фрэнк дал обещание Сэму Джанкане, прошло восемь месяцев.

В августе 1961 года с Фрэнком связался Джо Кеннеди. «Патриарху» хотелось отблагодарить Синатру за участие в предвыборной кампании, за успех в Западной Вирджинии, а также за безупречно проведенное торжество накануне инаугурации. Синатра получил приглашение в Белый дом, а также в резиденцию клана Кеннеди, в Хианнис-Порт. Разумеется, Фрэнк был счастлив.

Однако через пару недель настроение ему подпортил Джанкана. Филадельфийский друг знаменитого мафиози, Томас Дибелла, вспоминает:

– Прослышав, что Кеннеди пригласил Фрэнка в гости, Джанкана позвонил ему и говорит: «Смотри, приятель, не забудь замолвить за меня словечко». А Фрэнк отвечает: «Попробую. Но обещать ничего не могу. Ты же понимаешь…» Тут Сэм взорвался. «Ты слово дал! Так что изволь выполнять, а не то пожалеешь. Твои слова – сделка есть сделка».

Если верить Томасу Дибелле, Фрэнк рассердился. Он не привык к угрозам и повысил на Сэма голос.

– Не вздумай мне всё дело испортить. Я как проклятый работал, я эту честь заслужил. Заткнись, Сэм, не зли меня. Слышишь? Я тебя не боюсь, чтоб ты знал. Если думаешь, что меня твои угрозы напугали, значит, ты идиот. Ты меня идиотом считаешь, а ты сам идиот.

Сэм швырнул трубку.

– Дело принимало серьезный оборот, – вспоминает Томас Дибелла. – Фрэнк, наверное, рехнулся, раз посмел говорить в таком тоне с Сэмом.

Фрэнк ничуть не боялся ни Джанканы, ни других мафиози. Конечно, они – крутые ребята, да только он и сам крут. Они представляют опасность. Зато Фрэнк Синатра – знаменит и популярен, а значит, неуязвим. Так ему казалось.

– Меня им не выбить из седла, – говаривал Фрэнк.

Поэтому вспышка гнева Сэма Джанканы не заставила его насторожиться. А от визита в Белый дом Синатра получил массу удовольствия.

Визит состоялся двадцать третьего сентября 1961 года. По воспоминаниям очевидцев, Фрэнк даже не вспомнил про Джанкану. Вот что говорит Дэйв Пауэрс, один из помощников президента Кеннеди:

– Фрэнк Синатра поделился с шеф-поваром своим фирменным рецептом коктейля «Кровавая Мэри», и получилось действительно нечто потрясающее. Фрэнк сидел на балконе, потягивал коктейль, любовался видом Вашингтона в закатных лучах. Вдруг он повернулся ко мне и выдает: «Дэйв, знали бы вы, какую работу я проделал для Джека. И вот теперь я вознагражден. Усилия стоили того, чтобы вот так посидеть на балконе».

На следующий день Фрэнк отправился в Хианнис-Порт вместе с Патрисией Лоуфорд и Тедом Кеннеди, младшим братом президента. Они летели на одном из личных самолетов клана Кеннеди. Днем позже Фрэнк, Джон Кеннеди, его друзья и родственники на яхте «Милый Фитц» обогнули Тресковый мыс. Плавание заняло три с половиной часа.

Вспоминает сенатор Джордж Сматерс:

– Все отлично проводили время, вот только президент был холодноват с Синатрой. Давно прошла та пора, когда у всех складывалось впечатление, будто Джон Кеннеди и Фрэнк Синатра – закадычные друзья. Синатра холодности не замечал, а может, замечал, но не брал в голову. Он попросил Питера Лоуфорда замолвить словечко за Джанкану и устроить ему, Фрэнку, встречу с министром юстиции. Я точно знаю, что Питер с Бобби поговорил. Однако Питеру было велено не лезть не в свое дело. А встречаться с Синатрой Бобби отказался наотрез.

Питер побаивался нести Синатре эту весть – вдруг Фрэнк вспылит? Но Фрэнк не только не вспылил – он вздохнул с облегчением.

– Спасибо, друг. Ты по крайней мере попытался.

Фрэнк действительно испытывал облегчение. Меньше всего ему хотелось обсуждать босса мафии с министром юстиции. Одному из друзей он сказал:

– Не собираюсь рисковать отношениями с кланом Кеннеди из-за какого-то паршивца мафиози. Я что, на идиота похож? Да мне плевать, прищучат Сэма или нет.

Рассказ продолжает Томас Дибелла.