Фрэнк Синатра. «Я делал все по-своему» Тараборрелли Рэнди

Она-де знает целую кучу пиарщиков куда более профессиональных и талантливых, чем Эванс. Пусть, мол, Фрэнк только слово скажет – и Ава мигом ему подгонит подходящего парня, который будет заниматься только раскруткой, и ничем больше. Фрэнк приблизился к Аве, взял ее сигарету, глубоко затянулся. Из уголка рта выпустил облачко густого дыма.

– Я с этим сам разберусь, детка, – сказал он в гангстерской манере.

Ава, вероятно, чувствуя, что на сей раз проиграла, поднялась с табурета, выпустила очередное кольцо дыма и направилась к выходу. По пути она едва не толкнула Дика Морана, который за дверью дожидался, «пока у них уляжется». Дик вспоминает, что от Авы пахло «розовыми лепестками, упавшими в пепельницу». Ава тем временем надумала что-то новое. Она повернулась к Морану и заговорила:

– А скажите-ка, юноша, с вами Эванс считается?

– Вообще-то нет, – признался Моран. – Он ведь мой босс.

– А вот интересно, – продолжала Ава, – можете вы мне встречу с ним организовать?

– Вам, наверное, лучше попросить мистера Синатру, – сказал Моран.

– Мистеру Синатре об этом знать необязательно, – произнесла Ава, коснувшись руки Морана. – Ну что? Организуете? Я вас очень прошу.

– Да, мисс Гарднер, – пообещал ошалевший от такого счастья Моран.

– Для вас, лапочка, я – просто Ава, – улыбнулась звезда, подмигнула заговорщицки и ушла.

– Ей до всего было дело, – годы спустя вспоминал Моран. – Я нутром почувствовал: эта женщина умеет получить любого, кто ей приглянется, и способов в ее арсенале предостаточно. И всё же я организовал ей встречу с Эвансом. О чем они говорили, я не знаю, только после Джордж мне сказал: «Всё, умываю руки. Пусть Фрэнк что хочет делает – мне плевать. Потому что по сравнению с этой стервозиной Авой наша прежняя головная боль Лана Тернер – просто святая». Также Эванс сказал, что разрывает контракт с Фрэнком. Грозился: я, мол, устрою ему концерт по заявкам. Но вышло несколько иначе. На следующий день Фрэнк сам перечеркнул многолетнее сотрудничество с Джорджем.

– С меня хватит, – объявил Фрэнк. – Ходят слухи, будто ты говорил обо мне с Авой. Этого я не потерплю.

– Да погоди ты! Она сама потребовала разговора со мной! – оправдывался Джордж.

– У меня другие сведения, – возразил Фрэнк. – Ты, значит, и Аве пытался угрожать этим своим пунктом о моральном облике, будь он неладен?

– Ничего подобного, – принялся отрицать Джордж. – Чтобы я этакой женщине о морали толковал? Не вижу смысла!

По воспоминаниям Джорджа Фрэнк схватил его за грудки.

– Ах ты, хорек вонючий! Сам не можешь девчонку закадрить, так решил влезть между мной и моей Авой? Жалко мне тебя, Джордж, – заключил Фрэнк, несколько поостыв, и отпустил Эванса. – Всё, уходи. Ты у меня больше не работаешь.

Тем дело и кончилось. Целых девять лет Джордж Эванс пекся не только о карьере Фрэнка, но и о его семейной жизни – а повторил судьбу многих друзей Синатры, вот так же им отвергнутых.

Прибежище

В начале пятьдесят первого года Фрэнк Синатра забронировал номер в хьюстонском отеле «Шэмрок», открытие которого было назначено на двадцать восьмое января. Фрэнк намеревался «оторваться» со своим другом Джимми Ван Хэйсеном. Но, делая пересадку в Эль-Пасо, приятели узнали о смерти Джорджа Эванса. Он скончался от сердечного приступа в возрасте сорока восьми лет.

Вспоминает Дик Моран.

– Мое личное мнение – Джорджа добил разрыв с Фрэнком. Даже не сам разрыв, а тот факт, что его спровоцировала взбалмошная, капризная женщина. Джордж ужасно переживал. Всё говорил: «В голове не укладывается, что Фрэнк мог так со мной поступить. Мне удавалось избавляться от всех его любовниц, а эта Гарднер избавилась от меня!» В ночь кончины Джордж меня позвал и сообщил, что пытался дозвониться Фрэнку, но не сумел. «Плевать, что я больше у него не работаю. Я просто хотел глаза ему раскрыть», – так сказал Джордж. Это были его последние слова.

Узнав о смерти Эванса, Фрэнк вскочил в самолет, чтобы поспеть на похороны в Нью-Йорк. Прощание с Джорджем Эвансом состоялось в похоронном бюро «Парк-Вест». Всю оставшуюся жизнь Синатра не позволял себе мыслей об Эвансе. Если при нем с чьих-нибудь уст срывалось имя «Джордж Эванс», Синатра тотчас переводил разговор на другое.

– Испытывал ли он угрызения совести? – задается вопросом Тед Хечтмен. – Не знаю. Этот человек всегда был для меня тайной за семью печатями. Была ли вообще у него совесть? Или нравственные принципы? Одно время я полагал, что об этом известно людям, более, чем я, близким к Синатре. Но потом я подумал: боже, ведь его собственная жена не видела от Фрэнка раскаяния, не слышала извинений по крайней мере искренних. Куда уж мне судить?

К моменту смерти своего бывшего пиарщика Фрэнк успел вляпаться в очередной скандал. Он позволил себе комментарий относительно Джинни Симмс, певицы и актрисы, с которой у Луиса Б. Майера (главы киностудии «Эм-джи-эм») был роман. Майер как раз отлеживался после падения с лошади, а Фрэнк вздумал сострить: дескать, вовсе не с лошади свалился Майер, а с Джинни Симмс. Эту шутку Синатра без устали повторял на коктейлях и, наконец, выдал ее Джину Келли, который отнюдь не пришел в восторг.

– Ну ты и болван, Фрэнк, – заметил Келли (по словам Нэнси Синатры). – Вульгарный, хамоватый даго. Когда только ты научишься следить за словами? Майер, знаешь, какой обидчивый? Он тебе этого не спустит.

– Ты прав, – согласился Фрэнк. – Я сглупил. С кем не бывает?

– Ты не понимаешь, – принялся объяснять Келли. – Во-первых, Джинни Симмс замужем. А во-вторых, ее муж – владелец сети отелей «Хаятт».

– Серьезно? – переспросил Фрэнк. – Надо же, а я не знал. Но это ведь была просто шутка.

– Не просто шутка, а плохая шутка, – продолжал Келли. – Ты, Фрэнк, с огнем играешь.

Тут он не ошибался и не преувеличивал. Ссориться с главой киностудии «Эм-джи-эм» Фрэнку было ну совсем не с руки. Позднее он говорил:

– Таких зануд, как Майер, еще поискать. Ни намека на чувство юмора! Прошло дня три, как я впервые пошутил насчет Джинни Симмс, и вот Майер меня вызывает. А я не знаю, доложили ему добрые люди или нет. Сидим мы, разговариваем, и Майер чуть ли не со слезами выдает: я, мол, тебя как родного сына люблю. Как сына, которого у меня никогда не было. Ну, думаю, сейчас он на меня всю студию перепишет!.. А Майер продолжает: «Я слыхал, ты про меня и Джинни остришь». Тут я всё понял. Понял, что мои дни на студии сочтены.

– Убирайся немедленно, – сказал Майер. – Слышать больше о тебе не желаю.

Так был расторгнут (на год раньше истечения срока) контракт Синатры с киностудией Луиса Майера. Фрэнку выплатили восемьдесят пять тысяч неустойки, но это его не утешило. Он хотел продолжать работать в «Эм-джи-эм».

Жизнь Синатре изрядно осложнил и уход его друга, Мэни Сакса, из «Коламбия Рекордз». Место Мэни занял Митч Миллер, приоритетом которого вовсе не являлся поиск материала для Фрэнка. Едва ли не всё записанное в тот период под началом Миллера встретило весьма прохладный прием как у поклонников Синатры, так и у музыкальных критиков. Миллер добился больших успехов с такими исполнителями, как Тони Беннетт и Розмари Клуни. А с Фрэнком он просто не знал, что делать.

Итак, карьера Синатры трещала по швам, и некому было ее спасать, ведь Джордж Эванс умер. Фрэнка всё больше тянуло к Аве. Она стала казаться ему единственным прибежищем от всех невзгод. Он стремительно терял связи в мире шоу-бизнеса – но по крайней мере у него была Ава. Примчавшись в Нью-Йорк на похороны Эванса, Фрэнк проводил с ней почти всё время. И причина такой привязанности крылась не только в великолепном сексе, о нет. При Аве Фрэнк полностью отрешался ото всего. Неудачи последних лет представали далекими и малозначительными. Фрэнк забывал даже о Нэнси – впрочем, продолжая чувствовать вину перед детьми.

– Их мордашки так и стоят передо мной. Просто сердце мне вынимают.

И всё же Ава помогала Фрэнку отвлечься, когда он более всего в этом нуждался. Он не только желал Аву – он уже без нее не мог. Намерения же самой Авы оставались неясными.

Ава: «Когда-нибудь Нэнси скажет мне спасибо»

Из-за похорон Джорджа Эванса Фрэнку пришлось снять бронь в «Шэмлоке» на первые два дня. Однако, когда он наконец прибыл в Хьюстон, оказалось, что в отеле его ждут. Ждала, конечно, Ава.

До сих пор Синатре удавалось скрывать от прессы роман с Авой. Влюбленные старались не засвечиваться вместе, а если и засвечивались, то ненадолго, так что журналисты не могли скомпоновать полноценный скандал. Теперь Фрэнк понял: Ава неспроста появилась в Хьюстоне, она просто нарывается на неприятности. Уж конечно, прессе известно про ее приезд, и теперь им проходу не дадут.

Фрэнк не ошибся. Ава, направляясь в Хьюстон, преследовала именно эту цель. Вместе с Риной, своей горничной, она заранее взвесила все «за» и «против» и сделала то, что удавалось ей лучше всего, – дала себе волю. Пора, решила Ава, их с Фрэнком отношениям перейти на новый этап. Действительно, сколько можно прикидываться, что между ними ничего нет? Да и Нэнси не мешает уже очнуться от сна. Если она наивно полагает, будто Фрэнк принадлежит ей, и только ей, настало время пролить свет на истинное положение дел. Так считала Ава.

Проблемы начались в итальянском ресторане на званом ужине, устроенном мэром Хьюстона. Заметив Фрэнка с Авой, фотограф Эд Шиссер из «Хьюстон пост» попросил разрешения их сфотографировать. Позднее Ава вспоминала: при виде репортера Фрэнк остолбенел, «будто обнаружил у себя в салате живую кобру». Затем он предложил Шиссеру отправиться куда подальше, на что Шиссер ответил мрачным взглядом. Этого оказалось достаточно. Фрэнк разъярился, подскочил к незадачливому фотографу и отправил его в нокаут. На следующий день весть о рукоприкладстве, а заодно и о романе с Авой разлетелась по всей стране.

Нэнси Синатра, даже прочтя поутру газету, не могла решить, что предпринять относительно интрижки мужа. До сих пор Фрэнк всегда к ней возвращался – то раньше, то позже. Пусть эти возвращения носили временный характер, но они были! Нэнси позвонила мужу в Хьюстон и услышала категорический ответ: он хочет развестись. А детали они с Нэнси обсудят, когда он вернется в Лос-Анджелес.

В 1950 году, в День святого Валентина (не лучшее время для подобных объяснений) Фрэнк сказал Нэнси, что с Авой у него всё серьезно. Не хочется причинять боль Нэнси, но факт остается фактом: он, Фрэнк, любит другую женщину. И нет в его жизни ничего и никого важнее Авы.

Сколько раз Нэнси Синатре доводилось выслушивать нечто подобное? Она и со счету сбилась.

– Ой, Фрэнк, вот только не надо. Ты как подцепишь очередную цыпу, так она для тебя и самая важная, и любовь до гроба, и всё такое, – сказала Нэнси. – А через месяц она тебе надоедает, или на горизонте другая цыпа появляется… Меня от твоих измен тошнит!

Нэнси сердилась. Она даже отвесила Фрэнку пощечину, выставила его из дому и поменяла замки. «Вот пусть теперь подумает над своим поведением. Глядишь, и возьмется за ум, когда я ему раздельное проживание обеспечу», – решила Нэнси. Согласия на развод Фрэнк не получит.

Годы жизни с Фрэнком ничуть не поколебали основных принципов, в которых Нэнси воспитывалась. Набожная католичка, она просто не могла допустить развода, ведь Церковь запрещает это деяние. Вдобавок надо сохранять семью ради детей. Да и можно ли предоставить легкомысленного, увлекающегося Фрэнка себе самому? Ведь у него что ни потаскушка – то вечная любовь. Не разбивать же семью из-за очередной измены!

Примерно в это время Нэнси в своей борьбе за сохранность брака лишилась поддержки свекрови. По воспоминаниям Тины Синатры Долли всё чаще твердила невестке:

– Дай Фрэнку развод. Отпусти его. Так будет лучше и тебе, и детям.

Такого Нэнси от своей свекрови не ожидала. Чтобы Долли – и не приняла ее сторону?

– Как у вас, мама, только язык поворачивается! – возмутилась Нэнси. – Я ведь именно ради детей стараюсь сохранить семью! Вы же сами меня просили потерпеть – или не помните?

– Просила, но это было давно, – не смутилась Долли. – А теперь я вижу: нельзя удержать мужчину, если он решил уйти.

Бедняжка Нэнси! Она еще не знала главного – оказывается, ее свекровь очень прониклась к Аве! Впрочем, скоро этот факт перестал быть для Нэнси тайной. Но в чем причины привязанности Долли к любовнице Фрэнка? Да вот они: во-первых, Долли обожала Аву как актрису; во-вторых, видела некий сакральный смысл в почти полном совпадении их дат рождения. Ава родилась, как читатель помнит, в Сочельник, то есть 24 декабря, а Долли – 25 декабря. О «мистической связи» между собой и прекрасной Авой Долли рассказывала всем встречным и поперечным, добавляя:

– В этом что-то есть, вы не находите?

Узнав же Аву поближе, Долли весьма впечатлилась силой ее характера. Увидела в ней, можно сказать, родственную душу. Ава, со своей стороны, умела угодить Долли. Стоило той заикнуться о своем желании познакомить Аву с хобокенскими друзьями, как Ава с энтузиазмом согласилась и в назначенный день вместе с Долли ходила от одной хобокенской семьи к другой и выслушивала рефрен:

– А это блистательная Ава Гарднер, невеста моего Фрэнки.

Как и Фрэнк, Нэнси отличалась памятливостью на обиды. Она не простила свекрови предательства, соучастия в развале их с Фрэнком многострадального брака, поддержки бессовестной Авы. Отношения Нэнси и Долли с тех пор были, мягко говоря, натянутыми.

Пятнадцатого февраля журналистка Хедда Хоппер в своей колонке светских сплетен написала, что супруги Синатра расстались. Нэнси сама сообщила Хедде, что жизнь с Фрэнком теперь невыносима и ужасна.

– Поэтому мы больше не будем жить вместе. Я уже обратилась к адвокату насчет раздела имущества, однако о разводе речь не идет. По крайней мере в обозримом будущем.

Нэнси признала, что это уже третье по счету расставание. На что Ава, прочтя колонку, отреагировала так:

– Неужели? А этот сукин сын мне ничего не говорил.

– Фрэнк и раньше мне изменял, и в дальнейшем, конечно, не уймется, – комментировала Нэнси поведение мужа, добавляя, что разъезд с ним – ее инициатива.

И пресса, и общественность дружно приняли сторону обманутой жены. На любовников посыпались обвинения. Фрэнка называли изменщиком, Аву – разлучницей, разбивающей семью. Киножурналы (тогдашняя версия таблоидов, что сегодня продаются в супермаркетах) обсасывали каждую подробность адюльтера и страданий Нэнси.

– То-то шум поднялся, – годы спустя вспоминала Ава Гарднер. – Добрых два месяца я пачками получала письма, в которых меня обзывали блудницей, да и кое-кем похуже. Легион приличия[6] грозился запретить фильмы с моим участием. Католические священники находили время, чтобы сочинять мне обвинительные послания. Я даже узнала, что представительницы католической организации «Дочери Марии и Иосифа» просят учеников приходской школы Святого Павла молиться за Нэнси Синатру. Я тогда не понимала и до сих пор не понимаю, почему такое естественное явление, как секс между мужчиной и женщиной, вызвало столь мощную общественную истерию.

Босс Авы, Луис Б. Майер, также присоединился к движению против ее связи с Синатрой. Он прибег к способу, отвергнутому в свое время Джорджем Эвансом, – напомнил Аве о пункте про моральный облик и пригрозил судом. И правда, как и у всех актрис, в контракте Авы было черным по белому написано: «Обязуюсь действовать так, чтобы не оскорблять общественной морали и ни актерской игрой, ни поступками не ронять своей чести, не становиться предметом ненависти, презрения, неуважения, насмешек общества, не совершать ничего шокирующего или оскорбительного для общества в целом». С Фрэнком Майер уже развязался, а Гарднер сказал, что с удовольствием избавится и от нее. Ава парировала:

– Этот ваш пункт о моральном облике – просто анекдот какой-то.

Для Авы слово «мораль» ничего не значило.

Ее отношение к браку Фрэнка оставалось куда как прозрачным.

– Если бы Фрэнк был счастлив с Нэнси, зачем бы он глядел на сторону? Раз глядит – значит несчастлив. Поэтому он теперь со мной.

Понять Нэнси она не пыталась, сочувствия к ней не имела ни капли. Ава предпочитала думать, будто с ней самой ничего подобного не случится.

– Если мой муж пожелает развестись, – говаривала Ава, – я его отпущу, да еще ручкой сделаю на прощание.

– Зачем этой женщине нужен муж, которому она сама не нужна? – спросила однажды Ава свою подругу Люси Уэллман в ресторане «Поло Лодж».

Уэллман вообще-то была личной ассистенткой Авы, но женщины вскоре обнаружили между собой много общего. Их дружба продолжалась целых тридцать пять лет. Люси Уэллман начала было объяснять, что проблема на самом деле глубокая, что любовь – чувство сложное и многогранное, а тут еще дети, целых трое, так что, может, лучше Аве отступить?..

Ава возмутилась.

– Нэнси – просто тряпка. Мужу она не нужна. Я бы на ее месте сказала: «Скатертью дорожка. Убирайся! Я тебе не нужна, значит? Дудки! Это ты, милый, мне не нужен».

В ответ на эту тираду Люси задала провокационный вопрос: а готова ли Ава до конца своих дней оставаться с Фрэнком Синатрой? Ведь если их связывает только секс (пусть и великолепный), может, это еще не повод разбивать семью? На что Ава сказала:

– Фрэнсис – большой мальчик.

Мол, она, Ава, его ни к чему не принуждает. Он сам так решил. Что касается жизни с Фрэнком Синатрой до гробовой доски – Люси, наверно, рехнулась.

– Кто так далеко в будущее заглядывает? Только психи, – заявила Ава.

– Ну, тогда, может, и семью не рушить? Подумай о Нэнси и о бедных крошках, – продолжала увещевать Люси.

– Господи! – Ава потеряла терпение. – Тебе-то зачем меня стыдить? Я, пожалуй, услугу этой Нэнси оказываю. Ей нужно что-то делать со своей жизнью – причем уже давно. Нужно двигаться дальше, а она как в болоте завязла. Спорим, когда-нибудь Нэнси скажет мне спасибо? Ну? Спорим?

Фрэнк в клубе «Копакабана»

В марте 1950 года Фрэнк Синатра заключил контракт с нью-йоркским клубом «Копакабана». Ава была с ним на Манхэттене. Они жили в отеле «Хэмпшир-Хаус». Пытаясь по крайней мере не выставлять связь с Синатрой напоказ, Ава поселилась в одном номере со своей сестрой Бэппи, а Фрэнк занял отдельный номер. От интервью у популярного журналиста Эрла Уилсона (уж конечно, его интересовала ситуация с Нэнси) Ава отказалась, сославшись на грипп. Зато распространила заявление:

– Я нахожусь в Нью-Йорке исключительно ради съемок в новом фильме. Фрэнки находится в Нью-Йорке ради выступлений в «Копакабана». Поскольку он теперь официально разъехался с женой, я не вижу криминала в том, чтобы появляться с ним на людях. Но, поскольку брак официально не расторгнут, считаю дурным тоном все спекуляции по поводу нашего совместного будущего. Одно я знаю точно: планы расстаться с Нэнси вошли в жизнь Фрэнка гораздо раньше, чем я.

Фрэнк подтвердил всё сказанное Авой и добавил:

– Наши свидания еще ничего не значат. Мне что, запрещено с женщинами встречаться? Я с женой разъехался и не намерен жить затворником.

На контракт с «Копакабана» Фрэнк возлагал большие надежды, ведь уже добрых пять лет он не давал концертов в ночных клубах такого уровня. Впрочем, более неудачный момент для этого трудно было и представить. Личные потрясения да и образ жизни (бдения до рассвета, алкоголь и табак) пагубно сказались на голосе Фрэнка. Теперь этот знаменитый голос звучал хрипло и грубо, да и диапазон заметно сузился. В клубе «Копакабана» Фрэнк давал по три выступления за вечер, пять раз в неделю выступал на радио, в промежутках умудряясь записывать пластинки. Положение свое он усугубил сам, согласившись на дневные шоу в театре «Кэпитол». Фрэнку нужна была работа, нужны были деньги – он ни от каких предложений не отказывался. Прибавьте к этому страх, что перед требовательной нью-йоркской публикой придется появиться отнюдь не в лучшей форме. Чтобы справляться с нагрузками и страхами, Фрэнк принимал столько седативных препаратов, сколько соглашался выписать врач.

Джимми Сильвани, работавший личным телохранителем Синатры, во время первого его выступления в «Копакабана» находился за кулисами. Сильвани вспоминает:

– Синатру тогда чуть не постиг нервный срыв. Он всё твердил: «Карьере конец, карьере конец. Я выдохся, а надо идти на сцену, к этим зрителям – которые ни пластинок моих больше не покупают, ни фильмов не смотрят». Синатра тогда таблетки горстями ел – и чтобы утром встать, и чтобы снять напряжение, и чтобы уснуть. По нашим нынешним временам его бы, наверное, в «Бетти Форд»[7] упекли. Вот сколько проблем у Синатры было из-за таблеток! Вечером перед первым выступлением я заглянул в гримерку и вижу: сидит Синатра перед зеркалом и бубнит «Ты справишься, Фрэнк. У тебя получится, дружище. Просто выйди на сцену и пой, как ты умеешь». То есть он настраивал себя! Вот мне его жалко-то стало! Потом явилась Ава – и шасть в гримерку.

Ава, по словам Сильвани, встала позади Фрэнка, одну руку положила ему на плечо, а в другой у нее был бокал с коктейлем. Глядя на их отражение в зеркале, Ава провозгласила:

– Фрэнсис Альберт Синатра, ты – величайший шоумен, когда-либо ступавший по этой многогрешной земле. Я в тебя верю. Я тебя люблю. Ты молодчина. – Она подняла бокал, как бы чокаясь с отражением. – А теперь иди на сцену, Фрэнсис. Докажи, что я права.

Фрэнк воспрянул и говорит:

– Я это сделаю, детка. Я сделаю это для тебя.

Поднялся, повернулся к Аве лицом. Она улыбнулась, прильнула к нему. Фрэнк ее страстно поцеловал.

После его ухода из гримерки Джимми Сильвани заметил на туалетном столике телеграмму. Вот что было в ней написано: «Ни пуха ни пера на первом выступлении. С любовью, Нэнси».

В тот вечер, двадцать восьмого марта, Фрэнк был бледен. Казалось, под угрозой не только его голос, но и здоровье. Он начал вяло, и публика его почти не слушала. Зрители шушукались, не обращая внимания на сцену! Фрэнку даже пришлось обратиться к одной особо увлеченной разговором компании:

– Послушайте, леди, я вам, случайно, болтать не мешаю?

Кое-как исполнив несколько песен и не заслужив толковых аплодисментов, Фрэнк унизился до просьбы:

– Это – мой первый концерт в «Копакабана». Ну поддержите же меня!

– Просто сердце разрывалось на это смотреть, – позднее вспоминала Ава. – Зал не внял, никакой поддержки Фрэнку не досталось. Он из последних сил выбивался. Ньюйоркцы – народ избалованный. Им не угодишь.

Отзывы о первом концерте в «Копакабана» были сплошь нелицеприятные. Например, «Хералд трибьюн» написала: «Не знаем, временное это явление или так теперь и будет, да только музыка, некогда ввергавшая в транс малолеток (кстати, что-то с ними сталось?), – исчезла. Знаменитое горло отказывается выдавать сладкие звуки. Это уже не тот волшебный голос, которым мистер Синатра исполнял легендарную композицию «Ночь и день». Да и сам мистер Синатра изменился. Ушло мальчишеское обаяние, от которого, бывало, девчонки хлопались в обморок целыми пачками».

Прочитав несколько аналогичных статей, Фрэнк изрядно разозлился. «Чертовы писаки», – так по свидетельству секретаря Авы, Мэри Ласалль-Томас, он охарактеризовал журналистов.

– Ава говорила мне, что Фрэнк даже позвонил журналисту из «Хералд трибьюн» и давай его честить, – вспоминает Мэри Ласалль-Томас. – Ава как раз вернулась после шопинга, а Фрэнк по телефону распекает этого типа на все лады. Например, он сказал: «Вы, мистер, ни бельмеса в вокале не смыслите. Кто вам позволил на личности переходить? Я не против конструктивной критики, а у вас какой-то пасквиль получился».

После отповеди Фрэнк швырнул телефонную трубку, выдернул шнур из розетки, а телефоном запустил в стену, пробив в углу изрядное отверстие. Ава мигом включилась – схватила несчастный телефон и вышвырнула в окно. Они с Фрэнком подскочили к окну и смотрели, как телефон буквально чудом не обрушился на голову ни в чем не повинного прохожего. Зрелище вызвало у обоих какой-то жуткий восторг.

Разборка

Однажды Ава и Фрэнк повздорили за ужином. Как обычно, при нескольких десятках свидетелей. Фрэнк никогда не выходил без «свиты», включавшей людей, на него работавших, а также его друзей… и друзей его друзей, и репортеров, которым удалось проникнуть в круг избранных. Фрэнк даже не всех по именам знал. Не важно, какой кризис переживала его карьера – он оставался Фрэнком Синатрой и держал свиту шумную и досужую. Свита беспрестанно курила, пила, заигрывала с официантками и устраивала междоусобные потасовки, и всё под наблюдением Фрэнка – не самого счастливого повелителя не самых галантных придворных.

В тот вечер Ава приревновала Фрэнка к участнице кордебалета, каковой кордебалет занимался разогревом публики перед выступлением основного артиста.

– У тебя есть я, – сказала Ава при многочисленных свидетелях (правда, расслышать ее было трудновато из-за общего гула). – На что тебе сдалась эта шансонетка?

Фрэнк ответил, что ничего между ним и «шансонеткой» не происходит. Просто она начала с ним флиртовать, он подыграл – разве это преступление? Но Ава продолжала развивать мысль: она, мол, Фрэнку не доверяет. Отлично, парировал Фрэнк, осушая бокал; он ей тоже не доверяет, так что они квиты. В общем, перепалка развивалась по обычному сценарию, пока Ава не перешла границы дозволенного.

– Не понимаю, что Нэнси в тебе находит, – заявила она.

Зря Ава упомянула имя Нэнси. Фрэнк по свидетельствам очевидцев так и подпрыгнул. Казалось, еще миг – и он ударит Аву.

– Никогда не произноси это имя, – сказал он. – Еще раз услышу, как ты треплешь имя Нэнси, – губы тебе расквашу.

Ава пулей вылетела из зала, вернулась в «Хэмпшир-Хаус» и стала звонить своему бывшему мужу, Арти Шоу, который жил в Нью-Йорке. Супруги даже после тяжелого развода остались друзьями – чего не понимали близкие Авы. Ведь Арти Шоу называл свою жену пустоголовой, безмозглой куклой. До того довел Аву, что она решилась пройти тест на уровень интеллекта. Вдруг и правда она безмозглая? Впрочем, ответив на все вопросы теста, Ава вдруг поняла: если мужчина считает женщину глупой, значит, он потерял бдительность. Таким мужчиной можно манипулировать. Аву это устраивало. До такой степени, что она даже не поинтересовалась результатами теста. С тех пор она чувствовала свою власть над Арти. Безусловно, свидание с ним в тот вечер следует расценивать как манипулирование. Ава хотела вызвать ревность Фрэнка. С легкостью она напросилась к Арти в гости, намереваясь пропустить по коктейльчику с ним, его тогдашней подругой, Руфь Козгров (впоследствии миссис Милтон Берл).

Ава отлично знала: Фрэнк ревнует ее к Арти Шоу и слышать не желает об общении бывших супругов. Фрэнк даже грозился (перед всяким, кто соглашался слушать): дескать, застукаю их вместе – обоих порешу. Перед тем как уйти в гости к бывшему мужу, Ава предусмотрительно оставила возле телефона блокнотик, открытый на странице с адресом Арти. Наверное, она думала: «Нескучный вечерок предстоит».

Ава не пробыла у Шоу и двадцати минут, когда вломился Фрэнк в сопровождении Хэнка Саниколы.

– Ну точные гангстеры из боевика, – рассказывала потом Рина Джордан, Авина горничная и наперсница. Правда, сама она не присутствовала, а говорила со слов Авы. – Бандиты, как есть бандиты – оба в плащах, шляпы на самый нос надвинуты, руки в карманах, будто у них там по револьверу припрятано.

Фрэнк быстро оглядел комнату. Ава сидела на стуле, с бокалом в руке, очень довольная собой. Их глаза встретились. Фрэнк явно смутился. Желание «порешить обоих» куда-то пропало. Напротив – Фрэнк развернулся к двери, вышел, ни слова не сказав. Ава продолжила приятный для нее вечер. Минут через тридцать она попрощалась с Арти, поймала такси и поехала в «Хэмпшир-Хаус».

Там Ава, слегка пьяная и очень сонная, прилегла на кушетку, сбросила туфли и задремала. Ее разбудил телефонный звонок. Звонил Фрэнк – из своего номера.

– Я больше так не могу, – заговорил он голосом, полным отчаяния. – Я сейчас руки на себя наложу. Слышишь? Прямо сейчас.

Раздались два выстрела.

Ава вскрикнула, уронила телефонную трубку и бросилась в номер к Фрэнку, по дороге прихватив свою сестру Бэппи. Фрэнк лежал на полу. Глаза были закрыты, в руке дымился пистолет.

– Господи! – выдохнула Ава, бросилась к Фрэнку, заплакала.

– У меня разум помутился от ужаса. Я не верила, что всё происходит наяву, – позднее вспоминала Ава.

Вдруг Фрэнк открыл глаза. С секунду любовники смотрели друг на друга. Так он – живой? Что тут произошло? Сам Фрэнк выглядел удивленным, будто не верил, что выстрелы всё-таки были.

– Ах ты, сукин сын! – воскликнула Ава.

Огляделась, увидела дырку в матраце. Схватила телефон и позвонила в номер Хэнка Саниколы. Хэнк мигом прибежал, сгреб постельные принадлежности, уволок к себе в номер, а Фрэнку притащил свои. А еще через несколько минут в гостиничном коридоре стало не протолкнуться из-за полиции. На все вопросы стражей порядка Фрэнк, хлопая ресницами, отвечал:

– Какой выстрел? Ничего не знаю, ничего не слышал. Ава, ты не слышала выстрела? Нет? Вы что-то путаете, ребята.

Позднее Ава рассказывала:

– Полицейские застали Фрэнка в купальном халате. Люди обычно не стреляются в неглиже, так что его неведение выглядело очень убедительно. Впору было давать ему «Оскара» за актерскую игру. Я же не могла в себя прийти, сердце так и прыгало.

На грани отчаяния

В марте 1950 года Ава Гарднер покинула Соединенные Штаты. Ей предстояло вместе с Джеймсом Мейсоном сняться в фильме «Пандора и Летучий Голландец». Путь Авы лежал сначала в Лондон, затем – в Испанию. К тому времени она нуждалась в передышке – почти театральные отношения с Синатрой изрядно ее утомили.

В Испании Ава увлеклась лихим тореадором, а на самом деле – партнером по фильму, тридцатичетырехлетним Марио Кабре, который исполнял роль Хуана Монтальво, возлюбленного Авиной героини. Кабре, даром что снялся лишь в нескольких фильмах, был крайне популярен – однако не только и не столько благодаря актерскому таланту. Марио Кабре прославился связями с самыми красивыми испанскими актрисами. Не устояла перед знойным и напористым испанцем и Ава Гарднер.

– Сама не понимаю, как это получилось, – вспоминала Ава. – Просто после одной сугубо испанской вечеринки – под звездным небом, с танцами и вином – я проснулась в постели Марио.

Разумеется, связь с Кабре для Авы почти ничего не значила. То был быстротечный, без осложнений романчик, всего-навсего удовлетворивший на время сексуальные аппетиты кинодивы. Однако, по собственному признанию, Ава рассчитывала посредством Марио Кабре вызвать ревность Фрэнка Синатры. Ревность, достаточную для развода с Нэнси и серьезного предложения ей, Аве.

Американские газеты не замедлили в красках расписать отношения Авы и Кабре. Фрэнк был потрясен и удручен. Не мог он вот так запросто сняться с места, метнуться в Испанию и проверить, так ли много он значит для Авы, как раньше. Фрэнк пытался вернуть позиции кумира миллионов, давая концерты в «Копакабана». Огромных усилий ему стоило, начитавшись желтой прессы, не расторгнуть контракт.

Двадцать шестого апреля 1950 года проблемы с голосом стали поистине пугающими. Во время дневного шоу (Фрэнк исполнял песню «Остров Бали Хай») голос его подвел. После концерта врач посоветовал Фрэнку отказаться от вечернего выхода к микрофону. Однако Фрэнк решил выступать во что бы то ни стало. Не мог он разочаровывать публику, и точка.

Третье шоу началось в два тридцать ночи. Фрэнк, в черном смокинге с атласными лацканами, в галстуке-бабочке, в туфлях, начищенных столь тщательно, что их мысы отражали огни софитов, прошествовал к микрофону. Но что пользы в великолепном наряде, когда сам артист тощ, изможден и бледен! Синатре чуть похлопали, он ответил своей фирменной улыбкой в несколько сотен ватт.

Первым номером шла композиция «У меня лишь одно сердце», которую Синатра посвятил Аве. Публика с энтузиазмом зааплодировала. Но уже на второй песне «Всё зависит от тебя» (It All Depends on You) голос предательски задрожал, а при взятии высокой ноты – и вовсе сорвался. Синатра в ужасе застыл. Откуда что берется? Сколько раньше он пьянствовал и куролесил; сколько у него баб перебывало – а голосу хоть бы хны! Фрэнк вцепился в микрофон, попытался продолжить петь. Почувствовал влагу в уголке рта. Думая, что это слюна, отер ее белоснежным носовым платком. Это оказалась кровь. Позднее Фрэнку поставили диагноз «кровоизлияние под слизистую оболочку».

Остаток вечера – а также на последующих шоу в злополучном «Копакабана» – публику развлекал Билли Экстайн.

Десятого мая 1950 года Фрэнк разорвал контракт с чикагским клубом «Шез Пари» (Chez Paree), не желая ставить под удар свой голос. По заверениям врачей, минимум на два месяца ему следовало забыть о пении. Фрэнк отправился в Майами – греться на солнце и продумывать дальнейшие шаги с Авой и Нэнси. Последняя, кстати, регулярно ему звонила, – но Фрэнк на звонки не отвечал, объясняя свою жестокость так:

– Если Нэнси действительно обо мне беспокоится, пускай даст развод.

Впрочем, стоило Фрэнку заговорить на повышенных тонах, как сбегалась его команда, умоляя поберечь голос. Врачи рекомендовали молчать, а с близкими общаться посредством записок.

Итак, Фрэнку сравнялось тридцать четыре; карьера его была под угрозой – разрыв с киностудией, никудышные объемы продаж пластинок, теперь вот проблемы со связками… Сам Фрэнк не представлял дальнейшей жизни без пения. А еще ему казалось, стоит только заполучить Аву – и всё наладится. С Авой он все препятствия преодолеет. Как он хотел услышать ее голос, ее смех!.. Увы, коварный Луис Майер блокировал телефонные звонки, чтобы ничто не отвлекало Аву от съемок. Взбешенный вмешательством Майера, доведенный до отчаяния, Фрэнк заказал билет на самолет до Барселоны.

Чем дальше, тем страшней

Прибыв в Барселону одиннадцатого мая, Фрэнк не застал Марио Кабре. Знойный «тореадор» успел уехать в Жерону, где проходили натурные съемки «Пандоры и Летучего Голландца». Ава подозревала, что режиссер Альберт Левин нарочно отправил Кабре подальше, прослышав, что тот намерен разобраться с Фрэнком.

Не успел Фрэнк шагнуть с самолетного трапа, как журналисты завалили его вопросами о Марио.

– А правда, что Марио Кабре крутит роман с Авой? – приставал один особо досужий газетчик.

– Кто-кто? – переспросил Фрэнк. – Первый раз слышу это имя.

Он взял в аренду автомобиль и отмахал шестьдесят миль по побережью до отеля «Сигалл» в курортном городе Сагаро, где, наконец, встретился с Авой. Фрэнк подарил ей изумрудное колье стоимостью десять тысяч долларов (которое вез в заднем кармане брюк, завернутым в туалетную бумагу). Также Ава получила целый ящик своей любимой кока-колы – этот подарок немало ее позабавил. Впрочем, веселость как рукой сняло, едва Ава узнала, что именно кока-колой Фрэнк запивает снотворное – прослышал, будто так таблетки действуют быстрее и эффективнее. Выглядел же Фрэнк ужасно. Вес его не дотягивал и до пятидесяти восьми килограммов, лицо было бледно, измождено.

На следующий день Фрэнк с Авой поехали на автомобиле на виллу «Ла-Бастида» в приморском городе Тосса-де-Мар, который только-только начал развиваться как курорт. Там любовники сняли два соседних дома, хотя поселились в одном, на имя Синатры. Почти неделю Синатра хворал и хандрил. Однажды утром, перед тем как отправиться ловить тунца, Ава обнаружила у Фрэнка пузырек с таблетками, который и выбросила в море. Она твердо решила своими силами бороться с бессонницей Синатры. Фрэнк, успевший подсесть на снотворное, сиганул за борт и чуть не утонул, пытаясь спасти заветный пузырек. Спасать же знаменитого певца пришлось капитану.

Дела стали совсем плохи, когда Ава наконец доставила Фрэнка на виллу. Там, прямо на крыльце, влюбленных поджидала газета со статьей о связи Авы и Марио Кабре. Впрочем, Фрэнк давно собирался устроить Аве момент истины. И вот этот момент настал. По воспоминаниям Люси Уэллман, говорившей со слов самой Авы, Фрэнк сгреб и энергично встряхнул свою возлюбленную. Всё, что он хотел знать: почему Ава афишировала связь с Кабре? Неужели ей неизвестно, как любит ее Фрэнк? Неужели она не понимает, как больно ранит Фрэнка?

– Помоги мне, – молил Синатра. – Нет, не мне – нам обоим.

Ава потребовала отпустить ее.

– Я тебе не вещь! – воскликнула она, и Синатра разжал тиски объятий.

Со слезами он повторил:

– Прошу тебя, Ава, взгляни на меня. Господи, ты что, ослепла? Не видишь, как мне плохо?

Это был решающий, почти исторический момент. Никогда прежде Фрэнк не представал перед женщинами уязвленным и несчастным – такого удостоилась одна только Ава. Возможно, сама она считала, что теперь прежние любовницы Фрэнка, а главное, его жена – отомщены. И отомстила за них она, Ава Гарднер.

– Язык у тебя подвешен, с этим не поспоришь, – заявила Ава. – Меня ты охмурил, Нэнси крови попил и продолжаешь пить, а другим твоим женщинам и счету нет. Уходи, лапочка. Не пой мне своих жалистных песен – я к ним глуха.

Фрэнк стал оправдываться – мол, к Нэнси он ездил, только чтобы детей повидать. Ава же твердила одно: они с Марио Кабре просто добрые друзья.

Фрэнк не верил.

– Не лги мне! – попросил он.

– Что такое? – возмутилась Ава. – Это кто здесь вспомнил слово «ложь»?

Одно стало понятно после этого выяснения отношений – Фрэнк нуждался в Аве куда сильнее, чем Ава – в нем.

Нэнси требует раздельного проживания

В июне 1950 года Фрэнк Синатра вернулся в Лос-Анджелес. Отдых и интенсивное лечение в Испании принесли свои результаты – знаменитый голос почти восстановился. Долли и Марти, встревоженные газетными публикациями и телефонными разговорами с Авой, приехали из Нью-Джерси на поезде. Их целью была серьезная беседа с Фрэнком. Все трое уселись по традиции за кухонный стол – совсем как много лет назад в Хобокене. Одни источники сообщают, будто Фрэнк заявил матери: мол, хочу быть счастливым, а это возможно только с Авой. Долли он не убедил.

– Что-то вид у тебя затравленный. Счастливые люди иначе выглядят, – парировала она.

Правда, на сей раз обошлось без фирменных «шпилек» Долли. Еще бы – ей было не до упражнений в остроумии. Марти предложил сыну вернуться в Хобокен, пожить в родной семье, которая, уж конечно, всегда его поддержит.

– Глядишь, сынок, мы вместе и решим твои проблемы, – убеждал Марти.

Напомнил, что сын всегда может положиться на родных, ведь семья – главное в жизни, для поддержки-то она и существует. Но Фрэнку казалось, Нэнси его отъезд очень огорчит. Если уж ехать, то с женой и детьми.

– Так за чем дело стало? – удивился Марти. – Забирай Нэнси и детишек, уедем подальше от этого Содома с Гоморрой.

Долли эта мысль не понравилась. По ее мнению, глупо отдыхать с семьей, если Фрэнк мечтает об Аве. Да и Нэнси обнадеживать такими поступками нечестно. Фрэнк, однако, уезжать в Нью-Джерси не хотел – ни с Нэнси, ни без нее. Сказал родителям, что ему надо пару недель отлежаться, а потом он отправится в Англию – его зовут выступать в «Палладиуме». Родители вернулись в Нью-Джерси без Фрэнка, очень расстроенные, что не сумели ему помочь.

Даром что новая битва с Нэнси отнюдь Фрэнку не улыбалась, он очень хотел повидать детей. Нэнси разрешила мужу провести в их доме выходные. Разумеется, с условием: спать Фрэнк будет в комнате для гостей.

Рядом с детьми Фрэнк воспрянул, зато Нэнси казалась печальнее обычного. Если уж называть вещи своими именами, она была просто подавлена. Зачем только она предложила Фрэнку этот уик-энд? Зачем сама себя обрекла на такие страдания?

После злополучных выходных Нэнси позвонила Фрэнку и попросила держать связь.

– Мы любим друг друга, – сказала Нэнси. – И желаем друг другу добра. Больше я не стану чинить тебе препятствий.

Давняя борьба за Фрэнка измучила Нэнси. Ее силы иссякли. Ее любви, продолжала она, достаточно, чтобы отпустить мужа.

– Мы – твоя семья. Не важно, где ты и чем занят. Знай – тебе есть куда вернуться.

Фрэнк от такого проявления великодушия даже прослезился.

Двадцать восьмого сентября Нэнси появилась в зале суда города Санта-Моника с иском о раздельном проживании. Вся дрожа, поддерживаемая под руки сестрой Джули, Нэнси излагала судье Орландо Роду причины своего решения.

– Моему браку пришел конец, – сквозь слезы говорила Нэнси. – Неоднократно мой муж уезжал в Палм-Спрингс без меня, и всегда – на несколько дней. Когда у нас бывали гости, он уходил, чем ставил меня и неловкое положение. До моих чувств ему не было дела.

Слушания прерывали несколько раз, давая Нэнси время взять себя в руки. Доход Фрэнка за 1949 год она оценила в девяносто три тысячи семьсот сорок долларов, их общее имущество – в семьсот пятьдесят тысяч долларов. В качестве временной поддержки ей назначили две тысячи семьсот пятьдесят долларов ежемесячно. Вот только Фрэнк при всей своей занятости никак не мог выплачивать жене эту сумму. Ему самому пришлось занимать деньги у студии «Коламбия Рекордз» – иначе на налоги не хватало. Аве он сказал:

– Когда Нэнси процесс завершит, я тебе даже пару нейлоновых чулок купить не смогу. Я должен работать, как вол. И принять любое решение, какое Нэнси с адвокатами измыслят.

– Не верю, что она так с тобой поступит, – возразила Ава. – Ты же ей столько подарков сделал!

Конечно, Ава понятия не имела о страданиях Нэнси.

– Помню, обедаем мы, – рассказывает Нэнси-младшая, – а мама чуть в обморок над тарелкой не падает. У нее сердце стало пошаливать, простуды откуда-то брались, слабость была постоянная. А ведь раньше мама никогда не болела. Теперь она всё время плохо себя чувствовала. Я не понимала, что проблемы со здоровьем вызваны скандалом. Мама любила отца и очень страдала. По ночам она плакала. Днем перед нами, детьми, – никогда, а ночами я слышала ее плач через стенку. Я прокрадывалась к маме и молча обнимала ее.

В октябре Ава вернулась в Голливуд, на студию «Эм-джи-эм», для съемок киношной версии знаменитого мюзикла «Плавучий театр» (Show Boat), с музыкой Керна и либретто Хаммерстайна. Фрэнк тем временем начал работу на телевидении в собственном шоу, трансляции которого были запланированы на субботние вечера. Выход в эфир «Шоу Фрэнка Синатры» седьмого октября 1950 года стал настоящим прорывом. Правда, рейтинги не зашкаливали, а многие зрители вообще удивлялись, как это столь скандальному персонажу выделили лучшее эфирное время. Но всё-таки шоу продержалось пару лет. Параллельно Фрэнк появлялся в еженедельной радиопередаче «Познакомьтесь с Фрэнком Синатрой», которая выходила по воскресеньям во второй половине дня. Словом, Фрэнк изо всех сил старался светиться – а также зарабатывать деньги. Но личная жизнь его оставалась запутанной. Вдобавок теперь Фрэнка мучило чувство вины перед Нэнси. Чтобы поразмыслить обо всем, он поехал в родной Хобокен. Там, выпивая с сыном в баре, Марти Синатра признался, что отнюдь не является поклонником Авы Гарднер – в отличие от своей жены. По мнению Марти, Ава поступила очень некрасиво, перебежав дорогу Нэнси. Впрочем, и чувства сына Марти отлично понимал.

– Не терзайся, что влюбился, – говорил Марти. – Любовь – главное, остальное – пустяки.

Марти никогда не отличался многословностью, зато, когда говорил, слова шли из самого сердца. И они так нужны были Фрэнку!

– Спасибо, папа, – сказал он. – Ты прав. Постараюсь не терзаться.

Напутствие отца Фрэнк запомнил на всю жизнь.

– Только сразу на Аве не женись, сынок, – поспешил добавить Марти, глядя Фрэнку прямо в глаза. – Сначала всё хорошенько обдумай. Два неудачных брака, Фрэнки, – это перебор.

Фрэнк кивнул, положил голову отцу на плечо и испустил тяжкий вздох.

– Ты прав, папа. Ох, как ты прав, перебор, – прошептал он.

1951 год

Фрэнк, теперь тридцатипятилетний, по-прежнему был одержим Авой Гарднер, а его карьера пока не вышла из-под угрозы. Двадцать седьмого марта 1951 года он отправился на студию записывать композицию «Какой же я дурак, что жажду быть с тобой» (I’m a Fool to Want You). Поистине «Коламбия Рекордз» еще не видела и не слышала столь эмоционального, столь пронзительного исполнения. Новая композиция стала своего рода поворотным моментом в творчестве Синатры, ознаменовала немыслимый рост его артистических возможностей. Все страдания, вся боль, что причиняла Синатре Ава, слышатся в каждой ноте. Что характерно – песня не стала хитом, прошла почти не замеченной, и сегодня известна только истинным адептам творчества Фрэнка Синатры. Но вернемся к процессу звукозаписи. Фрэнк был настолько измучен Авиными выходками, что не смог с первой попытки записать песню. Он удалился со студии весь в слезах! Позднее вернулся, завершил начатое. Песня создавалась в соавторстве с Джеком Вулфом и Джоэлом Херроном. Шесть лет спустя Синатра вновь записал ее – уже для студии «Кэпитал Рекордз»; впрочем, блестяще исполненному ремейку недостает эмоционального надрыва, столь явно слышимого в оригинале.

Примерно в это же время Фрэнк снимался на киностудии «Юниверсал» в фильме «Знакомьтесь – Дэнни Уилсон», где его партнершей была Шелли Уинтерс. Фильм получился очень недурной. Следующей актерской работой Синатры стала роль в комедии «Двойной динамит». В этом фильме также задействованы Джейн Рассел и Граучо Маркс. На сей раз актеров и режиссера ждал провал. «Двойной динамит» лег на полку.

Вспоминает Стив Столайер, секретарь Маркса Граучо:

– Граучо рассказывал, что Синатра постоянно опаздывал на съемочную площадку, потому что в гримерке тщательно изучал программу скачек. Однажды терпение Граучо иссякло. «Еще раз опоздаешь – будешь сам с собой играть, – пригрозил он. – Мне тебя дожидаться надоело». Больше Синатра не опаздывал.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Алексей Соколовский — автор методики и книги по Йога-До: «Если ты ищешь настоящую Йогу, почувствовав...
Заготовительный лагерь «Хэппи Джек» уничтожен, однако родители продолжают отправлять своих детей на ...
Автор – профессиональный детский и семейный психолог, много лет консультирующий родителей, – пишет о...
Не секрет, что занятия йогой значительно улучшают духовное и физическое состояние человека. А хорошо...
Сказка «Бессмертник» повествует о борьбе добра и зла в мире людей. Предназначена для детей старшего ...
Когда-то Алла, жена вора в законе, купалась в роскоши. Но в наши дни, одинокая и обедневшая женщина ...