Корона за холодное серебро Маршалл Алекс
– Сэр?
– Хм?
Ши и Ван стояли и ждали, и Доминго, кашлянув, махнул капитану:
– Давайте докладывайте.
– Мы… – Ши покосилась на Вана, который наблюдал за нею с тем интересом, какой геккон испытывает к муравью, и поправилась: – То есть ведьморожденные конные разведчики, которые проехали вперед, пока мы разбивали лагерь?..
Великие демоны моря, если эта капитанша будет каждую фраз формулировать в виде вопроса, то в этой кампании барона ожидают неприятности куда похуже геморроя.
– Ну, они увидели костер средь холмов, к северу от дороги? И они…
К шатру медленно приближался шум: громкие голоса и топот ног.
Ши залпом выдала остальное:
– Они захватили пленных, сэр. Шпионы непорочных, одетые по-военному.
Вот это уже что-то! Доминго ощутил мурашки при мысли о вражеских шпионах, крадущихся по его лагерю, но дрожь не добралась до похожего на тесто лица полковника и не выдала его восторг. Обдумывая ситуацию и одновременно вынуждая зеленую капитаншу оправдываться, он сказал:
– Какого демона делать здесь лазутчикам непорочных, капитан?
– Мы и правда довольно близко подошли к Линкенштерну, – задумчиво произнес Ван, как будто не Доминго повел их кружным путем по этой проклятой северной дороге, услышав, что проход к Леми завален лавиной; как будто барон Кокспар не знал, где расположен ближайший от границы его провинции город другого государства; как будто мысль о переходе Линкенштерна к непорочным не давила ему на сердце почти так же, как смерть сына.
– Премного благодарен за это выдающееся соображение, – сказал Доминго. – Но в следующий раз не говорите не к месту – я обращался к Ши. Впредь, брат Ван, ваши подчиненные будут докладывать мне, прежде чем проводить какие-либо военные мероприятия. Это понятно?
– Как скажете, сэр, – отозвался Ван. – Но ведь…
– Но ведь?
– Но ведь вы говорили, что мои подчиненные сначала будут мне докладывать, а потом я буду доносить всю существенную информацию до вас, сэр.
О, на лице уродца определенно появилась улыбочка – Доминго уловил это по движению щек. Повисла еще одна неловкая пауза: полковник начал было погружаться в новую жестокую фантазию, но поспешил одернуть себя, пока не слишком увлекся.
– Пожалуй, я не буду учить монаха Цепи играть словами, если только он не желает дать мне совет по бою на мечах. Как считаете, капитан, нужно ли уточнять, что солнце восходит на востоке?
– Да, сэр? – Ши оглянулась на холщовый полог, отвязанный Ваном и теперь хлопающий на ветру. – То есть нет, сэр. Стена непорочных еще не достроена, и это может быть разведка с целью убедиться, что мы не собираем силы для захвата стены и возвращения города.
– Неплохо, – кивнул Доминго. – Не лучшая теория, но и не худшая.
– Пора пропустить наши теории через горнило практики, – заметил Ван, поскольку до шатра добрались голоса и топот.
Явственно слышались стенания непорочных, и приунывший Доминго поднялся на ноги, чтобы встретить пленных. Отряд капитана Ши, проделавший огромный, до самой Азгаротийской границы, путь навстречу своему возвращающемуся полковнику, теперь позволил самодовольным анафемам украсть у себя всю славу, поймав каких-то лазутчиков. Это плохо, но простительно. А непростительно то, что никто из его опытных офицеров или солдат не велел этим мордоворотам оставить пленных где-нибудь под стражей, а не тащить в командирский шатер. Кого пороть – вот в чем вечный вопрос… Переводя взгляд с туповатой физиономии капитана Ши на рептилоидного брата Вана, Доминго обнаружил, что не в состоянии выбрать.
– Барон Доминго Хьортт! – крикнула старшая боевая монахиня в проем входа зычным голосом, не соответствовавшим хрупкому профилю. – Мы взяли в плен трех шпионов непорочных… – (При слове «шпионы» темные силуэты, видневшиеся за спиной невысокой женщины, залопотали по-непорочновски.) – Один заявляет, что он дворянин и имеет разрешение на проезд, и я привела их к вам. Решила, что так будет лучше.
Она, видите ли, решила, что так будет лучше. Решила наплевать на устав. Эта анафема разом перескочила в начало очереди на порку. Но остается одна незначительная проблема: возглавляемый ею вооруженный отряд похитил иностранного сановника.
– Введите их сейчас же.
Вошла боевая монахиня, за ней две непорочновские женщины и мужчина, а потом еще трое анафем – наверное, только для того, чтобы просторный командирский шатер сделался тесным, как цепная исповедальня. И непорочные, и ведьморожденные выглядели плохо: лица разбиты, оружие заляпано грязью и кровью. Но у анафем оно покоилось в ножнах, а на непорочных металлические только цепи на запястьях. Судя по тому, как две непорочновские женщины инстинктивно встали по бокам более молодого мужчины, было понятно и без монстра-ясновидца, что смазливый юноша и есть предполагаемый вельможа.
– Барон Доминго Хьортт, верно?! – гаркнул непорочновский юноша на жестковатом, но внятном багряноимперском. Похоже, его трясло от ярости, а не от страха. – Как вы смеете, сэр? Что вы себе позволяете?
– Я еще не знаю, – процедил Доминго, – но довольно скоро мы это выясним. И в этом шатре, мальчик, лучше звучит «полковник Хьортт».
– Мальчик?! Мальчик?! – Красавчик окрасился в цвет румяной оленины, что лежала между ним и бароном на столике. – Я принц Бён Гу Отеанский! – Одинаковые гримасы телохранительниц намекали, что такая манера знакомства вошла у него в привычку, которую они тщетно старались искоренить. – Четвертый сын императрицы Рюки, Хранительницы Непорочных островов! И вы считаете, что можете надеть на меня цепь, как на собственную собаку?! И вам плевать, что у меня есть разрешение на проезд, с печатью моей матери?! И вы смеете надеяться, что такая наглость сойдет вам с рук, сэр?!
Казалось бы, что может быть неприятнее, чем дурацкая манера капитана Ши любой фразе придавать вопросительную интонацию? Да вот такая наглая манера каждый вопрос ставить как ультиматум. Этот принц похож на напыщенного переигрывающего актера в роли испорченного щеголя.
– При всем должном уважении, ваше высочество, вы понятия не имеете, что я могу и на что смею надеяться. Поэтому я на вашем месте сделал бы глубокий вдох, а потом выдох, – посоветовал Доминго. – Теперь, если мои гости сочтут для себя удобным сесть на пол, мы сможем разобраться с тем, что, безусловно, является не более чем недоразумением.
– Сэр, – произнесла ведьморожденная, когда пленные нехотя опустились на землю, – мы нашли это в одной из их сумок.
– О? Наверное, это разрешение на проезд, о котором говорил его высочество? – Доминго смотрел на принца, пока сложенная ткань переходила от монаха к монахине, затем к брату Вану, а от него к капитану Ши. Теперь юный паршивец заерзал, а его телохранительницы настороженно выпрямились. Капитан расправила ткань на столе. Синий флаг, точнее, кобальтовый, с весьма недвусмысленным гербом.
– Так-так, интересно. Похоже, его высочество ушел в разведку далеко на север и оторвался от отряда.
– Вы смеете осквернять личную собственность августейшей персоны? – С мальчишки сошла почти вся спесь, он встревожился под стать своим охранницам. – Имеете дерзость намекать, что мы…
– Молчать! – рявкнул Доминго.
Телохранительницы вздрогнули, мальчишка отшатнулся. Это хорошо, они уже на взводе… Может быть, не заметят, как ошеломлен и напуган Доминго. Если непорочные поддерживают Кобальтовый отряд, то Багряной империи грозит опасность куда большая, чем предполагает папесса И’Хома.
– Вы пойманы на нашей территории, с флагом разбойников, которые терроризируют империю. И вы смеете говорить со мной свысока? Я могу повесить вас всех как шпионов, и ваша нежная матушка, будь она хоть трижды главой особых островов, не в силах мне помешать!
– Мы никоим образом не связаны с Кобальтовым отрядом, – твердо возразил принц, встречая яростный взгляд Доминго и не делая попытки стереть каплю слюны, прилетевшую на его ободранную щеку. – Мы не шпионы и не разбойники. Мы возвращаемся на острова, совершив очень долгое и трудное путешествие через всю Звезду. Этот флаг… свидетельство, которое мы обнаружили, а не знак нашей симпатии.
– Свидетельство чего? – спросил брат Ван.
Доминго вперился в него, стремясь если не остановить бешеным взглядом сердце урода, то хотя бы внушить цеписту понимание того, что допрос здесь ведет полковник.
– Свидетельство преступления. Это частное дело, не влекущее за собой никаких последствий ни для Азгарота, ни для всей большой империи.
– Думаю, я смогу судить об этом куда лучше, чем вы, – сказал оминго, и, когда принц вместо объяснений опустил глаза, полковничья сабля со стальным свистом вылетела из ножен.
Левая телохранительница живо переместилась с коленей на корточки, но, прежде чем успела двинуться дальше, плоский наконечник копья ведьморожденной хлопнул ее по горлу и заставил замереть. По оцарапавшему шею копью побежала струйка крови, а вторая телохранительница приблизила губы к уху принца и тихо произнесла что-то на незнакомом полковнику аристократическом диалекте. Доминго обошел стол и приблизился к пленникам, держа перед собой саблю; конец клинка остановился в дюйме от левого глаза принца. Шепчущая телохранительница умолкла и медленно вернулась в коленопреклоненную позу, прожигая Доминго взглядом со всей ненавистью, какую лиса испытывает к собаке, загнавшей ее на дерево.
– Ваше высочество, обращаюсь к вам с вежливой просьбой рассказать все как на духу. Если вы этого не сделаете, я велю моему цепному колдуну заглянуть в ваш разум и вытащить правду в мгновение ока.
Брат Ван кашлянул, но никак не прокомментировал слова полковника. Доминго не имел ни малейшего понятия, лгала ли Черная Папесса, говоря, что этот анафема способен лишь приоткрыть тайны тех, с кем близко знаком, но если сам Доминго не знал возможностей ведьморожденного, то откуда это знать мелкому князьку? Паршивый заморыш-стоик хмуро смотрел на Доминго, и полковник, выдерживая его взгляд, придвигал саблю все ближе…
– Хорошо-хорошо! – Глаза принца были крепко зажмурены, и Доминго понял, что до крови царапнул ему веко.
Он с непринужденным видом положил саблю себе на плечо; при этом все тело гудело от нервного напряжения. А ведь он на самом деле выколол бы глаз этому недоростку.
– Если дикорожденный способен читать мои мысли, то он подтвердит, что я говорю истинную правду. И когда я расскажу о результатах моего расследования, вы нас освободите. Договорились?
– На войне действуют кодексы, обязательные для всех настоящих солдат, – сказал Доминго, прислоняясь спиной к столу и рассматривая пленников. – Невежды считают войну торжеством дикости и хаоса. На самом же деле, когда два народа вступают в открытое противостояние, они должны неукоснительно блюсти существующие законы и правила. Все это в полной мере относится к «Багряному кодексу», одному из таких руководств, и я, будучи знаком с трудами вашего Джи-Ун Парка, не сомневаюсь, что непорочные смотрят на войну сходным образом. Если не соблюдать общих правил, не будет и войны – только массовое мародерство, только бессмысленное насилие и разрушение. Империя не признает Кобальтовый отряд законной армией, и если вы принадлежите к этой банде, то у меня развязаны руки и я могу поступить с вами, как сочту нужным. Если же вы, принц Бён Гу, представляете только Непорочные острова, то я должен обеспечить вам определенные условия содержания в моем лагере… И если выяснится, что вы не имеете никакого отношения к Кобальтовому отряду, то у меня не будет причин вас задерживать.
– Очень хорошо, – ответил принц, не поднимая ни глаз, ни голоса. – Я с эскортом боевых стражей прибыл в Багряную империю прошлой зимой, сразу после Нового года. Мы искали мою невесту, принцессу Чи Хён Бонг. У нас были основания полагать, что она похищена миссионером Вороненой Цепи.
Доминго бросил взгляд на брата Вана, но у того на уродливой физиономии не дрогнул ни единый мускул. Черная Папесса упомянула об этом похищении в исповедальне, но сколько она не сказала полковнику? Если Ван пользуется доверием не только кардинала, но и первосвященницы, то он наверняка должен знать…
– Но выяснилось, что она не похищена, – продолжал принц, и Доминго почувствовал, что у парня вот-вот сорвется голос. – Мы искали ее по всей Звезде, сначала подозревая имперский заговор, потом ранипутрийский, покуда слухи, которые до нас доходили все чаще и чаще, не подтвердились. Она сейчас с Кобальтовым отрядом. Вот почему у нас этот флаг – он все еще реял над Катели, когда мы добрались до города. Но отряд мы там не застали, он ушел, спасаясь от ваших войск.
– Принцессу взяли в заложницы? – Доминго подумал, что это может обернуться великой удачей, если заставит непорочных вступить в войну с Кобальтовым отрядом, или катастрофическим провалом, если склонит их к нейтралитету или, того хуже, к участию в восстании – в обмен на возвращение особы королевской крови…
– Не в заложницы, – тоскливо возразил принц. – В генералы. Я расспросил десятки выживших, и многие говорили одно и то же: Чи Хён помогла взять Катели. Мы слышали такие истории и раньше, и чем ближе подбирались, тем чаще, но теперь уже я не мог не поверить. Я взял этот флаг… на память. Нет, не то слово. Я бы сказал, что это… напоминание – напоминание быть осторожнее с моим сердцем. Нельзя отвращать взор от правды только потому, что она ужасна.
– А что насчет Софии? – не удержался Доминго, и все ведьморожденные, услышав запретное имя, навострили уши. – Если генералом, ведущим кобальтов, оказалась ваша принцесса, то где была София?
– Вы о призраке вашей Поверженной Королевы? – сказал принц, качая головой. – Да, она тоже была там, если верить кучке перепуганных крестьян, которые клялись, что видели ее. Меня больше интересовали поиски моей невесты, чем сказки о привидениях.
Доминго старательно сдерживал волнение. Новое подтверждение того, что София вернулась, было столь же желанным, сколь и пугающим, но мудрый тактик не ведет две битвы одновременно. История принца Бён Гу интересна не только тем, что в ней упоминается София.
– Значит, вы искали-искали и нашли наконец свою суженую, и теперь я должен поверить, будто вы просто развернулись и двинулись домой?
Принц не склонил головы под взглядом Доминго.
– Вы не догнали обожаемую генеральшу, не сели рядком и не поговорили ладком? Не вспомнили прошлое, не порассуждали о том, как быстро улучшатся отношения вашего народа с Багряной империей, если аристократка из непорочных поможет Кобальтовому отряду захватить трон?
– Нет, я этого не сделал. – Голос принца был холоден, как воды пролива Скорби. – Чи Хён Бонг могла стать моей первой женой, но сбежала, чтобы сделаться жалкой преступницей. Мне не о чем говорить с лживой, коварной изменницей. Нужно было послушать дядю, который отговаривал мать от помолвки. Это я убедил ее дать согласие – каким же я был глупцом! Я мечтал приручить дочь Канг Хо Бонга, мне это казалось вызовом, достойным моих талантов. Но теперь вижу…
– Канг Хо? – Доминго не удержался от злобной мины, вообразив, как голыми руками рвет на куски подобострастного непорочновского подонка.
Одно дело противостоять врагу на поле боя, и другое – сидеть с ним за пиршественным столом при дворе; с непостоянным духовенством такое случалось регулярно. Однако Канг Хо даже и не пытался никогда быть учтивым с бывшим противником, прерывая насмешки за спиной Доминго только для того, чтобы насмехаться ему в лицо. Он всякий раз притворялся, будто забыл имя полковника, а такие шутки не становятся смешнее от повторения.
– Вы о Первом Негодяе Канг Хо? Все знают, что он бежал на острова, но как, во имя всех языческих адов вашего народа, этот жулик мог стать отцом принцессы?
– Он королевского происхождения, сын владетеля Хвабуна и, женившись, вошел в семью Бонг, репутация которой безупречна. – Вроде бы принц вздохнул с облегчением, узнав, что разделяет с полковником демоническую ненависть к Канг Хо. – Его супруг – король Джун Хван Бонг, и при помощи сыроматери они… Гм… Чи Хён зовет короля Джун Хвана своим первым отцом, поскольку внешне похожа на него, но, учитывая ее коварство, я склонен верить, что это кровь Канг Хо…
– Я знаю, как делаются дети, – молвил Доминго, в чьей голове алым лотосом расцвел превосходный стратегический план. А он-то всего час назад еще клял этот вынужденный обходной путь. – Вы уверены в том, что дочь Канг Хо – одна из лидеров Кобальтового отряда?
– Достаточно уверен, чтобы отказаться от всякой надежды спасти ее от самой себя, – печально ответил принц. – Мы должны были пожениться весной, и сейчас она могла бы носить нашего…
– Но никто на островах пока не знает, что с ней стало, я правильно понял? – Доминго всячески старался не допустить в голос восторг. – Вы узнали ее тайну и теперь возвращаетесь, чтобы всем ее рассказать?
Глаза сидящей телохранительницы чуть расширились, но принц, не заметив этого, продолжал:
– Мое послание уже должно было прийти к матери. Я попросил ее, не дожидаясь моего возвращения, убрать белое с дворца, ибо нет причин оплакивать мою невесту.
– И ничего больше? Прежде чем вас отпустить, я должен узнать все подробности – ради безопасности Багряной империи. Что еще вы сообщили императрице Рюки о Кобальтовом отряде?
– Ваше высочество, – прошипела сидящая телохранительница, но тот взмахом руки велел ей молчать, пребывая в уверенности, что инцидент почти исчерпан и пленители убедились в его невиновности.
– Я сообщил ей все, что узнал о судьбе Чи Хён: что она не была похищена, но убежала сама, чтобы стать генералом в Кобальтовом отряде. А еще посоветовал непременно допросить Канг Хо по поводу его участия в мнимом похищении. Мне не кажется совпадением, что она присоединилась к армии наемников, носящей то же название, что было когда-то у банды ее отца. – Принц сжал губы, а потом решил выложить оставшееся: – Также я написал, чтобы мать попросила дядю отозвать сватов обратно в Отеан, поскольку мне нужна новая невеста. И это, барон Хьортт, все, что ей нужно знать, – невозможно вместить много непорочновских иероглифов на свиток для совомыши, а мать всегда запрещала мне писать на низших языках. Надеюсь, эти сведения будут вам полезны.
Принц осторожно улыбнулся барону, а тот улыбнулся в ответ. Барон рубанул со всей силы. Сидевшая на корточках телохранительница закричала, запоздало метнувшись вперед, чтобы заслонить господина, и в тот же миг ведьморожденная, державшая копье у ее горла, развернула наконечник с такой силой, что чуть не отрезала голову. Сидевшая телохранительница завопила на Доминго, когда тот выдернул клинок из ключицы сраженного, умирающего принца, а первая женщина упала к его ногам. Тогда один из ведьморожденных клевцом пробил кричавшей череп. В командирском шатре стало очень тихо; слышно было лишь, как кровь стекает с шелкового балахона принца Бён Гу и капает на лицо мертвой телохранительницы. Через мгновение принц распростерся рядом с соотечественницей.
– Помилосердствуй, Падшая Матерь!.. – наконец выдавила капитан Ши, таращась на бойню. – Принц?.. Полковник?..
– Я ничего не сделал, – сказал Доминго, без особенного удивления отмечая одинаковую невозмутимость на лицах у всех ведьморожденных и только у брата Вана некую гримасу – но радостную или скорбную?
– Вы говорили ему про военный кодекс? – прошептала Ши.
– Я говорил ему правду. – Доминго взял со стола салфетку брата Вана, чтобы вытереть саблю. – Я предпочел поверить на слово, что он не лазутчик из Кобальтового отряда, то есть не вражеский воин, заслуживающий обращения в соответствии со сложными законами, которыми набит «Багряный кодекс». Какое счастье для империи, что мы уже давно не находимся в состоянии открытой войны с Непорочными островами, несмотря на их подлость по отношению к Линкенштерну.
– И в обозримом будущем не станем воевать, – добавил Ван, чей острый сизый язык играл между сухими пеньками верхней челюсти. Брат порылся под рясой, вытащил длинный кинжал с черным навершием и протянул его Доминго. – Полковник, когда вам в следующий раз нужно будет казнить врага империи, молю, воспользуйтесь этим даром Цепи.
– Повторяю, брат Ван, не учите меня обращаться с оружием, и я не буду читать вам лекции о том, как проводить языческие обряды. – Доминго убрал саблю в ножны и, не взяв у цеписта кинжал, повернулся к дрожащей Ши. – Капитан!
– Сэр! – Она вытянулась, не в силах оторвать взгляда от трупов.
– Капитан, вряд ли нужно объяснять, почему вы никому не расскажете об этом… расследовании. Ни единой душе. Это ясно?
Она кивнула, но слишком быстро, и Доминго добавил:
– Поскольку это вопрос безопасности империи, представители Цепи будут следить за тем, чтобы из лагеря не поползли беспочвенные слухи. Вы остаетесь старшим офицером, пока мы не соединимся с Пятнадцатым полком, и ваша обязанность – прекратить любую сплетню задолго до того, как она достигнет острого слуха ведьморожденных или кого-нибудь еще менее расположенного к нам. Никаких непорочных в лагерь не приводили. Я понятно выражаюсь?
– Да, сэр!
Именно это и было нужно Доминго – утверждение, а не вопрос.
– Теперь оставьте меня с братом Ваном и его подчиненными, мы займемся уборкой.
Когда капитан Ши чуть не споткнулась о трупы, спеша выскочить из шатра, Доминго оторвал взгляд от кобальтового флага, разложенного на грязном столе, и сказал ей вслед:
– И пришлите еще порцию оленины. Кажется, у меня наконец-то появился аппетит.
Глава 4
Козел его дери, этого дедушку! Он стал настоящей занозой в заднице. Или, вернее, камнем в пояснице. Хоть он и сморчок, но его приходится изо дня в день, из месяца в месяц таскать по горам и долам. У Мрачного в позвоночнике поселилась ноющая судорога, которая беспокоила его даже после того, как он добрался до края очередного гребня и снял старика с закорок. Семья, что тут поделаешь!
– Оставь меня умирать в грязи, как зверя, – прокряхтел дедушка, когда Мрачный опустил его на бурую глыбу, торчащую из покрытого лишайником склона. – Вот чего от тебя хотели. Зановорожденные играют в язычников. От меня и рогатого волка стошнит.
– Ага, дед, – сказал Мрачный, понимая, что перспектива встретиться с армией будоражит в старике воспоминания. – Ты уверен, что это достаточно далеко от дороги?
– Сгодится, – ответил дедушка, закрывая глаза и тяжело дыша.
Как будто это он пер Мрачного по крутым безлесным горам. Двое мужчин оглянулись на путь, которым пришли; корочка инея на камнях и мхах сверкала в лучах рассвета. Далеко внизу дорога прорезала рощицы – вечнозеленый бамбук и бурый саам пышно разрастались в здешних долинах, напоминавших оголенные раны в скальпе гор.
– Они пройдут вон по той расщелине и станут лагерем дальше, на лугу. Достаточно ровное место для палаток, и вниз бегут ручьи, можно поить животных. Слишком роскошное место, чтобы эти барашки прошли мимо.
– Я все-таки думаю, лучше мне сходить туда одному, разведать…
Дедушка сощурил глаз, и внук запнулся под его взглядом, слишком хорошо зная, сколь бесполезны разумные доводы в разговоре с упрямым старым волчарой.
– Так будет быстрее и тише…
– Но ты не знаешь, как выглядит твой дядя, – перебил дедушка. – И что с того, что ты пойдешь быстрее и тише без меня? Какой-нибудь недоумок заметит, как ты подкрадываешься, и ему повезет с выстрелом из лучка-дохлячка – как тогда быть мне? Сидеть на гребаной горе и ждать, когда стервятник расклюет мне печень, или какое еще наказание придумают для меня Древние Смотрящие за то, что сижу в стороне от боя? Мы пойдем вдоль ручья, он заглушит твой шум, а если нас обнаружат раньше, чем мы – твоего дядю, ты просто швырнешь меня во врагов и сделаешь ноги. Ведь ты только и думаешь, как бы убраться.
– Я бы не стал, – буркнул Мрачный.
Дедушка наотрез отказался слушать его рассказ о встрече с Безликой Госпожой после первой короткой беседы об этом в Эмеритусе, заявив, что если бы боги хотели его участия, то позвали бы сами, а не посылали Мрачного. Поэтому внук так и не убедил старика в необходимости помешать этой Софии. А ведь спасение целого народа куда важнее, чем воссоединение дедушки со своим беспутным и бестолковым сыном. Но поскольку Безликая Госпожа дала понять, что эти двое должны найтись в одном лагере, то, возможно, есть смысл сперва разыскать дядю Трусливого.
– Не волнуйся. Мы пойдем вместе.
– Надеюсь, что нет, парень, – сказал дедушка. – Я верю, у тебя впереди больше весен, чем у меня.
– Нет, я имею в виду… Ты знаешь, что я имею в виду.
– О, ну вот и все – легки на помине! Ха!
Проследив за взглядом дедушки, Мрачный заметил далекий отблеск, – возможно, луч утреннего солнца упал на ком раннего снега в засыпающем саамовом лесу. Отблеск исчезал, и снова появлялся на дороге, и наконец приблизился достаточно, чтобы Мрачный смог разглядеть четверку всадников в темно-синем. Поблескивали их уздечки, – похоже, все прочие металлические вещи были зачернены, чтобы их обладателей нельзя было обнаружить по бликам. Разведчики проехали далеко внизу, и, хотя Мрачный понимал, что они с дедушкой незаметны среди высоких скал, он все равно вжался в мерзлую землю.
Последовало еще больше отблесков, а затем, как будто первые были только ручейками, предвещающими внезапный паводок, широкая дорога превратилась в реку отраженного света. Колонна все тянулась и тянулась; Мрачный быстро потерял счет людям, а потом и фургонам. Прошел почти час, а поток и не собирался иссякать. Тогда Мрачный обернулся к дедушке:
– Ты знал, что их будет так много?
– Один добрый волк стоит тысячи овец, – ответил старик.
Даже его, казалось, потрясла величина Кобальтовой армии.
Холодный свет зари заострил обтянутые кожей лицевые кости и пару клочков волос, оставшихся на темени и подбородке. Глядя в эту минуту на деда, Мрачный был вынужден признать печальную истину: старик здорово сдал. Совсем развалина. Пребывание вдали от саванн, погоня за слухами, блуждание по ложным следам, исследование безлюдных руин, общение с сумасшедшими внешнеземцами – все это и Мрачному недешево далось, он теперь чувствовал себя лет на пять старше. Несложно представить, какую плату заплатил за этот поход дедушка.
С другой стороны, не дедушку, а Мрачного коснулось божество. Старик спал как младенец, когда не караулил, да и когда караулил, тоже небось успевал вздремнуть, а Мрачный после встречи с Безликой Госпожой забыл про сон и отдых. В последующие месяцы ему приходилось еще и разузнавать о ее культе. Религия Покинутой империи была столь же непонятна, как и ее судьба, но он много узнал о женщине, охоту за которой поручила ему Госпожа, – о Кобальтовой Софии. Сейчас ее называют Поверженной Королевой, но когда-то она поставила эту землю на колени и взошла на престол, а затем погибла от руки своей преемницы Индсорит. И вот теперь она вернулась, проведя двадцать лет под землей, и начала войну против владычества своей врагини.
А Мрачный, вооруженный только копьем матери и отцовскими ножами, должен выступить против воительницы, которую даже смерть не сумела остановить. Он должен исполнить волю давно забытого божества, которому он ни разу даже не помолился. Если он потерпит неудачу, погибнет великое множество людей. Такое любого повергнет в уныние.
Мрачного и дедушку заметили еще до того, как те пробрались через вторую линию караула. Они прошли бы и дальше, будь темнота погуще, но Кобальтовый отряд ярко освещал лагерь и тщательно охранял его границы. Тенистый ручеек, по которому крался Мрачный, внезапно осветился, и пришельцев окружили кричащие люди. Варвар резко повернулся кругом, ослепленный лучами направленных на него фонарей, и хотел было рвануть вверх по ручью, но тут две стрелы пронзили мелкую воду справа и слева.
– Дернись (неразборчиво) тебе конец (неразборчиво)! – донеслось со склона.
Мрачному впору было порадоваться, что так затянулись поиски дяди Трусливого. Покидая саванны, он не знал ни слова из багряноимперского языка, а теперь был достаточно с ним знаком, чтобы понять суть приказа.
Он воткнул копье в берег ручья и поднял руки. Тот же голос прокричал:
– Что (неразборчиво) на спине?
– Скажи им, что мы ищем Марото, – вздохнул дедушка. – Наша единственная надежда – на то, что для этих внешнеземцев он не просто мальчик на побегушках.
– Демон! – крикнул другой невидимый дозорный.
– Нет! – возразил Мрачный на плохом багряноимперском и указал на дедушку. – Не демон! Дедушка на спине! Дедушка не ходить! Не демоны! Рогатые Волки! Здесь искать Марото! Марото семья!
– Бла-бла-бла, похоже, – сказал первый часовой. – Бла-бла Марото бла-бла?
– Я говорить плохо багряный язык, – сказал Мрачный, в сотый раз жалея, что имперцы не так оживленно торгуют с кораблями непорочных, как кремнеземские кланы. Он почти свободно говорил на непорочновском, но в империи этот язык пригодился меньше, чем он ожидал. – Марото здесь, мы говорить Марото. Взять нас Марото. Э-э-э… Пожалуйста?
– Ждите, – велел разведчик.
И Мрачный ждал, стараясь не обращать внимания на ледяную воду в прохудившихся сапогах. При ходьбе по Мерзлым саваннам тоже мерзнут ноги, но стоять в горном ручье – это куда хуже.
Свет фонаря не мигал и не сходил с его лица, а потому он закрыл глаза и перестал обращать внимание на упреки дедушки, что-де внук не смог бы подкрасться даже к глухой черепахе. Ох, видела бы его сейчас Безликая Госпожа…
– Говорил я тебе – надо было хватать ту первую дозорную и сворачивать ей шею, – бурчал дедушка. – Надел бы ее плащ – и ходи преспокойно по лагерю.
Мрачный промолчал, но мысленно спросил: как бы могло получиться, если у него над плечами торчит дедушка? Вот если бы они пробирались в лагерь, полный горбунов…
– Рогатые Волки? – произнес новый голос на основном языке Кремнеземья, которым пользовалось в торговле большинство местных кланов. – Ну, коли так, давайте посмотрим на ваши рога.
Услышать истинный язык было так приятно, что Мрачный расплылся в улыбке и быстро показал жестовые сигналы своего народа. Как только он это сделал, дедушка съездил ему по макушке и заявил:
– Это не наша родня! Будто я никогда не слышал гребаный выговор Орлов!
– Здесь, в империи, все варвары родня, почитай что кровная, – возразил голос.
Ощутив, что яркость света уменьшилась, Мрачный открыл глаза. Круг дозорных стал теснее, но фонари теперь были направлены к земле, и Мрачный различил женщину, носившую головной убор народа Венценосного Орла, с плюмажем из перьев, а также кобальтовый плащ. – Сколько вас еще в горах?
– Мы одни, – ответил Мрачный. – Я и дедушка, мы родственники Марото.
– Марото не предупреждал нас, что под покровом ночи к нам может прокрасться кто-то из его клана, – сказала Венценосная Орлица. – Могу ли я спросить, что, во имя священного блуда богов, вы здесь делаете? Если не имеете враждебных намерений, то почему не пришли в лагерь при свете дня?
Выйти утром на дорогу невооруженными, встретить разведчиков, объясниться – вот каков был план Мрачного, но дедушка не желал и слышать об этом. Впрочем, Мрачный не собирался говорить это чужакам.
– Я плохо знаю багряноимперский, и большинство имперцев, которых мы встречали, еще хуже говорят на непорочновском. Мы решили, что лучший способ разыскать моего дядю – пойти прямо к вам в лагерь. Клянусь моими ножами, мы не сделаем ему ничего плохого. Мы его семья.
– А как можно это проверить? – спросила Орлица.
– Наш разговор предназначен для Марото, птенец, – сказал дедушка. – Только не говори мне, что у этого щенка теперь птицы в услужении. Приведи его, и послушаем, что он скажет.
– Де… – начал Мрачный, но его наездник пребывал в строптивом настроении.
– Мы хотели дать ему второй шанс, но нам не нравится такая встреча. Если он стал плохим Волком, если чурается родни, то мы просто уйдем и забудем про него.
– С этим разберемся, когда возвратится Марото, – пообещала Венценосная Орлица. – И до тех пор вы никуда не уйдете. Пока мы тут беседуем, дюжина моих лучших людей прочесывает окрестности, и если наверху прячутся еще какие-нибудь родственники, то теперь для вас самое подходящее время о них упомянуть.
– Еще раз назови нас лжецами, и я тебе клюв загну назад, до самой гузки…
– Кроме нас – никого, – поспешил перебить дедушку Мрачный. – Отправьте кого-нибудь на север, вверх по хребту до первой седловины. Наши вещи сложены там под краем ледника, за камнями. Будем очень благодарны, если их принесут.
– Просто замечательно! – воскликнул дедушка, наверняка разозлившись на Мрачного – в очередной раз. – Тогда отведите нас к тому, кто замещает Марото.
Женщина рассмеялась:
– До его возвращения главной для вас буду я, и хватит об этом. Я кавалересса Сасамасо, временный капитан личной гвардии генерала.
– Я Мрачный, – сказал Мрачный. – А мой дедушка – Безжалостный.
– Тут явно какая-то ерунда, – хмыкнула кавалересса. – Вот мы и познакомились. А теперь я заберу ваше оружие. Не возражаете?
Мрачный боялся, что дедушка поднимет шум по этому поводу, но старик промолчал, когда Венценосная Орлица взяла у Мрачного копье и ремень с ножами. Если бы женщина попыталась отобрать у дедушки его зубочистку, могли бы возникнуть проблемы, но она притворилась, будто не заметила торчавших из сбруи ножен. Наконец она отступила и знаком позволила Мрачному выйти из ручья. Ночной воздух гор студил щиколотки сильнее ледяной воды.
– Кавалересса – это воин здесь так называется? – спросил Мрачный, шагая в ее сопровождении. В лагерь с ними отправились двое дозорных, остальные прикрыли фонари и вернулись к караульной службе. – Но ты же Венценосная Орлица.
– Кавалересса – это не просто боец, – ответила их дружелюбная пленительница. – Очень почетное звание и в ранипутрийских доминионах, и в имперских провинциях, им редко удостаивают чужеземцев. Оно означает благородство духа наряду с воинским мастерством.
– А мой дядя тоже кавалересса?
– Марото? Нет, он не рыцарь, хотя говорят, что ему много раз предлагали эту честь, но он всякий раз отказывался.
– Почему? – Мрачный пытался не таращиться по сторонам, пока его вели через битком набитый лагерь.
Похожие на царей люди в железных доспехах без единого пятнышка сидели у костров рядом с голыми до пояса солдатами, чумазыми и косматыми, как нищие бродяги.
– Я слышал, у рыцарей есть законы, – встрял дедушка. – Назвался рыцарем, значит больше не смей драться грязно, врать и жульничать.
– Это лишь малая часть кодекса, – ответила кавалересса Сасамасо с самодовольной ухмылкой.
– Твоего, – сказал дедушка, откидываясь в своих ремнях. – Он-то не такой, наш Трусливый.
– Трусливый?! – Кавалересса Сасамасо, похоже, пришла в восторг. – Так и знала, что имя Марото он получил не у Рогатых Волков. Трусливый! Отлично!
– Это шпионы? – По проходу между палатками приближалась новая женщина.
Она обратилась на непорочновском, а не на имперском, хвала Древним Смотрящим. Стражники по бокам от нее выглядели довольно впечатляюще: панцири как у крабов, стальные шлемы в виде собачьих голов. Но когда пленники остановились перед женщиной и Мрачный разглядел ее получше в мерцающем свете костра, у него перехватило горло и вспотели руки.
Не то чтобы его поразил ее скудный наряд, хотя взгляд задержался на редких полосках кольчужной сетки. Вместо того чтобы наслаждаться здешним климатом, который был помягче, чем в саваннах, большинство внешнеземцев носили теплое, кутались, как малыши с воспалением легких. И не красота взволновала варвара, хотя девушка была ох как хороша. Нет, его потряс яркий синий цвет обрамляющих ее лицо длинных волос и резкая линия челки, бросающая на темные глаза тень, которую не мог прогнать даже свет костра. Именно такой описывают легенды Кобальтовую Софию – грозная воительница с кобальтовыми волосами, повелевающая демонами наравне с армиями.
Перед Мрачным – та, кого он должен остановить, пока она своим колдовством не уничтожила целую империю. София. Будто подтверждая его открытие, над их головами запорхала маленькая совомышь, ее крылья отсвечивали эбеново-черным в свете костров.
– Вы принимаете нас за шпионов? – спросил дедушка, вполне прилично говоривший по-непорочновски вопреки своим бранным нападкам на их корабелов, рисовое спиртное и образ жизни вообще. – Мы здесь ради Марото.
– Назвались его родственниками, – уточнила кавалересса Сасамасо. – Пожалуй, я им верю. – Перейдя на багряноимперский, она добавила: – Иначе (неразборчиво) слишком уж глупо (неразборчиво).
– Я ценю Марото выше, чем всю остальную старую гвардию, – проговорила синеволосая женщина снова на непорочновском. А затем – ну ничего себе! – поклонилась. – Добро пожаловать в мой лагерь, родственники Марото. Я генерал Чи Хён Бонг, командир Кобальтового отряда.
– Я Мрачный, – представился Мрачный, хотя в настоящий момент ничего мрачного в своем настроении не замечал. Напротив, он уже давно не был так доволен – по той причине, что сейчас не было ни малейшего смысла бросаться на эту женщину. Ведь совомышь, вьющаяся над головами, – как пить дать приглядывающий за девушкой демон. Варвар не взялся бы объяснить, каким образом они связаны, – он просто знал. – А моего дедушку зовут Безжалостный. Мы Рогатые Волки. То есть раньше ими были, а теперь – нет. Наверное, когда-нибудь снова сможем ими стать. Смотря как пойдет. – Мрачный был и Рогатым Волком, и много кем еще, но никогда раньше не обнаруживал в себе болтуна. Так что он кашлянул и закончил: – Короче, мы пришли из Мерзлых саванн.
– Тундры Кремнеземья? – переспросила Чи Хён.
– Оговорился, что ли? – вмешался дедушка. – Девочка, наша родина называется Мерзлыми саваннами, изволь оказывать им подобающее уважение, так их и называя.
Мрачный покраснел, но, к его облегчению, Чи Хён восприняла дедушкино назидание с улыбкой.
– Мои извинения, господин Безжалостный, я не хотела показаться невежливой. Совсем напротив, я восхищена проделанным вами путем – ведь вы не имели иного коня, кроме внука.
Щеки Мрачного вспыхнули еще жарче, и он пояснил:
– Волки не ездят верхом.
– Я был бы рад принять твои извинения, – заявил дедушка, – но, пока мы пленники, пожалуй, не буду.
– Старый Волк, что ты о себе… – начала кавалересса Сасамасо, и к ним порывисто шагнул один из телохранителей Чи Хён, но Мрачный успел первым.
Позже ему придется адски дорого за это заплатить, особенно потому, что говорил он на непорочновском, но сказанного не воротишь.
– Во имя языческих богов и истинных предков, дед, просто скажи спасибо! Мы прокрались в их лагерь, точно львы, решившие выкрасть ребенка, и были пойманы, и теперь тебя возмущает их подозрительность? Что бы ты сделал, если бы схватил человека из клана Шакалов, залезшего к нам ночью в окно? Предложил бы ему кружку снегомеда?
Дедушка на спине Мрачного окаменел, но ничего не произнес. Чи Хён снова улыбнулась. Когда ветер раздул костер, Мрачный лучше разглядел ее глаза – они были не так темны, как ему показалось сначала. Эти прелестные самоцветы смотрели на Мрачного, а обращалась она к дедушке:
– Безжалостный из племени Рогатого Волка, если я получу слово чести, что ты и твой внук не причините никакого вреда, то вы будете здесь гостями, а не пленниками.
– Даю слово, – фыркнул дедушка, чуть расслабляясь в своей сбруе. – И охотно принимаю ваши любезные извинения, генерал.
– Отлично, – сказала Чи Хён. – Кавалересса, проследите, чтобы для них поставили отдельную палатку. – И обратилась к Мрачному и деду: – Когда Марото вернется из экспедиции, я прикажу, чтобы его сразу проводили к вам, и тогда вы решите, идти ли вам своим путем или принести клятву верности нашему делу. Как бы я ни хотела бессрочно довольствовать вас всем необходимым, зима на пороге, и я могу кормить только тех, кто у меня на службе. Чувствуйте себя здесь как дома, господа.
Последовал четкий короткий поклон, и генерал Чи Хён двинулась дальше, – видимо, она не искала задержанных варваров, просто шла по своим делам и наткнулась на них случайно. Мрачному не досталось прощальной улыбки. Не то чтобы он рассчитывал… но огорчился настолько, что рискнул выставить себя дураком.
– Погодите, – крикнул он женщине вслед, в кои-то веки чувствуя себя вполне уверенно. Эта уверенность мигом испарилась, когда генерал обернулась и он увидел досаду на ее лице. – Я… э-э-э, собирался сказать, что нам нужно покурить вместе. Вам и мне.
Судя по ее лицу, это было вряд ли возможно, и дедушка на спине Мрачного фыркнул, но внук закусил удила. Стараясь, чтобы в голосе не звучало отчаяния, он добавил:
– Я понимаю, у вас много забот, поэтому не тороплю. Когда у вас найдется время…
– Я не курю тубак, – перебила Чи Хён.
Мрачный понял: сейчас она уйдет, если он не скажет что-нибудь остроумное. Однако остроумие не было его сильной стороной, и он просто сказал правду, как всегда. Не очень-то много пользы она ему приносила.
– Я тоже. Тубак – гадость. Дед иногда крутит с ним биди, но у меня желудок не выдерживает. Не баран же я, чтобы пихать в себя ядовитую траву. Я говорил про саам!
Вот она! Такая осторожная, только чуть-чуть приподнимающая краешек генеральских губ, как у недоверчивой лисы, нюхающей воздух перед норой. Но все же это улыбка!
– Чтобы я курила с тобой дурман? Ты об этом просишь? – Улыбка исчезла так же быстро, как появилась. – Чтобы в разгаре военной страды я нашла время побалдеть с тобой, варвар?
Кавалересса Сасамасо прикрыла рот кольчужной рукой, а дедушка на спине Мрачного закатился беззвучным хохотом. Это была катастрофа.
– Саам не наркотик, а лекарство, – неуклюже возразил Мрачный.
– И какую же болезнь он лечит?
– Дурное настроение, – осторожно предположил он.
На самом деле он никогда раньше не задумывался о практическом применении саама, но знал, что им пользуются повитухи и гадалки по ядам. Но ему было неприятно признать, что он фактически предложил генералу заторчать.
– Господин Безжалостный, у меня к вам просьба насчет вашего внука. – Хотя улыбочка вернулась, Чи Хён переключила внимание на дедушку.