Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник) Вентворт Патриция
– Ну, нельзя же останавливаться на середине фразы! Каким вопросом?
Мисс Сильвер положила вязанье на колени, серьезно посмотрела на него и сказала:
– Иногда я подумывала, естественной ли смертью умер ее первый муж.
Фрэнк покачал головой:
– Знаете, шеф всерьез думает, что у вас есть личное помело. Он воспитан на сказках о ведьмах, и вы оживляете их неприятным образом.
Мисс Сильвер улыбнулась:
– Очень уважаемый человек. Мы с ним в превосходных отношениях. Но, думаю, у тебя есть что рассказать мне.
– Да, не очень много, но вот послушайте. Шеф отправил меня навести кое-какие справки. Я разговаривал с врачом, лечившим Даблдея. Видел, что иногда он не знал, что сказать. Даблдей был болен, но не так уж сильно. Он мог умереть так, как умер, но это произошло неожиданно. Сам врач уехал, и вызвали его юного партнера. Это был тот случай, когда на благоприятный исход приходилось девяносто девять шансов из ста, но в сотом имелось что-то подозрительное. Разумеется, ни один врач на свете не захочет терять частную практику из-за такого надежного дела. Едва ли врач особенно задумывался о его болезни, пока не стало известно, что Даблдей написал новое завещание преимущественно в интересах миссис Даблдей и что родственники намерены его оспаривать. Думаю, вот тут врач не знал, что сказать, но у него не было никаких фактов, поэтому он отмалчивался. Вскоре он узнал с большим облегчением, что дело решили без суда. Его бы наверняка вызвали свидетелем, и думаю, ему бы этого не хотелось. Как вы понимаете, он сказал мне только, что Даблдей умер, когда он был в отъезде, по правилам это было и все. Мне пришлось читать между строк через очень сильную лупу, но я ушел с убеждением, что миссис Леттер уже играла в эту игру. Говорят, отравители не бросают своего занятия.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Когда приходишь к убеждению, что твои желания важнее человеческой жизни, всегда найдутся возможности применить это убеждение на практике.
Фрэнк восторженно уставился на нее.
– «И здравый смысл в ее час торжества!» – процитировал он и поспешно добавил: – Поэт Уордсворт.
Глава 41
Джулия бросила в выдвижной ящик три пары чулок и задвинула его. Она снова была в Лондоне, чувствовала себя усталой и совершенно разбитой. Распаковывать вещи не так утомительно, как упаковывать, но приятного в этом мало, и уезжаешь ты или приезжаешь, что-то непременно оказывается забытым. Джулия забыла зубную пасту – это означало, что нужно выйти из квартиры и купить новый тюбик. Когда только что переживешь трагедию в состоянии крайнего напряжения, в расстройстве из-за зубной пасты есть что-то жалкое.
Она раскрыла все окна, но в комнате все равно было жарко и душно. Пыли казалось необычайно много. Джулия взяла швабру, тряпку и принялась за уборку. Покончив с ней, подумала, не лучше ли было бы оставить пыль на месте – так много ее собралось на руках и лице.
Начала Джулия с рук: бессмысленно мыть лицо, если руки покроются от этого влажными черными пятнами, и тут раздался звонок в дверь. Она торопливо посмотрелась в зеркало. Лицо было грязным, но не очень – скорее потемневшим. Или, может, совсем не грязным, может, просто она так выглядела. Решила, что в конце концов сойдет и так. Вытерла частично отмытые руки, заметила, что от них на полотенце осталось черное пятно, и пошла к двери.
Безупречно опрятный Энтони посмотрел на нее с легким удивлением и спросил, почему она устроила весеннюю уборку. Конечно же, это был Энтони! Если бы она ждала его в своем лучшем платье в течение девяносто девяти дней из ста, он бы так и не появился, однако на сотый день, когда она была бы вся в грязи и пыли, квартира притянула бы его как магнит. Джулия сказала:
– Ты всегда появляешься, когда я грязная, но я как раз смываю грязь.
– Видимо, ее было очень много.
– Да, много. Тебе придется подождать или, может, сходишь купить мне тюбик зубной пасты? Свою я забыла.
– Очень не хотелось бы, но схожу.
Это дало Джулии время переодеться. Когда Энтони вернулся, она была совершенно чистой, опрятной.
Он широким жестом протянул ей пасту.
– Невесте от жениха!
Он ожидал, что Джулия рассмеется, но был разочарован. Она отнесла тюбик в крохотную ванную и вернулась с пятнадцатью пенсами в еще влажной и розовой от мытья ладони.
– Зачем это? – спросил Энтони.
– За пасту. Возьми, пожалуйста.
– Дорогая, это щедрый подарок – от жениха невесте, одна из житейских вещей, которыми я намерен одарять тебя.
Наступила напряженная пауза. Джулия при своем характере вполне могла бы и взорваться.
Опасный миг прошел. Она положила монеты на край письменного стола и сказала:
– Как хочешь. Можешь считать ее заблаговременным рождественским подарком, тогда тебе не придется ломать голову, что подарить мне через три месяца.
Энтони дал ей суровый отпор:
– Разве я делаю тебе рождественские подарки?
Джулия ответила:
– Нет – с тех пор, как у нас были рождественские елки.
Зачем она это сказала? Ее слова прозвучали одновременно с воспоминанием, какими безмерно приятными были те дни и какими безмерно далекими. Она словно бы оглянулась на далекую маленькую, яркую картину. Сильно побледнела и услышала, как Энтони сказал со странной ноткой в голосе:
– Зачем нам разговаривать стоя? Ты выглядишь совершенно усталой.
Джулия с радостью опустилась на диван и ощутила за спиной подушку. На какой-то сумасшедший миг она не представляла, что сделает. Она могла расплакаться, могла повалиться на колени. Обе альтернативы казались до того унизительными, что о них невыносимо было думать. Джулия услышала свой голос:
– Слишком жарко для домашней работы.
Она увидела, что Энтони нахмурился. Последний раз они встречались на похоронах ранним утром неделю назад. Ужасно! Почему она не может думать о чем-то другом? Никто из тех, что были там, не захотят больше думать о них. Но, конечно, из головы этого не выбросишь. Джулии хотелось, чтобы Энтони не приходил. Хотелось, чтобы он ушел. Хотелось быть уверенной, что она не заплачет. И она ничего не могла с этим поделать.
Энтони нарушил молчание:
– Мое дорогое дитя, в этом кораблекрушении кое-кто уцелел. Например, ты и я. Разве тебе необходимо смотреть на меня так, словно мы не только мертвы, но и погребены? Немедленно перестань! Какими ты оставила других уцелевших?
Он с удовольствием заметил, что на ее щеки вернулся легкий румянец. Джулия поспешно ответила:
– Извини, я не хотела. Будь глаза у меня голубыми, все было бы хорошо.
– Дорогая, голубые глаза бы тебе не пошли.
– Знаю. Однако я не раздражала бы людей, глядя на них. Мне часто об этом говорят, но я постоянно забываю.
Энтони рассмеялся:
– Неудивительно. Нас задевает прикосновение к сердечным струнам. Оно всем не по душе. Улыбка помогает переносить эти касания. Сделай попытку! Как там Джимми?
Джулия с облегчением ответила:
– Определенно лучше. Знаешь, он не хочет брать деньги Лоис.
– Я и не думал, что возьмет.
– Да. Он написал адвокатам с просьбой принять меры для скорейшего возвращения этих денег Даблдеям. Это значительно улучшило его настроение. И Минни отлично его поддерживает. Постоянно прибегает к нему с проблемами, которые никак невозможно решить без участия мужского ума – с новыми прокладками для кранов в ванной, с составлением объявления, что нужен дворецкий, сколько составят дополнительные пять процентов в счетах прачечной, с просьбой убрать громадного паука из раковины в комнате служанки, потому что миссис Хаггинс ушла, а они с Элли сами не могут. Для него это очень полезно. Конечно, ему надо было бы давным-давно жениться на ней.
– Вряд ли ему это приходило в голову, – заметил Энтони.
– Наверняка нет. Но только подумай, от чего мы были бы в этом случае избавлены! На сей раз, могу сказать тебе, я позабочусь, чтобы пришло.
Энотони рассмеялся, но не перестал хмуриться.
– Оставь их лучше в покое.
– О, пока я ничего делать не стану. Все будет хорошо, пока Ронни и Элли там, но когда Ронни придется уехать на работу, и Элли вместе с ним, тут придется указать Джимми, что Минни никак не может оставаться и вести для него дом. Это будет очень неприлично.
– Ерунда!
– О, в деревне нет. Притом требуется только заставить Джимми подумать. Минни сделает его безмерно счастливым, и он заслуживает чего-то, чтобы все это загладить. Она тоже.
– Женщины совершенно бессовестны. Только и думают о том, как бы уложить несчастного мужчину, куда им хочется – в ягдаш.
– Это очень приятный ягдаш, – сказала Джулия мягким грудным голосом.
– Да, так вы нас туда и заманиваете. Всеми удобствами домашней жизни и кольцом в носу – приятным, крепким, нерушимым обручальным кольцом. У вас миллионы лет опыта, и вы превосходно научились этому, дорогая.
Когда Энтони произнес «дорогая», сердце у Джулии сжалось. Боль заставила ее выпрямиться и произнести:
– Так вот, у меня нет ни ягдаша, ни кольца – твой нос в полной безопасности. И чем скорее ты объявишь всем, что мы расторгли помолвку, тем больше я буду довольна.
Энтони поднял палец.
– О, этот твой характер, дорогая! Всегда считай до ста перед тем, как говорить. Это может слегка замедлить разговор, но лучшие медицинские авторитеты согласны в том, что лихорадочные спешки машинного века сокращают нам жизнь.
– Несмотря на это, люди теперь живут гораздо дольше, чем раньше. Помнишь, что мистеру Пиквику было всего сорок три года, и все говорили о нем как об «уважаемом старом джентльмене»?
– Дорогая, у нас общество не времени Диккенса. И мы говорим не о мистере Пиквике. Когда ты вспомнила о нем, чтобы перейти к другой теме, я собирался грациозно встать на одно колено и попросить тебя назвать день нашей свадьбы. После этого ты, само собой, подобающе покраснела бы, грациозно упала в обморок и оправилась бы настолько, чтобы заглянуть в каталог предсказываемых событий.
Вместо того чтобы покраснеть, Джулия сильно побледнела. Сказала:
– Перестань болтать ерунду. Нет смысла делать вид, будто мы помолвлены.
Энтони охотно согласился:
– Совершенно никакого. Да и вообще помолвки отвратительны. Дорогая, ты, кажется, меня не слушала. Я не просил сохранять нашу помолвку, я попросил тебя выйти за меня замуж.
Джулия гневно взглянула на него.
– А я сказала тебе, что не хочу больше притворяться! Я пошла на это только ради Джимми!
Энтони встретил эту вспышку гнева испытующим взглядом.
– Ради Джимми, вот как?
– Ты сам это знаешь! Для этого больше нет необходимости, так что, будь добр, оповести об этом всех!
Энтони подался вперед, сжав руками колено.
– Предполагается, что я бросил тебя или ты меня? Мне это следует знать, так ведь?
Джулия сдержанно ответила:
– Ни то, ни другое. Мы разорвали помолвку, так как я думаю, что семейная жизнь помешает моему писательству. Но, само собой, мы останемся друзьями.
Энтони расхохотался:
– Великий карьерный мотив! Дорогая, он совершенно устарел. Современная женщина может иметь мужа, несколько работ, детей, дом без прислуги и легко со всем справляться. Но я полагаю, нам нужно будет снять квартиру с гостиничным обслуживанием – помнится, Мэнни невысоко отзывалась о твоей стряпне.
– Я делаю все, как положено, но получается неважно, – угрюмо сказала Джулия. – Послушай, Энтони, хватит ходить вокруг да около.
Энтони немного помолчал. Потом подошел и взял ее за руки. Она сказала, что ей жарко, но он нашел их холодными как лед. Сжал их довольно крепко и спросил:
– Джулия, а если всерьез?
Откуда у нее взялись силы, она не знала, но смогла ответить:
– Нет.
– Это относится к тебе или ко мне?
Джулия сказала:
– К обоим.
Поскольку внутри у нее все дрожало, слова тоже вышли дрожащими. Она потянула свои руки к себе, и Энтони выпустил их.
– Ты меня не любишь? Или я тебя не люблю?
– Мы не… никто из нас…
– Дорогая, ты бесцеремонно лжешь! Я люблю тебя – очень люблю. Ты не знала этого?
– Неправда!
– Вот как? Помнишь, я спросил, что бы ты сказала, услышав, что я страстно люблю тебя? Так вот, я тебе это говорю. Я люблю тебя – страстно – и по-всякому. Не будь ты совершенно глупа, ты узнала бы это и без моих слов. Иди сюда и прекрати болтовню.
Некоторое время спустя Джулия сказала протестующим тоном:
– Ты даже не потрудился спросить меня, люблю ли я тебя. Может быть, нет.
– Тогда бы ты не позволила мне поцеловать себя.
– Ты не хочешь знать этого?
Энтони поцеловал ее.
– Дорогая, я не так уж глуп.
Приют пилигрима
Глава 1
Сойдя с эскалатора, поднявшего ее к выходу из метро на площади Пиккадилли, Джуди Элиот почувствовала, как кто-то подхватил ее под локоть. Рука явно была мужская, а Джуди пребывала не в том настроении, чтобы терпеть такие ухаживания со стороны изнывавших от одиночества солдат. Она ускорила шаг, но это нисколько не помогло, и тогда Джуди резко обернулась, чтобы высказать все остужающие пыл слова, вертевшиеся у нее на языке.
Слова эти, впрочем, так и не были сказаны. Холодность взгляда, означавшего «держи дистанцию, приятель», растворилась в приветливой улыбке узнавания. Джуди радостно вскинула подбородок и, оглядев с ног до головы высокого молодого человека в синем костюме и с тщательно подобранным галстуком, воскликнула:
– Фрэнк!
Сержант уголовной полиции Эббот попытался превратить характерную для него циничную усмешку в теплую улыбку. У сержанта был неприятный недуг сердца – этот орган в принципе работал как часы, но отличался неспособностью отвечать нужными в данной ситуации эмоциями. Конечно, это была случайная встреча с девушкой, которая в течение года не ответила ему ни на одно письмо. Он понимал, что чувства, испытываемые им когда-то, остались в прошлом и нельзя вести себя как подросток на первом свидании. Однако все равно, кажется, покраснел как рак и, хуже того, видел сейчас перед собой только Джуди – все остальное уже не имело никакого значения.
Итак, он продолжал улыбаться, а она смотрела на него, вскинув подбородок, что, впрочем, было следствием не высокомерия, а всего лишь разницы в росте. У Джуди был твердый волевой подбородок, пожалуй, украшавший приятное лицо, не бывшее, однако, идеально красивым. Полные губы изгибались «луком Амура», а глаза были очень выразительны. В настоящий момент они выражали вопрос: интересно, о чем он так сильно задумался?..
Джуди потянула его за рукав.
– Очнись!
Фрэнк вздрогнул, как от удара. Если бы ему десять минут назад кто-то сказал, что он так отреагирует на неожиданное появление Джуди, он рассмеялся бы в лицо тому идиоту. Однако пауза затянулась, и Фрэнк наконец заговорил, перестав улыбаться:
– Это от неожиданности. Ты пойми, уж кого я не рассчитывал здесь встретить, так это тебя.
– Получается, что ты подхватил под локоток какую-то девицу, и вдруг выяснилось, что это я?
– Нет, не получается. Меня уволили бы из Скотленд-Ярда, если бы я занимался такими делами. Конечно, я мог бы вести себя и более предупредительно, я умею… Но, Джуди, скажи мне, где ты была?
– В деревне. Мы загораживаем проход.
Эббот взял Джуди под руку и отвел в сторону.
– Ну вот, здесь мы никому не мешаем. Почему ты не отвечала на мои письма? – Он не хотел об этом спрашивать, но вопрос вырвался сам собой.
– Какие письма? Я не получила от тебя ни одного письма.
– Я писал, – сказал он. – Где ты жила?
– О, в самых разных местах: с тетей Кэти, пока она не умерла, а потом переезжала с места на место.
– Тебя мобилизовали?
– Нет, я же забрала Пенни, у нее больше никого не осталось.
– Пенни?
– Дочку моей сестры Норы. Они с Джоном попали под бомбежку почти сразу после того, как мы с тобой виделись в последний раз. Им уже ничем не поможешь, а вот Пенни пришлось несладко.
Он заметил, как окаменело лицо Джуди. Она смотрела мимо него, когда Фрэнк сказал:
– Я не знал этого. Прости. Что тут еще скажешь?
– Ничего. Я уже могу говорить об этом спокойно, так что не обращай внимания. Я забрала Пенни. Ей почти четыре года, и у нее нет ни одного близкого родственника, кроме меня, поэтому меня освободили от мобилизации. Как ты?
– Меня пока не отпускают.
– Как же тебе не повезло! Знаешь, мне надо бежать кормить ребенка. Мы живем у Изабель Марч, она ужинает в кафе, поэтому я не должна опаздывать. Я ходила в магазин, и Изабель изъявила готовность посидеть с Пенни.
Эббот все еще держал Джуди за руку.
– Подожди минутку, не убегай, пока мы не договорились о встрече. Может быть, мы все же поужинаем?
Она решительно качнула головой:
– Нет, если Изабель уйдет, то Пенни в квартире останется одна. Я не могу этого допустить. Если же ты скажешь то, что собирался сказать, я вообще не стану с тобой разговаривать.
В его светлых глазах мелькнул сардонический огонек.
– Это дитя, наверное, сущий ангелочек. Я обожаю маленьких детишек.
Джуди от души рассмеялась:
– Я думала, что в Скотленд-Ярде учат врать лучше.
– Там вообще не учат врать. Там все очень добродетельны. Мой шеф поет в церковном хоре. Если твоя Изабель Марч уйдет, мы сможем присмотреть за ребенком вместе. Как ты на это смотришь?
– Она будет спать. Я могла бы сделать на ужин омлет – конечно, из яичного порошка.
– И когда?
Против воли в его голосе прозвучало страстное желание. Джуди было непонятно, с чего бы это. Они с Фрэнком дружили, но не более того – вместе обедали и изредка ходили на танцы, а потом ей пришлось поселиться у бедной тети Кэти, а он перестал писать и вообще куда-то исчез. Правда, теперь он говорит, что писал.
Джуди подумала, что Фрэнк был для нее из разряда людей, о которых говорят: «С глаз долой, из сердца вон». Полное молчание в течение года, а теперь дрожащий от страсти голос. А прежде-то он не отличался страстностью. Она вспомнила элегантного молодого человека, стройного и высокого, с очень светлыми зачесанными назад волосами и голубыми глазами, блестевшими, как зеркало, и надменно смотревшими на окружающих. Правда, сейчас он смотрел на нее, и этот взгляд тревожил и волновал.
Джуди уже жалела, что обмолвилась об омлете. Какая польза в этом волнении? Не стоит тратить время на Фрэнка – все равно не выйдет ничего хорошего. Ей надо заниматься Пенни и найти место горничной. На мгновение ей захотелось взять свои слова обратно и убежать. Но в этот момент внутренний голос выдал одно из своих коварных и иллюзорных замечаний, замаскированных под здравый смысл: «В конце концов это всего лишь один вечер. Какое он может иметь значение?»
Она облегченно улыбнулась, назвала Фрэнку адрес и торопливо зашагала прочь.
Глава 2
В четырехлетнем возрасте отход ко сну – очень важная церемония. Мисс Пенни Фоссет воспроизводила ее полностью. Любая попытка поспешить или сократить установленный порядок всегда заканчивалась нежным напоминанием: «Давай сделаем это еще раз». Джуди добросовестно пыталась руководить, но ее старания неизменно оказывались тщетными. Отступничество, к несчастью, бывает очень приятным. Обычно в тот самый момент, когда Джуди, собравшись с духом, собиралась сурово отчитать маленькую грешницу, крошка с трогательной улыбкой крепко обвивала влажными ручками шею мисс Элиот, приговаривая: «Коровка любит свою Джуди».
Именно в этот вечер купание сильно затянулось. Изабель обнаружила на чердаке деревенского дома своей матери древнюю резиновую утку. Утку, конечно, давно следовало сдать в утиль, но эта возможность по недосмотру была упущена – к вящему восторгу Пенни. Когда же наконец удалось оторвать девочку от потрепанной игрушки, времени оставалось меньше, чем рассчитывала Джуди. Даже если молодой человек вам абсолютно безразличен, вы все же захотите привести в порядок прическу и немного помочь природе, приукрасив лицо, до того, как он придет на ужин. К тому же очень трудно искупать ребенка и не растрепать при этом волосы. Такое было под силу только няням прежних времен, но ныне этот вид находится на грани исчезновения.
Раскрасневшаяся и вспотевшая, Джуди села на край кровати и сложила руки на груди.
– Пенни, а теперь молитва.
Мисс Пенелопа Фоссет была одета в небесно-голубую пижамку. Темные кудри беспорядочно обрамляли очаровательную головку. У Пенни были крошечные розовые ушки и похожее на сердечко личико. К этому надо добавить невероятной голубизны глаза и неправдоподобно длинные черные ресницы. Щечки лучились здоровым ровным румянцем. Девочка источала тепло, влагу и аромат лавандового мыла, когда опустилась на колени рядом с Джуди, склонила голову на сложенные руки и издала долгий и пронзительный возглас:
– Му-у!
Засмеяться – означало погибнуть в глазах мисс Фоссет. Джуди изо всех сил прикусила нижнюю губу. Иногда это помогало.
– Пенни, я же сказала, молитва!
Девочка приоткрыла один синий глаз, укоризненно посмотрела на Джуди и снова закрыла глаз.
– Она произносит свою молитву. Она же коровка и поэтому мычит. Она так разговаривает.
Джуди потребовалось около четверти часа, чтобы уговорить Пенни снова стать человеком, но и тогда за финальным «аминь» последовало упрямое «му!».
Джуди прекратила дальнейшие препирательства и побежала в ванную приводить себя в порядок. Она успела прийти к заключению, что никогда в жизни не выглядела так непритязательно, когда раздался звонок. Джуди открыла дверь и впустила в дом Фрэнка Эббота.
Они вместе приготовили омлет на крошечной кухоньке Изабель. Нет ничего лучше совместной домашней работы для того, чтобы сломать лед отчуждения. К тому моменту, когда Фрэнк накрыл на стол, а она обозвала его идиотом за то, что он уронил масленку, могло показаться, что они женаты уже много лет. За омлетом, удавшимся на славу, Фрэнк не преминул сказать об этом, похрустывая изумительными шкварками. Однако если он надеялся вогнать этим Джуди в краску, то сильно просчитался. Мисс Элиот невозмутимо с ним согласилась:
– Да, мы могли бы, но только не так… скучно.
– С подходящим человеком скучно никогда не бывает.
Джуди предложила ему томатный соус.
– Об этом никогда не задумываешься, пока не становится слишком поздно. Я хочу сказать, что мы оба любим томатный соус, но представь себе, что нам придется есть его с каждым блюдом следующие тридцать или сорок лет. Мы же окоченеем от скуки.
– Дитя мое, я дрожу от твоих слов! Уверяю тебя, у меня в запасе не меньше тридцати различных специй, которые рекламируют производители супов и желе, и ты всегда сможешь смешивать их в любых сочетаниях, если тридцати тебе покажется мало. Да и потом, мозг – субстанция динамическая, я всегда смогу придумать что-нибудь новенькое. Ты все понимаешь предвзято и прямолинейно. Люди скучны из-за каких-то своих качеств – они любят заваривать чай, заливая листья по несколько раз, не любят открывать окна, чтобы не впустить ненароком новые идеи, – в этом, я считаю, причина скуки. Я тебя предупредил!
– Спасибо, – смиренно произнесла Джуди, но в глазах ее сверкнул лукавый огонек.
Заметив, что Фрэнк хочет что-то сказать, она опередила его, очаровательно улыбнувшись:
– Скольким девушкам ты уже говорил эти слова?
– Только что об этом подумал. Но знаешь, это их потеря.
Она торопливо – быстрее, чем ей хотелось, – произнесла:
– Завтра мы уезжаем.
– Мы?
– Пенни и я.
– Куда?
Ощутив, что обрела под ногами твердую почву, Джуди позволила себе расслабиться. На лице снова расцвела улыбка, а на щеках появились симпатичные ямочки.
– Мы с ней будем горничными.
– Что?
– Я буду горничной в деревне. Там безопасно, и я еду туда из-за Пенни. За все время там была только одна жертва бомбежки – козел, да и того убило на дальнем выпасе.
– Я правильно понял – горничной?
– Да, именно так. Если ты собираешься сказать, что я заслуживаю лучшей участи – а это мне говорят все, – то, значит, тебе не приходилось пробовать куда-то устроиться, а мне приходилось. Если бы не Пенни, я устроилась бы на любую другую работу, хотя если бы не было Пенни, то меня бы мобилизовали. Но у меня есть Пенни, и этим все сказано. Я останусь с ней, и этим еще раз все сказано. Если ты, как я, примешь это во внимание, то поймешь, что единственное место, которое можно получить с маленьким ребенком, – это место домашней прислуги. Сейчас трудно найти прислугу, и многие люди просто отчаялись. Смотри, как здорово получается – полицейский и горничная мило ужинают вдвоем!
Фрэнк свел глаза, глядя на кончик своего длинного носа. Он не смеялся.
– Это необходимо?
Джуди кивнула:
– Да, это необходимо. У меня нет ни цента. Тетя Кэти жила на государственную пенсию, хотя этого никто не знал. Когда я расплатилась со всеми ее долгами, от ее сбережений не осталось практически ничего. Джон Фоссет получал только зарплату, поэтому для Пенни не осталось ничего, кроме мизерной пенсии. Я хочу откладывать ее, чтобы потом дать ей образование.
Фрэнк машинально крошил батон. Какое право имели Джон и Нора Фоссет погибнуть от бомбежки и оставить свое потомство на Джуди? Он сердито спросил:
– Куда именно ты едешь?
Джуди, казалось, была очень довольна собой. Она отняла у Фрэнка батон, попросив не переводить напрасно еду, а потом ответила на вопрос:
– Кажется, это будет очень мило. Мы с Пенни станем жить в семье. Думаю, что повар и кто-то из слуг уволились, иначе мне бы не видать этого места как своих ушей. Там живут две старые девы по фамилии Пилгрим и их племянник-инвалид, а усадьба называется «Приют пилигрима». Сама деревня – «Роща святой Агнессы».
Она не успела договорить, потому что Фрэнк резко ухватился руками за край стола и закричал так, что Джуди вздрогнула:
– Ты не можешь, ты не должна туда ехать!
Джуди, даже не предполагавшая, что он способен так громко кричать, мгновенно превратилась в мисс Элиот. Ее и Фрэнка по-прежнему разделял только стол, но вскинутые брови и выражение глаз обозначили очень дальнюю дистанцию. Она холодно осведомилась:
– Почему?
Невозмутимость Фрэнка, наоборот, словно ветром сдуло. Отстраненность и бесстрастность, которые он до сих пор старательно разыгрывал, уже не могли служить ему защитой. Он был ошеломлен.
– Джуди, я тебе говорю, ты не должна туда ехать. Не смотри на меня так, туда ехать нельзя!
– Но почему нельзя? Что плохого в сестрах Пилгрим? Одна из них приезжала в город поговорить со мной. Она показалась мне очень милой. Ты с ними знаком?
Он кивнул:
– Видимо, это была мисс Колумба. Она нормальная, во всяком случае, я так думаю. – Фрэнк провел рукой по волосам, чтобы собраться и успокоиться. – Слушай, Джуди, я хочу тебе кое-что о них рассказать. Помнишь, ты всегда говорила, что у меня очень много родственников? Наверное, так оно и есть. Некоторые из них живут в «Роще святой Агнессы», и я всю жизнь был знаком с Пилгримами. С Роджером я учился в одной школе.
Джуди не смогла сдержать иронию:
– Вероятно, это не его вина.
– Не шути так, я говорю вполне серьезно. Выслушай меня. Роджер только что вернулся с Ближнего Востока. Он попал в плен к итальянцам, бежал, какое-то время пролежал в госпитале, а сейчас находится в отпуске по болезни. Я сам недавно был из-за гриппа в отпуске и провел его в «Роще святой Агнессы», где много общался с Роджером. – Он замолчал и жестко посмотрел на Джуди. – Ты умеешь держать язык за зубами? То, что я тебе расскажу, знают почти все в деревне, но я не хочу, чтобы Роджер думал, будто я распускаю о нем слухи. Он чудесный парень, но у него что-то случилось с головой. Он все время чертовски возбужден. Я никому об этом не говорил, но тебе рассказываю, чтобы ты поняла, что не должна туда ехать.