Ген бессмертия Алексеева Оксана

Глава 12. Николя

Проснулись мы от сметающего все на своем пути торнадо. И имя ему Легион! В лице, конечно же, Бет. Она залетела в мою спальню и с криком «Хватит дрыхнуть! Петухи уже пропели, часов восемь назад, а у вас коровы не доены!» разместилась в кресле. Ник уже сидел, облокотившись на спинку, а я, стирая с глаз сон, только поднимала голову. Бет все же смилостивилась дождаться, когда я тоже усядусь, укутавшись в одеяло, и только после этого начала:

– Так, победители в номинации «Самая дебильная парочка года», пора поговорить.

Поговорить нам уже давно надо, просто как-то не получается. Поэтому я кивнула и заметила, что Ник сделал то же самое. Получив наше согласие, Бет уже спокойным голосом сказала:

– То, что вы с собой делаете, сведет вас с ума раньше, чем вы доживете до Ритуала. Поэтому уже давно пора разобраться хотя бы с тем, с чем возможно. А поскольку вы двое ведете себя как малолетние придурки, то моя помощь вам зверски необходима.

Мы со вторым малолетним придурком переглянулись и снова кивнули Бет, предоставляя ей право стать нашим «семейным» психотерапевтом.

– Николя, – обратилась она к нему, – если ты еще не врубился, то я тебе кое-что объясню. Я прекрасно понимаю, что ты находишься в очень тяжелой ситуации. Но это не значит, что ты должен уничтожать Аню всякий раз, когда не можешь справиться со своими чувствами.

Он ухмыльнулся и уточнил:

– Да ей это нравится! Моя вечная подружка ловит кайф от моей ревности!

Ревности? Неужели он признался в этом вслух? Но кайф я, как ни странно, не ловила. Но спасибо Бет, что сама взялась за объяснение сего факта этому тугодуму:

– Нет, Николя. Давай оставим шутки и попробуем разобраться. Ты знаешь, я работала с очень многими смертными, готовя их к Ритуалу. Но Аня меня привела в изумление. Я никогда не видела, чтобы так реагировали на происходящее. Никаких истерик, депрессий или сверхвозбуждения от осознания, что ее жизнь так круто повернула в направлении, о существовании которого любой здравомыслящий человек и не думал. Она просто задавала вопрос, впитывала ответ и задавала новый. Сначала я определила ее как очень неэмоционального человека, но потом поняла – она почти осознанно игнорирует непродуктивные эмоции и в этом достигла беспрецедентных успехов. Ты знаешь, любой кандидат в Волки должен соответствовать определенному параметру психологической устойчивости. Но если бы Аню взяли за образец, то большинство никогда бы не прошло отбор. Разве тебя самого не удивило, как внешне спокойно она все приняла?

Он пожал плечами, а Бет продолжила:

– И то, как она сейчас себя ведет – совершенно не вписывается в рамки ее характера. Ей тоже тяжело, Николя! Зачем ты еще провоцируешь ее на реакции, которые она никогда бы не показала окружающим, если бы смогла взять себя в руки? Прекрати перекладывать на нее то, с чем сам не справляешься.

В общем-то, она сказала то, что для него должно было быть очевидно. Но, вероятно, запутавшись в собственных эмоциях, на мои у него просто не оставалось сил.

Ник повернулся ко мне.

– Значит, ты только со мной такая… страстная? – он цокнул языком, а я закатила глаза к потолку. Но он тут же добавил:

– Извини, извини. Ты права, Бет. Я постараюсь. Хорошо? – спросил он у меня.

Я тоже искала выход из сложившегося тупика, поэтому ответила:

– Хорошо.

Он продолжил:

– И, пожалуйста, не спи с другими. Не знаю, как я вообще изначально допустил эту мысль. И не танцуй. И не целуйся. Особенно с Охотником, – продолжил он список требований. – Да и вообще, хороший Охотник – кастрированный Охотник.

– Ладно, – я уже улыбалась.

– И спать я буду тут, – закончил он.

Я уже не смогла сдержать смех:

– Ладно.

Бет, очевидно, обрадовалась, что наконец-то заставила нас хоть о чем-то договориться.

– Аня, – теперь она обратилась ко мне. – Ты кое-что должна узнать о Николя.

– Не надо, – перебил он.

Но торнадо невозможно остановить.

– Надо. Перестань быть идиотом. Разве есть у тебя сейчас кто-то ближе, чем она? Неужели ты не понимаешь, что она должна понимать тебя, лучше других? Лучше, чем я.

Он подумал и согласился:

– Валяй. Только без подробностей.

Я удивленно перевела взгляд снова на Бет и приготовилась слушать.

– Нет, Николя, я расскажу все, что ты мне тогда рассказал. Я злоупотребляю твоим доверием, но то, что я знаю о тебе больше, чем та, с которой ты сейчас готов провести все отведенные тебе столетия, – неправильно. Или ты можешь сделать это сам.

Он снова кивнул и жестом предоставил слово ей. И Бет начала, переходя на литературный язык, который всегда использовала, когда рассказывала о чем-то важном.

Николя родился в середине девятнадцатого века, когда Луи Наполеон Бонапарт уже сменил свое президентство на корону императора, а во Франции почти все занимались заговорами, демонстрациями и подготовкой либо к очередной войне, либо к очередному перевороту. А семья Николя жила изолированной от политики жизнью в предместьях Вердена, и до того беззакония, что творилось в провинции, власти просто не было дела.

Мать Николя была гораздо моложе отца, но безропотно терпела его безосновательную ревность, пьянство, карточные долги и побои. Ему тогда казалось, что хуже жизни и невозможно себе представить. Но он очень сильно ошибался.

Однажды к ним в дом пришли странные, грязно одетые люди и, поговорив с отцом, забрали Николя и его мать в уплату очередного долга. Бедная женщина на коленях умоляла не трогать хотя бы ее девятилетнего сына, но никто не собирался ее слушать. Их увезли в какой-то дом посреди леса, с виду выглядевший заброшенным. И вот только тогда начался ад.

Их бросили в подвал, заперев в разных клетках. Кроме мальчика и его матери, в подвале были еще две женщины, не отвечавшие на их вопросы. Оказалось, что их похитители предоставляли всем платежеспособным клиентам «эксклюзивные услуги» – любой мерзавец мог выбрать себе одну из жертв и делать с ней все, что захочет. Женщин били, насиловали и пытали прямо тут, на глазах у остальных. Николя видел все, что делали с его матерью.

Тому, кто плакал или просил пощады, всегда доставалось больше. Это всех быстро приучило к тому, чтобы сносить все издевательства молча, пока хватало сил. Мать Николя в первые дни пыталась хоть как-то поддержать его, когда извергов не было поблизости, но вскоре и она совсем перестала разговаривать. Кормили их отбросами, а иногда не кормили вообще.

Однажды одну из пленниц куда-то утащили, и больше она не вернулась. Вторая, умудрившись вырваться из рук очередного извращенца, схватила железный прут и всадила себе в горло. Она умерла не сразу, но до последнего вздоха продолжала улыбаться. И теперь, когда Николя и его мать остались одни, им доставалось еще больше. Думаю, что он почувствовал облегчение, когда во время очередной «игры» мама умерла. Я не знаю, что с ним делали там, и не хотела бы знать. А, может быть, этого не помнит и он сам.

Отслеживать время суток в подвале было невозможно, поэтому Николя не мог даже приблизительно сказать, сколько он там находился. И в один воистину прекрасный день все закончилось. Сначала он услышал шум наверху, а потом дверь в подвал распахнулась, и на пол приземлилось тело одного из похитителей, из разорванного горла которого хлестала кровь. Уже этого одного зрелища Николя хватило, чтобы почувствовать себя счастливым. И уж тем более, его обрадовало красивое лицо незнакомца, который, приблизившись к нему, произнес: «Эй, мальчуган! Ты там жив?». Сильные руки подхватили истощенное и израненное тело едва живого ребенка и вынесли на свет.

Оказалось, что Теодор набрел на эту хижину совершенно случайно. Его заинтересовало, что там происходит, а когда выяснил, то решил плотно пообедать. Закон разрешает нам убивать людей, если те угрожают жизни других смертных. Ну а тут никаких доказательств вины и не требовалось. Николя просто повезло.

Теодор относился к нему с величайшей заботой, помогая забыть виденное и внушая положительные эмоции. Удалять воспоминания полностью он не стал по просьбе самого Николя. Думаю, что Теодор на самом деле проникся отцовской любовью и уважением к тому, кто не сломался там, где сломалась бы сотня взрослых.

Теодор учил его читать и писать, а потом всему, что знал сам. Он никогда не оставлял его, окружая неизменным вниманием и предлагая все, чего только тот мог пожелать. Но Николя никогда не был склонен к излишествам, его делало счастливым присутствие рядом того, кого он беззаветно любил. Конечно, Теодор сыграл в судьбе Николя огромную роль и заслужил его любовь, но нельзя забывать и о том, что он, тем самым, получил самого преданного своего сторонника, чрезвычайно сильного телом и душой, того, кто никогда бы его не предал. Их отношения только крепли, а когда, в возрасте двадцати семи лет Николя прошел Ритуал, то ослабнуть уже не могли.

В наступившей тишине прозвучал веселый голос Ника:

– Какой же я был пьяный, когда тебе это рассказывал и не учел, что твоя способность позволит сохранить все подробности. А теперь жалею.

Я перевела на него взгляд, и он одновременно сделал то же самое. Он ждет моей реакции на то, что его историю так беззастенчиво обнажили перед тем, кому он не захотел открыться сам? Он боится, что я начну его жалеть? Нет, жалости был достоин тот ребенок, а Ник давно уже его перерос. Поэтому я просто кивнула, давая понять, что мое отношение к нему изменилось, но не от того, ЧТО он перенес, а от того, КАК. Очевидно, что он понял это, потому что слабо, но очень искренне улыбнулся.

А Бет продолжила:

– Эта история объясняет тот факт, что его преданность Теодору выходит далеко за рамки обычной привязанности Дитя к Мастеру. Он не предаст его ради тебя или вашей Геммы. Ты просто не можешь от него этого требовать.

Самый верный сторонник Теодора… Который никогда, ни при каких обстоятельствах его не предаст… А не сменил ли Ник одну клетку на другую? Я почувствовала, что должна ответить:

– Я поняла. И не попрошу о таком.

Сейчас я ясно осознала, что пережил Ник тогда, в спортивном зале, когда наша Гемма впервые вышла из-под контроля, что именно его остановило, что заставило уехать. В любом другом случае он не нашел бы в себе сил сопротивляться инстинкту и закрепил бы ее… Да, ему все же пришлось гораздо сложнее, чем мне.

Бет, дав мне минуту на осмысление, добавила:

– И еще кое-что. Конечно, Николя теперь совсем не тот ребенок, но что-то в нем тогда навсегда изменилось. Думаю, кроме Мастера, он с тех пор никого и никогда по-настоящему не любил. Просто не позволял себе. Да и Теодора-то он любит как отца, а это совсем другое. Может, именно поэтому он сейчас ведет себя как последняя истеричка?

Мы с Ником усмехнулись одновременно.

– Ну, вот и все, – Бет вскочила с кресла, – и теперь, голубки, я очень рассчитываю на то, что вы не подеретесь.

И она так же молниеносно, как влетела, исчезла за дверью.

Мы с Ником посмотрели друг на друга. Да, теперь мы понимали гораздо больше, но ситуация из тупика выходить так и не собиралась.

Я все же решила уточнить:

– А что стало с твоим отцом? Настоящим.

Он ответил совершенно спокойно:

– Я убил его. Через несколько лет.

Можно ли его за это винить? Можно ли простить то, что тот сделал с ним, с его мамой? Ник подтвердил мои мысли:

– Иногда надо уметь поставить жирную точку, если хочешь жить дальше.

Я не могла с этим не согласиться. Но пора решать и текущие проблемы.

– Ник, – сказала я. – Все, что я могу сделать – приблизить Ритуал. Как мне на него решиться?

– Никак. Ты сама поймешь, когда будешь готова. Но я, на самом деле, не могу понять, что тебя останавливает. Страх? Да, это процесс болезненный, но ты точно его переживешь. Ты не хочешь стать одной из нас? Но наша с тобой Гемма должна тебя толкать на то, чтобы быть со мной, а значит, и бессмертия не избежать. И пусть после Ритуала она исчезнет, но сейчас твое желание должно быть очень сильным. Боишься потерять родных и эту твою сумасшедшую Юльку? Так нет же, Мастер прикажет тебе, и ты просто не сможешь причинить им вред. Лет десять или больше ты сможешь поддерживать все прежние отношения, которые тебе нужны. Это, конечно, рано или поздно закончится, но и в рамках смертной жизни люди расстаются, умирают или просто разъезжаются по разным городам, теряя друг друга. Ты не можешь быть уверена, что оставаясь человеком, не потеряешь их раньше. Не хочешь попасть в зависимость от Мастера? Но я знаю по себе, что эта привязанность совсем не тяготит. И он никогда не приказывал мне делать то, что пошло бы мне во вред.

– Наверное, все вместе. И что-то еще, – задумчиво ответила я. – Скажи мне, только честно – если бы Теодор разрешил, ты бы хотел закрепить Гемму?

– Да.

Я это знала, всегда это чувствовала. Хотя окончательно поняла только сейчас.

– Но тогда… Разве он не принял решение тебе во вред?

Он ответил сразу, наверняка об этом думал и раньше:

– Нет. Кроме моих интересов, есть еще и твои. И еще интересы Тысячи Волка. Он поступил так, как должен был.

Мои интересы… Мои интересы… Но мы оба сейчас можем ошибаться, оставаясь до сих пор под влиянием Геммы. Никакое решение не должно приниматься под давлением настолько всепоглощающих внешних сил. Если отвлечься от иррационального желания, то все правильно. Мудрый в своем возрасте Теодор выбрал для нас действительно лучший путь.

– Конечно.

Пока мы говорили, я и не заметила, как наши лица оказались совсем близко. Думаю, Ник, осознав это, тоже удивился, потому что мы одновременно отпрянули друг от друга. Чертова Гемма! Но Ник вдруг снова приблизился и протянул руку к моему лицу. Он провел пальцем по моей щеке, и я почувствовала себя счастливой даже от такой незначительной ласки.

– Немного. Совсем немного, – прошептал он и мягко поцеловал меня в уголок губ.

Мы оба напряглись, желая большего, но боясь продолжить. Ник принял решение за нас обоих:

– Да ну тебя! Еще кусаться опять начнешь, – и встал с кровати, оставив в моем теле непереносимую тоску.

Я решила, что он специально меня дразнит, чтобы я быстрее согласилась на Ритуал! С этого пройдохи станется…

Когда мы спустились, все сидели внизу и уж слишком подозрительно хихикали. Даже Андрей! Я спросила напрямую:

– Вы что, все ему рассказали про вчерашнее?

– А что вчера было? – заинтересованно спросил Андрей. Но не успела я облегченно выдохнуть, добавил: – Садись завтракать, ревнивая мартышка.

Я с искренней ненавистью окатила взглядом рыжих. Но видя, как к ним направляется Ник, простила им все грехи и уже мысленно похоронила. Маша и Олег вскочили и встали так, чтобы их от Ника отделял кухонный стол. Они и правда думают, что его остановит стол?

Но остановил его Андрей:

– Ник, в городе Ли.

Вампир моментально замер и медленно повернулся к Охотнику:

– Да неужели? В городе Ли, а вы тут ржете над нами?

Андрей пожал плечами:

– До вечера время есть. А может, это наш последний шанс поржать. Он приехал этой ночью, но потом скрылся от Охотников. Сейчас наши ищут, где он мог залечь. Но… сами понимаете.

Я обвела взглядом всю компанию. Судя по их лицам, эта новость потрясла всех.

– А ваши не ошиблись? – прошептала Бет. – Ну это же просто невозможно… Если мой дом опять взорвут, я потребую у Главы компенсацию!

Взорвут? Опять?! Да этот ваш Ли затейник, как я погляжу.

Ник успокоил:

– Да это не Ли тогда был. Он работает тише.

– Ненамного! – не унималась Бет. – Я сегодня не готова умирать.

– Ему же лет шестьсот, – перебивая друг друга, затараторили близнецы, – он, наверное, совсем сумасшедший. И столько лет про него не было слышно!

Ник задумался:

– Я видел его на Войне Тысяч. Он возглавлял Императорскую армию, когда уже проводили зачистки. Он не выглядел безумным, но каким-то отстраненным… Как будто все происходящее его не касается… Значит, Император послал за тобой самую мощную свою силу? Гордись, ты реально важная птица.

Это он мне? Но я вообще ничегошеньки не понимаю! Кроме того, что нас взорвут и всех убьют. И поэтому задала наиважнейший для себя вопрос:

– А почему Ли? Он китаец что ли?

Все усмехнулись, но как-то грустновато. Это точно не внушало оптимизма. Но Маша все же искала выход:

– Ты сможешь победить его, Ник? При нашей помощи, разумеется.

– Не имею понятия, – он оставался задумчивым, – он тоже Боец, лучший у Императора. Но его возраст, да еще и неразбавленный безумием, дает ему силу, которую я даже понять не могу. Он – ровесник Высокого Императора. Я не сражался с ним в бою, но многое видел… Думаю, что остановить я его смогу, но не уверен, что не будет слишком поздно, – и он перевел взгляд на меня.

– Ник, ты боишься? – спросила я.

– Нет. Боец всегда должен быть готов к смерти. И если меня убьет Ли, я возможно, навечно останусь в истории как второй после него. Неплохой конец. А если убьют тебя… Ну ты вчера правильно сказала – это решит многие проблемы, – он широко улыбался.

Весело ему. А чего ж тогда мне не весело-то?

Ник снова сосредоточился:

– Охотник, твои помогут?

Андрей ответил неуверенно:

– Может быть. Но я им так и не рассказал про Аню, все тяну время. Если мы хотим просить Охотников ее защищать, то им нужна причина. А узнав причину, они, скорее всего, захотят помочь Ли.

Ник, подумав, решил:

– Хорошо. Потяни время еще немного. Переживем сегодняшний день, а там посмотрим. Но держи меня в курсе, если они его обнаружат.

Это Андрею было под силу.

– Так, – продолжил Ник. – Бет, мы можем отсидеться в твоей студии над салоном? Там четвертый этаж, хороший обзор, и сама квартира меньше. Там у нас чуть больше шансов.

Бет нахмурилась, но, похоже, отказать не могла.

– И взорвать то здание значительно сложнее… – закончил Ник.

Она судорожно всхлипнула. Видимо под «взорвать» они подразумевали то же самое, что и я. Это так вампиры разрешают свои мелкие неурядицы?

Ник продолжил:

– Я соберу Волков. Они смогут патрулировать район и, возможно, у нас будет шанс заранее узнать о его приходе. Вы все сейчас же, пока светло, переезжайте туда. Охотник, я вынужден тебя попросить – хотя бы до вечера оставаться с ней. Он и днем тебя, конечно, убьет, но, может, у Ани появится возможность сбежать.

Я округлила глаза, а Андрей кивнул. А Ник, видимо, не мог удержаться:

– Только ручонки и губехи свои держи при себе! Мы с моей женщиной уже обо всем договорились: поженимся, нарожаем кучу детей и будем жить долго и счастливо. Без Охотников!

– Нарожать кучу детей вы без моей помощи точно не сможете, – отозвался Андрей. – Так что пока не списывай меня со счетов.

Я даже не обратила внимание на их очередную перепалку и тихо сказала:

– Ник, послушай. Если все на самом деле так серьезно, если многие могут погибнуть… То я не хочу… Если меня все равно убьют, то зачем тащить за собой остальных?

Нет, я никогда не отличалась излишним благородством или жертвенностью ради всеобщего блага, но в данном случае, речь шла о жизни других Волков, Бет, Маши, Олега… Андрея. О возможности смерти Ника я даже думать не могла. Но он ответил:

– Ты кто? Глава Тысячи? Император? Мой Мастер? Кто ты, чтобы мне говорить, что я должен делать? Остальных я насильно никуда не тащу, все пойдут добровольно. А твой любимый Охотник только и ждет, когда наконец-то сможет пасть смертью храбрых. Они еще про это потом песню напишут, вот увидишь.

Маша и Олег тут же вставили хором:

– Мы пойдем!

Я не нашла в себе сил разозлиться.

Глава 13. Безумие

Мы собрались в студии Бет – ее уютной квартире в центре города, расположенной над салоном красоты. Бет отправила по домам весь персонал, попросив отменить все заказы и договоренности с клиентами на ближайшие несколько дней. Мы не знали, сколько продлится эта охота на меня, но Ник был уверен, что долго ждать не придется.

В квартире мне составили компанию близнецы, Андрей и, как ни странно, сама Бет. Она почему-то решила остаться с нами. То ли так сильно переживала за меня, то ли за свой салон. Когда уже почти совсем стемнело, появился и Ник. Несколько десятков Волков оставались на улице и должны были предупредить в случае, если заметят Ли.

Вопреки здравому смыслу, я не испытывала должного страха, ведь никак не могла заставить себя поверить, что один противник может быть настолько более грозным, чем пятьдесят врагов, напавших на нас в «Клыке». Или может, я просто уже исчерпала свой лимит волнения? Но Маша с Олегом вели себя так нервозно, что это неизбежно приводило к мысли, что опасность не преувеличена. Я спросила у них прямо:

– Мы все умрем?

– Скорее всего, – они одновременно пожали плечами.

Ааа, ну тогда ладно. Ведь говорят же, что самое худшее – это неопределенность. У нас таких проблем нет.

Бет держалась отстраненно. Андрей с Ником постоянно караулили у окон, прислушиваясь к любому шороху. Разговаривать почему-то никто не хотел.

А я просто ждала, когда же все произойдет. Мысленно отсчитывала минуты и запрещала себе думать о том, что сегодня все может закончиться. Для кого-то из нас или для меня самой.

Поэтому когда Андрей напрягся, пальцем указывая Нику на улицу, а затем послышались далекие крики, я даже не удивилась. Началось.

Снаружи нарастал шум, как будто сильный ветер приближался к нашему убежищу, сметая на своем пути Волков. Всего несколько секунд. Затем свет в квартире вырубился и наступила тишина. Я смотрела на силуэт Ника на фоне окна, который замер, вычисляя точку нападения. Запоздалый страх все же пробрался в мои мышцы и сознание. Я попятилась к стене, и только прижавшись к ней, остановилась. Хотя бы не буду мешать остальным делать свое дело, раз уж помочь им не в силах.

Внезапно нас оглушил грохот такой силы, что здание содрогнулось. Сквозь разбитые стекла и развороченную стену прямо на меня летело огромное бревно. Я от ужаса не могла пошевелиться. Оно вонзилось в стену справа от моей руки, защемляя одежду. Фонарный столб?! Я судорожно попыталась вырваться, но замерла, повернувшись в направлении нового грохочущего свиста. Второй столб врезался в стену с другой стороны, ощутимо зацепив предплечье. Но сейчас было не до боли. Замороженная, пригвожденная к стене, я видела только черную тень, вышвыривающую в зияющую в стене дыру Андрея, слышала крик Бет и болезненные предсмертные стоны с разных сторон. Они все мертвы? И Ник?

Замерев, я ждала своей очереди. В полоске света тень материализовалась передо мной. И я увидела Ли – их смерть, свою смерть. Это было самое прекрасное существо, которое можно себе вообразить. Он был по-мальчишески стройный, совсем невысокий, а его лицо было просто потрясающим. Если бы мне сказали, что я вижу ангела или самого Дьявола, я бы поверила в это. Бледная, почти белая кожа и чуть раскосые глаза, в которых таилась бездна. Если бы не эти глаза, он бы выглядел ребенком. А его голос был шелестом, громким шепотом, звуком рвущейся бумаги и шумом воды:

– Это ты?

Почему он медлит?

– Да, – сдавленно, но отчетливо ответила я, не желая хотя бы перед смертью выглядеть жалкой.