Другая сторона Князев Милослав
Наткет проснулся около девяти. По стене бегали солнечные зайчики, играя с рисунком на обоях. В комнату врывался холодный утренний бриз, надувая занавески точно паруса. Наткет завернулся в одеяло, хотя за ночь совсем не замерз. Ветер приносил запахи воды и сосновой хвои, далекое бормотание океана и шепот леса.
С полчаса Наткет провалялся в постели, пытаясь удержать смутные и таинственные образы, навеянные сном.
Ему приснился плюшевый енот, который на удивление сносно двигался и разговаривал. Вместе они ходили по лесным тропинкам и искали полюс. И все время прятались, потому что по чаще бродил еще и Калеб с приятелями — они то и дело встречались, и каждый раз рабочие их не замечали.
Они вышли на круглую поляну. Жухлая трава темнела под колючей крупой раннего снега, а прямо посреди поляны из земли торчала узловатая палка.
— Полюс, — сообщил енот. Наткет посмотрел на телефонный компас и увидел надпись: «В данный момент функция недоступна».
— Полюс, — согласился он и поежился. Потому что на полюсе, какой бы он ни был, всегда холодно.
Палка, повинуясь вычурным законам мира сновидений, обернулась ракетой, и в этой метаморфозе не было ничего удивительного. Наткет знал, что если он заберется в крошечный люк, то ракета в считанные секунды донесет его до Марса. Но открыв дверцу (куда делся енот?), Наткет нос к носу столкнулся с Норсмором…
Дурацкий был сон, ничего не скажешь. Слишком много вчера случилось, а мозг, устав разбираться, смешал дневные переживания в общую кучу. Теперь и не поймешь, есть ли в этом какой-либо смысл.
В конце концов Наткет заставил себя выбраться из кровати и спустился на кухню. Из-за прикрытой двери доносилось воркование льющейся воды и тихое позвякивание посуды. И, кажется, Николь напевала — Наткет прислушался, но не разобрал ни мелодии, ни слов.
— Доброе утро, — сказал он.
Николь обернулась. На ней был длинный мешковатый свитер крупной вязки, голубой, что не удивительно. Забавное сочетание с разрисованным нарциссами передником. От воды ее руки покраснели, волосы она собрала в хвост.
— Привет, привет! Завтрак скромный, — с порога предупредила Николь.
— Да не переживай. Я по утрам много не ем.
Наткет бы не расстроился, если б она поставила перед ним тарелку с плесневелыми корками. Достаточно самого факта. Он сел за стол. Николь закрыла кран и вытерла руки о край передника.
— Не стала на этот раз рисковать с яичницей, — сказала она. — А то могла и дом спалить. Так что просто сварила яйца. Английский завтрак… Ты не против?
— Нет, конечно!
Яйца она поставила в пластиковые подставки с ножками — ни дать ни взять парочка Шалтаев-Болтаев, а пририсовать глаза и улыбку — так и вовсе не отличишь. Дурачась, Наткет водрузил одну из подставок на салфетницу — ничего более похожего на стену под рукой не оказалось. Яйцо восседало уверенно и не шелохнулось, даже когда Наткет легонько пнул ножку стола.
— Аккуратнее, — предупредила Николь. — А то явится вся королевская конница… Две-три лошади на кухне, может, и поместятся, но есть в таких условиях будет невозможно. К тому же цветник вытопчут, а я слишком много сил в него вложила.
— Пожалуй, — сказал Наткет, снимая яйцо с импровизированной стены. — Игры с едой до добра не доводят.
— Самое смешное в швырянии кремовыми тортами — как раз нарушение табу «еда не игрушка». — Николь загремела туркой о плиту.
— Ага, — сказал Наткет. — В лучшей сцене мирового кинематографа во время званного ужина кидаются осьминогом…
— Мило, — согласилась Николь. — Помнится, в одном из бартоновских фильмов очень весело осьминога похищали. Это не тот же самый?
— В «Эде Вуде», — кивнул Наткет. — Если тот же, то ему отлично удаются комические роли. У нас на студии есть механический осьминог, но тот только и умеет, что топить лодки и подкрадываться, шевеля щупальцами.
— Как-нибудь предложите ему подумать над сменой амплуа, — предложила Николь. — Какие планы на сегодня?
— Надо отвезти письмо, — сказал он. — А потом — никаких.
— А когда автобус?
Черт! Он же сегодня уезжает… Всего несколько часов назад этот срок казался бесконечно далеким абстрактным «завтра». «Завтра» оно всегда далеко, в отличие от «сегодня», которое обычно кончалось, так и не успев начаться.
— В десять вечера, — сказал он упавшим голосом.
— Не так уж и плохо, — сказала Николь. — Если вдуматься, времени предостаточно.
— Наверное…
— Тогда поскорее разбирайся со своими делами и заезжай в кафе. Хотела показать тебе одну штуку. Нельзя, чтобы ты уехал, так ее и не увидев.
— Э… — он насторожился. — Это какую штуку?
— Сюрприз, — ответила Николь.
Как всякий более-менее здравомыслящий человек, Наткет терпеть не мог сюрпризы. Ничем хорошим они не заканчиваются. А ожидаемые сюрпризы и того хуже. И не только потому, что никогда не оправдывают возложенных ожиданий.
— Хорошо…
— Буду ждать в кафе.
— Я же должен тебя туда отвезти? — напомнил Наткет.
— Да ладно, — отмахнулась Николь. — Лучше не трать время.
Она разлила кофе по чашкам.
Через полчаса зеленый «фольксваген» уже подпрыгивал на ухабах, взбираясь к маяку. Вот интересно, думал Наткет, сегодня он уезжает, а что будет с машиной? Так ее и бросит? Это показалось нечестным, будто автомобиль был старой собакой, верой и правдой служившей еще отцу. Неужели он выгонит ее на улицу?
Ну а как по-другому? Машина, конечно, маленькая, но в багажник автобуса все равно не поместится. Может, отдать ее Николь? Не век же им с Сандрой делить «Дакоту»…
Хорошая идея, но Наткету она не понравилась. Не потому, что стало жалко, было бы за что цепляться, но… Как там она сказала? «Тебе идет эта машина»? Если и дальше следовать этой логике, то Николь «жук» подходил как клоунские ботинки — английской королеве. Оригинально, забавно, и все же что-то не то.
Ладно, успеет еще разобраться. Наткет погладил пластик руля — точно почесал загривок. Машина отозвалась довольным урчанием мотора.
Вскоре он остановился у разросшейся изгороди и достал письмо. После вчерашней беготни вид у конверта был такой, будто его вытащили из стиральной машины. Наткет кое-как расправил его на приборной панели, но бумага все равно норовила сморщиться. Оставалось только утешать себя мыслью, что Корнелий обрадовался бы, узнав, с какими приключениями письмо добиралось до адресата.
Наткет вышел из машины, но вместо того чтобы сразу идти к маяку, пошел вдоль изгороди. Внизу серо-зеленый океан с рокотом бросался на скалы, точно собака, рвущаяся с цепи. Отлив обнажил огромные валуны. Они сверкали на солнце склизкой пленкой водорослей, ершились щеточками морских уточек. Длинноногие кулики суетливо бегали среди камней, выискивая червей или крабов, пока океан вновь не спрятал свои дары под волнами. Вдалеке мелькнула длинная тень.
Наткет присмотрелся: так и есть — тощая береговая гиена плескалась в приливном болотце в поисках незадачливой рыбы, не успевшей сбежать с отливом. Отец рассказывал, что гиены специально вымазываются в иле. Высыхая на солнце, тот образует крепкий панцирь, и гиены могут без опаски ловить змей и прочих ядовитых гадов. У особо старых гиен эти доспехи такие прочные, что их не берет и пуля. Единственное, чего они боятся, так это воды. Честер сам видел, как одна такая тварь превратилась в грязную лужу, попав под сильный дождь.
Ракета стояла там, где он ее оставил. Наткет вздохнул: все-таки она ему не привиделась. Крутые металлические бока блестели капельками росы и кристаллами соли; иллюминаторы запотели изнутри. Неужели Гаспар всерьез думает, что сможет долететь на ней до Марса? С тем же успехом он мог отправиться в путь на бумажном самолетике.
Сомнительно, что ракета вообще оторвется от земли… Ну ладно, метров на двадцать, может, и взлетит, прежде чем рухнет в океан. Или больше? В голове заворочался червячок сомнений — доходят же люди пешком до Северного полюса и взбираются на Эверест без снаряжения. Наткет покачал головой: все-таки Марс несколько дальше, чем Эверест, тут одного упорства недостаточно.
Он вернулся к маяку. Из башни не доносилось ни единого звука. Опять, что ли, никого нет? Или Гаспар еще спит? Астроном все-таки — небось, всю ночь смотрел на звезды, а теперь его не добудишься. С минуту потоптавшись на пороге, Наткет постучался.
Ответом был приглушенный грохот и последовавшее бормотание. Кто-то явно свалился с кровати, а теперь вдохновенно чертыхался. Наткет терпеливо подождал, пока из-за двери не раздалось осторожное «Кто там?».
— Густав Гаспар? — уточнил Наткет.
— Да? — Дверь приоткрылась, но совсем чуть-чуть.
— У меня для вас письмо, — сказал Наткет.
— Письмо?! — Очки в дверной щели заблестели. — Какое письмо? От кого?
— От Корнелия Базвиля, если вы знаете…
Дверь резко распахнулась. Наткету пришлось отпрыгнуть, дабы не получить по лбу. На пороге стоял круглощекий толстяк в брезентовой ветровке. Окинув Наткета взглядом, полным сомнений, он вынес вердикт:
— Ты же не почтальон!
— Э… Ну да, — согласился Наткет.
— Думаешь, провел меня?! Ха!
Гаспар отскочил и захлопнул дверь. Наткет так и остался стоять с раскрытым ртом. Ничего себе! Он прислушался — из-за двери доносилось сиплое дыхание.
— Эй! — Он снова постучался.
— Что надо? Вот сейчас я заряжаю ружье, слышишь, как щелкает затвор?
Гаспар поскреб ногтями по дверному косяку — звук был совсем не ружейный.
— Если через минуту ты будешь здесь — пеняй на себя.
Параноик какой-то…
— Я привез письмо от Корнелия Базвиля, — напомнил Наткет.
— Так я поверил! Проваливай и передай своим зеленым приятелям, что Густав Гаспар будет стоять до конца.
Зеленым приятелям? Опять его приняли за гринписовца? Намечалась нездоровая тенденция. Наткет оглядел себя, выискивая признаки зеленых, но, поскольку не знал, в чем эти признаки выражаются, ничего так и не нашел. Хотя… Помнится, он пожертвовал небольшую сумму в фонд защиты попугаев какапо. Исключительно из симпатии к забавным птицам. Неужели невинное, на первый взгляд, деяние отпечаталось на лице?
— Это ошибка, — поспешил он успокоить Гаспара. — Я старый знакомый Корнелия… а к «Гринпису» не имею никакого отношения.
Он не представлял, чем зеленые могли насолить еще и Гаспару, но решил с ними больше не связываться. Себе дороже.
— При чем здесь «Гринпис»? — удивился Гаспар.
— Понятия не имею. Это же вы сказали про «зеленых приятелей».
Гаспар снова приоткрыл дверь.
— Старый знакомый, говоришь? Молод ты для старого знакомого. Из Города что ли?
— Да. Мы работали вместе, — сказал Наткет. — На киностудии.
— Уф-ф, — Гаспар шумно выдохнул и вышел на улицу. — А я уж было подумал… Прошу прощения, но сам понимаешь — времена сейчас тяжелые. Осторожность — прежде всего.
— Да, понимаю, — вздохнул Наткет. Он протянул Гаспару письмо. — Вот… Немного помялось…
Гаспар забрал конверт и разгладил на коленке.
— Я заметил, — сказал он. — Почтальон из тебя совсем никудышный…
— Так я и не почтальон!
— Угу, — согласился Гаспар. Он оглядел его сверху вниз, так старательно, точно что-то искал. Наткету стало неловко от столь пристального внимания. И кроме того показалось, что он уже не раз встречался с этим Густавом Гаспаром, хотя и не мог вспомнить, где и когда. Словно часть воспоминаний спрятали в черной коробке. Взгляд Гаспара уткнулся в его кроссовки.
— О!.. Погоди, а я про тебя слышал! Корнелий писал, ты его ученик, так?
— Ученик?! — изумился Наткет.
Какой еще ученик? Они работали вместе, это да, но чтобы Корнелий его чему-то учил… Разве что пунктуальности и тому, что можно заставить работать самую невероятную штуку. В обоих случаях он не добился результатов.
— Точно, точно, — сказал Гаспар. — Он прям так и писал: «работаю с талантливым молодым человеком. Перспективный». Ты и есть тот перспективный молодой человек?
— Ну, наверное, — Наткет пожал плечами. Вот и дождался похвалы… Стало тоскливо.
— И как дела у моего приятеля? — спросил Гаспар, теребя конверт. Ему не терпелось открыть письмо, но сделать это в присутствии Наткета он не решался.
Наткет вдруг сообразил, что на самом деле оттягивает разговор. Но в конце концов ему придется сказать печальную весть, так сколько можно себя изводить?
— К сожалению… — Он замялся, но, собравшись с силами, выпалил. — Он умер.
Гаспар дернулся, как от пощечины. Очки на носу подпрыгнули.
— Как?
— Не знаю… Не могу сказать точно. Сначала думали, что отказало сердце, а потом в крови нашли яд тропической змеи…
— Проклятье, — прошептал Гаспар. И как-то разом, незаметно, он осунулся и помрачнел. Чтобы стоять твердо, астроному пришлось опереться о стену. — А он был на восемь лет младше меня. Когда?
Он требовательно посмотрел на Наткета.
— В четверг, — ответил тот.
— Значит, перешли в атаку? — пробормотал Гаспар. — Или заметают следы? Кто это сделал?
— Не знаю… Ведется следствие.
— Много они найдут! — горько заметил Гаспар. — Не надейся — что-что, а следы они заметать умеют… Значит, Корнелия отравили змеиным ядом? Они неоригинальны.
— Кто «они»? Гаспар отмахнулся.
— Если не знаешь — даже не думай. Все равно не поймешь, да и вообще не твое это дело.
Наткет так и замер с раскрытым ртом. Подобного хамства он не ожидал. Вот и благодарность: привез письмо — хорошо, а теперь, мальчик, иди погуляй, остальное не твоего ума дело. Понятно, почему Николь не хотела видеться с Гаспаром.
— Знаете, — холодно сказал он. — Корнелий был моим другом, и если вы думаете, что его смерть меня не касается…
Гаспар едко усмехнулся.
— Прости, без обид. Корнелий был и моим другом. Но я серьезно: не стоит тебе в это лезть. Ты сделал доброе дело, — он махнул конвертом. — Считай, долг перед Корнелием выполнил. А дальше… Это не твоя война.
Война? Наткет прикусил уголок губы, переминаясь с ноги на ногу.
— Я знаю, кто в этом замешан, — сказал он.
— Неужели? — заинтересовался Гаспар. — И кто же?
— Так я и сказал! — Наткет выпрямился, расправил плечи. — Играем по-честному — информация на информацию?
За спиной Гаспара раздались шаги, и из полумрака появилась встрепанная со сна Рэнди. Одна щека у нее была красной, а жесткие волосы топорщились во все стороны, словно ночь она провела в сильнейшем электрическом поле. Увидев Наткета, Рэнди удивилась, но не более чем на секунду.
— Привет. — Она зевнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони.
Вот уж кого не ожидал здесь увидеть. Хотя чему удивляться? Ее марсианомания и ракета Густава Гаспара — встреча была неизбежной.
— Здравствуй…
— Вы знакомы?!
— Вместе ехали в автобусе, — объяснила Рэнди — А что-то случилось?
— Да так… — протянул Гаспар. — Ничего особенного.
Склонив голову, он посмотрел на Наткета поверх очков. Брови его выгнулись, по лбу, точно приливные волны, прокатились морщины. Он кивнул на девушку, давая понять, что сейчас не время продолжать разговор. Наткет незаметно подмигнул в ответ. То есть он думал, что незаметно, — Рэнди увидела, вздрогнула, но промолчала.
— Это ваша ракета за маяком? — спросил Наткет.
— Ага, — кивнул Гаспар.
— Правда, красивая? — сказала Рэнди. — Это потому, что настоящая. Запомните, вам в кино пригодится — все самое красивое и самое страшное потому такое, что настоящее…
— Настоящая? — Наткет сделал вид, что удивился. — Она на самом деле летает? Я думал — бутафорская. Этакие научно-фантастические декорации.
— Конечно, настоящая, — сказала Рэнди. — Еще как!
Гаспар затравленно уставился на девушку. Это была не та информация, которой он собирался делиться.
— На самом деле, — начал толстяк, — испытания не проводились. Только теоретические выкладки…
— Долетит прямо до Марса, — перебила его Рэнди. Гаспар мучительно закатил глаза, а девушка ухмыльнулась и за его спиной показала Наткету язык.
— То есть вы собственными руками сделали ракету, которая долетит до Марса?! — с показным изумлением сказал Наткет.
Интересно, а сам-то Гаспар верит в фантастические возможности своего творения? Толстяк-астроном совсем не походил на увлеченного романтика — качества, без которого в космосе делать нечего. А с его паранойей и подавно.
Гаспар покачал головой.
— Не совсем. К ней приложил руку наш общий знакомый…
Наткет вздрогнул. Корнелий? Ставки на то, что ракета оторвется от земли, резко подскочили.
— Ого! Я никогда не мог понять, почему изобретения Корнелия работают, — сказал Наткет. — В них есть что-то… странное? Сложно объяснить. Я видел чертежи, да и сам копался во всяческих его штуках. На первый взгляд — все понятно, но там есть такие узлы и детали, которые не могут работать по законам физики. Если я хоть что-то смыслю в законах физики… И тем не менее они работают.
— Талант, — вздохнул Гаспар. — Просто он знал чуть-чуть больше.
Гаспар достал из кармана фляжку и встряхнул возле уха. Звук его удовлетворил — Гаспар отвинтил крышку и сделал небольшой глоток. Тут же сморщился, точно разгрыз лимон.
— Светлая память …
Гаспар протянул фляжку Наткету. Тот не нашел в себе сил отказать, хотя был за рулем. Чувствуя повисшую неловкость, Рэнди повернулась и пошла вдоль стены.
Гаспар разорвал конверт и достал сложенный вчетверо лист бумаги. Корнелий писал письма по всем правилам — одна страница, одна сторона, расчерченная ровными строчками. Астроном бросил на Наткета строгий взгляд — тот, все поняв, поспешил за Рэнди.
— Не думал, что мы тут встретимся…
— Я тоже, — сказала девушка. — Но в маленьких городках всегда так? То и дело со всеми встречаешься?
— Ну, в общем да, — согласился Наткет.
Они подошли к ракете. Рэнди положила руку на стабилизатор и смотрела на океан. Прилив скрыл валуны за тяжелыми волнами. Наткет поискал взглядом гиену, но та успела убежать или же, если отец был прав, попалась в ловушку наступающих волн и растаяла как Бастинда.
— Я воспользовалась вашим советом и зашла на почту. Но Мартину Торрис не нашла.
— Мне рассказали про псевдоним, — сказал Наткет. — Как выяснилось, я ее знал.
— Опоздала, — вздохнула Рэнди. — А какая она была?
Наткет задумался. Действительно, что он может рассказать про мать Николь? На самом-то деле и ничего, а ведь знал ее большую часть своей жизни. Но не рассказывать же про красные руки и патологическую заботливость? Сам виноват: за воспоминаниями нужно следить. Их надо вспоминать, иначе — разлетятся, как бусинки с порвавшейся нитки, и не соберешь.
— Где я могу найти ее мужа и дочь? — спросила Рэнди, так и не дождавшись ответа.
— Хм… — Наткет обернулся, но Гаспара пока не было видно. — Тут такое дело. Густав Гаспар… Они его недолюбливают.
— Но я не Густав Гаспар, — напомнила Рэнди.
— Да, конечно, — согласился Наткет. — Просто вся эта история с Марсом…
Рэнди пристально смотрела ему в глаза. Жесткий, неожиданно колючий взгляд не допускал возражений. Наткету стало не по себе — в больших и кротких глазах Рэнди сквозила холодная решимость броненосного крейсера. Сдавшись, Наткет объяснил ей, как найти дом Краузе. Но про кафе Николь и про то, где она сейчас живет, не сказал ни слова.
Из-за маяка появился хмурый Гаспар; письмо Корнелия он, сам того не замечая, комкал в кулаке. Подойдя ближе, толстяк демонстративно вздохнул.
— Теперь я знаю, как правильно есть устриц… Черт! Он что, не знал, что это его последнее письмо? И про что пишет? Про то, как правильно есть устриц! Я же их терпеть не могу.
Наткет и Рэнди переглянулись. Девушка пожала плечами — в том, что происходит, она понимала не больше.
— Знаете, когда нельзя есть устриц? — ехидно поинтересовался Гаспар.
— В месяцы, в названиях которых нет буквы «р»?
— Правильно!
Гаспар уставился на бумажный ком у себя в руке, точно не мог взять в толк, откуда тот появился. Так и не придя к однозначному решению, он затолкал письмо глубоко в карман.
— И уж ни в коем случае нельзя есть консервированные, — продолжил он устричную лекцию. — Недавно провели исследование, так выяснилось, что на самом деле консервированные устрицы таковыми не являются. Как вам? Я понимаю, там: дружище Густав, помнишь, я брал у тебя в долг десятку, мне очень жаль, но вернуть я уже не смогу. Вот это — последнее письмо. А тут — устрицы! Тоже мне, плотник нашелся… Особенно отличились продукты консорциума Кабота. Там чуть ли не аммонитов подсовывают…
Наткет насторожился.
— Какие продукты?
— Консорциума Кабота, — вздохнул Гаспар. — Что-то знакомое? Я где-то слышал это название.
— Наверняка, — подтвердил Наткет. — Палеонтологические раскопки на холмах. Их как раз ведет консорциум Кабота. По радио «Свободный Спектр» об этом говорят каждый день.
— По ряду причин я не слушаю радио «Свободный Спектр», — сухо заметил Гаспар. — Этот консорциум торгует устрицами?
Наткет пожал плечами.
— Не слишком ли большой разброс — от устриц до поисков динозавров?
— Я почем знаю? Может, они там своих аммонитов и добывают? Обрабатывают всякой химией и выдают за устриц.
— При чем здесь устрицы?! — не выдержала Рэнди.
— Вот это я и пытаюсь понять, — сказал Гаспар.
— А что тут непонятного? — Она переводила взгляд с Гаспара на Наткета, и в больших глазах застыло скорбное недоумение. — Обычная шарада, как в детективных историях. Спрятать важную информацию среди чепухи, известный же ход.
— Шарада?!
— Вы же его совсем не знали, — пояснил Гаспар. — Корнелий не из тех, кто будет ходить вокруг да около.
— Именно, — подтвердил Наткет.
Рэнди развела руками.
— Значит, он боялся, что письмо попадет не в те руки.
Наткет взглянул на Гаспара.
— В этом есть толк, — сказал он. — Устрицы — ширма или метафора. А на самом деле он писал про иное. Про консорциум Кабота?
— Метафора! Корнелий-то и слова такого не знал! — Гаспар покачал головой. — Но может быть. Надо подумать.
Наткет кивнул. Связь консорциума Кабота со смертью Корнелия не укладывалась в голове. Ну что общего могло быть между изобретателем и палеонтологическими раскопками в Спектре? И при чем здесь змеиный яд? Похищение Чудовищной Лапы? Сплошные вопросы… Точно пяток разноцветных деталей от пазла на тысячу кусочков, и он только по ним должен воссоздать целую картину. Детали не стыковались, как бы Наткет ни старался подогнать их друг к другу. Но мир тесен, и, как сказал вчера Краузе, — «в нем полно странных штук».
— Может быть, — повторил Гаспар. — Мне нужно подумать. Побыть одному…
Он выразительно посмотрел на Наткета, хмуря брови, и без намеков стало ясно, что дальнейшее его присутствие не желательно.
— Мне тоже пора, — сказал Наткет. — Встреча.
— Да, да, — закивал Гаспар. — Невежливо с моей стороны задерживать.
Наткет вернулся к машине, Гаспар молча плелся следом. Рэнди осталась у ракеты, лишь взмахнула рукой на прощание. Наткет подумал, что это не последняя их встреча. Что все только начинается. Сам того не заметив, он сел на поезд, который сорвался с тормозов и теперь на всех парах мчится к событиям невероятным и таинственным. А что можно сделать, если падает поезд?
— Если все-таки решите поделиться информацией… — он протянул Гаспару визитку.
— Укротитель аллигаторов?
— Есть немного, — кивнул Наткет.
Он сел в машину. Гаспар неожиданно нагнулся и прошептал:
— Ящерицы.
— Что?
— Моя часть информации, — ответил толстяк. — Теперь твой ход.
— Какие ящерицы?! — Наткет шагнул было из машины, но Гаспар остановил его рукой.
— Вот видишь? Это не твое дело. Ну, так?
— Красная спортивная машина, — сказал Наткет, он потянул за ручку. Раз уж толстяк затеял подобную игру — будем играть по его правилам.
— Э! Какая машина? — Гаспар схватился за край двери.
— Красная, — ответил Наткет. — Спортивная.
— Один-один, — кивнул Гаспар. — Не стоит, парень, серьезно говорю. Тебе же будет лучше — езжай домой.
— Домой я ух: е приехал, — сказал Наткет.
Оставив Гаспара в полном недоумении, он дал задний ход. Машина возмущалась, разворачиваясь на крошечном пятачке и пробуксовывая в вязких лужицах. В зеркале Наткет видел, как Гаспар топчется на месте, поправляет очки, раздумывая, стоит ли догонять автомобиль, пока тот не уехал. Наткет дал ему немного времени, но толстяк повернулся к маяку. Вздохнув, Наткет поехал в Спектр.
Однако до города он так и не добрался. У поворота к шоссе стоял Марв Краузе, курил, держа сигарету большим и указательным пальцами. И, судя по количеству окурков под ногами, ждал он уже давно.
Красная спортивная машина скользнула к обочине и затормозила у дорожного щита «Добро пожаловать в Спектр!». Длинная и стремительная, восхитительно красивая, здесь она смотрелась как акула в луже с пескарями. Неуместная никаким образом. Солнце золотило решетку радиатора — машина скалилась золотыми зубами, точно старый цыган.
Дверь со стороны водителя плавно поднялась вверх, и вышел человек в безупречном костюме цвета кофе с молоком. Лакированные ботинки из змеиной кожи блеснули солнечными зайчиками. У него было узкое, холеное лицо, а прическа выглядела так, будто стоила не меньше автомобиля.
Человек потянулся, широко зевнул и посмотрел на раскинувшийся внизу город. Налетевший порыв ветра зашуршал в придорожных кустах, взметнул полы дорогого пиджака. Человек принюхался.