Братство Рудаков Алексей
— Помогите… — воззвал к Братьям кто-то из-за парапета.
Самурай с Маньякюром бросились на голос, выволокли из-под моста грязного алкаша и подтащили его к Кулио.
— Что здесь случилось? — сурово спросил шеф.
— Тучи… И черные вороны… — пьяно доложил замухрышка. — Мы только с мужиками настойку боярышника в аптеке взяли, как началось… Бегают хвостатые… с вилами… Ну, мы с Василичем сначала смеялись, думали — после вчерашнего еще не отпустило. Но те чертики были маленькие и зеленые, а эти здоровенные и красные. Людей хватают и тащат в подземелья. В колодцы, в метро, под воду даже кой-кого умыкнули… Земляки, а у вас остограммиться не будет, случайно, а? А то совсем с ума сойду…
Кулио повернулся к Бюргеру.
— Чего? — набычился тот.
Шеф продолжал молча буравить арийца взглядом.
— Да на, подавись! — не выдержал Бюргер и протянул склянку с медицинским спиртом, которую под шумок стибрил в больнице.
Кулио взял пузырек, плеснул бомжу в услужливо подставленный пластиковый стаканчик, тщательно завинтил крышку и со всей дури швырнул стекляшку в парапет. Она с хлопком разлетелась вдребезги. Кулио закинул гранатомет за спину и твердым шагом пошел прочь.
Степан побежал следом. Вскоре их нагнали остальные.
На пути попадались пустые бутики, бары, музеи и посольства. Жителей на улицах становилось все меньше, военные стали сворачивать блокпосты. На разбитые здания старой Москвы было жалко смотреть: осколки лепных фасадов, сваленные колонны и погнутые перила… Привычный уклад столичной жизни внезапно обернулся хаосом.
Возле разгромленного продуктового магазина Фантик задержался, поднял со ступени крыльца свежий окорок, бережно завернул его в газету и сунул себе под мышку.
— Все равно протухнет, — виновато объяснил он.
Рядом с продуктовым стояло небольшое кафе. Двери были распахнуты настежь, а изнутри доносился странный хрипящий звук. Журналист выхватил мухобойку, подошел ко входу.
Рядом с ним встали Самурай и Маньякюр. Киборг и Викинг следили за тылом. Степан выдохнул и ворвался в кафе, держа мухобойку перед собой. Прищурился, стараясь разглядеть в полумраке детали.
Здесь никого не было. Поломанная мебель, перевернутая кофе-машина, рябь на экране включенного телевизора да монотонное шипение из динамиков, которое и услышал Степан с улицы.
Киборг подошел к телику, пощелкал каналами, но везде была либо рябь, либо разноцветная настроечная таблица под противный скулящий аккомпанемент.
Эфир молчал.
Викинг долго хмурился, наблюдая за Киборгом, который пытался поймать хоть какой-то канал, потом не вытерпел: отодвинул его в сторону и с размаху врезал дрыном по антенне.
Телик с треском вырубился.
— Совсем поломал, горилла, — вздохнул Бюргер, глядя на потемневший экран.
— Сам дурак, — насупился Викинг. — Я подстроить хотел.
— Подстроил?
Бородатый детина засопел и отвернулся.
Но тут Степан заметил возле стойки старый любительский радиоприемник, видимо, брошенный кем-то из посетителей впопыхах. Он схватил его и завертел колесико настройки.
После череды хрипов и сипов из динамика, наконец, прорезался далекий голос диктора.
— …повсеместная паника. Ни Ватикан, ни РПЦ, ни совет муфтиев пока никак не прокомментировали ситуацию…
Передача прервалась.
Степан опять закрутил колесико, но больше ему ничего поймать не удалось. Он с сожалением выключил шипящий приемник.
— Всех под молотки пустила коза с косичками, — сердито сказал Викинг.
— Пропади пропадом мой глаз, — обронил Маньякюр.
— Жалко, что у нас нет под рукой рабочей хронокапсулы, — печально сказал Эльф. — Вернулись бы немного назад, исправили бы оплошность…
— Да уж, подмахнул ты документ, — покачал головой Самурай, косясь на Кулио.
— Хорош трагизм нагонять, — тут же вскинулся тот, откусывая кончик сигары. — Подписал, не подписал… Давай думать, что делать теперь.
— Спасаешь вас, — обиженно заявил бобер, — а вы… Хоть бы «спасибо» сказали.
— Спасибо, — желчно ответил ему Кулио. — А теперь будь добр, встань во-о-он на ту табуретку к стенке, а я из гранатомета рядышком садану. Поймешь, как я себя на кушетке чувствовал.
— Цаца, — фыркнул бобер.
Фантик вздохнул, опустился на жалобно скрипнувший стул и положил окорок к себе на колени. Бережно погладил его, будто это теперь было самое дорогое, что осталось у него в гибнущем мире.
— Моха искать надо, — сказал Самурай.
— Где? — едко поинтересовался у него Кулио. — Думаешь, Мох не понимает, что ему сейчас нужно переждать, пока все не утихнет? На дно лысый заляжет. И уж точно не в своей берлоге.
— Согласен, — пробубнил Викинг.
— Реально, — заметил Киборг.
— А я так не думаю, — возразил Степан и перехватил одобрительный взгляд Самурая. — Мох не из той породы. Мне кажется, он попробует использовать шумиху в целях саморекламы. И у него есть все шансы…
— А у нас их нет, по-твоему? — поджав губы, перебил Кулио.
Степан счел за благо промолчать. Зато Киборг церемониться не стал. Быстро прикинул в уме и выдал:
— Один. К миллиону.
— Но не ноль же к миллиарду, — оптимистично заявил Фантик, продолжая гладить окорок. — Повоюем еще…
— Так, — с неожиданной злобой в голосе сказал Кулио и машинально повертел в руках радиоприемник. — Мне кажется или тут запахло грязными подгузниками?
Викинг принюхался и покачал головой. Метафору шефа он воспринял слишком буквально.
— Повеяло-повеяло, — едко ухмыльнулся Кулио, — не води хрюслом…
Он грохнул приемник о барную стойку, и из динамика снова раздались обрывки репортажа.
— …сводок стало известно, что спаситель мира, называющий себя главой Ордена хранителей, готов объяснить, что происходит…
И после этого приемник умолк окончательно: по всей вероятности, у него села батарейка.
— Я же сказал, пиариться будет, — шепнул Степан на ухо Самураю.
— Мох… — сквозь зубы выцедил Кулио. — Алчущая душа, интриган подковерный…
Он задохнулся от гнева.
— Мы еще можем победить, — начал Самурай. — Мы Братство…
— Да какое мы теперь Братство! — взорвался Кулио, запуская ни в чем не повинным приемником в стену. — Мы, мой милый мальчик, теперь просто бригада лузеров! До сих пор не вдуплил?
— Но…
— Без Шу не козырно, — осторожно согласился Маньякюр. — А он под каким-то мороком. Теперь, поди, не угомонится, пока нас не отыщет…
— И бошки не пооткусывает, — припечатал Бюргер.
— Вместе держаться опасно, — пробормотал Фантик. Все посмотрели на него. Изгнанный король смутился и занервничал. — Я просто сказал. Чего вылупились-то?
— А ведь он прав, — еле слышно произнес Кулио. — Этот комок жира сейчас прав, как никогда. Валите все отсюда… Вали и ты, жирный! Все равно толку от нас уже никакого — вместе мы, по отдельности ли. Давайте, валите все. Спасайте свои шкуры.
Тишина, как показалось Степану, надавила на барабанные перепонки. На какой-то миг даже уличный шум стих.
— Кому сказал, валите, — повторил Кулио.
Братья не шелохнулись.
— Мя-со, — по слогам промолвил Кулио, исподлобья глядя на окаменевшего Фантика. — Не вдуплил, что тебе сказано? Ва-ли! Дуй в свое королевство, если примут. Обжирайся пончиками. И прячься! Прячься… Все мы лузеры! А ты — самый первый из лузеров.
Пухлые губы изгнанного короля дрогнули.
— Вот зачем ты обижаешь меня, Кулио? Мы же всегда были вместе… Что я такого тебе сделал? Ну, ел, может, лишнего…
— Жрал, как слон, — зло уточнил шеф. — Все подряд, без разбора.
— Кулио, — встрял Маньякюр, — опять только не начинай. У тебя в последнее время нервишки шалят…
— А ты-то чего волнуешься, одноглазый? — вспылил Кулио. — Давай, вали и ты! Лузер номер два!
— Знаешь, мне, честно говоря, надоело, — резко ответил Маньякюр.
Он встал и пошел к выходу. Обернулся на пороге. Стройная фигура темным силуэтом застыла на мгновение в дверном проеме. Багряные отсветы заплясали на непокорных кудрях морского волка, глаз его подозрительно блеснул.
— Прощайте, Братья. Не думал, что так получится… Если кого-то из вас я когда-нибудь чем-то обидел, прошу не держать зла. Попутного ветра.
— Маньякюр! — опомнился Самурай. — Да ты что, каналья! Постой…
Но тот уже вышел.
За ним кафе покинул Фантик. Молча одарил Кулио тяжелым взглядом и растворился в пыльном мареве улицы.
Братья остались всемером, не считая бобра.
Третьим не выдержал Эльф. По его словам, он уходил не навсегда. Ему срочно нужно было проверить, все ли в порядке с бабушкой, а по пути заглянуть в Северную Америку.
— Там живет один очень дорогой мне человек, — объяснил он.
— Давай, давай, вали. Гомиков бесы, наверно, не трогают, — заметил Кулио.
После этих слов Эльф отчаянно взъерошил волосы, разрыдался и пулей вылетел вон.
— Ты что творишь? — гневно обронил Самурай.
Кулио громко и четко послал его подальше. Самурай спокойно встал, посмотрел внимательно на всех поверх очков, поправил ножны…
И тихо вышел.
Братьев осталось пятеро.
Следующим свинтил Бюргер. Свой уход он толком объяснить не смог. Сбивчиво пробубнил, что Самурай так и не отдал ему пятьсот баксов, и, расшвыривая ботами пустые бутылки, исчез в московских сумерках.
Викинг и Киборг ушли вместе. Левая рука Кулио и правая.
— Если кому-нибудь тут все еще интересно, — сообщил Викинг напоследок, — мы будем продолжать сражаться. Мы уже договорились: по четным числам главным в нашем штурмовом миниподразделении будет Кибби, а по нечетным — я. Кулио, а ты… а ты, блин…
Бородатый детина не нашелся, как обозвать шефа, и обиженно замолчал.
— Вот, — сказал Киборг. — Возьми.
Он протянул едва не плачущему журналисту пейджер.
— Ты. Всегда. Найдешь. Меня. — объяснил Киборг. — Нажмешь. Кнопку. Большую. Серую.
Кулио, Степан и Куклюмбер остались втроем.
— Ну и? — Кулио выжидательно посмотрел на Степана с бобром покрасневшими глазами. — Вам что, нужно особо оскорбительное слово, чтоб вы умотали к чертям собачачьим?
— Жалкая скотина, — прошипел Куклюмбер. — Пошли, Стёпка! Пошли от этого гундоса подальше. Спорим, он сейчас налижется в сопли? А через час его пьяного бесы найдут и спустят в шлюзы! Стопудово!
— Но я… — начал Степан.
Куклюмбер с силой потянул журналиста к выходу, упираясь в пол хвостом.
— Пойдем! Мы организуем свое Братство, с покером и бобрихами. А этот… пусть сидит тут и жалеет себя.
— Я все еще верю в тебя, Кулио, — пробормотал Степан уже на пороге.
В горле стоял ком. Глаза журналиста были на мокром месте, и он постоянно моргал, чтобы не расплакаться от досады. Все его мечты рухнули в одночасье.
А Кулио сидел, уперев взгляд в стол, и молчал.
Он остался один.
Глава 19
Редко да метко
Через неделю после распада Братства Степан с Куклюмбером сидели на крыльце разгромленного тибетского особняка и закусывали ломтями вяленого мяса яка. Журналисту кусок в горло не лез. Он запивал кислючим морсом и постоянно морщился.
Из залы донесся хруст, и со стены внутри отвалился большой пласт треснувшей штукатурки. Даже после былых гулянок дом Братства не выглядел столь плачевно.
— Не надо было сюда идти, — нервно оглянулся бобер и перекинул из лапы в лапу небольшую динамитную шашку. — Зуб даю, здесь неспокойно. Возможно, даже засада. Глянь, как усадьбу разломали: Мох знал о местоположении штаба. Его прихвостни, поди, и разбомбили.
— Наверное, — уныло согласился Степан. Он устал и все еще волновался за маман. Накануне журналисту удалось дозвониться и коротко с ней переговорить, но волнения от этого меньше не стало. — В Багухармо наверняка есть выжившие. Вот бы у трактирщика чего-нибудь поесть спросить, кроме этого сушеного яка…
Степан с усилием проглотил нежующийся кусок мяса и пригубил морса.
Куклюмбер жестом попросил у него крынку и тоже приложился к кисленькому. Бесцеремонно утер морду жилеткой журналиста и проворчал:
— Я ночью сегодня на разведку ходил — глушняк. Трактир сгорел. Почти всю деревню под фундамент порушили! Монахи забаррикадировались в своих подземных огнеупорных кельях и никого не пускают. Хавка-то у них, быть может, есть, только она им самим нужна. Так что пей кислятину и жуй яка.
— Холодильник Фантика жалко, — сокрушенно проговорил Степан. — Открыть ведь наверняка не открыли, но украли. Варвары. Король расстроится.
Бобер промолчал. Постучал хвостом, допил морс и катнул пустую тару в заросли высокогорных лопухов.
Степан вспомнил, как помогал изгнанному королю расставлять хитрые охранные устройства вокруг его любимого бронехолодильника. Датчики движения, пирокапканы, мышеловки, силки… Судя по отработавшим капканам и разряженной растяжке с арбалетом, мародеры не ушли безнаказанно, но холодильник прихватили с собой. Даже разбросанные по периметру кухни обереги и накаляканные над дверью цветные мелками руны не спасли от адова войска, которое прошло по этим краям как саранча.
Журналист горько вздохнул и уронил голову.
— Э, боец, — встревожился бобер и дружески похлопал скисшего журналиста лапой по коленке. — Ты чего раскозявился тут мне, а? Запомни, молодой человек: выход — он всегда есть.
Степан кивнул, но настроение у него не поднялось. Они пришли сюда вчера вечером, и с того времени ничего не удалось придумать. Вокруг — пожарища. В душе — свалка. А в желудке — як с морсом…
— И-и-и-ех, — протянул Куклюмбер через минуту, словно угадал невеселые мысли журналиста, — а вкусно пожрать, как организм ни обманывай, все равно хочется. Впору хоть снова в котел к тем горгульям возвращайся! Там батат, помню, плавал… Сейчас бы фритюрницу, а, Стёпка? Или дешевый общепит на крайняк.
Степан поднял голову.
Совершенно неожиданно его осенило, и журналист даже на секунду потерял дар речи от волнения. Он вскочил, щелкнул пальцами, задвигал губами и вытаращил глаза, подбирая слова.
— Вижу, тебе еда нужна даже больше, чем мне, — опасливо отодвигаясь от пригарцовывающего журналиста пробормотал Куклюмбер.
— Эх, я балбес! — наконец воскликнул Степан. — Как же раньше не догадался…
— Так. Не томи уже, дедуктор.
— Тетя Эмма! Горгулья! Она тут неподалеку живет, в пещере… Я ж ее знаю! Она нас приютит по старой дружбе и накормит!
Бобер задумался. Резонно заметил:
— А что, если она сама жрать хочет?
— Тогда вместе что-нибудь придумаем!
Куклюмбер встал на задние лапы — шерсть у него на холке вздыбилась, хвост отбил мощную дробь по ступеньке. Было видно, что бобер не разделяет оптимизма Степана. Но другого плана у него в загашнике не нашлось.
— Ладно, — напряженно подвигав носом, согласился Куклюмбер, — пошли к этой твоей горгулье. Только, чур, первый идешь ты, а я покараулю снаружи. Ну, мало ли что… Голод, знаешь ли, не тетка. Даже тетям Эммам.
— Не бойся, она добрая, — заверил его Степан, радуясь новой надежде. — За мной!
— Ага, добрая, — с сомнением покачал головой Куклюмбер, но все-таки поплелся следом за припустившим к воротам журналистом. — Видал я ее родственничков серокрылых…
Дорогу Степан помнил хорошо, поэтому до логова тети Эммы они с бобром добрались быстро.
На подходе к пещере Куклюмбер остановился и втянул носом воздух.
— Чуешь? — шепотом спросил он.
Журналист втянул носом еле слышный аромат какого-то варева.
— Еда.
— Не просто еда, — завороженно сказал бобер. — Кажется, это овощной суп с брынзой и тертыми орешками. Вкуснотища!
— Надеюсь, тетя Эмма нас угостит, — сказал Степан.
Он сглотнул слюну и двинулся к пещере, взяв на всякий случай в руку мухобойку.
— Хочется верить, — буркнул Куклюмбер, держась строго за журналистом.
Степана вел нос. По мере приближения к пещере запах усиливался и становилось все труднее совладать с собой. Он ускорил шаг и едва не угодил в яму-ловушку. В последний момент журналист резко остановился, покачнулся, но устоял на ногах. Осторожно обогнул круглый провал с изломанными прутьями и сгнившей листвой на дне. Отсигналил бобру и исчез в туннеле.
Куклюмбер догнал его уже через минуту. Видимо, и зубастого голод крепко прихватил.
Горящих луж керосина возле стен больше не было.
— Темно-то как, — пробормотал Степан, вглядываясь в сумрак. — Только бы с тетей Эммой все было хорошо…
В следующую секунду из-за поворота донесся знакомый старческий кашель. Сердце журналиста радостно забилось, и он бросился на звук.
Через несколько шагов Степан со всей дури впечатался лбом в сталактит. Перед глазами поплыли радужные разводы, в голове зашумело.
— Добегался, спринтер, — прокомментировал Куклюмбер, вставая рядом.
Степан поморгал, отгоняя искры.
— Это… кхе-кхе… кто там, япона сковородка? — проворчала тетя Эмма из глубины пещеры. — Если еще не все в курсе, здесь частная собственность. К тому же я сильна, вооружена и безгранично опасна.
— Тетя Эмма! — крикнул журналист. — Это я — Степан! Последний из Братства! Помните?
Искры перестали мельтешить перед глазами, и он двинулся на желтоватые отблески, подрагивающие за поворотом.
Вторым же шагом Степан наступил на что-то мягкое. Рядом раздался истошный вопль Куклюмбера. Поджимая отдавленную лапу, бобер дернул в сторону.
Вовремя.
Через мгновение на том месте, где он только что стоял, слой гнилого сена вспыхнул, а каменистая почва пошла пузырями.
Куклюмбер прижался спиной к стене и с ужасом таращился на вспучившиеся камни.
— Вскипячу! — предупредила тетя Эмма. — А ну-ка, выходите по одному с поднятыми граблями! Тогда обещаю: пришибу небольно и похороню по всем правилам. А не то…
— Тетя Эмма! — Степан вышел в центр зала. — Не надо кипятить! Это я — Степан! Разве не узнаете?
Тетя Эмма подозрительно прищурилась.
— Не дрейфь. Тя помню. А вот на второго… кхе-кхе… нужно еще глянуть.
— Это мой друг.
— Таких друзей под колпак и в музей. А ну-ка вылезай из тени, а то вскипячу.
— Я те вскипячу! — огрызнулся Куклюмбер. — Мы, конечно, пришли с миром, любовью и всеми прочими пацифистскими прибамбасами, но пару гранат я на твою лачугу не пожалею.
— Самоубийца какой-то, — хмыкнула тетя Эмма, подзывая взмахом крыла Степана поближе. — Слушай, он те действительно дорог? Кхе-кхе… А то, может, его того… Бах и на шкуру.
— Не надо на шкуру. Он в глубине души хороший, — вступился Степан за бобра, как когда-то вступался за все Братство. — Просто стесняется, оттого и хамит.
— Повезло те с приятелем, — крикнула тетя Эмма в темноту. — Вон как заступается. Цени.
— Ценю, — донеслось оттуда. — В этом журналисте столько ценности, что уже пробы ставить некуда.
— Мы к тебе зашли, чтобы… — Степан стушевался. Он очень не любил что-то просить, тем более у пожилых людей. — Чтобы…
— Ну, чего надо? — подбодрила тетя Эмма.
— Перекусить бы, — выдавил Степан и снова сглотнул накопившуюся слюну. — Хотя бы немного. Без яка.
— И горло промочить не мешало бы, — добавил Куклюмбер, опасливо высовывая морду из прохода.
Тетя Эмма строго посмотрела на журналиста, вздохнула:
— Эх, бестолочь ты вежливая. Чего сразу-то не сказал? Тоже мне… вояки хре… хре… хренов ларингит!
— Выйти-то уже можно? — уточнил бобер.
— Выходи уже, млекопитающее. Или ты яйца кладешь?
— Только в определенные теплые и укромные места, — манерно заявил Куклюмбер, выступая на свет.
— Ой ты-мой! — охнула тетя Эмма при виде Куклюмбера, сжимающего в лапе боевую гранату. — Да-а, проголодались вы, как я погляжу, не на шутку. Ты, милок… кхе-кхе… бросай уже свою штуковину, а то я, хоть и добрая, а могу куснуть довольно неожиданно.
— Я бы бросил, — пожал плечами Куклюмбер. — Да только чеку уже на нервах выдрал. Давай уж там, хозяйка, как в русских народных сказках: корми, пои, баиньки укладывай. От бани тоже не откажемся. А утром мы опять на войну пойдем… Ты вообще, мать, в курсе, что в мире творится?
Журналист схватил факел и бросился в проход. Рассыпая во все стороны снопы искр, стал искать чеку. Краем уха он слышал, как Куклюмбер втирает тете Эмме что-то про стремительный армагеддон, непотребное поведение бесов и козни хитрой девочки с косичками.
Так и не найдя чеку, Степан бегом вернулся в зал. Дыхание у него сбилось, пот валил градом, колени ходили ходуном.
— Ты чего там суетился? — поинтересовался бобер, приподняв бровь.
— Как чего? Чеку твою искал!
— Зачем? — искренне удивился Куклюмбер.
— На место вставить, чтобы граната не взорвалась!
— А-а… — Куклюмбер хмыкнул и отодвинулся подальше от журналиста. Спросил: — Ты психически уравновешенный? В роду отклонений в этой сфере не было?
— Не было, вроде, — Степан потрогал пальцем дергающееся веко. — А что?
— То есть анамнез положительный, наследственность без патологий. Это хорошо, — делая еще шаг назад, сказал бобер.
— Я что-то не понимаю…
— Пустяки…
— Какие пустяки?
— Сначала положи мухобойку и сделай десять глубоких вдохов.
Степан почувствовал, что сатанеет. Подобное с ним случалось крайне редко, но в такие моменты под руку ему лучше было не попадаться: контролировать себя не получалось совершенно.
Он испепеляюще посмотрел на отступающее животное и вкрадчиво проговорил:
— Если ты сейчас же не скажешь, что с гранатой, я буду очень медленно выдергивать волоски из твоей шкуры. По одному. До самого последнего.
— Ё-мое… — прохрипел Куклюмбер, — вот теперь ты мне до боли напоминаешь одного знакомого космонавта. Чему б хорошему научился, а?
— Я жду.
— Ладно. Готов?
— Готов.
— Я пошутил, — Куклюмбер медленно разжал лапу и продемонстрировал гранату. Чека была на месте. — Это же обычная дипломатия. Понимаешь?