Верой и правдой. Битвы фельдъегеря (сборник) Корчевский Юрий

Глава 6

«Чернигов»

Всё лето и осень князь с дружиной отбивал набеги половцев на черниговские земли. Благо ещё было – приходили грабители силами малыми: по полусотне, сотне, редко число их доходило до двухсот. И приводили своих воинов либо мелкие ханы из неродовитых семейств, либо простые сотники.

Пока сил отбиваться хватало, но каждая схватка уносила жизнь нескольких дружинников. Из крестьянских семей брали желающих добровольцев, от коих отбоя не было, поскольку дружинник в иерархии стоял куда выше обычного смерда. Тому и на поле гнуться надо, и подати с оброками платить. Да и перед внезапным наскоком половцев смерд беззащитен. К тому же удача от погоды зависела. Ударит засуха или пройдёт градобой – чем оброк платить?

А дружинник княжеский живёт на всём готовом: жильё, питание, лошадь, оружие – всё даёт князь. Но и владеет телом и душой гридня безраздельно, посылая его на бой. И не откажешься, клятву верности приносил. Только гибли в бою в первую очередь именно новички. Опыта и мастерства мало, одной храбростью их не заменишь. А обучить смерда воинскому мастерству – дело долгое, на годы.

Потому в дружине опытные бойцы – вроде рыцарей – сразу уважением пользоваться стали, особенно после первых совместных боёв. Тренировались в свободное время много, бились на деревянных мечах, занимались борьбой, метали копья на точность и дальность.

С первого же полученного жалованья Алексей заказал у оружейника секиру. Полюбил он это грозное оружие. Саблю половецкую сменил на другую, из трофеев, что в запаснике хранилась. Выделки то ли персидской, то ли ещё какой, но работы восточной, поскольку вязь арабская по клинку шла. Знатоков языка не было, и перевести надпись никто не мог. Русские дружинники предпочитали мечи, как и Конрад, в бою это оружие давало некоторое преимущество: клинок длиннее, и за счёт веса саблю половецкую отбить легче.

Но в определённых условиях достоинства меча превращались в его недостатки. Тяжёл, в бою рука быстро устаёт; сабля же маневреннее. Кроме того, русский меч, в отличие от европейского, кончик лезвия имел тупой, зачастую закруглённый. Меч – оружие рубящее, иногда – колюще-рубящее. Саблей же можно и колоть, и рубить. Однако мечом за несколько ударов можно любой щит противника развалить, что сабле не под силу. А испытавший секиру в бою Алексей считал, что она лучше, страшней для врага, чем меч и сабля. Защититься от её ударов невозможно, раны наносит страшные, один недостаток – она ещё тяжелее меча, и потому инерция велика. И защищаться секира позволяет. Повернул её за рукоять, подставил лезвие плашмя под удар – и всё. Вражеская сабелька только хрустнет, а секире хоть бы что, только держи крепче.

Зиму они провели в спокойствии. Оброк и дань собраны, половцы зимой в своих юртах войлочных сидят, в походы не ходят. Нет зимой корма лошадям, и дорог в степи нет – попробуй через сугробы пробиться. Лошадь через полверсты запалишь, только и всего. Потому дружинники новичков натаскивали, причём не жалея. Если новичка, который в строю рядом, сразят, то и защиты от противника с этой стороны не жди. Вот и бились деревянными мечами всерьёз, до синяков и шишек, сбивая в кровь пальцы.

Конрад за полгода речь русскую усвоил. Сначала ругательства, потом слова попроще, ну а потом и бытовую речь. Говорил он с жёстким немецким акцентом, но вполне сносно.

А по весне, как только подсохли дороги, к Чернигову подступила большая рать. Несколько тысяч половцев, а с ними со своей дружиной князь Олег Святославич, бывший одно время князем Волынским, а затем – Тмутараканским. Однако княжение в Тмутаракани шаткое, на перекрёстке многих путей и интересов сильных мира сего княжество стоит. Давно Олег Святославич зубы точил на Чернигов, которым когда-то владел его отец. Вот и привёл он давнишних врагов русских.

Городские ворота запереть успели, хотя подошли враги неожиданно и быстро. Князь с дружиной в городе был. А вот селяне попрятаться – в лесах или в город уйти – не успели.

Владимир, князь черниговский, поднялся на городскую стену. Перед воротами, в некотором отдалении, чтобы стрелами было не достать – знамя Олега Святославича и его небольшой, в пару сотен сабель, дружины. А по обе стороны – тысячи всадников половецких, и уже дымы в окрестностях поднимаются. Богатой казны князь Олег не имел и половцев привёл, рассчитывая отблагодарить их, расплатиться только трофеями да пленными.

Заметив на стене Владимира, прозванного Мономахом по имени матери, дочери византийского императора Константина IX Мономаха, от Олега поскакал к воротам всадник, неся на копье белый флажок, обозначающий переговорщика.

– Князь Олег Святославич поклон передаёт!

– Разве с поклоном вместе с половцами ходят? Почто язычников привёл на нашу землю?

– Земли эти издавна Святославичей были! Олег добрым словом просит уйти, освободить престол. Не хочет он, чтобы кровь русская, православная пролилась.

– По своей воле не уйду. Не самолично на престол сел, посажен на город сей великим князем киевским!

– Так и передать?

– Слово в слово.

Переговорщик уехал к Олегу. Тот сидел на коне рядом со знаменосцем своим, прапорщиком – ведь знамя называлось прапором.

Переговорщик пересказал ответ Владимира. Олег показал кулак. Жест понятный – Олег решил начать осаду. И время подгадал удачно, ведь знал, что после зимы запасы провизии в городе на исходе. Несколько дней, может быть – недель, и в городе начнётся голод. Источники воды в Чернигове были, и жажда жителям не грозила.

Поодаль от стен города, на виду у защитников разбили несколько шатров. Один – для князя Олега, другой – для хана половцев. Кто это был, пока неизвестно, но издалека казалось, что знамя хана Кури.

В обоих воинских станах – русском и половецком – разожгли костры и стали готовить еду.

Владимир же обошёл городскую стену вместе с воеводой, Дмитром Иворовичем, и определил, где и сколько дружинников поставить. Да ещё распорядился собрать ополчение и раздать оружие.

Но ни вечером, ни ночью нападений не было, только дозоры из половцев постоянно объезжали город, причём один дозор следовал за другим в пределах видимости. Выскользнуть из города незамеченным было невозможно.

И на второй день осады на приступ города ни половцы, ни дружина Олегова не пошли. Половцы активно шастали по черниговской земле, грабили и жгли деревни, церкви и монастыри, брали пленных, вязали и уводили в степь русских полоняников.

Глядя с городской стены на то, как разоряют земли его княжества, Владимир зубами скрипел от злости и бессилия. Какую мелкую душонку должен иметь человек, который привёл на Русь заклятых врагов? И даже если ему удастся занять престол, кем он будет править? Ведь обезлюдели сёла, деревни и выселки, половцы не щадили никого и ничего – их для этого наняли. Они резали и варили в котлах скот, убивали стариков и детей, брали в плен молодых, которым не суждено уже будет вернуться на родную землю. Кто-то останется бесправным рабом в услужении у богатого или знатного половца, других угонят на чужбину, в южные страны, продадут работорговцам. Печальна участь этих людей, сбежавших из плена за многие годы – считаные единицы.

На приступ войска противника пошли на третий день. Войско Олегово втихаря готовило штурмовые лестницы, вырубив целую сосновую рощу, и после молебна осаждающие кинулись к городским стенам. Каждый десяток нёс по лестнице. Они быстро ставили их у стены и карабкались наверх.

Только дружина Владимира и ополченцы не дремали. Они лили на штурмующих кипяток и кипящую смолу, бросали камни. А кому из врагов удавалось забраться на последние перекладины лестницы, те получали удар мечом или копьём и, не успев ступить на крепостную стену, летели вниз, сбивая с лестничных перекладин взбирающихся за ними следом.

В свою очередь, половцы осыпали защитников стрелами. Рисковать, штурмуя стены, они не желали.

Так штурмующие и откатились назад, к станам князя и хана. Под стенами города остались лежать только трупы. Повторения штурма в этот день не было.

Вечером дружинники обсуждали события.

– Знавал я и отца Олегова, и его самого. Настырный он, просто так не уйдёт, – сказал гридь в возрасте и с седыми усами.

– Будут какую-то пакость придумывать. Баллист, катапульт и штурмовых башен у Олега нет, половцы же к штурму не способны. Им бы налететь, порубить всё, до чего сабля дотянется, схватить трофей и – к себе, в степи. А вот князь их, Олег, небось воевод собрал, думают. Попомни мои слова, завтра снова на штурм пойдёт, – зло сказал сотник.

И точно. С утра взвыли боевые трубы, и дружина Олегова и половцы пошли на штурм.

Дружинники разделились на две группы. У каждой – тяжёлое, окованное с торца железом дубовое бревно. Явно решили тараном ворота разбить – стену-то им не пробить. А потом уже и половцы кинутся в город через сломанные ворота. Тогда ворога не остановить, разбегутся по улицам, как река в половодье.

Половцы стреляли из луков в защитников, буквально не давая им поднять головы над стеной.

Большую часть дружинников князь собрал у ворот. Одна сотня стояла за воротами на случай прорыва, другие – на стене. Ополченцы и прочие горожане несли к гридям камни, кипяток, у воинов Олега не хватило времени навес над тараном соорудить для защиты от камней, стрел и кипятка. Потому успели таран подтащить и ударить с разбега всего один раз. Второго не последовало, потому что полегли все от стрел русских лучников и камней, летевших на головы.

И у вторых ворот ситуация повторилась, перед ними теперь груда тел мёртвых лежит.

Половцы погарцевали на своих лошадках, изрядно опустошили колчаны, да и уселись ждать, поскольку их товарищи баранов с утра успели притащить, зарезать и в котлы бросить. Атака захлебнулась, но половцам куда спешить? Харч дармовой, села ещё не все ограблены, воевать же кыпчаки любили, считая это единственным достойным для мужчины занятием.

После неспешного и сытного обеда половцы распределились вокруг города, поставили юрты. Судя по всему, обосновались они надолго. Чернигов оказался в кольце.

Вечером князь Владимир собрал дружину. Несколько воинов погибли на стенах от половецких стрел, ещё полтора десятка были ранены.

– Други мои! Держитесь вы стойко, но чую я – без помощи нам не обойтись. Не выстоим мы, поскольку враг силён, а запасы провизии тают с каждым днём. Вызываю добровольца, который сможет добраться до стольного града Киева, к князю Святополку Изяславичу. Пусть услышит наш призыв о помощи.

Каждый из дружинников был смел, многие участвовали в кровавых сечах, а то и ранены были. Но сейчас враги стояли вокруг города почти сплошным кольцом. Как пройти? Это сродни самоубийству. В бою погибнуть, сразив одного или нескольких врагов на глазах у собратьев по оружию, – почётно. Но быть схваченным и замученным половцами? Все знали, что степняки перед смертью долго мучили пленников, причём заплечных дел мастера были изобретательны. Такой участи страшился каждый.

Все гриди опустили головы – встречаться взглядом с князем было стыдно.

Поднялся Алексей:

– Я пойду!

Среди дружинников пронёсся вздох удивления, облегчения и восхищения.

– Всем отдыхать, – тут же распорядился князь, – а ты, храбрец, подойди ко мне.

Когда Алексей приблизился, князь его узнал.

– Ты же из рыцарей?

– Спасибо, что помнишь, князь.

– Сможешь ли выполнить поручение? От тебя судьба города зависит.

– Мне нужна половецкая одежда и человек, который может говорить по-кыпчакски.

– Есть такой. И с одеждой нет загвоздки, с пленных снимем. А как думаешь из города выбраться?

– Гриди на верёвке спустят.

– Тебя же сразу схватят!

– Бог поможет.

По приказу князя привели человека, русского купца. Он торговал с половцами и знал их язык. Алексей спросил у него, как по-половецки звучат несколько фраз. Купец медленно и отчётливо произнёс. Алексей повторил.

– Нет, не так, – остановил его купец, – акцент есть. Слушай ещё раз.

Через полчаса Алексей внятно произносил три фразы.

Вскоре принесли половецкую одежду – целый ворох. Алексей разделся и подобрал одежду по своему размеру. От неё пахло чужим немытым телом и чесноком.

– Ещё бы уздечку, тоже половецкую.

Нашлась и уздечка.

Алексей подошёл к князю:

– Что передать великому князю киевскому?

– Ничего. Письмо тебе даю, спрячь его подальше, – и протянул пергамент. Алексей сложил его, снял сапог и сунул в него письмо вместо стельки.

– Я готов.

– Оружие не берёшь?

– Обязательно возьму. Саблю половецкую, вместе с поясом – у гридей есть.

– Тогда с богом! – Князь осенил его крестным знамением.

Алексей поднялся на стену. Конрад протянул ему пояс с саблей и ножом. Оружие половецкое, в ножнах кыпчакских. Они обнялись, и Конрад шепнул на ухо Алексею:

– Ты сильнее меня, Анри, признаю твоё превосходство. Дойди и вернись с помощью, обязательно вернись. Ты мне как брат!

Алексей похлопал его по спине. К чему слова? Он опоясался ремнём. Гридни уже приготовили пеньковую верёвку, навязав на неё через равные промежутки, в локоть длиной, узлы – так легче спускаться.

Алексей вздохнул, как перед прыжком в воду, взял в руки верёвку, перелез через стену и стал осторожно спускаться, стараясь не производить шума. Когда же эта стена кончится? Ощущение не из приятных, кажется, что тебя видят все, и стоит спуститься, как тут же сцапают.

Но вот ноги коснулись земли. Алексей дёрнул за верёвку, и её тут же втянули на стену. Всё, даже путь к отступлению отрезан.

Он прошёл к юртам, покрутился, держа в руках уздечку. Его окликнули.

– Лошадь ищу. Не видели моей лошади? – произнёс Алексей одну их трёх фраз, которые заучил.

Ответом ему был дружный смех.

– Подите прочь, бездельники! – выдал Алексей ещё одну фразу.

На него не обращали внимания. Он выглядел как кыпчак и говорил как кыпчак.

Алексей всё дальше и дальше отходил от города, держась направления на юг. Его останавливали ещё два раза, но он толковал про лошадь и шёл дальше.

Вот и один из табунов. На стоянках лошадей отгоняли подальше от стана, туда, где есть трава – подкормиться; да и навоза в лагере не будет.

Алексей подошел к одной из лошадей, накинул на неё уздечку. Седла нет, но это не беда. Зато на лошади он до Киева быстро доберётся.

Внезапно рядом возник сотник. Он с подозрением смотрел на действия Алексея, потом задал вопрос. О чём он спрашивал, Алексей не понял, и выдал последнюю фразу:

– Это моя лошадь.

Кыпчак снова повторил вопрос.

– Пошли прочь, бездельники! – заорал Алексей.

Известное дело, лучшая защита – это нападение.

Кыпчак – а это был один из караульных – отошёл.

Алексей взлетел на лошадь и тронул поводья. Лошадка послушно затрусила в сторону от табуна, и Алексей облегчённо перевёл дух. Первая часть плана выполнена. Он смог пройти через вражеский стан, и у него появилась лошадь.

Проехать ему удалось около часа. Потом луну закрыли облака, и он въехал в лес. Двигаться дальше стало опасно, можно было в темноте нарваться на сучок и запросто лишиться глаза, а такая перспектива его не прельщала.

Он слез с лошади, привязал её к ветке, а сам растянулся неподалёку. Путь предстоял неблизкий, и лучше преодолеть его отдохнувшим, выспавшимся. Лошадь потихоньку щипала траву, пофыркивала, и под эти звуки Алексей уснул.

Как только небо на востоке посерело, он проснулся.

– Ну, не подведи, скотина вражеская, – Алексей похлопал лошадь по шее.

Ехать без седла было неудобно, но это лучше, чем идти пешком. Одного он не пре дусмотрел: при виде скачущего во весь опор половца люди разбегались в испуге. Но не остановишься, не объяснишь, что свой.

В полдень он остановился на водопой. Лошадь – не машина, ей отдых периодически требуется, воды попить, травы пощипать. Заодно и сам напился из ручья. Тут же халат кыпчакский снял, скомкал и в кусты закинул. Без него, в рубахе и штанах, за своего сойдёт. На ходу и не разберёт никто, что на рубахе вышивка кыпчакская.

Так он гнал до вечера, пока едва не свалился от усталости. Остановился у рощи на краю, рядом – заливной луг. Уздечку он снял, спутал ею передние ноги лошади, чтобы она никуда не ушла, и пустил пастись. Сам же забрался в кусты и заснул.

Разбудил его рано утром муравей, настырно ползавший по лицу. Он смахнул ладонью насекомое и сел. Солнце уже поднялось, по ощущениям – часов семь утра. Он вышел к лугу и увидел – у его половецкой лошади стояли двое селян.

– Эй, други, отойдите, моя скотина! – крикнул он.

– А на нашем лугу траву переводит!

Алексей подошёл, снял с ног лошади уздечку и надел её ей на морду.

– Дело у меня в Киев срочное, извиняйте.

Когда мужики разглядели его поближе, то остолбенели. Чистый половец!

Алексей же взлетел на лошадь и сразу почувствовал, как заныли ягодицы и бёдра. Даже через штаны мохнатая половецкая лошадёнка, как жёсткой щёткой, натёрла ему кожу. С седлом куда лучше.

Он тронул поводья. Отдохнувшая и подкрепившаяся сочной травой лошадь бежала резво, и уже в полдень Алексей увидел вдали, на холмах, сияние церковных куполов.

На подъезде к Киеву, когда уже были видны стены, его остановили на заставе. Дружинников было с десяток.

– Кто таков?

– Гридь Владимира Всеволодовича, князя черниговского, гонцом к великому князю киевскому послан.

Гонцам следовало всячески помогать, но выглядел Алексей не как дружинник.

– А вот бросим тебя в поруб, посмотрим, какой ты гридь!

– Чернигов половцы осадили! Тьма! К князю киевскому за помощью еду. А в одежды кыпчакские оделся, чтобы проехать невозбранно. Да и лошадь у меня половецкая.

Дружинники переглянулись – известие серьёзное.

– Великого князя ноне в городе нет.

Алексей опешил. Кому же тогда послание вручить?

– Воевода Путята в городе. Мы тебя к нему проводим, может, он чем поможет?

Двое дружинников пошли показывать дорогу, а может – конвоировать? Алексей чувствовал, что ему не очень доверяли, ведь одет он был не как княжеский гридь.

В Киеве было спокойно, на улицах кипела жизнь. Сновали по тротуарам горожане, проезжали подводы с грузами. Изредка проезжали верхами бояре с обязательным сопровождением – для поддержки высокого положения.

Алексея, который вёл в узде половецкую лошадь, проводили до воинской избы. На заднем дворе великокняжеского дворца располагались конюшни, воинская изба, оружейная, кузница и гридница. В ней и находился воевода дружины, Путята. После доклада одного из дружинников туда ввели Алексея.

Путята, зрелых лет бородатый муж крупного телосложения, внимательно осмотрел Алексея:

– Гридей Володимировых я в лицо многих знаю, встречались. Твоё обличье мне незнакомо.

– Недавно я в дружине, полгода. Из рыцарей.

– Поди ж ты! – искренне удивился Путята. – А ко мне какое дело?

– Дело-то у меня к князю, да сказывают – нет его в городе.

Алексей уселся на лавку, снял сапог, достал пергамент и протянул было воеводе, но дружинник, стоявший рядом, перехватил его и сам передал Путяте.

Воевода развернул послание и начал читать, шевеля губами. Читал долго, Алексей уже и обуть ся успел.

– Хм, письмо и правда сам князь писал, я его руку знаю. Только не мне оно. Расскажи сам, что происходит?

– Уж пять дней, как к Чернигову половцы подступили; много – тысячи. А привёл их с малой дружиной князь тмутараканский Олег.

– Не сидится ему спокойно. Где бы ни сидел, обязательно усобицу заведёт.

– Князь Владимир помощи просит. Дружина его потери несёт, меньше двух сотен осталось. Весна, припасов мало. Не продержится город в осаде долго, голод подступит. А половцы Чернигов плотно обложили. Я только хитростью и вырвался, переодевшись в их платье.

– Беда!

Путята замолк надолго, размышляя.

– Не знаю, что и делать. Большая часть дружины с великим князем ушла. А в городе гридней мало осталось, только борону держать, если враг подступит. Даже если я и поведу дружинников на выручку, половцев нам не осилить, сам говоришь – тысячи их.

Алексей понял, что рисковал зря.

– Так и оставишь Чернигов в осаде? Степняки уже все веси, сёла и монастыри пожгли, обезлюдели земли черниговские. Если и город силой возьмут, сплошная пустошь будет. Ни полей возделанных, ни людей, ни скотины.

– Ты мне на больную мозоль не дави, не хуже тебя понимаю. Только где я людей возьму? Гонца немедля к Святополку Изяславичу отряжу, пусть сам решает.

– А мне как быть? – растерялся Алексей. Назад-то вернуться можно, но как в город проникнуть? Долго бродить по половецкому стану не получится, надо что-то есть и где-то спать, а каждый десяток или сотня в лицо друг друга знают и чужака не примут. Да и цел ли ещё город?

– Ты ел ли?

– С коня два дня не слезал, не до еды было.

Путята укоризненно посмотрел на дружинника:

– Пойди с человеком, накорми его, место в воинской избе покажи – пусть отдохнёт. И рубаху дай, в этой только народ пугать.

– Исполню, воевода, – поклонился дружинник в ответ.

– Как гонец вернётся, я тебя призову, а покамест в воинской избе поживи, – бросил на прощание Путята.

Они вышли во двор.

– Как тебя звать? – обратился к Алексею дружинник.

– Анри, а по-вашему – Алексей.

– Так ты не русак? То-то говоришь ты вроде и разборчиво, а всё как-то не так. Меня Никандром кличут. Идём на кухню, небось живот от голода подводит?

– Три дня не ел, только воду пил. Мне бы лошадь определить куда-нибудь.

– Её уже Ксандр в конюшню отвёл.

Как понял Алексей, Ксандром звали второго дружинника.

На кухне Алексею положили полную глиняную миску гречневой каши с мясом, сдобренной конопляным маслом, здоровый ломоть свежего пшеничного каравая да сбитень. Он старался есть не спеша, не то после трёх голодных дней можно было заворот кишок получить.

Он наелся от пуза. Никандр всё время сидел рядом и жалостливо смотрел. Потом привёл Алексея в воинскую избу – вроде казармы. Это было длинное одноэтажное помещение с топчанами. В торце, у изголовья – сундуки для личных вещей гридней.

– Ложись, этот ряд свободный. А я сейчас рубаху поищу.

Алексей лёг на топчан и вырубился сразу.

Сколько он спал, непонятно, только проснулся и увидел, что солнце всё в том же положении. На соседнем топчане сидел Никандр и штопал свои порты.

– Ну и силён ты спать! Сутки проспал!

– Не может быть!

– В окно посмотри! Идём есть, обед.

Алексей сначала посетил отхожее место, умылся.

Чувствовал он себя бодрым, отдохнувшим, полным сил – хоть сейчас в бой.

– Путята меня не спрашивал?

– Я бы разбудил.

Они молча поели. Самое нудное – ждать, тем более – на незнакомой территории. Ни друзей, ни занятий.

– Может, в кости сыграем? – предложил Никандр.

– У меня играть не на что, – отмахнулся Алексей.

Никандр отдал ему свою рубаху, из запасных. Не новую, но выстиранную и чистую.

Из-за безделья Алексей решил отсыпаться. Вдруг Путята прикажет в Чернигов возвращаться, так хоть отдохнувшим поедет. Жаль, впрок выспаться и наесться нельзя.

Несколько следующих дней от нечего делать он бродил по Киеву. Город хоть и стольный, великого князя, а невелик, местами убог и грязен. Но Алексей знал, что расцвет города ещё впереди.

Его неотвязно преследовали мысли. Он сейчас в безопасности, сыт – а как там князь, дружина, а главное – Конрад? Привязался к немцу Алексей. Парень не без недостатков и чудачеств, но товарищ верный, а в бою это главное. Что, у него у самого недостатков нет? Да хоть отбавляй. Как говорится, пусть бросит в меня камень тот… Вроде так в Библии, правда – применительно к другой ситуации, к блуднице – кто без греха?

Лишь на шестой день, уже после полудня, призвал его к себе Путята.

– Садись, гонец прибыл. Слушать готов?

У Алексея замерло сердце. Какие известия его ожидают?

– Чернигов Владимиром оставлен, сдан Олегу.

Алексея как будто холодной водой окатили.

– Да как же это?!

– Вот так. Предложение у меня к тебе: у великого князя, здесь, в Киеве, служить хочешь?

Алексей, не раздумывая, качнул головой.

Путята сокрушённо крякнул:

– У нас и жалованье, и порядок. А твой Владимир – вроде как изгой. Ему Святополк Изя славич определил престол в Переяславе. Сам подумай: княжество сопредельное, рядом со степью. Степняки набегами покоя не дадут, дружина с сёдел слезать не будет. И предстоит тебе служба тяжкая и опасная.

– У меня друзья в дружине, я клятву князю давал – не могу.

– Другой на твоём месте ухватился бы! Подумай хорошо, я ведь не каждому предлагаю в дружину вступить, желающих из смердов полно. Только их учить надо, а ты хитёр, пронырлив, находчив.

– Лошадь не прошу, на половецкой поеду, седло только дай, – не слушая уговоров Путяты, попросил Алексей – он для себя уже всё решил.

– Зайди к шорнику, скажи – я позволил. Ну, тогда прощай. Может, даст бог, свидимся.

Зачем Алексею было уходить от Владимира, если он помнил, что великому князю киевскому Святополку осталось править немного? А после смерти киевляне призовут на престол великий именно Владимира Мономаха. Святополка Алексей в глаза не видел, а Мономах принял его и Конрада, обращался по-человечески – не то что князь волынский Давыд Игоревич. Князь на своей земле – главный. И воинские успехи, и процветание княжества – его заслуги. А селяне и дружина Мономаха любили и уважали – за дело, за рачительность, за качества человеческие.

Алексей нашёл мастерскую шорника.

– Воевода Путята разрешил седло взять.

– Выбирай, – шорник показал на стену, где висели сёдла разных размеров. – У тебя лошадь крупная?

– Половецкая.

– Тогда вот это бери, – шорник снял со стены деревянное седло, обтянутое кожей, и протянул его Алексею.