Верой и правдой. Битвы фельдъегеря (сборник) Корчевский Юрий
С одежды их стекала вода, уже не впитывающаяся в плащ.
В городской харчевне пусто, тепло и вкусно пахнет. Катафракты, поставив лошадей под навес, отжали плащи на крыльце и повесили их перед камином. От плащей пошёл пар, и в зале стал распространяться тяжёлый запах пота и крови.
Они заказали по половине жареной курицы с тушёными бобами на брата и горячего вина с пряностями – согреться. Выпив по кружке, почувствовали, что кровь веселее заструилась по жилам и что они наконец-то согрелись.
– Что делать будем? – спросил Конрад.
Ситуация складывалась тяжёлая, оставшиеся четверо катафрактов были годны только для патрулирования. Сдержать какие-либо силы, кроме одиночек, они были не в состоянии. Стало быть, и приказ выполнить невозможно. А до прибытия смены ещё неделя.
Алексей раздумывал недолго.
– Завтра с утра пойду к командиру ополчения, может, удастся выпросить хотя бы пару-тройку всадников. Тогда продержимся оставшуюся до смены неделю.
– А если у них конных воинов нет?
– Тогда придётся выполнять приказ.
– Вчетвером? Это самоубийство! – Конрад покачал головой.
– Придется осторожничать, близко к границе подбираться не будем. Стычек надо избегать, при опасности уходить в селения.
– Это сказать просто. Полусотня половцев из дождя внезапно показалась – и что? Мы едва за оружие схватиться успели.
– Да я с тобой, Конрад, не спорю, сам ситуацию понимаю. А теперь вдумайся: нас здесь четверо катафрактов – здоровых, не раненых, боеспособных. Не выйдем на патрулирование – а половцы нападут. С нас же спросят – где были в это время, что делали? Отсиживались в харчевне и пьянствовали? Вот и выходит – продержаться надо.
Доедали и допивали молча – каждый был погружён в тяжкие раздумья. С одной стороны, рядовым катафрактам проще: не надо анализировать, думать, только приказы выполняй. А как не думать, если своей шкурой рисковать надо?
Ввиду плохой погоды они переночевали на постоялом дворе, при харчевне.
Утром, после завтрака, Алексей пошёл к начальнику ополчения. Особых надежд он не питал. У ополченцев – дом, семья, своя работа. Это когда враг у стен и город осаждён, все жители бросают дела и защищают родное гнездо и свои жизни, часто – упорно и самоотверженно.
Конрада с собой Алексей не взял – язык он понимает плохо.
Командир, грек Манукис, отказал сразу, едва выслушав просьбу:
– Строевой конь только у меня у одного в городе – все ополченцы пешие. К тому же мы платим налоги, и армия должна нас защищать. Ведь вы же жалованье получаете? Ну вот и решайте со своим друнгарием.
Как ему объяснить, что половцы рядом совсем и что, если бы не дозор катафрактов, степняки уже добрались бы до города? А что дозор мал, так в том нет вины Алексея. Мало у империи сил, она давно уже больна. Как старый лев, когда-то наводивший ужас на округу, а ныне терзаемый молодыми шакалами. Иногда он ещё может собрать силы и мощно ударить лапой, убив одного наглеца. Но силы уже покидают его. Только империи, особенно большие и некогда мощные, умирают медленно и долго. Так было и с Римской империей, и с Карфагеном, не миновала эта горькая участь и Византию. Тем более что Алексей мог сравнивать империю в пору её молодости, расцвета с нынешней, раздираемой многочисленными врагами. И сравнение это было не в пользу нынешней.
Алексей ничего не стал объяснять греку, он молча повернулся и ушёл.
Катафракты встретили его вопрошающими взглядами, но Алексей лишь беспомощно выругался:
– Не дал. Говорит – коней нет, сволочь.
– Тогда по коням, – скомандовал Конрад. – А что такое «сволочь»?
Похоже, он не сильно расстроился, поскольку ожидал такого ответа. Это для воина воевать – привычное дело, а для обывателя – чрезвычайное событие, и рисковать своей головой никто не хотел.
Они оседлали отдохнувших и сытых коней. Сегодня небо смилостивилось над ними: оно было пасмурно, плыли низкие тяжёлые тучи, но без дождя.
Под копытами лошадей чавкала грязь. И сами лошади, и ноги катафрактов до колен быстро покрылись грязью.
– Не должны половцы в такую погоду перевал перейти. Грязно, земля скользкая, коня галопом не пустишь, – рассуждал Конрад.
– Твои слова, Конрад, да богу в уши. А там глядишь – и протянем неделю.
Далеко они не забирались, ехали по дороге, шедшей параллельно горной гряде. В случае появления значительно превосходящих сил можно было успеть добраться до города, укрыться и предупредить жителей о появлении чужаков. Но вокруг них была только чистая природа, и даже птицы молчали, забившись от сырости в свои гнёзда.
Щелчка тетивы никто не услышал, но один из рядовых катафрактов вдруг вскинул руки и завалился спиной на круп коня. Из глаза его торчала стрела.
Воины тут же надели на руку щиты с седельных крюков, прикрыв грудь и нижнюю часть лица. Кто стрелял и откуда? Вроде бы из-за стоящих неподалёку деревьев.
Конрад тронул коня и поскакал вперёд. Алексей и второй катафракт, пришпорив коней, устремились за ним.
И в этот момент навстречу им из леса вылетели два десятка половцев верхом на конях. Чёрт! Не вчерашние ли, решившие поквитаться за потери?
Начался бой на холодном оружии.
Алексей меч не доставал, сразу взялся за секиру.
На этот раз половцы, во избежание больших потерь, решили применить хитрость. После того как они сразили катафракта, ударив его короткой пикой в спину, они набросили на Конрада рыболовную сеть. Подскакали двое, держа между собой растянутую сеть, и с ходу набросили её на Конрада. Тот попытался разрубить её мечом, но только всё больше запутывался – ячейки сети были крупные, плетение прочное. И уже с соседней лошади половец, прыгнув на круп лошади Конрада, со всей силы толкнул его в бок.
Конрад не удержался, вылетел из седла, и на него сразу набросилось несколько человек.
Алексей видел, как на Конрада набросили сеть, но прийти на помощь не мог – на него самого наседали половцы, сразу трое. Он едва успевал отбиваться секирой или подставлять под удар щит.
Только и на него нашлась управа. Сзади набросили на шею волосяной аркан, привязанный одним концом к седлу лошади, и половец сразу рванул в галоп. Рывок был такой силы, что Алексей вылетел из седла, упустив секиру.
Удар спиной о землю был так силён, что даже на мгновение свет померк в глазах. А лошадь тащила и тащила его по каменистой земле. Если бы не кольчуга, кожу и мясо со спины стесало бы до рёбер. Аркан сдавливал шею, и он руками попытался ослабить его хватку.
Лошадь остановилась, и на Алексея набросилось сразу несколько человек. Они стали верёвкой вязать ему ноги, а потом – и руки. И хотя он отбивался, как можно было противостоять четверым, лёжа на земле с арканом на шее? Через пару минут он был связан.
К нему подошёл командир половцев – это был вчерашний знакомый. Он ощерился в злобной усмешке:
– Ну что, попался?
И пнул его ногой по рёбрам.
– На лошадь его. Второго – тоже. Уходим.
С Алексея стянули аркан, и он вздохнул свободно. Но кожа на шее саднила. Он понял, что Конрад жив.
Четверо половцев положили его поперёк седла его же лошади. С Конрадом поступили так же, и вся шайка двинулась к перевалу.
Лежать поперёк лошади было неудобно, кровь прилила к голове, да ещё в опасной близости мелькали перед глазами лошадиные ноги.
Скачка продолжалась долго, и Алексей видел перед глазами только мелькающую землю. Наконец лошади остановились, и он почувствовал, как ноют отбитые внутренности. Попробуй полежи животом на жёстком и неудобном седле!
Половцы ходили вокруг, разговаривали, смеялись. Их было много, и Алексей понял, что степняки добрались до своего лагеря.
К нему подошли и грубо стянули за ноги на землю. Он не удержался на ногах и упал: руки связаны, балансировать нечем. Половцы захохотали.
С лошади стащили Конрада, подвели к Алексею и поставили рядом.
На широком лугу стояло множество войлочных палаток, горели костры. Половецкие женщины готовили в котлах пищу.
К пленным подошёл какой-то половецкий начальник – судя по тому, как склоняли перед ним головы рядовые половцы. У византийцев проще – по форме и шлему сразу понятно, кто перед тобой. А половцы одеты одинаково, только качеством одежды отличаются. На рядовых – халаты из простой, грубой ткани, а на подошедшем – халат шёлковый с вышивкой, явно трофейный.
Половецкий начальник внимательно осмотрел пленных и что-то сказал.
К Алексею и Конраду подскочил половец, обыскал, срезал у обоих с поясов кошели с деньгами и с поклоном преподнёс их главному.
– Как тебя звать? – на неважном греческом произнёс главный, указав на Конрада.
– Барон саксонский Конрад Бюллов, рыцарь, – представился полным титулом немец.
– А ты?
– Маркиз бургундский Анри Саваж, рыцарь.
Лицо половца вытянулось.
– Так вы оба рыцари? Почему воюете за греков?
– За деньги, – коротко ответил Алексей.
Половцы тоже ходили в походы за трофеями, и такой ответ был им понятен.
– Сражаетесь хорошо, большой урон понесло от вас моё племя.
Половец задумался, и Алексей понял, что степняк сейчас решает их судьбу. Состояние довольно унизительное для мужчины, когда твою участь решает другой.
Алексей посмотрел на Конрада – лицо того было абсолютно спокойным и бесстрастным. Немец хорошо владел своими чувствами. Конрад наверняка испытывал те же эмоции и чувства, что и Алексей.
– У меня служить будете? – спросил половец. – Платить буду, как и греки.
Рыцари переглянулись. Ну да, катафракты в любой армии нужны. У половцев конница лёгкая, и поединка «один на один» степняк не выдержит.
За обоих ответил Конрад:
– Мы клятву верности империи давали. Пока не истечёт срок договора, мы не можем служить другому владыке.
– Слышал я о рыцарской чести. Видно, правду говорят. Так ведь деньги не пахнут. И сами монеты такие же, из золота.
Рыцари молчали – Конрад уже ответил. Половец сплюнул:
– Казнить бы вас! Скажем, разодрать лошадьми – вашими же. Вот была бы потеха.
Рядовые половцы, что стояли полукругом, ощерились. Действительно смешно!
– Но я поступлю иначе – я возьму за вас выкуп. Император даст хорошие деньги за рыцарей, звонкой монетой.
Услышав о золоте, половцы издали восторженный вопль. Потешиться, разорвать лошадьми можно и кого-то другого, за кого не заплатили денег.
– В яму их!
Рыцарей окружили четыре половца и повели по лагерю.
Алексей с интересом разглядывал половецкий стан. У палаток крутились, дрались дети, готовили еду женщины. Почти у каждой палатки или юрты стояли крытые повозки для утвари. Интереса у населения пленные не вызвали.
Их довели до конца лагеря. Здесь, в земле было отрыто несколько глубоких ям, накрытых сверху решётками из жердей. Конвоиры сдвинули решётку и спустили в яму лестницу. Путы на руках пленников были разрезаны, и один из конвоиров показал пальцем вниз.
Первым стал спускаться Алексей. Руки после пут одеревенели и слушались плохо.
Яма была глубокая, метра четыре.
Когда Алексей достиг дна, следом на лестницу ступил Конрад. Уже в самом конце он не удержался, покачнулся, но Алексей схватил его за руку и не дал упасть.
Половцы, стоящие вверху и наблюдавшие за ними, радостно заржали. Вот ублюдки!
Лестницу тут же втащили наверх и закрыли яму решёткой.
Алексей уселся на землю, Конрад последовал его примеру.
– Я опасался, что нас казнят, – сказал Алексей.
– Я тоже. Второй раз в плену. В первый раз у англичан был, выкупили меня.
– Можно сказать – старожил. Глядишь, к третьему разу уже и привыкнешь, – невесело пошутил Алексей.
– Пленных кормить должны, и воду давать. Если они нас голодом уморят, выкуп не получат.
– Думаю, это будет не скоро. Пока половцы византийцам сообщат, пока доклад по инстанциям вверх пойдёт, пока деньги назад отправят да место обмена определят… Не меньше двух недель.
– Это в лучшем случае. Я в Британии полгода ждал.
– Полгода? Да мы сгниём в яме за это время! Крыши нет. Дождь пойдёт – вымокнем, как собаки, а холодно станет – окоченеем.
– До зимы ещё далеко, обменяют. Или на деньги, или на своих пленных.
К вечеру им спустили на верёвке кожаный бурдюк с водой, и оба вволю напились.
– Эй, а по нужде выпустить? – крикнул Алексей половцу, стоящему у края ямы. Но половец не обратил на его слова никакого внимания, как будто он был глухим. Или языка не понимал?
Потянулись тоскливые дни. Им бросали по лепёшке в день и по бараньей кости с мясом, а вечером спускали бурдюк с водой. Не сытно, но и с голоду не помрёшь.
В яме сидели безвылазно, и уже через неделю оба пленника стали чесаться: тепло, влажно, хотелось помыться, да и бельё постирать или сменить. Но, видимо, понятия о гигиене у половцев отсутствовали напрочь, а может быть, они просто хотели таким путём сломить волю пленных.
Эту неделю, да, впрочем, как и следующую, спасались разговорами. Конрад рассказывал свои случаи, смешные и драматичные, происшедшие с ним или с его знакомыми, Алексей – свои. Так быстрее проходило время. Вынужденное бездействие и невозможность двигаться просто сводили с ума. Тело настоятельно требовало хоть какого-то движения, а вся яма – три шага на три.
К исходу третьей недели Алексей не выдержал.
– Слушай, Конрад, сил больше нет в этой яме сидеть.
– Надо набраться терпения, Анри. Сам знаешь, как медленно решаются денежные вопросы в империи.
– Мы можем просидеть в этой яме ещё не один месяц.
– И что ты предлагаешь? Ведь их начальник, главный половец, предлагал тебе службу у них. Согласился бы – сидел бы сейчас у палатки, ел бы бараний суп и спал бы с какой-нибудь наложницей.
– Так ведь и ты не согласился! А знаешь, можно было для вида согласиться, а потом сбежать. Понятно, какое-то время нас бы в стане держали, но рано или поздно дали бы и коней, и оружие. Мы же катафракты!
– Сомневаюсь. Какой смысл платить нам деньги и держать в лагере? Нас бы бросили в первый же бой и, даю руку на отсечение, против своих же. И нас свои же и убили бы – как предателей, и имена наши покрылись бы вечным позором. Или тебе пришлось бы убивать своих. Нет, уж лучше я в яме сидеть буду.
– А сбежать из войска на конях?
– Не дадут, не надейся, не такие они простаки.
– А может – просто сбежим?
– Как это? И куда пойдём? Если через перевал в империю – нас тут же схватят. Наверняка степняки там дозоры держат. И, заметь – верховые, пешком от них не убежишь.
– Вот! Ты думаешь так же, как и половцы. То есть, если сбежим, пойдём в сторону империи. А мы сделаем обманный трюк.
– Переоденемся в половцев? – на большее фантазии у Конрада не хватило.
– Нет, мы пойдём на север или на восток, в сторону от империи. Первое время придётся скрываться, но ведь выйдем же на земли какого-нибудь государства, не везде же степняки.
– А уж от них вернёмся в империю?
– Конрад, а зачем? Империя не слишком торопится нас вернуть. Мы и так много сделали для неё. На порубежье нашли трупы наших товарищей, и нас с тобой могли счесть убитыми. Мы тут сгниём заживо. Меня от баранины уже тошнит.
– Ты предлагаешь уйти? И как ты собираешься это сделать? Яма глубокая.
– Я встану тебе на плечи и попытаюсь сдвинуть решётку. Потом подтянусь и попробую выбраться. Если удастся, спущу тебе лестницу. Само собой, делать это нужно ночью – я не слышал, чтобы ночью ходила охрана. Половцы надеются, что ямы глубокие и без лестниц из них не выбраться.
– У нас нет оружия, и первый же встречный половец нас просто убьёт.
– Ага, а ещё у нас нет еды, воды… Значит, будем дальше сидеть?
– Ты хочешь служить мадьярам? Они враги моему народу.
– Тогда русам – они на востоке. Предполагаю, что их столица, Киев, не так уж и далеко.
– Сколько?
– Лошадью – дней пять.
– Но у нас нет лошади.
– Конрад, мы добудем лошадей и оружие сами, если вырвемся из ямы.
– Голыми руками? Ты самонадеян, Анри.
Мужчины надолго замолчали. Конрад обдумывал услышанное.
Прошло ещё два дня. Пленники вели себя так, как будто не было между ними разговора о побеге. Алексей и сам бы сбежал, но без помощи Конрада сделать это было невозможно. А Конрад ещё раздумывал бы или ждал бы выкупа, но к исходу третьего дня после разговора произошел интересный случай. Вечером, как всегда, половец спустил им на верёвке бурдюк с водой.
– Завтра ваш последний день в яме, греки!
– Мы не греки, – буркнул Конрад.
Оказывается, половец вполне сносно говорил на языке византийцев.
– Империя тянет с выкупом, и хану надоело ждать, терпение его лопнуло!
– Что ты хочешь этим сказать?
Половец красноречиво провёл поперёк шеи ребром ладони.
Как только половец ушёл, Алексей посмотрел на Конрада.
– Завтра нас могут прирезать, как баранов, или разорвать лошадьми. Надо решаться, Конрад. Это последняя ночь, когда мы можем сбежать, и она даёт нам последний шанс. Надо использовать его. Или ты хочешь умереть, как жертвенный агнец?
– Хорошо, – поколебавшись секунду, ответил Конрад, – я согласен.
– Тогда ждём темноты.
Медленно тянулось время. Алексей уже знал, куда идти, где восток, определив это по восходу солнца, по его лучам. На север, в Паннонию, не хотел Конрад, на юг, в империю, не дали бы скрыться половецкие дозоры, и потому оставался один путь – к русам. Несмотря на самоотверженную службу катафрактов, империя не очень-то торопилась вызволить их из плена. Для Алексея же эта война – империи со степняками – была чужой, как и война крестоносцев с сарацинами. Он видел, как явно ослабла империя, как уменьшились её земли, как упало влияние в мире. Империя шла к упадку. Она ещё протянет три века, но это будет уже жалкое существование, несравнимое с тем расцветом, что застал, видел собственными глазами Алексей. Константинополь, этот Царьград, падёт под напором османов, простояв больше тысячи лет. Постепенно стемнело.
– Полезем под утро, когда сон крепок? – спросил Конрад.
– Нет, раньше. Иначе далеко от стана половцев уйти не успеем, догонят. Как угомонятся, так и полезем.
Конрад уселся в углу и замолчал.
Алексей нервничал. Если половцы решатся их казнить, то попадаться им в руки никак нельзя. Ранят, свяжут, а потом с варварской изощрённостью показательно казнят, причём изрядно помучив перед смертью. Потому он сам для себя решил: коли догонят, биться до последнего. Пусть лучше убьют в бою.
На мгновение мелькнула мысль прибегнуть к помощи талисмана. Камень висел на его шее открыто, но никто из половцев на него не покусился – камень не представлял для них никакой ценности. Кроме того, степняки были язычниками и свято верили в обереги, талисманы, амулеты. У каждого из них он был свой. И забрать чужой оберег, значит – взять на себя чужую судьбу. Перстень Остриса же Алексей всегда перед боевым походом прятал в одежде: ведь во время боя его мог задеть чужой клинок или залить кровь, брызнувшая из раны. Половцы же обыск не устраивали. Ну, отобрали они оружие, срезали кошель с деньгами – зачем дальше искать? Ведь карманов тогда не знали вовсе.
Однако воспользоваться талисманом было невозможно – не было полнолуния, да и бросить Конрада одного в тяжёлой ситуации было не по совести. Воевали вдвоём, в плен оба попали – вот и выбираться из него надо вдвоём. Исчезни он сейчас – душа не знала бы покоя, муки совести совсем замучили бы. Как дальше жить с грузом предательства? Да для Алексея принципиально невозможно было бросить в беде боевого товарища, друга. За время их нахождения в яме они сблизились.
На небе высыпали яркие звёзды. Постепенно жизнь в лагере замерла. Оглушительно трещали цикады.
– По-моему, пора, – тихо сказал Конрад.
– Да. Помолимся, – Алексей перекрестился. Конрад повторил вслед за ним, только сделал он это по-католически – слева направо.
Конрад присел у земляной стены, опираясь на неё руками. Алексей взобрался ему на плечи, и Конрад медленно выпрямился. Кончиками пальцев Алексей едва достал до деревянной решётки. Подпирают ли её половцы?
Он попытался сдвинуть жерди, и они медленно поддались. Он двигал их несколько раз, каждый раз сдвигая по пяди, пока не образовалась щель шириной в полметра. Алексей попытался уцепиться пальцами за край, но земля с шорохом осыпалась – прямо на голову Конрада. Эх, если бы он был повыше – хоть на пяток сантиметров, или яма была чуть менее глубокой.
В голове вдруг мелькнула мысль – опереться на жерди решётки. Выдержат ли они его вес?
– Конрад, присядь, я развернусь.
Немец присел. Алексей спрыгнул и забрался на рыцаря вновь, но уже спиной к стене. Конрад вновь медленно распрямился.
– Держись, – сказал Алексей и подпрыгнул.
От толчка Конрад не удержался и упал. Но Алексей уже успел уцепиться обеими руками за жерди. Они слегка скрипнули, немного прогнулись, но вес выдержали.
Дальше проще. Он подтянулся, сделал пару взмахов ногами, как на перекладине, подтянулся и животом лёг на жерди. Осмотрелся. Вокруг никакого движения, тихо.
Не дыша, он сполз с жердей на землю. И так же, на пузе стал ползать вокруг ям, ища лестницу или, на худой конец, верёвку. Он описывал круги вокруг ям, пока не наткнулся на пустой бурдюк, к которому была привязана верёвка. Надо попробовать вытянуть Конрада на ней.
Алексей вернулся к яме.
– Конрад, – прошептал он, напряжённо вглядываясь в непроглядную тьму.
– Я тут. Ты чего так долго?
– Лестницу не найду. Я тебе верёвку от бурдюка сброшу. Обвяжись или лезь по ней.
Один конец верёвки Алексей обвязал вокруг себя, другой вместе с бурдюком спустил в яму. Оттуда послышались шорохи.
– Тяни.
Алексей встал, упёрся каблуками сапог в землю и попытался тянуть верёвку руками. Нет, не осилить. Конрад хоть и похудел, как и сам Алексей, но всё равно был тяжёл.
Алексей медленно отпустил верёвку и подполз к яме.
– Не могу тебя вытащить. Я лягу и упрусь, а ты лезь сам. Как буду готов, дёрну за верёвку.
– Понял.
Хорошо, что верёвка была длинной, скорее всего – на всю длину колодца.
Алексей нашёл корягу, улёгся за ней и дёрнул верёвку. Вскоре она натянулась и стала больно давить на спину. Потом внезапно ослабла.
– Анри, ты где? – раздался совсем рядом шёпот немца. Он уже выбрался из ямы и стоял на четвереньках.
– Тут, – Алексей с трудом развязал затянувшийся узел.
– Ползём, не вставай.
Он пополз вперёд, отбрасывая попадающиеся на его пути ветки. Хрустнет – насторожит караульных. А в том, что они где-то есть, он не сомневался. Порядок у половцев был, и воины они были неплохие.
Ползли долго, периодически замирая на месте и прислушиваясь. Когда показалось, что отползли достаточно далеко, встали.
– Постарайся идти без шума, – шёпотом предупредил Алексей Конрада. – Полагаю, могут быть дозорные.
Слева в темноте виднелся лес. Не отдельные деревья – массив, слегка шумевший от ветра.
Конрад шагал за Алексеем. Тот шёл, не поднимая ног. Если попадался камешек или ветка, ногой отбрасывал в сторону.
За час они добрались до леса и вошли под его кроны.
– Фу! – перевёл дух Конрад.
– Тихо, – остановил его Алексей, – идём, пока не рассвело.
Они шли по лесу, по самому его краю. Так было видно, что творится в ложбине, на открытой местности – глаза давно адаптировались к темноте. Алексей отбрасывал ногой в сторону шишки, ветки.
До рассвета они успели пройти километров восемь-десять – всё же не по ровной дороге шли, да и не днём. И когда показалось солнце, Алексей объявил:
– Отдыхаем.
– Сколько?
– Как полностью рассветёт, можно идти по лесу. Ежели половцев увидишь, надо замереть, а ещё лучше – спрятаться.
– Полагаюсь на тебя.
Конрад был жителем городским, на природе бывал только в боевых походах. И по поведению Алексея поняв, что тот парень опытный, доверился ему, признав старшинство.
Рассвело, запели птицы, и стало теплее.
– Идём не спеша. Конрад, ты идёшь дальше от опушки леса, я – у края.
– Почему?
– Хм, почему… Потому что ты не смотришь под ноги, наступаешь на ветки, шишки – всё то, что хрустит. Мы не на своей земле, и должны скрываться, а для этого надо идти беззвучно. Кричать или разговаривать громко нельзя. Ты поглядывай на меня. Если руку подниму – замри на месте, опущу ладонью вниз – ложись.
– Как червяк!
– Конрад, наша задача выбраться. Разве тебе понравилось в яме? Поэтому не подведи.
– Ради тебя.
Алексей фыркнул от возмущения. Только подумать – он для себя старается!
Они двинулись. Сквозь деревья Алексей поглядывал на ложбину: побег уже должны были обнаружить и вслед им пустить погоню. Ими ведь владеет не столько желание вернуть самих пленных, сколько желание показать всем, и в первую очередь – своим воинам, что от всемогущей руки хана не уйти, не спрятаться. Если побег им удастся, то хоть маленький урон авторитету хана, но нанесут.
К полудню Конрад замахал руками, подзывая к себе Алексея. Тот подошёл:
– Ты чего, как мельница, руками машешь?