Перед падением Хоули Ной
— В норме.
— Дует небольшой боковой ветер, — говорит Мелоди. — Необходимо это учитывать. Навигационные приборы и световые табло?
— Да-да. В порядке.
— Тогда все. Контрольная проверка закончена.
На шоссе становится немного свободнее. Гэс чуть прижимает акселератор «форда», и машина послушно убыстряет ход до ста сорока километров в час. Однако вскоре поток автомобилей, сверкая красными тормозными огнями, снова начинает снижать скорость.
Следующую реплику произносит Мелоди:
— Диспетчерская, это «Галл-Уинг» шестьсот тринадцать. К взлету готовы.
После небольшой паузы из динамика раздается искаженный помехами голос дежурного диспетчера:
— «Галл-Уинг» шестьсот тринадцать, взлет разрешаю.
— Прибавить обороты. Разбег! — командует Мелоди Бушу.
Франклин слышит какие-то механические звуки. Точно определить их природу, слушая запись через телефон с включенной громкой связью, крайне сложно. Гэс, однако, не сомневается: техники уже делают все возможное, чтобы определить, связаны ли эти звуки с увеличением тяги двигателя или вызваны чем-то еще.
— Восемьдесят узлов, — слышится голос Буша.
Еще несколько секунд молчания.
— Отрыв, — говорит Мелоди. — Убрать шасси.
— «Галл-Уинг» шестьсот тринадцать, вижу вас, — возникает в динамике голос диспетчера. — Вираж влево, затем набирайте высоту. Сообщите в Тетерборо о вылете. Удачной посадки.
— Это «Галл-Уинг» шестьсот тринадцать. Большое спасибо, — говорит Мелоди.
— Шасси убрано, — докладывает Буш.
Итак, самолет в воздухе и направляется в сторону Нью-Джерси. Обычно перелет занимает всего двадцать девять минут. Через шесть минут лайнер окажется в зоне действия радаров аэропорта Тетерборо.
Стук в дверь.
— Командир, — слышится женский голос. Это стюардесса, Эмма Лайтнер. — Принести вам чего-нибудь?
— Нет, ничего, — говорит Мелоди.
— А как насчет меня? — интересуется второй пилот.
Пауза. Что произошло за эти секунды?
— Он тоже обойдется, — говорит Мелоди. — Полет короткий, поэтому не будем расслабляться.
Билл Каннингем, сидя в кресле, снова наклоняется вперед, упираясь локтями в колени.
— Поговорим о полете, — говорит он. — Расскажите, что произошло?
Скотт кивает. Он несколько удивлен ходом интервью — пока беседа развивается так, словно Каннингема интересуют только события, непосредственно связанные с катастрофой. Ему казалось, что у них с телеведущим сразу начнется ожесточенная перепалка и обмен «любезностями».
— Понимаете, — начинает Скотт, — я опоздал. Вызванное такси не приехало, поэтому мне пришлось добираться на автобусе. Я был уверен, что к тому моменту, когда он доплетется до аэродрома, самолет уже улетит. Но я оказался не прав. Меня ждали. То есть самолет готовился к отлету — дверь уже начали закрывать. Но все же меня какое-то время дожидались. В общем, когда я поднялся на борт, часть пассажиров уже сидела в креслах — Мэгги и дети, миссис Киплинг. Дэвид и мистер Киплинг, кажется, еще стояли в проходе. Стюардесса принесла мне бокал вина. Я к таким вещам не привык. Понимаете, до этого мне никогда не приходилось летать в частных самолетах. Потом командир попросил всех занять свои места. Те, кто еще стоял, тоже сели в кресла и пристегнулись.
Скотт умолкает. Глядя на одну из ламп, он пытается вспомнить какие-то детали.
— В это время передавали бейсбольный матч. Играла бостонская команда, «Ред сокс». Комментатор все время что-то тараторил. Рядом со мной сидела миссис Киплинг. Мы с ней немного поговорили. Мальчик, Джей-Джей, спал. Рэйчел копалась в своем айфоне — наверное, выбирала музыку. Она была в наушниках. А потом мы взлетели.
Вместе с остальным потоком автомобилей Гэс проползает мимо аэропорта Ла-Гуардия. Над его головой с ревом проносятся садящиеся и взлетающие самолеты. Чтобы лучше слышать запись, Франклин поднимает боковые стекла и выключает кондиционер, хотя на улице стоит тридцатиградусная жара.
— Желтый индикатор загорелся, — раздается голос Джеймса Мелоди.
Пауза. Гэс, обливающийся потом, слышит звук, похожий на легкое постукивание. Затем снова голос Мелоди:
— Вы меня слышите? Горит желтый индикатор.
— Вижу, — отвечает Буш. — Погас. Похоже, все дело в лампочке.
— Сделайте пометку для техников, — говорит Мелоди.
Далее следуют звуки, природу которых Гэс определить не может.
— Черт! — внезапно восклицает командир экипажа. — Погодите-ка. У меня…
— В чем дело, командир?
— Возьмите управление на себя. У меня опять кровь носом пошла. Мне нужно привести себя в порядок.
Судя по звукам, Мелоди встает и идет к двери кабины.
— Говорит второй пилот. Беру управление на себя.
Слышно, как открывается и закрывается дверь. Чарли Буш остается в кабине один.
— Я смотрел в окно самолета и все время думал о том, что все происходящее как-то нереально, — говорит Скотт. — Так бывает — человек вдруг чувствует, что словно переносится в другую жизнь.
— Что, по-вашему, стало первым признаком сбоя в полете? — спрашивает Билл. — С чего все началось?
Скотт вздыхает:
— Трудно сказать. Все произошло совершенно неожиданно. В салоне было шумно. Дэвид и Киплинг орали и хлопали. И вдруг все закричали от ужаса.
— Кричали и хлопали?
— Ну да. Я же говорю, по телевизору показывали бейсбольный матч, и Дэвид с Киплингом его смотрели. Что-то такое там происходило на экране и привлекало их внимание. Кажется, это был какой-то игрок по фамилии Дворкин. Я помню, как Уайтхед и Киплинг отстегнули ремни и встали. И вдруг самолет резко нырнул вниз, так что они едва смогли снова забраться в кресла.
— Ранее вы в беседе с членами следственной группы сказали, что тоже отстегнули ремень.
— Да. Разумеется, это была глупость. Я держал в руках блокнот для набросков. Когда самолет клюнул носом и начал падать, я уронил карандаш и решил его поднять. Поэтому и отстегнулся.
— И это спасло вам жизнь.
— Да. Наверное, вы правы. В тот момент все люди в салоне кричали. И еще я слышал какой-то сильный стук. А что было потом…
Скотт пожимает плечами, давая понять — больше ничего толком не помнит.
Билл кивает:
— Значит, такова ваша история.
— Моя история?
— Ваша версия события.
— Я рассказал то, что сохранилось в моей памяти.
— Значит, вы уронили карандаш, отстегнули ремень, чтобы поднять его, и благодаря этому спаслись.
— Понятия не имею, благодаря чему я спасся. Сомневаюсь, что на то была какая-то особая причина, скорее всего, действие законов физики.
— Физики?
— Да. Сказываются законы физики. В результате я был выброшен из самолета, а из пассажиров каким-то образом выжил только мальчик.
Каннингем держит долгую паузу, словно хочет сказать: «Я мог бы продолжить беседу на эту тему, но не стану этого делать».
— Давайте поговорим о ваших картинах, — предлагает он.
В любом фильме ужасов есть момент, когда напряжение нагнетает тишина. Персонаж выходит из комнаты, но камера не следует за ним, а остается на месте. Ее объектив может быть направлен на что угодно — на дверной проем, на детскую кроватку. Какое-то время ничего не происходит, и это, как и давящая тишина, вызывает у зрителя ощущение безотчетной тревоги. Затем он начинает искать в интерьере комнаты что-то необычное, продолжая до звона в ушах прислушиваться к тишине. Из-за того, что комната совершенно обычная, тревога только усиливается и превращается в чувство, которое Зигмунд Фрейд называл страхом перед необъяснимым. Настоящий ужас возникает тогда, когда человеку начинает казаться, что даже самые обыкновенные предметы и явления могут таить в себе нечто зловещее. Наше воображение само порождает страхи, не имеющие логического объяснения.
Подобное ощущение возникает у Гэса Франклина, который медленно едет по шоссе в потоке машин. Люди, сидящие в окружающих его автомобилях, возвращаются с работы домой. Кто-то из них собирается отправиться на пляж и провести там остаток жаркого дня. Тишина на записи, которую прослушивает Гэс, кажется почти полной — если не считать едва слышного механического шипения. Гэс с помощью кнопки на корпусе телефона прибавляет звук до максимума, и шипение становится громче.
И вдруг на его фоне отчетливо звучит произнесенное шепотом слово. Затем еще раз и еще.
«Сука».
— Нет, давайте не будем говорить о моих картинах, — возражает Скотт.
— Почему? Что вы пытаетесь скрыть?
— Ничего. Это просто картины — и все.
— Однако же вы их прячете.
— То, что картины не представлены на суд широкой публики, вовсе не означает, что я их прячу. Сейчас все они находятся в распоряжении ФБР. Эти работы видели очень немногие люди — только те, кому я доверяю. Однако картины не имеют к нашему разговору никакого отношения.
— Я хочу прояснить одну вещь. Есть некий человек, который пишет картины, где изображены сцены катастроф, в том числе катастрофа самолета. И вот такой человек сам попадает в авиакатастрофу. Вы хотите сказать, что это всего лишь совпадение?
— Я не знаю. В мире полно всевозможных совпадений, порой самых невероятных. Никто из нас не застрахован от таких вещей, как авиакатастрофа или крушение поезда. Подобные трагедии происходят каждый день, и их жертвой может стать кто угодно. Вероятно, настал мой черед — вот и все.
— Я говорил с вашим агентом, — говорит Билл. — Оказывается, теперь каждая из ваших работ стоит сотни тысяч.
— Пока что ничего не продано. Все эти расчеты — чисто теоретические. В последний раз, когда я проверял баланс своего банковского счета, там было всего шестьсот долларов.
— Вы по этой причине переехали к Элеоноре и ее племяннику?
— О чем вы?
— Вы сделали это из-за денег? Ведь мальчик теперь стоит добрых сто миллионов долларов.
Скотт изумленно смотрит на ведущего.
— Вы всерьез это спрашиваете?
— Еще как.
— Ну, прежде всего, я не переехал.
— А муж Элеоноры рассказал мне, что именно это вы и сделали. Более того, из-за вас она выгнала его из дома.
— После этого — не значит вследствие этого.
— Я не обучался в элитарных университетах, поэтому вам уж придется объяснить мне, что вы имеете в виду.
— Я хочу сказать, тот факт, что Элеонора с Дугом разъехались — если это на самом деле произошло, — не имеет никакого отношения к моему визиту в их дом.
Билл выпрямляется в кресле.
— Позвольте сказать вам, кого я вижу перед собой, — говорит он. — Несостоявшегося художника, неудачника, пьяницу, который профукал лучшие годы, болтаясь, как дерьмо в проруби, и вдруг получил от жизни подарок.
— В виде авиакатастрофы и гибели людей?
— Он оказался в центре внимания. Его называют героем. Внезапно люди начинают проявлять к нему интерес. И он, воспользовавшись этим, тут же принимается трахать наследницу огромного состояния, которой двадцать с чем-то лет. Его мазня вдруг становится модной…
— Никто никого не трахает, как вы выражаетесь…
— А потом этот человек вдруг в приступе алчности думает: почему бы мне не воспользоваться тем, что мальчик, выживший в авиакатастрофе, ко мне тянется? Ведь он теперь тоже владеет целым состоянием, и к тому же у него есть весьма привлекательная тетя и дядя-неудачник. Как все прекрасно складывается!
Пораженный Скотт качает головой:
— В каком же отвратительном мире вы живете.
— Это реальный мир, только и всего.
— Пусть так. В ваших словах есть по меньшей мере дюжина неверных утверждений. Как мне лучше их опровергнуть — по очереди или…
— Значит, вы отрицаете, что спали с Лейлой Мюллер?
— Вы хотите знать, находимся ли мы с ней в интимных отношениях? Нет. Она просто позволила мне пожить какое-то время в пустующих апартаментах.
— А потом сняла с себя одежду и забралась к вам в кровать.
Скотт озадаченно смотрит на Каннингема, не понимая, откуда ему известны такие подробности. Или это всего лишь догадка?
— Я ни с кем не занимался сексом уже пять лет, — говорит он.
— Речь идет не об этом. Я спросил вас, правда ли, что Лейла Мюллер разделась и запрыгнула к вам в постель.
Скотт вздыхает. Ему некого винить в том, что он оказался в подобной ситуации, кроме самого себя.
— Я не понимаю, почему вы придаете этому такое значение.
— Ответьте на вопрос.
— Нет, лучше вы объясните мне, почему, если взрослая женщина проявляет ко мне внимание, это так важно для вас. Расскажите, зачем нужно публично обсуждать то, чем она занималась, находясь у себя дома, — при том, что сама мисс Мюллер, по всей вероятности, предпочла бы никому об этом не рассказывать.
— Значит, вы признаете?
— Нет. Я хочу понять, почему для вас так важен ответ на заданный вопрос. Какое отношение имеет то, о чем вы спрашиваете, к авиакатастрофе? Разве это поможет облегчить горе родственников тех, кто погиб? Или все дело в вашем любопытстве?
— Я просто пытаюсь выяснить, до какой степени вы лжец.
— Думаю, в этом смысле я не лучше и не хуже любого среднего гражданина. Но только когда речь не идет о важных вещах. Я дал самому себе слово не врать в серьезных делах и стараюсь его держать.
— В таком случае ответьте на мой вопрос.
— Нет, я не стану этого делать, потому что вас это не касается. Я не собираюсь идти у вас на поводу. Мне интересно знать, какое отношение данный вопрос имеет к теме, которую мы обсуждаем. Если вам удастся убедить меня, что моя личная жизнь после авиакатастрофы хоть как-то связана с причинами, вызвавшими крушение самолета, и вы расспрашиваете об этом не потому, что, будучи телестервятником, привыкли бесцеремонно лезть туда, куда не следует, — тогда я с радостью отвечу на любые ваши вопросы.
Билл с озадаченным выражением на лице долго молча смотрит на Скотта. А затем запускает магнитофонную запись.
«Сука. Проклятая тварь».
Гэс невольно задерживает дыхание. Услышанные им слова шепчет себе под нос Чарльз Буш, второй пилот, находящийся в кабине в полном одиночестве.
Затем Чарльз, уже несколько громче, говорит:
«Нет».
И отключает автопилот.
Чарльз Буш
31 декабря 1982–26 августа 2015
Он племянник какой-то важной шишки — люди всегда шептались об этом у него за спиной. По мнению многих его знакомых, если бы не данное обстоятельство, Чарли никогда не получил бы ту работу, на которую в конечном итоге устроился. Те, кто так говорил, считали его бездарем, пустым местом. У самого Чарли Буша, родившегося в канун Нового года, всегда было ощущение, что в последний момент он разминулся в жизни с чем-то очень важным и нужным. Такая дата рождения казалась Чарли признаком того, что по какой-то причине он лишен будущего — ведь его появление на свет почти для всех, кто узнал об этом событии, стало прошлогодней новостью.
В детстве он любил играть на улице, а вот учился всегда неважно. Ему нравилась математика, но процесс чтения — как учебников, так и просто книг — навевал на него тоску. Первые годы жизни Чарли прошли в Одессе, штат Техас. Как и все соседские мальчишки его возраста, он мечтал стать вторым Роджером Стобэком, хотя ему все же как пример для подражания больше нравился Нолан Райан. Спортивные соревнования в средней школе были полны чистого, бескорыстного азарта. В раздевалках стоял запах юношеского тестостерона. Мальчишеская бескомпромиссность отказывалась принять любой исход, кроме победы, и потому поражение для многих превращалось в трагедию. Тогда Чарльз, как и многие его приятели, ложась спать, запихивал свою засаленную бейсбольную рукавицу под матрас — ему казалось, что с ней сон куда крепче. В то время жизнь была проста и прекрасна. Бросай мяч точно и сильно, бей по нему битой от всей души, беги как можно быстрее, чтобы ветер свистел в ушах, — вот и весь секрет счастья. Незадолго до окончания школы все изменилось.
Люди не лгали, когда говорили, что Чарли Буш — племянник какой-то большой шишки. Дядя Логан Бэрч, брат его матери, был сенатором от штата Техас. Он занимал эту должность уже шестой срок и, будучи председателем бюджетной комиссии, водил дружбу с нефтяными компаниями и фирмами, занимавшимися торговлей скотом. Сколько Чарли его знал, дядя всегда был большим любителем бурбона, укладывал волосы у парикмахера. К приезду дяди Логана мать Чарли всякий раз доставала из буфета особые, парадные тарелки. Рождество они с матерью проводили в его огромном особняке в Далласе. Чарли хорошо помнил, как члены семьи сенатора усаживались за стол, одетые в одинаковые рождественские свитера. Дядя Логан всякий раз требовал, чтобы племянник, согнув руку в локте, напряг мышцы, а затем, тщательно ощупав их, неизменно говорил, обращаясь к сестре:
— Этого парня надо подтянуть, что-то он хлипковат.
Отец Чарли погиб, когда мальчику было шесть лет. Однажды вечером, когда он возвращался с работы, в его автомобиль врезался огромный девятиосный грузовик. Легковушка перевернулась восемь раз. Мать Чарли похоронила мужа в закрытом гробу на местном кладбище. Все расходы оплатил дядя Логан.
В средней школе наличие влиятельного дядюшки тоже нередко помогало Чарли. Его взяли в школьную сборную по бейсболу, хотя он и уступал в мастерстве многим другим мальчишкам. Покровительство сенатора, разумеется, не афишировалось, поэтому до тринадцати лет Чарли даже не догадывался, что своими спортивными успехами он обязан кому-то другому. Он думал, тренерам нравятся его энергия и напор. Однако в один прекрасный день ему дали понять, что это не так. В конце концов, спорт, и в том числе бейсбол, — среда высококонкурентная, где все решают реальные достоинства игроков, а не наличие у них высокопоставленных родственников. Футбольная и бейсбольная команды города Одесса, штат Техас, были далеко не последними в своих лигах. Их «звезд» с удовольствием принимали на учебу в лучшие университеты. Поэтому такой посредственный игрок, как Чарли Буш, не мог долго удержаться в основном составе.
Гром грянул, когда Чарли было пятнадцать лет. После того как в одной из игр он наделал много грубых ошибок, товарищи по команде, затолкав его в угол в раздевалке, избили. Затем Лемон Дэвис, капитан, наклонился над ним и злобно прошипел ему в ухо:
— Уходи из команды, урод, иначе ты покойник.
Время шло. Чарли стал взрослым, но никак не мог найти свою дорогу в жизни. В какой-то момент дядя Логан, в очередной раз подергав за нужные ниточки, устроил Чарли на курсы пилотов, организованные под эгидой Национальной гвардии. Чарли неплохо овладел новой профессией, хотя преподаватели отметили у него одно неприятное качество — растерянность в сложных ситуациях. После окончания курсов он сменил несколько мест работы, будучи не в состоянии долго удержаться ни на одном. В итоге в дело снова вмешался его дядюшка. Побеседовав с одним приятелем из авиакомпании «Галл-Уинг», он уговорил его встретиться с племянником. Следует признать, что Чарли обладал определенным обаянием и умел производить на людей, особенно на женщин, приятное впечатление. В костюме он выглядел просто прекрасно, а потому руководитель службы персонала авиакомпании пришел к выводу, что Чарльз Буш станет для быстро растущей «Галл-Уинг» отличным приобретением.
Чарли взяли на должность второго пилота. Это было в сентябре 2013 года. Ему нравились роскошные, умопомрачительно дорогие частные самолеты и клиенты компании — богатые люди, среди которых встречались и миллиардеры. Общение с ними, пусть даже в качестве сотрудника обслуживающего персонала, придавало Чарли значимости в собственных глазах. Но главной приманкой для него были стюардессы. Они выглядели не просто красивыми — они казались богинями. Когда Чарли впервые увидел стюардесс, с которыми предстояло отправиться в рейс, он невольно чертыхнулся про себя — четыре девушки модельной внешности были одна другой прекраснее.
— Добрый день, леди, — поприветствовал он их, чуть опустив темные очки и добавив к приветливой интонации свою лучшую техасскую улыбку. Девушки, однако, и глазом не моргнули. Вскоре выяснилось, что стюардессы не спят со вторыми пилотами, и дело здесь не только в правилах и инструкциях авиакомпании. Многие девушки говорили на нескольких языках. Они были настоящими ангелами, и простые смертные могли лишь смотреть на них, но не имели права к ним прикасаться…
В каждом рейсе Чарли продолжал попытки сблизиться с кем-то из этих девушек, сломать лед их равнодушия, но снова и снова терпел неудачу. Забраться в трусики к кому-нибудь из стюардесс компании «Галл-Уинг» ему не мог помочь даже высокопоставленный дядя.
Через восемь месяцев после своего прихода в компанию Чарли познакомился с Эммой. Он сразу же почувствовал, что она отличается от других стюардесс. Она казалась более земной, реальной со своей небольшой симпатичной щелочкой между передними зубами. Иногда, находясь в помещении, которое в самолете служило кухней, она что-то тихонько напевала. Обнаружив, что Чарли это слышит, она обычно слегка краснела. Эмма была самой красивой из девушек, работавших в компании, но она не казалась недостижимой. Чарли, словно лев во время охоты, терпеливо выжидая, выбирал наиболее беззащитную из антилоп, когда наконец понял, что пришло время для атаки.
Эмма рассказала ему, что ее отец в прошлом был летчиком ВВС. Поэтому Чарли сочинил для нее красивую легенду о своем пребывании в рядах Национальной гвардии и привосокупил сказку про то, что он якобы в течение года принимал участие в операции в Ираке, летая на F-16. Он без труда понял, что Эмма из тех, кого называют папиными дочками. Поскольку отец самого Чарли погиб, когда мальчику было всего шесть лет, он слабо представлял, как именно ему следует себя вести. Единственным родственником-мужчиной, который время от времени появлялся в его жизни, был дядюшка с тщательно уложенными парикмахером волосами, любитель виски, который при встрече всякий раз напоминал ему о необходимости укреплять мускулатуру. Чарли понимал, что он не так умен, как многие другие его сверстники, не умеет искрометно шутить и уступает им в жизненном опыте. Поэтому у него оставался лишь один выход. Он быстро понял: если не чувствуешь себя уверенным, вполне по силам казаться таковым. Чтобы выглядеть как игрок национальной сборной, достаточно надеть соответствующую форму, а если хочешь казаться солдатом, надо просто держать в руках оружие. Думая так, Чарли, несомненно, был отчасти прав.
Любил ли кто-нибудь Чарльза Натаниэля Буша таким, каким он являлся на самом деле? Вряд ли. Он был племянником сенатора, когда-то играл в школьной бейсбольной команде и в конечном итоге стал пилотом. Со стороны это выглядело вполне приемлемым вариантом американской истории успеха, и Чарли делал все возможное, чтобы окружающие думали именно так. Но сам он знал правду и понимал — все это фальшивка. Душа его наполнялась горечью, и Чарли все больше озлоблялся.
С чартерным рейсом «Галл-Уинг» он перелетел из лондонского Хитроу в Нью-Йорк. Самолет совершил посадку в воскресенье, 26 августа, в три часа дня. С того момента, как Эмма порвала с ним, прошло полгода. Она запретила ему звонить, караулить ее у дома и пытаться получить назначение на те же рейсы, которые выпадали ей. Чарли знал, что вечером Эмме, накануне прибывшей в Нью-Йорк, предстоит короткий перелет на Мартас-Вайнъярд и обратно. Он был уверен, что если сможет провести с ней с глазу на глаз несколько минут, то сумеет все объяснить. Эмма должна понять, как сильно Чарли ее любит и как она ему нужна. Он сожалеет по поводу случившегося — всего, что сказал и сделал. Если бы только он получил шанс объяснить Эмме все это! Она поняла бы, что в душе Чарли хороший. Просто так долго скрывал от всех, какой он на самом деле, что стал бояться разоблачения. От этого вся его заносчивость, ревность, мелочность. Если человек в течение многих лет пытается выдавать себя за кого-то другого, он изменяется, и не в лучшую сторону. Но Чарли не желал больше жить в страхе, продолжать притворяться. Во всяком случае, с Эммой. Чарли хотел, чтобы она узнала его — настоящего. Разве он не заслужил того, чтобы хоть раз в жизни к нему отнеслись по-человечески? Чтобы кто-то полюбил именно его, а не того, кем он пытался казаться?
Чарли много думал о случайной встрече с Эммой в Лондоне и ругал себя за допущенную ошибку. Однако постепенно мысль о том, что скоро он снова увидит объект своего обожания, стала вытеснять из его сознания неприятные воспоминания. Так яд после укуса змеи постепенно распространяется по кровеносным сосудам. Чарли чувствовал, что ему вот-вот представится еще один удобный случай для того, чтобы атаковать или, по крайней мере, значительно сократить дистанцию между ним и… Кем? Противником? Добычей? Ответа на этот вопрос Чарли не знал.
К сожалению, в Лондоне все сразу пошло прахом. С Чарли сыграла злую шутку его привычка к притворству. Стоило ему увидеть Эмму, как сердце его подпрыгнуло и заколотилось где-то в горле. Почувствовав свою уязвимость, он повел себя вызывающе, обидел Эмму, заявив, что она растолстела, а затем весь остаток вечера ходил за ней словно привязанный.
Мишель Гастон, который в воскресенье должен был в качестве пассажира лететь в Нью-Йорк, а потом тем же рейсом, что и Эмма, но уже вторым пилотом — на Мартас-Вайнъярд, легко согласился поменяться с Чарли. Он был только рад возможности еще пару дней провести в Лондоне. Вечер пятницы сотрудники «Галл-Уинг» кутили до утра, переходя из одного ночного клуба в другой — водка, ром, экстази, немного кокаина. Следующую плановую проверку на наркотики большинству участников вечеринки предстояло проходить через две недели, но у Мишеля был знакомый, который не употреблял запрещенные вещества и мог сдать анализ мочи вместо них. Поэтому все отбросили к черту осторожность. Чарли изо всех сил пытался собраться с духом. Всякий раз, когда он смотрел на Эмму, сердце, казалось, разрывается пополам. Она была так прекрасна, а он упустил ее. С какой стати понадобилось указывать ей на то, что она набрала несколько фунтов? Как он мог совершить такую глупость? Когда Эмма вышла из ванной, завернувшись в полотенце, ему захотелось обнять, покрыть поцелуями ее лицо. А он вместо этого бросил обидные слова.
Чарли вспомнил выражение лица Эммы, когда, незадолго до их разрыва, он в постели схватил ее за горло и принялся душить. Сексуальный эксперимент не удался — в глазах девушки он прочел сначала шок, потом ужас. Почему он решил, что ей может это понравиться? Эмма ведь не из тех, кого привлекают подобные вещи. Да, ему иногда попадались татуированные мазохисты в женском обличье, которым нравилось, когда их наказывали, оставляя на теле синяки и царапины. Но Эмма совсем другая. Это было легко понять по ее взгляду и поведению. Она не имела тяжелого груза трудного детства. И именно это делало ее просто находкой для Чарли. Она была Мадонной, а не шлюхой. Женщиной, на которой он бы женился и которая могла его спасти. Так зачем же он это сделал? Зачем принялся душить ее? Возможно, для того, чтобы таким странным образом опустить Эмму до своего уровня. Дать ей понять, что мир, в котором она живет, — это вовсе не парк развлечений. Что в нем есть множество опасностей.
После того как Эмма бросила его и перестала отвечать на его звонки, Чарли многое пережил. Иногда он целыми днями лежал в кровати с утра до вечера. С работы он не ушел и продолжал летать вторым пилотом, внешне ничем не проявляя всего того, что происходило в душе. Привычка к притворству, развившаяся со временем в умение скрывать свои слабости, помогла ему в этом. К тому же полеты стали для Чарли особенно притягательными. При мысли о том, что он при желании мог бы направить самолет носом вниз и заставить его рухнуть на землю, Чарли чувствовал странное возбуждение, от которого его сердце начинало биться быстрее. Иногда желание сделать это становилось настолько сильным, что он был вынужден уединяться в туалетной комнате, чтобы успокоиться.
Эмма — она, словно волшебный единорог, стала мистическим ключом к его счастью.
Сидя в лондонском баре, он внимательно изучал ее лицо, пытаясь заглянуть в глаза. Чарли чувствовал, что Эмма специально не смотрит на него. Всякий раз, когда он начинал говорить громко, обмениваясь шутками с Гастоном, она словно каменела. По-видимому, ненавидела его. Но разве не говорят: от ненависти до любви всего один шаг?
Чарли полагал, что для превращения одного в другое ему просто нужно было найти правильные слова. Вот сейчас, думал он, выпьет еще порцию, а потом подойдет к Эмме, возьмет ее за руку и пригласит выйти на улицу, чтобы выкурить по сигарете и поговорить. Он уже продумал каждое свое слово, каждое движение. Сначала их беседа будет всего лишь его монологом. Он поведает Эмме историю своей жизни. В первые минуты она будет слушать его молча, недоверчиво скрестив руки на груди. Но он продолжит говорить, расскажет о гибели отца, о том, что мать воспитывала его одна. Как дядюшка взял его под опеку и проложил для него дорогу в жизни, а сам он, Чарли, никогда этого не желал и к этому не стремился. Он всегда хотел, чтобы люди судили о нем, исходя из его реальных достоинств и недостатков. Но в какой-то момент ему вдруг стало страшно, что он недостаточно хорош. И потому он пошел на поводу у обстоятельств, поплыл по течению. Но все это позади. Теперь он, Чарли Буш, единственный хозяин своей жизни и хочет, чтобы Эмма Лайтнер стала его женщиной. К тому времени, когда он дойдет до этой части своего признания, Эмма опустит руки и придвинется ближе. А потом они наконец обнимутся и поцелуются.
Чарли залпом выпил еще один коктейль и следом за Мишелем отправился в туалет. Когда же он вышел оттуда, вытирая лицо ладонью, Эмма исчезла. Встревожившись, Чарли приблизился к группе девушек-стюардесс.
— Э-э… а что, Эмма ушла? — поинтересовался он.
Девушки рассмеялись. Их сияющие, прекрасные глаза выражали неприкрытое презрение.
— Послушай, дорогуша, — вкрадчиво произнесла Челси, — ты в самом деле думаешь, что вы с ней из одной лиги?
— В конце концов, черт побери, ответь — она ушла?
— Вроде того. Она сказала, что устала, и отправилась на квартиру.
Чарли положил деньги на барную стойку и выбежал на улицу. От выпитого алкоголя и наркотиков у него сильно кружилась голова. По этой причине он сначала двинулся не в ту сторону и прошел добрых десять кварталов, прежде чем осознал свою ошибку. К тому времени, когда он наконец добрался до арендуемого авиакомпанией дома, Эммы уже там не было. Она ушла, забрав свои вещи.
Эмма исчезла.
Как раз на следующий день, в субботу, стонущий от похмелья Мишель сказал, что в воскресенье должен лететь в Нью-Йорк, а затем на Мартас-Вайнъярд, а стюардессой на короткий рейс до острова и обратно назначена Эмма. Чарли тут же с готовностью предложил его подменить. Он соврал Мишелю, что согласует все с руководством авиакомпании. Однако на самом деле администрация узнала о замене только тогда, когда Чарли Буш появился в аэропорту Тетерборо в Нью-Джерси и сделать уже ничего было нельзя.
Устроившись на откидном сиденье в кабине «Боинга-737», пересекающего Атлантику, Чарли чашку за чашкой пил кофе, стараясь прийти в себя. В Лондоне он, судя по всему, шокировал Эмму, и ему хотелось как можно скорее привести себя в порядок. Теперь он понимал, что, находясь под действием алкоголя и наркотиков, вряд ли мог вызвать у Эммы позитивные чувства. Ему хотелось извиниться перед ней, но она сменила номер телефона, а на его электронные письма просто перестала отвечать. Что, спрашивается, ему оставалось делать? Вариант был только один: встретиться с ней и объясниться.
Тетерборо, аэропорт для частных самолетов, располагался в двенадцати милях от Манхэттена. У «Галл-Уинг» там имелся свой ангар. На нем был изображен логотип компании — две ладони со скрещенными большими пальцами. Остальные пальцы были сложены наподобие крыльев. По случаю воскресенья офис в ангаре был закрыт. Доступ туда из сотрудников компании имели только работники администрации и члены сменных экипажей. Чарли взял в аэропорту Джона Кеннеди такси и поехал на север, через мост Джорджа Вашингтона. На счетчик он старался не смотреть. У него была платиновая карточка «Американ экспресс», и он заранее убедил себя в том, что неважно, во сколько обойдется ему поездка — ведь речь шла о любви. Питер сообщил Чарли маршрут полета. Вылет из Нью-Джерси был назначен на 18:50. Лететь предстояло порожняком на «Лире 45-Экс-Эр». Приземлившись на Мартас-Вайнъярд, самолет должен принять на борт пассажиров и отправиться обратно. Полет короткий, и дозаправка не потребуется. Чарли рассчитал, что у него будет пять часов, и он сможет, выбрав удобный момент, объясниться с Эммой наедине и все ей сказать. «Я был идиотом. Пожалуйста, прости меня. Я тебя люблю».
Эмма обязательно поймет его и простит. Разве могло быть иначе? Ведь все, что происходило между ними до расставания, было чем-то необыкновенным. Когда они впервые занимались любовью, Эмма плакала от счастья. Увы, он, Чарли, все испортил… Но было еще не поздно все исправить! Чарли пересмотрел все романтические комедии, которые вызывали восторг у девушек, и знал, что упорство — ключ к успеху. Эмма просто испытывала его, вот и все. Она любит его, но он должен доказать, что достоин ее. Чарли не какой-нибудь легкомысленный юнец, пасующий перед препятствиями, а серьезный, надежный мужчина, испытывающий к Эмме настоящее чувство. Он должен убедить ее, что в жизни все может случаться так, как в романах. Эмма хотела быть принцессой, которую завоюет рыцарь на белом коне. И он, Чарли, собирался исполнить это ее желание. Она была его женщиной, он — ее мужчиной. Поэтому Чарли решил ни за что не сдаваться. Когда Эмма наконец поймет, что они созданы друг для друга, то бросится к нему в объятия и все станет как прежде.
У въезда на территорию аэропорта Тетерборо Чарли показал охраннику свою пилотскую лицензию. Тот сделал рукой приглашающий жест. Чарли почувствовал, как от нервного напряжения у него забурчало в животе. Он потер ладонью лицо и пожалел, что не успел побриться, — из-за этого окружающие могли обратить внимание на его усталый вид.
— Вон туда, к белому ангару, — сказал он таксисту.
Расплатившись картой, Чарли выбрался из машины, прихватив свою серебристого цвета сумку на колесиках. «Лир» стоял на летном поле рядом с ангаром. Его изящный корпус поблескивал в лучах прожекторов, укрепленных на крыше строения, они горели, хотя было еще светло. Вокруг самолета суетились трое техников. Неподалеку от носовой части лайнера стоял грузовик, доставивший на борт продукты.
Чарли поискал взглядом Эмму, но ее нигде не было видно. В пилотскую униформу Буш переоделся еще в аэропорту Кеннеди. Она придавала ему уверенности. Ему казалось, что в форме он выглядит ничуть не хуже, чем Ричард Гир в фильме «Офицер и джентльмен». Стуча каблуками по бетону летного поля, он, буксируя за собой сумку, вошел в ангар с невозмутимым видом. Однако нервы его были напряжены до предела. Чарли сильно вспотел, его сердце колотилось где-то в горле — на какой-то момент ему даже показалось, что он снова очутился в школе.
«Господи, что эта девушка с тобой делает, Чарли Буш, — подумал он. — Соберись, возьми себя в руки».
В ту же секунду он ощутил приступ гнева, но усилием воли сумел его подавить.
Первым ему на глаза попался Мелоди, командир экипажа. Он был значительно старше Буша. Некоторые считали его занудой, но сомневаться в его компетентности не было никаких оснований.
— Добрый день, командир, — поприветствовал его Чарли.
При виде Буша Джеймс Мелоди недовольно нахмурился:
— А где Гастон?
— Я за него, — ответил Чарли. — Кажется, у него проблемы с животом — я точно не знаю. Мне позвонили и попросили его подменить.
Мелоди пожал плечами — комплектованием экипажей занималась администрация.
— Вы опоздали, — не удержался он от замечания. — Я собирался осмотреть самолет. Поставьте куда-нибудь вашу сумку и пойдемте со мной.
В это время в одной из комнат офиса авиакомпании, располагавшегося в ангаре, Чарли заметил Эмму. Сердце его забилось еще быстрее.
— Дайте мне одну минуту, — сказал он.
Отпустив ручку сумки, он обошел Мелоди и, прежде чем командир успел возразить, бросился к лестнице.
Офис компании находился на высоком подиуме. В нем находились только сотрудники. Клиенты в ангаре не появлялись никогда — их доставляли прямо к трапу самолета на лимузине. В «Галл-Уинг» действовало правило, согласно которому пассажиры не должны были ничего знать о «внутренней кухне» авиакомпании.
Чтобы попасть в офис, следовало подняться по металлическим ступенькам с внешней стороны ангара. Ухватившись за перила, Чарли почувствовал, что во рту у него совсем пересохло. Он сдвинул фуражку чуть набок и хотел было надеть темные очки, но передумал. Очки могли помешать сразу же установить с Эммой зрительный контакт. Руки у Чарли дрожали, поэтому он сунул их в карманы. Ему пришлось внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не оступиться. В течение последних шестнадцати часов он снова и снова прокручивал тот момент, когда увидит Эмму, тепло улыбнется ей и продемонстрирует, что может быть спокойным, добрым и нежным. Но успокоиться ему не удалось. За последние двое суток он спал не больше четырех часов, используя в качестве поддерживающих средств кокаин и водку.
Вот сейчас, поднявшись по лестнице, он откроет дверь. Эмма обернется и увидит его. Чарли остановится на пороге и покажет всем своим видом, что понял, о чем она хотела ему сказать, и пришел навсегда.
Но все пошло совсем не так, как рассчитывал Буш. Когда он распахнул дверь, Эмма уже смотрела в его сторону. При виде Чарли лицо ее побледнело. От страха глаза девушки стали огромными. Еще хуже было то, что и Чарли в этот момент словно оцепенел. Его правая нога на какой-то момент зависла в воздухе, и он даже слегка пошатнулся. По всему его телу пробежала странная дрожь. Эмма повернулась и метнулась в глубь помещения.
«Черт, — подумал Чарли. — Черт, черт, черт».
Он шагнул через порог. В офисе, кроме Эммы, находилась еще одна женщина — дежурный администратор по фамилии Стэнхоуп. Это была пожилая особа с такими тонкими губами, что ее рот напоминал слегка перекошенную щель почтового ящика.
— Я на рейс шестьсот тринадцать, — сказал Чарли. — Зарегистрируйте меня.
— Вы не Гастон, — заметила администратор, заглянув в журнал полетов.
— Чертовски меткое наблюдение, — сыронизировал Чарли, обшаривая взглядом другие помещения за стеклянной стеной в поисках Эммы.
— Простите?
— Нет-нет, ничего. Извините. Я хотел сказать, что Гастон заболел. Он мне звонил.
— Вообще-то он должен был позвонить мне. Это плохо, когда члены экипажей начинают меняться. Такая практика разрушает всю…
— Совершенно с вами согласен. Я просто хочу оказать парню небольшую… Кстати, вы не знаете, где Эмма?
«Она убежала, — подумал Чарли. — Просто смылась, и все… Похоже, все летит к чертям».
В офис вошел Джеймс Мелоди.
— Дженни, — сказал он, — извините, но нам пора взлетать. Можно решить бумажные вопросы, когда мы вернемся?
— Хорошо, — кивнула администратор. — Мы все оформим после полета. Только не забудьте зарегистрироваться у меня, молодой человек. Ведь существующая процедура была разработана не просто так.
— Да, конечно, само собой, — согласился Чарли. — Я не знаю, почему Гастон не позвонил вам.
Он вместе с Мелоди вышел из офиса и направился к самолету, продолжая озираться по сторонам в надежде увидеть Эмму. Поднявшись по трапу, он с удивлением обнаружил ее в салоне самолета — она колола лед на кухне.
— Эй, — сказал Чарли, — куда ты пропала? Я тебя искал.
Эмма отвернулась, сделав вид, что не услышала его слов.
Командир экипажа открыл дверь в кабину.
— Ладно, — проговорил Мелоди. — Давайте еще раз проверим работу основных систем.
Чарли неохотно подчинился. Во время проверки думал о том, что все получилось совсем не так, как он хотел. Эмма, судя по всему, решила поломаться, дать ему понять, что завоевать ее вторично будет непросто. Это означало — следующие шесть часов пройдут строго по инструкции. Два штатных взлета и две предусмотренные посадки. В таком случае, подумал Чарли, теперь он исчезнет из жизни Эммы. Наступила его очередь. Он сменит номер телефона, и тогда Эмма одумается и поймет, что потеряла. Она сама будет искать встречи с ним и умолять простить ее.
Когда они с Мелоди проверяли работу двигателей, Чарли услышал, как дверь кабины открылась. В кабину вошла Эмма.