Моссад. Тайная война Млечин Леонид

Глава вторая

«Те, кто нас предал»

Будущий заместитель министра обороны Франции, в годы войны еще молодой офицер, покинул страну вслед за бригадным генералом де Голлем. Он не захотел вместе с большей частью французской армии покориться немцам и жить в оккупированной стране.

А в 1943 году молодого офицера, подготовленного англичанами, сбросили с парашютом во Францию. Он возглавил террористическую группу из пяти человек, цель которой состояла в уничтожении высокопоставленных немцев. Молодой офицер не вступал в контакты с движением Сопротивления, предпочитал действовать самостоятельно.

В Сопротивлении было много коммунистов, а он очень не любил коммунистов — в том числе из-за того, что до 22 июня 1941-го по приказу Коминтерна они были готовы сотрудничать с нацистами. После того как в августе 1939 года Сталин заключил союз с Гитлером, коммунистические партии получили из Москвы распоряжение прекратить антифашистскую пропаганду.

Компартии Франции было велено сотрудничать с немецкими оккупационными властями. Но от позора французских коммунистов спасли сами немцы, которые, войдя в Париж, презрительно отказались иметь с ними дело…

Хмурым апрельским днем, поеживаясь от внезапного холода, молодой французский офицер разглядывал большой плакат, только что отпечатанный немцами, с фотографиями расстрелянных участников Сопротивления. Немецкий пропагандист, который составлял текст плаката, настойчиво подчеркивал, что все расстрелянные, кроме одного, евреи.

Прохожие останавливались рядом с ним, тоже рассматривали плакат и проходили мимо. Никто не сказал ни слова. Молодой офицер не мог знать, о чем думают парижане. Сам же размышлял о том, что эти, расстрелянные немцами люди сражались на чужой войне. Они умерли за его страну, умерли вместо него, и он теперь навек их должник…

…Ранним утром 21 февраля 1944 года группу арестованных немцами бойцов Сопротивления вывели во двор тюрьмы, где уже находилась съемочная группа киноновостей. Арестованные с трудом держались на ногах. Но режиссеры с помощью надзирателей заставили их принять нужные позы. Камера снимала их одного за другим. Оператор командовал: «Голову вверх! Смотреть налево!»

Гживач должен был выглядеть возбужденным, Бошов замкнутым, Вайсброт обязан был смотреть дико, Райману в руки дали пистолет, Элеку гаечный ключ.

Шламу Гживача долго пытали. Перед съемкой на него надели свитер с высоким воротником, чтобы не было видно следов пыток. На допросах немецкие следователи забили его до полусмерти, его половые органы были раздавлены. Одному из заключенных пришлось водить его рукой с вырванными ногтями, чтобы Гживач смог написать последнее письмо родным.

Томасу Элеку в тот день исполнилось девятнадцать лет. Его родители, беженцы из Венгрии, открыли в Париже ресторан. Он учился в лицее, когда немцы вторглись во Францию. Как только Париж был оккупирован, на дверях родительского ресторана появилась табличка: «Еврейское заведение». Таков был приказ немцев.

Растерянный Элек бросился к матери:

— Почему вы никогда не говорили мне, что мы евреи?

Ресторан вскоре закрыли, семье было предписано носить желтые звезды на одежде. Волна арестов, облав и депортаций сделала жизнь евреев в Париже практически невыносимой. Элек ушел из лицея, учился на курсах электриков. Кто-то показал ему, как можно сделать бомбу.

В октябре 1942 года он взял своего двенадцатилетнего брата за руку и пошел с ним в книжный магазин на площади Сорбонны, где продавалась исключительно нацистская литература. Было пять часов вечера, смеркалось. Элек поставил брата напротив магазина:

— Стой здесь и внимательно наблюдай. Если что-то случится, предупреди меня.

Брат сосредоточенно кивнул. Элек вошел в магазин. Под мышкой у него был зажат толстенный том «Капитала», внутрь которого он вмонтировал свою первую бомбу. Элек выбрал себе книгу потолще, взамен незаметно поставил на полку «Капитал», заплатил за покупку и ушел.

— Ничего подозрительного, — доложил младший брат.

Они медленно обошли вокруг площади и вновь оказались напротив книжного магазина, когда бомба взорвалась.

Вольфу Вайсброту было семнадцать лет, когда летом 1942 года его родителей французские полицейские затолкали в грузовик. Вольф поздно возвращался домой, и это его спасло. Родителей отправили в концлагерь. Он остался один. Несколько недель он, как дикий зверь, бродил по Парижу. Он ничего не боялся. В 1943-м сразу после Нового года в одиннадцать часов утра подошел к немецкому взводу, который горделиво маршировал по центру Парижа, и бросил самодельную бомбу под ноги солдатам. Шестнадцать немцев были убиты.

Роберт Вихитц, сын шахтера, перебравшегося во Францию из Польши, убивал коллаборационистов — французов, которые служили немецким оккупационным войскам. Он ездил по Парижу на велосипеде, переодевшись почтальоном, чтобы не привлекать внимания. Когда его арестовали, следователи записали его евреем. Роберт был поляком, возможно, даже с примесью немецкой крови, но он не стал спорить с немцами.

Мориса Фингерцвайга в отряде Сопротивления называли Немым. Он мало говорил и двигался почти бесшумно. Он даже научился беззвучно заряжать пистолет. В июле 1943 года прямо перед воротами Версаля он, проезжая на велосипеде мимо немецкого взвода, бросил в немцев бомбу. Когда бомба взорвалась, он соскочил с велосипеда, прислонил его к платану и застрелил оставшихся в живых немцев, которые бесцельно палили во все стороны.

Ференц Бошов родился в Трансильвании. В семнадцать лет он уже был членом Коммунистической партии Румынии. Когда началась война в Испании, он вместе с двумя товарищами пешком добрался до Мадрида. Служил лейтенантом в Интернациональной бригаде Анны Паукер, которая после войны станет членом Политбюро ЦК Компартии Румынии.

Челестино Альфонсо тоже был лейтенантом в республиканской армии в Испании. Он был фантастически хладнокровен. В июле 1943 года подошел к стоявшему на улице автобусу, в котором находились немецкие военные моряки, открыл заднюю дверь, вошел в автобус и бросил гранату в проход между сиденьями. Затем выпрыгнул из автобуса и плотно закрыл за собой дверцу. Взрыв был такой силы, что разлетелись стекла в окнах расположенной неподалеку церкви.

В этот момент появился второй автобус с немецкими моряками, которые высыпали из автобуса и стали стрелять в Челестино. Но он сумел убежать.

На следующий день вдвоем с Марселем Райманом они бросили три гранаты в сад перед домом, где расположились немцы. Двое немецких офицеров были убиты, тринадцать ранены. Марсель Райман не любил дисциплины и ничего не боялся. Во время облавы на евреев в июле 1942 года забрали его родителей. После этого, потеряв всякую осторожность, он бродил по Парижу с револьвером в кармане, выслеживая немцев. В одиночку он застрелил пять немецких офицеров.

Из всех арестованных только итальянцу Спартако Фонтаноту, как обладателю паспорта союзной Германии державы, разрешили за две недели до казни свидание с матерью. Смертный приговор был уже вынесен, но его мать об этом не подозревала. Перед смертью Спартако написал ей: «Я вступил в ряды освободительной армии и умираю, когда победа уже рядом. Такова моя судьба. Меня расстреляют вместе с моими товарищами. Я надену папину рубашку, чтобы не мерзнуть».

Спартако родился в Италии под Триестом, где его отец в одиночку боролся с фашистами. В 1930-м им пришлось бежать во Францию. В июне 1943 года Спартако застрелил немецкого генерала Апта прямо перед немецкой штаб-квартирой. Спартако, держа пистолет обеими руками, подошел к генералу так близко, что кровь немца обрызгала его самого. Через два дня он бросил бомбу в парижский центр итальянских фашистов. Восемь итальянцев были убиты, двадцать семь ранены.

Как же получилось, что среди бойцов Сопротивления было так много иностранцев? После того как Гитлер и Сталин договорились, поделив Польшу и Прибалтику, Французская компартия получила из Москвы указание не выступать против нацистов. Даже когда Германия напала на Францию, компартия оставалась пассивной.

Партийная линия изменилась только после нападения Германии на Советский Союз. Теперь уже из Москвы поступила команда всеми средствами бороться с оккупантами. Но в компартии были к этому совершенно не готовы: ее первые вооруженные отряды появились только в апреле 1942 года. Однако коммунисты сразу же взяли под контроль уже существующие партизанские отряды, требуя от них безоговорочного подчинения и обещая взамен боеприпасы и оружие.

Первыми борьбу с немцами начали иностранные рабочие — в основном поляки, а также отчаявшиеся немецкие евреи, испанцы, бежавшие от Франко, и бойцы Интернациональных бригад, которым удалось вырваться из лагерей на юге страны.

21 августа 1941 года в Париже на станции метро был застрелен первый немецкий офицер. Это стало началом вооруженной борьбы против оккупантов.

Командиры боевых отрядов пытались установить строгую дисциплину. Партизанам запрещалось заниматься торговлей на черном рынке, брать на задание документы и носить оружие вне боевых операций. Им даже платили какие-то деньги. Но прокормить семью на них было невозможно, поэтому все жили с черного рынка и всегда ходили с оружием.

Против партизан действовали немецкие эсэсовские части и французские полицейские, преданно служившие оккупационному режиму. Они успешно внедряли осведомителей в партизанские отряды.

В марте 1943 года за одну ночь были арестованы восемьдесят молодых бойцов Сопротивления. Охотников занять их места оказалось немного. Оставшиеся на свободе чувствовали, что немцы и полиция идут за ними по следу. Командир еврейской группы Сопротивления Адам Райский попросил у местного руководства компартии разрешения вывести группу за пределы Парижа. Ответ был отрицательным: продолжайте сражаться.

Летом 1943 года немцы схватили сто пятьдесят евреев — бойцов Сопротивления. Из оставшихся на воле сформировали две боевые группы. Одна отвечала за диверсии на транспорте — пускала под откос поезда. Вторая занималась нападениями на немцев и ликвидацией предателей. Командирами групп стали армянин Миссак Манусян и польский еврей Марсель Райман.

Представителю партийного руководства Манусян честно признался:

— Я вообще не способен стрелять в кого бы то ни было, даже в немца. Ставьте меня, куда хотите, но убивать я не могу.

Партийный руководитель посмотрел на него снисходительно:

— Откуда ты знаешь, что не можешь убивать? Если бы ты только знал, как это просто…

Манусян не хотел его слышать.

— Послушайте, вы сотни раз говорили мне, что вам нужен смелый руководитель. Вы знаете, что смерти я не боюсь. Я выполню свой долг. Но убивать я не могу.

Манусян ошибался.

Во время первой же боевой акции он убил сразу нескольких немцев. Они были вдвоем с Райманом. У Раймана пистолет, у Манусяна граната. Манусян достал гранату, зубами сорвал предохранитель, размахнулся и бросил гранату прямо в группу немецких солдат.

Немецкий офицер увидел Манусяна и схватился за оружие, но выстрелить не успел. Через шесть секунд граната взорвалась. Несколько солдат рухнули на землю. Офицер, оглушенный, стоял на месте. Его застрелил Райман. Итог операции: четверо убитых немцев, двенадцать тяжело раненных.

За четыре месяца обе группы провели сто семьдесят боевых операций: пускали под откос военные транспорты, нападали на немецких солдат и офицеров.

Они решили убить военного коменданта Парижа немецкого генерала графа фон Шаумбурга: он подписывал приказы о казни заложников и пойманных бойцов Сопротивления.

В один из последних дней июля 1943 года машина фон Шаумбурга ехала по городу. В кабине сидели три человека в военной форме. Марсель Райман подбежал к машине и бросил бомбу через полуоткрытое окно генеральского автомобиля прямо на колени водителю. Но фон Шаумбурга в машине не оказалось — были убиты трое немецких офицеров, которые воспользовались любезностью коменданта города и взяли его автомобиль, чтобы покататься по Парижу…

Уполномоченный нацистской партии Юлиус Риттер отвечал за отправку французов на принудительные работы на военных заводах в Германии. Он вывез шестьсот тысяч человек.

28 сентября 1943 года испанец Селестино Альфонсо стрелял в машину Риттера, но промахнулся. Водитель затормозил, и Риттер выскочил из машины. Альфонсо дважды выстрелил в него, но Риттер еще был жив. Альфонсо еще раз спустил курок, но выстрела не последовало. Тогда Марсель Райман вытащил нож и ударил Риттера.

Обозленные немцы искали бойцов Сопротивления по всему Парижу. Однажды вечером командир группы Манусян встретился с партийным связным. Манусян говорил, что проводить операции все рискованнее, его группу преследуют по пятам, а компартия совсем не помогает ему оружием и боеприпасами. Связные не приходят на условленные встречи. Что происходит?

— Мы все засветились, — взволнованно говорил Манусян. — Вот-вот нас всех арестуют. Нас надо перевести в другое место.

Кадровый партийный работник лениво возразил:

— А кто в этом виноват? Вы сами. Вы, армяне, слишком любите болтать.

Манусян посмотрел ему прямо в глаза:

— Вы что, хотите, чтобы мы все поскорее сдохли?

Связной отрезал:

— Партия желает, чтобы вы выполняли свой долг. Я предупреждаю: первый, кто посмеет покинуть Париж, получит по заслугам как дезертир.

Партизаны-иностранцы чувствовали себя в изоляции. Им никто не помогал. Не хватало взрывчатки, оружия давали мало, но и оно часто оказывалось неисправным.

Манусян вновь попросил разрешения перевести группу в район Гренобля. Ему опять отказали.

— Почему мы не получаем оружия? — допытывался Манусян.

— Сейчас мы вынуждены избегать контактов с вами, — таков был ответ. — Вы, возможно, находитесь под наблюдением. Мы не можем рисковать оружием.

— Так почему же вы нас не выпускаете? — вскипел Манусян.

Связной замахал руками:

— 06 этом не может быть и речи! Вы скоро нам понадобитесь, вы должны быть на месте.

Манусян посмотрел на него долгим взглядом и, встав, мрачно сказал: — Что тебе от нас надо, товарищ, так это наши трупы.

И ушел.

В октябре был арестован политкомиссар боевых отрядов Парижа. Он не выдержал пыток и заговорил на допросах. Называл имена и явки, дал подписку о сотрудничестве. Гестапо организовало его ложный побег, и он работал на немцев, выдавая бывших товарищей по партии. 16 ноября Манусян был арестован.

Миссак Манусян родился в Турции в крестьянской семье и был младшим из четырех детей. Его отец погиб в стычке с турецкой армией, мать умерла от голода, когда ему было всего семь лет.

Этот страшный день он запомнил навсегда. Выносят гроб с телом матери. Женщины плачут у ее могилы. Вдруг что-то происходит. Пыль клубится столбом. Это прискакали турки. Они стреляют в толпу, окружают похоронную процессию, в руках у них ружья с примкнутыми штыками.

Следующая картина: они с братом живут в переселенческом лагере рядом с каким-то болотом. Они выуживают из гнилой воды мертвых рыб с выпученными глазами, варят их и едят.

Курдская семья спасла сирот от турецкой резни. Они попадают в Сирию, их помещают в сиротский приют. Здесь Манусян знакомится с армянской литературой и сам неожиданно начинает писать стихи.

В 1925 году они с братом отправились к дальнему родственнику во Францию. Нашли работу в Марселе у столяра. Вставали до рассвета, возвращались, когда уже стемнело. Старший брат стал кашлять и вскоре слег. Они перебрались в Париж, здесь Манусян вступил в коммунистическую партию. Получил партийное поручение — организовать иностранных рабочих в пригородах Парижа.

Партийная работа не мешала ему писать лирические стихи и даже издавать крохотным тиражом литературную газету. Он еще не знал, что немцы нападут на Францию, что ему предстоит взять в руки оружие, стрелять, убивать и быть убитым…

…Бойцов Сопротивления немцы поставили к стенке и расстреляли из пулемета. А через полтора месяца стены домов в Париже были облеплены тысячами плакатов, напечатанных немецкой армией. Под крупной шапкой «И это освободители?» были помещены фотографии десяти расстрелянных бойцов Сопротивления. Под снимками, сделанными в тюрьме, были напечатаны имена бойцов и перечень совершенных ими преступлений:

«Гживач, польский еврей: два бандитских нападения;

Элек, венгерский еврей: восемь крушений поездов;

Вайсброт, польский еврей: одно бандитское нападение, три крушения поездов;

Вихитц, польский еврей: пятнадцать бандитских нападений;

Фингерцвайг, польский еврей: три бандитских нападения, шесть крушений поездов;

Бошов, венгерский еврей: отвечал в банде за диверсии на транспорте, двадцать бандитских нападений;

Фонтанот, итальянский коммунист: двенадцать бандитских нападений;

Райман, польский еврей: тринадцать бандитских нападений;

Манусян, армянин, главарьбанды: пятьдесятшесть бандитских нападений, сто пятьдесят убитых, шестьсот раненых».

Искаженные, злобные лица бойцов Сопротивления, их еврейское происхождение, помещенные на плакате фотографии трупов и пущенных под откос поездов — все это должно было настроить французов против партизан.

Но многие французы, которые в апрельские дни 1944 года останавливались у плакатов, думали иначе…

Уже после войны молодой офицер, которому покровительствовал генерал де Голль и который быстро делал карьеру, заинтересовался судьбой расстрелянных бойцов. Он узнал, что, оказавшись в тюрьме, ночами, после допросов, Манусян пытался понять, почему провалилась его группа.

Конечно, бойцы выбились из сил и стали неосторожными. Но только ли в этом дело? После войны стало известно последнее письмо, которое за несколько часов до казни Манусян написал жене: «Я прощаю всем, причинившим мне боль или хотевшим причинить мне боль; я прощаю тех, кто нас предал, чтобы спасти свою шкуру; и прощаю тех, кто нас продал».

«Тот, кто нас предал», — это политкомиссар Парижа, который сотрудничал с гестапо.

А кого он имел в виду, говоря о «тех, кто нас продал»? Эти слова — ключ к провалу группы. Манусян писал о французских полицейских, которые помогали гестапо? Или же о своих начальниках в компартии, которые ничего не сделали для того, чтобы спасти бойцов-иностранцев от провала?

Заместитель министра обороны считал, что коммунистические функционеры обрекли на смерть бойцов-евреев и их армянского командира.

Активное участие Коммунистической партии Франции в движении Сопротивления должно было заставить страну забыть о позорном сотрудничестве коммунистов с нацистами в период между октябрем 1939-го и июнем 1941 — го.

Но французской компартии не хотелось признавать, что самыми активными бойцами Сопротивления оказались иностранцы — поляки, евреи, армяне, немцы. После войны партийные лидеры старались не вспоминать своих погибших товарищей с их труднопроизносимыми именами.

«Враги моих врагов — мои друзья». В годы Второй мировой войны французы пренебрегли этой циничной мудростью и позволили умереть людям, которые хотели сражаться на их стороне.

Заместитель министра обороны чувствовал себя в долгу перед этими иностранцами, которые погибли за Францию. Теперь он был готов помочь израильским евреям. Когда военный атташе израильского посольства в Париже попросился к нему на прием, заместитель министра откровенно сказал, что сделает все от него зависящее, чтобы Израиль получил оружие…

Глава третья

Национальный герой на скамье подсудимых

У министра иностранных дел Франции был только один друг, которого он любил и уважал, — судья. Министр еще продолжал служить Франции, а судья уже вышел в отставку. Хотя, возможно, он и поспешил с отставкой: член Верховного суда мог оставаться на своем посту и дальше.

Дело в том, что он несколько лет вел судебные процессы над людьми, которых, теперь уже президент, де Голль амнистировал и выпустил из тюрьмы. С этим судья категорически не был согласен. Ведь речь шла о коллаборационистах, о тех, кто в годы оккупации сотрудничал с немцами.

Бойцы Сопротивления расправлялись с теми, кто водил дела с оккупантами, еще до появления союзников. Больше всего досталось легкомысленным француженкам, которые не отказывали в ласке и немцам.

Когда Франция была освобождена, в стране началась большая чистка. В 1946 году первый послевоенный министр юстиции доложил Консультативной ассамблее, что его суды приговорили 3920 коллаборационистов к смерти, 1508 — к каторжным работам, 8500 — к тюремному заключению.

Новое правительство хотело вычистить из армии тех, кто был против де Голля, но у министерства ничего не вышло: кастовая солидарность спасла офицеров. То же самое произошло в государственном аппарате.

В 1945 году Верховный суд решил судить бывшего президента страны маршала Анри Филиппа Петена, который опозорил Францию, вступив в союз с нацистами. Но генерал де Голль не хотел суда над Петеном. Генерал говорил своим помощникам:»Я надеюсь, что какой-нибудь случай удержит вдали от французской земли этого старца, к которому, невзирая ни на что, немало французов все еще сохранили уважение или жалость».

В конце войны немцы помогли Петену укрыться в Швейцарии. Генерал де Голль пригласил к себе швейцарского посла и неофициально сказал, что не будет спешить с требованием выдать маршала. Но престарелый маршал сам захотел вернуться на родину.

Анри Филипп Петен молчал на процессе. Он был приговорен к смертной казни, но сам суд тут же высказался за то, чтобы казнь не состоялась.

В Первую мировую войну маршал командовал французской армией. Тогда победа над Германией сделала его национальным героем. В 1940-м, когда стало ясно, что Франция потерпела поражение, маршал возглавил правительство. Французы надеялись, что его авторитет спасет Францию от унижения, что маршал сумеет как-то договориться с Гитлером.

Петен подписал с Гитлером перемирие. Париж был занят немцами, а новое французское правительство переехало в курортный городок Виши, расположенный на территории, свободной от немецких войск.

Правительство Петена было законным. За него проголосовало Национальное собрание. Его признали кадровый состав французской армии, остатки французского флота, колонии Франции, многие государства. До 22 июня 1941 года в Виши находился советский посол. До 7 декабря — американский.

В чем же состояла вина маршала Петена?

Летом 1940 года он действительно многим казался спасителем Франции: полстраны немцы оставили не оккупированной.

Разве удивительно, что французы повиновались маршалу Петену, национальному герою, и не последовали за никому не известным молодым генералом де Голлем, который сказал, что будет сражаться с немцами?

Страна была разгромлена. В Париже расположились немцы.

Людям надо было как-то жить. Присоединяться к бойцам Сопротивления или наниматься в пронемецкую милицию — это был вопрос личного выбора. Казалось, что немцы выиграли войну, и надо привыкать жить с ними.

Но 11 ноября 1942 года Германия оккупировала и территорию вишистской Франции, которая формально еще была независимой. С той минуты легенда, согласно которой личность маршала Петена, его присутствие защищали французов от немцев, утратила всякий смысл.

Генерал Максим Вейган, бывший главнокомандующий Вооруженными силами Франции, и многие другие офицеры умоляли Петена отправиться в Северную Африку, где находились французские колонии, и возобновить войну с немцами.

Правительство могло отправиться в Алжир и продолжить борьбу. В этом состоял долг Петена. В распоряжении правительства был флот, который практически не пострадал, авиация и воинские части в Африке и на Ближнем Востоке. Маршал отказался. И стой поры приносил Франции больше потерь и страданий, чем преимуществ.

Петен совершил преступление, когда приказал французской полиции вместе с гестапо вести борьбу с участниками Сопротивления и передал Гитлеру французских политических заключенных, евреев и немцев, бежавших от нацистского режима.

По приказу Петена вишистское правительство помогало германской военной машине, отправляло в Германию сырье и посылало молодых французов работать на немецких заводах. Добровольческое подразделение войск СС «Французский легион» с благословения правительства Петена отправилось на Восточный фронт сражаться с Красной армией.

Подписывая летом 1940 года унизительный мир, французское правительство обязалось «выдать германскому правительству всех немцев, чьи имена будут названы немецким правительством». Гестапо смогло, наконец, поквитаться с теми, кто ускользнул из Германии.

В конце августа немецкая комиссия посетила в еще не оккупированной части Франции 31 лагерь, 16 тюрем и 10 больниц.

У комиссии был список лиц, разыскиваемых гестапо. Маршал Петен с готовностью выдавал всех, кого желали получить немцы.

Некоторым интернированным удалось бежать из лагерей, уйти в подполье, присоединиться к движению Сопротивления. Счастливчики получали американскую или мексиканскую въездную визу, добывали деньги на пароход и уезжали через Испанию и Португалию.

Отчаявшиеся спастись кончали жизнь самоубийством.

Когда в ноябре 1942 года немецкие войска заняли всю территорию Франции, еще остававшихся на свободе эмигрантов гестаповцы арестовали сами.

Вслед за политическими эмигрантами настала очередь евреев, не только тех, кто бежал из Германии, но и граждан Франции.

Правительство Петена и не пыталось их защитить. Антиеврейские законы были приняты во Франции в октябре 1940 года, то есть еще до того, как этого потребовали немцы. Это была инициатива правительства Петена.

Евреям запрещено было заниматься юриспруденцией и медициной, состоять на государственной службе и владеть недвижимым имуществом. При французском правительстве был создан пост верховного комиссара по делам евреев. Им стал ненавидевший евреев Луи Даркье де Пеллапуа. Он объяснил политику своего правительства: «Нам необходимо избавить Францию от евреев, от всех этих чуждых элементов, от полукровок, от космополитов, которые были причиной наших несчастий».

В марте 1942 года поезда с французскими евреями стали отправлять в Освенцим. В июле парижская полиция без участия немцев, самостоятельно провела операцию «Весенний ветер»: согнала парижских евреев на велодром и отправила в Германию.

За четыре года немецкой оккупации в лагеря уничтожения депортировали семьдесят пять тысяч французских евреев, из них одиннадцать тысяч детей. Почти все они были арестованы не немцами, а самими французами. Еще три тысячи евреев погибли от голода и болезней во французских лагерях, которые подчинялись правительству в Виши.

Вывозом французских евреев руководил эсэсовский генерал Вернер Бест. После успешно выполненной миссии во Франции ему было поручено депортировать евреев из Дании. Однако там генерал потерпел неудачу, потому что датчане не захотели ему помогать.

Датские полицейские в отличие от французских отказались охотиться на евреев. Датские власти заявили, что будут противиться любым проявлениям антисемитизма. Более того, датчане организовали успешную операцию по спасению евреев и всех, кого смогли, вывезли в нейтральную Швецию.

Во Франции немецкому генералу действовать было проще.

Для какой-то части французов — например, для ревностных католиков — режим Виши был совсем не плох. Им предоставилась возможность вернуть старую добрую Францию, такую, какой она была до отделения церкви от государства, до изгнания церкви из школы и общественной жизни.

Практически весь французский епископат оказался на стороне Виши. Кардинал Жерлье радостно восклицал в 1940 году: «Работа, семья, отечество — эти три девиза правительства являются и нашими девизами. Маршал Петен — это Франция, Франция — это Петен».

Католический поэт Поль Клодель писал в те дни: «Франция освобождена от ига антикатолической партии профессоров, адвокатов, евреев и масонов».

Французам никогда не хотелось признавать, что существовал французский нацизм, или они, по крайней мере, предпочитали не говорить на эту тему. Но нацистов во Франции было предостаточно. Они ненавидели иностранцев и хотели, чтобы маршал Петен, воспользовавшись удобным случаем, избавил, наконец, страну от чужаков.

Молодой Жорж Сименон, которому еще предстояло прославиться своими детективами, работал тогда в газете города Льеж. Он написал серию в восемнадцать статей под общим названием «Еврейская угроза», основанных на «Протоколах сионских мудрецов». В более серьезном возрасте он себе такого не позволял, но евреи-преступники или вызывающие неприязнь евреи неизменно возникали на страницах его романов о комиссаре Мегрэ…

После Первой мировой войны в относительно благополучную Францию хлынуло огромное количество иммигрантов — в основном, из Центральной и Восточной Европы, а также из бедных Испании и Италии.

В 1930 году во Франции было три с половиной миллиона иностранных рабочих. Большая часть из них шла за коммунистами. Со времен Великой французской революции немцам было известно, что они могут найти убежище у соседей. Во Францию уезжали поколения немецких инакомыслящих — от Карла Маркса до Генриха Гейне. Левые партии, церкви и благотворительные организации охотно помогали беженцам.

В первые же месяцы после прихода нацистов к власти во Францию бежало двадцать шесть тысяч человек. А всего из Германии во Францию до начала войны уехало примерно сто пятьдесят тысяч эмигрантов, большинство, правда, двинулись дальше.

Но накануне войны симпатии к ним и готовность помогать быстро испарились. Власти видели в каждом беженце потенциального немецкого агента, «пятую колонну». Французские националисты считали немецких эмигрантов подрывными элементами. К тому же значительное число беженцев были евреями, а антисемитизм был распространен во всех социальных слоях Франции.

Даже находившиеся в Лондоне французы, которые объединились вокруг де Голля, придерживались молчаливого соглашения: как можно меньше говорить о евреях. Гитлеровская пропаганда утверждала, что мировая война навязана миру евреями. Самый простой способ опровергнуть это состоял в том, чтобы не упоминать о евреях: за Францию сражались французы. Аналогично поступали и американцы с англичанами.

Проведенный после освобождения Франции опрос общественного мнения показал, что больше половины французов не склонны судить Петена. Основная масса французов не считала маршала предателем, каковым он был для участников Сопротивления. Французам была дорога память о славном прошлом, о великом человеке, который, по их мнению, принес себя в жертву ради того, чтобы избавить народ от лишних страданий.

Французы были несчастны. Они нуждались в мифах.

Больше тысячи осужденных коллаборационистов де Голль помиловал — всех женщин, почти всех шахтеров и тех чиновников, кто просто подчинился официальному приказу в ситуации, когда неподчинение грозило смертью. Но и для остальных тюремное заключение оказалось недолгим. Последние коллаборационисты вышли из тюрьмы по амнистии 1953 года…

Вот после этого судья и подал в отставку. Ему было стыдно за своих соотечественников, которые не смогли ни защитить французских евреев, ни признать свою вину.

Каждый четверг в его хлебосольном доме обедал министр иностранных дел. В этот раз судья, отступив от привычного ритуала, позволил себе дать совет своему другу. Он знал, что министр был решительным противником продажи Израилю оружия — по одной простой причине: Франции не стоит ссориться с арабским миром.

Судья сказал своему другу, что тот не прав. Франция не должна вести себя таким образом. Исторические ошибки и преступления нужно исправлять. Министр внимательно отнесся к словам судьи. Если на свете и был человек, к которому прислушивался министр, то это был судья…

Глава четвертая

«Убейте нашего президента»

Переговоры с французами неизменно вел Шимон Перес. Он вновь и вновь поражал своей способностью добиваться во Франции того, что казалось невозможным.

Перес подружился с французским министром обороны. У него сложились также неплохие отношения с премьер-министром Ги Молле и министром иностранных дел Кристианом Пино. Шимон Перес мог разговаривать с ними откровенно и добивался некоторого облегчения финансовых условий поставок.

Должность Шимона Переса формально была невысокой — генеральный директор Министерства обороны. Но, как уже говорилось, все знали, что фактически — он человек номер один в министерстве, потому что обязанности министра исполнял сам премьер-министр Бен-Гурион. Решения по важнейшим вопросам он принимал в одиночку, а все остальное передоверил Пересу.

Бен-Гурион предоставил большие права начальнику Генерального штаба, который получил почти полную автономию в чисто военных делах. Зато внутри Министерства обороны всем управлял генеральный директор, занятый вооружением армии.

Премьер-министр поручил Пересу покупать оружие за границей и создавать собственную военную промышленность.

На первые серьезные переговоры в Париже Бен-Гурион отправил ему в помощь начальника Генерального штаба Моше Даяна. Они с Пересом были любимцами Бен-Гуриона, один — военный, другой — штатский. И к Бен-Гуриону они часто приходили вместе, докладывая каждый о своем.

Моше Даян и Шимон Перес отправились в Париж тайно. Они надеялись договориться о поставках современного оружия, которые могли бы компенсировать поток советских танков и самолетов, прибывающих в Египет.

В Париже Даян и Перес остановились в гостинице и старались вести себя незаметно. Днем они вели напряженные переговоры, а в один из свободных вечеров решили пойти в ночной клуб на Монмартре, но изысканный стриптиз их не вдохновил: мысли были заняты другим. Они зашли в бистро выпить кофе и вдруг услышали слова на иврите: «Смотри-ка, ребята, кто тут сидит! Моше Даян и Шимон Перес! Наверное, они затеяли что-то секретное, раз Даян в темных очках».

Перес рассмеялся: вся их конспирация рухнула в один момент. Но узнавшие их израильтяне оказались не болтливыми. Французские газеты так и не узнали о приезде Даяна и Переса в Париж.

Бен-Гурион отправил Даяна на переговоры во Францию не только потому, что тот возглавлял Генеральный штаб.

Моше Даян лишился глаза во время Второй мировой войны — в ходе совместной операции с солдатами генерала де Голля из «Свободной Франции». Черная повязка, пересекавшая лицо Даяна, была постоянным напоминанием о боевом прошлом и принесенных жертвах.

Во время боя на реке Литани молодой Моше Даян, глядя в бинокль, искал огневые точки врага. Только он обнаружил место, откуда противник вел интенсивный автоматный огонь, как вражеская пуля попала прямо в бинокль.

Осколки линзы и металла впились ему в левый глаз. Он был ранен еще и в руку. В госпитале Даян спросил врача, что с ним будет.

— Две вещи я могу сказать точно, — ответил доктор. — Вы потеряли глаз, но жить будете. Что мне не ясно: это что происходит с вашей головой, в ней много осколков.

Сначала Даян надеялся, что сможет скоро вернуться к армейской службе, но лечение затягивалось. Он уехал в Иерусалим, где жил в доме родителей жены, которая была беременна, и каждый день ходил в глазную клинику. Осколки, засевшие в голове, стали причиной сильнейших головных болей. Пальцы пострадавшей руки были парализованы.

Он считал, что военная служба для него закончилась. Моше Даян еще не знал, что его ждет блестящая военная карьера, которой не повредит ни потерянный глаз, ни черная повязка, пересекающая лицо…

К счастью для Даяна, на первом этаже родительского дома жил Реувен Шилоах, который руководил специальными операциями политического отдела Еврейского агентства. Это был прообраз израильской разведки. Реувен заходил проведать раненого солдата и однажды предложил ему работу. Это решило главную для Даяна проблему — как кормить семью.

Даян вновь смог читать и даже обходился без очков. С одним глазом он научился правильно определять дистанцию и водить машину. Для того чтобы вернуть себе способность ориентироваться в сумерках, он много ходил по ночам. Спотыкался о камни, падал, но постепенно научился не падать.

В 1941-м англичане, предполагая, что Гитлер попытается захватить Ближний Восток, предложили Хагане техническую помощь в создании подпольной разведывательной сети — на случай прихода немцев. План этой сети разработал Моше Даян. Он намеревался во всех крупных городах создать подпольные ячейки — командир, радист и группа сбора информации. Даян сам обошел места размещения будущих разведгрупп, подыскивая для них надежные конспиративные квартиры.

В сентябре открылись курсы радистов. Их учили разбирать и собирать радиоприемники и передатчики, работать на ключе, зашифровывать и расшифровывать радиограммы. Всех людей Даян подобрал из числа бойцов Хаганы.

Он искал тех, кто свободно говорил по-немецки и по-арабски. Тех, кто говорил по-немецки, англичане потом сбрасывали в составе разведывательных и диверсионных групп на территорию оккупированной немцами Восточной Европы. Большинство из них погибло.

А те парашютисты, которым удалось выжить, погибли уже после войны, в 1954 году в результате нелепого случая. Ветераны собрались в кибуце Мааган, чтобы почтить память павших в борьбе с нацистами. Легкий самолет, который привез приветствие премьер-министра, сделав над ними круг почета, внезапно потерял управление и врезался в собравшихся.

После войны Моше Даян по настоянию семьи поехал в Париж, чтобы сделать операцию. Хирург надеялся, что сложная операция по пересадке кости позволит Даяну носить искусственный глаз. Даян был готов на все, лишь бы избавиться от черной повязки, закрывавшей пустую левую глазницу.

Все обращали на нее внимание, и это было невыносимо. Даян предпочитал сидеть дома, только бы не видеть обращенных на него взглядов. Он мечтал ходить по улицам, сидеть в кафе или кино и не привлекать к себе внимание. Человеку, у которого есть оба глаза, трудно понять, что значит быть объектом постоянных любопытных взглядов и перешептываний…

Но операция оказалась неудачной. Организм отверг пересаженную кость, у Даяна поднялась температура, началось воспаление. Месяц он пролежал в крохотной больничной палате. За ним ухаживали жена и ее сестра. Как только удалось собрать деньги на билет, они улетели домой. Даян был обречен до конца своих дней носить черную повязку.

Не только личные симпатии бывших участников Сопротивления сыграли решающую роль в согласии Франции продать оружие Израилю. Франция стала щедрее, потому что у нее начались собственные неприятности с арабами. Вспыхнуло восстание в Алжире, который требовал независимости.

Алжирские повстанцы получали оружие из Египта и вдохновлялись радикальной политикой египетского президента Гамаля Абд-аль Насера. В этой ситуации Израиль воспринимался французами как естественный союзник.

После начала восстания в Алжире в 1954 году французы обратились к израильтянам за помощью. Они хотели знать, какие арабские страны и как именно помогают алжирским повстанцам. Французская Служба внешней документации получила указание «нейтрализовать» лидеров Фронта национального освобождения Алжира. Но выполнить задачу оказалось трудным делом.

А вот военная разведка Израиля в мае 1956 года получила информацию о людях, которые совершенно не интересовали Израиль, зато нужны были французам. Речь шла о лидерах восставших алжирцев. Среди них был и Ахмед Бен-Белла. Между делом сотрудники израильской военной разведки выясняли маршруты передвижений Бен-Беллы и его людей, пути доставки оружия алжирским повстанцам. Добытыми ими сведениями израильтяне стали снабжать французов, что укрепило желание тех продавать Израилю оружие.

Информация, получаемая французами от израильтян, была абсолютно точной. В середине октября 1956 года в Средиземном море с помощью израильтян было перехвачено судно, которое шло из Александрии под суданским флагом. На борту оказалось семьдесят тонн оружия — достаточное для того, чтобы вооружить три тысячи человек. Это оружие алжирцам отправили египтяне.