Кощей. Перезагрузка Казьмин Анатолий

26

Во сне вижу Ягу, парящую в небе на параплане. Она не сидит в плетеной ступе, а висит на стропах. На голове шлем с огромными очками. Одета в то же длинное полотняное платье, которое на ветру плотно облепляет соблазнительную фигурку.

Я стою посреди бескрайнего болота, кричу и машу руками. Однако Яга меня не замечает и быстро удаляется. Делаю попытку побежать за ней, но не могу выдрать ноги из грязи. Тщетные усилия освободиться приводят к тому, что я начинаю погружаться в зловонную жижу. Попытка создать магическую опору ни к чему не приводит. Нет во мне никакой магии, нет в руках посоха, нет ужа на поясе, нет ничего. Есть только бескрайнее болото, в которое я провалился уже по подбородок.

Последняя мысль, прежде чем захлебнуться, – почему Яга летает на параплане, а не перемещается с помощью туманных порталов, как это делают Леший с Вием? С этой мыслью и просыпаюсь. Причем просыпаюсь, как мне показалось, от петушиного крика.

Надо мной стоит Ледень.

– Звал, владыка? – вопросительно смотрит оборотень.

Не отвечая, сажусь и некоторое время прихожу в себя от приснившегося кошмара.

Сквозь мутное оконце проникает утренний свет. Толкаю створку, позволяя проникнуть в помещение свежему воздуху.

– Зови Бумшу, – говорю Леденю.

Тот выходит и вскоре появляется, таща за шкирку рыжего карлика.

– Что с княжичем? – строго спрашиваю привратного стража.

– Человек жив и здогов, владыка.

– Зови его сюда.

– Э-э, владыка…

– Чего? – грозно хмурю брови.

– Человек пока еще изволит почивать, владыка, – мямлит тот, но заметив, что мои ладони начинают светиться, поспешно добавляет: – Но ежели на то будет твоя воля, я его пгобужу.

– Что-то темнишь ты, картавый, – произношу подозрительно, поднимаясь на ноги. – А ну, веди к нему.

Выйдя наружу, осматриваю окрестности при дневном свете. Ну что ж, не знаю, как во владениях других перволюдей, а наши с братцем запросы примерно одинаковы. На взгляд размеры огороженного колючей стеной лесного оазиса такие же, как у моего, огороженного скалами. Вопреки привычному мнению, будто Вий со свитой бодрствуют исключительно ночью, солнышко здесь, судя по всему, уважают.

Начнем с того, что за периметром стены все так же клубятся мрачные тучи, в то время как у меня над головой высокое ясное небо. Сразу появляются ностальгические воспоминания об отдыхе в Геленджике. Там тоже частенько приходится наблюдать такой феномен, когда над вершинами окружающих гор клубятся тучи, а над бухтой сияет летнее солнышко, ласково грея, а то и нещадно поджаривая съехавшихся со всех сторон необъятной страны туристов.

Под ногами приятная зеленая травка. Сосенки, яблоньки, березки, озерцо с вытекающим из него ручейком и даже банька – ну все как у меня. Разве что похожее на колонну переплетение гигантских лиан в центре оазиса является отличительной особенностью.

Кроме того, ночью я здесь никого не видел и не слышал, а сейчас вокруг гораздо оживленнее, нежели в моих владениях. Вот куда-то ковыляет пухлощекая голова на ножках. Ее большие уши будто светятся, пропуская низкие лучи утреннего солнца. Отвлекаюсь на детский смех, и с изумлением вижу маленького кентавра. Торс пацаненка лет пяти на теле жеребенка. Кентавренок что-то усердно тащит из ветвей яблони, натужно упираясь в землю всеми четырьмя копытами. Наконец ему удается сдернуть с дерева взрослую гадину. Не удержавшись на ногах, он выпускает из рук змеиный хвост и кубарем катится по траве. Звонко хохоча, поднимается и скачет прочь. Гадина, злобно шипя и шевеля вздыбленными на голове червями, грозит вслед кентавренку маленькими кулачками.

А это что за крокодил-сороконожка с вантузом вместо головы выползает из озера? Хм, если вдруг придется париться в баньке, в озеро прыгать я точно не буду. Не хочу, чтобы такой вантуз присосался к моей бессмертной заднице.

– Кукареку-у-у! – раздается пронзительный крик со стороны бани.

Вздрогнув, с удивлением замечаю важно вышагивающего по поленнице красного петуха. Вот те раз! А как же заверения Николая Васильевича незабвенного Гоголя о том, что Вий со свитой не то что терпеть не может, а прямо-таки смертельно боится петушиного крика? Вона окружающая нечисть даже ухом не повела. Да и от солнца никто в тень не прячется. Может, я тут еще и развалившегося в шезлонге вампира увижу, который, нежась под солнечными лучами, хрумкает чесночные зубки?

Пока кручу головой по сторонам, разглядывая местных обитателей, подходим к лианам, где в ветвях находится на реанимации Болтомир. Тот по-прежнему лежит на ложе из ветвей, которые уже не накрывают его сверху, а лишь возвышаются по краям невысоким бортиком, не давая спящему человеку свалиться. Княжич действительно спит. Грудь его равномерно вздымается при вдохе, губы приоткрываются при шумном выдохе. Лицо непривычно гладко выбрито, и на нем нет ни единого шрамика, который бы напомнил о ночной трагедии. Если бы не видел ранее у Болтомира курчавой бороды, сейчас мог бы решить, что этому юноше максимум лет шестнадцать.

Удостоверившись, что с человеком все в порядке, обращаю взор на Бумшу, желая его отблагодарить, однако вспоминаю, что именно он во всем и виноват, хмурю брови и говорю:

– Ну что ж, ты отсрочил свою погибель.

Гном угодливо гнет спину.

Итак, пока княжич проходит курс реабилитации посредством здорового сна, мне можно, я бы даже сказал, крайне необходимо привести себя в порядок. Осматриваю свое изодранное и перепачканное в грязи и крови одеяние. М-да, прошедшие сутки не единожды доказали версию моего бессмертия. Ну, во всяком случае, убить меня непросто, это точно. Но помыться и сменить прикид необходимо. Этой проблемой и озадачиваю Бумшу.

Тот криком подзывает увальня Маймуна и велит ему затопить баню. Сам отправляется подобрать мне одежку из запасов братца.

– И смотри, – бросаю ему вслед, – чтобы портки и рубаха были из полотна Таит. А то у вас тут простая одежка долго не держится.

– Э-э-э… – обернувшись с изумленно выпученными глазами, пытается что-то сказать карлик.

– И пошевеливайся, – строго прерываю его мычание, отворачиваюсь и иду к бане, из трубы которой уже заструился легкий дымок.

Ну а чего? Должна же в запасах у Вия быть волшебная одежка. Пусть она и не дает накладывать на себя личину или кем-то там оборачиваться, но я ничего такого и не умею. Зато ее ни один местный гаденыш не прокусит, если верить тому, что я узнал от Вия с Лешим.

Блаженствуя после бани под сенью берез, начинаю понимать причину, по которой тела перволюдей не доведены до совершенства. Будь мое тело грязеотталкивающим и самоочищающимся, разве смог бы я сейчас ощутить такой кайф от бани? А вот пуленепробиваемым меня могли бы сделать, ибо при заживлении ран, кроме нестерпимого зуда, нет совершенно никакого удовольствия. Впрочем, человеку, будь он хоть перво-, хоть после-, не угодишь.

В тени поленницы в волчьем обличье дремлет Ледень. Почему-то последнее время он предпочитает звериный облик человеческому.

Гном на глаза не показывается, но на лавке лежат светло-серые полотняные штаны и длиннополая рубаха. Возле них по-хозяйски свернулся уж. Не ведаю, из того ли волшебного полотна одежка, однако как проверить, пока не придумал.

Ну что ж, пора и княжича будить. Облачаюсь в свежую одежду и, свистнув оборотню, направляюсь в сторону лиан.

– Болтомир, – тормошу все еще храпящего парня, – пора вставать! Солнце уже высоко, а я до сих пор не знаю, как ты сюда попал.

– А? Что? Кто? – приподнимается тот на ложе.

– Ты.

– Я-а? – удивляется он и, осмотревшись вокруг, спрашивает: – Где я?

– Для начала поведай, каким ветром тебя сюда занесло, – говорю я и киваю в сторону избушки. – Пойдем, заодно и позавтракаем. Если, конечно, местные твари нам чего-нибудь на завтрак предложат.

Хочу уже крикнуть Бумшу, но замечаю, что Болтомир слезает с ложа как-то заторможенно, странно шевеля плечами и недоуменно заглядывая за спину. Заглядываю тоже. Офигеть! Два тянущихся от лианы стебля толщиной в руку прямо сквозь кольчугу вросли в лопатки княжича. И как их теперь отрубить? Может, процесс лечения еще не закончен? Но гном уверял, что пациент полностью здоров.

– Бумша! Бумша, коромысло тебе в зад! Маймун! – нетерпеливо окликаю ковыляющего по своим делам макурта. – Где Бумша?

– З-здесь я, владыка, – раздается испуганный голос невесть откуда появившегося рыжебородого карлика.

– Это что за хрень? – тычу пальцем во вросшие в Болтомира стебли.

– И-иначе нельзя было, владыка, – испуганно бормочет Бумша. – Иначе человечишко помгет.

– Помре-ет? Ты это что, скотина рыжая, хочешь сказать, что отделить его от этого дерева нельзя?

– Смилуйся, владыка! – падает на колени карлик. – Не в моей власти сие. Ты велел, чтобы человечишко жил, я твою волю исполнил. Но без лозы он помгет.

– Это как это так? – доходит смысл произошедшего до Болтомира, и он начинает дергать плечами, пытаясь освободить лопатки. – Это почему это я прирос к дереву? Я так не хочу. Я давеча к царевне посватался. У меня теперича полцарства без хозяйского пригляду пропадает.

– Моли владыку, человечишко, – скороговоркой шепчет ему Бумша. – Только он милостью своею может даговать тебе жизнь отдельно от когня лозы.

– Кто? – удивляюсь в очередной раз. – Я?

– Ко-о, ко-ко! – вдруг заполошно запричитал прогуливающийся рядом петух и заспешил в сторону избушки, возле которой затуманилось облако портала.

Первым вышел Вий, и петух суетливо затоптался перед ним, закудахтал, словно наседка. Создалось впечатление, будто он докладывает хозяину о состоянии дел на вверенном ему объекте.

Следом из портала появился Леший.

У обоих первомужиков на лицах выражение усталости. Зато на волосатой физиономии поспешно ковыляющего к Вию Бумши читается явное облегчение. Пинком отогнав петуха, карлик о чем-то торопливо докладывает моему братцу, бросая короткие взгляды в мою сторону.

Леший же, выйдя из портала, сразу направился ко мне. При этом его взор устремлен куда-то позади меня, и по мере приближения белобрысые брови хмурятся все сильнее.

– Зачем ты это сделал, Кощей? – спрашивает он раздраженно. – Али не ведаешь, что я не терплю в своих владениях друидов?

– Что я сделал? – непонимающе пожимая плечами, оборачиваюсь. За моей спиной только зеленый столб из переплетений колючих лиан и топчущийся перед ним Болтомир, занятый попытками заглянуть себе за спину, дабы разглядеть, что же там его держит за лопатки.

– Зачем ты сделал из своего человека друида? – тычет пальцем в княжича Леший.

– Друида? – Окончательно сбитый с толку, разглядываю Болтомира. – Он что, теперь друид? Погоди, Леха, не кипятись. Ты не против, если я тебя Лехой буду звать? Нет?

– Куда будешь звать?

– Проехали.

И пока Леший не спросил, кто и куда проехал, поспешно начинаю рассказывать о ночном казусе, в результате которого Болтомир слился в симбиозе с лианой. Разумеется, я промолчал, что первым на ограду помочился оборотень, а обвинил во всем агрессивного гнома, попытавшегося уничтожить мирных гостей многократным залповым расстрелом гигантскими колючками.

– Слушай, Лех, – спрашиваю в заключение, – можешь отсоединить моего товарища от этих колючек? А то я, сам понимаешь, не помню, как это делается.

– Одначе сильно ты изменился, Кощей. Давненько не слыхивал, чтобы кто из нас смертного человека товарищем называл. – Леший берется за плети и легко отбрасывает их, будто они и не были вросшими в спину Болтомира. Те, извиваясь словно живые, втягиваются внутрь гигантского куста. Блондин, еще раз пристально вглядывается в лицо оробевшего вдруг княжича и обращается ко мне: – И что ты с этим, кхм, товарищем делать мыслишь? Мне в моих владениях он не нужен.

– Дык это, – вмешивается Болтомир, – у меня ж свое царство теперича…

– Погоди, – прерываю его. – Ледень, проводи княжича к бане, пусть обмоется после воскрешения.

– После какого воскрешения? – изумленно поднимает брови Болтомир, но оборотень хватает его под руку и тащит прочь, наставительно бормоча: мол, негоже перечить владыкам.

– Лех, я, конечно, слышал о друидах, но кто они такие, не помню. Может, объяснишь, в чем проблема?

– Нешто не помнишь? То прислужники Цернунна и Аонгуса. Эта парочка настолько обленилась, что не желает самостоятельно следить за порядком в собственных владениях. Вот и создают себе жрецов-друидов, соединяя их в симбиозе с лесом. Вот же запамятовал ты, как энти жрецы до наших лесов добрались да учинили тут раздрай своевольнический. Чутка всех мелких тварей не перевели, а крупным человеческие жертвы приносить принялись. Мы ж с тобой, с Лихоней, да и с Вием, Мизгирем и Ягою, почитай, цельный век тех друидов отлавливали да измененные ими деревья вырубали.

– И чего, всех перевели?

– Почти. Цернунн с Аонгусом крепко осерчали тогда за своих жрецов. Собрали оставшихся и заперлись с ними на Туманных островах. Там поныне и обитают. Одна только колючка в память о них и осталась. – Леший кивнул на гигантскую лиану. – Вий ее в качестве ограды приспособил.

– А кто такой Бумша?

– Бывший друид. Он в тенетах Мизгиря побывал. Человеком не стал, но и лес его теперь не слышит. А вот над измененными деревьями он властен. Потому и служит у Вия.

– Понятно. Ну а что с Болтомиром? Какие друидские возможности он приобрел?

– Да, почитай, лес его теперь будет слушаться так же, как и меня. Вот зачем лесу второй хозяин, скажи?

– Что значит слушаться? – пытаюсь уточнить я.

Из объяснений Лешего выходит, что с годами, лет эдак через двести-триста – а жить княжичу теперь не меньше десяти веков, – Болтомир научится менять лес по своему хотению, вплоть до того, что на березах будут расти яблоки. Сможет ускорять и замедлять рост дерева. Сможет заставлять растущее дерево принимать любую форму. Также его будет слушаться лесной зверь. Ежели княжичу вздумается, то и волки начнут от зайцев бегать. Только нежить и твари ему неподвластны останутся, за что друиды их невзлюбили изначально.

– А если его в тенета запутать, он прежним станет? – высказываю появившуюся мысль.

– Нет. Его суть изменилась. Он теперь часть леса. Тенета его тоже изменят, но прежнего уже не будет. А что получится, не ведаю. Ежели он тебе не сильно дорог, можно посмотреть.

– Нет, не надо. А то получится какой-нибудь Бумша.

– Тогда оставь друида Вию. Пусть под присмотром его тварей находится.

– А и пусть будет, – соглашается подошедший и слышавший часть разговора братец, – коль уж в этом мой Бумша виновен.

– Не-э, – снова мотаю головой, – такое невозможно. По крайней мере пока. Он же княжич. Да, почитай, цельный князь уже. Кроме наследуемого Заозерского княжества у него с моей помощью несколько собственных владений появилось. Не согласится он все это бросать ради сомнительного удовольствия жить среди твоих уродцев, Вий. А тут еще, похоже, у него женитьба на царевне наклевывается. Нет, Лех, давай так: ежели он вдруг что-нибудь не то в твоем лесу творить начнет, ты сразу мне маякни, и я его приструню. Ладно?

– Чудно ты изъясняться стал, Кощеюшка, – качает головой Вий и обращается к Лешему: – Отчего вдруг он тебя Лехом стал звать?

– Куда? – вопрошает у Вия блондин.

– Что – куда? – не понимает вопроса тот.

– Куда он меня стал звать?

– Кстати, – прерываю их диалог, – у вас-то какие успехи? Порядок во владениях навели? Всех тварей по норам разогнали?

– Зачем по норам? – переключается на меня Леший. – Вий вернул их в свои владения. Я зверей успокоил, а весяне и сами постепенно успокоятся. Тут, Кощей, другое любопытно.

– Что?

– Лес-то, оказывается, был полон слухов, будто ты извел сперва меня с Ягой, а потом и Вия. Откуда сие, не растолкуешь?

– А растолкуйте-ка вы для начала, как в тенетах Мизгиря оказались! Может, тогда и прояснится автор инсинуаций.

Вий с Лешим переглянулись. Почесав затылок, братец вдруг сгреб за шиворот греющего уши Бумшу, приподнял его над землей, так что их лица оказались на одном уровне, и поинтересовался:

– Вода в самоваре кипит? Плюшки-ватрушки с пылу с жару на стол подадены? Нет? А чей-то ты такой нерасторопный нонче, а? – Взмахнув карликом, братец зашвырнул его в открытую дверь избушки с точностью профессионального баскетболиста. После чего обратился уже к нам: – В кои-то веки мы встретились, так нешто за стол не сядем?

– И то верно, – кивнул Леший. – Кипяточком с земляничным вареньем попотчуешь? Оно и об делах-заботах разговор глаже пойдет.

Пока невесть откуда набежавшая нечисть собирала на стол, я отвлекся на негодующие восклицания Болтомира. Разоблачившись для помывки в бане, он обнаружил две дыры в кольчужке в районе лопаток, в каждую из которых свободно пролазил его кулачище. Узнав от Леденя, что эти дыры проделала колючая лоза, княжич в сердцах вознамерился пошинковать ее на силос для имеющегося у него царского стада коров. Тут-то он и обнаружил, что под рукой нет меча. Меча не было не только под рукой, но и нигде в обозримом пространстве. На вопросительный взгляд Болтомира Ледень предположил, что меч остался валяться в лесу, в том месте, где княжича нашпиговали шипами. Узнав об этом, парень хотел в сердцах грохнуть шлемом оземь, но, ухватив себя за волосы, обнаружил отсутствие головного убора, также непонятно где потерянного. Последовавшее за этим витиеватое обращение к злодейке-судьбе я и услышал и отправился к бане, узнать, что случилось.

Вникнув в суть проблемы, я попросил у Вия сопровождающего, который проводит княжича к месту потери меча и шлема. Тот послал Маймуна.

Тут мне пришла в голову мысль, как улучшить настроение Болтомиру, а заодно и отвлечь его на какое-то время. Перебросившись еще парой фраз с братцем, велю Леденю сопровождать княжича и, как только подберут потерянные вещи, следовать в пещеру, где остались висеть бесценные для людей оболочки коконов.

– Одну, если нужно, можешь оставить себе.

– Можно две, владыка? – вопрошает оборотень.

Решив, что княжичу хватит и трех, тем более что две у него в заначке уже есть, разрешаю. Обрадованный Ледень возвращается к поспешно омывающемуся из наполненной Маймуном бочки Болтомиру.

27

До чего же чудесные ватрушки с лесными яблоками, грушами и ягодами пекут во владениях Вия! Прямо не могу оторваться. А может, просто сильно проголодался со вчерашнего, насыщенного невероятными событиями дня. Хотя, конечно, непонятно, зачем бессмертному есть? Ведь если я бессмертный, мне не грозит и смерть от голода. Может, чисто для фигуры? А то, если не буду питаться, стану худым, как Кощей Бессмертный… М-да.

Судя по тому, как двигают челюстями Вий с Лешим, аппетит у них не хуже моего. Они еще и кипяток, налитый из пузатого медного самовара, хлебают чуть ли не живьем. Я так не могу, потому и жду, когда остынет, и нетерпеливо дую в стоящую передо мной глиняную кружку.

– Уф, – первым откидывается от стола Леший. – Благодарствую, Виюшка, за угощение. Мыслю, надобно мне первому сказ начать.

Прекратив жевать, мы заинтересованно уставились на блондина. Выдержав небольшую паузу, он начал:

– Как весть о Кощеевой погибели повсюду разлетелась, явилась ко мне Яга и говорит: мол, Кощеюшкина погибель – это только начало. Мол, далее всех нас, первых, изведут людишки, потомки наши неразумные. И вина, говорит, в том не их, а наша.

– Это в чем же наша вина? – возмущенно стучит кулаком по столу Вий. – Нешто в том, что породили племя сие неразумное? Так на то воля Создателя была.

– Вот и я то же Яге молвил, – соглашается Леший. – Она же знай свое твердит: мол отдалились мы от детей наших, бросили на произвол судьбы, а то и того хуже, предстаем пред ними в образах богов разных, порой мерзких, заставляем не нужные никому обряды совершать, а то и вовсе кровавые жертвы приносить.

– Неправда сие, – вновь перебивает Лешего братец. – Людишки сами на нас божественные личины вешают. Никто их насильно поклоняться не заставляет. Нешто ты, Леший, когда требовал, чтобы бортники, да охотники, да другие весяне тебе дары под елками оставляли? Да и нужны тебе те дары? А ты, братец Кощей, и вовсе золотишком за людские услуги расплачивался. А мог бы и так брать, коли бог.

Так как ничего ни о каких услугах, за которые расплачивался золотишком, не знаю, скромно молчу. А Леший продолжает:

– И я Яге то же самое твердил, да напрасно все. Надобно нам, молвит, личины скинуть да прийти к потомкам какие мы есть, каких нас Создатель породил. Мол, все беды людские оттого, что отдалились мы от них, не дарим им любовь родительскую. Ага, токмо нашей любви им и не хватает… Говорю ей: вон тати лесные кровушку купчишке заезжему пустили и рады, аки дитятки, веселой забаве. Вот и явись к ним с родительской любовью.

– А Яга чего ж? – вопрошает Вий.

– Дык молвит: сестрица моя Кострома любовь людям дарит, и они чтут ее за то и уважают. А ежели я старухой препротивной кажусь, то какая им от меня любовь? Сказала да и вышла к костру, вокруг которого тати пировали. Вышла как есть, сама собой.

– И чего? – снова нетерпеливо интересуется братец. – Подарила им свою любовь?

– Да чего-то не захотела, – отрицательно покрутил головой Леший. – Зато они не против были. Как увидели вышедшую из леса симпатичную молодку, аж рты слюнявые пооткрывали, глаза выпучили и руки к ней тянут. И такая любовь в их глазах запылала, что я сразу понял: будь на месте Яги обычная женщина, жить ей пришлось бы недолго, смерть ее ожидала лютая, а душа после такого не пожелала бы возрождаться.

– А Яга чего? – на этот раз интересуюсь уже я.

– А чего Яга? – повторил мой вопрос блондин, и тут же ответил: – Личину премерзкой старухи накинула да разметала душегубов метлой по кусточкам. Одначе помыслов своих не поменяла. Надо, молвит, не ей одной, а всем нам скопом с добром и любовью к потомкам явиться. А ежели, подобно энтим татям, не примут людишки добро наше, привить его им насильно, чтобы будущие поколения уже в благости родились и с благостью жили, не зная о существовании зла.

– Круто, – ухмыляюсь я. – Прямо как пиндосы с насаждением всеобщей демократии и общечеловеческих ценностей.

– Какие пиндосы? – вопрошает Вий, и Леший поддерживает его заинтересованным взглядом.

– Не знаю, – ни секунды не задумавшись, решаю тупить я, пожимая плечами. – Знаю, что есть где-то какие-то пиндосы, которые якобы навязывают всем, кто под руку попадется, свою точку зрения о добре и справедливости, а кто не соглашается, того бомбой… в смысле, тому голову долой. Вот только не помню, кто такие эти пиндосы и где обитают.

– На паству Исы похоже, – задумчиво говорит Леший.

– Давненько я о нем не слыхивал, – качает головой братец.

– Яге о нем напоминать не надо. А то вдвоем они такого наворотить могут… – красноречиво недоговаривает блондин.

– Так где Яга-то? – задаю интересующий в первую очередь вопрос.

– Откуда мне ведать, ежели ты сам нас с Вием из Мизгиревых тенет освободил?

– Как вы, кстати, в них оказались?

– Дык я ж к тому разговор и веду. Задумалась, значит, Яга крепко. Тут ее черный птиц и прилетел.

– Карлуша, что ли?

– Он самый. Принес весть о том, что ты восстал, Кощеюшка. Яга раз тебя призвать попыталась, другой… Ты поначалу молчал, будто и нет тебя вовсе. Потом вроде отозвался, но тут же прервал видение. Тогда она в твои владения и отправилась по небу на крыле, что для нее Таит соткала.

– А через портал… ну, в смысле, как вы с Вием, через туманное облако?

– Через призыв-то? Дык как же она в твои владения шагнет, ежели ты ей призыв не откроешь?

– А-а, – протягиваю, будто что-то поняв, – ну да, об этом я не подумал.

– Да и любит она парить в небесах, аки птица, – продолжает Леший. – Мол, так она ближе к людишкам становится.

– Это как же ближе? – не понимает Вий. – Где это видано, чтобы людишки под облаками носились? Не птахи, чай.

– Ну-у, – почесав куцую бородку, Леший поясняет: – То Яга говорила не о сути людской, а о помыслах человеческих. Мол, кажный человече в помыслах ввысь стремится. Не под облаками даже, а чтобы даже выше облаков.

– Нешто Яга решила, что потомки наши ополоумели все?

– Полетела она ко мне, и что дальше? – нетерпеливо возвращаю беседу в прежнее русло.

– А то и дальше. Вернулась от тебя и молвит: Кошенька душою чист стал, аки младенец. От личины премерзкой не токмо избавился, а забыл о ней вовсе. Зла, мол, в нем не осталось ни капли. Надобно, молвит, и всем нам через перерождение пройти, дабы восстать прежними и чистыми. А как сие сделать? Ивана на всех не натравишь…