Миф об утраченных воспоминаниях. Как вспомнить то, чего не было Лофтус Элизабет

Меня печалит и злит тот факт, что люди, которые в остальном ведут себя как добропорядочные ученые, направляют свои усилия на то, чтобы каким-то образом доказать – не обладая убедительными данными, – что воспоминания сотен тысяч жертв нереальны… В конце концов, мы говорим о живых, испытывающих боль людях, а слова таких людей не всегда на 100 % точны. Мы не устраиваем подобных допросов людям, которые попали в ДТП или пережили другое потрясение. Похоже, именно в области сексуального насилия нам сложнее всего принять то, что нам говорят.

Почему скептикам так трудно принять правду? Потому что (как нас убеждают) мы находимся в состоянии отрицания. Когда в еженедельном выпуске журнала The New York Times Book Review появилось критическое эссе психолога Кэрол Теврис «Опасайтесь конвейера жертв инцеста» (Beware the Incest-Survivor Machine), психотерапевты и жертвы насилия завалили редактора гневными письмами, обвиняя Теврис в том, что она боится столкнуться с правдой лицом к лицу. Элен Басс выделила причины, заставляющие скептиков все отрицать:

Больно принимать реальность, в которой так много детей были жестоко изнасилованы. Куда проще назвать это фантазией, манипуляцией, выдумкой; проще сказать, что человеку промыли мозги, убедив, будто он был изнасилован, чем принять тот факт, что этот человек в детстве пережил подобные мучения.

По крайней мере, в этом скептики и жертвы сходятся, ведь все мы склонны к отрицанию, затмевающему свет правды. Отрицание представляется чем-то материальным, вроде остроконечных листьев артишока, которые нужно оборвать, чтобы добраться до «сердцевины» правды. Как же нам очистить свое восприятие от отрицания?

«Чтобы увидеть некоторые вещи, в них нужно сначала поверить», – цитирует Рене Фредриксон одно из «достойных высказываний», приведенных в журнале Reader’s Digest. По мнению исследователей, которые придерживаются научного метода, такой подход нарушает все правила. Но Фредриксон, как и другие авторы книг для широкой публики, не особо заинтересована в том, чтобы бороться со скептицизмом научного сообщества. Их первоначальная цель – помочь жертвам насилия преодолеть отрицание, а самый эффективный способ это сделать – сразу же приступить к делу и «провести работу» с памятью. Как только жертва возьмется за эту работу – в которой используется целый комплекс специальных упражнений и методов, – на нее нахлынут воспоминания, и этого будет достаточно, чтобы победить отрицание. Фредриксон объясняет:

Когда восстановленные воспоминания достигнут критической массы, вы убедитесь в их безоговорочной реальности… Восстановив достаточное количество воспоминаний и обсудив их достаточное количество раз, вы внезапно осознаете, что они реальны… если довольно долго говорить о вытесненных воспоминаниях, приходит интуитивное понимание, что все это было на самом деле.

Восстановление возможно

Как только вернувшиеся воспоминания жертвы достигают «критической массы», открывается путь к их полному восстановлению и начинается исцеление. Восстановление – это страна триумфа и возрождения, где, по словам Фредриксон, мы становимся «мудрее и красивее», чем были раньше, до того, как начали свое путешествие. Жертва постепенно меняется к лучшему, возвращает себе силы и свое «я», избавляется от чувства вины, отказывается от самобичевания, заново обретает чувство собственного достоинства, наполняется новой энергией и жизненными силами, исцеляет полученные в детстве раны.

Однако не стоит думать, что исцеление означает конец путешествия или избавление от боли. Восстановление – процесс длиною в жизнь, полный болезненных и ошеломительных взлетов и падений, отклонений и возвращений к исходной точке. Психолог Джон Бриер рассказывает историю, которая подтверждает это:

Жертва, с которой я не так давно виделся, в конце консультации спросила: «Я когда-нибудь вылечусь?» Мне показалось, что на самом деле она хотела спросить: «Мне когда-нибудь не будет больно?» Печальным и странным был мой ответ, но ничего другого я не мог ей сказать:

– Нет, возможно, вы никогда не избавитесь от боли, по крайней мере полностью. Я понимаю, что вы в отчаянии и мечтаете, чтобы вам стало лучше, но, возможно, ее [терапии] суть заключается не только в этом.

– В чем же она тогда заключается? – спросила она.

– В обретении свободы? – предположил я.

И она улыбнулась.

Свобода. Правда. Справедливость. Очень по-американски.

Сторонники восстановления воспоминаний облачаются в сияющие доспехи борцов за справедливость. Эта великая битва должна положить конец угнетению и помочь всем, кто пострадал как от сексуального насилия, так и от любых страхов и предубеждений. Жертв уверяют, что их цель – не только исцелиться самим: они делают вклад в исцеление всего мира. Как пишет Майк Лью в своей книге «Больше не жертвы» (Victims No Longer): «По-моему, все это об одном и том же. Дети. Океан. Рыба. Земля. Мы либо заботимся о них, либо нет… В общем, как мы можем исцелить мир, пока не исцелим себя?»

Не нужно даже быть жертвой, чтобы стать частью этого привилегированного и вдохновенного сообщества. Однако женщиной быть не повредит. «Хоть лично меня не насиловали, но я – женщина. Я – мать», – пишет Элен Басс во вступлении к своей книге «Я никогда никому не говорила: записки женщин, в детстве переживших изнасилование» (I Never Told Anyone: Writings by Women Survivors of Child Sexual Abuse):

Я разделяю эту боль и этот гнев, я приобщаюсь к исцелению и созданию мира, где детей поддерживают и предоставляют им право управлять своим телом, где они могут возражать и просить о помощи, зная, что они ее получат. В конце концов, я хотела бы жить в мире, где насилие над детьми – а также надругательство над женщинами, лесами, океанами, землей – это история, которую помнят лишь для того, чтобы подобное больше никогда не повторилось.

В книге «Мужество исцеления» Басс и Дэвис обсуждают эту тему еще более развернуто и, разумеется, политкорректно:

Несмотря на то что ваше выздоровление зависит в первую очередь от вас самих, ответственность лежит не только на вас. Сексуальное насилие над детьми порождается тем же страхом, ненавистью, лишениями, эгоизмом и невежеством, которые подталкивают людей к другим видам насилия и надругательств. Эти психологические установки вплетены в ткань нашего общества и подавляюще действуют на людей. Отсюда ядерные отходы, бесчеловечные условия жизни для сельскохозяйственных рабочих-мигрантов, бесчинства ку-клукс-клана.

Затем авторы «Мужества исцеления» намекают на то, что жертвы угнетения – это единицы избранных, которые могут исцелить не только себя самих, но и мир в целом:

Частью вашего исцеления является исцеление земли. Если это не будет одним из ваших приоритетов, у мира останется мало шансов. Как правило, отнюдь не насильники пишут письма правительству, умоляя его прекратить спонсирование бойни в Сальвадоре. Отнюдь не матери, которые в ужасе отказываются слушать рассказы о вашей боли, борются за внесение изменений в законодательство, чтобы дети имели больше возможностей давать свидетельские показания. И скольким педофилам есть дело до токсичных отходов?

Только у вас – у тех, кто больше других знает о справедливости и о несправедливости, о насилии и уважении, о страданиях и об исцелении, – достанет ясности ума, мужества и сострадания для борьбы за то, чтобы жизнь на Земле становилась лучше, и за само ее продолжение.

Быть может, у нас – у тех, кто во всем сомневается и ничего не принимает на веру, – и правда есть причины беспокоиться, ведь все эти трогательные разговоры о роли жертв насилия порождают очевидный раскол общества на два противостоящих лагеря. Такое самодовольство разделяет и разобщает, формирует черно-белую картину мира у людей, которым следовало бы понимать больше, чем остальным.

Только подумайте, какой подтекст скрывается за этим коротким предложением из «Мужества исцеления»: «Скольким педофилам есть дело до токсичных отходов?» Разве позволительно вот так просто делить мир на добро и зло? Можно провести параллель со сценой из пьесы Артура Миллера «Суровое испытание», в которой полномочный представитель губернатора Дэнфорт объявляет обескураженным жителям Сейлема:

Я хочу, чтобы все поняли… Сейчас можно быть либо за суд, либо против. Середины нет. Настало время твердых решений. Сумерки, когда добро смешивалось со злом, слава богу, прошли. Восход солнца приветствуют все, кто не боится света. Надеюсь, никто из вас не хочет возвращения сумерек.

Миллер проводил параллель между сейлемскими охотниками на ведьм и охотившимися на красных маккартистами. Он опасался объединяющей их «кастовой нетерпимости», взращенной на почве уверенности в том, что «только они единственные держат в своих руках светоч, который должен озарить мир». В нашем рвении положить конец сексуальному насилию над детьми и облегчить боль повзрослевших жертв не были ли мы ослеплены светом того, что мы предпочитаем считать истиной? Не пали ли мы жертвой тех же ошибочных моралистических убеждений, которые в прошлом делили мир на абсолютное добро и абсолютное зло?

Не бывает так, чтобы на вершину горы вела лишь одна тропа… Методы восстановления воспоминаний столь же бесчисленны, сколь безграничны творческие возможности человека.

Рене Фредриксон. Вытесненные воспоминания

Мы обсудили общие принципы, лежащие в основе терапии по восстановлению вытесненных воспоминаний (или просто «работы с памятью»), и подошли к вопросу о более конкретных вещах – различных инструментах, используемых психотерапевтами для выкапывания похороненных воспоминаний.

Прямой вопрос

Когда пациенты заходят в кабинет психотерапевта и начинают рассказывать о депрессии, тревоге, суицидальных мыслях, сексуальных проблемах, расстройствах пищевого поведения или разнообразных видах зависимости, многие специалисты автоматически начинают подозревать, что подлинной причиной этих проблем на самом деле является сексуальное насилие. Как следует поступить психотерапевту, когда возникает такое подозрение? Авторы книги «Мужество исцеления» предлагают действовать напрямую.

Работая с пациентом, который, по вашему мнению, мог пережить насилие, без обиняков спросите его: «Вы подвергались сексуальному насилию в детстве?» Это простой и незамысловатый способ выяснить, с чем вы имеете дело. Это также позволяет четко и ясно дать пациенту понять, что вы готовы работать с проблемой сексуального насилия.

Психотерапевт Карен Олио согласна с тем, что специалист обязан иметь опыт работы с пациентами, пережившими сексуальное насилие, и быть готовым поднять эту деликатную и в прошлом запретную тему:

Когда нужно определить, подвергался ли пациент сексуальному насилию, важнейшим фактором может быть готовность психотерапевта рассмотреть такую вероятность… К сожалению, из-за неопытности и невежества многие психотерапевты не задают нужных вопросов или не распознают признаки сексуального насилия… Если не спросить напрямую… жертва может ничего не сказать о пережитом насилии.

В своей книге «Преданная невинность» (Betrayal of Innocence) психотерапевт Сьюзан Форвард, которая утверждает, что помогла более чем полутора тысячам жертв инцеста, рассказывает о таком методе работы с пациентами:

Вы знаете [говорит она им], по личному опыту мне известно, что многие люди, которые борются с теми же проблемами, что есть у вас, пережили в детстве некие чрезвычайно болезненные события – например, их били или насиловали. Мне бы хотелось знать, не происходило ли с вами нечто подобное?

Другие практикующие врачи утверждают, будто некоторые из их коллег говорят своим пациентам: «Ваши симптомы свидетельствуют о том, что вас насиловали в детстве. Что вы можете рассказать мне об этом?» А то и вовсе: «Вы производите впечатление человека, которого могли насиловать в детстве. Расскажите, что этот ублюдок с вами сделал».

Если пациент не может вспомнить конкретных случаев насилия, психотерапевту рекомендуется рассмотреть вероятность того, что соответствующие воспоминания были вытеснены. Ведь вытеснение – это не только способ устранить воспоминания из сознания, но также и непосредственный признак того, что насилие имело место. «Если жертва не может вспомнить свое детство или описывает воспоминания очень смутно, обязательно следует учесть вероятность инцеста», – советуют своим коллегам-врачам психотерапевты и авторы книги «Инцест и сексуальность» (Incest and Sexuality) Венди Мальц и Беверли Холман. Им вторит психотерапевт Майк Лью: «Если взрослый человек говорит мне, что не помнит целые эпизоды своего детства, я делаю вывод, что он, возможно, подвергался тому или иному виду насилия».

«Смутные чувства» – это еще один признак того, что из подсознания в область сознательного просачиваются вытесненные воспоминания. «Если у вас есть хоть какие-то подозрения, хоть какие-то воспоминания, какими бы смутными они ни были, возможно, это на самом деле случилось, – уверяет своих пациентов психотерапевт Беверли Энгель. – Гораздо более вероятно, что вы блокируете воспоминания об этом, отрицая случившееся».

Видимо, подозрения непременно приводят к подтверждению того, что насилие было. «За пятнадцать лет работы психотерапевтом я ни разу не имела дела с пациентами, которые бы сначала подозревали, что могли подвергнуться насилию, а затем понимали, что это не так», – пишет Энгель. С ней единодушны Басс и Дэвис:

До сих пор из всех пациенток, с которыми мы беседовали, не было ни одной, которая сначала сказала бы, что ее, вероятно, насиловали, а затем обнаружила бы, что этого не было. События всегда развиваются в другую сторону – от подозрений к подтверждению. Если вы думаете, что вас могли изнасиловать, и в вашей жизни проявляются соответствующие симптомы, значит, так оно и было.

Список симптомов

1. Вам сложно понять, чего вы хотите?

2. Вы боитесь пробовать что-то новое?

3. Если кто-то предлагает вам что-то сделать, чувствуете ли вы, что обязаны последовать этому совету?

4. Следуете ли вы рекомендациям других людей так, будто это приказы, которые следует выполнять?

Этот крохотный список симптомов, опубликованный в июле 1992 года в колонке Джона Брэдшоу в женском журнале Lear’s, представляет собой часть более обширного «Перечня подозрений» из книги Брэдшоу «Возвращение домой» (Homecoming). В своей журнальной колонке Брэдшоу знакомит читателя с этими четырьмя вопросами, а затем предлагает быструю проверку:

Если вы положительно ответили хотя бы на один из этих вопросов, можете быть уверены, что кто-то причинил вам вред на ранних стадиях развития – в возрасте от девяти месяцев до полутора лет, в тот период, когда вы начали ползать, изучать окружающий мир и следовать врожденному любопытству, куда бы оно вас ни вело.

В августовской колонке 1992 года Брэдшоу приводит чуть более конкретный набор признаков, которые он считает «типичными чертами жертв инцеста». Этот список включает в себя девять пунктов с очевидным сексуальным уклоном («У вас нет или почти нет интереса к сексу», «Вы склонны к беспорядочным сексуальным связям, но не получаете от них особого удовольствия», «Вы проявляли признаки необычного преждевременного сексуального поведения до достижения десятилетнего возраста», «Насколько вам известно, у вас никогда ни с кем не было секса») и вдобавок несколько вопросов об апатичном поведении, расстройствах пищевого поведения и различных физических недугах. Тем читателям, которые найдут в себе большую часть этих черт, но ничего не помнят об инцесте, предлагается выполнить одно простое упражнение: «Примите теорию о том, что вас насиловали, в течение полугода живите, осознанно соглашаясь с этой идеей, помещая ее в контекст симптомов, наличие которых вы признаете, и посмотрите, не вернутся ли к вам какие-либо воспоминания».

В то время как Брэдшоу предлагает «фастфудный» вариант списка симптомов, Сью Блум приглашает читателя на пир для истинных гурманов. Ее меню под впечатляющим заголовком «Жертвы инцеста: перечень последствий насилия» включает в себя 34 признака или характеристики, которым должны соответствовать жертвы инцеста. При этом большинство пунктов включают в себя несколько подпунктов или дополнений, а иногда, как это ни странно, содержат противоречия. Например,

№ 3. Отчужденность по отношению к собственному телу – чувство, что оно вам не принадлежит, неспособность улавливать невербальные сигналы или заботиться о собственном теле, негативное восприятие собственного внешнего вида, манипулирование весом с целью избежать сексуального внимания.

№ 5. Привычка носить много одежды, даже летом; мешковатая одежда; нежелание снимать одежду даже тогда, когда это уместно (во время купания, принятия ванны, сна); чрезмерная потребность в уединении при использовании туалета.

№ 9. Потребность быть незаметным, быть во всем идеальным или в высшей степени плохим.

№ 32. Нежелание издавать звуки (в том числе во время секса, а также при смехе, плаче или других обычных реакциях организма); вербальная сверхбдительность (тщательный контроль над произносимыми словами); привычка говорить тихо, особенно когда необходимо быть услышанным.

Даже исходя из этого краткого отрывка (а полный список занимает пять книжных страниц), мы получаем следующее: если вам не нравится, как вы выглядите, вы носите мешковатую одежду, чувствуете потребность во всем быть идеальным (или в высшей степени плохим), говорите мягким голосом и не любите шуметь, занимаясь любовью, значит, «вы можете быть жертвой инцеста». (Кстати говоря, читателю не предлагается никаких советов относительно того, как оценивать пункт, в котором одна деталь соответствует правде, а другая – нет. Предположительно, даже малейшая искорка сомнения означает, что следует поставить галочку.)

Рене Фредриксон в своей книге приводит список симптомов, который призван выявить «распространенные признаки, указывающие на наличие вытесненных воспоминаний». Шестьдесят пять вопросов, разделенных на семь категорий («Сексуальность», «Сон», «Страхи и влечения», «Нарушения пищевого поведения», «Проблемы, связанные с телом», «Компульсивное поведение» и «Эмоциональные сигналы»), посвящены главным образом страхам, потребностям и моделям поведения. Вот некоторые из перечисленных симптомов.

• В моей жизни был период беспорядочных сексуальных связей.

• Мне часто снятся кошмары.

• Мне бывает трудно уснуть, или я сплю беспокойно.

• Меня пугают подвалы.

• Иногда я чрезмерно чем-то увлекаюсь и не понимаю, когда следует остановиться.

• Я отождествляю себя с жертвами насилия, которых вижу по телевизору, а истории о насилии вызывают во мне желание плакать.

• Меня легко напугать.

• Я часто абстрагируюсь от реальности или витаю в облаках.

Такие списки симптомов составляются, чтобы помочь жертвам насилия осознать, насколько нанесенная им травма продолжает влиять на их сегодняшнюю жизнь. Басс и Дэвис (авторы «Мужества исцеления») предлагают список из семидесяти четырех вопросов, разделенных на семь общих категорий: «Самооценка и сила воли», «Чувства», «Ваше тело», «Физическая близость», «Сексуальность», «Дети и родители» и «Семья и родные». Каждый раздел начинается с вопроса «Где вы сейчас?», смысл которого заключается в том, что прежде вы могли быть слишком заняты выживанием, чтобы заметить несметное количество примеров того, как вам навредило пережитое вами насилие. Вот, к примеру, некоторые из пятнадцати вопросов, составляющих раздел «Самооценка и сила воли».

• Вы чувствуете, что отличаетесь от других людей?

• Вам трудно сохранять мотивацию?

• Вы ощущаете потребность во всем быть идеальным(ой)?

• Вы пытаетесь компенсировать профессиональными или личными достижениями ненормальные чувства, наполняющие другие сферы вашей жизни?

Внимание! Проблема со списками симптомов заключается в том, что относительно невинные качества «нормальной» личности внезапно превращаются в искаженные и девиантные, если смотреть на них сквозь призму пережитого инцеста. Не являющиеся паталогическими аспекты нашего темперамента становятся признаками того, что мы скрываем от себя самих некий темный порочный секрет. Подобные списки симптомов – это сеть, в которой может запутаться любой представитель человечества. Как отмечает психолог Кэрол Теврис:

Такой же список можно было бы использовать, чтобы опознать в себе человека, который слишком многое любит, человека, страдающего мазохистическим расстройством личности, или же самого обычного человека конца XX века. Эти пункты настолько универсальны, что по крайней мере часть из них найдет у себя кто угодно. Нет ни одного человека, который в какой-то степени не соответствовал бы подобному описанию.

С этим связана еще одна проблема: самые притянутые за уши признаки (первым делом на ум приходит мешковатая одежда и боязнь подвалов) выглядят куда весомее и достовернее, если объединить их с симптомами, которые действительно относят к последствиям сексуального насилия (это, например, чрезвычайно резкая реакция на испуг или выраженное сексуальное поведение в детском возрасте). Когда нормальные реакции и модели поведения интерпретируются как признаки, свидетельствующие о сексуальном насилии, тогда что угодно может стать симптомом. Чем больше пунктов в списке вы помечаете галочкой, тем больше вам кажется, что вы – кандидат на роль жертвы. Если не подходит один симптом, точно подойдет следующий или тот, что идет за ним.

Блум удивительно прямолинейно говорит о цели, которой она руководствовалась, составляя свой список. «Мы обнаружили, что «Перечень последствий насилия» может служить в качестве инструмента диагностики, когда выдвигается предположение о пережитом сексуальном насилии, но воспоминания о нем отсутствуют» [курсив наш]. Как пациенты реагируют на столь откровенные предположения? Некоторые, без сомнения, продолжают настойчиво отрицать, что пережили насилие, и в конце концов либо психотерапевт возвращается на путь истинный, либо пациент прекращает посещать сеансы. К примеру, адвокат Деннис Хэрриот после самоубийства отца впал в глубокую депрессию и обратился за помощью к психотерапевту. Но каждый раз, когда он пытался поговорить о мучивших его проблемах, врач без конца намекала на некие события его прошлого, которые он не мог или не хотел признать. Эта загадка преследовала Хэрриота, а его депрессия тем временем усугублялась. Что же с ним произошло? Психотерапевт ошарашила его своим диагнозом: «Не знаю, как вам об этом сказать, но вы демонстрируете признаки, характерные для пациентов, ставших жертвами сатанизма или ритуального насилия». Хэрриот, ни разу и словом не обмолвившийся о сатанизме или ритуальном насилии, незамедлительно прекратил сеансы.

Однако другие пациенты, быть может, более уязвимые или менее уверенные в себе, отправляются на поиск похороненных воспоминаний в надежде положить конец своим страданиям раз и навсегда. Одна женщина из Орегона, услышав о моей работе с искажениями памяти и об экспериментах по внедрению ложных воспоминаний, написала мне длинное письмо с просьбой о помощи. С ее позволения я привожу отрывок из этого полного боли текста:

Три года назад я начала посещать индивидуальные сеансы психотерапии, чтобы справиться с симптомами, среди которых были депрессия и тревога. Через несколько месяцев мой психотерапевт выдвинул предположение о том, что причиной моих эмоциональных переживаний могло быть пережитое в детстве сексуальное насилие. С тех пор он все больше и больше убеждается в собственном диагнозе… У меня нет никаких непосредственных воспоминаний о насилии… Я никак не пойму, как может быть, что со мной произошло нечто столь ужасное, а я ничего не запомнила. Последние два года я только и делала, что пыталась вспомнить… И все же я не переставая спрашиваю себя, произошло ли это на самом деле… Эти вопросы стали невыносимыми.

Что может сделать психотерапевт, чтобы эти вопросы были менее мучительными? Хотя во всех популярных книгах о последствиях инцеста и о том, как с ними справиться, рассказывается о разных терапевтических методах, а в нескольких упоминаются конкретные способы восстановления вытесненных воспоминаний, самые четкие и детальные советы дает Рене Фредриксон в своей книге «Вытесненные воспоминания: путь к восстановлению после сексуального насилия». Фредриксон, обладательница докторской степени, выступала на Национальном общественном радио, на телеканале CNN, на шоу Опры Уинфри и на несметном количестве других радио- и телепередач, где она рассказывала о своих методах. Психотерапевты, практикующие терапию по восстановлению воспоминаний, часто рекомендуют ее книгу «жертвам насилия».

Фредриксон выделяет семь основных способов, разработанных для того, чтобы извлечь погребенные воспоминания и вдохнуть жизнь в их мумифицированные останки: работа с воображением, работа со снами, ведение дневника, работа с телом, гипноз, арт-терапия и работа с чувствами. Поскольку эти и похожие методы используют многие практикующие врачи, в первую очередь – психотерапевты, которые занимаются «работой с памятью», мы рассмотрим их более детально.

Работа с воображением

Сару преследовали «флешбэки» о том, как ребенка жестко швыряют об стену. Поскольку это «воспоминание» представлялось ей в виде образа, Фредриксон предложила Саре попробовать «работу с воображением» – процесс, в ходе которого пациент очень детально описывает все то, что видит и чувствует, и добавляет, когда это уместно, свою субъективную интерпретацию. Концентрируясь на внутренних ощущениях, Сара начала рассказывать основанную на увиденном образе историю, используя глаголы лишь в настоящем времени. (Фредриксон объясняет, что воображаемое воспоминание находится в сфере бессознательного, где все происходит в настоящем времени.)

По мере того как к одному образу добавлялись другие, «воспоминания» сложились в своеобразный кинофильм о ребенке – двухлетней Саре – и ее дедушке, которые находятся в дворовом сортире. Сара «видит», как дедушка ведет ее в туалет и запирает дверь. Она смотрит, как он достает свой пенис и начинает тереться им между ее ног.

«Мне кажется, что я это все просто придумываю», – говорит Сара, внезапно прерывая воображаемое «слайд-шоу».

Но Фредриксон велит пациентке продолжать, поясняя, что разница между правдой и вымыслом не имеет значения в начале работы с памятью. Важно лишь то, что находится в сознании [Сары] и что кажется ей важным в этот конкретный момент». Сара послушно развивает появившийся образ. Она вспоминает, как дедушка эякулировал на нее. Потом, держа ее одной рукой, он опустил ее в туалетную яму, и она больно ударилась о боковые балки.

Воспоминание Сары предстает поразительно четким и ярким, когда она вспоминает обрывки разговора («Он говорит мне, что всем на меня плевать»), звуки («Он издает странный короткий смешок»), запахи («Там стоит ужасный смрад»), эмоции («Мне очень страшно»). Выйдя из сортира, она описывает ощущения, которые испытывает, снова оказавшись снаружи (все еще употребляя только глаголы настоящего времени): «Я удивляюсь, каким солнечным и красивым кажется мир вокруг».

Обобщая результаты проведенной на сеансе работы с воображением, Фредриксон не высказывает ни малейших сомнений в том, что эти образы представляют собой реальные воспоминания, всплывающие из подсознания.

Образы, которые просачиваются из вашего подсознания в область осознанного, представляют собой фрагменты готового выплыть на поверхность травматичного воспоминания. Эти кадры, проносящиеся в вашем мозгу, могут на первый взгляд показаться загадочными или смутными, но на самом деле это лишь обрывки похороненных вами воспоминаний о пережитом насилии. Какой-то кусочек прорвался наружу и пытается проникнуть в ваше сознание. Последуйте за ним в подсознание, и вы найдете там вытесненное воспоминание.

Фредриксон не сомневается и в том, что эти образы являются реальными воспоминаниями. Она пишет, что ее пациентка «сумела извлечь воспоминание о насилии при помощи воображения… Воспоминание, которое всю жизнь преследовало Сару, наконец-то было полностью обнажено».

Фредриксон настаивает, что эти появившиеся из подсознания образы, какими бы гротескными и карикатурными они ни были, представляют собой «достоверный срез воспоминаний о насилии». Однако она в очередной раз подчеркивает, что правда, в сущности, не имеет значения, по крайней мере на первом этапе терапии: «Вопрос о том, вымышлено или реально то, что вспоминает пациент, не имеет значения в начале терапевтического процесса. С этим можно разобраться на более поздних этапах».

Не одна Рене Фредриксон предлагает работу с воображением в качестве способа раскопать и воскресить похороненные воспоминания. В своей книге «Мужество исцеления» Басс и Дэвис описывают упражнение, основанное на процессе под названием «имажинативная реконструкция». Упражнение позволяет жертве насилия «свести воедино факты, которых вы в принципе не можете знать о собственной жизни и о жизни семьи»:

Возьмите какое-нибудь произошедшее с вашей семьей событие, о котором вы никогда ничего не узнаете. Это может быть детство вашего отца или подробности жизни вашей матери, которые не позволили ей вас защитить. Используя все известные вам детали, создайте собственную историю. Обоснуйте ее всем тем, что знаете, а затем позвольте себе вообразить, что же могло произойти на самом деле.

Внимание! «Создайте собственную историю» и «позвольте себе вообразить, что же могло произойти на самом деле» – это элементы процесса, который мы обычно называем выдумыванием. Но помогают ли они извлечь пропавшие или утерянные факты? Специалисты по когнитивной психологии знают, что, когда человек выполняет подобные упражнения, ему становится трудно отличить реальность от вымысла. А судебные психологи пришли к выводу, что при использовании метода управляемых психических образов пациент находится в состоянии диссоциации, похожем на гипнотическое, и, следовательно, это столь же ненадежный инструмент.

Таким образом, создавая собственные истории, мы сильно рискуем принять вымысел за настоящие воспоминания. В результате мы начинаем верить в собственные рассказы.

Работа со снами

Теория заключается в том, что, когда мы спим, «открывается канал» в подсознание, и все, что нам нужно делать, – это искать символы и «индикаторы» вытесненных воспоминаний. Фредриксон предлагает жертвам насилия заносить в список все фрагменты воспоминаний и «символы доступа» (определение которым дается ниже). Отталкиваясь от увиденного во сне символа, пациент затем может приступить к извлечению фрагментов вытесненных воспоминаний. Фредриксон перечисляет шесть видов «снов о вытесненных воспоминаниях», которые содержат ключевую информацию, взятую из подсознания.

• Ночные кошмары. Отличительная черта кошмара заключается в интенсивности вызванного этим сном чувства страха. Если в ваших кошмарах появляются те или иные символы или индикаторы, они могут служить признаками сексуального насилия. К таким символам относятся насильники, убийцы, психопаты или преследователи; спальни, ванные комнаты, подвалы, стенные шкафы или чердаки; пенисы, груди или ягодицы; бутылки, ручки от швабр или палки; кровавые жертвоприношения, расчленения, каннибализм, фигуры в черных плащах или Сатана.

• Повторяющиеся сны. Это «сигналы тревоги, доносящиеся из вашего подсознания». Они могут представлять собой либо кошмары, либо возвращающиеся снова и снова безобидные сны с одними и теми же персонажами, обстановкой и событиями.

• Сны о сексуальном насилии. Они содержат четкие и однозначные насильственные действия сексуального характера, и, по словам Фредриксон, такие сны всегда основаны на вытесненных воспоминаниях. Сам по себе акт может представлять собой изнасилование, оральный или анальный секс, насилие над ребенком или подростком, вуайеризм или зоофилию.

• Сны, содержащие символы доступа. Такие сны указывают на наличие подавленных воспоминаний о насилии. Среди распространенных символов доступа можно назвать закрытые или запертые двери, таинственные коридоры, нечто спрятанное или хранящееся где-то, ребенка, который не может общаться или нуждается в защите, воду (особенно пугающие водоемы), змей или фаллические символы.

• Любой сон, вызывающий сильные эмоции. Даже неинтересные или банальные сны могут содержать в себе фрагменты вытесненных воспоминаний. Если вы увидели особенно яркий сон, который произвел на вас большое впечатление, Фредриксон советует попробовать метод работы со снами, который включает в себя следующие шаги:

– поиск тем или символов сексуального насилия в ваших снах;

– анализ ваших чувств и мыслей в отношении этих символов или возможных вариантов их интерпретации;

– прояснение сна путем поиска дополнительной информации, более подробное описание деталей, свободные ассоциации;

– определение общих деталей пережитого насилия в том виде, в котором оно было интерпретировано и выявлено в процессе «работы со снами».

Многие психотерапевты согласны, что работа со снами – это действенный метод. «Сознательное мышление можно контролировать, сознательное понимание ситуации можно изменить при помощи защитных механизмов, – пишет Блум. – Но во сне реальность, тщательно замаскированная во время бодрствования, может просочиться наружу». А Беверли Энгель полагает, что сны могут «быть чрезвычайно наглядными и обнажать воспоминания, с которыми вы не могли или были не готовы столкнуться наяву». В качестве иллюстрации она рассказывает историю о Джуди, которая всегда знала, что ее насиловал родной брат, но однажды ночью увидела сон о том, как над ней надругался отец. «Она проснулась с ужасной болью во влагалище, и на нее разом нахлынули воспоминания. Она поняла: ее сон на самом деле был правдой».

Внимание! Были ли эти сны «правдой», или они «стали правдой», пока психотерапевт и пациентка вместе старались объяснить и устранить ее страхи, тревоги и неуверенность? И снова, так же как и в случае с упражнениями на воображение, психологи сомневаются в том, что сны служат надежной картой, по которой можно найти путь к реальности. Психолог Брукс Бреннеис недавно закончил обширный обзор литературы на тему взаимосвязи снов и травматичных событий. Результаты его работы свидетельствуют о том, что, даже когда человек видит сны о событии, реальность которого можно подтвердить (к примеру, об автомобильной аварии), этот сон часто очень отдаленно напоминает событие, произошедшее в реальности. На самом деле очевидно, что во сне травма отображается метафорически. Бреннеис приходит к следующему выводу:

Существует крайне мало клинических доказательств и совсем не существует эмпирических, которые могли бы подтвердить мысль о том, что определенный травматичный опыт предсказуемым образом в неизмененном виде переходит в содержание снов. Следовательно, идея того, что сон может в точности или почти в точности воспроизводить пережитый в реальности травматичный опыт, весьма сомнительна.

Учитывая тот факт, что сны часто складываются из «останков» происходивших наяву событий, неудивительно, что пациенты, посещающие сеансы психотерапии или сеансы по работе с памятью, иногда видят сны о событиях, имеющих отношение к насилию. Предложенная психотерапевтом интерпретация этих снов может отражать его собственные убеждения или предрассудки, а пациент может слишком охотно принять толкование врача, особенно если тот говорит, что сны – это попытки подсознания сообщить о пережитом в детстве насилии.

Ведение дневниковых записей

Согласно теории Фредриксон, существует пять видов памяти: воспроизводящая (recall memory) – это единственный вид, который относится к сфере осознанного и противопоставляется имагистической (imagistic memory), чувственной (feeling memory), телесной памяти (body memory) и памяти, связанной с неконтролируемыми эмоциональными реакциями (act-out memory). В то время как при работе с воображением и со снами используется имагистическая память («память, содержимое которой прорывается в сознание в виде образов») и чувственная память («память об эмоциональной реакции на определенную ситуацию»), ведение дневниковых записей позволяет проникнуть в память, связанную с неконтролируемыми эмоциональными реакциями, «которая заставляет человека спонтанно проявлять реакцию на забытые события в виде того или иного физического действия».

Идея ведения дневниковых записей состоит в том, чтобы начать с определенной точки отсчета – ощущений в теле, образов или символов, взятых из снов или кошмаров, и начать описывать словами образы или сообщения, всплывающие из подсознания. Фредриксон предлагает три основных способа извлечь вытесненные воспоминания при помощи дневниковых записей.

Первый способ – это свободные ассоциации: пациент записывает все, что приходит ему в голову, в том числе образы, чувства и телесные ощущения, не пытаясь их классифицировать или разбивать на категории. Классификация – это процесс, осуществляемый правым полушарием, и он, по словам Фредриксон, «не позволит левому полушарию получить доступ к тому, что хочет узнать пациент».

Для того чтобы воспользоваться вторым методом, следует начать с момента, когда было пережито насилие – будь он реальным или вымышленным, и написать о нем рассказ. Рассказ важно записывать как можно быстрее: «Можете быть уверены, что травматичные события из вашего прошлого… ваш разум почерпнет из подсознания, – пишет Фредриксон, – поскольку, когда вы делаете что-то быстро, проще положиться на опыт, чем на воображение».

Третий способ – это быстрое составление списка: следует не задумываясь набросать непосредственные реакции на основные обсуждаемые темы или наводящие вопросы, сопротивляясь желанию обдумывать, отсеивать, редактировать или сортировать информацию.

В качестве иллюстрации к последнему методу Фредриксон рассказывает следующую историю. На основе нескольких разрозненных воспоминаний и пары убедительных снов Энн пришла к выводу о том, что ее насиловала бабушка, но детали произошедшего от нее ускользали. Психотерапевт Энн дал ей ручку и листок бумаги, а затем попросил ее, не задумываясь и не беспокоясь о точности, перечислить пять насильственных действий, которые совершила ее бабушка. Энн тут же набросала восемь очень конкретных пунктов, описав в том числе воспоминания о том, как бабушка повесила ее кошку, о том, как она пыталась задушить саму Энн подушкой, и воспоминания об актах сексуального насилия. Зачитав этот список своему психотерапевту, Энн испытала боль и шок, но почувствовала облегчение оттого, что теперь она, по крайней мере, «в целом» знала, что с ней произошло.

Фредриксон предлагает читателю небольшой трюк, с помощью которого чуть проще пробиться к своему подсознанию: если вы будете писать в дневнике левой рукой, это облегчит вам доступ к правому полушарию – творческой, интуитивной части мозга, отвечающей за синтез. В своей книге «Возвращение домой» Джон Брэдшоу дает схожий совет, рекомендуя читателям писать не той рукой, которой они привыкли, – по-видимому, смысл в том, чтобы отстранить от дела контролирующее, логическое полушарие и «войти в контакт с чувствами вашего внутреннего ребенка».

Внимание! Метод ведения дневниковых записей представляется многим когнитивным психологам потенциально «рискованным занятием»², в особенности, когда психотерапевт советует своему пациенту отбросить критическое мышление и писать в режиме потока сознания, фиксировать все, что придет в голову, не останавливаясь, чтобы оценить результат. Вероятность того, что у человека, никогда не подвергавшегося насилию, возникнут ложные воспоминания и убеждения, усугубляется, если одновременно с этим способом применяются и другие психотерапевтические методы и/или психотерапевт выражает свои собственные убеждения, к примеру, говорит пациенту, что его симптомы свидетельствуют о пережитом в детстве насилии, что его выздоровление зависит от восстановления вытесненных воспоминаний или что дневниковые записи наверняка позволят получить доступ к достоверным воспоминаниям.

Кроме того, в огромном количестве научной литературы на тему работы памяти не содержится никаких доказательств того, что в подсознании существуют различные виды памяти. Таким образом, идею о наличии имагистической, чувственной, телесной памяти и памяти, связанной с неконтролируемыми эмоциональными реакциями, следует воспринимать как интересную, но недоказуемую теорию о том, как работает основанная на интуитивных и спонтанных реакциях часть нашего разума. «Внутренний ребенок» – это, очевидно, метафора (можно ли на самом деле «войти в контакт» с «чувствами» того, что представляет собой метафору?). А никаких доказательств того, что письмо другой рукой даст вам доступ к вашему «внутреннему ребенку», не существует. Как не существует и доказательств того, что, думая, классифицируя или категоризируя информацию – то есть осуществляя когнитивные акты мышления, рассуждения и анализа, вы помешаете себе получить доступ к содержащимся в подсознании воспоминаниям.

И напоследок добавим еще кое-что насчет метода «быстрого списка»: большинство психологов согласились бы, что любую теорию о работе разума, авторы которой предлагают прекратить «думать», скорее всего, следует пересмотреть.

Работа с телом

В основе «работы с телом» лежит теория, согласно которой тело помнит то, что разум подсознательно предпочитает забыть. Когда человек получает травму или подвергается насилию, наше сознание может отреагировать на это событие, заблокировав соответствующее воспоминание или спрятав его в самом темном углу подсознания, но наше тело всегда будет помнить о пережитом потрясении. Благодаря мануальной терапии и техникам по работе с телом мы можем получить доступ к таким «телесным воспоминаниям» и начать раскрывать правду о своем прошлом.

Фредриксон выделяет три этапа в процессе восстановления воспоминаний через работу с телом:

Энергия. Тело хранит воспоминания в виде энергии. Если дотронуться до той или иной части тела или помассировать ее, заблокированная энергия высвободится, а воспоминания активизируются.

Проявление. Сохраненное воспоминание проявляется через одно из пяти чувств.

Развязка. По мере того как начинают возвращаться воспоминания, также высвобождаются чувства печали и гнева, и жертве открывается правда о прошлом.

Телесные воспоминания, по-видимому, можно стимулировать при помощи любого из пяти органов чувств. Вот несколько примеров телесных воспоминаний: запах отбеливателя или новой кожи, вид ополаскивателя для рта или зубной пасты, звук скрипящей двери или расстегивающейся ширинки на штанах, вкус алкоголя или сигарет, чувство сонливости, мурашки или повышенная чувствительность в нижней части спины, на руках, пальцах ног, плечах или других частях тела. При возникновении телесного воспоминания пациент может испытывать крайне неприятные ощущения, как подтверждает одна из жертв, чьи слова процитированы в книге «Мужество исцеления»:

У меня появлялись телесные воспоминания, в которых совсем не было образов. Я просто начинала кричать или чувствовала, что из моего тела выходит нечто мне неподконтрольное. Обычно они появлялись во время или сразу после занятий любовью, или прямо в разгар ссоры. Когда я была возбуждена или взбудоражена, мое тело вспоминало, хотя я не видела никаких образов, просто из моего горла вырывался крик.

Врачи приводят сильные физиологические реакции, которые возникают у их пациентов при восстановлении воспоминаний об изнасиловании, в качестве убедительных доказательств способности человеческого тела вспоминать. В статье, опубликованной в научном журнале о сексуальном насилии над детьми Journal of Child Sexual Abuse, Кристин Куртуа объясняет, что воспоминания способны возвращаться на физиологическом уровне, в качестве телесных воспоминаний и ощущений. Жертва может вспомнить цвета, определенные образы или картинки, услышать звуки, почувствовать вкус или запах, в том числе неприятный. Тело пациента иногда реагирует болью, напоминающей ощущения, испытанные при изнасиловании. На теле может даже появиться настоящий шрам, пока извлекается и прорабатывается воспоминание об определенном случае изнасилования… Воспоминания также проявляются на соматическом уровне – через боль, заболевание (часто без медицинского диагноза), тошноту, а также такие конверсионные симптомы, как паралич и онемение.

Сью Блум кратко излагает суть общей теории телесной памяти и работы с телом:

Тело хранит воспоминания об инцесте, и мне доводилось слышать драматичные истории об удивительном раскрытии и восстановлении чувств и переживаний через работу с телом… Этот терапевтический метод появился довольно давно, но психотерапевты, которые беседуют со своими пациентами, никогда не воспринимали его всерьез. А следовало бы. С его помощью можно высвободить воспоминания и чувства, до которых нельзя добраться в ходе разговора.

Внимание! Несмотря на то что неосознанные воспоминания теоретически способны влиять на поведение и провоцировать физические симптомы, не существует никаких доказательств того, что реакции мышц и тканей можно однозначно интерпретировать как проявление конкретного эпизодического воспоминания. Ученые обращают внимание на то, что невозможно определить, вызваны ли связываемые с телесной памятью симптомы реальными воспоминаниями, текущими жизненными проблемами и стремлениями или же некой случайностью. Как объясняет психолог Мартин Селигман, «в науке, чтобы что-то доказать, необходимо выдвинуть нулевую гипотезу. Чтобы достичь научной достоверности, нужно показать, что ее можно опровергнуть». Но теория телесной памяти нарушает принцип нулевой гипотезы – эту теорию нельзя доказать, как нельзя и опровергнуть.

Гипноз

По мнению Фредриксон, гипноз внедряется в подсознание благодаря «имагистической памяти», тем самым облегчая извлечение погребенных воспоминаний о насилии. Наиболее распространенный метод гипноза, используемый для восстановления вытесненных воспоминаний, – это «возрастная регрессия». Как только пациент входит в состояние транса, психотерапевт просит его вернуться назад во времени и остановиться в том возрасте, который кажется ему важным. «Возвращенный в прошлое» пациент описывает сцены, образы и чувства, которые приходят ему в голову, и «теперь, когда клиент готов столкнуться с воспоминаниями об изнасиловании лицом к лицу, они всплывают из подсознания».

Фредриксон предупреждает, что гипноз – это не магическая сыворотка правды, и что он эффективен, только если пациент готов встретиться с «правдой» лицом к лицу. Об этом предостерегают и другие врачи, порой даже утверждая, что гипноз противопоказан жертвам инцеста. Некорректное использование и злоупотребление гипнозом может нанести пациенту «потенциальный вред», пишет Майк Лью в своей книге «Больше не жертвы», добавляя, что «воспоминания блокируются не просто так», и ставя под вопрос «пользу от раскапывания воспоминаний, к которым вы еще не готовы». Лью также скептически относится к стремлению психотерапевтов, практикующих работу с памятью, «решить проблему на скорую руку»:

Я не думаю, что есть смысл ставить первоначальной целью восстановление конкретных воспоминаний об изнасиловании. Такой подход создает ложное впечатление, что, если воспоминания вернутся, все сразу станет хорошо. Приняв это ошибочное мнение, можно глубоко разочароваться, обнаружив, что после восстановления воспоминаний предстоит еще много работы.

И снова внимание! В своей недавней статье психологи Стивен Джей Линн и Майкл Нэш отмечают, что особенности гипнотического состояния, взятые вместе или по отдельности, могут повысить риск возникновения псевдовоспоминания. Это наблюдение подтверждается докладом Американской медицинской ассоциации³ от 1985 года, а также последующими исследованиями, которые подчеркивают тот факт, что гипноз может повысить уверенность в восстановленных воспоминаниях при том, что уровень их достоверности никак или почти никак не меняется.

Повторяющиеся вопросы, как правило, «делают воспоминания более убедительными и устойчивыми, вне зависимости от их достоверности», предупреждают Нэш и Линн, и эта проблема усугубляется, если психотерапевт верит в фактическую точность воспоминаний пациента: «Если врач утверждает, что воспоминания пациента достоверны, последний может безосновательно верить в то, что они являются правдой».

В статье, представленной на ежегодном собрании Американской психологической ассоциации в 1992 году, Нэш рассмотрел случаи, когда находящийся под гипнозом пациент отправлялся вперед, в возраст семидесяти или восьмидесяти лет, и вспоминал события, которые ему только предстояло пережить. Он также описал случай из собственной практики: его пациент верил, что попал в руки к инопланетянам, и детально описывал высокотехнологичное оборудование, которое те подсоединили к его пенису, чтобы добыть образцы его спермы. «Я успешно лечил этого чрезвычайно восприимчивого к гипнозу мужчину в течение трех месяцев, используя стандартные методы извлечения воспоминаний и лишь дважды обратившись к гипнозу», – подвел итог Нэш.

Примерно через два месяца после начала терапии его симптомы ослабли: он снова нормально спал, навязчивые мысли и флешбэки прекратились, он вернулся к нормальному уровню межличностных контактов, а его продуктивность на работе выросла. То, что мы делали, помогло ему. Тем не менее я хочу обратить внимание на следующее: выходя из моего кабинета, он был столь же сильно убежден в том, что его похищали инопланетяне, как и когда впервые переступил порог моего кабинета. На самом деле он поблагодарил меня за то, что я помог ему «восполнить пробелы в памяти». Полагаю, мне не нужно говорить, насколько я был расстроен тем, что он выбрал именно эти слова.

Нэш сравнил историю этого пациента о похищении инопланетянами с восстановленными воспоминаниями взрослых людей о сексуальном насилии:

Перед нами яркий пример упорной веры в выдумку, которая практически бесспорно не является правдой, но которая тем не менее имеет все признаки ранее вытесненного травматичного воспоминания. Я регулярно работаю со взрослыми женщинами, которые были изнасилованы, и я не нахожу никакой разницы между клиническими проявлениями травмы у этого мужчины и у моих переживших насилие пациенток. Но мало того, этому пациенту, похоже, стало лучше, потому что он смог дополнить рассказ о травме и внедрить новые детали в собственное представление о мире.

Подводя итог, Нэш посоветовал врачам проявлять благоразумие и осторожность при работе с пациентами, рассказывающими о травматичных воспоминаниях, ведь, «в конце концов, мы (как врачи), не можем отличить выдумку о прошлом, в которую верит пациент, от реального воспоминания. На самом деле вполне вероятно, что между этими двумя явлениями вовсе нет никакой структурной разницы».

Исследователь гипноза Кэмпбелл Перри согласился с этим и высказал предположение о том, что психотерапевты могут нести ответственность за создание «псевдовоспоминаний», а также за укрепление веры пациентов в их достоверность:

Любое воспоминание, появившееся во время возрастной регрессии, может быть фактом, ложью, результатом конфабуляции или псевдовоспоминанием, возникшим случайно как следствие неуместных комментариев специалиста по гипнозу. Чаще всего даже специалист не может отличить одно от другого. Остается лишь надеяться, что с помощью фактов удастся подтвердить один из этих возможных вариантов.

В своей книге «Предположения о насилии» (Suggestions of Abuse) психотерапевт и эксперт по гипнозу Майкл Япко подчеркивает, что формальные методы гипноза не должны использоваться для того, чтобы сделать пациента восприимчивым к внушению. Сама по себе атмосфера психотерапевтического сеанса уже формирует восприимчивость к прямо высказанным или едва подразумеваемым предположениям. Япко описывает «немыслимый» случай из собственной практики:

Мне позвонила одна женщина и спросила, могу ли я провести с ней сеанс гипноза, чтобы определить, была ли она изнасилована в детстве. Я спросил ее, с чего она взяла, что была изнасилована. Она рассказала мне, что звонила другому психотерапевту по поводу своей низкой самооценки, и он сказал ей – даже ни разу не встретившись с ней, – что ее, должно быть, изнасиловали в детстве, поэтому ей нужно пройти сеанс гипноза, чтобы выяснить, когда и как это случилось.

Этот случай, который, как настаивает Япко, не уникален, он служит примером «глупости наивысшей степени» и «равносилен профессиональной халатности».

Арт-терапия

По мнению Рене Фредриксон, арт-терапия открывает доступ к двум видам подсознательной памяти: памяти, связанной с неконтролируемыми эмоциональными реакциями (которая заставляет человека спонтанно проявлять реакцию на забытые события в виде того или иного физического действия) и имагистической памяти (воспоминания, которые появляются в сознании в виде образов). Жертва может восстановить целое воспоминание или его фрагмент в процессе рисования или использовать законченный рисунок, чтобы стимулировать свою память.

Фредриксон описывает три основных метода, которые позволяют получить доступ к воспоминаниям или воспроизвести их более подробно при помощи художественного творчества:

• Образное вспоминание. Пациента просят выбрать в качестве отправной точки тот или иной образ, нарисовать его, а затем изобразить, что, по его мнению, может случиться дальше. Чаще всего используются догадки. «Главное – рисовать то, что, как вам кажется, скорее всего случится», – советует Фредриксон.

• Уже восстановленные воспоминания. Пациент добавляет детали к уже восстановленному воспоминанию, пытаясь сделать его более точным и конкретным.

• Толкование своей художественной работы. На этой последней стадии пациент пытается определить, возникают ли вновь в его сознании какие-либо ранее обнаруженные символы, темы или объекты. Обнаружение и толкование этих повторяющихся символов иногда помогает раскрыть вытесненные воспоминания.

Беа, одна из пациенток Фредриксон, любила рисовать и решила попробовать арт-терапию в качестве способа изучить свои чувства. На ее рисунках всегда присутствовали одни и те же пугающие символы: кровь, пентаграммы, одетые в мантии люди, дьявол, «огромные пенисы, пронизывающие маленьких детей». В конце концов Беа поверила, что воссоздает правдивые сцены из своего прошлого. После того как она долго рассматривала картину, на которой были изображены козел и маленький ребенок, окруженные фигурами в мантиях, она поняла, что эта сцена представляла собой реальное событие из ее детства. «Я нарисовала воспоминание, еще не сознавая, что это воспоминание!» – воскликнула она.

Психотерапевты часто используют упражнения с рисованием, чтобы помочь пациентам «сгенерировать» воспоминания о сексуальном насилии в детстве. «Иногда достаточно просто нарисовать спальню, чтобы заблокированные воспоминания вырвались наружу, если пациент способен изобразить на бумаге комнату так, как она выглядит в его представлении, – пишет психотерапевт Кэтрин Роланд. – Кровать может породить чувства, которых пациент пока не сознает, особенно если изнасилование произошло в этой спальне или рядом с ней. Можно задавать вопросы, «прощупывая пациента», чтобы выявить общее отношение членов его семьи к половой жизни, а указав на конкретные детали рисунка, можно помочь пациенту «приступить к более глубокому исследованию его опасений и страхов».

Внимание! Хотя рисование картин может открыть доступ к заблокированным чувствам, разумно ли использовать их для «более глубокого исследования опасений и страхов»? Следует задаться вопросом: к чему приведут эти более глубокие исследования? Если воспоминания возникают как реакция на рисунки или визуальные образы, у психотерапевта нет никакого надежного способа определить их достоверность. В очередной раз мы советуем проявлять осторожность.

Работа с чувствами

Работа с чувствами предназначена для того, чтобы проникнуть в «чувственную память», которую Фредриксон определяет как память об эмоциональной реакции на определенную ситуацию. Само воспоминание может быть вытеснено, а осиротелые чувства преследуют сознание и неугомонно ищут свое «родное» воспоминание. Таким образом, чувство, что вас насиловали, существует, хотя соответствующих воспоминаний нет, а жертва находится под глубоким влиянием сильных эмоций и ощущений, которые кажутся никак не связанными с текущей реальностью. Если жертва говорит: «Мне кажется, меня изнасиловали, но это всего лишь чувство», – речь идет о чувственной памяти.

Разумеется, жертвы испытывают множество различных чувств, но два из них считаются универсальными, и именно на них основывается метод: это печаль и гнев. Согласно теории, если жертва может войти в контакт со своими эмоциями, она может начать болезненный процесс их высвобождения. Когда начинают появляться чувства, часто вместе с ними возвращаются и вытесненные воспоминания. Фредриксон объясняет, как проходит структурированная работа с чувством печали:

Вы сворачиваетесь калачиком или ложитесь и начинаете медленно расслабленно дышать. Каждый раз, ощущая печаль, пробуйте выразить это чувство, издавая звук. Постепенно, с течением времени ваша печаль станет обретать форму. Печаль обычно накатывает волнами, так что не расстраивайтесь, если она угасла, ведь она наверняка вернется. С каждой новой волной этого чувства позволяйте себе стонать, выть, рыдать. По мере того как ваша печаль становится глубже, могут начать всплывать связанные с ней воспоминания.

Работа с печалью часто перерастает в работу с гневом (и наоборот). Цель работы с гневом – направить злость, раздражение и враждебность клиента туда, куда нужно: на насильника. Врачи предлагают для этого большой спектр методов, включая удары по полу, стенам, старому дивану или груде подушек при помощи теннисной ракетки, резиновой дубинки, скрученного полотенца, газеты или «биты столкновения» (мягкой резиновой дубинки); иногда пациенту предлагают топтать старые коробки из-под яиц или алюминиевые банки; отрабатывать удары из карате; рвать в клочья телефонные справочники голыми руками или просто кричать громко и долго, сколько хватит сил.

В «Мужестве исцеления» жертва описывает освобождение от эмоций, которое она испытала во время работы с гневом:

Работать с гневом было совсем не страшно. На самом деле это даже очень интересно. В такой безопасной обстановке, где вас окружает столько любви, появляется чувство, что можно говорить и делать все, что угодно. Нормально, если ты ударишь отчима в лицо резиновой дубинкой. Помню, как я подумала: «Не так уж и плохо. Это никого не убьет». Время от времени я останавливалась, осматривала комнату и думала: «Не может быть, чтобы это вышло из меня!» Я в клочья разорвала телефонный справочник Денвера, ни одной целой страницы не оставила, но это было еще не все. Мне приходилось делать паузы, чтобы перевести дыхание или высморкаться, и я помню, как однажды я посмотрела на ведь царящий вокруг разгром и подумала: «Боже мой! Все это было внутри меня!» Меня ошеломило, сколько во мне было гнева.

Внимание! Поскольку нет никаких доказательств того, что работа с чувствами приведет к восстановлению реальных воспоминаний, а не вымышленных, придуманных, мнимых, представляется целесообразным повторить выводы психоаналитика Элис Миллер, касающиеся «целей» терапии: «Помочь пациенту эмоционально воспринять свою жизненную историю и осмыслить ее, чтобы обрести новые жизненные силы, – вот основная цель психотерапии».

Когда эта цель достигнута, продолжает Миллер, настает черед пациента взять на себя ответственность за свои жизненные решения. «В задачи психотерапевта не входит “социализация” пациента или его “воспитание” (поскольку любая форма воспитания отрицает самостоятельность человека), а также “налаживание его способности заводить друзей” – все это его личное дело».

Психотерапия представляет или, по крайней мере, раньше представляла собой способ помочь пациенту стать ответственным человеком. Однако некоторые психотерапевты утверждают, что с таким упором на выражение эмоций психотерапия может приобрести некоторые черты насилия. Психолог Маргарет Сингер рассматривает эту проблему в широком контексте:

В конце концов, если терапия дает нужные результаты, пациент становится более самостоятельным, более ответственным, более зрелым и обретает больший контроль над собственной жизнью. Но в наши дни от пациента часто ждут, что тот начнет выражать свои эмоции так, как этого пожелает психотерапевт. Многие пациенты рассказывают мне, что их психотерапевты советовали им постоянно оставаться в состоянии гнева. Так каким же образом психотерапия может помочь им стать более зрелыми, более независимыми, адаптированными к жизни гражданами? Мне стыдно, что призванные лечить профессионалы так далеко отошли от стандартов заботы о пациенте и принципа «не навреди».

Групповая терапия

Групповая терапия считается мощным дополнением к индивидуальной терапии и важной частью лечения. Майк Лью подчеркивает плюсы поддержки и солидарности, которые жертвы насилия ощущают на групповых сеансах, где другие могут «выслушать вас», «поверить вам» и «действительно понять, что вы говорите правду об изнасиловании и о его последствиях, ведь они сами побывали в похожей ситуации».

Ощущение, что другие слушают вас, верят вам и знают правду, срабатывает как катализатор, который позволяет воспоминаниям кристаллизоваться и в конце концов обрести устойчивую форму. «Ваши воспоминания, которые так долго казались нереальными, приобретают вес каждый раз, когда вы рассказываете о них другим», – говорит жертвам Фредриксон.

Групповая терапия также считается эффективным способом ускорить процесс извлечения воспоминаний. Когда участники группы один за другим отождествляют и соотносят свой опыт с воспоминаниями, озвученными другими, появляется своеобразная «цепочка» воспоминаний и чувств. Как советуют Басс и Дэвис: «Если вам все еще не удается точно определить, что с вами случилось, вы можете подтолкнуть собственные воспоминания, слушая рассказы других женщин. Их слова способны высвободить ваши похороненные чувства».

В своей книге «Травма и восстановление» (Trauma and Recovery) Джудит Льюис Герман расхваливает групповую терапию как способ пробудить воспоминания других участников:

Связь, которая возникает между участниками ориентированной на работу с травмами группы, дает им возможность начать вспоминать и скорбеть. Группа представляет собой мощный стимул для восстановления травматичных воспоминаний. По мере того как каждая участница реконструирует историю своего прошлого, детали этой истории практически неизбежно пробуждают воспоминания у каждого из слушателей. В группах жертв инцеста практически каждой участнице, которая поставила себе цель восстановить воспоминания, удается это сделать. Женщинам, которые чувствуют, что из-за амнезии оказались в тупике, рекомендуется рассказывать те части своей истории, которые они помнят. Члены группы неизменно предлагают свежий эмоциональный взгляд на произошедшее, тем самым перекидывая мостик к новым воспоминаниям.

Внимание! Хотя многие психологи и психиатры считают стимуляцию и провоцирование воспоминаний на основе ассоциаций важной функцией групповой терапии, они предупреждают, что цепная реакция может выйти из-под контроля. Психиатр Пол Мак-Хью пишет, что чрезвычайно опасно смешивать людей, у которых есть воспоминания об изнасиловании, с теми, кто полагает, что мог стать жертвой, но ничего об этом не помнит. Давление, оказываемое в таких «смешанных» группах, может привести к формированию псевдовоспоминаний. Вот что говорит одна пациентка, которая в конце концов восстановила воспоминания о том, как в возрасте одного года ее изнасиловали на пеленальном столике: «В группе была атмосфера сильного давления. Тебя просто не принимали по-настоящему, если у тебя не было кучи воспоминаний».

Психолог Кристин Куртуа считает, что групповая терапия может быть ценным источником «чувства безопасности, поддержки и понимания», но утверждает, что необходимо присутствие психотерапевта, который должен «внимательно наблюдать за происходящим и направлять процесс терапии так, чтобы все члены группы не испытывали постоянной эмоциональной перегрузки». Джудит Льюис Герман согласна, что воспоминания порой приходят очень быстро и тогда появляется необходимость «замедлить процесс, чтобы его могла выдержать психика как отдельных пациентов, так и всей группы».

Герман делает вывод о том, что первоочередной задачей психотерапевта в любой группе, ориентированной на работу с травмами, должно быть создание чувства безопасности:

Если этого не сделано, члены группы могут легко напугать друг друга как ужасными событиями из прошлого, так и опасностями, подстерегающими их в настоящем. Одна жертва инцеста рассказывает, что истории других членов группы лишь ухудшили ее состояние: «Я думала, что, придя в группу и увидев, сколько женщин прошли через то же самое, я почувствую облегчение. Но в группе самым мучительным страданием для меня стало осознание того, что мне не становится легче: наоборот, мой страх увеличился в разы».

Противостояние

Как только вытесненные воспоминания возвращаются к жертве, ей говорят, что у нее есть выбор: продолжить терапию, индивидуально и спокойно занимаясь проработкой чувств гнева и печали, или противостоять изнасилованию (и защитить себя), выступив против насильника. Второй вариант никогда не преподносится как безопасный. Большинство авторов, пишущих о жертвах инцеста, предупреждают, что противостояние следует рассматривать как возможную стратегию только при условии, что жертва полностью готова и успешно восстанавливается. Кроме того, жертву уверяют, что противостояние – это выбор, который можно не делать. Вот что пишет Майк Лью в своей эмоциональной главе о конфронтации: «Противостоять насильнику – очень сложное и трудоемкое дело… это исключительно индивидуальное, личное решение. Для некоторых людей оно становится логичным следующим шагом на пути к восстановлению, для других же может оказаться опасным и губительным».

Но в этих книгах также много говорится об исцеляющей силе озвучивания правды. «Сказать членам семьи о том, как вам было больно, – это самый действенный способ исцеления. Теперь вы наконец-то можете свободно говорить правду», – пишет Фредриксон. И не только можете, у вас есть на это право. «У всех есть право рассказывать правду о своей жизни», – пишут Басс и Дэвис в начале главы под названием «Откровения и противостояние».

Когда мы говорим правду, мы обретаем чувство «внутренней силы», которую Фредриксон определяет как «духовную, физическую и эмоциональную силу». Противостояние представлено как обряд инициации, болезненный, но важный шаг в процессе перехода от роли жертвы к роли пережившего травму человека. «Противостояние насильнику… это, безусловно, решающий шаг на пути жертвы к возвращению собственной силы; тем самым жертва заявляет, что она не будет молчать, что ею никто не может управлять, – пишет Сью Блум. – Противостояние – это возможность заявить: “Я знаю, что ты сделал, и у тебя не было на это права”».

В литературе для жертв инцеста иногда предлагаются конкретные советы по подготовке к противостоянию. Нужно обзавестись системами поддержки, тщательно проанализировать свою мотивацию и ожидания, отрепетировать процесс. Жертва может начать рассказывать свою историю поддерживающим ее людям: психотерапевту, членам группы, друзьям, супругу или второй половине. Можно проработать свои чувства через написание писем и попросить психотерапевта и друзей дать обратную связь. Жертва может представлять сцены противостояния, воображая себя сильной, уверенной и полностью контролирующей ситуацию личностью, или поучаствовать в ролевой игре или в психодраме, репетируя различные сценарии противостояния с психотерапевтом или членами группы.

Затем, когда жертва полностью готова, она может «рассказать правду» своей семье. В случае противостояния ей всегда следует избегать выражения сомнений или неуверенности и четко заявлять, что она знает правду, особенно при описании того, как на нее повлияло изнасилование. «Избегайте робости, когда говорите о вытесненных воспоминаниях, – советует Фредриксон. – Не просто рассказывайте о своих воспоминаниях, акцентируйте внимание на том, что вы говорите правду. Если месяцы или годы спустя вы выясните, что ошиблись в деталях, вы всегда сможете извиниться и исправить ошибку».

В случае противостояния жертве следует ожидать от насильника заявлений о невиновности и возмущения. «Будьте готовы столкнуться с отрицанием», – пишет Майк Лью.

Не позволяйте ситуации перерасти в спор или конфликт. Не позволяйте виновнику убедить вас в недостоверности ваших воспоминаний. Помните, что он уже врал вам. Стойте на своем и не позволяйте себе впадать в отчаяние.

Если насильник продолжает отрицать и отвергать историю жертвы, приходит время поднять вопрос о вытеснении. «Возможно, стоит предположить, что разум насильника вытеснил все воспоминания об этом событии», – объясняет Фредриксон. Однако жертвы должны любой ценой избегать реальной войны. Жертва не обязана убеждать или переубеждать насильника. Единственная цель разоблачения и противостояния – освободиться, вернуть себе силу, доказать себе, что вы больше не боитесь и что вами больше никто не управляет, и таким образом гарантировать себе, что вы больше никогда не станете жертвой. По словам Лью, противостояние – это «проявление самоуважения».

В «Мужестве исцеления» представлены несколько наглядных примеров успешного противостояния:

Двадцать лет назад женщина пришла на похороны дедушки и у его могилы рассказала всем, что он с ней сделал. В городе Санта-Круз, Калифорния, волонтеры из организации «Женщины против насилия» ходили с жертвами насилия на работу к изнасиловавшим их людям. Представьте, десять или двенадцать женщин окружают мужчину, тем самым создавая реальную поддержку жертве, пока она рассказывает, что он с ней сделал… Одна жертва рассказала о женщине, которая вывела своего брата на чистую воду в день его свадьбы. Она написала, что именно он с ней сделал, и распечатала копии. Стоя среди встречающих, она раздала всем гостям по запечатанному конверту со словами: «Это мои чувства по поводу свадьбы. Пожалуйста, прочитайте, когда вернетесь домой».

Внимание! Влияние атмосферы, которая царит у смертного одра, среди гостей на свадьбе или в момент личного противостояния один на один распространяется не только на обвиняемого, который может оказаться невиновным. Нужно также принимать во внимание ущерб, наносимый жертве. Что, если «месяцы или годы спустя» жертва поймет, что она на самом деле «ошиблась в деталях»? Обещание, что она «всегда сможет извиниться и исправить ошибку», никоим образом не отменяет катастрофических последствий, которые в результате подобных обвинений возникают в жизни каждого, кто оказался причастен. Разваливаются семьи, безвозвратно рушатся отношения, ломаются жизни.

Тридцатипятилетняя женщина рассказала своей матери, умирающей от рака вдове, что к ней вернулись воспоминания о том, как оба родителя в детстве насиловали ее. Два дня спустя обвиненная мать совершила самоубийство, съехав на машине с утеса. Она оставила записку, в которой объяснила, что «ей больше незачем жить». Кто может предсказать, каковы будут долгосрочные последствия такого противостояния и как оно скажется на этой женщине, которая теперь считает свои воспоминания ложными?

Привлечение преступника к ответственности

В «Мужестве исцеления» есть занимающий пять страниц раздел, написанный Мэри Уильямс, адвокатом, которая представляет в суде интересы взрослых жертв сексуального насилия. Уильямс кратко описывает последние изменения в законе о сроке давности уголовного преследования, цитируя постановление властей штата Калифорния, которое регламентирует подачу гражданских исков, основанных на обвинениях в сексуальном насилии над детьми, когда насильник – один из членов семьи. Согласно новому постановлению, жертва может подать иск в суд до достижения двадцати одного года. Кроме того, это можно сделать в течение трех лет с момента раскрытия факта изнасилования. Таким образом, если жертва вытеснила воспоминания о насилии и в результате не знала о травме многие годы или даже десятки лет, то ей будет предоставлено три года с момента раскрытия факта насилия (предположительно, в ходе терапии), чтобы подать иск в суд. (После публикации книги «Мужество исцеления» в 1988 году более двадцати штатов пересмотрели законы о сроках давности уголовного преследования в случае сексуального насилия над детьми.)

Целая страница в «Мужестве исцеления» посвящена теме «взыскания компенсаций». Уильямс рассматривает диапазон выплат («по своему опыту могу сказать, что выплаты обычно варьируются приблизительно от 20 000 до 100 000 долларов), а также добавляет сноску о том, что в будущем средняя сумма компенсационных выплат, скорее всего, возрастет⁴. Также рассматривается возможность получать выплаты от страховой компании владельца недвижимости за ущерб, причиненный по «неосторожности».

В последнем разделе представлен анализ затрат и выгод от подачи иска. Несмотря на то что жертва «сталкивается с ощущением, что ее надежды не оправдались, и разочарованием», когда дело улажено, но «эмоциональное восстановление все еще впереди», выгоды от подачи иска в суд представляются очень значимыми:

По своему опыту могу сказать, что практически все мои клиенты, подавшие такого рода иски, в результате судебного разбирательства отметили личностный рост, повышение самооценки и прилив сил… Многие мои клиенты испытывают невероятное чувство облегчения и победы. Они становятся сильнее, подавая иск в суд. Они избавляются от иллюзии того, что этого никогда не было, или что родители действительно любили их и разумно заботились о них. Это приводит к отделению от семьи, которое идет жертве на пользу и может стать для нее своеобразным обрядом инициации.

В конце раздела приводится список адвокатов (с телефонными номерами и адресами), специализирующихся на делах взрослых жертв.

В «Тайно выживших» (Secret Survivors) Сью Блум на двух страницах рассуждает на тему «Привлечение виновника к ответственности». Она пишет, что иск дает жертвам «возможность получить подтверждение своим словам от системы, которая отвернулась от них; положительный исход таков, что система признает – да, что-то произошло, и да, он не имел на это права». Блум также рассматривает практические основания для подачи иска. Выплаты могут быть использованы для того, чтобы погасить «огромные расходы на медикаменты и психотерапию женщинам, чья способность зарабатывать (изначально низкая из-за половой принадлежности) подорвана еще больше из-за ущерба, причиненного насилием».

Пожалуй, это и есть вполне логичный и актуальный для нашего времени способ завершить обсуждение странной и таинственной проблемы вытесненных воспоминаний о сексуальном насилии. Если не остается другого выхода (а лучше прежде чем у вас не останется другого выхода), наймите адвоката и подайте иск о возмещении ущерба.

Еще пара напутственных слов

В середине книги Рене Фредриксон есть одно короткое предложение, содержащее двадцать одно слово и предупреждающее о возможной опасности. Мы хотели бы продублировать здесь этот совет в надежде, что содержащаяся в нем правда станет противовесом часто повторяющемуся утверждению о том, что «восстановление воспоминаний – самый целительный процесс».

Ни вы, ни ваш психотерапевт не захотели бы принимать ложную реальность за правду, ведь именно в этом заключается истинная суть безумия.

Если бы только у нас был способ отделить ложную реальность от правды. Но его нет, и в большинстве случаев, когда речь идет о «вытесненных» воспоминаниях, у нас его никогда не будет. Вера – корень проблемы. Если мы думаем, что что-то реально, это становится нашей правдой, и едва ли найдется кто-то, кто сможет сломить нашу веру.