Великое заклятие Геммел Дэвид
Клинок при луне казался черным, и Антикас сначала подумал, что он сделан из потемневшего серебра. Но когда он повернул его, меч сверкнул под луной.
— Что это за металл? — спросил Антикас.
— Это не металл, дитя, а заговоренное черное дерево.Тайну его обработки знает один Эмшарас. Этот клинок,хотя он и деревянный, даже камень способен рубить.
— Почему эти мечи называются грозовыми?
— Подержи ладонь над лезвием.
Антикас так и сделал. По клинку побежали цветные огни, и в ладонь вдруг ударила голубовато-белая молния. От неожиданности Антикас выронил меч. Тот вонзился острием в землю, и только изогнутые поперечины рукояти помешали ему уйти вглубь целиком. Антикас вытащил его — на клинке не осталось ни единого грязного пятнышка. Он опять подержал над мечом руку, и молния ударила в нее, но боли не было. Волоски на тыльной стороне ладони поднялись дыбом.
— Откуда берется эта молния? — спросил он.
— Я и сам хотел бы знать. Эмшарас был Ветрожителем и знал больше любого человека, хотя бы и чародея.
— Он был демон и делал мечи, чтобы сражаться с демонами? Но зачем?
— У тебя прямо-таки талант задавать вопросы, накоторые я не могу ответить. Эмшарас по причинам, известным только ему, заключил союз с тремя королями, и он же наложил Великое Заклятие, изгнавшее демонов из этого мира.
— Всех, в том числе и его?
— Правильно.
— Не вижу в этом смысла. Он предал свой народ, все свое племя. Что может толкнуть человека на подобное дело?
— Он был не человеком, а демоном, как ты верно сказал. Кто способен понять такое существо? Уж конечно,не я — ведь у меня достало глупости довериться одному из них, и я поплатился за это жизнью.
— Не выношу тайн, — сказал Антикас.
— А вот я всегда питал к ним склонность. Однакопричиной того, о чем ты спрашиваешь, могла быть обыкновенная ненависть. Эмшарас и его брат Анхарат былисмертельными врагами. Анхарат вознамерился известичеловеческий род, и Эмшарас задался целью ему помешать.Знаешь старую поговорку: враг моего врага — мой друг? Вот и Эмшарас стал другом человечества.
— Меня это не убеждает. Он должен был любить хоть кого-нибудь из своих, однако истребил их всех.
— Он не истребил их, просто изгнал с этой земли. Ираз уж мы говорим о мотивах, разве ты сам не стал причиной гибели той, кого любил?
— Это совсем другое дело, — растерянно ответил Антикас.
— Позволь не согласиться с тобой.
— Хотелось бы поговорить о более насущных вещах. Воины, с которыми я должен сразиться, — это креакины, верно?
— Да. Величайшие из бойцов, когда-либо живших на свете.
— Они еще не встречались со мной.
— Даже при виде тебя, мой мальчик, у них поджилки незатрясутся. Поверь мне.
— А напрасно. Расскажи мне о них.
Он опять сидел на перилах, когда из тумана появились всадники. Их возглавлял черный воин, Ногуста. Королева сидела боком, и ее коня вела стройная белокурая женщина в просторном голубом платье. Следом ехал здоровяк Зубр. В последний раз Антикас видел его у столба для бичевания в день, когда Ногуста убил Цереза. На коне перед ним сидела маленькая светловолосая девочка. Сзади на одной лошади ехали двое подростков: рыжий парень лет пятнадцати и худющая девчонка с длинными темными волосами. Потом Антикас увидел Дагориана с маленьким свертком в руках. Замыкал процессию лучник Кебра.
Ногуста рысью спустился к Антикасу по отлогому склону.
— Доброе утро. — Антикас соскочил наземь и поклонился. — Рад видеть тебя живым.
Ногуста с непроницаемым лицом спешился и подошел поближе.
— Я вам не враг, чернокожий, — сказал Антикас.
— Я знаю.
— Калижкан рассказал тебе про меня? — удивился Антикас.
— Нет. Я сам увидел. — Ногуста махнул своим, и они двинулись к мосту.
Антикас низко поклонился Аксиане, которая улыбнулась в ответ. Она показалась ему исхудавшей и утомленной.
— Здорова ли королева? — спросил он Ногусту, когда она проехала мимо.
— Роды были трудными, и она потеряла много крови. Монахиня лечит ее, но нужно время, чтобы она поправилась совсем.
— А что ребенок?
— Здоров и крепок. Надеемся, что он и дальше останется таким. Известно вам, что за нами гонятся?
— Да. Креакины. Калижкан мне сказал. Я останусь здесь и заступлю им дорогу.
Ногуста впервые за весь разговор улыбнулся:
— Даже вы не сможете победить четырех таких воинов. И черный меч не поможет,
— Тебе многое открылось. Не хочешь поделиться со мной своим видением? — Ногуста покачал головой, и Антикас с широкой улыбкой заключил: — Стало быть, мне предстоит умереть. Ну что ж. Такого со мной еще не случалось, может быть, мне даже понравится.
Дагориан, Кебра и Зубр вернулись к ним с той стороны моста.
— Что он здесь делает? — гневно осведомился Дагориан.
— Он пришел помочь нам, — ответил Ногуста.
— Навряд ли. Он подсылал ко мне убийц. Он заодно с нашими врагами.
— В твоих рядах недостает дисциплины, Ногуста, — заметил Антикас. — Возможно, поэтому тебя так и не произвели в офицеры.
— Может, шею ему свернуть? — предложил Зубр.
— А вот это уже нечто новое — говорящая обезьяна.
Зубр рванулся вперед, однако Ногуста удержал его, поморщившись от боли в поврежденном плече.
— Успокойтесь. Никакого предательства здесь нет. Антикас Кариос наш. Поймите это. Прошлое не имеет значения. Он пришел, чтобы оборонять мост и позволить нам выиграть время. Постараемся обойтись без оскорблений. Креакины явятся ночью, — сказал Ногуста Антикасу. — Они не любят солнца и будут ждать, когда тучи разойдутся и проглянет луна. Их четверо, но демон, вселившийся в Маликаду, пришлет им на подмогу взвод вентрийской кавалерии.
— Ты говоришь, что в одиночку я не смогу победить их. Может быть, ты останешься со мной в таком случае?
— Охотно.
— Нет, — сказал вдруг Дагориан. — У тебя болит плечо. Я видел, как ты держишься в седле. Ты страдаешь, и тебе трудно двигаться. С ним останусь я.
— И я, — сказал Кебра.
— Так не годится, — возразил Ногуста. — Нельзя рисковать всеми ради одной-единственной схватки. Еще четверо креакинов движутся нам наперерез, и мы должны уйти как можно дальше. Защищать этот мост назначено Антикасу Кариосу, и Дагориан вызвался остаться с ним. Пусть так и будет. Вы, Кебра и Зубр, поедете дальше с остальными. Продолжайте следовать на юг. В миле отсюда дорога разветвляется. Поезжайте налево, и вы доберетесь до самой высокой точки пути. Будьте осторожны: там холодно, и дорога опасна. Я скоро догоню вас.
Они удалились, и Ногуста потер плечо. Целительная магия Ульменеты срастила сломанную ключицу, и он быстро поправлялся — но не настолько быстро, чтобы быть полезным двум защитникам моста.
— Принесите черные мечи, — сказал он Антикасу, и тот принес их, отвязав от седла. Предупредив Ногусту и Дагориана, чтобы не прикасались к клинкам, он развернул холст. Мечи не отличались один от другого ничем, кроме вделанных в рукояти камней, один из которых был голубой, другой белый, как свежий снег, третий багровый. Меч с голубым камнем Антикас взял себе. Ногуста ждал, когда выберет Дагориан. Молодой офицер взял тот, что с белым камнем, и Ногусте достался красный.
— Не знаю, что тебе и посоветовать, — сказал черный воин Дагориану. — Держись поближе к Антикасу и защищай его спину, как умеешь.
— Ты видел бой, который нам предстоит, не так ли?
— Только урывками. Не спрашивай меня об исходе. Ты молодец, Дагориан. Не многие отважились бы сразиться с такими противниками.
— Все это очень трогательно, чернокожий, — вмешался Антикас, — но почему бы тебе не отправиться следом за остальным? Я уж, так и быть, возьму Дагориана под крыло.
— Я в твоем покровительстве не нуждаюсь, — отрезал Дагориан.
— До чего же вы, дренаи, щепетильны. Думаю, это возмещает вам отсутствие подлинного благородства. — Антикас сел на коня и поехал по мосту.
— Ты уверен, что ему можно доверять? — спросил Дагориан.
Ногуста кивнул.
— Не обращай внимания на то, как он держится. Для этого человека честь превыше всего, и его мучает стыд. Кроме того, ему страшно. То, что ты видишь, всего лишь маска. Он происходит из древнего вентрийского рода и в этом находит поддержку перед встречей с жестоким врагом.
— Я не хотел становиться солдатом, — помолчав, сказал Дагориан.
— Да, я знаю. Ты хотел стать священником. Но подумай, друг мой: разве держать светильник горящим, чтобы отгонять тьму — не первый долг священника? Разве не его цель противостоять злу, в чем бы оно ни проявлялось?
— Это верно, — согласился Дагориан.
— Значит, сейчас ты священник, потому что враги твои — демоны, алчущие невинной крови.
— В поощрении я не нуждаюсь, — улыбнулся Дагориан, — но все равно спасибо.
— Когда ты исполнишь здесь то, что надлежит, поезжай на юг по высокой дороге. Вдали ты увидишь покинутый город Лем, где мы будем тебя ждать.
Дагориан промолчал и с понимающей улыбкой протянул руку. Ногуста крепко пожал ее, сел на Звездного и поехал прочь.
На той стороне реки его встретила Ульменета.
— Ты сказал ему? — спросила она.
— Нет, — ответил он с грустью.
— Почему? Разве он не вправе знать?
— Вряд ли он будет драться лучше, если узнает.
Путники уехали, и Дагориан с глубоким вздохом оглядел мост. Тот, выстроенный из камня, насчитывал восемьдесят футов в длину и двадцать в ширину. Раньше Дагориан видел его только на картах. Прежде столь внушительное сооружение должно было как-то называться, но теперь это название забылось, как и название текущей под мостом реки. Мост воздвигли здесь во времена процветания города Лема. Он, вероятно, обошелся в целое состояние, и на постройке его работали сотни людей. С обеих сторон его украшали статуи, от которых теперь остались только постаменты. Ногуста сказал верно: со временем все забывается. На речном берегу Дагориан увидел торчащую из ила каменную руку. Он спустился туда, разгреб грязь и очистил мраморное плечо. Голова отсутствовала. В кустах отыскалась часть мраморной ноги. Кто-то сбросил статуи с моста — любопытно знать, зачем.
Дагориан напился прямо из реки и вернулся на мост.
— Придется поработать немного, дренай, — сказал ему Антикас.
На северном берегу имелось множество камней и валунов. Два часа Дагориан с Антикасом трудились, вкатывая на мост те, что побольше. За работой они почти не разговаривали, и Дагориан по-прежнему чувствовал себя неуютно в присутствии этого вентрийца с ястребиными глазами. Этот человек отдал приказ убить его; мало того, он приложил руку к истреблению дренайской армии и гибели короля. Теперь Дагориану предстояло сразиться вместе с ним против страшного врага — мысль, что и говорить, не из приятных.
Кроме камней, Антикас нарезал в кустарнике толстых веток, которые его конь волоком доставил на мост. Пристроив их между перилами и каменным заграждением, он наконец удовлетворился, провел коня через препятствие и привязал на том берегу рядом с конем Дагориана.
— Мы сделали, что могли — теперь остается ждать, — сказал он.
Дагориан, кивнув, отошел и сел на перила. Туман рассеивался, и сквозь него проглядывало солнце.
— Не мешало бы поупражняться, — сказал Антикас.
— Нет нужды, — отрезал Дагориан.
— До твоей ненависти мне дела нет, дренай, — процедил Антикас, подойдя вплотную к нему, — но твои капризы меня раздражают.
— Ты убийца и предатель. Довольно того, что я согласился сражаться рядом с тобой. Разговаривать нам не о чем, а в учениях и вовсе нет смысла. Я и без того умею владеть мечом.
— Так ли? Смотри! — Антикас приложил черный клинок к черной толстой ветви, и меч разрезал старое дерево, как масло. — Мы с тобой будем биться бок о бок. Одно неверное движение, и один убьет другого. Случаи, когда соратники в тесном боевом порядке наносят раны друг другу, нередки.
Дагориан, зная, что это правда, слез с перил и обнажил собственный меч.
— Хорошо. Что ты предлагаешь?
— Какую сторону ты предпочитаешь оборонять — правую или левую?
— Правую.
— Отлично. Займи позицию, и мы отработаем самые простые приемы. Неприятель будет вынужден наступать пешим, пробираясь через камни и кустарник. Мы встретим их здесь. Что бы ни случилось, держись справа от меня. Не переходи на мою сторону. Ты уступаешь мне в мастерстве, поэтому не вздумай бросаться мне на выручку. Если подобное намерение возникнет у меня, я подам голос, чтобы ты знал, где я нахожусь.
Некоторое время они упражнялись в боевых приемах, договаривались о сигналах и обсуждали стратегию. Потом, сидя на камнях, подкрепились вяленым мясом из запасов Дагориана и замолчали, думая каждый о своем.
— Никогда еще не дрался с демонами, — сказал наконец Дагориан. — Беспокойно как-то.
— Демон — просто название, ничего более. Они ходят, говорят и дышат, а у нас есть оружие, способное их убивать.
— Похоже, ты крепко уверен в себе.
— А ты нет?
— Я не хочу умирать, — со вздохом признался Дагориан. — Выходит, я трус?
— Умирать никому не хочется. Но если ты будешь думать во время боя, как остаться в живых, умрешь наверняка. Главное для воина — не давать воли воображению, пока он бьется. Вдруг меня ранят, вдруг изувечат, вдруг я умру — такие мысли делают руку нетвердой. Враги явятся и мы их убьем. Вот все, о чем следует думать.
— Легко сказать.
— Не бойся смерти, Дагориан, — улыбнулся уголком губ Антикас, — ведь она рано или поздно приходит к каждому. Я, к примеру, предпочитаю умереть молодым и сильным, чем беззубым старцем, докучающим всем рассказами о своей молодости.
— Я не согласен. Я хотел бы увидеть, как вырастут мои дети и внуки. Испытать любовь и радости семейной жизни.
— Ты уже любил когда-нибудь?
— Нет. Я думал… — Дагориан помедлил, — думал, что люблю Аксиану, но она была для меня только мечтой, идеалом. Такая хрупкая, беззащитная. Нет, я никогда не любил. А ты?
— Нет, — выговорил Антикас, в памяти которого горел образ Кары.
— Как по-твоему, демоны тоже любят? — спросил вдруг Дагориан. — Женятся, заводят детей? Я думаю, что да.
— Никогда не задумывался об этом. Калижкан говорил, что волшебник Эмшарас влюбился в смертную женщину и имел от нее детей, а он был демон.
— Я знаю о нем только то, что он несколько тысяч лет назад наложил Великое Заклятие.
— Да, и для меня это загадка. По словам Калижкана, он отправил все свое племя в пустоту, в мир небытия. Сотни тысяч душ, изгнанных с земли, пребывают там вечно, не имея формы. Есть ли преступление более тяжкое, чем это?
— Почему ты называешь это преступлением? Ведь то, что он сделал, спасло человеческий род.
— Человеческий — да, но Эмшарас не был человеком. Почему же он так поступил? Почему не изгнал в пустоту человека и не предоставил землю своим? Вот что я хотел бы понять.
— Для него это явно имело смысл. Возможно, он думал, что его народ служит злу.
— Еще того не легче! Раз мы полагаем, что он поступил хорошо, значит, он-то сам добрый? С чего же это он стал единственным добрым демоном на свете? А как же быть с дриадами, оберегавшими лес, или с крандилями, хранителями полей и лугов? Они ведь тоже сказочные существа, духи, демоны.
Дагориан вдруг рассмеялся и потряс головой.
— Что тебя так развеселило?
— Разве не смешно, что двое мужчин, сидя на мосту и ожидая смерти, толкуют о чародее, умершем тысячи лет назад? Подобную беседу скорее пристало вести в Дренанской библиотеке. Мне нет дела, почему он так поступил, — уже серьезно сказал Дагориан. — Разве это важно для нас теперь?
— Хочешь весь день просидеть мрачным? Весело же мне с тобой будет. Никто тебя не заставляет здесь оставаться, Дагориан. Ты не прикован.
— А ты сам? Почему ты остался?
— Я люблю сидеть на мостах. Это успокаивает.
— Ну а я остаюсь потому, что мне страшно. Понимаешь меня?
— Нет, — признался Антикас.
— Несколько дней назад я атаковал пятерых вентрийских кавалеристов. Я думал, что умру, но кровь во мне кипела, и я ринулся в бой. Потом Ногуста с Кеброй пришли ко мне на подмогу, и мы одолели их.
— Да, я заметил, что ты ездишь на коне Веллиана. Но к чему ты ведешь?
— К чему? Да к тому, что мой страх никуда не делся. Он растет с каждым днем. Мы, преследуемые демонами, могучими и непобедимыми, бежим к городу-призраку, где нет никакой надежды на спасение. Я не могу больше выносить этот страх, и поэтому я здесь. Посмотри только на меня! Взгляни на мои руки! — Дагориан вытянул вперед руки, дрожащие помимо его воли. — Развесели же меня, Антикас Кариос. Поведай, зачем торчишь на этом проклятом мосту.
Антикас взмахнул рукой и закатил ему звонкую пощечину. Дагориан, вскочив, схватился за меч.
— И где же твой страх теперь? — осведомился Антикас. Он произнес это спокойно, и Дагориан опешил. Он продолжал стоять, держась за рукоять меча, и смотрел в темные жестокие глаза вентрийца. — Он прошел, не так ли? Гнев смыл его прочь.
— Прошел, — холодно подтвердил Дагориан. — Что дальше?
— Ты правильно сделал, что остался. Надо быть недурным акробатом, чтобы бороться со страхом и одновременно бежать от него. — Антикас встал и оперся на перила, глядя вниз. — Иди сюда, посмотри.
— На что я должен смотреть? — спросил Дагориан, присоединившись к нему.
— На жизнь. Она зарождается высоко в горах, где тают снега. Ручейки журчат, сливаются, впадают в реки и бегут к теплому морю. Под солнцем вода испаряется и возвращается в горы в виде дождя или снега. Это круг, прекрасный и бесконечный. Долгое время спустя, когда не станет ни нас, ни наших правнуков, эта река по-прежнему будет бежать к морю. Мы с тобой ничтожные существа, Дагориан, и мечты у нас ничтожные. Погляди-ка — твои руки не дрожат больше, — улыбнулся Антикас.
— Задрожат, когда придут креакины.
— Нет, не думаю.
Пребывая в облике Калижкана, повелитель демонов Анхарат стал хорошо понимать, как работает человеческое тело. Бессильный остановить рак, пожиравший чародея, он позволил механизму сломаться, а затем при помощи магии стал создавать иллюзию жизни. С новым телом все обстояло иначе.
Убив Маликаду, Анхарат починил пронзенное сердце принца и заставил его биться. Оно качало кровь и питало ткани, поддерживая в них жизнь — своего рода жизнь. Чары следовало поддерживать постоянно. Остановка потока магии привела бы к немедленному разложению тела. Это, однако, не составляло труда для Анхарата — труднее было справляться с непроизвольными действиями вроде дыхания или моргания, но он и их освоил. Использовать труп Калижкана становилось все затруднительнее по мере его распада. Все больше силы требовалось, чтобы одевать приворотными чарами эту гниющую шелуху. Теперь Анхарат заботился лишь о том, чтобы кровь бежала по жилам и воздух наполнял легкие, а чувства вкуса, осязания и обоняния работали неизмеримо лучше.
Сидя у себя в шатре, он смаковал тонкое вино. Анхарат предпочитал свой естественный облик, но подумывал сохранить этот еще на несколько лет, чтобы полностью испытать удовольствия человеческой плоти. Они оказались куда пленительнее, чем он мог вообразить. Возможно, это дар природы, скрашивающий людям их короткую, длящуюся лишь несколько мгновений жизнь. Эмшарас в свое время открыл для себя эти удовольствия, а теперь их познал и Анхарат. Неудивительно, что братец проводил столько времени со своей чернокожей.
За стенами шатра слышались звуки вечернего лагеря. Люди, дребезжа мисками, выстраивались в очереди за едой, рассказывали истории, пересмеивались, и от костров тянуло дымом.
Мертвецов своих он распустил — их пустые, безответные глаза вызывали беспокойство у офицеров. Энтукку он тоже убрал из города, позволив перепуганному населению вернуться к подобию нормальной жизни. В Юсе погибли тысячи, и никто из живых не мог взять в толк, что толкнуло их буйствовать и убивать. Странно, но энтукку, привыкшие питаться ужасом и болью, равным образом упивались захлестнувшим город раскаянием. Эти люди — неистощимый источник самой разнообразной пищи.
Анхарату не терпелось произвести над ними другие, новые опыты.
Бледный свет озарил шатер. По коже Анхарата пробежал холодок, и он повернулся в ту сторону со словами заклинания на губах. Над жаровней с горящими углями выросла призрачная фигура. «Не Калижкан ли это вернулся?» — с любопытством подумал Анхарат.
Но черты призрака определились, и Анхарат задрожал от гнева. Он шагнул вперед, одержимый желанием вырвать сердце из груди пришельца. Тот, чернокожий и голубоглазый, был одет в белое, на лбу блестел золотой обруч.
— Здравствуй, брат, — сказал он.
Гнев душил Анхарата, мешая ему говорить, но он овладел собой. Если призрак задержится здесь подольше, можно будет проследить за ним и найти его источник.
— Где ты скрывался все это время, Эмшарас? — спросил Анхарат.
— Нигде, — ответило привидение.
— Ты лжешь, брат. Это я был осужден влачить существование в аду Нигде вместе со всеми иллогирами, но тебя не было там. Не было тебя и среди людей — я знаю это, ибо разыскиваю тебя четыре тысячи лет.
— Я не скрывался, Анхарат. И в мои намерения не входило держать наш народ в пустоте вечно.
— До твоих намерений мне дела нет, предатель. Знаешь ли ты, что я уничтожил все твое потомство?
— Не все. Один еще жив.
— Он умрет, и я заберу младенца. Тогда совершенное тобой зло будет исправлено, и иллогиры опять вернутся в этот мир.
— Да, они вернутся, но не смогут пить ни воду, ни вино, не смогут нежиться на солнце.
Заклинание, способствующее розыску, почти полностью сложилось в уме Анхарата.
— Итак, брат, ты не хочешь сказать мне, где был все эти тысячи лет? Может быть, ты жил в человеческом теле? Пил крепкие вина и спал с красивыми женщинами?
— Нет, Анхарат, ничего этого я не делал. Откуда, по-твоему, взял я силу для Великого Заклятия?
— Не знаю и знать не хочу, — солгал Анхарат.
— Хочешь, брат, еще как хочешь. Мы с тобой были равны почти во всем, однако я открыл источник силы, доселе неведомой. Ты тоже можешь черпать из этого источника. Я назову его тебе, если ты поможешь мне завершить мою работу.
— Завершить? Какие же новые ужасы припас ты для иллогиров, братец? Может быть, ты хочешь заковать их в огненные цепи, чтобы они мучились веки вечные?
— Я предлагаю им мир, где они смогут греться на солнце и плескаться в воде. Мир, который будет принадлежать только им.
— В самом деле? Как ты добр, Эмшарас. Может быть, ты объяснишь, однако, почему они еще не переместились туда? И почему ты так долго ждал, чтобы побеседовать со мной об этом?
— У меня недостает сил, чтобы завершить Заклятие. Мне нужен ты, Анхарат.
Анхарат выставил вперед указательный палец, и сотворенные им чары окружили Эмшараса голубым ореолом.
— Теперь-то я найду тебя — найду и уничтожу, клянусь! Но прежде я умертвлю третьего короля и осуществлю пророчество.
— Автор этого пророчества — я, брат, — улыбнулся Эмшарас, — и оно правдиво. После смерти третьего короля иллогиры воспрянут снова. Мы еще поговорим с тобой.
С этими словами видение исчезло. Анхарат закрыл глаза и ухватился за волшебную нить, прикрепленную им к Эмшарасу. Она разматывалась, уходя все дальше и дальше, а потом и вовсе оборвалась.
Повелитель демонов вернулся к своему кубку. За тысячи лет своего заключения в пустоте он испробовал все известные ему чары, чтобы найти Эмшараса, и разослал незримых ищеек по всей вселенной, но так и не преуспел. Можно было подумать, будто Эмшарас вовсе никогда не существовал.
И вот теперь, когда час торжества Анхарата стал так близок, брат вернулся.
Анхарат стойко встретил бы любые угрозы, но Эмшарас не грозил ему ничем. И почему тот отрицает, что скрывался все эти годы? Крошечное семя сомнения запало в душу Анхарата. Он знал, что брат его никогда не лжет. Он снова наполнил кубок и выпил, припоминая слова Эмшараса: «Хочешь, брат, еще как хочешь. Мы с тобой были равны почти во всем, однако я открыл источник силы, доселе неведомой. Ты тоже можешь черпать из этого источника. Я назову его тебе, если ты поможешь мне завершить мою работу». Что это за неведомая сила? Анхарат прилег на свою походную койку. Я назову его тебе, сказал Эмшарас. Не «вручу» и не «скажу, где он находится» — назову. Стало быть, этот тайный источник не предмет наподобие талисмана, а нечто, что можно объяснить на словах. Непостижимо.
Тем не менее… они и в самом деле были равны почти во всем. Где же брат обрел силу для изгнания целого рода иллогиров?
Анхарат решил, что успеет еще поразмыслить над этим. Сейчас он желал посмотреть, как близится его победа. Он освободил свой дух, и тот, выйдя из тела, полетел над горами к каменному мосту.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Антикас Кариос снял свой красный плащ, аккуратно свернул его и положил на перила. Длинные волосы он стянул в тугой хвост и начал проделывать упражнения для разминки спины, плеч и бедер. Его движения, сначала медленные и грациозные, как в балете, убыстрялись, в танец вводились прыжки и обороты. Дагориан наблюдал за ним с растущей грустью. Такой танец следовало бы исполнять в честь жизни и молодости, а не в преддверии битвы и смерти.
Солнце закатывалось за горы, на сиреневом небе висели золотые облачка.
— Красивый закат, — заметил Антикас, подойдя к Дагориану.
Тот не ответил. Десять всадников, выехав из леса, двигались к мосту. Следом показались еще четверо конных — высокие, в черных доспехах и закрытых шлемах.
Вентрийский капитан, подъехав к первой преграде, крикнул Антикасу:
— Дорогу императорской коннице!
— О каком императоре речь? — осведомился тот.
— Дорогу, Антикас Кариос! С нами со всеми тебе не совладать, и у меня нет приказа на твой арест. — Капитан держался в седле беспокойно и постоянно оглядывался на четырех креакинов.
— Боюсь, что не могу вам подчиниться, капитан. Я, видите ли, служу королю-младенцу и получил приказ защищать этот мост. Предлагаю вам и вашим людям повернуть коней, потому что рассуждаете вы неверно. — Голос Антикаса окреп. — Я могу вас побить и побью. Более того: даю вам слово, что всякий, кто ступит на этот мост, умрет.
— Это безумие. — Капитан облизнул пересохшие губы. — Зачем тебе это надо?
— Я уже сказал зачем. Атакуйте или убирайтесь прочь!
Капитан повернул назад. Дагориан видел, что вентрийские солдаты не испытывают особого желания вступать в бой — такую грозную репутацию заслужил противостоящий им воин. Тем не менее они, будучи храбрыми и дисциплинированными бойцами, спешились и обнажили мечи.
— Помни, — сказал шепотом Антикас, — держись всегда справа.
— Хорошо.
— Как руки, не дрожат?
— Нет.
— Уже легче — с десятком я бы в одиночку и правда не сладил. — Антикас усмехнулся Дагориану, обнажил оба меча — один из сверкающей стали, другой чернее смолы, и занял позицию на левой стороне моста.
Мост был достаточно широк, чтобы четверо воинов, ступая по нему в ряд, могли свободно орудовать мечами. Вентрийцы приближались медленно, карабкаясь через камни. Антикас, стоявший совершенно неподвижно, вдруг ринулся на них с оглушительным боевым кличем. Стальной меч рассек горло одному из солдат, черный пронзил грудь второму, убив его на месте. Вентрийцы нажали, и троим удалось обойти Антикаса. Тогда вперед выступил Дагориан. Он убил одного солдата черным клинком, но чей-то меч пронзил ему плечо, и он отступил. Ранивший его вентриец споткнулся о камень, и Дагориан вонзил меч прямо ему в сердце. Миг спустя он получил еще один удар. Дагориану показалось, что его лягнула лошадь, и он не сразу понял, куда его ранили. Он снова перешел в атаку, продырявил чью-то грудную клетку, и солдат упал без единого звука.
Антикас бился как бешеный — оба его меча так и мелькали в воздухе. Кровь обагрила его лицо и левую руку, но пятеро его противников пали мертвыми. Только капитан и один солдат остались в живых.
Антикас напал на них, и они обратились в бегство.
Далеко они, однако, не ушли; креакины уже загородили мост, и двое из них убили бегущих.
— И часто вы своих убиваете? — крикнул им Антикас.
— Ты хороший боец, человек, — ответил ему приглушенный голос, — и я вижу у тебя грозовой меч. Встреча обещает быть занимательной.
— Валяйте. Все сразу или по одному, мне все едино.
Креакины встретили вызов Антикаса взрывом смеха, и самый высокий из них вышел вперед.
— Ты мне нравишься, человек. Тебе в глаза кровь стекает — перевяжи чем-нибудь лоб, я подожду.
Антикас с ухмылкой отошел к Дагориану, сидящему спиной к перилам.