Парфюм. История ароматов XX века Остром Лиззи
Zibeline
Weil, 1928
Меховой парфюм
Норка, лиса и горностай, как вы пострадали из-за своего тщеславия. Трудно даже представить, что в 1920-х годах две трети женщин имели манто из того или иного меха. Многие были сделаны из «престижного» меха, но были и такие, которые шили из более экзотических животных, к примеру, вомбата или енота. Именно из меха енота шили дохи, в которые кутались водители авто, выезжавшие в неотапливаемых машинах. Меховые палантины и боа снова вошли в моду. Головы лис раскачивались на ветру, когда их богатые владелицы шли по Бонд-стрит.
Привлекательность меха заключается и в его запахе, и в том, какой он на ощупь. В классическом романе Доди Смита «Я захватил замок» (1948), действие которого происходит в 1930-х годах, сестры Роза и Кассандра должны отправиться в дорогой лондонский универмаг, чтобы подогнать по фигуре полученные в наследство попорченные молью шубы, чье качество было куда ниже, чем у шубок, выставленных на витринах. Поднимаясь по лестнице, Кассандра сморщила нос: «В отделе мехов был совершенно иной запах, более тяжелый, да и от самих мехов исходил возбуждающий аромат». В романе Льюиса «Лев, ведьма и гардероб» Люси, впервые попавшая в гардероб, застряла «среди шуб и потерлась о них лицом».
Если бы только Люси знала о парфюме Bouquet de Faunes («Букет фавнов») от Guerlain, выпущенном в 1920-х годах. Название заинтриговало бы ее, поклонницу мифологических гибридов, и это был один из первых «меховых» парфюмов. Либо этот парфюм, либо какой-то другой, которым, должно быть, пользовался мистер Тамнус, чтобы его волосы фавна сильнее завивались. Меховые парфюмы изначально были первым средство для нейтрализации не слишком приятных запахов плесени и гнили. С течением времени эти ароматы превратились в особый вид парфюмов для меховых изделий, а животный запах, присутствующий в мехах, послужил основой для линейки ароматов. Парфюм, нанесенный непосредственно на мех, держался несколько недель, позволяя владелице шубы получать дополнительную выгоду от денег, вложенных в покупку меха.
Парижский дом Weil, основанный, как в сказке, тремя братьями, принадлежал к небольшой группе знаменитых меховых парфюмеров, которые воспользовались трюком многих кутюрье, предлагал помимо одежды еще и другой, более прибыльный товар. За ними в 1930-х годах последовала фирма Revillon Frres, предложившая покупательницам парфюм Latitude 50 («50-я широта»), вдохновленный северным сиянием. Самым знаменитым парфюмом от Weil стал аромат Zibeline 1928 года, созданный Клодом Фрейссом, обещавшим не испортить мех. Другие ароматы получили названия Chinchilla («Шиншилла»), Hermine («Горностай») и Une Fleur pour la Fourrure («Цветок для меха»). Zibeline в переводе с французского означает «соболь». Это чувственный восточный аромат, «такой же насыщенный и хриплый, как и сентиментальная песенка о несчастной любви». Он предназначался для торжественных выходов в свет.
В наши дни самый эффективный способ воссоздать ароматы Zibeline – это ненадолго вернуться к моде на экзотических домашних питомцев. После приключенческого фильма «Женщина-леопард» (1920) многие актрисы, от Джоан Блонделл до Мэриан Никсон, либо одевались в стиле диких кошек, либо имели такую кошку дома. Мы уже знаем, что Джозефина Бейкер брала своего ручного гепарда Чикиту на отдых в Довиль. Актрису Мэриан Никсон сфотографировали в 1925 году: одетая в шубку из меха леопарда, она выгуливала своего леопарда по улицам Голливуда. Снимок выглядел удивительно зловещим, поскольку одного из леопардов уже превратили в шубку.
Этот шик в духе сафари, когда с дикими животными ходили в салон красоты, единственный способ сохранить для нас запах Zibeline, парфюма дикого гламура с анималистическими нотами натурального цибетина, получаемого из секрета циветты, ночного млекопитающего. В других меховых парфюмах присутствовали сильные ноты бобровой струи (аромат кожи). Меховые парфюмы с тех пор служили для того, чтобы не только скрыть, но и в конечном итоге подчеркнуть запах животных, превращенных в самые модные в текущем сезоне шубки и шляпки.
Грозные тридцатые
1930–1939
Парфюмерная промышленность никогда не упустит случая воспользоваться бедами мира, можете быть уверены в этом. Как бы скверно ни обстояли дела, мало что могло скрыть блеск и сияние нового аромата. В начале 1930-х годов глобальная экономика плавилась и миллионы семей оказались на грани бедности. Покупка изысканного парфюма стояла в самом конце списка самых насущных дел. И даже в это время словно из небытия, именно в тот момент, когда, казалось, что бизнес рухнет, покупателям представили самый дорогой аромат среди существующих на рынке. Это был парфюм Joy от Jean Patou.
В наши дни у Joy в верхнем регистре спектра появился конкурент, кторый обошел этот аромат благодаря скромной цене – всего-то четверть миллиона долларов. Но в 1930-е годы это был невероятно дорогой парфюм, в состав которого входили наиболее дорогостоящие эфирные масла майской розы и жасмина в предельной концентрации. Если посмотреть на новинки парфюмерии этого десятилетия, появление которых ускорил успех Joy, то вы бы никогда не подумали, что это был худший период Великой депрессии (справедливости ради нужно сказать, что работа над Joy началась до экономического краха). Богатые никуда не исчезли, они по-прежнему покупали ароматы и становились все более требовательными к своему парфюму. Они нуждались в ароматах, которые подчеркнули бы их стиль жизни и стали эхом тех эмоций, которые они испытывали во время возбуждающих эскапад и опасных развлечений под столами в эксклюзивных ночных клубах и казино в крупнейших городах мира. Парфюмы с такими названиями, как Anticipation («Предвкушение»), Abandon («Несдержанность»), Audace («Смелость») и Challenge («Вызов»), представляли собой небольшие ароматические ураганы, создававшие атмосферу дерзости вокруг того, кто ими пользовался.
Был даже парфюм от Revillon под названием Tornade («Торнадо»), которому в 1937 году была отведена целая страница в американском журнале Time. Его позиционировали как парфюм для разведенных, для «только что вернувшихся из Рино». Эта «извращенная эссенция изысканности», убеждали читателей, содержит «драгоценные древесные масла… и экстракт из желез соболя». Женщинам следовало нанести этот аромат перед тем, как они отправятся «на коктейль, да хранит вас Господь!». Парфюм стал настолько модным средством восстановления и возвращения к жизни, что факультет неврологии Колумбийского университета экспериментировал с ароматами жасмина и туберозы, которые прописывали вместе с классической музыкой для лечения состояний тревожности, истерии и ночных кошмаров.
Некоторые парфюмы 1930-х годов, к счастью, до сих пор с нами, но многие исчезли, включая и интригующий аромат для разведенных женщин. С современной точки зрения эти парфюмы даже сложно представить. Писатели того времени, особенно редакторы отделов красоты в женских журналах, часто почти ничего не говорили об истинном аромате новинки. В других областях личного стиля они были в своей стихии, в мельчайших деталях разбирали процедуры красоты в салоне Elizabeth Arden или в Тайском салоне Mrs. Ingram, включая нанесение гормональных кремов и специальные повязки для лица. Ничто не ускользало от их взгляда, если речь шла о новейшем оттенке красной губной помады. Но когда дело доходило до новых ароматов, то Harper’s Bazaar, к примеру, отделывался вот такими заявлениями: «Замечательно интересная новинка от Marcel Rochas в матовом белом флаконе с темно-голубой полосой. Губная помада и пудра в комплекте». И все. Никого не заботило, как раскрывался парфюм, какие ноты звучали, вербена или роза, карамельные это были ноты или зеленые, сладкие или горьковатые. Эти редакторы понимали ограниченность языка для передачи аромата и знали, что представление редактора о хорошем парфюме не обязательно совпадает с представлением читательницы.
Более того, они понимали, почему женщины покупали парфюм. Энтузиастов запаха в меньшей степени интересовали нюансы композиции и в большей степени то, как аромат «зазвучит» в обществе. Хорошо ли флакон будет смотреться на туалетном столике? Сможет ли носительница аромата стать звездой стиля? И что еще более важно, подойдет ли парфюм для лабиринта встреч и событий, ожидающих тех, кто может свободно сорить деньгами?
В наши дни «фирменным» называют такой аромат, который лучше всего соответствует индивидуальности женщины и ее предпочтениям. В 1930-х годах этим статусом обладали запахи, которые адаптировались легче всего и правильно звучали в любой ситуации. А в жизни богатой дебютантки серьезных ситуаций было немало. Обычный день такой девушки был долгим. Она просыпалась часов в десять, потом отправлялась за покупками, обедала с матерью, затем послеобеденный маникюр и, наконец, вечерний бал. Парфюм, который подошел бы и для игры в гольф, и для вечерних развлечений, был идеальным вариантом. Вот так родился парфюмерный эквивалент идеальной пары джинсов, уместных в любых обстоятельствах.
Парфюмерный дом Yardley освоил эту стратегию продаж – «все для одного и один для всех» – при продвижении своего классического лавандового аромата. Дом называл аромат уникальным предложением: «Это тот самый парфюм, который с отменным вкусом можно использовать как в дневные часы: партия бриджа, утренник в театре, многие неформальные ситуации, так и вечером, когда капелька изысканности так много значит для очарования момента». Yardley стал не единственным брендом, который заявлял, что у них есть тот самый аромат. Все производители парфюма прилагали усилия, чтобы привлечь внимание занимающихся спортом, посещающих театры, принимающих гостей женщин. Как декоративный обязательный аксессуар, парфюмы выпускали без конца, чтобы у покупательниц было больше возможностей обладать и желать.
Девушка пришла домой целая и невредимая, она гордо восседает в своей спальне, словно статуэтка «Оскара», и что же ей делать с ее ароматом? Снова распылить его на себя, позабыв обо всем. Правда в 1930-х годах этикет нанесения парфюма все еще оставался импровизацией. В 1936 году британский еженедельник The Queen умолял читательниц не отставать от времени и, подражая парижанкам, распылять аромат на все тело не после того, как они оденутся, а пока находятся в нижнем белье, а также втирать парфюм в брови. Журнал также знакомил читательниц с новыми трендами в парфюмерии:
Chypre, который в былые дни ассоциировался с модным полусветом Франции и России, с уединенными, отделанными шелком будуарами и искусственным оранжерейным существованием, теперь используют в дневное время женщины, занимающиеся спортом. Какое превращение!
При таком количестве вариантов известные комментаторы тех лет, такие как Эдит Ситвел, тосковали о былых и более простых временах, когда выбирать нужно было всего лишь между несколькими различными ароматами. Эдит полагала, что восемнадцатый век был золотым веком обоняния, когда ограниченный набор ароматов с легкостью мог передать сложную сущность личности. В Harper’s Bazaar она дала себе волю, нарисовав целую сцену:
Мы почти не видим дам в масках, выглядывающих из освещенных луной окон и поджидающих своих тайных любовников-пиратов, позволив нескольким темным каплям парфюма упасть им на волосы и мягкий шелк платья. Нет и старых ворчливых джентльменов, орошающих парфюмом свои парики в свете солнечных лучей, падающих вниз золотыми дукатами.
Эдит уносилась в прошлое, представляя пиратские эскапады, но ароматы 1930-х годов отмечены для нас эскапистской ностальгией. Нанося их, мы получаем разрешение без труда оказаться ненадолго в этом возбуждающем и все же тревожном десятилетии. С точки зрения одежды то десятилетие было, честно говоря, требовательным. Скроенные по косой шелковые платья великолепны, но они безжалостно обтягивают даже самый маленький животик, результат недавно съеденной пиццы. Прически – сущий кошмар, они никогда не держатся. Пышные интерьеры в стиле эпохи Регентства с черными лакированными поверхностями с готовностью демонстрируют любые отпечатки жирных пальцев или капли воды. Но парфюмы? Что ж, их можно нанести и наслаждаться ими. И не важно, в вечернем вы платье или в домашнем халате.
Skin Bracer
Mennen, 1930
Парфюм старшего сержанта
Прежде чем нас умчит гламур 1930-х годов, мы начнем обзор с неудачного «парфюма», если он вообще таковым являлся. Skin Bracer от Mennen – это один из ветеранов среди лосьонов после бритья, бросивший вызов законам инфляции, поднявшийся весьма скромно с одного доллара в 1940-х годах до четырех долларов в наши дни. Жидкость зеленого «чернобыльского» цвета была создана для того, чтобы щипать щеки и добавить нечто кусачее в мужское бритье по утрам. Предполагалось, что простоватые 14-летние подростки будут заливаться слезами перед зеркалом холодными ноябрьскими утрами, похлопывая себя по щекам ладонями, смоченными одеколоном, в соответствии с загадочным мужским ритуалом. Этот момент взросления отлично спародирован в фильме «Один дома», когда малыш Кельвин в первое же утро сначала провел по своим щекам бритвой Gillette, а потом воспользовался одеколоном после бритья и огласил дом пронзительным криком.
Если пользоваться Skin Bracer от Mennen, то боль – это часть процедуры. Все исключительно ради вашего блага, как и сержанта, приказывающего вам отжаться еще пятьдесят раз. Это вам только на пользу. Считалось, что средство придает вам мужественности и отлично служит всем изысканным джентльменам: «Почувствуйте его ледяное стимулирующее пощипывание. Ваше лицо засияет, и вы долгие часы будете ощущать безупречную чистоту. Свежий аромат Skin Bracer подарит вам дополнительную уверенность в себе!»
Реклама такого рода появлялась в журналах не для слабаков, таких как «Популярная механика» и «Поля и реки». Авторы рекламы не забывали о девушках в бикини и продвигали Skin Bracer как любимый армейский одеколон во время Второй мировой войны. В воспоминаниях о войне в Корее встречается упоминание о том, как солдаты полировали этим одеколоном сапоги, что заставляет задуматься о его составе.
Хотя есть (много) других ароматов, которые я могла бы рекомендовать помимо Mennen, его необходимо включить в наши анналы. «Мужской» запах, как и мятная зубная паста, годами оставался бестселлером в Америке, соперничая за корону с Old Spice. Это средство давало понять: мужской аромат покоряет не красотой, а эффективностью. Мятное покалывание на коже следом за будильником окончательно заставляло проснуться по утрам.
Scandal
Lanvin, 1931
Анималистический парфюм
У Skin Bracer от Mennen нет большего антипода, чем Scandal. Парфюм Obsession от Calvin Klein и другие ароматы конца двадцатого века с ноткой эротики могли объявлять себя сексуальными, но это все обман. Стоит ветерку приподнять их юбки, вы увидите на них бабушкины панталоны. А вот Scandal, как и его предшественник от Lanvin 1924 года Mon Pch («Мой грех»), или меховые парфюмы того периода – настоящие, интересный пример попытки поставить знак равенства между грехом и насыщенным варварским профилем аромата.
У этого парфюма яркий фруктовый кожаный аромат – влияние различных версий Cuirs de Russie («Русская кожа») предыдущих лет, включая и версию Chanel 1924 года – и он намного более грудной, чем большинство «кожаных» парфюмов, которые окажутся на первом плане в 1950-х годах, таких как Jolie Madame. Запах березового дегтя с нотами мускатного шалфея и молекулой под названием «изобутил хинолин», добавляющей меховой ореховый дымок поверх розы и нероли… Для меня Scandal пахнет как приехавший в город цирк с его расшитыми блестками трико и волосками из львиной шкуры. Разумеется, это был не единственный темный анималистический парфюм – в эти годы их было много, но он стал самым мощным выразителем своего класса.
Творение Дома высокой моды, Scandal стоил дорого, тем не менее парфюмерная промышленность не была настолько антидемократичной, чтобы парфюмы оставались уделом избранных. В 1920-х годах предприимчивые агенты в Америке начали импортировать изысканные французские парфюмы и разливать их в крошечные «пробники», часто в форме рюмочки. Эти маленькие скорлупки из люцита выглядели как склянки с лекарством, но содержали некоторое количество парфюма, достаточное для одного нанесения. Пробники продавали в таких магазинах, как Woolworth, и в автоматах, предлагая покупательницам либо несколько ароматов одного бренда, либо ароматы разных брендов. Это позволило все большему числу любительниц парфюма купить его и не потратить на это месячную зарплату. Подобная продажа, которой в частности занималась компания Nips Inc., заявлявшая о своей абсолютной независимости от роскошных брендов, не была официальной и могла подорвать с таким трудом заработанный престиж того или иного парфюма. Некоторые не обращали на это внимания. Но в 1938 году Guerlain подал иск против Nips Inc. за то, что фирма разливала Shalimar по другим флаконам и продавала его ниже цены ретейла. Только в 1947 году суд постановил, что подобный рэкет должен быть прекращен.
Тем временем тренд на пробники означал, что каждому дню недели можно придать новые краски с помощью парфюма: в понедельник Indiscret, во вторник Tabu, в среду My Sin, а в четверг Scandal. В разгар депрессии это была замечательная новинка. Она помогала девушкам, самостоятельно зарабатывавшим себе на жизнь, приобщиться к жизни высшего общества с помощью тех же парфюмов, которыми наслаждались их кумиры. Scandal, приобретенный во флаконе или в пробнике, придавал коже эффектный аромат и привносил в жизнь яркость спектакля, фильма или романа, но без неприятных последствий. Само слово «скандал» было знакомым, завораживающим. Люди часто слышали его в предыдущем десятилетии, пронизанном коррупцией. Но теперь это слово переместилось из политики в Голливуд, который сумел придать ему новые оттенки. Спустя год после выпуска парфюма Scandal актриса Пег Энтвистл, пытавшаяся сделать карьеру в кинематографе, бросилась с буквы «H» в надписи Hollywood на горе и разбилась насмерть. Ее тело нашли только два дня спустя. Эта трагедия получила широкую огласку, и ее долго обсуждали.
Vol de Nuit
Guerlain, 1933
Высотный парфюм
Отделы парфюмерии в Duty Free – это спасение для пассажиров, чей рейс отложен. Когда ожидаемый самолет задерживается где-нибудь в небе над Малагой, а ваучеры на пять фунтов на еду и напитки уже раздали, некоторые усаживаются на неустойчивые табуреты в баре с устрицами и шампанским в терминале аэропорта, делая вид, что им весело, и отгоняя мысли о возможном отравлении. Это ошибка. Лучше пропустить стаканчик, а затем направиться в легком опьянении в путешествие по прошлому. В этом вам помогут флаконы с парфюмом. Ну где еще найдешь все ароматы Chanel в хронологическом порядке и попробуешь их все на предплечье одной руки (другую руку сохраните для того, чтобы попробовать помаду)?
Трудно предсказать, найдется ли этот парфюм на полках Guerlain в Duty Free, но в крупных французских аэропортах вы его скорее всего отыщете. Если Vol de Nuit («Ночной полет») стоит где-нибудь на полке, понюхайте его. Это парфюм с авиационной тематикой, хотя и относится к путешествиям в 1930-х годах, когда перелеты выглядели совершенно иначе. Вместе с парфюмом En Avion («В самолете») от Caron 1929 года Vol de Nuit – это одна из вех эпохи «ар деко». Аромат увековечил сверкающую новую технологию и восторг от того, что люди смогли подняться в небо.
Если считается, что создателей парфюма En Avion вдохновили женщины-летчицы, такие как Амелия Эрхарт, то источником вдохновения для Vol de Nuit стал мировой бестселлер Антуана де Сент-Экзюпери – роман «Ночной полет». В нем рассказывается о летчике, идущем на верную смерть, так как он поднялся в небо в разгар страшной грозы. Выпуск парфюма от Guerlain, намекавшего на прилив адреналина, должен был стать настоящим событием, тем более появление парфюма совпало с выходом на экраны экранизации романа с участием Кларка Гейбла и Хелен Хэйес.
Для обоняния En Avion более откровенно напоминает об опыте пассажирских перелетов в 1930-х годах, во время которых страх и ощущение риска успокаивали замшевой роскошью. Пряный насыщенный аромат парфюма воскрешает в памяти обивку из тонкой кожи, лакированное дерево и горючее для самолетов. Эти ноты пробираются через чуть-чуть лекарственный запах цветков апельсина. Vol de Nuit часто сравнивают с другим парфюмом от Guerlain, словно ему не хватает индивидуальности. Однако аромат настолько сложный, что вы можете провести все время дальнего перелета, разгадывая ребус парфюма. Он начинается с нот цитруса, морских водорослей и колючего зеленого галбана, а потом раскрывается сладкими сияющими нотами амбры. Кажется, что аромат мерцает, словно магические огоньки свечей в день рождения, которые загораются снова и снова, хотя вы пытаетсь их задуть.
Парфюмы, подобные Vol de Nuit, крепко связанные с занятиями своей эпохи, помогают нам проникнуться тем, что иначе осталось бы недостижимым. Сам по себе аромат – это вовсе не обязательно пропуск в мир прошлого, в салон старого аэроплана. Но если задержаться и понюхать его, узнать его историю, то Vol de Nuit приглашает нас заново прочувствовать возможность летать как в высшей степени странную и гламурную. Это ощущение блестяще передала Элизабет Боуэн в своем романе «На север» (1932), описывая приземление в Лондоне рейса из Парижа. Снижение самолета происходит будто «в нерешительности». Ландшафт внизу «покачивается и разматывается». А пассажиров охватывает «шум прилета». «Высыпавшись, словно зерно из сита, они все вышли из дрожащего самолета, еще не веря себе».
Tweed
Lenthric, 1933
Парфюм для свежего воздуха
Tweed сделан совершенно из другого теста, чем многие другие парфюмы 1930-х годов. По контрасту со всеми этими гламурными запахами – Passionnement, Indiscret, Shocking – Tweed («Твид») практичен и вынослив. Это аромат для поездки в открытом автомобиле с Тодом из Тод-холла и для пикника на природе (паштет из форели и овсяное печенье). Признаю, название для наших дней слегка «заржавевшее», пожалуй, даже безвкусное из-за ассоциаций с кепками и мужчинами в поношенных куртках, сидящих за пинтой крепкого. Придется признать, что женщинам непросто сделать твид привлекательным. Мы можем лелеять надежду, что будем выглядеть, как Кэтрин Хепберн, но чаще всего из нас получается приходская кумушка, пытающаяся собрать деньги для местного отряда «Присмотри за соседом».
Тем не менее в самом знаменитом аромате парфюмерного дома Lenthric есть неожиданное удовольствие. Он уводит нас в противоположную сторону от утопающих в сигаретном дыму коктейльных вечеринок и платьев из шелка или крепдешина, вообще прочь из города – туда, где кругом мох, скалы, грязь и прохладный воздух. Парфюм Tweed соответствовал вкусам иностранной корреспондентки Марты Геллхорн в ее слаксах и рубашках. В аромате присутствует некоторый налет практичности и эффективности, но при этом он предлагает ощущение мирного отдыха на природе. «Надевайте» Tweed, и вы, возможно, убедите себя, что только что вернулись с долгой прогулки по холмам Шотландии.
Если мы попытаемся понять, что заставило парфюмеров выпустить такой странный аромат, нам стоит обратить внимание на интерес к «шотландской традиции», возникший в 1930-х годах, и романтике ткачей и винокуров, живущих во враждебных и примитивных условиях на Внешних Гебридах. Журнал Life в 1939 году поместил фоторепортаж о твидовой компании Харриса (Harris Tweed Company), хвастаясь тем, что твид перестает быть тканью для повседневной одежды и превращается в ткань для вечерних туалетов. Репортер напомнил об обонятельных свойствах ткани: «Поскольку при его производстве используются лишайники с едким запахом и корни трав, дым от торфа, огонь и вода, легенда гласит, что корову обязательно привлечет запах подлинного твида Харриса, и она подойдет, чтобы лизнуть ткань». Возможно, эти характеристики вдохновили парфюмеров Lenthric при создании композиции аромата (они даже раздавали бесплатные твидовые сумки с каждой покупкой, чтобы усилить связь). Звучит восхитительно, но возникает вопрос: не рискует ли та, которая «носит» парфюм Tweed, оказаться в окружении стада коров с высунутыми языками?
Tweed, который продается до сих пор, нуждается в возрождении. Во время последней крупной рекламной кампании в 1980-х годах его продвигала модель, игравшая роль незамужней тетушки на свадьбе: «химия» на волосах, блузка из полиэстера с воротником-бантом и безвкусный наряд. Эта история не для парфюма Tweed. Это аромат для открытых пространств, если только коровы будут держаться на приличном расстоянии.
Blue Grass
Elizabeth Arden, 1934
Лошадиный парфюм
После попоек и кутежей эры джаза наступает время очищения на ферме здоровья, новинке 1930-х годов, с устрашающим количеством клизм. Курорт назывался Maine Chance и был сельским домом предпринимательницы Элизабет Арден (Elizabeth Arden), находящимся в Маунт-Вернон, штат Мэн. В 1933 году она превратила этот дом, обшитый желтой вагонкой, в первый в истории СПА-курорт, и он стал образцом для сотен подобных заведений.
Салоны Арден с красными дверями, которые располагались по престижным адресам (Пятая авеню и Бонд-стрит), регулярно посещали обеспеченные дамы, но в Maine Chance следовало приезжать летом, чтобы «подзарядиться». Необходимость такой поездки проиллюстрировал журнал Vogue в 1933 году, который описывал утомительный характер «активной жизни». Она «достигла такого нервного напряжения за последние несколько лет, что лишь немногие могут выносить ее долго». Журнал поощрял читательниц делиться с редакцией заветными адресами сельских уголков. Миссис Руперт Кохрейн Кинг рассказала об удовольствиях жизни на ранчо в Джексон-Хоул, штат Вайоминг:
«Вы весь день ходите в одежде для верховой езды или любимых джинсах, вечером при необходимости надеваете чистую сорочку. Можно ездить верхом или на автомобиле, ловить рыбу, плавать, устраивать пикники, барбекю, ездить на родео». Другие отдавали предпочтение Аризоне или Хэмптону, но Maine Chance считался убежищем от всего этого. Четыре года спустя уже признанный курорт удостоился статьи в том же самом журнале: «В сибаритской обстановке вас тренируют так же сурово, как любого спортсмена».
Пребывание в Maine Chance кажется одновременно райским и адским, это своего рода место для релаксации, похожее на современные оздоровительные центры наподобие австрийской Mayr Clinic. Гости жили в хижинах, набитых средствами от Elizabeth Arden. Расписание клиенты узнавали утром, чтобы у них не было времени мучиться принятием решения. Оно включало в себя массаж, ходьбу, плавание, бадминтон, верховую езду и, разумеется, очищение кишечника. Был даже кабинет солнца с раковинами каппа с Филиппин. Еда, приготовленная терапевтом Бенджамином Гейлордом Хаузером, включала в себя питательные мясные бульоны в термосах. Ее возили за клиентами на тележках. Неприятной частью отдыха была необходимость носить не позволяющие хмуриться пластыри днем и специальные повязки для лица ночью.
Восстановительный эффект одной-двух недель в Maine Chance описывали с восторгом: «Вы видите озеро, мерцающее у подножия холма. Вы чувствуете, что жизнь начинается вот с этой самой минуты, сколько бы вам ни было лет». Именно этот эффект гало, оздоровление от пребывания на свежем воздухе и на открытом пространстве, перешел в парфюм Blue Grass, аромат-бестселлер для богатых на протяжении более тридцати лет. Возможно, Арден предполагала своими ранними парфюмами проложить путь в культуру красоты богатого общества Нью-Йорка (к примеру, намного позже были выпущены ароматы Red Door и 5th Avenue). Но Элизабет, может быть, вопреки своей интуиции выбрала Blue Grass как прославление своего любимого Кентукки и его культуры верховой езды. Она была без ума от лошадей, впоследствии стала владелицей собственных конюшен и выиграла Кентуккийское дерби в 1947 году.
Ее выбор был с опаской встречен ее командой, беспокоившейся о том, что типичным клиенткам Арден концепт покажется слишком сельским и народным. Но Blue Grass точно так же, как Tweed от Lenthric и Je Reviens от Worth, стал очаровательным фоном для более роскошных ароматов того времени. Он отдал дань моде на альдегидные цветочные ингредиенты и добавил множество нот лаванды и травы, чтобы создать прохладный пенный ансамбль. Blue Grass – это дикие лошади на равнинах Кентукки в лунную ночь, когда ветер шумит в траве. И все же это был гламурный парфюм в духе миссис Руперт Кохрейн Кинг, которая носила джинсы, но не забывала пользоваться губной помадой, и все это в непринужденной расслабленной обстановке. Парфюм Blue Grass был и остается чистым и розовым после сауны. Но с годами он превратился в архетип свежих мыльных ароматов, поскольку его обонятельный профиль просочился в более функциональные товары. Сегодня этот аромат может нпомнить о гигиене и стерильности, хотя раньше он был ароматом оздоровления.
Связь с мытьем, разумеется, присутствовала с самого начала. Маленькие таблетки с ароматом Blue Grass вкладывали в душевые насадки в чикагском салоне Elizabeth Arden, чтобы вода стала еще более освежающей. Чтобы поддержать идею о том, что с животными следует обращаться, как с людьми, кентуккийские конюшни, в которых содержались чистокровные лошади Элизабет Арден, по ее приказанию мыли с Blue Grass. За лошадьми, наслаждавшимися музыкой по радио и массажем копыт с кремом Eight Hours Cream, присматривали с такой же заботой, как и за модными постояльцами в Maine Chance.
Fleurs de Rocaille
Caron, 1934
Утренний парфюм
Когда-то Fleurs de Rocaille был самым знаменитым и пользующимся доброй славой парфюмом от Caron, но в наши дни его место где-то по соседству с распутным Narcisse Noir, а его ледяной альдегидно-цветочный, определенно насыщенный углекислотой, аромат уже давно не такой модный, как прежде.
Название парфюма в переводе звучит как «каменные цветы». Это был освежающий, забавный концепт, появившийся на самом пике периода «ар деко». Он напоминал о прогулке по потрескавшимся серым камням ради того, чтобы найти крошечные, яркие, звенящие цветы. Это не роскошный букет, а маленькие цветочки с ароматом мыльной пены. Caron будто намеренно адресовал этот парфюм молодым женщинам. В центре рекламной кампании был портрет девушки с выщипанными в тоненькую ниточку бровями, как того требовала новая мода.
По какой-то причине я всегда связывала Fleurs de Rocaille с актрисой Джинджер Роджерс. Когда она кружилась в танце с Фредом Астером в фильме «Цилиндр» и других подобных кинолентах, ее яркий и непринужденный стиль, энергия и легкие, как перышко, платья, казалось, куда больше ассоциировались с таким ароматом, чем с более тяжелыми парфюмами, такими как Shocking, с которым мы скоро познакомимся. Fleurs de Rocaille – это утренний парфюм, в нем нет вечерней экстравагантности.
Флакон этого парфюма стоил тридцать долларов (пятьсот долларов по нынешнему курсу), и его цена вдвое превышала цену на другие роскошные парфюмы того времени. Поэтому молодые женщины должны были обладать внушительным доходом, чтобы позволить себе этот парфюм.
В 1940 году Роджерс получила роль в драме, которую продюсировала студия R.K.O. Pictures, одна из крупнейших студий в золотую эпоху Голливуда. Эта же студия сняла почти все самые успешные фильмы с участием Роджерс и Астера. R.K.O. заключила контракт с Caron, чтобы флаконы с Fleurs de Rocaille появились в одной из сцен нового фильма. Парфюмерный дом не сомневался, что это станет выгодной рекламой для парфюма. Но фильм был о проституции, и Джинджер Роджерс играла роль девушки, которая пытается избежать того, чем занимались и ее мать, и ее бабушка. И вместо ассоциации с высшим светом, на которую так надеялся Caron, оказалось, что один из звездных ароматов Дома показан в обстоятельствах, «представляющих грязь, омерзение и порочность», с «явно отвратительными людьми». Эта жалоба появилась после безуспешных попыток заставить R.K.O. убрать сцену. Фирма Caron даже обратилась в суд. Честно говоря, цензура так поработала над фильмом, что все намеки на проституцию были облачены в недомолвки, и половина зрителей вообще не поняла, о чем речь.
Что ж, перемотаем ленту до 1992 года и обратимся к другому фильму – «Запах женщины». В сцене, хорошо известной поклонникам парфюма, слепой персонаж в исполнении Аль Пачино, бывший офицер, производит впечатление на женщину, вдохнув аромат ее парфюма и правильно назвав парфюм: Fleurs de Rocaille. На это ушло пятьдесят лет, но Caron все же получила сцену в фильме, которую парфюмерный дом так долго ждал.
Shocking
Schiaparelli, 1937
Парфюм Technicolor
Парфюм часто описывают в категории цвета. Зеленые парфюмы приносят охлаждающее, вселяющее энергию облегчение. Восточные ароматы всегда описывают как насыщенно пурпурные, поскольку все на Востоке одеваются по-императорски. Есть еще и бойкие желтые одеколоны цвета лимонной кожуры или полуденного солнца.
В 1930-х годах ассоциации между запахом и цветом были особенно уместными. Благодаря технологии Technicolor зрители в кинотеатрах более полно погружались – не обязательно эмоционально, но в своих ощущениях – в сцены, которые разворачивались перед ними. Природа выглядела более роскошной и плодородной, даже деревня Манчкин в «Волшебнике из Страны Оз» (1939), построенная из блестящего пластика. В этом гиперреальном мире персонажи будто сходили с экрана в зрительный зал. Самой запоминающейся, наверное, стала злая королева Грингильда в «Белоснежке и семь гномов» Диснея, и все благодаря матовой красной губной помаде и пурпурному плащу. Костюмы выглядели так, словно вы можете до них дотронуться. Вспомните сверкающие рубиновые башмачки Дороти. Существовал ли обонятельный аналог этой новой яркости?
Парфюм, который мог бы быть таким же шикарным и ярким, как новые фильмы Technicolor? Если кто и собирался предложить такой парфюм, то этим человеком должна была стать Эльза Скьяпарелли, итальянский дизайнер одежды, придумавшая свой собственный цвет – сумасшедший розовый – который она назвала «шокирующий розовый».
В 1930-х годах Скьяпарелли прославилась тем, что использовала безумные пигменты, из-за которых другие дизайнеры, включая Коко Шанель, выглядели старомодными. Ярко-желтые брюки и фиолетовые митенки были типичным примером того, как Скьяпарелли мастерски сочетала цвет и форму, чтобы превратить женщин в незнакомую версию их самих. Писатель и кинорежиссер Жан Кокто считал Эльзу в некотором роде менадой (одержимые женщины, преследующие Диониса) и сказал о ней:
Разве она не демон, соблазняющий женщин, с громким смехом руководящий безумным карнавалом? Ее мастерская на Вандомской площади – лаборатория дьявола. Женщины, входящие туда, попадают в ловушку и выходят оттуда в маске, переодетые, изменившие форму или принявшие форму новую.
Этот эффект трансформации распространялся и на парфюмы Скьяпарелли, самым знаменитым из которых был Shocking. Увы, он столько раз входил в моду и выходил из нее, что похож на усталого дипломата. С этим ароматом нет возможности фантазировать о его запахе, потому что он определенно розовый. Этот цвет возникает перед нашим мысленным взором еще до того, как мы откроем флакон, благодаря искусству, коробке и самому флакону. Необычность аромата создает странная, сумасшедшая комбинация меда, цибетина и эстрагона. И мед не обычный, а созданный целым роем гигантских пчел, с маниакальным упорством служащих пчелиной матке. Странным был не только запах. Скьяпарелли выбрала для этого драгоценного нектара флакон, созданный аргентинской художницей-сюрреалисткой Леонор Фини и представлявший собой пышный торс актрисы Мэй Уэст. Флакон был одет в корсаж из бакелитовых цветов. Чтобы распылить Shocking, нужно было схватить за пару грудей.
Парфюм воздействовал на все чувства, создавая шквал фуксии, и он моментально стал хитом. Изысканный, неотразимый и смелый, он продавался лучше других парфюмов Скьяпарелли. Его оформляли по-разному, в том числе в виде колеса рулетки с четырьмя миниатюрными флаконами для путешествий. В универмаге Korricks в Аризоне придумали ловкий ход, объявив в своей рекламе 1939 года: «Если вы не уверены, какой парфюм она предпочитает, покупайте Shocking от Schiaparelli, и вы не ошибетесь».
Многие парфюмы попадают в магазины, и хотя парфюмеры считают их новаторскими, мы не замечаем или не понимаем их дерзости. Однако Shocking стал тем редким примером, когда реклама соответствовала необычному парфюму. Если Technicolor заставляла зрителей в кинотеатрах удивляться тому, что можно сделать на пленке, Shocking заставил поклонниц парфюма 1930-х годов задохнуться от новизны аромата и от того, насколько смелым, дерзким и возбуждающим он может быть.
Old Spice
shulton, 1937
Парфюм для каждого мужчины
Если бы Old Spice вдруг перестали выпускать, публика возмутилась бы до глубины души. Журналисты предавались бы ностальгии. Слова «конец эпохи» не сходили бы со страниц журналов и газет. Old Spice – это один из самых узнаваемых и любимых брендов, что-то сродни зеленому горошку Birds Eye и супу под маркой Campbell. Пожалуй, Old Spice стоило бы придать статус неприкосновенности, как факелу, передаваемому от отца к сыну, из поколения в поколение, примерно в тот период, когда начинаются неловкие разговоры о необходимости «быть осторожным».
Своей привлекательностью Old Spice, возможно, обязан тому, что это запах каждого мужчины. Если от аромата Brut, такого же знаменитого, но появившегося в 1960-х годах, мужчины становятся настоящими мачо, то Old Spice – это в большей степени Джимми Стюарт в фильме «Жизнь прекрасна»: знакомый, непритязательный и чуть-чуть потрепанный. Сможет ли Old Spice когда-нибудь перестать быть папой в клетчатом халате и бесплатных шлепанцах из отеля вопреки ироничным и заряженным рекламным кампаниям 2010 года и более поздним: «Ваш мужчина может пахнуть так же», рассчитанным на привлечение более молодых мужчин?
Именно то, что он является мистером Среднестатистическим – с такими гордостью и упорством – и позволило Old Spice сохранить свое место в воображении публики. Аромат, которым теперь владеет компания Procter & Gamble, был в свое время создан Shulton, типично американской и невероятно успешной фирмой двадцатого века. Она начала работу в разгар великой депрессии благодаря Уильяму Лайтфуту Шульцу как скромный местный бренд. Шульц был на редкость умен: хотя американские ароматы уже существовали как контрапункт континентальному стилю, у них было слабовато с посылом. Вспомните, к примеру, American Ideal 1908 года от California Perfume Company, которой так и не удалось точно определить, что выражает буква «А» в слове Америка. Shulton нашел достойный подлинный ландшафт, на фоне которого мог действовать их новый парфюм: колониальная история страны и, в частности, корабли и культура мореплавания, которую отцы-основатели принесли на ее берега. В соответствии со стилем в аромате звучат ноты корицы, звездчатого аниса и мускатного ореха. В этом Old Spice не слишком отличается от ароматов Bay Rum (они появятся в 1940-х годах). Но Шульц и его коллеги сумели совершить путешествие по семи морям, чтобы построить собственную империю. Bay Rum описывает тип аромата. Old Spice может быть только от Shulton.
Основы этого парфюма настолько крепкие именно потому, что дизайн в колониальном стиле был в нем заложен с самого начала. Фирма Shulton выпускала выдержанные в историческом духе мыло для бритья в кружках и флаконах из белого фарфора в стиле старинной посуды, вероятно для того, чтобы жены покупали это мужьям в качестве подарка на День отцов. Эти аксессуары оказались настолько успешными, что Old Spice стали коллекционировать. К 1970-м годам существовала уже целая линейка памятных вещиц, достаточная для того, чтобы обеспечить коллекционеру занятие до конца его дней. Кому бинокль Old Spice, корабельный графин, наполненный одеколоном после бритья, миниатюрную пушку, фонарь, спасательный круг или трубку боцмана? Можно создать целую ролевую игру только с помощью уже названных предметов. Где-нибудь обязательно живет мужчина, окруженный адмиральскими шляпами от Old Spice и требующий, чтобы почтальон называл его капитаном.
Colony
Jean Patou, 1938
Парфюм для путешественников
Восхитительны парфюмы, способные увлечь нас за собой, пусть даже всего лишь на окружную дорогу. Samsara от Guerlain уводит в индийский храм в пустыне, тогда как аромат Giorgio Beverly Hills лишает сознания, а потом переносит в воображаемое путешествие на Родео-драйв. Один из самых экзотических, уносящих вдаль парфюмов был создан в 1930-х годах. Называется он Colony. Творение Жана Пату, который часто упоминается на этих страницах, Colony был выпущен для того, чтобы передать «приглушенную загадку далеких островов», в частности французских колоний в тропиках. Флакон представлял собой стилизованный ананас, а сам возбуждающий аромат выстраивался вокруг запаха этого величественного фрукта. Вопреки внешнему виду его не спонсировала компания del Monte, хотя в это десятилетие она как раз продвигала свои консервированные ананасы, предлагая рецепты салата с ананасом и сырыми овощами.
Недавно формулу Colony изменили и вернули аромат на полки магазинов после долгих лет «спячки». И это стоило сделать, потому что парфюм получился потрясающий. Он напоминает о пляжах, хотя и с некоторой долей изысканности. Представьте купальные костюмы с высокой талией и тоненьким ремешком, орхидеи в волосах, мерцающий лак на пальчиках ног и бар на пляже.
Мы уже видели, что Пату был гением, умевшим переводить концепты модного стиля жизни на язык отлично продающейся парфюмерии. Его магазин в Париже выглядел как коктейльный бар, и в течение нескольких лет он продавал наборы, позволявшие его клиенткам создавать дома собственный парфюм. В набор входили ароматные добавки, чтобы изменить формулу, и аккуратный миниатюрный шейкер, как для коктейля. Пату отпраздновал введение оплачиваемого отпуска во Франции, выпустив аромат Vacances («Отпуск»). А в 1935 году появился парфюм Normandy («Нормандия») в честь первого плавания лайнера «Нормандия», и его дарили каждой даме, плывшей первым классом.
Появление Colony («Колония») совпало с возросшим интересом к путешествиям за границей. Богатые люди пришли в особенный восторг от перспективы побывать в экзотических, жарких, но все-таки культурно близких французских колониях, которые стали не такими далекими благодаря авиаперевозкам. Европу эти люди уже осмотрели, да она и не подходила для тех, у кого было много денег и свободного времени для достойного «погружения». В 1937 году редактор иллюстрированного журнала миссис Джеймс Родни описала эти желания в одной из своих статей, написанных с большим вкусом:
Это неизбежная реакция на лондонский туман. Палм-Бич, Вест- или Ост-Индия, Нассау, Гонолулу, Индия для тех, у кого много свободного времени. Египет, Ривьера, Португалия, Северная Африка для тех, кто дорожит своим временем. Я бы направилась в любую из этих далеких и волшебных точек.
Colony был как раз тем парфюмом, который стоило взять с собой в путешествие, чтобы усилить очарование или приобрести после путешествия как напоминание о хорошо проведенном времени. А еще это парфюм для тех, кто мог лишь мечтать о Тринидаде и Тобаго, своего рода суррогат путешествия как такового.
Все замечательно, но как насчет такой неудачной оригинальной рекламы парфюма, на которой глаза сверкали из темноты джунглей?
Парфюм Colony появился в 1938 году, когда в ходу было патерналистское отношение к «туземцам». В эти годы были популярны детские книги «Слон Бабар» писательницы Джин де Брюнофф. Истории о Бабаре восхитительны, но в них присутствует сомнительный подтекст. Бабар становится королем слонов только после того, как он вернул своим подданным городскую цивилизацию. Кинематограф не отставал, показывая экзотического иностранца как некий архетип. Актриса Анна Мэй Вонг, очень талантливая, первая китаянка, игравшая в Голливуде, всегда исполняла роли леди-дракона. Кто бы в этом сомневался, учитывая некоторые кинематографические условности того времени. Питер Флеминг, брат автора Джеймса Бонда, о «восточных персонажах» в фильмах сказал следующее:
По отношению к ним вы можете совершать самые экстравагантные поступки. Вы можете их расстреливать, топить их, высмеивать или выбрасывать из пентхаусов, и никто из зрителей даже бровью не поведет. Их яды и их страсти, их верность и ошибки в языке помогут вам сгладить практически любые острые углы в сценарии.
Эти взгляды обыгрывались на экране не только с помощью клишированных мерзавцев с их ядами и страстями, но и в более безобидных моментах. Возьмите мюзикл «Гонолулу» (1939) студии MGM. По сюжету исполнительница чечетки Элинор Пауэлл отправляется на Гавайи, в то время очень популярное у американских туристов место. В одной из сцен местные жители встречают ее невероятным танцем. Она благодарно улыбается, потом поднимается на сцену и перетанцовывает их, исполняя «продвинутый» вариант их движений. Неужели она не могла просто поблагодарить их за танец? Видите ли, Гонолулу было туристическим шоу. С цветочными гирляндами и прочими атрибутами. Colony в форме парфюма точно так же симулировал веселье (или его имитацию) от пребывания в далеких уголках, от осмотра избранных красот и легкого соприкосновения с реальностями страны, а также приятного времяпрепровождения у бассейна.
Alpona
Caron, 1939
Парфюм для лыжного курорта
Несмотря на приближение войны Европу и США охватила спортивная мания, сохранившаяся до сих пор. Этот вид спорта у некоторых вызывает восторг, у других разочарование или зависть. Это лыжи.
Лыжные курорты только-только начали устанавливать подъемники, осознав наконец, что людям нравится мчаться вниз с горы, но перспектива снова и снова подниматься на вершину не вызывает у них восторга. Лыжи стали доступны всем, у кого было хотя бы немного денег, экипировка и смелость. «Лыжная мода» была массовой, и помимо предсказуемого образа тирольской девушки у дизайнеров, включая Лелонга, Скьяпарелли и Пату, появилась восхитительная возможность выпускать экспериментальные линейки одежды, каждый день одевая женщин в брюки и разрабатывая утилитарный шик. Хотя для нас некоторые из нарядов 1930-х годов граничат с шиком тюремным.
Как только катание на лыжах, увлекавшее около пятисот тысяч американцев, стало приносить большие деньги, находчивые предприниматели начали применять к горным склонам ту же философию, которая превратила круизные лайнеры в плавучие дворцы. Европейские Альпы были уже колонизированы. Но американские горы, где никто не жил, стали гигантским полем для экспериментов с изысканным стилем жизни в духе высокогорья.
Самым престижным курортом считалась Солнечная долина в Айдахо, «открытая» австрийским графом Феликсом Шаффготсхом, неугомонным наследником банкиров и, как потом выяснилось, преданным сторонником нацизма. Кто-то из друзей попросил его найти идеальный эквивалент Альп в Северной Америке. Кетчум в Солнечной долине превратился из тихого городка с сотней жителей в сверкающий рай, в котором можно было не только заниматься спортом, но и ужинать, выпивать и играть в азартные игры. Знаменитости во главе с Эрнестом Хемингуэем, за которым последовали Кларк Гейбл, Ингрид Бергман и Гэри Купер, вскоре слетелись сюда ради зимнего веселья. На лыжных курортах звезды становятся более доступными, их можно сфотографировать с лыжными палками в руках. Может быть, их сияние приглушает холодный воздух, или они чувствуют себя более защищенными в плотном коконе лыжного костюма, но они готовы принимать новые позы и не возражают против глупых подписей под снимками (это правило применимо и к членам королевских семей). Шумное веселье и атмосфера релаксации в Солнечной долине, запечатленные на фото, мгновенно сделали этому курорту рекламу.
Солнечная долина даже вдохновила Голливуд на создание мюзикла «Серенада Солнечной долины» (1941), в котором курорт предстал в виде утопического пантеистического мира, где толпы организованных, готовых сотрудничать людей рассекают на санях или бродят в теплых сапогах по снегу, словно работяги-муравьи, участвующие в крупном проекте. В этом и есть изюминка лыж. Они кажутся активными, и мы забываем о том, что они предполагают опасный спуск с горы.
Парфюм Colony Жана Пату был парфюмом-постером для тропиков, поэтому требовался парфюм-антитеза для катания на лыжах. В конце концов, что это за тренд, если у вас нет парфюма, чтобы следовать этому тренду? И таким парфюмом стал Alpona от Caron. Утверждают, что этот горько-сладкий аромат стал последней громкой премьерой перед началом Второй мировой войны. Alpona был ароматом французских Альп, выпущенным в разгар лыжной лихорадки этого десятилетия. Он был основан на новаторском сочетании цветочных нот и грейпфрута, чтобы придать ему необходимую высокогорную бодрость. Alpona пахнет оптимизмом, если можно употребить это понятие. Хотя создатель аромата, основатель Caron еврей Эрнест Дальтрофф только что бежал из Парижа в Соединенные Штаты ради безопасности.
Производство во Франции осталось под присмотром Фелиси Ванпуй. Европейский по названию парфюм Alpona, и это было внове, вышел вместе с двумя другими новинками от Caron, чтобы поразить всех на Всемирной ярмарке в Нью-Йорке в 1939–1940 годах. В центре внимания оказались американские покупательницы, и это было первым признаком больших перемен в парфюмерной индустрии в 1940-е годы и перемещения центра влияния из Парижа на Восточное побережье США. В последующие годы у американского среднего класса еще будут деньги, чтобы потратить их на предметы роскоши, чего не скажешь о покупателях-европейцах.
Alpona, возможно, намекает на вершины, но обстоятельства оказались провальными. Дальтрофф, силы которого были подорваны лишениями эмиграции, умер вскоре после выхода парфюма. Графа Феликса убили в России, когда он сражался в частях Ваффен-СС. Парфюм Alpona стал лебединой песней Дальтроффа, причем относительно малоизвестной по сравнению с его бестселлерами Tabac Blond и Narcisse Noir, но он все равно остается шедевром.
Непокорные сороковые
1940–1949
Когда идет мировая война, когда миллионами исчисляется количество убитых и раненых, духи – это последняя из наших забот. Даже подробный отчет о судьбе парфюмов в такое трагическое время, как 1939–1945 годы, кажется неблагодарным трудом. Но все же представлю этот отчет хотя бы ради того, чтобы вспомнить о том, как народ Великобритании сплотился вокруг столь малого количества вещей – палатки Андерсона, бекона с черного рынка и необходимости «рыть ради победы». Изучая военную историю парфюмов, мы обязательно найдем, что рассказать о жизни людей в то десятилетие.
«Давайте будем практичными», «берегите» и «дорожите даже последней каплей». Такие советы давала фирма Yardley своим клиентам в рекламе в военные годы, поощряя их обходиться последними капельками парфюма. Странно видеть, как бренд рекомендует не покупать и пытается умерить спрос. Когда это читаешь, создается впечатление, что некоторые женщины и владельцы магазинов придерживались большевистского подхода к нехватке товаров. «Помните, пожалуйста, что дефицит – это не его вина» – гласило объявление над головой продавца. И большими буквами: «Хватит надолго, если вы будете экономить при использовании». Многие парфюмерные дома превратились из вредных сестер, уговаривающих покупать, в разумных матрон, выступающих против излишеств и проповедующих ограничения.
Большинство парижских домов моды, откуда родом были многие парфюмы, на время оккупации закрылись. Люсьен Лелонг, знаменитый своими духами 1930-х годов, пытался убедить нацистов не перевозить всю модную индустрию в Берлин. Те, кто умудрился создавать новые парфюмы в Европе, в частности Rochas со своим ароматом Femme, впоследствии приобрели статус легенды, сумев сохранить мастерство во время оккупации. Парфюмы от Christian Dior и Nina Ricci – Miss Dior и L’Air du Temps – выпущенные после войны, стали символом надежды и возрождения.
Парфюмерная промышленность каким-то образом ухитрялась держаться на плаву, хотя парфюмерам и приходилось распродавать старые запасы, когда производство остановилось, или заменять натуральные компоненты, редкие и ставшие недоступными из-за войны, синтетической альтернативой, чтобы парфюмы можно было создать, не выходя из лаборатории. Больше всего парфюма выпускали в Америке, вдали от театра боевых действий, где спрос был высоким, а налоги от продажи средств для красоты стали приятным дополнением к национальным финансовым резервам. Перед войной Франция была непревзойденным центром влияния в сфере парфюмерии, но в военные годы, когда большинство духов имели английские названия, центр влияния начал перемещаться. Многие из этих ароматов были престижными и не уступали французским аналогам. После войны появилась новая щекастая бригада парфюмеров, жаждущих принять участие в золотой лихорадке и восполнить пробелы в поставках. Мы более подробно познакомимся с двумя из них, когда углубимся в историю парфюма Black Satin.
В 1940-х годах, в атмосфере тотального дефицита, парфюм начал исполнять более мечтательную мелодию. Возможно, потому, что запах – это самый быстрый способ для отсутствующих и потерянных напомнить о себе. Как аромат парфюма Gardenia, оставшийся на подушке в песне These Foolish Things, запах может создать иллюзию присутствия человека. Аромат как сентиментальное воспоминание становится зловещим в «Ребекке» (1938), романе-бестселлере, психологическом триллере Дафны Дю Морье. (В 1940 году его экранизировал Хичкок.) Миссис де Уинтер, вторую жену Макса де Уинтера, преследует ощущение, будто покойная жена ее мужа, Ребекка, не исчезла. История постепенно набирает обороты, подбираясь к пугающему крещендо. Женщина находит мятую, словно ее только что сняли, ночную рубашку Ребекки и ее носовой платок со следами губной помады, источающие аромат азалий.
Запах Ребекки преследует ее, и экономка миссис Дэнверс пугает им свою новую хозяйку, появлению которой она совершенно не рада. В одной из сцен экономка держит в руках платье и замечает: «Аромат еще совсем свежий, верно? Можно подумать, что она только что сняла его». С помощью парфюма Ребекка встает между новой миссис де Уинтер и Максимом, превращаясь в зловещий призрак: «Ее шаги звучали в коридорах, ее запах задержался на лестнице».
Мы начинаем понимать, насколько несоответствующий человеку аромат может смущать и вводить в заблуждение. Об этом повествует лишенный зловещей атмосферы «Ребекки» рассказ «Парфюм» (1943) австралийской журналистки Эрики Баум. Младший лейтенант после ранения попадает в госпиталь. Он временно ничего не видит, сознание то покидает его, то возвращается к нему. Во время выздоровления его навещает женщина по имени Августа, старающаяся принести хоть какую-то пользу во время войны. Военный буквально заворожен ее ароматом, выдуманным парфюмом «Предзнаменование» от такого же несуществующего парфюмера месье Шамбийяра. Этот парфюм «проникал с такой же легкостью, с какой закаленная сталь могла бы проникнуть в духоту лазарета: невидимый ореол в атмосфере. Спящие ноздри словно задрожали, ища его».
Никогда еще ноздри не были такими сексуальными.
Суть в том, что младший лейтенант не может видеть Августу, но влюбляется в нее лишь по запаху. Он решает, что такой аромат «не может исходить от толстых леди, сидящих в первом ряду». Не был это и «неопределенный запах скупых женщин». Младший лейтенант произносит зловещие слова: «Как только мужчина поймет парфюм, он по нему может почувствовать, что это та девушка, на которой он женится».
Августа знает, что если военный ее увидит, то придет в ужас. Она в действительности старая и почтенная. Зная, что зрение к нему вернется, и испытывая боль при мысли о том, что ему придется столкнуться с несоответствием между его фантазиями и ее внешностью, она делает вид, что на самом деле она молодая легкомысленная блондинка. Потом она исчезает в ночи и оставляет ему записку с предупреждением: «Где бы вы ни встретили девушку с парфюмом, бегите со всех ног».
«Парфюм» – это всего лишь незначительный рассказ, но о самом тезисе такого не скажешь. К концу десятилетия черный цвет, уже один из торжествующих жанров в литературе и кинематографе, захватил парфюм и стал символом идентичности, реальной или скрытой. Что мы говорим окружающим нашим ароматом? Как мы можем их обмануть? И с какой целью мы можем использовать эту силу?
Chantilly
Houbigant, 1941
Романтический парфюм
Chantilly от Houbigant, девичья смесь розы, сирени и ванили, это засахаренный миндаль среди ароматов. Пирожное в виде жидкости, которую можно распылить, пропуск в мир нежности и света. В этой стране к дневному чаю подают тарталетки с клубникой и крем-брюле, а другие вкусности ждут своей очереди на столе рядом с кружевными салфетками, готовыми защитить шелковые платья от масляных крошек. Из-за стола хорошо видно лебедей и их птенцов на глади озера неподалеку.
Именно там сидела однажды Джейн, обдумывая свое неизбежное положение старой девы, когда она услышала топот лошадиных копыт. Животное издало ржание и поскакало к ней по лужайкам, и тогда Джейн заметила, что это красивый конь цвета красного дерева и с добрым сильным сердцем. Она подняла глаза и увидела не менее красивого джентльмена в зеленых бриджах. Он выглядел смущенным, его глаза молили ее о чем-то. Джентльмен выглядел взволнованным (его послали срочно сообщить Джейн тревожные новости о ее сестре Маргарет), но он узнал изящную фигуру леди, когда увидел ее. Джейн с бьющимся сердцем встала, присела в реверансе и сказала ему…
На этом полет фантазии прерывается.
В этом суть Chantilly. Парфюм так тесно связан с кружевами и взбитыми сливками, настолько романтичный, в стиле Harlequin или Mills & Boon, что невозможно понюхать этот аромат или даже просто посмотреть на коробочку цвета розовой пудры с узорчатым краем и не почувствовать себя крошкой Бо Пип.
Парфюм Chantilly радикален в своем консерватизме. Пока другие парфюмерные дома продавали насыщенные, соблазнительные, проказливые ароматы, Houbigant обратился к невинности. Этот Дом вспомнил о своем наследии восемнадцатого века и впервые создал аромат изысканной любви в 1898 году, а затем переиздал его для следующего поколения. Этот запах был больше в духе Джоржетты Хейер, чем в духе «Опасных связей». В 1950-х годах бренд даже раздавал ароматизированные веера и бесплатные листовки своим продавцам в универмагах (акция под названием «Говорите о любви языком вееров»), чтобы поддержать старомодный смысл словосочетания «заниматься любовью», когда оно означало только взгляды и намеки.
Никогда не забывая о том, что одной из покровительниц Дома была Мария Антуанетта, Houbigant помнил и об антураже: формальные сады, беседки, арки, фонтаны, статуи и – самое важное – перспектива появления поклонников, жаждущих вас обожать. Парфюмерный дом, продвигая аромат, не уставал уверять покупательниц, что Chantilly – это «Увертюра к романтическим отношениям», «Незабываемый аромат, пьянящий словно поцелуй!», «Прекрасный парфюм для прекрасной леди» и «Соблазн для леди». Обратите внимание на то, что слово «леди» употребляется очень часто, рискуя напомнить о флирте карикатурного итальянского официанта: «Красивый леди, почему вы не дать мне клю-ю-ю-чи? Пра-а-шу не дра-а-а-знить».
Dri-Perfume
J. L. Priess, 1944
Парфюм военного времени
В 1943 году Шанель поместила объявление в респектабельной британской прессе, включая лондонскую The Times. В черной рамке, словно траурное сообщение, оно начиналось с извинений за то, что «вследствие военной ситуации» Chanel № 5 нет в продаже. Шанель заверила читательниц, что фирма делает все возможное, чтобы передать знаменитые ароматы альтернативным продуктам, таким как губная помада и мыло, и выражала надежду на то, что вскоре, в мирное время, Дом снова сможет поставлять свои парфюмы.
Затем следовало предупреждение: «Любой парфюм, предлагаемый нашим клиенткам как Chanel, – это подделка. Товар произведен Chanel только в том случае, если на флаконе есть наше имя и адрес, как того требуют правила торговли».
Благодаря черному рынку в Великобритании и продаже подделок солдатам за границей, особенно в портах Средиземноморья и Северной Африки, Chanel был самым свежим брендом, который начали эксплуатировать спекулянты и мошенники, пользовавшиеся сбоями в поставке товаров во время войны. На «домашнем» фронте было много сложностей, поэтому с подобными проблемами сталкивались в основном в Европе, где все началось с нарисованных швов на ногах, чтобы создать иллюзию чулок, и закончилось платьями, сшитыми из гардин.
По другую сторону Атлантики ситуация была совершенно иной, во всяком случае, в первые годы войны. Примерно в то время, когда состоялся Мюнхенский сговор (1938) и вероятность вооруженного конфликта становилась все более очевидной, некоторые ловкие клиенты, представлявшие французские дома, заказали «лишние» готовые парфюмы, а также компоненты для их производства. Об этом говорилось в ноябрьском номере журнала Vogue за 1942 год. В форме ответов на вопросы журнал уверял своих читательниц, что даже при прекращении поставок компонентов во время войны, особенно масел розы и жасмина, склады полны, и в любом случае новинки заранее планировались на годы вперед. От читательниц никто не просил «разумно» расходовать парфюм, чтобы напрасно его не тратить. «Обязательно убедитесь в том, что вам понравился тестер парфюма, прежде чем вы купите целый флакон». Обычный совет.
Однако правда была куда интереснее. Косметические удовольствия были настолько важны для состояния духа и, что особенно важно, для министерства финансов США, что Государственный департамент начал переговоры, чтобы обойти блокаду и начать поставлять расходные материалы для духов. К ним относились не только эфирные масла из Грасса, но и ингредиенты из Азии, такие как цитронелла и лемонграсс. По понятным причинам эти попытки провалились, тем более что те поля, на которых выращивали цветы, во время оккупации быстро распахали и сажали на них картофель. В прессе появились и «истории успеха», но они были из области фантастики, как в этой истории из New York Times, в которой рассказывалось о победах торговли парфюмом в годы войны: «Говорят, что в Касабланке есть большие запасы экстракта жасмина, и торговцы на Манхэттене ждут его поставок небольшими партиями окольными путями».
План Б? Если ингредиенты для парфюмов нельзя привезти в Америку, значит, Америке надо придумать, как их выращивать на собственной земле или поблизости, на Гаити или в Доминиканской республике. С большим энтузиазмом магнаты парфюмерной промышленности начали проводить эксперименты. На опытных полях во Флориде принялись выращивать лемонграсс, но для этого пришлось прогнать живших там аллигаторов.
Техас сочли самым лучшим местом для выращивания роз и даже предприняли несколько попыток разведения роз. Но даже если земля оказывалась подходящей, оставалась одна существенная и не внушающая оптимизма проблема: стоимость рабочей силы. Выяснилось, что приходится очень много платить тем, кто собирает тысячи цветов, необходимых для получения абсолюта. Одному богу известно, сколько получали работники во Франции.
Запасы начали таять, поставки косметического спирта сократились наполовину, требовалось подойти к делу иначе. В Америке никогда не было недостатка в жидких парфюмах (концентраты и флаконы меньшего размера продвигали в ущерб одеколону), однако, чтобы снизить давление, бренды начали предлагать альтернативные форматы. Из экономии металлические футляры для губной помады заменили картонными. Один любопытный товар стал переработанным вариантом уже знакомого нам парфюма Shocking. Решая две проблемы сразу – дефицит парфюма и нейлоновых чулок – Скьяпарелли выпустила Shocking Stocking («Шокирующие чулки»), лосьон цвета загара, создававший иллюзию чулок на ногах и с ароматом самого знаменитого парфюмерного бренда, превзойдя похожие средства от Rubinstein и Arden. Люсьен Лелонг перевел некоторые самые знаменитые ароматы Дома, включая парфюм с подходящим названием Tailspin («Неуправляемый штопор»), в смягчающий крем и твердый одеколон, тогда как князь Мачабели предлагал масло для ванны и парфюм для век.
Из возвращенных к жизни форматов преобладал парфюм в виде пудры, от которого дамы сходили с ума в начале двадцатого века. И вот теперь парфюм-пудра вернулся, но на этот раз его требовалось втирать в кожу, словно «заряженный» тальк. Изначально такие парфюмы назывались саше, хотя у них не было ничего общего с теми саше, которыми ароматизировали белье в ящиках комода. Среди таких парфюмов были и Something Blue от Goutielli, предназначенный для невест, и Jardinire Skin Sachet, браслеты-саше от Orloff. Браслет представлял собой цепочку с душистой бомбошкой, но в нее, должно быть, добавили что-то не то, поскольку они на теле высыхали и теряли аромат. Во всяком случае, если верить фирме Priess из Чикаго, конкуренту Orloff, в качестве альтернативы Priess быстро выпустила Dri-Perfume, заявив, что это не саше, а пудра высшего качества с ароматами Creation, Allure и менее чувственного Tip Top.
«Суперконцентрированный, не испаряющийся» Dri-Perfume позиционировали как парфюм будущего, но это будущее продлилось совсем недолго. Спустя несколько месяцев закончилась война, и парфюмы в виде пудры начали исчезать из продажи, потому что ограничения на спирт были сняты. Какая жалость! В наши дни, когда парфюмы на основе спирта становится все труднее отправить по почте или брать с собой в дорогу из-за требований безопасности, ароматы в виде пудры были бы приняты с восторгом.
Femme
Rochas, 1944
Парфюм возвращения к истокам
Парфюм Femme от Rochas обозначает поворотный пункт, после которого торнадо новинок, характерное для 1920-х и 1930-х годов, отступило, чтобы дать дорогу новому стилю. Разумеется, этот новый стиль был связан с ограничениями Второй мировой войны. Мы покидаем берег Жана Пату и его замысловатые наборы из парфюмерного коктейль-бара, берег Скьяпарелли с ее эксцентричностью и возвращаемся к истокам. Удивительно, но в головокружительном вихре ароматов эры джаза ни одной компании до 1944 года не пришло на ум назвать парфюм так просто: Femme («Женщина»). Как будто все готовили посыпанные золотистой пудрой макаруны с гранатом, забыв, что существует шоколадный пирог, хотя именно его всем и всегда хочется заказать. Femme был просто парфюмом, предназначенным для того, чтобы великолепно пахнуть.
То, что этот замечательный аромат был разработан в оккупированной Франции, только придает ему дополнительную привлекательность. Femme – это раннее творение Эдмонда Рудницка, создавшего многие классические парфюмы, которые мы знаем и любим (перелистайте страницы вперед, до 1960-х годов, и познакомьтесь с его триумфом – Eau Sauvage). Особенно мастерски он работал с цветочными нотами, нежно усиливая запах дынь и персиков до консистенции сочной спелости, но без признаков навязчивости.
В 1943 году Рудницка работал в промышленном районе оккупированного Парижа; ему недоставало гламура и надежды. И все же, используя забытые базовые ноты урсоловой кислоты, которые пахнут как мягкий и пышный чернослив из Ажена, он сумел создать роскошный, щедрый сливовый парфюм с формулой в стиле великих шипровых ароматов, таких как Mitsouko. Femme был красновато-коричневым эликсиром, восхитительным в использовании, если «надеть» его в первые прохладные вечера осени, когда листья начинают увядать.
В течение двух десятилетий столько парфюмеров, со многими из которых мы познакомились на этих страницах, приглашали женщин меняться, становиться другими или освоить иной аспект их женственности. Парфюм Femme был создан для того, чтобы пахнуть как женщина, а не для того, чтобы заставить женщину танцевать по прихоти парфюма.
Означали ли такие парфюмы, как Femme, конец новаторства? Разумеется, нет. Но они возвестили о том, что выбор стал проще, и в линейке парфюма присутствует толика сдержанности. Война на какое-то время поставила пантомиму на паузу.
White Shoulders
Evyan, 1945
Прозрачный парфюм
Белизна лакированной обсерватории, венчающей массивную крышу, резко контрастирует с темно-зеленым бархатом дубов, окружающих дом. Жасмин и другие душистые лианы, прикрывающие фасад, наполняют ароматом похожее на грот крыльцо, закрытое по бокам ставнями из дощечек, которое становится восхитительно прохладной и уединенной гостиной за стенами дома.
Плантация Бернсайд, «Луизиана»
Запах богатого старого Юга – это аромат белых цветов: жасмина Конфедерации, гардении и глицинии, окружающих большие старинные дома и дарящие свои сладкие завораживающие ароматы в жарком воздухе.
Эта душистая смесь ассоциируется с праздностью и леностью, поскольку онадостигает своего пика, когда плавятся термостаты и останавливается любая деятельность, связанная с физическими или умственными усилиями. Если на вас такой жасминовый парфюм, то вы явно не намерены в ближайшем будущем завершить начатое дело. Пусть все дела медленно движутся к завершению.
Жасмин – это жизненно важный ингредиент в парфюмерии, даже более распространенный, чем роза. Так зачем же ограничивать его 1940-ми годами? Дело в том, что пора навестить одну из самых исступленных любительниц парфюма. Знакомьтесь: Бланш Дюбуа, героиня пьесы Теннеси Уильямса «Трамвай “Желание”». Эту роль на сцене впервые сыграла в 1947 году Джессика Тэнди, а потом в экранизации 1951 года снялась Вивьен Ли. Бланш испытывает такую же потребность в парфюме, какую многие из нас испытывают в чашке кофе. И разумеется, жасминовый парфюм является частью ее маниакального ухода за собой, когда она пытается привыкнуть к жизни в убогой, душной квартире ее сестры Стеллы в Новом Орлеане.
В те моменты, когда она не лежит в горячей ванне (борясь, таким образом, с жарой) или не пудрит носик, Бланш опрыскивает себя парфюмом, используя одеколон как средство от головной боли и пытаясь освежить душную атмосферу, чтобы сделать ее более приятной. В сочетании с красивой одеждой Бланш ее жасминовый парфюм – это все, что осталось от «Прекрасного сна». Так называлась усадьба, в которой прошла юность Бланш и Стеллы и которую Бланш умудрилась потерять при загадочных обстоятельствах. Ее коллекция старых флаконов из-под духов (вместе со звякающими бутылками спиртного) – способ сгладить острые углы. О Бланш в пьесе говорится, что она, как «мотылек», одержима мягкостью, сиянием и яркостью.
Жасминовый парфюм Бланш («двадцать пять долларов за унцию!»), распространяющий гипнотический, дурманящий аромат, стал частью ее арсенала смягчающих средств, как и абажур, который она покупает, чтобы сделать менее ярким свет голой лампочки в квартире и придать лицу моложавость. И эта мягкость Бланш, ее неприятие правды не позволяют понять, кто она: душевнобольная, обиженная жизнью, обманщица или все, вместе взятое. Все это, как и успокаивающее звучание ее имени, контрастирует с жесткостью и грубостью Стэнли, мужа ее сестры, который пытается выяснить факты о жизни Бланш. Ее мягкость противостоит и каменным мускулам Митча, ее будущего поклонника.
Жасминовый парфюм 1940-х годов, который определял себя как «лучший из тех, которые мир может предложить», под названием White Shoulders («Белые плечи») от Evyan. Это был американский аромат для американских женщин, с роскошными нотами, свойственными французской парфюмерии, и такой же высокой ценой. В чем сочетались белые цветы, мягкие, словно облако, один из великих парфюмов «на выход» двадцатого века. С другой стороны, Бланш скорее всего наслаждалась ароматами предыдущего десятилетия, таких как Joy.
Честно говоря, едва ли у Бланш хватило бы средств на White Shoulders, хотя этот аромат описывает именно такую женщину, как она. Название парфюма говорит о безупречной, привилегированной красоте леди, которая может позволить себе носить платья, открывающие ее идеально ухоженное и смазанное кольдкремом декольте. Ранние рекламы изображали женщину, смотрящую на продукцию White Shoulders, ее торс начинает таять чуть выше груди, и это нервирует. Белые плечи, даже если они венчают прекрасное бальное платье, делают женщину хрупкой и изящной. Белоснежная шея, изысканный затылок выглядят так, будто вот-вот сломаются.
Black Satin
Angelique, 1946
Рекламный парфюм
Angelique, какое милое нежное название для бренда. Так и представляешь себе компанию, основанную еще одной образованной, но состарившейся русской княгиней в изгнании, которая приглашает обеспеченных женщин в свой эксклюзивный салон за парфюмерными средствами и предлагает покупательницам чай из самовара.
Ничего подобного. Компания Angelique, чья штаб-квартира находилась в городе Сканк-Лейк, Уилтон, штат Коннектикут, и чьи фабрики называли «фабрики-вонючки», была детищем двух американцев, в прошлом менеджеров руководящего звена, Чарльза Н. Грэнвилла и Н. Ли Свортаута. Они оставили свою утомительную работу и вместе с женами создали один из самых известных торговых брендов того времени. Презираемые и осмеянные представителями парфюмерной промышленности, Грэнвилл и Свортаут были преисполнены решимости разнести в клочья тщательно культивируемую загадочность парфюмерных домов.
Основанная в 1946 году компания Angelique пробралась на сцену, словно придворный шут, выпустивший стаю голубей на банкете в честь коронации. Грэнвилл и Свортаут, никогда не работавшие в парфюмерной промышленности, решили, что у них есть шанс быстро сделать состояние. Но насколько это трудно при внушительных маржах каждого флакона? Дуэт сообразил, что американские женщины все еще приберегают парфюм для особых случаев.
И всего с одним парфюмом – Black Satin («Черный атлас») для «земных женщин» – они начали рекламную кампанию, продвигая щедрое использование парфюма с утра до вечера. К сожалению, Грэнвилл и Свортаут столкнулись с проблемой. Они не знали, что другой бренд уже запатентовал это название. Им пришлось прежде перезаложить свои дома (и попросить своих жен продать кое-какие украшения), чтобы выкупить название за двадцать две с половиной тысячи долларов.
Как только эта проблема была решена, Angelique буквально ворвалась на рынок с помощью блестящей стратегии продаж. Компания продавала Black Satin в магазинах ВМС США и в почтовых отделениях на Дальнем Востоке, чтобы увольняющиеся в запас военные могли привезти подарок своим женам и подругам. Линейка товара была впечатляющей: твердые духи в виде тюбика губной помады в форме пули и броши с заранее смоченными парфюмом вкладками из губки, созданные при участии дизайнера Хейзл Бишоп. Спрос вырос, когда Angelique начала ароматизировать банковские чеки с помощью Black Satin, чтобы заинтриговать женщин-клерков, обрабатывавших платежи.
Но эти трюки были всего лишь забавой по сравнению с более обширными рекламными планами Грэнвилла и Свортаута. Американские города, крупные и маленькие, предполагалось подвергнуть своеобразной воздушной бомбардировке. Впоследствии журнал Life написал об этом так: «Они атаковали потенциальных покупательниц, распыляя аромат на городских улицах. Они доставляли его в виде гигантского пасхального яйца, которое спускали с вертолета».
Для «ароматной операции» дуэт приобрел сухой лед, объявив, что он ароматизирован Black Satin. Местом их парфюмерной атаки стал город Бриджпорт в Коннектикуте, уже укрытый пышным снежным покрывалом. Один из горожан стукнул свою жену лопатой для уборки снега по голове, когда она сообщила ему о том, что будет происходить. Когда мужчину привели в городскую тюрьму и стали задавать вопросы, он «отказался объяснить свой поступок», просто дышал «вроде как тяжело». В рапорте сказано, что он каждый день расчищал подъездную дорожку к дому в течение двадцати двух дней. Представьте: долгие недели снегопада, а затем какие-то умники решили вывалить на ваш дом кучу ароматизированного льда.
В день «бомбардировки» пресса собралась в предвкушении события, но… Лишь немногие ощутили аромат или заметили сухой лед среди снега. Предложения повторить мероприятие в других городах были отвергнуты после того, как астматики пожаловались на возможность аллергического приступа.
Однако предприниматели на этом не остановились. Перед выпуском аромата White Satin («Белый атлас») Грэнвилл и Свортаут наняли двенадцать самолетов и группу девушек с обложки, которых окрестили «бомбардировщицами». Каждая «управляла» одним самолетом, которые на этот раз сбрасывали душистое облако на Лос-Анджелес. Увы, из-за смога аромат так и не дошел до города. И все же реклама спровоцировала сумасшедший спрос: к 1949 году объем продаж достиг полумиллиона долларов. Грэнвилл и Свортаут отказались от самолетов и воспользовались аппаратами, пускающими ароматные пузыри. Их поставили на автомобили, которые разъезжали по улицам Майами, распыляя Black Satin. Утверждают, что реклама провалилась в 1950-х годах, когда им пришло в голову соединить галлоны парфюма с несколькими тоннами красной краски, и все ради парфюма Red Satin («Красный атлас»). Смесь вылили в Атлантический океан, чтобы Гольфстрим мог перенести ее к берегам Великобритании как раз к Рождеству. Остается только гадать, сколько рыбы погибло в результате этих упражнений.
Несмотря на все эти эскапады в духе Вилли Вонка, дела у основателей Angelique шли вполне прилично, и на заработанные деньги Свортаут переехал жить на Виргинские острова. Но возможно, все было не так хорошо, как казалось. Отчеты о том, что компания заработала миллионные прибыли, сочли сомнительными, началось расследование. Считалось, что у аромата Black Satin есть преданные покупатели, постоянно его приобретающие. Так ли обстояло дело, или это был гениальный блеф двух мошенников, мастеров нового платья короля? Доподлинно известно одно: фокусы закончились, и к 1970 году Black Satin стоил один доллар, если верить рекламному объявлению, размещенному в специальном разделе рядом с рекламой мешков для мусора. Грэнвилл и Свортаут, «предприниматели в области парфюмерии и метеорологии» исчезли, как тает облако в жарком небе.
Oh!
Claude Marsan, ок. 1946
Парфюм французского любовника
По сравнению с бомбардировками парфюмом Black Satin, маркетинговая стратегия Клода Марсана 1940-х годов кажется скромной.
Скромной, да, но более жуткой.
Время от времени мужчина-модель «с обложки» появляется из ниоткуда. Он жаждет рекламы, поэтому ведет группу журналистов в бар и демонстрирует, как ему удалось соблазнить тысячу женщин за последние три года. Это сопровождается серией лекций в снятых заранее залах, во время которых мистер «Обложка» скачет по сцене в кожаных штанах и ковбойских сапогах и делится секретом своего успеха.
Клод Марсан, мельник, начавший производить парфюм в Детройте, в 1940-х годах был именно таким человеком.
Непонятно, как Клод сумел стать другом всех женщин и (по его собственному выражению) «передовым посланником». Как экзотический француз, путешествующий по Америке, он, должно быть, считал естественным заявлять, что «шокирован» и «поражен» тем, какими никчемными являются мужья в США по сравнению с мужьями в Европе.
Марсан приобретал известность, недовольные жены писали ему письма, жалуясь на своих никчемных мужей, которые приходили домой пьяными или заставляли их выслушивать свои ужасные шутки. Клод утверждал, что французские мужья каждый день приносят женам цветы, исполняют для них серенады и водят своих жен в ресторан. Он начал читать бесплатные публичные лекции, чтобы поделиться с другими женщинами некоторыми из этих печальных жизненных историй, но, как говорили, он настолько разозлил этим мужчин, что ему пришлось читать эти лекции под именем «неизвестного француза» и обзавестись свистком на случай нападения. Но нам доподлинно известно, так как Марсан был рад позировать фотографам, что носил кремовый берет и владел велосипедом. А еще он носил бейдж с надписью: «Я еще не облысел, но вы позволите мне не снимать берет? Спасибо, дамы».
Для производителя парфюма это была гениальная стратегия: быть для рассерженных, уставших женщин той самой конфиденткой, которая скажет им, что есть способ превратить мужа в прекрасного принца. Почему бы не попробовать Oh! парфюм прямо из сердца этого смелого, неженатого француза? Возможно, план предусматривал, что и сами мужья, почувствовав себя деморализованными и никчемными, приобретут для своих жен флакончик этого аромата в знак примирения.
Парфюм назвали Oh! потому, что оно было удивительно новым? Или потому, что при стоимости двадцать три доллара за унцию (соответствует четыремстам долларам по нынешнему курсу) детям предстояло остаться без подарков на грядущее Рождество? Чтобы женщины потратили такую сумму, требовались дополнительные лекции, которые могли бы привести их в состояние экстаза. Разумеется, на это и делалась ставка.
Если судить по дальнейшим событиям, мы вправе предположить, что Oh! от Марсана – это стон оргазма. Для публики Клода внешняя сторона была очень и очень сомнительной.
В 1947 году город Спокейн, штат Вашингтон, стал местом, где Клод демонстрировал подлинное искусство любви и супружеских поцелуев. Забавно, но не для общества, которое все еще довольно пуритански относится к проявлению нежности на публике. Шоу Клода продолжалось два с половиной часа. На сцене он целовал, обнимал и щупал молодую модель, а затем уговаривал присутствующих занять ее место.
Обычно нам продают парфюм как предшественника большого соблазнения, но в этот раз порядок был обратным: сначала завести людей, а потом спросить, не хотели бы они купить флакончик.
В конце концов, бравада подвела Клода. В 1949 году его арестовали в Лос-Анджелесе. Марсан оказался там для того, чтобы учить голливудских актеров целоваться перед камерой, но одновременно он давал и шоу на стороне. (Пожалуй, к этому моменту парфюмерия перестала быть для Клода приоритетом.) Представ перед женщиной-судьей, Марсан пожаловался на то, как она на него смотрела, и попросил заменить ее судьей-мужчиной. Это не произвело на нее впечатления. Затем в духе потерявшей популярность телеперсоны он решил развлечь суд, исполнив серенаду на музыкальной пиле. Дело закончилось тем, что Клода отправили в тюрьму на девяносто дней. Его представления сочли неподходящими для публики, и судья в своем решении отметила: «Фрагменты вашего представления были настолько бесстыжими и непристойными, что… ни один врач… не стал бы обсуждать подобные вещи даже с женатыми людьми».
После вынесения вердикта Клод заявил: «В сердце моем печаль. Жюри присяжных, состоящее из женщин, спасение которых от ужасных последствий неумелых занятий любовью, было моей миссией, сочло меня виновным».
Oh! боже, Клод.
St John’s Bay Rum
West Indies Bay Company, 1946
Парфюм авантюриста