Дублин Резерфорд Эдвард

Дроэда

Уолтер Смит не спеша ехал вокруг большого холма. Стоял ветреный день начала сентября, и казалось, что ветер может вот-вот превратиться в шторм. Вдоль невысокого гребня мрачно лежали под облачным небом огромные, поросшие травой могилы. Под ногами тускло поблескивали осколки белого кварца, словно множество побелевших костей. Внизу порывы ветра злобно трепали свинцово-серые воды Бойна.

Смит знал, что многие верили, будто легендарные древние жители острова, племя Туата де Данаан, по-прежнему жили и пировали в их светлых залах под магическими холмами. Может быть, все дело было в погоде, но Смиту древнее священное место казалось холодным и даже слегка угрожающим. Он поехал дальше на восток.

Прошел уже месяц с тех пор, как он покинул Ратконан. Почему он уехал так внезапно? Может быть, это просто было в его природе — завершать любое начатое дело? Посвятив себя борьбе, он должен искать битвы. Он нашел Ормонда и тех, кто остался в живых из его армии, и уже три недели находился с ними в лагере. За это время его рана почти зажила, хотя нога еще беспокоила и ходил он немного прихрамывая.

После того как Кромвель явился в Дублин, весть о его приготовлениях разлетелась быстро. Он выбрал лучших людей из городского гарнизона, добавил их к своей армии и сразу установил обычную для него железную дисциплину. Его солдат расквартировали в городе, но им было запрещено доставлять жителям какие-либо неприятности. Никаких грабежей — под угрозой немедленной смерти. Кромвель также потребовал, чтобы за все продовольствие, что армия получала от окрестных фермеров, будь то католики или протестанты, платили как положено. Это было не только неслыханно, но и весьма умно. Так что до сих пор никто не взбунтовался против самого Кромвеля или его солдат.

Уолтер надеялся, что Орландо тоже полностью заплатили за его зерно. Не раз и не два он испытывал острое желание навестить имение в Фингале, но прекрасно знал, что это невозможно. Даже если бы его не арестовали, от этого все равно были бы одни неприятности. Он должен держаться в стороне, пока все это не закончится.

А совсем недавно примчался всадник с конкретными новостями:

— Кромвель готовится двинуться на север.

В этом имелся определенный смысл. Если Кромвель сможет разбить ульстерский роялистский гарнизон и Оуэна Роэ О’Нейла, то тем самым сломает хребет оппозиции. Но это была рискованная стратегия. Гарнизоны там были сильными, и, прежде чем Кромвель дойдет до Ульстера, ему придется взять самую мощную из крепостей.

Дроэда. Тредах, так называли ее англичане, более или менее справляясь с произношением ирландского названия. Вскоре после того, как пришла эта весть, Ормонд усилил гарнизон частью своих лучших войск под командованием Астона, закаленного в боях командира. Уолтера, как неопытного добровольца, в их число не включили. Так что накануне днем он тихо ускользнул из лагеря Ормонда. Уолтер рассчитал, что, если уж он туда приедет, вряд ли они прогонят лишнего человека.

Он проскакал всего несколько миль вдоль северного берега Бойна и увидел свою цель.

Это было мрачное старое место. Встав на двух холмах по обе стороны реки, средневековые стены Дроэды возвышались каменными громадами, почти неприступными. Дроэда была вторым крупнейшим портом в этом регионе после Дублина, а потому ее значение было очевидным: она охраняла прибрежный путь в Ульстер. Как и в большинстве ирландских городов, ее жители были и католиками, и протестантами, но, когда их принудили к выбору, они решительно захлопнули ворота перед сэром Фелимом и его бунтовщиками-католиками, которые несколько месяцев осаждали город, но так ничего и не добились. Поскольку крепость хранила верность правительству, в ней недавно разместились роялистские силы Ормонда. И сегодня, в унылый и ветреный день, ее мрачные башни и серые камни стен как будто говорили: «Мы не сдались перед сэром Фелимом и его католиками, и мы не сдадимся Кромвелю».

Уолтер, двигаясь дальше, встретился с небольшим ручейком горожан, покидавших крепость — кто пешком, кто на телегах. Видимо, Кромвеля ожидали уже скоро. Проехав через ворота в северо-западной стене, Уолтер Смит оказался в городе.

Вскоре после того, как он представился одному из офицеров, его отвели в штаб, где, к удивлению Уолтера, он оказался лицом к лицу с самим командиром. Уолтер почти ничего не знал о сэре Артуре Астоне. Это был невысокий энергичный человек, потерявший в боях ногу, один из немногих офицеров-католиков в армии короля Карла. Люди уважали его. И он был богат.

— Говорят, его деревянная нога набита золотом, — сказал кто-то Уолтеру.

Узнав, что Уолтер прибыл из лагеря Ормонда, Астон пожелал поговорить с ним.

— Я надеялся, вы привезете боеприпасы. Лорд Ормонд обещал прислать порох и пули. — Астон покачал головой. — Оуэн Роэ О’Нейл обещал солдат. И ни того ни другого нет. — Он бросил на Уолтера быстрый взгляд. — Не тревожься. Эти стены защитят нас, даже если мы не сделаем ни одного выстрела.

Астон сразу приказал, чтобы Уолтера приписали к небольшому верховому отряду, который оказался размещенным в какой-то гостинице с трактиром в северной части города. Хотя отряд Ормонда состоял и из католиков, и из протестантов, большинство воинов Астона были католиками, а в том небольшом отряде, к которому присоединился Уолтер, были одни католики. Хозяин гостиницы, английский протестант, любезно пояснил им, что на самом деле никакой особенной разницы между ними и людьми Кромвеля нет.

— Но уж лучше я останусь здесь и получу деньги за свой эль, который вы, джентльмены, выпьете, чем сбегу и останусь ни с чем.

Хозяин овдовел год назад, и у него на руках осталась трехлетняя дочурка с золотыми кудрями. Солдаты частенько играли с ней, чтобы скоротать время.

А увидев Уолтера, бывшего намного старше, солдаты тут же стали называть его дедушкой. Когда малышка спросила, почему они его так называют, ей объяснили:

— Ты разве не знаешь, Мэри, что это твой дедушка? Он всем дедушка.

Девочка обратилась к отцу за разъяснениями, и трактирщик весело ответил:

— У большинства детей есть только два дедушки, Мэри, но тебе повезло — у тебя их три.

После этого малышка пожелала весь вечер просидеть на коленях Уолтера.

Армия Кромвеля появилась на следующий день, с юга. Уолтер наблюдал за ее приближением с городской стены. Пока солдаты разбивали шатры на склонах напротив, наблюдатели подсчитали, что Кромвель привел около двенадцати тысяч человек. К следующему утру стало понятно, что артиллерия еще не подтянулась.

— Наверное, он отправил ее морем, — сказал солдатам Астон. А при непрекращавшемся ветре прибрежные воды были весьма опасны. — Если нам повезет, его грузовые корабли могут и потонуть.

Без пушек Кромвель ничего не мог поделать с их крепостью.

Следующие дни прошли до странности тихо. Товарищи Уолтера пытались научить его хотя бы основам боя на мечах и военной тактики, но без особого успеха. А остальное время он просто бродил по городу.

Две части города, расположенные по разные стороны глубокой реки, были полностью обособлены и обнесены стенами, но соединены прочным подъемным мостом с северной стороны, который можно было очень быстро поднимать и опускать. В южной части города, меньшей по размеру, имелся высокий холм с небольшим укреплением на вершине и церковь со шпилем, откуда велось наблюдение. Северная часть города, с узкими средневековыми улочками и садиками, аккуратно огороженными каменными и живыми изгородями, была очень приятной. Уолтер иногда сажал малышку Мэри себе на плечи и брал с собой на прогулку.

В течение этих дней Астон не раз высылал небольшие отряды, чтобы потревожить врага. Однажды Уолтера отправили с каким-то поручением к командиру, а когда он вернулся, то обнаружил, что в его отсутствие товарищи отправились на вылазку. Ему никто ничего не сказал, но Уолтер понял, что товарищи просто берегут его, и почувствовал себя униженным, в особенности после того, как несколько человек не вернулись.

В другой день из крепости вышел большой отряд, но люди Кромвеля устроили им засаду и перебили всех. После этого вылазок почти не было. Но Астон не терял уверенности. Как-то днем, встретившись на крепостной стене с Уолтером и кем-то из его товарищей, он задумчиво посмотрел на шатры на склоне напротив, а потом живо повернулся к солдатам:

— Они не смогут проломить стены, а близится зима. И после того, джентльмены, у меня будет два союзника, которые наверняка побьют их. — Он улыбнулся. — Полковник Голод и майор Болезнь. Они будут сражаться с Кромвелем на моей стороне, уверяю вас, пока он будет сидеть там под дождем. Так всегда случается, рано или поздно, когда в Ирландии начинается какая-нибудь осада.

А в самой Дроэде тем временем жизнь текла тихо и спокойно. Кромвель стоял на южной стороне реки, а поблизости не было ни одного места, где реку было бы легко перейти. Многие горожане ушли, что означало: тех запасов продовольствия, которые продолжали подвозить через ворота на северной стороне, хватит на более долгое время. Астон привез с собой нескольких католических священников, и они служили мессу для католиков в большой церкви. И это хорошо, думал Уолтер. Приятно видеть, что древняя церковь снова служит истинной вере.

На седьмой день в Бойн вошли грузовые корабли Кромвеля, доставившие пушки. Уолтер наблюдал за тем, как их волокут на позиции. Одни — на склоны, смотревшие на город, другие — ниже, перед южной стеной. На следующее утро из лагеря Кромвеля прискакал верховой с посланием.

Оно было кратким и по существу. Чтобы предотвратить то, что пуританский джентльмен называл «потоками крови», Кромвель предлагал гарнизону сдаться. А если они откажутся, «то не будет причин проклинать меня», так он закончил.

Понять значение этого послания было нетрудно. Законы войны были древними и жестокими. Если осажденный город пользовался шансом и сдавался, его гарнизон мог спасти себе жизнь. Если осажденные отказывались, а город был взят, пощады ждать не приходилось. Нападавший генерал имел право убить всех сражавшихся. Обычно стороны приходили к соглашению еще во время осады, но защитники крепости отлично понимали, чем рискуют: если они откажутся, то могут лишиться жизни.

Но Астон был уверен. Стены Дроэды никогда прежде никто не мог пробить. И вскоре все услышали:

— Предложение отвергнуто.

Уолтер стоял на стене, глядя на орудия врага, когда прогремел первый залп. Уолтера охватили волнение и страх, когда он услышал свист летевших мимо ядер. К его удивлению, они не ударились о стены, а врезались в высокий шпиль церкви позади, и со стен посыпался дождь обломков штукатурки.

Через несколько мгновений второй залп еще раз ударил по шпилю. Похоже, враг выбрал его как цель для тренировки.

— Они сначала свалят церковную башню, — спокойно заметил стоявший рядом с Уолтером немолодой солдат. — Они вовсе не хотят, чтобы оттуда их обстреляли из мушкетов. — Солдат фыркнул. — Но эти пушки вряд ли смогут всерьез повредить стены.

На какое-то время все затихло. Потом они снова услышали грохот. Но звучал он по-другому. Он был громче и завершился низким резким воем. Потом раздался оглушительный удар — и в нижней части шпиля появилась дыра.

— Что это было? — спросил Уолтер.

— Не уверен, — ответил солдат, — но, похоже, снаряд фунтов в тридцать.

Он покачал головой и замолчал. Снова послышался рев.

В то время в Европе имелось два типа осадной артиллерии. Были мортиры, стрелявшие большими железными шарами, начиненными порохом, — они взрывались с чудовищной силой. И еще были пушки, в которые заряжали огромные ядра, способные разбить каменную кладку. Самые большие пушки, какие видывали в Ирландии, стреляли ядрами в двенадцать или четырнадцать фунтов весом. И могучие стены Дроэды, хотя и могли слегка пострадать от такого обстрела, все же выдержали бы. Но новые пушки были мощнее. Они могли метать ядра в несколько раз крупнее.

Лорд Ормонд и его командиры не подозревали, что Кромвель может доставить из Европы в Ирландию именно самое мощное орудие. И артиллеристы у него были очень искусными.

Все утро большая пушка продолжала реветь и грохотать. Шпиль начал уже выглядеть так, словно готов вот-вот рухнуть. И вдруг с грохотом упал.

Но пушка не замолкла, она принялась обстреливать башню церкви под шпилем. К полудню та уже стала похожа на неровно обломившийся зуб, а пушка начала бомбардировку ближайшего к ней бастиона на углу городской стены. Это сооружение было намного крепче. Однако пушка продолжала стрелять и стрелять, час за часом, весь день до вечера, не останавливаясь. И под ядовитым дымом, расползшимся над городом, могучая угловая башня Дроэды, выдержавшая множество атак в течение столетий, медленно обрушилась. Вскоре после наступления сумерек артиллеристы перенесли свое внимание на стены и пробили в их верхней части две дыры.

В ту ночь Астон собрал людей, чтобы заделать бреши в стенах, вернуть на место камни и залить их известью. Однако на рассвете началась куда более трудная работа. Мужчины выкопали три линии глубоких канав вдоль пробитой стены. За каждым рвом насыпали землю в виде брустверов, за ними могли укрыться стрелки с мушкетами.

Хотя такой работой обычно занималась пехота, Уолтер присоединился к солдатам, и никто не стал его останавливать. С лопатой в руках он трудился среди парней вдвое моложе его самого, и осанистая фигура Смита сразу бросалась в глаза. Утро застало Уолтера раскрасневшимся и вспотевшим, но счастливым оттого, что он наконец приносил пользу. Рвы тянулись до огороженного стеной церковного двора. За ними высился крутой холм с укреплением на вершине.

Рано утром пришло сообщение, что небольшая группа знатных людей города требуют от Астона, чтобы он сдал крепость. Астон выгнал их из города через одни из северных ворот.

— Да как он может сдаться?! — воскликнул один из офицеров. — Если уж могучая Дроэда падет, то разве могут выстоять и сражаться другие города?

В это самое мгновение снова послышался грохот большой пушки, и первый за этот день снаряд ударился о стену.

Все утро, пока над городом клубились серые тучи, а пушечные ядра выбивали из стены небольшие фонтаны осколков, они копали рвы и возводили брустверы.

Стены Дроэды вовсе не собирались так легко разрушаться. Местами они достигали в толщину шести футов. Но средневековая смесь камня, гальки и извести, хотя и была крепка, не могла вечно выдерживать равномерные удары ядер — десятки ударов, — что летели в нее час за часом. И постепенно стена у основания превращалась в огромные неровные кучи обломков. К полудню солдаты у рвов уже видели сквозь большую рваную пробоину вражеский лагерь на склоне напротив.

Около пяти часов Астон появился среди тех, кто копал рвы, припадая на деревянную ногу и говоря людям, что они должны быть готовы.

— Они полезут в пролом, но им придется преодолевать завалы камней снаружи. Для кавалерии там слишком высоко. Мы их без труда перестреляем. Попомните мои слова.

Позади рвов уже появились кавалеристы. Уолтер, стерев как смог грязь с лица, вернулся к своему отряду. И в это время он вдруг заметил, что пушечный огонь прекратился. Странная тишина повисла в воздухе. Астон уже был за рвами, расставлял людей.

Стрелков с мушкетами он поставил за двумя задними рвами и в церковном дворе. В первом ряду стояли солдаты с копьями. Только сильные и тренированные воины могли быть копейщиками, ведь копья были шести футов в длину, с тяжелым древком и страшным стальным наконечником. Уолтер как-то раз попросил дюжего копьеносца дать ему попробовать ударить копьем и чуть не упал под его тяжестью. Но в опытных руках это было страшное оружие. И когда враг миновал бы первый бруствер, то был бы остановлен копьеносцами или попал бы под огонь мушкетов из двух задних рвов. А огонь был бы смертельным. Даже из неуклюжих мушкетов с фитильным замком каждый тренированный солдат мог делать три выстрела в минуту.

Все так же было тихо. Пока они ждали, Уолтер почти слышал биение своего сердца. К его собственному удивлению, он был слишком возбужден, чтобы бояться.

За стеной послышались крики. Уолтер увидел металлические шлемы круглоголовых, подбиравшихся к пролому. Сотня, может, две сотни… И тут он услышал громкий голос Астона:

— Мушкетеры, ждать! Ждать!

Первая волна нападавших пробралась внутрь; вторая показалась в проломе. Уолтер увидел вражеского офицера, красивого седовласого мужчину.

— Огонь!

Первый залп уложил человек пятьдесят. Седовласый офицер упал, когда пуля из мушкета раздробила ему голову.

— Огонь!

Второй залп, из третьего рва, — и еще множество врагов пало.

Отовсюду слышались крики. Уолтер видел, как человек шесть круглоголовых напоролись на копья. Не зря же авангард при таких атаках называли обреченным. Солдаты, показавшиеся теперь в проломе, как будто заколебались.

— Теперь целься в пролом! Огонь!

Новый смертельный залп отбросил их. И круглоголовые отступили. Те, что еще оставались в проломе, пытались отойти назад, но стрелки с церковного двора перебили их по одному. Роялисты радостно кричали. Круглоголовые пустились бежать.

— Перезаряжай! Они вернутся. Кавалеристы, заряжай пистолеты! — Это был голос Астона, уверенный и громкий.

Уолтеру, как и большинству конников, выдали два пистолета, которые лежали в кобурах по обе стороны седла. Уолтер вставил в них запалы и один пистолет взял в руки. Прошло несколько минут, прежде чем круглоголовые появились снова. На этот раз они двигались быстрее и их было больше. Первая волна уже докатилась до копейщиков, когда Астон крикнул:

— Огонь!

И снова на нападавших обрушился разящий дождь мушкетных пуль.

— Кавалерия, огонь! Целься каждый в своего!

Уолтер положил длинный ствол пистолета на свободную руку, чтобы поддержать. Когда он тренировался вместе с товарищами, то обнаружил у себя способность метко стрелять. Он увидел какого-то парня, только что добежавшего до копейщиков, тщательно прицелился и нажал на спусковой крючок. Целился он в грудь, но попал в голову. И с победоносным восторгом увидел, как враг упал. Хотелось бы мне, подумал Уолтер, чтобы меня видела моя семья. Через несколько мгновений снова раздались восторженные крики. Круглоголовые опять отступили.

— Перезаряжай! — закричал Астон.

Но на этот раз ничто не нарушило тишину. Возможно, круглоголовые, дважды жестоко отбитые, решили на этот день остановиться.

Напротив пролома стояли уже две батареи. Одна била по стенам на уровне земли. Вторая, расположенная на склоне за ней, смотрела на пролом сверху. И именно там теперь Уолтер увидел клуб дыма.

Послышался устрашающий громкий свист. Удар, от которого попятилась его лошадь. Треск, страшные крики. А потом Уолтер упал. И, уже лежа на земле, он снова услышал пугающий свист. И отчаянные крики. И ржание коней.

Пушка Кромвеля, стоявшая на склоне, стреляла полуфунтовыми снарядами, и они без остановки летели в пролом на кавалерию. Уолтер с трудом поднялся и увидел, как в пролом врываются круглоголовые. Очевидно, что враг решил задавить защитников простым количеством. Мушкеты стреляли, но теперь, в общей суматохе, их залпы звучали неровно. Уолтер посмотрел вниз. Его несчастная лошадь была убита. А вокруг метались люди и кони. И везде лилась кровь. У Уолтера закружилась голова, хотя он был уверен, что не ранен. Кто-то потянул его за руку:

— Идем, дед! Мы проигрываем.

Уолтер понял, но еще какое-то мгновение глупо стоял на месте. И за это время успел увидеть в проломе стены какого-то офицера в кожаных доспехах, с мечом в руке, с длинными седыми волосами, развевавшимися на ветру.

И Уолтер сразу понял, кто это должен быть.

Сам Оливер Кромвель спешился и лично повел своих людей в смертельный пролом в стене Дроэды.

Его пистолет… Он все еще лежал в седельной кобуре. Уолтер стремительно наклонился к павшей лошади и достал оружие. Крепко сжав в руке пистолет, опять выпрямился. Кромвель все еще стоял там, размахивая мечом, призывая своих солдат атаковать. Уолтер прицелился.

А потом все было как во сне. Уолтер застыл, его палец нажимал на крючок, но ничего не происходило. Как такое могло быть? Уолтер повторил попытку. Но в простом механизме что-то заело.

— Дед! Идем скорее!

Парень потянул Уолтера с такой силой, что тот чуть не потерял равновесие, и как раз в этот момент пистолет наконец выстрелил, и пуля умчалась вверх, в воздух. Уолтер выругался и поплелся туда, куда его вели. Остатки его отряда уже собирались вместе, без лошадей. Как только он дошел до товарищей, они окружили его и поспешили прочь. Первый бруствер уже был взят. Мушкетеров разоружили. А Уолтер, торопливо уходя с места событий, видел, как Астон вместе со своими людьми хромает к высокому холму, к небольшому укреплению. Кавалеристы и Уолтер почти бежали по улице к реке. Впереди был подъемный мост.

— Дед, нам лучше перебраться на ту сторону, пока мост не подняли! — крикнул один из товарищей Уолтера.

Если бы они перешли мост, то могли бы снова стрелять, а люди Кромвеля не смогли бы последовать за ними. Река была глубокой, стены северной части города крепкими. И это стало бы надежным убежищем, по крайней мере на время.

Однако, когда они добрались до моста, их догнала огромная толпа копейщиков и мушкетеров. Оглянувшись, Уолтер увидел кожаные жилеты и железные шлемы солдат Кромвеля совсем близко. Беглецы в полной неразберихе промчались по мосту.

Уолтер уже бежал по центральной улице северного города, когда наконец сообразил: никто не поднял мост. И если защитники пересекли Бойн и ушли в северную часть, то и люди Кромвеля тоже могли это сделать. Уолтер остановился и закричал:

— Поднимите мост!

Но никто не обратил на него внимания, а давление толпы не дало самому Уолтеру вернуться, его просто увлекло дальше.

Недалеко впереди высилась большая церковь Святого Петра. Товарищи Уолтера повернули на перекрестке налево, к западным воротам северной части города. Еще немного впереди находилась та самая гостиница, в которой они жили. Двое кавалеристов оставили там свои деньги, так что они побежали за ними.

— По крайней мере, у нас хоть деньги будут, чтобы сбежать, — сказали они Уолтеру.

Трактирщик, уже слышавший о переполохе, но пока не знавший в точности, что именно произошло, торопливо закрывал ставни. Уолтер вкратце сообщил ему о событиях, и мужчина вскрикнул:

— Надо забрать Мэри!

Девочка была в соседнем доме на той же улице.

— Закрывай гостиницу и трактир, — сказал Уолтер. — Я схожу за ребенком. — И быстро пошел прочь.

Ему понадобилась всего пара минут, чтобы забрать Мэри из соседского дома. Крепко держа девочку за руку, он пошел обратно. Уолтер почти забыл, что на его боку по-прежнему висит меч, и сообразил это лишь тогда, когда ножны чуть не ударили малышку. Тогда он подхватил Мэри на руки и пошел к ее дому.

Солдаты все еще бежали по центральной улице и пока никуда не сворачивали. Товарищи Уолтера стояли у двери рядом с хозяином гостиницы. Уолтер был примерно в пятидесяти ярдах от них, когда отряд круглоголовых в тяжелых кожаных доспехах вырвался с улицы в переулок. Увидев солдат-роялистов, они взревели и ринулись к ним, так что у товарищей Уолтера едва хватило времени выхватить мечи.

Он слышал, как один из круглоголовых закричал:

— Папские собаки!

А потом до него донеслось ругательство, которое успел выкрикнуть трактирщик, перед тем как на него обрушились круглоголовые. Раздался звон металла, мечи ударялись друг о друга, потом крики, потом жуткий вопль…

Все произошло так быстро, что Уолтер просто не верил своим глазам. Но он видел, как пали его товарищи и трактирщик. Его, без сомнения, тоже приняли за солдата.

Уолтер инстинктивно отступил к какой-то двери, прижимая к себе девочку, спрятав ее лицо на своей груди, чтобы она ничего не видела. Потом он выждал еще несколько мгновений, не зная, пойдут ли круглоголовые в его сторону. Наконец, осторожно выглянув из-за угла, Уолтер убедился, что они ушли. Но он слышал крики на той улице, с которой они явились. Тело отца Мэри лежало на пороге гостиницы рядом с остальными. Уолтер просто не мог оставить Мэри там и медленно пошел к дому, из которого он забрал девочку. Уолтер не сомневался, что соседи возьмут Мэри к себе. Но он вдруг заметил круглоголовых в другом конце проулка, как раз возле того дома. И не осмелился пойти в ту сторону. Рядом был еще какой-то проулок, уводивший на запад. Уолтер свернул в этот проулок. Единственное, что оставалось Смиту, — прижимать к себе девочку и постараться найти для нее безопасное место.

Возможно, все еще оставался шанс выйти через западные ворота. Добрались ли туда люди Кромвеля? Может, он сумел переправить свое войско через глубокие воды Бойна и окружил город, отрезав все пути к отступлению? Этого Уолтер не знал.

— Твой дедушка хочет погулять с тобой немного, — прошептал он малышке Мэри. — А потом мы найдем твоего отца. — И он заставил себя улыбнуться.

После этого Уолтер осторожно зашагал по проулку, гадая, куда же тот ведет.

Барнаби Бадж слегка задержался перед проломом в стене. Нет, он не боялся. С чего бы ему бояться? К тому же туда уже вошел слуга Божий, их генерал. Это был день победы святых сил.

Барнаби отлично знал, кто прячется за темными стенами Дроэды. Дикари, кровожадные ирландцы, паписты и их прислужники. Они перебили триста тысяч человек — протестантов, богобоязненных людей, мужчин, женщин и детей, безжалостно и не разбирая. Но день расплаты наконец пришел. Справедливость должна восторжествовать. Сам Господь обещал отмщение. И армия святых была его правой рукой. Разве Спаситель не провозгласил: «Не мир пришел Я принести, но меч»?

А когда все закончится, когда ирландских папистов разобьют и разгонят, то солдаты воинства Христова получат вознаграждения и наследуют землю. Да, пятьсот фунтов стерлингов семь долгих лет назад Барнаби вложил в это дело, и теперь ему должны заплатить ирландской землей. И на этой земле он возведет свою часть святого града, и возьмет себе благочестивую жену, и осядет на месте, и будет заботиться о престарелом дяде. Его меч, его богатство, его жизнь — он всем пожертвовал. Он был солдатом в войне за святое дело, воевал за Господа. И если, как надеялся Барнаби, он станет одним из избранных, то он неплохо заплатил за свое спасение. И именно с такими мыслями Барнаби Бадж, храбрый сердцем солдат, подошел к пролому в темных стенах Дроэды.

Барнаби ощутил на лице дуновение и посмотрел вверх. Похоже, ветер менял направление. В небе клубились серые тучи, как будто собираясь разлететься в разные стороны.

Пришел приказ кавалерии двинуться вперед. Кромвель лично собрал ее. И кто бы отказался, если сам вождь не выказывал страха? Да, его людей дважды оттесняли от пролома. Мертвые тела лежали вокруг грудами. Но Кромвель спешился, обнажил меч и сам возглавил третью атаку. Кромвель, отважный Божий воин.

— Идем ли мы за ним? — закричал Барнаби своим людям.

— Хоть в самый ад! — ответили ему.

Однако перебраться через груды щебенки к пролому можно было только одним способом.

— Спешиться! — тихо приказал Барнаби.

И, взяв коня за уздечку, повел своих людей вперед пешком. Парочка мушкетных пуль просвистела мимо, но никто не обратил на них внимания.

Сцена, открывшаяся им по другую сторону стены, была чудовищной. Сражение шло уже за брустверами, продвигаясь к высокому холму позади. Барнаби провел свой отряд через церковный двор, усыпанный телами. Подойдя к холму, Барнаби остановился. Астон со своим отрядом поднялся уже в небольшую крепость на вершине, но, видя, что их положение безнадежно, решил сдаться. Но если защитники надеялись таким образом спасти свои жизни, то они ошибались. Круглоголовые были уже в башне, и сверху послышалась яростная стрельба.

— Им нужна его деревянная нога, — пояснил офицер, стоявший у основания башни. — Они думают, она набита золотом.

Теперь сверху доносились крики ярости, а потом — несколько громких ударов и отвратительный треск. Похоже было на то, что Астону разбили голову его же деревянной ногой.

— Золота не нашли, — сухо заметил офицер.

В это мгновение с другой стороны холма появился Кромвель и кивнул Барнаби.

— Возьми своих людей и отправляйся через мост, возьми под охрану северные ворота! — приказал он и сурово посмотрел на Барнаби. — Главные силы врага собраны в этом городе, капитан Бадж. Разобьем Дроэду — и разобьем всю Ирландию. Никому не позволяй уйти. Понятно?

— Да, сэр.

— Никаких уступок, капитан Бадж. Они ничего не заслужили. Они ничего и не получат. — Кромвель немного помолчал, глядя на башню, потом еще мгновение-другое задумчиво смотрел в пространство перед собой и наконец снова решительно глянул на Барнаби. — Сюда нас привел сам Господь, и Он отдал нам этот город. Победа принадлежит Ему, и только Ему.

— Да поможет Он нам и впредь, — твердо ответил Барнаби. И когда несколько мгновений спустя его отряд уже скакал по мосту, он приказал: — Обнажить мечи!

Нападение круглоголовых на северную часть города было настолько внезапным, что защитники не имели времени перестроиться. И по всему северному городу завязались схватки.

Но рассеянные по улицам силы роялистов косили, словно траву. На центральной улице Барнаби вынужден был то и дело заставлять коня перескакивать через тела. Подъехав к небольшому открытому двору с садиком, Барнаби увидел молодого офицера с отрядом. Они взяли в плен с дюжину роялистов, сдавших оружие.

— Никаких уступок! — крикнул Барнаби молодому командиру. — Генерал Кромвель приказал: никакой жалости! — А когда офицер попытался возразить, рявкнул: — Я дал ему слово! — Он покачал головой. — Помни, что они сделали с женщинами и детьми протестантов. Убей всех!

И чтобы убедиться в выполнении приказа, Барнаби постоял на месте еще немного, глядя, как круглоголовые обнажают мечи.

В двух сотнях ярдов впереди продолжалась битва вокруг большой церкви Святого Петра. Оттуда неслись крики, звон оружия, выстрелы. Но Барнаби имел четкий приказ. Он должен закрыть ворота. В северной части Дроэды было двое ворот, и Барнаби знал, благодаря карте, которую они с офицерами изучили на прошлой неделе, где именно они расположены. Ворота находились в конце длинной центральной улицы: одни на восточной стороне, другие — на западной. Восточная стена была ближе, и Барнаби поспешно повел своих кавалеристов к ней. Тут и там он видел лица, выглядывавшие из-за полузакрытых ставен окон. Но это, похоже, были обычные горожане, державшиеся в стороне от всего. С ними предстояло разобраться позже.

Однако враг мог появиться в любой момент.

Добравшись до восточных ворот, Барнаби обнаружил, что они уже заперты отрядом инфантерии. Приказав им ни в коем случае ворота не открывать, Барнаби повернул назад, к западной стене.

Когда они ехали по главной улице, Барнаби бросил взгляд в сторону большой церкви, где продолжалась битва. Оттуда все еще доносились крики, но и только. Что-то изменилось. Потом, посмотрев вдоль улицы, Барнаби понял: открытая канава, шедшая вдоль дороги, наполнена кровью. Круглоголовые перебили ирландских папистов. Барнаби уже приходилось видеть потоки крови на полях сражений, но вот таких — никогда. Должно быть, там зарезали уже несколько сот человек.

Да, это кровавое дело, но Барнаби знал, что пройти через это необходимо. А когда он думал о великой резне невинных, в которой обвиняли папистов, то ожесточался сердцем, понимая, что Божье дело нужно завершить.

Западные ворота лежали меньше чем в четырехстах ярдах. Но на широкой улице, ведущей к ним, собралось множество пехотинцев. Копейщики и мушкетеры быстро строились в боевой порядок. Похоже, человек сто или больше. С боковой улицы выскочило с полдюжины всадников, создав защитную полосу перед пехотой.

Барнаби оглянулся. У него было двадцать всадников, вооруженных, как и он сам. А враги, явно поняв, что именно произошло возле церкви, намеревались дорого продать свою жизнь. И Барнаби крикнул одному из своих:

— Найди подкрепление!

Враг, может быть, и отчаялся, но его отряд состоял из опытных ветеранов и к тому же солдат Христовых. Сам Кромвель приказал Барнаби охранять ворота. Бог их защитит. Барнаби оценил на взгляд силы врага.

И как раз в этот момент облака разлетелись, яркий луч вечернего солнца брызнул прямо на то место, где стояли вражеские всадники, ослепив их внезапным огнем, пусть на мгновение. И Барнаби понял с предельной ясностью, что это и есть Божье знамение — ему осветили путь, и это была дорога к обещанной земле.

— Не моей рукой, о Господи, но Твоей! — пробормотал Барнаби и, взмахнув мечом, отразившим солнце, отдал приказ атаковать.

И Барнаби Бадж бросил коня вперед и сокрушил врага, и кровь ирландских дикарей брызнула во все стороны. Всадники были выбиты из седел, пехота сыпалась на землю, паписты разбегались перед ним, а он рубил, рубил и рубил во славу Господню.

Позади раздались крики. Барнаби оглянулся. Подоспело подкрепление круглоголовых. Значит, так тому и быть. Враги Господа рассыпались. Барнаби пришпорил коня, догоняя бежавших.

Они прятались во дворах и переулках, мчались вдоль по улице. Барнаби уже видел ворота, в сотне ярдов впереди. Они были открыты. Барнаби устремился к ним.

И тут он увидел папистского солдата, одетого как конник, но без лошади. Тот прятался у входа в какой-то проулок. Злодей прижимал к себе маленькое дитя, а его широкое красное лицо было обращено к Барнаби. Он что, думал вот так избежать правосудия?

Барнаби развернул коня и одним ударом рассек шею и грудь паписта, а заодно и ребенка.

Не приходилось сомневаться в том, что ребенок тоже папист. Да и не важно. Барнаби снова повернул коня. Между ним и воротами еще оставались паписты. Работы хватало.

И пока он рубил врагов, и видел, как они падают на землю, и ощущал на лице солнечный луч, он познал славу Господню и не сомневался, что получит обещанную землю, которую ему были должны за его пятьсот фунтов.

И настал вечер в Дроэде, и роялистский гарнизон был уничтожен. Англичане и ирландцы, протестанты и католики. Две с половиной тысячи человек были убиты, многие уже после того, как сложили оружие.

Прошел также слух, что перебили и простых горожан. Без сомнения, часть из них действительно погибла, хотя настоящих свидетельств тому нет.

Но кто бы мог сказать, пусть даже это и было правдой, что такая бойня кого-то потрясла? Когда короли и парламенты отправляют людей воевать, им все равно, чья кровь прольется. По-другому и быть не могло. Сотню лет, с тех пор как Лютер и Кальвин раскололи христианский мир, все повторялось. Из поколения в поколение проливалась кровь. И по всей Европе убивали: католики протестантов, протестанты католиков.

Везде было одно и то же.

Посох святого Патрика

Морис Смит смотрел на древний сундук. Он уже много лет собирался его открыть.

На улице стоял ясный мартовский день, ветер летел над Ратконаном с легким шумом, похожим на шепот самой веры, идущей с моря.

Сундук принадлежал отцу Мориса. И хранился с тех самых пор, как Уолтер Смит исчез. Морис лишь знал, что в нем лежат какие-то старые бумаги, а спросить теперь было не у кого.

Никто так и не узнал, что случилось с Уолтером Смитом. Предполагали, что его могли ограбить и убить где-то в пути. Один или два человека даже думали, что он присоединился к отрядам роялистов, но это было совсем не в его характере, к тому же и доказательств подобного не имелось. И это было к лучшему. Ведь если бы Уолтер оказался замешанным в борьбу, для его семьи после победы Кромвеля дела могли сложиться куда как хуже.

Но что бы ни произошло с Уолтером, его бумаги и личные вещи сохранили. Когда жизнь в Дублине стала невыносимой для торговца-католика, Морис уехал во Францию. Дойлы любезно забрали к себе его мать Энн, а сундук с бумагами вместе с другими вещами перевезли на их чердак. Там все и оставалось, даже после возвращения Мориса, пока несколько лет назад он не забрал эти вещи.

Морис был вынужден признать, что на самом деле только лень помешала ему разобраться в бумагах раньше. Но теперь, когда происходили столь прекрасные события и когда католикам в Ирландии было обещано многое, Морису пришло в голову, что, если вдруг в сундуке есть какие-то акты или другие документы, полезные для семьи, он должен найти время и отыскать их.

Морис обнаружил, что сундук заперт на три разных замка, но среди вещей отца нашлась также и целая коллекция ключей, и Морис отыскал среди них те, которые подошли к сундуку. И вот, отперев замки, он подтащил сундук поближе к окну и, сев на табурет, поднял крышку.

Поначалу он был слегка разочарован. Все документы относились к древней гильдии Святой Анны, а вовсе не к семье. Но, увидев, что они уходят в прошлое вплоть до дней самой Реформации, Морис начал читать и нашел столь богатую историю жизни верующих в те дни, что вскоре с головой ушел в чтение. Прошло около часа, прежде чем Смит добрался до документа на толстой бумаге, тщательно свернутого и запечатанного красной восковой печатью. Снаружи на бумаге было написано уверенным почерком:

ПОКАЗАНИЯ МАСТЕРА МАКГОУЭНА ОТНОСИТЕЛЬНО ПОСОХА

Печать явно никогда не нарушалась. Смит сломал ее и начал читать. И задохнулся от изумления.

Стало ясно, что торговец давал показания устно, а записывал их один из членов гильдии. Иногда речь шла от первого лица, иногда — от третьего: «Мастер Макгоуэн клянется, что события происходили именно так». Но главным был предмет разговора. Потому что посох, о котором говорил мастер, был посохом самого святого Патрика.

Бачал Изу — священная реликвия для всей Ирландии. Морис знал, конечно, историю его уничтожения. Все ее знали. Давно, в 1538 году, когда чудовищный еретик король Генрих VIII приказал сжечь все святые реликвии в Ирландии, посох святого Патрика, тот самый, с которым бродил великий святой более тысячи лет назад, изъяли из собора Христа и бросили в костер на площади, прямо в центре Дублина. Более страшного святотатства, более ужасного оскорбления Ирландии нельзя было и вообразить. И это мрачное деяние не было забыто. Посох исчез.

Исчез ли? С тех пор постоянно бродили слухи — случайные, осторожные, — что посох, возможно, удалось спасти. Примерно через двадцать лет после того сожжения кое-кто утверждал, что он существует. А потом уже ничего не было слышно. Морис всегда воспринимал все это как легенду, не более того. Однако три года назад по Дублину поползли слухи, что посох видели в графстве Мит. Но Морису не доводилось встречать кого-либо, видевшего посох собственными глазами. И он подозревал, что вся эта история была мистификацией.

Однако из показаний мастера Макгоуэна следовало другое. В тот страшный день, пока солдаты швыряли в огонь полные телеги священных предметов, он вбежал в церковь, увидел, что посох уже вынули из футляра, и в одно мгновение, когда внимание королевских вандалов отвлеклось на что-то, схватил посох и убежал. Он принес посох в собственный скромный дом. На следующий день вместе с олдерменом Дойлом он осторожно выбрался из города и отвез посох в одну набожную семью в Килдэре, известную членам этой гильдии. Имя названо не было. Уж слишком секретное для этого дело. Морис предположил, что это должен был быть один из древних кланов, хранителей монастырей, — семья, из которой происходили священнослужители и чья родословная прослеживалась иногда до дней самого святого Патрика.

Показания подтверждал и давал в том клятву олдермен Дойл. А Морис, держа в руках эту бумагу и постепенно осознавая значение документа, почувствовал, что начинает дрожать.

Прежде всего документ выглядел безусловно подлинным. Один из наиболее священных предметов всего христианского мира вполне мог находиться примерно в сорока милях от Дублина. И более того, для измученных и униженных ирландских католиков это был религиозный и национальный символ, предмет гордости, почитания, вдохновения, ожидавший, когда его вознесут в сердце страны. И вот, если посох вдруг появится перед людьми, а их еретики-правители осмелятся заявить, что это фальшивка, в руках Мориса имелось решительное доказательство его подлинности.

То, что Морису довелось найти документ именно в такое время, могло означать лишь одно: это было Божественное вмешательство, знак, поданный самим Господом. Морис быстро прочел молитву.

Теперь ему следовало понять, что делать. Возможно, прямо сейчас лучше сохранить все в тайне. Документ представлял собой огромную ценность как для католиков, так и для их врагов, но никто ведь не знал о его существовании. Много лет он пролежал в надежно запертом сундуке. И все же Морис должен был поделиться с кем-нибудь этим знанием. С кем-нибудь, кому он мог доверять. И ему могла понадобиться помощь. Ответ Морис искал недолго. Чья семья более тверда в вере, кто более осторожен, чем его собственный кузен Донат Уолш?

В тот же день Морис написал короткое письмо, тщательно выбирая слова. Он не вдавался в подробности, но сообщал кузену, что у него есть крайне важное дело, которое касается веры. И это дело необходимо обсудить. Морис просил о встрече у толсела, старого городского зала собраний в Дублине, через три дня, в воскресенье. Письмо Морис отдал слуге. Парень должен был добраться к ночи до Дублина, а на следующее утро доставить письмо в Фингал. Что до встречи в Дублине, время нельзя было выбрать лучше. Они оба все равно были бы в столице.

Потому что имелась особая причина к тому, чтобы открытие Мориса следовало расценивать как откровенный Божественный знак: Ирландии был дарован король-католик и в воскресенье он прибывал в Дублин.

Письмо доставили, когда Донат Уолш отсутствовал дома. Он пошел к колодцу Святого Марнока. И там, опустившись на колени, он молился за освобождение Ирландии.

Сорок лет миновало после страшного появления Кромвеля. Сорок лет, в течение которых семья Уолш не теряла веры, даже в самые мрачные дни. И доказательства Божьей милости они видели не раз. Но кто мог бы даже вообразить те чудесные события, что разворачивались теперь?

Донат любил это святое место. Как часто он приходил сюда со своим отцом Орландо. И именно благодаря отцу он смог провести немалую часть своего детства в Фингале, в этом самом имении, которое он так хорошо знал и так любил. Отцовский лозунг был прост: будь тверд в вере. Он никогда ее не терял. Она его поддерживала.

Ведь после чудовищной резни в Дроэде, как ни противно ему это было, Орландо продолжал давать деньги Дублинскому замку и снабжать продовольствием солдат. Кромвель бурей пронесся по Ирландии, но задержался здесь не надолго и оставил своих командиров завершить дело. Несмотря на жестокость военных действий, им все же понадобилась еще пара лет для того, чтобы полностью покорить Ирландию. И в течение этого времени, когда денег и продуктов не хватало, власти не имели причин думать об Уолше. Но такое не могло продолжаться вечно.

Донату было почти двенадцать лет, когда однажды днем его отец, вернувшись из Дублина, мрачно сообщил:

— Они хотят переселить нас.

— Что ты имеешь в виду? Что значит — переселить? — спросила мать Доната.