Дублин Резерфорд Эдвард

Ему понадобилось всего несколько слов, чтобы все объяснить. Бадж смотрел на него бешеными глазами, но слушал.

— И кто вожак?

— Конал Смит. Он уже поднял половину графства.

— Говоришь, в полночь?

— Или чуть позже. Ваша честь, теперь, когда я вам все рассказал, вы должны и меня арестовать. Если они узнают, что я вас предупредил, я покойник! — (Артур Бадж хмыкнул.) — Думаю, — продолжил Финн, — даже лучше, что я не пошел к вашему отцу. Вдруг он проговорится и все испортит.

— А почему ты мне раньше не сказал?

— Да ведь все было решено только сегодня утром, — совершенно правдиво ответил Финн.

Бадж коротко кивнул, развернул коня и уехал.

Финн отправился к тайнику с оружием и осмотрел копья. Он их переложил по-другому, а потом снова укрыл.

Коналу теперь конец, думал Финн. Его уж точно повесят. Только сначала поработают над ним, скорее всего четвертуют. Так они поступают с изменниками.

Этот человек всегда был похож на своего отца. Высокомерный. Все эти Смиты, с их образованностью, вечно думали, что они лучше Бреннанов и О’Бирнов. Даже тихий голос этого человека и его мягкий смех выглядели снисходительными. Ну, он не будет таким уж снисходительным, болтаясь на веревке.

И кто в итоге оказался более мудрым? — думал Финн, возвращаясь в Ратконан. Это большой вопрос.

В Ратконане той ночью было тихо. Вскоре после наступления темноты, как и задумывалось, пятнадцать мужчин осторожно вышли из домов, забрали копья из нескольких тайных складов. Еще два тайника остались нетронутыми. Как и было условлено, они до полуночи оставались в домах. Вскоре после полуночи в дверь коттеджа Финна тихо постучали, и он вышел. Вместе с Коналом он обошел семь домов, вызывая мужчин.

Двое несли фонари, прикрытые так, чтобы свет не был заметен.

Крадучись они направились к большому дому. Не было смысла ломиться в тяжелую дубовую дверь, которую Конал некогда смастерил собственноручно. Они собирались разбить одно окно. Конечно, это было шумно, но вряд ли имело теперь значение. Мужчины, которые должны были ворваться в дом, знали там каждый дюйм и знали, где должны спать все обитатели.

Большие тучи наползли на звезды, скрыли серебристый лунный диск. Ночь была темной. Мужчины не издавали ни звука, стоя перед домом.

А потом вдруг позади них вспыхнули факелы и фонари. В темноте замаячили человеческие фигуры. Окна впереди осветились, двери шумно раскрылись, и во внезапно посветлевшей ночи они увидели направленные на них дула мушкетов.

— Стоять на месте! Одно движение — и мы стреляем!

Это был голос Ионы Баджа, резкий и повелительный.

Потом от парадной двери прозвучал голос его брата Артура:

— Вы все арестованы. Конал Смит, выйди вперед!

До рассвета их всех держали в доме. А потом, в ручных кандалах и цепях, вывели наружу и погнали по длинной тропе к Уиклоу.

Когда они выходили из Ратконана, Финн О’Бирн увидел Дейрдре, стоявшую у дороги. Она с отчаянием смотрела на Конала, а потом вдруг Финн понял, что ее взгляд уперся в него. И это был неподвижный взгляд.

Она догадалась. Финн видел это по ее глазам. Ужасным глазам. Он отвернулся. Как она узнала, он понятия не имел. Видеть она ничего не могла. Должно быть, просто интуиция. Но она знала.

Хотя Патрик и был возбужден своими подвигами, он все же выглядел очень утомленным. Бригид ничуть этим не огорчилась.

— Тебе больше ничего не нужно делать, — заметила она. — Ты сделал все, что мог.

Зато теперь оказалось легко найти занятия для молодого Уильяма. Сначала его отправили повидать Келли в соседнее имение. Потом его послали в Уэксфорд собрать последние новости, не подвергаясь опасности. И Патрик с Бригид оставались одни. Погода стояла сухая и теплая. Весна уже превращалась в раннее лето. И несколько дней они наслаждались огромным особняком и его окружением, как парочка молодых возлюбленных.

Но в конце первой недели июня Уильям вернулся из Уэксфорда с дурными вестями.

Наверное, ничего удивительного не было в том, что после легкого успеха в самом начале повстанцы стали слишком уверенными в себе. И в результате у города Нью-Росс, где располагался отлично обученный правительственный гарнизон, их разбили наголову. В суматохе они потеряли две тысячи человек. Но дальнейшее, на взгляд Патрика, было еще хуже. Во время отступления часть повстанцев решила взять правосудие в свои руки, и, захватив двести человек, которых сочли верными протестантами, сожгли их заживо в какой-то церкви в деревушке под названием Скаллабог.

— Католики сжигают протестантов! Да мы как будто вернулись во времена Кромвеля! — в тоске восклицал Патрик. — Это как раз то, против чего мы боремся!

Но потом пришли и еще новости, на этот раз с севера. Патрик с горечью услышал, что в Дублине умер в тюрьме лорд Эдвард. Но когда Патрик узнал, что восстание в Ратконане было предано, что Конала обвиняют в государственной измене, то в ужасе закрыл лицо руками.

— Это я виноват! — простонал он и в отчаянии посмотрел на Бригид. — Я погубил твоего отца.

Бригид, как ни горевала сама, попыталась успокоить Патрика и напомнила, что Конал сам выбрал свой путь. Патрик слушал ее, но боль не уходила из его глаз.

И Бригид ничуть не удивилась, когда на следующий день Патрик свалился в лихорадке.

Самое трудное, по мнению Бригид, заключалось в том, что они ничего не могли сделать. Она знала, Патрик хотел бы поехать вместе с ней в Ратконан, но по всему графству рыскали патрули йоменов, а поскольку вполне могла обнаружиться связь Патрика с «Объединенными ирландцами», то тут и говорить было не о чем. И события на юге тоже нельзя было изменить. Чувство разочарования и беспомощности, была уверена Бригид, ухудшило состояние Патрика. А когда лихорадка продолжала трепать его уже третий день, Бригид не на шутку встревожилась. Молодой Уильям держался великолепно. Он ничего не требовал, а просто делал все, что было в его силах, поддерживая Бригид. Через несколько дней Патрику вроде стало лучше, но он все еще был очень слаб. Бригид снова отправила Уильяма за новостями и узнала, что часть сил «Объединенных ирландцев» пытается пробиться на север, к побережью, а командует ими отец Мёрфи, священник, который, несмотря на все неодобрение Церкви, принял участие в восстании.

Погода все еще держалась сухая. И это было странно для такого времени года. Кое-где трава казалась выгоревшей.

Прошла еще неделя. Бригид просила Патрика побольше времени проводить на солнце, и он уже набирался сил, почти возвращаясь к прежнему состоянию. Но плохие новости продолжали приходить. Отца Мёрфи убили. «Объединенных ирландцев» прижали к границе Уиклоу. Говорили, что из Дублина подходят большие военные силы.

В тот день, когда пошел первый за много недель дождь, к их дому прискакал Келли. Он пытался выглядеть бодрым, но Бригид видела, что он сильно взволнован.

— Как он, лучше? — спросил сосед. — Может отправиться в поездку?

— Зачем?

— Правительственная армия надвигается с севера. Все бегут. Ему лучше скрыться. Они знают, кто он таков. И если найдут его здесь…

— И куда ему бежать?

— Он может поехать со мной. В Уэксфорде пока держатся. Там ему ничто не будет угрожать. — Он усмехнулся. — Не бойся, Бригид. Если будет нужно, я посажу его на корабль в Уэксфорде и отправлю во Францию.

— Я и не беспокоюсь, — ответила она, — потому что тоже поеду.

Но, едва услышав все это, Патрик не согласился с ней:

— Тебе нужно подумать о детях. Ты никак не причастна к восстанию. Им нужен только я. А тебе здесь будет куда лучше, чем в любом другом месте. — Он повернулся к молодому Уильяму. — Я рассчитываю на тебя, Уильям, ты ее защитишь. Обещаешь?

И Келли энергично его поддержал:

— Если они не найдут здесь Патрика, то успокоятся. — Он посмотрел на Уильяма. — О твоей ссоре с отцом могут знать, а могут и не знать, но стоит тебе лишь заявить, что ты сын лорда Маунтуолша и что здесь никаких бунтовщиков нет, они просто не осмелятся вас беспокоить.

Бригид знала: они правы. И ничего другого ей не остается. Она бросила на Патрика долгий взгляд:

— Я помогу тебе собраться.

Готов он был через десять минут.

Они остановились у двери. Лошадь Патрика уже привели из конюшни. Лил дождь, и за лужайкой перед домом ничего не было видно, все словно окутало туманом. Бригид едва могла поверить в то, что все случилось так быстро и все сразу.

— Я буду в безопасности, — сказал Патрик и снова повернулся к Уильяму. — Ты обещал.

— Буду ждать от тебя вестей. — Бригид приподнялась на цыпочки и поцеловала Патрика в щеку, чувствуя капли дождя на своем лице. И прошептала ему на ухо: — Спасибо тебе за мою жизнь.

Патрик сделал вид, что не понял:

— Ты скоро увидишь детей, скажи им, что я их люблю.

Потом Уильям помог Патрику сесть в седло, и он, повернув коня, поскакал прочь вместе с Келли и ни разу не оглянулся.

Бригид долго стояла на месте не шевелясь и просто смотрела в бледную пустую пелену дождя, падавшего почти бесшумно. Он был как занавес, упавший в конце спектакля, казалось ей.

Ночь. Близилось летнее солнцестояние. Внизу лежал маленький городок Эннискорти, закрывший ставни и заперший двери, но настороженный. «Объединенные ирландцы» разбили рядом с ним лагерь, несколько сот. Их определенно было достаточно, чтобы удержать это местечко. Но главная часть армии расположилась выше в холмах, на красивых склонах Винегара.

Идея принадлежала Келли.

— Поднимемся выше, Патрик, — предложил он. — Безопасность в количестве.

И Патрик был только рад этому. Летняя ночь была ясной и теплой. Над его головой толпились сверкающие звезды: яркие, бесконечные на несколько коротких часов, пока не придет рассвет и не смоет их все.

Место для остановки выбрали отличное. Поскольку генерал Лейк и его армия напирали с севера, продвижение частей «Объединенных ирландцев» остановилось, они даже отступили, но около Эннискорти британцам пришлось бы встретиться с куда более серьезными силами: более двадцати тысяч, к тому же вооруженных карабинами и артиллерией.

— Мы их превосходим количественно в два раза, — подчеркнул Келли. — И еще на нашей стороне местность.

И действительно, холм Винегар представлял собой идеальное место для обороны. По обе его стороны британцам пришлось бы штурмовать крутые склоны, чтобы добраться до сил «Объединенных ирландцев», окопавшихся наверху. Именно с такого же холма месяц назад «Объединенные ирландцы» разогнали хорошо обученные отряды милиции из Северного Корка, те даже огонь открыть не успели. И потому здесь провели ночь в относительной уверенности.

Патрик был счастлив. Он пришел сюда по собственной воле. Он мог, наверное, отправиться в Уэксфорд и сесть на какой-нибудь корабль или даже уйти в горы в десяти милях отсюда и там спрятаться. Но, отсутствуя в последние три недели, пусть даже по вполне объяснимым причинам, он чувствовал себя виноватым в том, что бросил товарищей в такое время. А они ведь были прекрасными людьми, большинство из них. Патрика охватило нежное чувство привязанности к Келли и ко всем тем тысячам единомышленников, что скрывались в темноте на склонах. Он даже испытал нежность к врагу. В конце концов, это ведь тоже были живые человеческие существа. Патрик искренне сожалел, что очень многие лишатся жизни в течение предстоявшего дня. Но это была печальная необходимость — проливать кровь и жертвовать собой, это необходимо ради рождения нового порядка в Ирландии.

Патрик не сомневался: новая Ирландия возникнет. Не из-за этого восстания, чей исход был по-прежнему неясен, но просто потому, что это неизбежно. По всему миру сметались старые тирании, устаревшие и физически, и морально. В Америке, во Франции люди были свободны, сами избирали свое правительство, принимали законы и решали поклоняться или не поклоняться любым богам, как им самим хотелось. Господство и подавление, деление на католиков и протестантов — все это должно в конце концов измениться. Наступал век разума, и, безусловно, теперь только и нужно было что один-два хороших удара, чтобы прогнившая старая конструкция развалилась под собственным весом. И Патрик был благодарен судьбе за то, что получил шанс стать частью событий, помочь зарождению нового, лучшего мира.

Лучшего мира для его детей. О них Патрик думал с нежностью. Прошел почти месяц с тех пор, как он видел их в последний раз. Как ему хотелось иметь крылья, чтобы помчаться сквозь ночь и провести с ними часок-другой, успокоить их, приласкать. И о Бригид он тоже думал. Когда все это закончится, мир должен будет измениться. И тогда он снова, но уже более настойчиво, попросит Бригид выйти за него замуж, и, возможно, на этот раз она согласится.

И еще Патрик думал о том, как странно все ощущается здесь, наверху. Словно вечер, набросив на холм петлю оранжевого света, волшебным образом утащил его прочь, в некое место, где нет времени, а все это множество людей превратилось в древнее ирландское собрание, ожидающее того момента, когда на востоке появятся лучи, возвещающие о наступлении великого дня солнцестояния.

Генерал Лейк, грубый и жестокий человек, не стал ждать до рассвета. Он всю весну вешал и подвергал порке людей по пути через Ульстер, чтобы сломить там бунтарский дух. Но он был опытным военачальником. И, встретившись с армией, которая значительно превосходила по численности его собственную, да еще окопавшуюся на круглой возвышенности, он сделал то, что сделал бы любой хороший генерал. Он воспользовался теми преимуществами, что у него были.

Тщательно разместив пушки как можно ближе к холму, он не стал ждать не только рассвета, но и первых признаков света на восточном горизонте. И количество противников как раз сыграло против них же самих. Они расположились на склонах так плотно, что генералу даже незачем было вести прицельную стрельбу. Он приказал зарядить пушки ядрами и крупной картечью. И вот вспыхнул огонь и раздался грохот, разорвавшие ночь.

— Я их разнесу в клочья прямо в темноте! — заявил генерал.

Келли, бывший рядом с Патриком, был, как и все, ошеломлен обстрелом. Пушечные ядра засвистели над головами, темные фонтаны земли и обломков взлетели с земли в ночное небо, со всех сторон раздались крики.

— Неужели он действительно собрался атаковать в темноте? — недоумевал Патрик.

Но у генерала Лейка и в мыслях такого не было. Он не сдвинулся ни на дюйм, а просто позволил своим злобным пушкам делать за него всю работу. Они молотили по холму в темноте. Они продолжали сыпать ядрами и картечью при первом свете. Они ревели в момент восхода солнца, и их грохот подчинялся примитивной логике, которая ничего не знала о свободе, о древнем прошлом или о будущем. Снаряды просто летели, врывались в землю, рассекали все подряд, пока зеленые склоны холма Винегар не были сплошь залиты кровью.

А у английской артиллерии нашелся в запасе еще один трюк. Патрик увидел его собственными глазами, когда какое-то ядро упало примерно в пятидесяти ярдах от него, подпрыгнуло и откатилось к группе копейщиков, посмотревших на него с отвращением. А потом вдруг они исчезли, превратившись в яркий взрыв, а во все стороны разлетелись куски тел. Это взорвался снаряд, снабженный длинным фитилем. Ирландцы раньше никогда не видели взрывателей замедленного действия. И вскоре по всем склонам холма пронеслась паника. Люди пытались убежать подальше от падавших на них снарядов.

Теперь им оставалось только одно. И вот началось большое наступление с целью выбить англичан с их позиций. Ирландцы должны были добиться этого простым численным перевесом. Патрик и Келли очутились позади общей волны, оба были вооружены пистолетами и мечами и бежали следом за линией копейщиков, но не добрались даже до основания холма. Вражеский огонь был столь сокрушителен, что атака захлебнулась, повстанцы попятились обратно вверх по склону. И тогда Патрик с ужасом увидел, что англичане воспользовались суматохой и передвинули вперед свои пушки. Он разрядил в них пистолет, но не заметил, чтобы кто-нибудь упал от его выстрела.

Вскоре они попытались предпринять новую атаку, но с тем же результатом.

Внизу, в Эннискорти, английские воинские части старались захватить мост, ведущий в город. Они предполагали, что по нему ирландцы могут попытаться сбежать. Но там, в городе, «Объединенным ирландцам» повезло больше, и, похоже, британцев они отбили.

Шло время. И обстрел продолжался. Жара стала ужасающей. И только теперь Патрик осознал, что, хотя пушки продолжали стрелять, он почти не слышал их. Странная нереальная тишина опустилась на день. Посмотрев вокруг, Патрик попытался оценить, какая часть армии могла остаться на холме. Половина? Возможно. Но все как будто стали двигаться медленнее, словно им совершенно некуда было спешить. И если уж на то пошло, который теперь час? Этого Патрик даже не представлял. Но солнце стояло высоко.

Однако сейчас происходило что-то новое. Келли что-то кричал ему. Заряжал пистолет. Англичане приближались. Они подходили с другой стороны холма. Патрик был готов к встрече. Он кивнул и крепко сжал пистолет, направив его в сторону врага. Он готов, да, готов.

Тут он услышал какое-то шипение и крик. Почувствовал, как рука Келли бесцеремонно хватает его за воротник, пытаясь куда-то оттащить. Патрик споткнулся, потом увидел вспышку и понял, что лежит на земле. Он моргнул. Слева от него два человека извивались в судорогах. Келли был с другой стороны. Он сидел странно изогнувшись, как будто пытался читать книгу, прижатую к боку. Вот только вместо половины головы у него было кровавое месиво. Патрик уставился на него. Келли был мертв. Сам Патрик вроде ничего особенного не чувствовал. Но когда он попытался встать, его левая нога почему-то отказалась слушаться. Это было странно. Патрик провел по ней ладонью и нахмурился. Нога была влажной. Он посмотрел на нее и увидел сбоку огромную рану, из которой сочилась кровь и торчал какой-то кусок железа. Но боли Патрик почти не ощущал. Наверное, вскоре боль появится, подумал он, но ему нужно было сначала кое-что сделать.

Он посмотрел вверх по склону холма, и там, силуэтами на фоне неба, двигались английские солдаты. Их пытались остановить несколько храбрецов, но остальные просто бежали. Патрик поднял пистолет и постарался удержать его как следует. На этот раз он собирался выстрелить точнее. На этот раз он кого-нибудь убьет.

Иона Бадж не желал пропустить эту битву. С дюжиной своих йоменов он присоединился к отрядам Лейка, когда те двинулись на юг. Остальных людей он отдал под командование своего помощника, солидного торговца из Уиклоу, на которого можно было положиться.

Иона Бадж получил в этот день ценный урок и был готов первым это признать. Когда он налетал на деревушки в горах Уиклоу после истории в Ратконане, то прославился своей стремительностью и гордился этим. Если он видел нескольких мужчин, готовых дать ему отпор, или горящий амбар, то обычно мгновенно бросался вперед. Его скорость и агрессивность всегда приносили плоды, и ему удалось дважды спасти невезучих протестантов, которых иначе убили бы или сожгли бы заживо.

— Эти паписты обычно разбегаются, если вы нападаете на них быстро, — объяснял он своим людям.

И что бы ни говорили другие, Ионе Баджу было совершенно ясно, ради чего все это затевалось. Паписты пытались устроить бунт и повторить все свои старые штучки.

— Вы только дайте им самый маленький шанс, и они снова устроят резню, как в тысяча шестьсот сорок первом году, — повторял он.

И достойные протестанты вроде него самого должны были сокрушить противника.

— Дави круглоголовых! — кричал Иона.

И хотя это слово не подходило к новым революционерам, люди Ионы прекрасно понимали, что он имел в виду на самом деле: «Дави папистов!»

И скорость тут была очень важна. Дави их, как диких зверей.

Но Лейк, при всей его жестокости, был куда более осмотрительным. И если Иона Бадж уже к рассвету ринулся бы на холм, Лейк все медлил и медлил, изматывая противника артиллерийским огнем, точно это была обнесенная стеной крепость, которую нужно разнести вдребезги.

— Это армия, и сражаться с ними следует как с армией, — предостерегал он. — Если я атакую слишком быстро, то потеряю половину своих людей.

И нужно сказать, что в городе действительно набили шишек обученным войскам. Лейк, следовательно, хорошо знал, что делает, и за это стоило его уважать. И в то время, как бедолаг на холме рвало на части, Лейк вообще не терял солдат.

Но теперь наконец, думал Бадж, я могу сделать по-своему. Он решил подняться на холм. Однако измотанные круглоголовые продолжали энергично сопротивляться. И даже некоторые из свежих правительственных частей отступили. Но удержать их круглоголовые не могли.

Очутившись на гребне холма, Бадж, к своему раздражению, увидел, что в военном плане Лейка имеется одна ошибка. В линии английской армии у основания холма оказался разрыв, там, где один из командиров не сумел занять нужную позицию. И круглоголовые тоже это видели. У вершины продолжалась яростная схватка, но поскольку англичане не могли двигаться вниз по склону строем, их противники рассыпались и побежали. И конечно, направились к разрыву. Несколько кавалерийских эскадронов поспешили туда, чтобы отрезать их, но Баджу казалось, что многие все же могут сбежать. Впрочем, его задача была проста. Разобраться с теми, кто находился на холме. Покончить с ними.

Он со своими людьми начал спускаться, когда увидел какого-то парня, лежавшего на земле ярдах в двадцати слева от него. У парня был пистолет. И он с мучительной медлительностью поднимал его, целясь в Баджа. Этот круглоголовый явно был ранен. И хотел выстрелить в последний раз. Бадж не колебался. Он зашагал прямо к нему. Однажды он дрался на дуэли, несколько лет назад, и сейчас это было похоже именно на дуэль. Страха не было, и не потому, что Бадж был храбрым, а потому, что имел точный глаз и видел: парень, скорее всего, промахнется. Пистолет выбросил облачко дыма. Пуля пролетела справа от Баджа. Он продолжал шагать вперед. Мужчина с легким удивлением смотрел на него. Лицо джентльмена, сразу видно. В нескольких шагах от него Бадж вскинул собственный пистолет, приостановился и тщательно прицелился. Мужчина даже не моргнул.

— Умри, круглоголовый! — тихо произнес Бадж и выстрелил.

Патрика Уолша не стало.

А Бадж пошел дальше.

Едва увидев эту женщину, Бригид сразу все поняла. Это была сестра Келли. Ее муж прислал письмо из Уэксфорда.

Женщины тихо поздоровались. Прошло много лет с тех пор, как они встречались в последний раз. В письме из Уэксфорда коротко сообщалось о том, что произошло у холма Винегар и как погибли Патрик и Келли.

— Я так сочувствую твоей потере, — сказала Бригид. — Ты очень добра, что пришла сюда. Мне бы хотелось его похоронить, — продолжила она, но сестра Келли покачала головой.

— Это уже сделано, — сказала она. — А ты и не думай появляться там. Оставайся здесь, затаись.

Победа англичан была полной и окончательной. Генерал Лейк и сотни человек не потерял. Но многие из «Объединенных ирландцев» сумели бежать и перегруппироваться в Уэксфорде. Одни теперь направлялись на запад, в Килкенни, надеясь заново поднять там людей, а другие предполагали проскочить мимо Лейка и уйти на север, в Уиклоу.

— Даже не думай двигаться на север, — предупредила Бригид ее гостья. — Там по всему графству беспорядки.

После этого Маунт-Уолш затаился. Шли дни, но никто не появлялся. Бригид терпеливо ждала. А вот молодой Уильям метался и нервничал, желая присоединиться к оставшейся части армии «Объединенных ирландцев». Но Бригид была тверда. Там он никакой пользы не принесет, откровенно говорила она ему, и к тому же он обещал Патрику позаботиться о ней.

— Ты что, позволишь мне возвращаться в Дублин одной? — спрашивала она.

И он, пусть с большой неохотой, оставался на месте.

Прошла неделя, потом еще одна. Приходили вести о событиях в разных частях региона. Католики сожгли дом какого-то протестанта; оранжисты убили несколько католических семей. Поскольку главные силы «Объединенных ирландцев» были разгромлены, восстание превратилось в мелкие стычки. Говорили, что северное отделение «Объединенных ирландцев» целиком ушло в горы, что они проходили рядом с Ратконаном, что их поймали на равнине в Килдэре.

И только через три недели после событий на холме Винегар Бригид сказала Уильяму:

— Мы едем домой.

Финн О’Бирн осторожно наблюдал за тем, как приехали Бригид и Уильям. Сам он лишь несколько дней назад вернулся в Ратконан.

С историей в Ратконане разобрались быстро. Артур Бадж, действуя как мировой судья, не колебался. Отправив преступников в Уиклоу, он в тот же день провел следствие, вынес приговор и повесил Конала. Остальных держали в тюрьме уже почти пять недель, пока Иона Бадж и йомены очищали горы. Пленники не знали, чего ждать, но наконец, по приказу Артура Баджа, их освободили. Один неверный шаг в будущем, коротко сказали им, и их ждет смерть.

По дороге из Уиклоу они увидели повешенного на мосту Конала. Почерневшие останки его тела до сих пор болтались там. Они остановились, чтобы выразить почтение.

— Это мог быть любой из нас. В особенности ты, Финн, — сказал один из Бреннанов.

— Знаю, — мрачно ответил Финн.

— Жутко смотреть на такое.

— Да уж, — согласился он, испытывая тайное наслаждение при виде столь полного уничтожения Конала Смита. — Ужасно!

Они вернулись домой подавленными, но как герои.

Только два человека во всем Ратконане не желали смотреть на Финна с уважением. Как ни удивительно, но одним из них оказался старый Бадж. Он знал, что Финн спас его дом, а может, и саму жизнь. И Финн считал, что старик должен хотя бы испытывать благодарность. И хотя старый Бадж ненавидел все то, за что выступали бунтовщики, и ничуть не колебался, отправив на виселицу Конала Смита, все равно в глазах старика было теперь нечто… нечто такое, что не нравилось Финну, когда взгляд старого землевладельца-протестанта останавливался на нем. Конечно, это было скрыто. И никаких слов не было сказано. Но взгляд оставался тем же: в нем светилось древнее, инстинктивное отвращение, которое люди чувствуют к предателю. Но ведь он был англичанином! Это было нестерпимо.

А вот Дейрдре ничего не оставила невысказанным. Как только Финн вернулся, она нашла его.

— Думаешь, я не знаю, кто ты таков? — прошипела она. — Я знаю, что ты сделал!

— Ничего ты не знаешь! — осадил ее Финн.

Она ведь и вправду ничего не могла знать. Просто невозможно было, чтобы она что-то знала. Но она знала.

— Иуда! — бросила она.

Конечно, это не имело значения. Никто ей не поверил. Люди думали, что она просто слегка повредилась в уме от горя. Но это не мешало Дейрдре, очутившись поблизости от Финна, шипеть:

— Змеюка!

Но он не чувствовал себя виноватым. Он сделал то, что хотел сделать. Однако за презрение, которое испытывала к нему Дейрдре, он ее ненавидел.

Ее младшие сын и дочь до сих пор жили в деревне, и они тоже смотрели на него гневно, хотя другие люди, включая и тех, кто попал вместе с ним в тюрьму, твердили всем, что Дейрдре ошибается. И вскоре Финн увидел в ее взгляде не только гнев, но и сомнение. Обвинения, предположил он, скоро прекратятся. Но поскольку Дейрдре явно намеревалась настроить против него все семейство Смит, Финн прекрасно понимал: она постарается и Бригид настроить против него.

Он не был уверен в своих чувствах к Бригид. Она уехала так много лет назад, и он лишь изредка видел ее, раз в год или около того, когда она навещала родителей. Она не была женой Патрика Уолша, а всего лишь любовницей, и Финн полагал, что это делает ее не такой уж важной особой.

Конечно, она была известной фигурой на сцене в Дублине. А это уже кое-что. Прожив много лет в доме Уолша, она и держалась как леди, хотя, без сомнения, хорошим манерам она отчасти обязана сцене. Но каковы бы ни были причины, решил Финн, ему совсем не нравится, ничуть не нравится то, что она приезжает в Ратконан с таким видом, будто совершенно не похожа на людей вроде нее же самой, а ведь эти люди в глазах Господа и любого разумного человека наверняка получше, чем она.

Что до Уильяма, то Финн до сих пор не был уверен, как оценивать этого юношу. Он жил в Маунт-Уолше, в доме его семьи. Бог знает, сколько он должен иметь денег. А теперь он возвращался в Дублин. Финн никогда не слышал об Уильяме ничего ни от Конала, ни от Патрика и заметил, что, когда они говорили о восстании, Патрик обязательно отсылал парня. Значит, пришел к выводу Финн, этот молодой аристократ принадлежит к совершенно другому миру, недоступному его пониманию, а потому не представляет для него интереса.

Бригид с Уильямом приехали вечером и сразу ушли в коттедж. Немного погодя молодой человек вышел наружу. Финн наблюдал за ним. И гадал, пойдет ли Уильям в большой дом, он ведь был аристократом. Там сейчас находился только старый Бадж, хотя Иона Бадж, вернувшийся после приключений в Уэксфорде, был где-то неподалеку со своими йоменами. Но молодой человек просто немного прошелся по тропе, что вела в долину, постоял там, глядя вниз, в сторону побережья. Потом следом за ним вышла Бригид. Когда они возвращались в дом, то прошли рядом с тем местом, где стоял Финн. И Бригид повернулась и посмотрела на него. И тут-то он испытал на себе всю силу ее взгляда.

Финн чуть не задохнулся. Вспышка света в этих волшебных зеленых глазах, остановившихся на нем: этот взгляд лишал дыхания любого мужчину. Финн ожидал увидеть боль, гнев, ярость из-за того, что он убил ее отца. Но хотя все это и вспыхнуло на долю мгновения, во взгляде Бригид все чувства слились в нечто совсем другое.

Брезгливость. Она смотрела на Финна так, словно он был какой-то грязной, тошнотворной тварью, выползшей из-под земли. И это на него, Финна О’Бирна, она так смотрела, словно не желала запачкать свои туфельки, наступив на него! А потом они с молодым человеком ушли.

Всю эту ночь Финн О’Бирн раздумывал о том, как с ним обошлись.

Бригид и Уильям уехали утром. Между Ратконаном и Дублином было не совсем спокойно, но Бригид так спешила вернуться к детям, что была полна решимости более не задерживаться. Они с Уильямом решили выбрать дорогу, которая вела через возвышенность. Хотя вряд ли им могли встретиться какие-нибудь нарушители порядка, Уильям имел при себе меч и пистолет, а Бригид под дорожным плащом спрятала красивый кинжал, маленький, но полезный. Впрочем, куда важнее было то, что ехали они на хороших лошадях по отличной дороге.

Прошел всего час после их отъезда, когда Провидение вдруг улыбнулось Финну О’Бирну. Приехали Иона Бадж и дюжина его йоменов. Финну понадобилась лишь пара минут, чтобы осознать, что это могло значить. И, придумав какой-то предлог для того, чтобы пойти в большой дом, Финн без особого труда сумел незаметно поговорить с офицером. Когда он закончил, Бадж задал ему несколько коротких вопросов:

— Так молодой протестант, сын лорда Маунтуолша, ни во что не замешан? Мне бы не хотелось арестовывать сына столь могущественного человека.

— А это и не нужно. Он ничего не знает. Я заметил, что они говорят обо всем, что касается бунта, только тогда, когда его нет в комнате. Думаю, они просто его использовали как предлог, чтобы поехать в Уэксфорд, — добавил Финн.

— Значит, Бригид Смит — дочь Конала Смита, да еще и женщина Патрика Уолша?

— Да, и именно он дал приказ Коналу о начале бунта здесь, в Ратконане.

— Ты сможешь свидетельствовать против нее? У тебя есть доказательства ее реальной причастности?

Финн замялся:

— Свидетельствовать? Нет. Вы ведь обещали меня не впутывать. Кроме того, мне не в чем поклясться, кроме того, что она была с Патриком. Но я уверен, она замешана. Должна быть. Если вы ее хорошенько допросите, — с наслаждением добавил он, — то кто знает, что можно из нее вытрясти?

— Я об этом подумаю, — сказал Иона Бадж.

И вскоре после этого он и его люди уехали.

А Финн О’Бирн улыбнулся им вслед. И принялся гадать, что они могут сделать с этой женщиной. Будет знать, как презирать его, Финна!

Бригид и Уильям почти уже добрались до того места, где огромное плато вдоль хребта гор Уиклоу резко обрывалось, падая вниз, к бассейну реки Лиффи, когда увидели троих всадников — мужчин в военных мундирах, а потому не слишком обеспокоились.

Они не спешили, перебираясь через горы. День был на удивление теплым. Когда всадники приблизились, Бригид и Уильям повернули лошадей немного в сторону, чтобы дать им проехать. Но те остановились.

Эти трое йоменов ехали уже несколько часов. Им было жарко, они устали и были слегка раздражены. Через горы вело несколько дорог, и люди Ионы разделились на несколько маленьких групп, чтобы проверить каждую из них. Им сообщили только то, что молодой человек — протестант из важной семьи и с ним следует обращаться осторожно, а женщина — папистка, дочь Конала Смита. Вот ее надо поймать и допросить.

Йомены представляли собой пеструю смесь. Даже в небольшом отряде Ионы Баджа имелись и солидные горожане, и парни, которые просто искали повода проявить жестокость.

Они приказали Уильяму и Бригид спешиться. Поскольку йомены были вооружены, им пришлось повиноваться. Один из йоменов, человек со светлыми волосами, немного старше двух других, тоже спешился. И повернулся к Бригид:

— Ты Бригид Смит?

— Я достопочтенный Уильям Уолш, — решительно вмешался Уильям. — Мой отец — лорд Маунтуолш, и эта леди находится под моей защитой. Советую вам дать ей проехать дальше.

— Да вы-то можете себе ехать, джентльмен, — проворчал мужчина. — Но вот эту женщину желает видеть капитан Бадж. У меня такой приказ.

Он бесцеремонно окинул Бригид одобрительным взглядом. За последние недели он, выгоняя разных папистов из их хижин, несколько раз сталкивался с весьма красивыми женщинами. Одну молодую жену паписта он в особенности запомнил. То был ночной рейд, и он застал ее одну в пустом коровнике. Конечно, она кричала, но те его товарищи, кто это слышал, лишь смеялись. Лакомый был кусочек. А эта зеленоглазая женщина одета как леди, но разве она не была просто дочерью того типа, что болтается на веревке на мосту возле Уиклоу? И местечко здесь тихое.

— Мы дождемся капитана здесь, — сказал он своим товарищам. — А вы проводите молодого джентльмена до Дублинской дороги.

— Я отказываюсь уезжать, — заявил Уильям.

— И что мы будем делать, Нобби? — спросил один йомен, ухмыляясь.

Нобби подумал, что в любом другом случае он просто убил бы мальчишку и сделал с женщиной что захочется. Но из-за приказа Баджа этот щенок-аристократ мог над ними издеваться.

И тут ему в голову пришло кое-что другое. Если парень заявляет о своей ответственности за бунтовщицу-папистку, то это совсем негоже для его положения. Ладно, он им покажет. Он посмотрел на спутника и многозначительно кивнул:

— Поможем молодому джентльмену найти дорогу.

Уильям хотел возразить, но два всадника лишь усмехнулись. Один из них схватил поводья лошади Уильяма. И как-то вдруг йомены развернулись и оказались по обе стороны от Уильяма. Действуя так быстро, что он просто не успел ничего предпринять, они схватили его за руки и увлекли за собой. Уильям сопротивлялся как мог, оглядываясь через плечо. А Нобби, просто для того, чтобы показать щенку, кто тут главный, наклонился вперед и схватил Бригид за грудь.

— А мы тут пока найдем чем заняться, — сказал он.

Бригид вскрикнула. Уильям с неожиданной силой вырвался на свободу. Оба всадника со смехом проехали еще несколько шагов и повернули обратно. Но Уильям бежал со всех ног к Бригид. И уже выхватил меч.

Нобби с проклятием дернул плащ на Бригид, но был вынужден повернуться к Уильяму. Бригид, пылая яростью, выхватила свой кинжал. Но этого Нобби не видел. Перед ним, задыхаясь, стоял Уильям с обнаженным мечом.

— Оставь ее в покое, ты, грязная скотина, или пожалеешь! — крикнул он.

Лицо йомена покраснело от злости. Он не собирался выслушивать такие оскорбления на глазах товарищей, да еще от какого-то поганого мальчишки. Забыв обо всех приказах, он еще раз выругался, тоже выхватил меч и бросился на Уильяма.

А Уильям от гнева побледнел. Ему ни разу в жизни пока не приходилось сражаться по-настоящему, но, в отличие от Нобби, он серьезно учился фехтованию. И когда йомен бросился на него, метя в шею, Уильям машинально встал в позицию, отразил удар и сделал выпад. И Нобби застыл, разинув рот, с мечом в сердце. Потом упал на колени. Уильям выдернул меч. Нобби рухнул на землю лицом вперед.

За спиной Уильяма двое йоменов в изумлении переглянулись. Такого не должно было случиться! Должны ли они теперь убить этого мальчишку? Они не знали. А Уильям уже повернулся к ним лицом. Он был чрезвычайно бледен, однако собран. Он держал меч, красный от крови, но Уильям не предлагал сразиться. Он ждал. Бригид поправляла на себе одежду. В ее руке был кинжал. Несколько мгновений царила полная тишина.

А потом они вдруг заметили примерно в полумиле другой отряд, поднимавшийся по тропе в их сторону, и один из йоменов с облегчением воскликнул:

— Это капитан!

Подъехав к ним, Иона Бадж с одного взгляда все понял. Ему не нужно было спрашивать, что здесь произошло. Он знал Нобби. И видел смущение и неловкость на лицах двоих йоменов, ярость Бригид и праведное негодование юного Уильяма.

Иона Бадж был мужчиной высоким, грубоватой внешности, но умел очень быстро думать. Он спешился. Спокойно подойдя к Уильяму, он слегка наклонил голову и попросил отдать ему меч. Уильям отдал ему свое оружие. Потом Иона шагнул к Бригид и вежливо протянул руку к кинжалу. Бригид неохотно уступила.

— Спасибо, — сказал Иона.

Он подошел к телу Нобби, перевернул его и, наклонившись, осмотрел рану. Потом осторожно, но решительно он воткнул кинжал Бригид в рану, а меч Уильяма насухо вытер о траву, выпрямился и посмотрел на спутников Нобби:

— Похоже, женщина его заколола, когда он пытался ее задержать.

Йомены уставились на него, но затем на их лицах вспыхнуло нечто вроде света понимания.

— Да, сэр. Так и было.

— Нет! — вскрикнул Уильям.

Он смотрел на йоменов в ужасе и изумлении.

— И вы, без сомнения, готовы в том поклясться? — продолжил Бадж, совершенно не обращая внимания на Уильяма.

— Да, сэр! Никаких проблем!

— Но все было не так! — закричал Уильям. — Этот человек пытался ее изнасиловать, а когда я окликнул его, бросился на меня. Это я убил его!

Бадж сурово посмотрел на двоих йоменов, потом на тех, что приехали с ним.

— Никаких сомнений, все поняли? С этого момента.

— Да, сэр, никаких сомнений, — поспешили подтвердить солдаты. — Она его заколола, точно.

— Ну вот так-то, — холодно произнес Иона Бадж. — А вашему заявлению я не могу поверить, мистер Уолш. И никакой суд не поверит, уверяю вас. — Он коротко кивнул юноше. — Вы можете ехать дальше, мы ведь знаем, где вас найти. Ваш меч будет возвращен вам в должное время.

Он приказал двоим йоменам поднять тело Нобби и привязать к седлу его лошади.

— Отряд! — крикнул он остальным. — Посадите женщину на ее лошадь и держите поводья. Она едет с нами в Уиклоу.

— Да ты просто подлый преступник! — с отвращением воскликнула Бригид.

— А вас, мадам, обвиняют в убийстве.

Он вскочил в седло и дал знак своим людям трогаться с места. Уильям все еще пытался протестовать. Бадж подождал, пока его отряд немного не отъехал, а потом снова повернулся к юноше:

— Ваша галантность очень мила, молодой человек. И даже похвальна, уверен. Но на самом деле я только что оказал вам весьма серьезную услугу.

Для Джорджианы лето 1798 года стало временем тяжких разочарований.

Пока Патрик с друзьями занимались своими делами в Уэксфорде, она с грустью следила за новостями, что приходили о другом восстании «Объединенных ирландцев», в Ульстере. В основном протестанты и пресвитерианцы, идеалисты, желавшие построить новый мир, люди вроде семьи ее собственного дорогого отца, они добились краткого успеха, но правительственные силы были слишком велики, и их разгромили еще до событий на холме Винегар. И Джорджиана их оплакивала.

В конце лета случилось еще одно событие, полное горькой иронии.