Святослав Скляренко Семен

Но и тогда Преслава еще не пала. Многие вой ринулись тотчас к воротам, увидав там боилов и боляр, свершивших черное дело, схватили их и подняли на копья. Вой стали грудью у ворот и бились секирами, ножами с ромеями. А когда сошли со стен и остальные, вой, подняв щиты, стали отходить к Вышнему граду, который высился на горе над Камчией, бросились к гриднице и стали на ее стенах.

Когда император Иоанн въехал в город, бой еще продолжался. Сойдя с коня и стоя на скале, откуда были видны Вышний град и гридница перед ним, Иоанн понял, что им не скоро удастся взять гридницу, где собралось несколько тысяч русов и болгар, и велел сжечь ее.

Ромеи потащили все, что только могло гореть, и со всех сторон поджигали деревянные стены гридницы, стены града.

День угасал. Солнце ушло за горы. Багряное море колыхалось на западе, и огненное море бушевало в Преславе — горел Вышний град, краса Болгарии, гибли в огне русские вой.

Но вот русские вой стали быстро выходить из огненного моря. Они становились перед гридницей, предпочитая умереть с оружием в руках, чем сгореть в огне.

Так началась последняя сеча в Преславе. Со всех улиц спешили к гриднице пешие и конные ромеи. Они медленно окружали стоявших в поле воев. Их оставалась тысяча, потом несколько сот, потом несколько десятков. Они умирали, но перед ними вырастал вал вражеских тел. Это было так страшно, что император Цимисхий воскликнул:

— Я еще не видел, чтобы кто-нибудь так умирал!

Как раз в это время к императору примчались всадники и доложили, что нашли в Вышнем граде в каменном дворце кесаря Бориса.

Услыхав об этом, император Иоанн, не мешкая ни минуты, вскочил на коня и во главе большого отряда бессмертных помчался к дворцу.

Известие о кесаре Борисе очень взволновало императора: значит, Святослав держал его в тюрьме Вышнего града, а войска ромеев наступали так быстро, что русские вой не успели его вывезти…

«Скорее туда, скорей! — думал император. — Я сниму с него кандалы, выведу из темницы, живой кесарь Болгарии мне нужен больше, чем Преслава!»

Думал он и о другом. Начиная от Аспаруха и Омарторга, как это было хорошо известно Иоанну, болгарские кесари собирали в своих древних столицах — Плиске, а позднее Преславе — неслыханные сокровища. Об этих сокровищах знал весь мир и, конечно, императоры Византии. Начиная свои войны с Болгарией, они всегда стремились к Плиске и Преславе, тянулись к этим сокровищам. Мечтал о них и император Иоанн. О, как нужны были сейчас золото, серебро, драгоценные камни обнищавшей империи!

Но император, конечно, не допускал и мысли, что сокровища болгарских кесарей могли уцелеть, если князь тавроскифов побывал со своей ордой в Преславе, он, безусловно, взял сокровища с собой. Разве не так поступил бы Иоанн? Повсюду — в Сирии, Египте, арабских странах, — где только ни проходил со своим войском Иоанн, он прежде всего захватывал сокровища…

До каменного дворца в Вышнем граде было совсем близко, и Цимисхий с бессмертными быстро прискакали туда. Влетев в ворота дворца, они увидели, что там происходит то же самое, что и в Преславе: со всех сторон неслись стоны, крики, ходили с мешками легионеры.

— Где кесарь? Быстрей к нему! — крикнул Иоанн.

— Он в церкви! — ответили императору.

Вместе с бессмертными император кинулся к церкви. Но что это? В сопровождении своих боляр на пороге церкви появился кесарь Борис — в белой одежде, пурпуровом корзне, перепоясанном красным поясом, в красных сандалиях, с цепью и гривнами на груди. Увидев императора, кесарь остановился и, упав ниц, приветствовал его.

— Встань, — промолвил Цимисхий, — и подойди сюда. Кесарь сделал несколько шагов и стал перед Иоанном.

— Бедный кесарь Болгарии, — сказал император, — как долго и много ты страдал…

— Да, великий василевс, нам всем пришлось долго и много страдать…

— Ты, кесарь, со своими болярами оказал большую услугу, отворив ворота Преславы, и империя никогда не забудет ваших стараний… Но я не знал, что ты на свободе, я думал, что Святослав бросил тебя в тюрьму…

— Нет, император, мучения мои и боляр были ужасны, но в темнице я не сидел, а оставался все время здесь, в Вышнем граде.

— Великое счастье, что вы все уцелели, — промолвил император Иоанн, обернувшись к болярам. — Я пришел сюда, угнетенные болгары, чтобы спасти вас от орд тавроскифов, от язычников Святослава, чтобы освободить Болгарию, чтобы жить с ней в любви и мире, как завещали императоры ромеев и как стремились к тому ваши кесари…

И в знак своей благосклонности к болгарам император сошел с коня, подал руку кесарю Борису, и они вместе направились ко дворцу.

Там император ромеев хорошо поел, выпил, отдохнул, а потом спросил кесаря Бориса:

— А как, кесарь, с сокровищами?

— Они целы, василевс…

— Как? — Император не мог скрыть своего удивления. — Святослав не успел их забрать?

— Нет, — ответил неторопливо кесарь Борис, — он не стал их брать.

— Проклятый тавроскиф! — воскликнул император Иоанн. — Верь мне: он побоялся их взять, зная, что я настигну его даже за Дунаем и покараю, а за сокровища придумаю самую лютую кару.

Кесарь Борис на мгновение вспомнил свою беседу со Святославом, когда тот даровал ему жизнь и сокровища, и ничего не ответил.

— И где эти сокровища? — продолжал император.

— Они здесь, во дворце, в подземелье… Опьяневший от вина император прищурил глаза.

— Кесарь Борис, — сказал он, — ты покажешь мне эти сокровища. Я хочу видеть, что имеет Болгария!

— Я исполню твою волю… — согласился кесарь.

С восковыми свечами в руках они по ступеням спустились в глубокое подземелье. Кесарь Борис сам отпер два тяжелых замка на железных засовах и отворил дверь. Они вошли в подземелье и остановились…

Сначала, пока глаза не привыкли к темноте, трудно было понять, где они очутились. Где-то близко шумела вода — должно быть, рядом, за стеной, а может быть, и над ними, бушевала Камчия, мимо свечи императора раз и другой пролетел нетопырь…

Немного погодя император осмотрелся. Они стояли в просторном подвале, конец которого терялся во мраке. Подвал, видимо, был построен в стародавние времена из огромных глыб серого дикого камня. На глыбах вдоль стен, в тяжелых железных сундуках и прямо на земле, лежали сокровища.

Здесь было много оружия: древних болгарских, украшенных золотом, серебром и усыпанных драгоценными камнями мечей, щитов, шлемов, много римского оружия, корон, цепей, гривен императоров и тех князей и воевод, с которыми когда-то воевали болгары; в сундуках насыпью лежали арабские, византийские, франкские золотые и серебряные деньги. Один сундук был наполнен драгоценными камнями.

— Какое счастье, — вырвалось у императора Иоанна, — что князь Святослав не захватил этих сокровищ!

— Да, — согласился кесарь Борис, — Болгария стала бы очень несчастной, потеряв эти сокровища.

— Сейчас она будет счастлива, — сказал император. — Римская империя спасет Болгарию. Я буду гнать Святослава до самого Дуная, а понадобится — пойду и за Дунай. Мы выполним свой долг перед империей и Болгарией до конца. Но кто-то должен остаться и в Преславе. На западе — Шишманы, а на севере — угры. Нужно беречь Преславу, эти сокровища… Я оставляю тебя кесарем империи и Болгарии в Преславе.

Кесарь Болгарии Борис остался доволен. Только этого он и хотел от императора ромеев.

3

Князь Святослав, сидя в Переяславце, вскоре узнал о битве в Преславе. Гонцы, прискакавшие на конях из Плиски и Данаи, рассказали, что войска императора, воровски перейдя горы, стали под Преславой. Русские вой рубились там до конца, бок о бок с ними стояли насмерть и болгары, но все они сложили головы, а вместе с ними и воевода Свенельд.

Опечалился князь Святослав, узнав о гибели воев в Преславе и смерти Свенельда. Но гонцы докладывали, что, взяв Преславу, греческие воины идут дальше на восток, заняли Плиску и уже подходят к Данае.

Князь Святослав посылает навстречу ромеям отряды, состоящие из русских и болгарских воев. Болгарские вой знают каждую тропинку, каждое ущелье, каждый камень. Русские вой — смелые, отважные люди, они ничего не боятся, даже смерти.

И если после Преславы войска ромеев идут некоторое время точно в пустыне, а император Иоанн диву дается, куда делись болгары, то вскоре он узнает, где они и о чем помышляют. Чем дальше спускаются ромеи с гор, чем ближе подходят к Дунаю, тем труднее им продвигаться. По ночам на привалах поднимается тревога. Если ромеи останавливаются в ущельях, то сверху, со склонов гор, на них сыплются камни, из ночного мрака летят стрелы. Так день за днем, ночь за ночью. Воины уже не знают, откуда им ждать нового удара, где подстерегает их смерть…

Удивился князь, увидав под Доростолом воеводу Свенельда, даже глазам не поверил, но это была правда. Князь Святослав стоял и осматривал рвы перед Доростолом, поблизости от него остановился отряд всадников-болгар, а с коня сполз и, едва передвигая ноги, подошел к князю воевода Свенельд.

— Здрав будь, княже! — прохрипел он.

Князь Святослав окинул взглядом воеводу с головы до ног, желая убедиться, не ошибся ли он, и сухо ответил: — Здрав будь…

— Князь Святослав, — с отчаянием в голосе промолвил Свенельд, — Преслава пала, вой наши убиты…

— А почему ты жив? — спросил Святослав.

Свенельд смотрел на князя, бледный, без кровинки в лице, глаза темные, глубоко запавшие, скулы заострились.

— Моя дружина погибла. Лучше бы и мне здесь не стоять. Но они ранили меня, — он показал на грудь, — у гридницы, и я не видел конца Преславы. А ночью болгарские вой вынесли меня из города, положили на коня, повезли, и я тут, княже…

Князь Святослав посмотрел на стоявших неподалеку болгарских воев, сурово нахмуренный лоб его разгладился, он по-другому взглянул на Свенельда и спросил:

— И глубокая у тебя рана?

— Что рана? — застонал Свенельд. — Болит сердце. Ведь в то время когда мы с болгарами рубились на стенах Преславы, кто-то отворил ворота города…

— Кто же?

— Об этом ведомо кесарю Борису и его болярам…

— Псы! — крикнул князь Святослав. — Значит, все ложь, все всуе? Мы им верили, помогали, спасали, а они наставили копья нам в спину. Проклятый кесарь, проклятые его боляре…

— Почему ты не убил их раньше, князь?

Князь Святослав коснулся рукой шеи, будто что-то мешало ему дышать.

— Убить?! — сказал он. — Верно, Свенельд, и кесарь и боляре достойны того, чтобы их убили. Но что сказали бы тогда в Византии, да и здесь, в Болгарии? Ведь они и так кричат, что мы язычники, варвары, убийцы…

— Нет, — помолчав с минуту, продолжал Святослав, — тому, кто убивает не льва, а пса, мало чести. Придет время, когда бешеные собаки перегрызут друг другу горло, и тогда будет видно, кто поступал честно — мы или кесари Болгарии. Жалко болгар. Вижу, что Византия прольет здесь много крови, тяжелое ярмо наденет на выи болгар… Горе, горе Болгарии с такими кесарями…

— Но, княже, что же делать нам? — спросил Свенельд. — Император Иоанн идет с несметной силой, кесарь Борис со своими болярами ему поможет…

— Так, — согласился князь Святослав, — теперь кесарь поможет императору… А нам надо подумать: что делать?

Поздно ночью Святослав стоял на берегу Дуная, смотрел на небо, где висел серебряный серп молодого месяца, на тихие берега, на лодии, что вырисовывались на водной глади.

Посадив воев на лодии, он за одну ночь мог спуститься к устью Дуная и выйти в море.

Также за одну ночь князь Святослав мог со своими воями переправиться на лодиях через Дунай, выйти на левый берег и, потопив лодии, идти суходолом в Киев.

Оба пути были трудны и опасны — в гирле Дуная их могли поджидать корабли ромеев, а в поле за Дунаем встретить печенеги. Но разве впервые биться русским воям? Главное, что пути эти были и оба вели к Руси.

Но пройдет немного времени — и путей этих не станет. В устье Дуная войдут корабли ромеев, подымутся выше и отрежут путь к левому берегу. С гор в долину спустятся легионы императора Иоанна.

«Так что же делать?» — думал князь Святослав.

И вдруг он вздрогнул и быстро повернулся, услыхав за собой людскую речь.

Позади него стояли воевода Свенельд, киевские воеводы, мужи новгородские, тысяцкие из Переяславца и Родни, воеводы черниговские и древлянские.

— Почему не спите? — спросил князь.

— Не спится, княже, смотрим, слушаем Русь.

— Что вы слышите?

— Кличет она, — промолвил Свенельд и указал рукой на левый берег Дуная.

— Так что же, идти морем?

— Нет, княже.

— Тогда, может, переплыть Дунай и двинуться полем?

— Нет, княже!

— Но у Иоанна много войска…

— Знаем…

— А подойдут корабли ромеев — и через Дунай не перебраться.

— Знаем.

— Так что же делать? — спросил князь.

— Стоять на месте и беречь свою честь, княже.

И князь Святослав понял, что в эту ночь думает не только он, а вся его дружина. Трудно ему, трудно и дружине. Они знают, что сегодня еще открыты пути на Русь. Но это не их пути. Русь может стоять только лицом к врагу, а не спиной.

— Значит, не пойдем, — сказал Святослав.

— Не пойдем, княже, станем не на живот, а на смерть! — ответили воеводы.

4

Мир, в котором им суждено было жить, был невелик.

Город Доростол стоял на правом, высоком берегу, почти у самых его стен медленно катил свои воды широкий в этом месте Дунай. Вдали виднелся низкий, левый берег и спокойная на первый взгляд, безмежная равнина с желтеющими кое-где курганами и подступавшими к самой воде низкорослыми, густыми, как это бывает на болотах, лесами.

Но это была неспокойная равнина. Левый берег вечно грозил правому. Там, в болотах и в лесах, время от времени собирались орды, с высоких курганов они следили за правым берегом, подкрадывались к воде и внезапно, темной ночью переплыв Дунай, налетали на придунайские города и села.

Вот почему город Доростол и строился как настоящая крепость. Он стоял на высоком, скалистом берегу, откуда видны были плес и задунайская равнина. Город со всех сторон окружали деревянные, сложенные из городниц стены с тремя воротами: двое — со стороны долины и гор и одни — с Дуная. На стенах день и ночь стояла стража, а вдоль берега ходили дозоры.

Обычно в Доростоле жило не много людей: кмет[261] со своей дружиной, боляре, купцы, которые вели торг на Дунае, ходили на лодиях в империю и посылали в море рыбаков, да еще ремесленники. Кметам и болярам принадлежали и плодородные земли на запад от Доростола и вдоль берега. Там жили повинники[262] и парики.

Но в грозные времена, когда из-за Дуная врывалась какая-нибудь орда, в город собиралась вся дружина кмета, сюда мчались со всех концов со своими дружинами боляре, сюда бежали повинники и разные ремесленники, которые обычно ютились в хижинах и землянках за стенами города, — все находили приют за высокими городскими стенами, брали в руки оружие, опускали мосты, запирали ворота и принимали бой.

И теперь получилось так, как в давно прошедшие времена. Город над Дунаем, где каждый камень был орошен кровью, где песок и земля кругом были усеяны стрелами и человеческими костями, должен был еще раз спасать людей от смерти, спасать и воев князя Святослава.

Весь свой недолгий век князь Святослав прожил как настоящий богатырь. Если он видел, что на Русь надвигается черная туча, а людям ее угрожает опасность, он собирал свою дружину, предварял врага: «Иду на вы!» — и нападал на него.

Сейчас Святослав не мог сказать своего грозного: «Иду на вы!» — не он шел на врагов Руси, к нему самому коварно подползал со своим войском с гор император ромеев Иоанн. Он шел на Святослава, на его воев, на Русь.

Князь Святослав знал, что борьба с Иоанном будет долгая и жестокая. Римские императоры уже давно собирали силы и воевали с Русью — правда, чужой кровью; это они с давних пор подстрекали хозар идти на Русь, строили им крепости; они протягивали к Руси свои когти из Климатов, подбивали Русь против Болгарии, а Болгарию — против Руси; это они подбили печенегов ударить в спину русам…

Теперь император Иоанн вел легионы против Руси, О, как ясно видел Святослав свою ошибку под Адрианополем! Тогда, столкнувшись с русскими воями, император Иоанн заговорил о любви и мире… Нет, не о любви и мире с русами думал тогда захваченный врасплох император. Он понял, что не может победить, испугался и предложил Святославу почетный мир…

Почетный мир! Теперь киевский князь Святослав видел, чего стоит мир с императорами, чего стоит их царское слово, но сейчас думать об этом было поздно… Сейчас ему нужно укрепиться здесь, в Доростоле, и стоять насмерть.

Правда, не все тут, в Болгарии, искали спасения в Доростоле. Еще в то время, когда князь Святослав выступил со своими воями из Переяславца в Доростол и когда повсюду разнесся слух, что именно в Доростоле русский князь столкнется не на жизнь, а на смерть с императором ромеев, темной ночью бежал из Доростола в горы, на запад, вместе со своей дружиной кмет Банко, вслед за ним, нагрузив на челны свое добро, подались вниз по Дунаю купцы и некоторые боляре.

Но это была капля в море. По кмету и его дружине, купцам и болярам в Доростоле никто не тужил. Кроме бежавших, в Доростоле осталось еще немало купцов и боляр. Ехали они сюда и из других придунайских городов. Одним из первых прибыл в Доростол великий болярин Мануш, за ним прискакали боляре Горан, Радул, Струмен.

Сюда полк за полком подходили, развернув знамена, вой князя Святослава. Часть их вступала прямо в город, некоторые становились лагерем на равнине у стен Доростола.

Вместе с ними, а иногда вслед за ними, также под знаменами, шли вой Болгарии — они искали убежища в Доростоле и располагались на равнине.

На всех дорогах, что вели к Доростолу, слышались топот, скрип колес; ехали верхом, шли пешком у возов с высокими колесами, откуда выглядывали испуганные женщины и черноглазая детвора, шагали молчаливые, задумчивые повинники и смерды; от самых Железных ворот к Доростолу плыли челны.

Так постепенно в Доростоле собралось все войско князя Святослава, сюда бежало множество людей из Придунайской равнины, сюда же, в Доростол, незадолго перед тем как уже должны были запереть ворота, на нескольких колесницах и верхом прибыло много бородатых людей в черных длинных рясах.

Когда их впустили в город, старейший из них — высохший, необычайно бледный старец — попросил отвести его тотчас к Святославу.

Князь Святослав говорил с ним в доме кмета, где, видимо, расположился теперь надолго.

— Я пришел к тебе, князь, чтобы ты защитил меня и мою паству… — начал старец, остановившись перед Святославом.

— Кто ты, отче? — спросил Святослав. — И что у тебя за паства? Вижу я, что ты очень устал. Садись, отдохни здесь, отче!

— Я — патриарх Дамиан, а паства моя — все христиане Болгарии… — ответил старец и глубоко вздохнул.

— Святой патриарх, — Святослав улыбнулся и сел напротив, — как могу я защищать тебя, ведь я же язычник. Не Христу, а Перуну и другим богам поклоняюсь со своими воями.

— Княже Святославе, лучше уж мне прийти к тебе, язычнику, чем к императору и патриарху константинопольскому, которые ненавидят, проклинают и уничтожают нас, болгарских христиан…

— Не ведал я, — усмехаясь, промолвил Святослав, — что христиане ненавидят и уничтожают христиан. Сказывали мне, будто христиане проповедуют: «Не убий!»

— Княже Святославе! Все ромеи, от императора с патриархом до последнего патрикия и священника, только говорят: «Не убий!» А на самом деле они разбойники, грабители и просто воры…

Князь Святослав промолчал.

— Я говорю по правде, княже, — продолжал патриарх. — Ты сказал, что я христианин, а ты язычник, и это так. Мы люди разной веры… Разная вера и у нас в Болгарии. Знаю я, что разные веры есть и на Руси. Но ведомо мне и то, что мы в Болгарии терпим разные веры, а ты, княже, терпишь разные веры на Руси. Так и должно быть, каждый молится по-своему; сам Христос сказал, что для Бога нет ни эллина, ни иудея.

Патриарх Болгарии очень устал после трудной дороги в горах, к тому же он сейчас волновался и потому на некоторое время умолк.

— Давно уже константинопольские императоры и патриархи ненавидят нас, болгар, ибо мы верим во Христа, но не верим в сатану, которого они заперли в Софийском соборе. Наш народ не хочет и слышать о патриархе константинопольском, ибо знает, что за ним стоит император. И сколько крови уже пролили за это болгары! Кесарь Симеон отдал за это свою жизнь… Но кесаря Симеона не стало, а его наследники продались Константинополю, огречились, привели в страну ромеев. Я, княже, сейчас из Преславы. Ромеи убивают болгар, разграбили все храмы, издеваются над нами, христианами…

— А кесарь Борис? — спросил Святослав.

— Что кесарь Борис? — промолвил патриарх, воздев глаза горе. — Его мать — гречанка, с молоком матери он впитал лютую ненависть ко всем болгарам-христианам… Я проклинаю Бориса!

— Дивно мне слышать, — промолвил Святослав, — что патриарх Болгарии проклинает своего кесаря. Горе Болгарии, коли в ней такое творится! Но чем же я могу помочь тебе, отче?

— Прими нас в Доростол, — попросил патриарх. — Ты, князь Святослав, язычник, как и твои вой, но я буду молиться, чтобы ты победил ромеев…

— Я не верю во Христа, — сказал Святослав, — но, если в Болгарии нет места для ее патриарха, оставайся здесь, отче…

5

Микула увидел Ангела издалека — он работал сразу же за колибой на огороде, разбивая заступом землю. Ангел выбирал камни.

И Ангел узнал Микулу. Едва только русский воин свернул с дороги и направился во двор, Ангел бросил заступ и поспешил ему навстречу.

— О, днесь доброго гостя маю! — закричал Ангел. — Цвитано, Цвитано! — позвал он жену.

Она прибежала, радостная, возбужденная, с румянцем на щеках.

— Как хорошо, что ты пришел! — заговорили они наперебой.

Но Микула был встревожен, обеспокоен.

— Лучше бы мне ныне не быть вашим гостем, — начал он.

— А что? — испуганно посмотрел на него Ангел.

— Зашел попрощаться. — Микула тяжело вздохнул. — Уходим на Дунай.

Ангел понял, о чем говорит Микула; он давно уже видел синие дымки на перевалах, слышал днем и ночью тяжелую поступь русских воев, спускавшихся в долину.

— Значит, это правда? — спросил Ангел,

— Правда, Ангел! — ответил Микула. — Ромеи напали на нас, взяли Преславу, Плиску, Данаю.

Увидев русского воина, со всех сторон ко двору Ангела спешили люди. Подошел ближний сосед, старый, седобородый Огнен, запыхавшись, стал подле них сват Ангела Гадж, подошли еще несколько мужчин и женщин, которые только что работали на огородах. Все стояли молча, тихо, прислушиваясь к беседе Микулы с Ангелом.

— Куда же вы идете? — спросил Ангел.

— Они изменой напали на нас и лезут со всех перевалов. Мы же уходим к Дунаю.

— И дальше пойдете, Микула? Микула поглядел на болгар.

— Нет, — твердо сказал он, — спустимся к Дунаю и там будем биться.

— Но их очень много, — задумчиво промолвил Ангел.

— Уже и наши боляре прут и прут в горы, гавран гаврану очи не капат,[263] — заметил сосед Огнен. — Сегодня ночью уехали, сам слыхал, братья Турены в Преславу.

— Теперь они вместе с ромеями опять возьмутся за свое. Цвитана заплакала.

— Мы спустимся к Дунаю, — громко сказал Микула, чтобы приободрить сельчан, — и станем там. Разве для того приходили мы сюда, чтобы ромеи покорили эту землю?!

— О нет, — зашумели болгары, — русские вой — добрые вой, были бы они тут, мы бы жили…

— Не за то мы боролись, — продолжал Микула, — чтобы эту землю и вас покорили. Бились мы потому, что ромеи и для вас и для нас едины. Бились мы тут, бились там, в горах, — он протянул руку и указал вдаль, — станем теперь на Дунае насмерть.

— А что же нам делать? — крикнул Ангел.

— Так, так, что нам делать? — разом заговорили соседи.

Микула снял баранью шапку, словно она сжимала ему голову, и, опираясь на меч, долго смотрел на голубую долину, над которой висели, точно лодии с поднятыми ветрилами, розоватые облака. Из этой долины сюда, в предгорье, веял теплый ветер. Он приносил запахи свежей земли, молодой травы. Там, далеко-далеко, чернели полоски только что вспаханной земли; там повсюду виднелись люди, со всех концов доносился рев скота.

— Дивная земля, — сказал Микула, с нежностью глядя на долину и откидывая рукой волосы, которые падали ему на лоб. — Сейчас самая пора пахать, сеять зерно… Да вот ромей не дает.

— Что делать? Что делать? — повторяли растерянно люди. Микула задумался.

— Моя земля вон там, — он показал на далекий небосвод, — а я буду стоять тут.

— Моя земля тут, — словно в ответ Микуле, сказал Ангел, — но я стану за нее там. Я иду с тобой, Микула.

— Разве только ты? — спросил сосед Огнен. — Не буду и я тут сидеть, пойду к Дунаю.

— И я… и я… — один за другим говорили соседи.

— Добрая земля, и добрые на ней живут люди! — промолвил Микула.

— Я тебя одного не пущу! — воскликнула Цвитана. — Где ты с мечом, там буду и я.

— Зачем тебе идти? — заспорил Ангел, которому было стыдно за Цвитану перед людьми. — Разве это женское дело?

— Не говори так, Ангел, я пойду! — промолвила, закрасневшись, Цвитана.

— А когда же пойдем? — спросили болгары.

Только теперь Микула понял, что случилось то, чего он никак не ждал. Он зашел к Ангелу проститься, но было не до прощания — ведь Ангел и все собравшиеся здесь болгары идут с ними, русскими воями. И — хочешь не хочешь — Микуле придется их вести, заботиться о них, оберегать, чтобы не напали ненароком на них ромеи.

— Ну что ж, — сказал Микула, — сейчас и тронемся… Сбор здесь!

Соседи кинулись к своим дворам, Микула с Ангелом зашли в колибу.

— Что же брать с собой? — недоуменно спрашивала Цвитана.

— Захватим все, что сможем, — сказал Ангел, — ничего им не оставим.

— А вино?

— Что осилим — выпьем, мех с собой возьмем, а остальное выльем.

— Ты, Цвитана, не забудь иголку и нитки, — посоветовал Микула, — моя сорочка и ногавицы начисто прохудились.

— Выпьем-ка, Микула, — сказал Ангел, налив в деревянные чаши вино.

— Что ж, выпьем, — согласился Микула.

Посидев недолго, Ангел поднялся и сложил в мешок все, что, по его мнению, могло пригодиться на Дунае. Цвитана, разговаривая сама с собой, бегала по колибе, заглядывая в клети, ямы.

И вот они вышли во двор. Там собралось уже немало соседей. Да нет, тут были не только соседи, слушавшие Микулу. Подошло еще много мужчин, которые жили дальше. Но и это было не все. Со всех концов села ко двору Ангела шли мужчины, женщины, отроки. Несколько болгар спешили на конях, еще несколько приехали на запряженных волами возах. Все в селе знали о принесенном Микулой известии и поступили так же, как и Ангел, — люди решили идти к Дунаю.

— Что же это? — Микула всплеснул руками. — Ведь идет все село…

— Где вы, там и мы, — услыхал он в ответ возбужденные голоса. — Ако смерт, да заедно…[264]

Долго стоял Микула на пороге колибы задумавшись. Потом вышел вперед и стал среди толпы.

— Коли так, — громко промолвил он, — сложим, люди, мешки на возы! Гей, комонники![265] — крикнул он всадникам. — Борзно поедете на брани. А ныне запрягайте возы, забирайте всякое жито, чтобы ромеям ничего не осталось, гоните коров, овец, уйдем все, ничего им не оставим.

И вскоре люди покинули родное село и — кто на возах, кто пешком — стали спускаться в долину. А впереди степенно шагал Микула.

Глава одиннадцатая

1

Войско Иоанна Цимисхия стояло в Преславе несколько дней — Начальник метательных машин Иоанн Куркуас снова кичился и хвастался перед другими полководцами: это он посоветовал императору взять Преславу до Пасхи, это только благодаря ему воины империи так быстро прошли опасные ущелья и стоят в Преславе. На радостях Иоанн Куркуас пил, пил столько, сколько могло вместить его огромное чрево. Пил вина греческие, болгарские, угорские, херсонесские, задунайские, земель уличей — из жита, — пил все, что можно было найти в погребах болгарских кесарей.

Однако, отдавая должное Иоанну Куркуасу как пьянице, не следует забывать и того, что здесь, в Преславе, он свершал еще одно привычное для него дело, да так, что даже диакон Лев упомянул о нем в своей истории: «Магистр Иоанн содеял в Мисии преступления против священных храмов: он ограбил многие в Мисии церкви, а ризы и священные сосуды использовал для собственной надобности». Что и кто бы ни говорил об истории диакона Льва, а об Иоанне Куркуасе он писал правду!

Однако пьянствовал и грабил Болгарию не только Куркуас, а все полководцы, воины, да и сам император Иоанн. На праздник Христова воскресения — о, его всегда отмечали в Константинополе торжественно, пышно! — здесь, в Преславе, император Иоанн совершил также великий выход из собора преславской Софии. Вместе с кесарем Борисом он проехал по узким улицам города, где еще зияли провалы выбитых окон и дверей и пахло гарью, вместе с кесарем выехал за город, к выстроившимся и бурно приветствовавшим императора легионам.

Потом император Иоанн разговелся, пообедал и даже облобызался с кесарем Борисом. А позднее позвал к себе проэдра Василия, объявил ему, что выступает с войском, и наказал как зеницу ока беречь сокровища болгарских каганов.

И византийский император Иоанн повел свое войско дальше…

Теперь, после того как войско прошло Стару Планину и Плиску, оно действительно казалось грозным и страшным. Там, в горах, где таксиархии скрывались в ущельях, этого войска почти не было видно. Здесь же, на склонах Планины и в Придунайской равнине, когда впереди ехало множество закованных в броню всадников, за ними следовало более пятидесяти пеших и конных таксиархии, а справа и слева двигались турмы и банды из фем, — здесь, на склонах гор и равнине, сразу предстала вся сила императора Иоанна, гордость Византии!

Продвигаясь со своими бессмертными среди этого войска, император Иоанн чувствовал себя в полной безопасности. Время от времени оглядывал он с пригорков свое войско и удовлетворенно улыбался. Но и это было еще не все. По приказу императора несколько таксиархии и друнг из фем продвигалось вдоль моря из Месемврии и Варны, чтобы, перебравшись через невысокие Лудогоры, неожиданно выйти к Дунаю. Где-то плыли к Дунаю и корабли Византии. Император Иоанн был уверен, что гордый Святослав, очутившись со своим войском на узкой полоске придунайской земли, не устоит против ромейского войска. Он уже сейчас, должно быть, седлает коней, чтобы бежать за Дунай!

Удивляло императора только то, что ромеи не встречали на своем пути вражеского войска. Незначительные бои пришлось вести только в Данае и Плиске — там стояла и до последнего человека билась стража князя Святослава. Легионы императора проходили через города и села Болгарии. Совсем недавно в них била ключом жизнь, кузнец делал свое дело, пахарь — свое. А сейчас легионы шли, не слыша людских голосов, не видя ни кузнеца, ни пахаря, точно по Аравийской пустыне…

На вопрос, куда делись местные люди, не могли ответить даже боляре, которые выходили из укрытий и присоединялись к войскам императора. Люди были? Были. Мог ли князь Святослав забрать их с собой? Нет, князь Святослав их с собой не брал. Куда же они делись? Может, прячутся в Лудогорах, может, ушли за Дунай, а скорее всего, потянулись со своими женами, детьми и табунами далеко, за Железные ворота, на Тису!

Правда, время от времени то позади ромейского войска, то впереди, а несколько раз прямо среди стана появлялись неизвестные и наносили воинам императора большой урон — они нападали на бессмертных и быстро превращали их в смертных. В одну темную ночь они подползли к шатру и убили стратига Македонии Феофила.

Видимо, они охотились и за самим императором.

Иоанн велел всем своим полководцам внимательно следить, чтобы легионы выставляли побольше караулов. Полководцы поняли, что он прежде всего беспокоится о собственной порфироносной особе. Но они также опасались за свою жизнь и потому вдвое, втрое увеличили число вигл, расставляли стражу даже в стане, да и сами, говоря по правде, не столько спали, сколько прислушивались.

Однажды виглам удалось схватить неизвестных. Произошло это так. Довольно большой отряд вигл, числом до двадцати всадников, укрылся ночью в лесочке перед лагерем. Все они были начеку, прислушивались к малейшему ночному шороху, держали наготове оружие — секиры, мечи…

Однако, как они ни всматривались, как ни прислушивались, не слышали, как совсем близко, впереди, сзади и по бокам, появились неизвестные, накинулись на них, стащили с лошадей…

Страницы: «« ... 2627282930313233 »»

Читать бесплатно другие книги:

Далекие и неведомые миры всегда манили несчастных, измученных эмоциями и противоречиями, накопившими...
Кровавым летом 1943 года эти солдаты были похищены из самого пекла войны сварогами – могущественными...
Повесть о войне и любви. И еще – о гномах, столь редких в книгах Веры Камши. Но все же они – не глав...
Двести лет прошло с тех пор, как юный Космомысл, разбив легионы ромейского императора Вария, отправи...
Алисе и ее друзьям-одноклассникам предстоит пройти летнюю историческую практику. Сделать это нетрудн...