Садовые чары Аллен Сара
– Зачем ты это сделала?
– Затем, что на улице из-за тумана дальше собственного носа ничего не видно. Я чуть было не заявилась в дом Харриет Джексон, приняв его за наш.
– Неправда.
– Но могло бы быть правдой.
Клер поморгала мокрыми ресницами.
– Я пригласила Рейчел с Тайлером на обед, – призналась она.
– С ума сошла? – спросила Сидни. – Ты хочешь, чтобы она вообще никогда отсюда не уехала?
– Конечно не хочу.
– Тогда перестань напоминать ей, что Тайлеру нужна ты, а не она.
– Она уезжает завтра утром.
– Ну-ну.
Сидни вышла из ванной, вытянув вперед руки, как будто не могла разглядеть ничего перед собой.
– Не вздумай еще раз принять душ, а не то Рейчел не найдет обратной дороги.
Заснуть в ту ночь Клер так и не смогла. Под утро она пробралась в комнату Сидни и присела на корточки перед окном, из которого был виден дом Тайлера. Она просидела там до самого рассвета, пока не увидела, как Тайлер вышел из дома вместе с Рейчел и помог ей погрузить ее чемоданы в машину. Потом поцеловал ее в щеку, и Рейчел уехала.
Тайлер остановился на тротуаре, глядя на дом Уэверли. Он делал это все лето – смотрел на дом Клер, желая войти в ее жизнь. Настала пора впустить его. Она или переживет это, или умрет. Тайлер или останется с ней, или уйдет. Тридцать четыре года она прожила, держа все в себе, и вот теперь отпустила на волю эмоции, как бабочек выпускают из коробки. Они не упорхнули в разные стороны, ошалев от свободы, а просто полетели прочь, медленно, постепенно, чтобы она могла проститься с каждой из них. Приятные воспоминания о матери и бабушке остались с ней – это были бабочки, которые никуда не улетели, потому что были слишком старыми, чтобы сниматься с места. Это было нормально. Они ей не мешали.
Клер поднялась и двинулась к двери, но вздрогнула, когда за спиной у нее послышался голос Сидни:
– Ну что, она уехала наконец?
– Я думала, ты спишь, – сказала Клер. – Кто «она»?
– Рейчел, балда.
– Да, уехала.
– И ты идешь к нему?
– Да.
– Ну слава богу. Из-за тебя я всю ночь не могла заснуть.
Клер улыбнулась:
– Прости, я не хотела.
– Хотела-хотела. – Сидни накрыла голову подушкой. – Иди уже поскорей к своему Тайлеру и дай мне поспать.
– Спасибо, Сидни, – прошептала Клер в полной уверенности, что сестра не слышит ее слов.
Чего она не заметила, так это того, что Сидни выглядывает из-под подушки с улыбкой на лице.
Как была, в ночной рубашке, Клер спустилась по лестнице и вышла на крыльцо. Взгляд Тайлера, когда она шла по двору, был прикован к ней. На полпути они встретились, и пальцы их переплелись.
Они впились друг в друга взглядом, ведя молчаливый диалог.
«Ты уверена?»
«Да. Ты этого хочешь?»
«Больше всего на свете».
Взявшись за руки, они вошли в его дом и положили начало новым воспоминаниям; одно из них получило имя Мария Уэверли Хьюз и появилось на свет через девять месяцев.
Несколько дней спустя Сидни с Генри прогуливались по парку в центре города. Генри встретил ее после работы, и они, как это у них уже повелось, отправились пить кофе. Их прогулки продолжались минут по двадцать, потому что она спешила домой к Бэй, а он к деду, но каждый день примерно с пяти часов она начинала ждать встречи с ним, безотчетно посматривая на часы и бросая взгляды в сторону двери салона. Как только он появлялся на пороге с двумя стаканами ледяного кофе из «Кофе-хауза», она встречала его возгласом:
– Генри, ты мой спаситель!
Всем известно, что стоит одинокому мужчине появиться в салоне красоты, как все немедленно набрасываются на него, словно стервятники. Девушкам, с которыми работала Сидни, Генри нравился, и они строили ему глазки и поддразнивали его, пока он дожидался ее. Однако, когда Сидни сказала коллегам, что они просто друзья, вид у них стал разочарованный, как будто они знали о ней что-то такое, о чем она сама не догадывалась.
– Ну как, вы с дедом сможете прийти к нам с Клер на ужин? – спросила Сидни, когда они вышли из салона.
Клер ни разу прежде не приглашала никого к себе в дом. Как и их бабка в последние годы жизни, она никогда не любила гостей. Но теперь у Клер был Тайлер, и любовь изменила ее, сделала меньше похожей на бабку и больше похожей на нее саму.
– Я помню об этом. Мы придем, – пообещал Генри. – По-моему, вы с Клер вполне неплохо уживаетесь друг с другом. Вы обе очень переменились. Помнишь дискотеку по случаю Хеллоуина в девятом классе?
Она на миг задумалась, потом простонала:
– О господи! – и уселась на каменную скамью у фонтана. – Я совсем забыла об этом.
В тот год Сидни на Хеллоуин нарядилась Клер. Тогда это казалось ей ужасно остроумным. Она купила дешевый черный парик и заколола его гребнями, облачилась в перепачканные землей джинсы и старые садовые шлепанцы сестры. Клер тогда могла запросто выйти на улицу, не догадываясь, что все лицо у нее в муке, и девицы в магазине нередко потешались над ней, так что Сидни вымазала щеки мукой. Гвоздем номера был фартук с надписью «Поцелуй повариху». Все просто покатывались со смеху, поскольку весь город знал, что никто не станет целовать чудаковатую Клер, которой в то время было чуть за двадцать, но которая уже до смешного закоснела в своих привычках.
– Мне кажется, тогда ты сделала это, чтобы выставить ее на посмешище, – сказал Генри, присаживаясь рядом с ней. – Теперь я замечаю, что ты одеваешься как она, но думаю, что на этот раз ты искренне хочешь быть похожей на нее.
Сидни оглядела свою блузку без рукавов, которую позаимствовала у сестры.
– Верно. Впрочем, этому поспособствовало еще и то, что я не захватила с собой почти никакой одежды, когда приехала сюда.
– Вы уезжали в спешке?
– Да, – ответила Сидни, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.
Ей нравилось теперешнее положение дел, те отношения, которые между ними установились, так похожие на те, что были у них в детстве. Дэвиду в этой картине мира места не было. Когда они были вместе, он даже не существовал. К тому же Генри не принуждал ее ни к чему большему, нежели простая дружба, и это было огромным облегчением.
– Значит, ты был на той дискотеке?
Он кивнул и сделал глоток из своего стакана.
– Я пришел с Шейлой Баумгартен. Она училась на класс старше.
– Ты часто ходил на свидания? Я что-то не помню, чтобы видела тебя в традиционных местах встреч парочек.
Он пожал плечами.
– Ходил иногда. В выпускном классе и еще год после я встречался с девушкой из Университета Западной Каролины.
– Западной Каролины, говоришь? – Она шутливо подтолкнула его локтем. – Значит, тебе нравятся женщины постарше.
– Мой дед твердо верит в то, что у нас в семье все мужчины непременно женятся на женщинах старше себя. Я делаю это, чтобы сделать ему приятное, но, возможно, какая-то доля правды в его словах все же есть.
Сидни рассмеялась.
– Так вот почему твой дед спросил меня, сколько мне лет, когда мы приходили к тебе на мороженое!
– Именно поэтому, – кивнул Генри. – Он вечно пытается свести меня с какой-нибудь женщиной. Но всегда настаивает на том, чтобы она была старше.
Сидни не хотелось этого говорить, поскольку эти их встречи с Генри очень ей нравились, однако в конце концов она все же решила сделать ему приятное и сказала:
– А знаешь, нашей администраторше Амбер почти сорок. И ты ей нравишься. Давай я сведу тебя с ней.
Генри уткнулся в свой стакан и ничего не ответил. Она очень надеялась, что не смутила его. Приятель никогда не казался ей застенчивым.
Он вскинул голову, и в солнечном свете Сидни увидела, как кожа под его коротко обстриженными волосами стремительно порозовела. Наверное, от солнца. Она протянула руку и ласково, как мальчика, потрепала его по голове. Он до сих пор и оставался для нее тем дружелюбным, полным достоинства маленьким мальчиком, которого она когда-то знала. Ее самым первым другом.
– Носил бы ты бейсболку. Обгоришь ведь.
Он повернулся к ней и очень странно, почти печально посмотрел на нее.
– Ты помнишь свою первую любовь?
– Ну конечно. Это Хантер-Джон Мэттисон. Он был первым мальчиком, который пригласил меня на свидание, – с грустью сказала Сидни. – А кто был твоей первой любовью?
– Ты.
Сидни рассмеялась, решив, что он пошутил.
– Я?
– В первый же день шестого класса меня точно обухом по голове стукнуло. После этого я не мог разговаривать с тобой. И всегда жалел об этом. Когда я увидел тебя на праздновании Четвертого июля и это состояние повторилось со мной снова, я сказал, что на этот раз не допущу, чтобы это помешало нам быть друзьями.
Эта мысль никак не желала укладываться у Сидни в голове.
– Что ты такое говоришь, Генри?
– Я говорю, что не хочу, чтобы ты сводила меня со своей Амбер.
В мгновение ока ее картина мира изменилась. Она больше не сидела рядом с маленьким Генри.
Она сидела рядом с мужчиной, который любил ее.
В тот же день Эмма вошла в гостиную после безуспешной попытки поднять себе настроение при помощи похода по магазинам. В городе она наткнулась на Эванель Франклин, и та сообщила, что весь день ее ищет, потому что должна дать ей два четвертака.
День у нее и вправду выдался хуже некуда, поэтому полученные от чокнутой старухи деньги показались единственным светлым пятном.
Она сделала огромную ошибку, когда встретилась за обедом с матерью, чтобы продемонстрировать покупки. Ариэль выругала дочь за то, что та купила недостаточно нижнего белья, и немедленно отправила ее подыскать что-нибудь сексуальное для Хантера-Джона. Впрочем, даже белье не исправило бы положения. Они с Хантером-Джоном не занимались сексом уже больше недели.
Внезапно она бросила пакеты, увидев Хантера-Джона на диване с большим альбомом в руках. Он снял пиджак с галстуком, в которых уходил с утра на работу, а рукава его рубашки были закатаны.
– Ой, Хантер-Джон! – воскликнула Эмма, широко улыбаясь, несмотря на сосущее чувство тревоги под ложечкой. – Что ты делаешь дома посреди дня?
– Я взял отгул. Я ждал тебя.
– Где мальчики? – спросила она в надежде завлечь его в спальню.
Ее взгляд метнулся к розовому пакету, тому самому, в котором лежал прозрачный черный лифчик и не скрывающие практически ничего трусики с крошечными красными бантиками.
– Няня повела их в кино, а потом куда-нибудь поесть. Я подумал, что нам надо поговорить.
Она судорожно стиснула кулаки. Поговорить. Обсудить. Расстаться. Нет уж. Она кивнула на альбом, который он держал в руках.
– Что ты смотришь?
– Наш выпускной альбом, – сказал он, и у нее оборвалось сердце.
Как все могло бы быть! Она украсила его рабочий кабинет дома старыми футбольными фотографиями и призами. Она даже вставила в рамку его старую спортивную футболку. То было время, которым он мог гордиться, время, когда все было возможно.
Время, которое она у него отняла.
Забыв о разбросанных по полу свертках и пакетах, она подошла к дивану и присела рядом с ним, осторожно, несмело, опасаясь, что он отшатнется от нее, если она будет двигаться слишком быстро. Альбом был раскрыт на развороте с любительскими фотографиями, снятыми их одноклассниками. Почти на всех были Сидни, Эмма и Хантер-Джон. На некоторых их троица была запечатлена в крытом помещении для пикников при кафетерии, где они иногда покуривали украдкой. На других – на скамье выпускников в главном зале, привилегированном месте, право сидеть на котором оспаривали самые популярные личности в школе. Рядом со своими шкафчиками, дурачатся перед камерой. На вечеринке после футбольного матча в честь дня рождения школы в тот год, когда Хантер-Джон передал победный пас.
– Я был влюблен в Сидни, – произнес Хантер-Джон, и Эмма испытала странное удовлетворение.
Или, пожалуй, чувство собственной правоты. Он все-таки признался. Он признался, что все дело в ней. Но потом он продолжил:
– Насколько может быть влюблен подросток. Тогда мне казалось, что это серьезно. Я гляжу на эти фотографии, и на всех до единой я смотрю на нее. И ты тоже на всех до единой смотришь на нее. Я давным-давно и думать о ней забыл, Эмма. А ты – нет, так ведь? Выходит, все эти десять лет Сидни стояла между нами, а я даже об этом не подозревал?
Эмма уставилась на фотографии, стараясь не заплакать. Слезы делали ее уродливой. У нее распухал нос, а тушь с ресниц рекой текла по щекам.
– Я не знаю. Я знаю только, что мне все это время не давал покоя вопрос: если бы можно было повторить все сначала, ты поступил бы так же? Ты выбрал бы меня?
– Так вот в чем дело? И все это время ты из кожи вон лезла – секс, образцовый дом, – потому что считала, что я не хочу быть с тобой?
– Я лезла из кожи вон, потому что люблю тебя! – в порыве отчаяния выпалила она. – Но я лишила тебя выбора! Из-за меня ты остался дома, вместо того чтобы поступить в колледж. Ты стал воспитывать детей, вместо того чтобы уехать на год в Европу. В глубине души я всегда считала, что испортила тебе жизнь, потому что так сильно ненавидела Сидни, потому что мне невыносимо было знать, что ты любишь ее, а не меня. Так невыносимо, что я соблазнила тебя. И разрушила все твои планы. С тех самых пор я каждый день пытаюсь загладить свою вину перед тобой.
– Боже правый, Эмма. Ты не лишала меня выбора. Я выбрал тебя.
– Но когда ты снова увидел Сидни, неужели тебе не пришла в голову мысль о том, как все могло бы повернуться? Неужели ты не сравнивал ее и меня? Неужели ты хотя бы на миг не задумался о том, какой могла бы стать твоя жизнь без меня?
– Нет, – ответил он с искренним недоумением в голосе. – За все эти десять лет я почти не думал о ней. И после ее возвращения тоже. Но ты упорно продолжаешь напоминать мне о ней. Ты считаешь, что ее возвращение все изменило. Но для меня оно не изменило ровным счетом ничего.
– О, – произнесла она, отворачиваясь в сторону, чтобы вытереть глаза, в которых стояли слезы, готовые вот-вот хлынуть ручьем.
Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
– Я не хотел бы ничего изменить, Эмма. Ты прекрасная жена. Ты моя радость и счастье. Ты заставляешь меня смеяться, ты заставляешь меня думать, ты возбуждаешь меня. Порой ты ставишь меня в чертовски неловкое положение, но это счастье – просыпаться рядом с тобой по утрам, возвращаться домой к тебе и мальчикам по вечерам. Я самый счастливый мужчина на свете. Я очень тебя люблю, я и представить не мог, что можно кого-то так любить.
– Сидни…
– Хватит! – грубо оборвал он ее, рубанув в воздухе рукой. – Хватит! Не начинай! С чего ты взяла, что я пожалел о своем выборе? Много дней я ломал голову, пытаясь понять, что я мог сделать, чтобы не допустить этого, и знаешь, к какому выводу я пришел? Наши отношения тут ни при чем. Дело в отношениях между тобой и Сидни. Еще, подозреваю, может быть, между тобой и твоей матерью. Я люблю тебя, а не Сидни. Я хочу жить с тобой, а не с Сидни. Мы уже не те, какими были тогда.
Он захлопнул альбом, оставив на его страницах детские мечты о спортивной карьере и о путешествии по Франции.
– Во всяком случае, я не тот.
Она положила ладони ему на бедро, довольно высоко, потому что она была такой, как была, и не могла бороться с собой.
– Я не хочу быть такой, Хантер-Джон. Правда не хочу.
Он испытующе посмотрел ей в лицо.
– Я думаю, она останется здесь, Эмма.
– Я тоже так думаю.
– Я имею в виду – в городе, – сказал он. – Не в нашей жизни.
– А-а.
Он покачал головой.
– Попытайся, Эмма. Ни о чем больше я тебя не прошу.
Глава 13
Фред сидел за столом у себя в кабинете и вертел в руках мангорезку.
Что она означает?
Джеймс любит манго. Возможно, это значит, что Фред должен позвонить ему и пригласить… полакомиться фруктами?
Ну почему все это не могло быть чуть яснее? Почему не произошло чуть раньше?
И что ему теперь делать с этой мангорезкой? Каким образом она поможет ему вернуть Джеймса? Он мучился этим вопросом уже несколько дней, дожидаясь какого-то знака, какого-то указания.
В дверь кабинета постучали, и показалась голова Шелли, его заместительницы.
– Фред, тут один человек хочет с тобой поговорить.
– Сейчас выйду.
Фред снял со спинки кресла пиджак и накинул его.
Когда он вышел из кабинета, то увидел, что Шелли разговаривает с каким-то мужчиной, стоявшим у полок с вином. Она указала на Фреда и двинулась прочь. Фред узнал Стива Маркуса, преподавателя кулинарии из Орионовского колледжа. За эти годы им несколько раз доводилось вести интересные беседы о еде и рецептах. Фред не сразу смог заставить себя сдвинуться с места. Перед уходом Джеймс сказал, что ему стоит начать встречаться со Стивом. Это тут ни при чем, твердил себе Фред, однако каждый шаг вперед давался ему с огромным отвращением. Не хочет он встречаться со Стивом!
Тот протянул руку.
– Рад вас видеть, Фред.
Он покачал головой.
– Могу чем-то помочь?
«Если только речь не идет о предложении руки и сердца».
– Я хотел пригласить вас на бесплатные курсы по кулинарии, которые я веду в университете, – приветливо сказал Стив.
Это был полный добродушный мужчина. На пальце правой руки он носил массивное университетское кольцо, и Фреду всегда нравилось, что ногти у него неизменно ухоженные и блестящие.
– Они будут посвящены, – продолжал Стив, – разнообразным хитростям и приспособлениям, которые облегчают готовку. Я подумал, что вы с вашими познаниями о еде и местных особенностях будете для нас неоценимым приобретением.
Это было уже чересчур. Слишком скоро. Фред чувствовал себя как человек, которого утром пытаются разбудить ни свет ни заря.
– Даже и не знаю… у меня столько дел…
– Первое занятие завтра вечером. Вы не заняты?
– Завтра? Ну…
– Я прошу всех припомнить свои маленькие хитрости и захватить с собой приспособления, о которых большинство ничего не знает. Я не настаиваю. Завтра вечером в шесть, если сможете. – Он сунул руку в задний карман брюк и вытащил бумажник. – Вот вам моя визитка, звоните, если возникнут вопросы.
Фред взял визитную карточку. Она еще хранила тепло его тела.
– Я подумаю.
– Вот и славно. До встречи.
Фред вернулся к себе в кабинет и грузно опустился в кресло. «Я прошу всех припомнить свои маленькие хитрости и захватить приспособления, о которых большинство ничего не знает».
Вроде мангорезки.
Он так долго ждал, когда Эванель захочется что-нибудь ему дать. Это должно было все исправить. Фред упрямо снял телефонную трубку. Он позвонит Джеймсу. Он сделает так, чтобы эта мангорезка стала тем предметом, который наладит их с Джеймсом отношения, чего бы это ему ни стоило.
Он набрал номер сотового телефона Джеймса. После десятого гудка он забеспокоился. Потом сказал себе, что если Джеймс не возьмет трубку после двадцатого гудка, значит мангорезка предназначалась не для него.
Потом после тридцатого.
Потом после сорокового.
Потом после пятидесятого.
Бэй из-под яблони наблюдала за приготовлениями к обеду. С виду все было в полном порядке, и она никак не могла понять, почему ей так не по себе. Возможно, все дело было в крохотных колючих побегах, которые начали пробиваться по краям сада, таких маленьких и так надежно затаившихся, что даже Клер, от которой не укрывалось ничто из того, что происходило в саду, пока еще их не заметила. Впрочем, возможно, она видела их, но решила не придавать им значения. Ведь Клер сейчас счастлива, а когда человек счастлив, он забывает о том, что в мире бывают плохие вещи. Сама Бэй была не настолько счастлива, чтобы не помнить об этом. Пока что до совершенства вокруг было далеко. И все же Тайлер прекратил по ночам бродить у себя во дворе в окружении тех пурпурных огоньков. И уже целую неделю ни мама, ни сама Бэй не чувствовали запаха одеколона ее отца, так что Сидни стала чаще улыбаться. Она даже стала чаще говорить о Генри. Его имя всплывало едва ли не в каждом их разговоре. Всем этим Бэй вполне могла бы быть довольна. Ее записали в школу, а через две недели начинались занятия в детском саду. Может быть, именно это не давало ей покоя. Она ведь знала, что мама назвала не ее настоящую фамилию, когда записывала в сад. Начинать с неправды было нехорошо.
Или, может быть, все дело было в том, что Бэй до сих пор не удалось сообразить, каким образом здесь все сделать так, как она видела во сне. У нее ничего не выходило. Она не могла найти ничего такого, от чего получались бы блики на лице, а мама запретила ей таскать хрусталь из дома для экспериментов. И шелест бумаги на ветру воспроизвести ей тоже не удавалось. Уже много дней подряд вообще не было ни ветерка, до самого сегодняшнего дня, когда, едва Сидни с Клер попытались застелить стол скатертью цвета слоновой кости, вдруг откуда ни возьмись налетел ветер. Скатерть вырвалась из рук сестер и полетела по саду, как будто какой-то маленький озорник накинул ее на голову и кинулся бежать. А они со смехом бросились ловить ее.
Сидни с Клер были счастливы. По утрам они добавляли в овсянку розовые лепестки, а по вечерам, когда приходило время мыть посуду, бок о бок стояли у раковины, хихикая и перешептываясь, словно девчонки. Возможно, только это и имело значение, а Бэй беспокоилась попусту.
Ветер гнал по небу большие облака, серо-белые, похожие на слонов из цирка. Бэй, прижавшись спиной к стволу яблони, смотрела, как они плывут в вышине.
– Яблоня-яблоня, – прошептала она. – Что должно случиться?
Листики задрожали, и Бэй под ноги упало яблоко. Она не обратила на него внимания.
Наверное, придется ей подождать и увидеть все своими глазами.
– Прошу прощения, – окликнул даму незнакомый мужчина из-за бензозаправочной колонки.
Он появился перед Эммой совершенно неожиданно, и, глядя в его темные глаза, она заметила, что в небе над ним собираются грозовые облака, похожие на слонов.
Эмма заправляла автомобиль с откидным верхом, принадлежавший ее матери, в то время как сама Ариэль на водительском сиденье подправляла макияж, глядя в зеркало заднего вида. Звук его голоса заставил ее обернуться. Она немедленно заулыбалась и вышла из машины.
– Добрый день, – сказала она, подойдя к дочери и остановившись рядом с ней.
Перед этим они вдвоем снова ходили по магазинам. Эмма с Хантером-Джоном собирались на выходные на остров Хилтон-Хед, вдвоем, а потом планировали отвезти мальчиков в Диснейленд, пока не начались занятия в школе. Ариэль настояла на том, что дочери необходимо купить новый купальник, такой, который понравился бы Хантеру-Джону, и Эмма уступила, потому что так было проще. Но что бы ни говорила Ариэль, теперь Эмма была спокойна за свои отношения с мужем. Она не винила мать за плохой совет. В конце концов, для Ариэль обольщение всегда было беспроигрышным способом добиться своего. Но она считала, что женщинам Кларк необходимо постоянно испытывать силу своих чар, даже на посторонних. Вот и сейчас, увидев, что ее дочь разговаривает с незнакомым мужчиной, она поспешила выйти из машины и принять соблазнительную позу, демонстрируя свое декольте, это призвано было доказать, что она все еще не утратила хватку.
Незнакомец был очень хорош собой, хотя в его внешности сквозило нечто недоброе. Его улыбка ослепляла. Можно было не сомневаться: ему удается все, за что бы он ни взялся. Исходившее от него ощущение уверенности в себе подавляло.
– Добрый день, дамы. Надеюсь, я вам не помешал. Я ищу одного человека. Может быть, вы сможете мне помочь?
– Попробовать определенно сможем, – промурлыкала Ариэль.
– Вам, случайно, не знакомо имя Синди Уоткинс?
– Уоткинс, – произнесла вслед за ним Ариэль, потом покачала головой. – Нет, к сожалению, не знакомо.
– Это ведь Бэском, штат Северная Каролина?
– Вы немного не доехали, но вообще да. Это чуть дальше по шоссе. В ту сторону.
Он сунул руку в карман своего безупречно скроенного пиджака, вытащил небольшую пачку фотографий и протянул Ариэль верхнюю.
– Вот эта женщина вам знакома?
Эмма щелкнула кнопкой на рукоятке шланга чтобы бензин продолжал литься, и наклонилась взглянуть на фотографию вместе с матерью. На черно-белом снимке была запечатлена какая-то женщина на фоне чего-то похожего на крепость Аламо. В руках она держала плакат, на котором в весьма недвусмысленной форме было написано, что она совершенно не в восторге от Северной Каролины. Судя по фасону ее одежды, сделан снимок был лет тридцать с лишним тому назад.
– К сожалению, нет, – покачала головой Ариэль и протянула было снимок обратно, но потом вдруг посмотрела на него еще раз. – Погодите. Знаете, возможно, это Лорелея Уэверли.
Эмма взглянула на фотографию более пристально. Да, пожалуй, женщина была и впрямь похожа на Лорелею.
– Только это очень старый снимок, – заметила Ариэль. – Она давным-давно умерла.
– У вас есть какие-нибудь соображения относительно того, почему вот эта женщина, – он передал ей другой, более свежий снимок, – могла хранить у себя фотографии этой вашей Лорелеи Уэверли?
Эмма не верила своим глазам. На фотографии рядом с этим самым мужчиной была запечатлена Сидни. На ней было очень узкое и короткое вечернее платье, а он по-хозяйски обнимал ее за талию. Это была фотография из ее жизни не в Бэскоме. Вид у Сидни был не слишком-то счастливый. Она не походила на человека, который ведет бурную и полную захватывающих приключений жизнь. Больше всего она походила на человека, которому до смерти хочется очутиться где-нибудь в другом месте.
Ариэль нахмурилась.
– Это Сидни Уэверли, – сказала она равнодушно и вернула ему фотографии, как будто теперь считала ниже своего достоинства до них дотрагиваться.
– Сидни? – переспросил незнакомец.
– Лорелея была ее матерью. Совершенно непутевая была девица. Между нами говоря, Сидни пошла в нее.
– Сидни, – повторил он, точно примериваясь к этому имени. – Значит, она родом из здешних мест?
– Она выросла здесь, а недавно удивила нас всех, вернувшись сюда после долгого отсутствия. У нее даже хватило наглости попытаться увести мужа у моей дочери.
Эмма посмотрела на мать.
– Мама, ничего она не пыталась.
– Эта женщина – Сидни Уэверли? – Он протянул им фотографию. – Вы совершенно уверены? У нее есть ребенок? Маленькая девочка?
– Да. Ее зовут Бэй, – подтвердила Ариэль.
– Мама, – предостерегающе одернула ее Эмма: такие вещи посторонним людям не говорят.
Незнакомец немедленно ослабил напор, почувствовав, что Эмма заподозрила неладное. Да, он был хорош.
– Спасибо за помощь. Доброго вам дня, дамы.
Он подошел к дорогому внедорожнику и уселся в него. После его отъезда небо потемнело еще сильнее, как будто он имел к этому какое-то отношение.
Эмма нахмурилась; ее не оставляло какое-то странное чувство. Она вытащила рукоять шланга из бака и повесила его на место. Она никогда особенно не жаловала Сидни, это верно. Но здесь определенно что-то было не так.
– Я заплачу за бензин, мама, – сказала Эмма в надежде добраться до сумочки, где лежал ее сотовый телефон.
Но Ариэль уже вытащила кредитку.
– Не говори глупостей. Я расплачусь сама.
– Не нужно. Я схожу.
– Вот, держи. – Ариэль вложила кредитку в руку дочери и уселась обратно в машину. – Прекрати спорить и иди заплати.
Эмма вошла в здание заправки и протянула кассиру кредитку. Незнакомец никак не шел у нее из головы. Дожидаясь, пока банк подтвердит платеж, она сунула руки в карманы ветровки и нащупала что-то твердое. На ладони у нее лежали два четвертака. Она была в этой куртке в тот день, когда Эванель дала ей деньги.
Читать бесплатно другие книги:
