Русский ад. Книга вторая Караулов Андрей

— Шлаебонь? А это что?

Консьерж вздохнул:

— Не «что», а «кто», господин. Это я… с вашего позволения. Именно так выразился вчера гость из Рязани. Он решил, что я медленно спускаю его багаж…

— Пьяненький, наверное? — спросил Макаров.

— Может быть. Но он оторвался и хорошо всем заплатил.

— Зачем же орать? — удивился Караулов. — Чтобы заплатить?

— Когда советские пьют у нас в баре, их слышно, господин, даже на озере! Все тосты за Чубайса. Чтобы спасти Россию от коммунистов, они готовы ее сжечь.

— Там мой багаж, — напомнил Якубовский, кивнув на дверь.

Разговаривать со швейцаром было ниже его достоинства.

— Не беспокойтесь, господин! — успокоил консьерж. — Исполним мгновенно, я прослежу.

Караулов улыбнулся:

— А вы русский?

— Думаю, да. Мой прадед был русский. Я родился в Берне, в эмигрантской семье.

— Ого.

— И всегда думал, что я — русский. А сейчас не знаю. Русские — они теперь другие. Господин Козырев, я знаю, сказал, что сейчас национальная идея в России — это деньги. Господа русские поверили Козыреву, поэтому все на нервах. И на кулаках. Но бьют они исключительно друг друга. И каждый чем-то напуган. Они приезжают, чтобы расслабиться, а расслабившись, сразу перестают быть людьми.

А ведь правда… все на кулаках, — вдруг подумал Караулов. — А у тех, кто моложе, — на ножах.

— Еще раз прошу меня извинить… — поклонился консьерж, и его сутулая спина исчезла за дверью гостиницы.

— А малый-то где? — вспомнил Якубовский. — Начальник управления?

Мимо отеля прополз, дребезжа, старый трамвай. Он ехал медленно, с достоинством, точь-в-точь как трамваи когда-то катались по Москве…

Трамваи никогда не спешили, это не автобусы, не «маршрутки», и были поэтому украшением города.

— Мистика нашего быта… — вдохнул Караулов. — Был человек и — сквозанул куда-то… Как думаете, коллега? — обратился он к Макарову. — Не мог ли наш Алексей Николаевич вдруг… покончить с собой? Например, повеситься? Страдая от всеобщего абсурда? Или отяжелившись обостренным чувством собственной ответственности перед страной и лично Борисом Николаевичем?..

Караулов разгуливал по тротуару и громко декламировал:

— Представьте некролог: «сразу после знакомства со скандально известным Дмитрием Якубовским покончил с собой АэН Илюшенко, одареннейший контролер контрольного управления администрации Президента!

Русский, 40 лет, импульсивный психопат с очевидными признаками алкогольной дегенерации. Этот человек был скромен до одури: всегда ходил в одном и том же зимнем костюме и в кедах!..

«Погибший подавал большие надежды как непримиримый борец с русской коррупцией», — считает его коллега, адвокат АэМ Макаров. Именно Макаров доставит гроб с телом покойного в Москву. Илюшенко был парторгом души многих высокопоставленных…»

— Болталка! — заволновался Макаров. — А если с Алексей Николаичем… правда что-то случилось?

— Провокация? — Якубовский стал очень серьезен. — Цюрих — город ЦРУ Это знают все!

— «Вся моя жизнь прошла в атмосфере нефти и газа», — сказал великий бас Газпрома Виктор Черномырдин, — декламировал Караулов. — И покойному Илюшенко тоже было непросто: ему постоянно хотелось чистого, свежего воздуха, но чистого воздуха так мало сейчас в Москве!»

— Паяц, — развел руками Макаров. — Из погорелого театра!

Караулов обнял Макарова:

— Андрюша, ты в Цюрихе! В том Цюрихе, о котором ты истерзанно мечтал все советские годы…

Ты счастлив, Андрюша?..

— Никогда не спрашивай у человека при должности, счастлив он или нет, — посоветовал Макаров.

— А если ты, старик, поднадуешься и станешь у нас Президентом, ты будешь счастлив?

Все засмеялись. Настроение было на редкость приподнятое — даже у Якубовского, хотя он по-прежнему ужасно хотел спать.

Распахнулись стеклянные двери бара, и официанты вынесли несколько столиков на тротуар. Завтрак закончился, догадался Караулов. И тут же открылся бар.

К «Савою» бесшумно подкатил «бентли». Из него выскочила хрупкая девушка в темных очках.

Она тут же исчезла в отеле, успев бросить швейцару ключи от машины.

Караулов обомлел:

— Телка…

— Телки, тачки, бабки… Хорошо в деревне летом!.. — подсказал Якубовский.

— Дим, а… такую вот содержать… Это сколько по месяцу выйдет?

Якубовский трогательно обнял его за плечи.

— Не надо, старик! Она такая фешенебельная, что тебе будет нерентабельно, точно тебе говорю…

— Не, я серьезно!..

— И я серьезно. Если ты от девушки хочешь что-нибудь получить, дай ей сначала все. Тогда, может, получишь.

Караулов задумался.

— А как же великое… русское:

Бей бабу молотом,

Будет баба золотом…

А?

Советы Якубовского он всегда воспринимал как аксиому хотя Якубовский был моложе его на четыре года.

— Ничто не сближает так людей, — умничал Якубовский, — как секс и совместно пережитое несчастье. Но в этом случае, — Якубовский кивнул на «бентли», — это одно и то же…

Караулов не мог без красивых девушек.

— То есть отдать, брателло, придется все, — подвел итог Якубовский. — У бабы есть только одно оружие: та слипшаяся от мутных потоков дыра, которую у нас в Болшеве, всегда называли «бабьей совестью»…

— Ты пессимист… — вздохнул Караулов, доставая очки от солнца.

— Ага, — сплюнул Якубовский. — Я стал пессимистом, вложив в оптимистов кучу денег…

— И поэтому ты на всех женишься? — не отступал Андрей. — Снял с бабы трусики — и уже в загс!

Якубовский хотел сказать что-то грубое, но из отеля в этот момент вышел Илюшенко.

— Алексей Николаевич что-то случилось, да?! — подбежал к нему Макаров. — Мы так… так волновались! Особенно вот Андрей Викторович… волновался…

Илюшенко был в черном зимнем костюме, при галстуке с заколкой и — в зимних ботинках.

— Лифт, сволочь, прет прямо в гараж, — радостно сообщил Илюшенко. — Выхожу из лифта, думал — рецепсия. Хожу-хожу… — блин, одни машины вокруг. Но я сориентировался и вышел!

Илюшенко обвел всех победным взглядом.

— Я готов!

Якубовский помрачнел.

— Двинули, — кивнул он. — Вы, Алексей Николаевич, чтоб не потеряться, возьмите меня за руку, что ли…

— Вообще-то, я… парень с понятием, — заверил Илюшенко. — Просто первый раз в капстране.

Они медленно шли в сторону набережной.

В Цюрихе, на его улицах, бесполезно искать двадцатый век. Он здесь везде, но он здесь не укоренился. Этот покой поразил Караулова: все рядышком, все близко, идти — два шага, а в центре города — озеро, больше похожее на море.

Лебеди, чайки… Кто объяснит, почему русские классики воспевали стервятников? Лебеди, белые и черные, чайки…

Образ русской культуры. Стервятники.

— Ста-арый… — Якубовский задержал Караулова, и они чуть-чуть поотстали. — Где гарантия, что эта банда — последняя, кого я буду кормить? И в этой… вечно голодной шпане… как доверять-то? — прошептал он. — Особенно Макарову?.. Мужик с женской психикой!

— Все может быть, — зевнул Караулов. — Но за ними — дядя Коржаков, брат. Знаешь, как Мохаммед Али определил, что такое бокс? «Это, — говорит, — такая профессия. Трава растет, птички летают, волны смывают песок, я бью людей…»

Если честно, Караулов не знал, как его успокоить. Разумеется, сам факт, что в Цюрих явился Андрей Михайлович Макаров, специалист по грязной работе… — да, они оба, Якубовский и Караулов, понимали, что Москва ждет от Якубовского сенсаций. Чем больше информации он выдаст, тем лучше: дерьмо, как любой полезный и не портящийся продукт, всегда в цене.

Вот и кафе, — останавливаясь в «Савое», Якубовский всегда завтракал именно здесь. «Савой» настаивал, чтобы постояльцы спускались к завтраку в строгих костюмах, а Якубовский любил шорты, в них удобнее, поэтому он сразу уходил на берег озера, где сверкало солнце и никого по утрам не было.

…Официант сдвинул два круглых столика. Сели на диванчиках, полукругом: уютно, тихо, главное — как спокойно вокруг! — Это французское «бистро»? — озирался Макаров. — Что-то типа… «Де Пари»?

Караулов вздохнул?:

— Французское. Из всех французских самое французское.

— Мне бы пивка… — робко попросил Илюшенко, отложив меню в сторону

Он читал только на русском.

— А шампанского… нам можно?.. — Макаров с надеждой смотрел на Якубовского. — Холодненького… так, для настроения?..

— Отмечать-то пока вроде нечего, — заметил Караулов.

— Шампанского так шампанского, — Якубовский смотрел на Макарова, как на поданный официантом суп, который никто не заказывал. — «Моет Шардон»! Бутылку.

— С чего начнем?

— Я-яичницу — попросил Илюшенко.

— Встречу с чего начнем? Перед яичницей в шампанском?

Макаров еще раз оглянулся по сторонам.

— Мы бы хотели иметь… сами знаете что…

— А что? — прошептал Якубовский.

— Баранников…

— Ах, Баранников… Ранее, к сожалению, не судимый?

— Тихо, тихо… тут могут быть русские…

— Какие русские, Андрюша? — громко засмеялся Караулов. — Здесь одна бабка с клюкой…

В кафе было пусто, но в другом конце зала пожилая, чопорно одетая дама читала «Блик» — забавную швейцарскую газету

— Бабуля… стремная, — прошептал Макаров. — По-моему, за нами шла… Как, Алексей Николаевич:

— Не шла, а летела! — прошептал Караулов. — На метле.

Макаров обиделся:

— Ду-у-рак!

Официант подал четыре запотевших бокала.

— Андрюша, мы с тобой две параллельные прямые… — заметил Караулов. — Пересеклись только сейчас, только это ошибка.

Якубовский поднял палец и прошептал:

— Тише, здесь могут быть русские…

Все засмеялись.

— Значит, так… — Илюшенко открыл чистый блокнот. — Нас интересуют: размеры взяток, формы расчета, услуги, характер отношений — прежде всего с Баранниковым. Лучше бы, Дмитрий Олегович, если бы вы чистосердечно сами обо всем написали. Можно… — он понизил голос, — на Александра Васильевича, можно — на Филатова, главу администрации…

— А на Ельцина?

— Еще лучше.

— Бориса, сына Николая, уральского плотника? Три года отсидевшего при Сталине за воровство? Борис Николаевич, я сам читал, сказал, что его папа — политический, но за политику не давали три года…

Выпад против Президента Илюшенко и Макаров пропустили — как по команде — мимо ушей.

— Писать можно и на Ельцина… — согласился Илюшенко. — Почему нет?.. Главное — чтоб правда была, ибо раскаяние…

Еще бы слово, и Якубовский опрокинул бы столик.

— Алексей Николаевич…

— Слушаю.

— Окстись, отец! Ты на кой ляд в Цюрих приперся? Чтобы явку с повинной оформить?

— Господин Илюшенко сейчас отдает дань уважения некоторым формальностям… — объяснил Макаров.

— Дань уважения, Андрей Михайлович, это на кладбище! Там, где липы вековые. А я меньше всего хочу, чтобы дороги, которые мы выбираем, превратились бы в пороги, которые мы потом обиваем…

Официант подал бутылку шампанского.

— Забери, — Якубовский швырнул ему свой бокал. — Мне моя жизнь пока дорога.

— Капучино, круассан, салями, мюсли, сыр, — диктовал Макаров. — Тарелку сыра… побольше…

— Кока-кола, — приказал Якубовский. — И айс!

Караулов заказал сырые яйца.

— А вы, Алексей Николаевич?

— Яичницу с салом по-домашнему и… то, что Андрей Михайлович попросил. Мне тоже. Пусть принесут.

«Сдохнет, — подумал Якубовский. — Не успеем договориться!» Официант хотел что-то объяснить, но Якубовский хлопнул его по спине:

— Иди, брат! Тащи все, что дяди приказали!

Макаров поднял бокал:

— Со свиданьицем в гостеприимной Швейцарии! Пьем? Да, Алексей Николаич?

— Пьем, — разрешил Илюшенко. — а встречу!

Караулов удивлялся: как Димка не понимает (умный же человек, черт возьми), эти ребята не умеют вести себя по-другому. У них каждый день как последний, ибо Борис Николаевич больше всего на свете любит снимать людей с работы.

Макаров подобострастно смотрел на Якубовского:

— За тех, кто не пьет, Дмитрий Олегович!

Якубовскому принесли кока-колу.

— О-очень вредно… — протянул Макаров. — Безобразие, кстати, Алексей Николаевич: лимонад крюшоны и даже квас в Москве совершенно исчезли…

Он очень смешно скатывал губы в трубочку, и в его голосе действительно появлялись женские нотки.

— А вот эта отрава… — кивнул он на кока-колу, — сейчас на каждом шагу! — Безобразие! Вы же, Алексей Николаевич, тоже так считаете, — да?..

Он подобострастно заглядывал ему в глаза.

— Почему нет? — важничал Илюшенко. — Предлагаю, коллеги, такой алгоритм. Вы, Дмитрий Олегович, быстренько все нам обрисуете, особенно — ситуацию с Баранниковым и Степанковым. Мы с Андрей Михайлычем сразу выйдем звонком на Москву, ну и… подумаем, как нам строить рабочие отношения…

Проговорили они часа четыре: Баранников, Дунаев, Степанков, Шумейко, Бирштейн, Руцкой…

Огромное впечатление произвели телефонные разговоры Якубовского с Баранниковым (Якубовский оказался хитрее руководителя государственной безопасности Российской Федерации; все их беседы он записал на диктофон).

Макаров забрал у Якубовского кассеты, чтобы передать их «лично Президенту», но обманул: в Москве он вызвал к себе журналиста Минкина из «Московского комсомольца», который их тут же опубликовал.

Макаров не верил, что Валентин Степанков, Генеральный прокурор страны, служит Якубовскому всего за десять тысяч долларов в месяц. Тогда Якубовский позвонил Степанкову — правда, для этого пришлось вернуться в «Савой». Его тут же соединили с Генпрокурором, и он быстро объяснил «дорогому Вале», что по Цюриху сейчас шляется адвокат Макаров, хочет выведать о нем, о Якубовском и об их «с Валей» деловых отношениях все до капли, это стало проблемой, ибо известные «Вале» счета — именно в Цюрихе.

Якубовский убежден: если Цюрих так интересен Макарову, ему бы с миром и упокоиться здесь — на местном кладбище найдется уютное место.

Степанков не возражал: «Ну, если есть такая возможность…»

Макаров был на параллельной трубке. Услышав, что Степанков одобряет его убийство, Андрюша сполз со стула, пот лил с него ручьем, и даже брюки промокли…

Вечером вся их компания отправилась в горы, в прелестный старый ресторан, где они пили «Антинори», дорогое итальянское вино, наслаждались кабаном и оленем, деликатно поджаренными на гриле, потом поехали к проституткам, где Макаров сразу уснул.

Самолет улетал в Канаду рано утром, «Аэрофлот» — после обеда, поэтому Якубовский выдал Караулову тысячу долларов и попросил его приобрести для «сладкой парочки» что-нибудь «приличное».

Они обнялись, — Якубовский поехал в аэропорт, а Караулов — поплелся по магазинам, хотя магазины он ненавидел, ибо у него были проблемы со вкусом.

В конце концов, Караулов купил Макарову и Илюшенко по чемодану из крокодиловой кожи. Их тут же доставили в «Савой»: Илюшенко еще спал, а Макаров завтракал.

Как же он любил поесть, Матерь Божья!

Увидев чемодан, Макаров задумался.

— Ты знаешь, я его сдам… наверное…

Караулов обомлел:

— Кому?

— Подарки надо сдавать, — объяснил Макаров со вздохом. — Должностным лицам. Чемоданчик прелестный, конечно, но узнает кто — хлопот не оберешься, я ведь с коррупцией борюсь…

— Тогда пусть эта фигня у меня остается, — предложил Караулов. — Все лучше, чем не пойми у кого, хотя на хрена, спрашивается, мне столько чемоданов?..

67

А Хасбулатову вдруг опять вспомнилось детство: во дворе трепыхаются куры, на бельевой веревке висят рваные отцовские штаны, а в сакле, где он живет, разбросаны его рисунки и карандаши, много цветных карандашей…

— Уважаемые депутаты! Переходим к обсуждению каждого пункта повестки дня. Прошу не нервничать, я всем дам слово. Утром вам воздали предложения по повестке дня. Первый микрофон, пожалуйста…

Делегаты съезда наперегонки устремились к микрофонам, поставленным в проходах перед сценой. Первым подбежал большой, широкоплечий человек в хорошем черном костюме.

Хасбулатов почти всех знал в лицо.

— Депутат Федосеев? Пожалуйста, первый микрофон. Депутат Федосеев, Иркутская область.

Депутат Федосеев чеканил слова.

— Товарищ председатель! Прошу включить в повестку дня обсуждение запроса съезда народных депутатов Конституционному суду о даче заключения на предмет соответствия Конституции Российской Федерации действий Президента России Ельцина, таких действий, которые могут стать основанием для отрешения его от должности!

Ельцин растерянно поискал глазами депутата Федосеева и смерил его взглядом. Он не сомневался, что у Хасбулатова есть сценарий и этот сценарий сейчас разворачивается…

— Мая аргументация, Руслан Имранович! Контроль за соблюдением Конституции Российской Федерации — это не только право, но и обязательность… подчеркиваю, това… господа, обязанность съезда и Верховного Совета. — Подписав 8 декабря прошлого года соглашение об СНГ, Ельцин грубо нарушил Конституцию Российской Федерации…

Хасбулатов не выдержал:

— Подождите, депутат! Я разъясняю: согласно регламенту, существует следующий порядок: вы вносите предложения, я их записываю, и мы сразу переходим к следующим выступлениям. А потом вам будет предоставлено слово…

Григорий Петрович Дорофеев, дайте информацию как председатель комиссии по соблюдению регламента съезда… я правильно говорю?

— Абсолютно правильно, Руслан Имранович! — откликнулся Дорофеев. — Депутат внес предложение, и оно должно голосоваться.

Хасбулатов встал:

— Уважаемые депутаты! В порядке информации. На одном из ближайших заседаний прозвучит доклад Председателя Конституционного суда Российской Федерации. И если у вас есть вопросы, вы их сможете задать…

Зал загудел: утро на съезде никогда не бывает добрым.

— Прежде всего, уважаемые депутаты, такие вот заявления… не укрепляют политические позиции нашего съезда, — продолжал Хасбулатов. — Они усиливают позиции тех, кто постоянно критикует депутатов за то, что мы якобы претендуем… та-ак… вот… на всевластие в стране.

Поэтому не читайте, депутат Федосеев, что я не уважаю регламент; просто мне хочется верить, что у нас не будет неконструктивной настроенности… — Хасбулатов пытался сказать что-то еще, но депутат Федосеев перебил его выкриком:

— Один только факт, Руслан Имранович! В нарушение Конституции были приняты указы Президента России «О полномочиях мэра города Москвы» и «О полномочиях органов исполнительной власти города Москвы». Президент постановил распустить оргкомитет Фронта национального спасения, а в нарушение статьи 50-й Конституции Российской Федерации он вторгся еще и в деятельность органов правосудия, грубо нарушил конституционные права граждан на объединения…

Хасбулатов показывал Дорофееву, что депутату надо отключить микрофон; рядом с Русланом Имрановичем был телефон прямой связи с административной группой, но он так сейчас нервничал, что о телефоне — забыл.

— Я бы мог, — грозил депутат Федосеев, — привести множество других вопиющих примеров…

Хасбулатов встал:

— Григорий Петрович, я не понял: этот вопрос подлежит голосованию?..

В зале все время раздавались какие-то крики, тонувшие в общем галдеже.

— Не шумите! Уважаемые депутаты, я только проверяю… Поверьте, я не отступлю от регламента ни на йоту. — Что? Договорились: ставим на голосование предложение депутата Федосеева…

— Поименно? Кто за то, чтобы голосовать поименно?

К Руслану Имрановичу подошел Дорофеев и что-то быстро ему говорил.

— А-а… понял, понял… — бормотал Руслан Имранович. — Значит так, коллеги: вопросы, которые вносят депутаты, будут ставиться в режиме поименного голосования. Кто за это решение? Григорий Петрович, дайте справку.

— Уважаемые коллеги! — Дорофеев встал. — Каждое поименное голосование съезда обходится государству в семьсот рублей. Спасибо за внимание!

Шум в зале снова усилился; кто-то из депутатов криком спрашивал у руководителя своей группы, как ему голосовать…

— Подождите шуметь, — сморщился Хасбулатов. — Голосование идет…

На электронном табло появились цифры:

Кворум для принятия решения 521

Проголосовало «за» 352

Проголосовало «против» 428

Всего проголосовало 857

Руслан Имранович достал платочек и незаметно промокнул лоб.

— Та-ак… Предложение депутата Федосеева отклоняется «Неужели правда, — вдруг подумал он, — что Бурбулис вывозит за границу образцы редких металлов? Ведь его никогда не досматривают, госсекретарь… все-таки…»

Парень, его «прикрепленный», хорошо сказал: «Руслан Имранович, мне не к кому обратиться по факту продажи Родины…».

— Я хочу напомнить, уважаемые депутаты! — начал Хасбулатов. — С кем бы я ни встречался… а подходил я к коллегам, вы знаете, с одной просьбой: давайте не будем крушить на съезде остатки государственной власти! Никто не может бросить мне упрек, что я говорил о чем-то ином…

Взглядом Хасбулатов ощупывал депутатов: нет, все нормально, его слушают…

— Коллеги, мы обязаны подчиняться регламенту! Какие запросы в Конституционный суд, если скоро — доклад Зорькина?.. — Не надо шуметь, я же логично говорю! Зорькину можно будет задать любой вопрос. И он даст квалифицированный ответ. Сегодня на повестке дня доклад Бориса Николаевича, вечером… та-ак… вот… доклад Председателя Верховного Совета, завтра или послезавтра отчет исполняющего обязанности председателя правительства, которого съезд, напомню, не утверждал в этой должности…

Большая программа. Зачем отвлекаться на мелочи? Только что, например, министр правительства Федоров предложил пустить под нож все наше сельское хозяйство. — А? не слышали?.. — Хасбулатов с усмешкой смотрел в зрительный зал. — Официально предложил, коллеги. Вот что нужно обсуждать! Я прошу та-ак вот… не шуметь, некрасиво это…

Хасбулатов знал, что депутаты-аграрии и коммунисты ненавидят Федорова, и тут же перевел тему.

Начались выкрики, кто-то из коммунистов бросился к микрофонам в проходах, общий галдеж сразу усилился…

Страницы: «« « ... 1718192021222324 » ... »»