Русский ад. Книга вторая Караулов Андрей
— А что тут не ясно? — театрально разводил руками Руслан Имранович. — Федоров говорит: у нас нефти полно. Зачем России сельское хозяйств? Протянем, говорит, в Европу пару трубопроводов, и Европа засыпит нас зерном, как золотом… Поэтому предлагаю, друзья: давайте уважительно выслушаем доклад правительства, а потом, в ходе его обсуждения, так же спокойно решим, что нам делать с этим правительством? Зачем нам осложнения, депутат Федосеев? В повестке дня?
В проходе, почти у самой трибуны стоял пожилой человек с листочком бумаги в руках.
— Что?.. — Хасбулатов напряженно всматривался в лица депутатов. — По ведению? Если по ведению — пожалуйста, депутат Перуанский. Пятый микрофон…
— У меня предложение, коллеги! — уверенно начал депутат Перуанский. — Я предлагаю поменять местами доклад Председателя правительства и выступление Руслана Имрановича. Более логично, чтобы доклад Гайдара, как представителя исполнительной власти, следовал сразу за выступлением президента России.
Депутат Перуанский эффектно улыбнулся телекамерам, разрешил снять себя «крупным планом» и медленно вернулся на место.
Хасбулатов побледнел и опять развернул к себе микрофоны.
— Уважаемые народные депутаты! Только для информации. Мне надо было бы сразу объяснить: у Президента — общеполитический доклад, типа президентского послания. И в таком же духе… будет… та-ак-вот… выступление Председателя Верховного Совета — экономическая реформа и ее законодательное обеспечение.
Сейчас поступило предложение поменять эти вопросы местами. Ставлю его на голосование…
Починок называл Хасбулатова «Председатель-очарователь». Как быстро все-таки, как легко он опятьподчинил себе весь зал…
— Пожалуйста, не выкрикивайте! — просил Хасбулатов. — Сказал же: голосование не поименное. Электронная группа, почему вы не слушаете? Снимите поименное голосование… И еще, уважаемые депутаты. Я не хочу злоупотреблять, но мне только что положили на стол телеграмму из Екатеринбурга. Коллеги просят, чтобы я зачитал. «Хасбулатову. Наведите дисциплину в зале… Стыдно смотреть, Руслан Имранович: бесконечная ходьба, групповое обсуждение, вслух ведутся разговоры, чтение газет. Делегаты съезда! Вы собрались для того, чтобы решать наши судьбы. Пожалуйста, имейте в виду, что мы, избиратели, следим за вами. С уважением, ветеран воздушно-десантных войск, участница битвы за Днепр, Михайлова-Гагарина Надежда Ивановна».
Хасбулатов передал микрофон Филатову: пусть он порулит теперь залом, надо чуть-чуть отдохнуть.
На днях к Руслану Имрановичу приходил Руцкой. Принес бутылку столетнего коньяка. Очень хочется выступить на съезде, ищет (судя по всему) примирения с Президентом.
Только что Руцкой был на ЗИЛе. Большой митинг, люди неплохо его принимают, особенно женщины. «Вот, — говорит Руцкой, — приедет Нечаев на ЗИЛ, и пусть сразу выделят ему охрану, иначе народ его разорвет. Дадим ему зарплату в 300 рублей, как на ЗИЛе, и поглядим, как он будет жить…»
Проходит день. Кто-то (кто?) кладет в кабинете Ельцина на его рабочий стол запись встречи — на пленке — с Руцким.
На пленке так: «Вот приедет на ЗИЛ Борис Николаевич, и пусть сразу выделят ему охран, иначе народ его разорвет. Дадим ему зарплату в 300 рублей, как на ЗИЛе, и поглядим, как он будет жить…».
Руцкой обомлел: «Борис Николаевич, злонамеренная фальсификация. Спросим Баранникова! Я говорил о Нечаеве! Вас обманули…».
И действительно, у Баранникова есть Нечаев, а в «варианте» для Ельцина кассету изменили…
Ельцин разозлился — х-хрясь кассетой о дубовые панели своего кабинета…
Что дальше? А ничего. Все осталось как есть!
Сидеть в президиуме рядом с Борисом Николаевичем — никакого удовольствия. Хоть бы раз посмотрел он на Председателя, хоть бы слово сказал!
Говорят, вручал на днях ордена спортсменам. Приглашают пловчиху, олимпийскую чемпионку. Ельцин пытается повесить ей орден на грудь, но руки с бодуна трясутся, зацепиться не может.
— Осторожно, Борис Николаевич, — шепчет девочка. — Силикон не приколите!
На самом деле Хасбулатов больше боялся Руцкого — не Ельцина.
Президентских амбиций у Руцкого вроде бы пока нет, но Руцкой железно верит в себя, как все военные летчики: «судьба придет — по рукам свяжет…».
Ельцин терпеливо, как мог, его учил:
— Не надо, Александр Владимирович, ссориться сразу со всеми… Вы эти армейские замашки бросьте…
— Я ж не с министрами ссорюсь, Борис Николаевич, — вскипал Руцкой. — Это ж экстрасенсы, а не министры! Закрыл глаза, а завода — нет, тю-тю завод…
У нас фокусы повсюду, а не реформы!
Вдруг Ельцин спросил:
— А вы б пошли в министры обороны?
Руцкой опешил:
— Я… не могу.
— Поч-чему эт-та не-мож-жешь?..
— Я не командовал округом.
— И шта?..
— Опыта нет.
— Придет! — махнул рукой Ельцин. — Вы шта-а… — он опять перешел на «вы», — хуже Грачева!
— Грачев может, Борис Николаевич, а у меня совесть есть, — парировал Руцкой. — Это ж вы министров ставите: закончил десятый класс — и в правительство!
— Ты на личности не переходи… — попросил Ельцин.
— Ну а как, Борис Николаевич? Вон Гайдар. Был завотделом «Правды». Даже не «Литературки», где иногда встречалось что-то свежее. Может, он… великий экономист? Отвечаю: нет. Он засранец.
— Шта… тебе сказать… — Ельцин не спорил, а Руцкой не отступал.
— Вот Ельцин. Он прошел на Урале от каменщика до первого секретаря обкома. А эти? Какая у них школа? Газета «Правда»?
— Ха-ароший ты мужик, Александр… Но по парням моим… ты себя переломи. Время нынче такое, молодые нужны. Старикам коммунизм не свалить.
— А какое? Какое сейчас время? Демократия это не апокалипсис, верно? Вон, уральские директора… Вы их знаете. Так и берите в министры! Людей, что ли, нет?
— Люди есть, — уверенно сказал Ельцин.
— Каданников с АвтоВАЗа.
— Что… Каданников?
— Готовый министр промышленности, Борис Николаевич! Вы поймите: я ж вам… стул не пилю. Даже если Президентом вы еще 20 лет послужите, мне будет только за 60. самое оно… — да? Для Президента.
Почему-то такая простая мысль Ельцину в голову не приходила.
Он оживился:
— Слушай, Александр! Забирай ВПК! Руководи! А на экономику я человека с Урала поставлю. Знаю там… товарищей… где нам найти председателя правительства?
— Посмотрите на Скокова, — посоветовал Руцкой.
— А вы с ним… не друзья?..
— Только «здрасьте» и «до свидания», Борис Николаевич! Но чудеса вытворять он не будет. Скоков же с серьезнейшего завода пришел. И лямзнуть не даст! У него кроме квартирки да «газели» с прицепом… просто нет ничего, Борис Николаевич, такой это парень…
Хасбулатов медленно, по капельке пил столетний коньяк и пытался понять: с чего вдруг Руцкой сейчас чувствует себя ответственным за всю нацию?..
— ВПК? Умышленная ложь, Саша! — вздохнул Хасбулатов.
— Конечно! — Руцкой разгладил усы. — Проходит неделя, Ельцин — ни гугу Вдруг звонок: «Александр Владимирович, зайдите…».
Иду. У него такое лицо — будто он меня второй Звездой наградил.
— А вы, Александр Владимирович, не взяли бы в свои руки сельское хозяйство?..
— Куда тебя? — засмеялся Хасбулатов. — К коровам?
Он даже рюмку поставил обратно на стол.
— Руслан, я чуть не упал, ей-богу! Сколько в России аграриев, губернаторов… тот же Полежаев из Омска, хороший был бы министр…
— Подстава, однако…
— А вам помогут, — ухмыляется Ельцин, — посчитают… Зато дело, понимать, национальное…
Выхожу от президента и сразу — к Бурбулису: «Твоя, сука, работа?» В угол забился — молчит!
Руслан Имранович прикрыл глаза, но в этот момент к нему нагнулся Филатов:
— Оклад Президента вы объявите?
Хасбулатов встал.
— Уважаемые депутаты! Может быть, самое время поставить на голосование повестку дня в целом? А там посмотрим… если отпочкуются какие-то вопросы…
Все уже устали, и Хасбулатова почти никто не слушал.
— Уважаемые депутаты! Ставлю повестку дня на голосование. Голосуем, коллеги… Прошу не отвлекаться. Идет голосование…
Через минуту на электронном табло выскочили цифры:
Кворум для принятия решения 521
Проголосовало «за» 715
Проголосовало «против» 35
Воздержалось 23
Не голосовало 1
Всего проголосовало 773
«Это ж я не голосовал… — очнулся Хасбулатов. — Надо же, увлекся и забыл…»
— Повестка дня принята, уважаемые коллеги. Объявляю перерыв на 20 минут, а потом — доклад Бориса Николаевича.
Грим подвел Ельцина. От жары его лоб был в капельках пота, грим потек, но Ельцин не знал, как его промокнуть, чтобы не измазаться еще больше.
Руслан Имранович опять повернул к себе микрофон.
— Коллеги, чуть не забыл. Прошу пропускать наших депутатов, участников Великой Отечественной войны, в буфете без очереди… — Договорились, друзья?
Депутаты хлопали стульями, и его никто не услышал.
«Ну и черт с вами…» — махнул рукой Хасбулатов.
68
Дьявол, — Чуприянов понимал, что второй раз Антон уже не придет, «западло» это у них, разговор закончен, такие ребята по два раза не повторяют.
Откуда такой гонор, однако? Главные люди стали? По всей России самые… главные? Вон Яша Голдовский, кожевенных дел мастер. Из Тюмени. Схватил сейчас весь западносибирский нефтехим, прежде всего — Тобольский нефтеперерабатывающий завод. Ничего не боится Яша: случись что на объектах — это же новый Чернобыль! Да и у Антона, у «измайловских», уже десяток предприятий, главное — Саянский алюминиевый завод, гордость Сибири, один из лучших в мире, не только в России — в мире!
Сегодня цель у «измайловских» — Красноярский алюминиевый; КАРЗ и Ачинск, глинозем, комбинат Чуприянова, это (в цепочке) единое целое. Начали с Саянска, закончат КРАЗом, вопрос времени, это ясно, то есть защитить сейчас Чуприянова — уже некому.
Чуприянов знал, да и многие знали: за Антоном стоят чекисты Баранникова, подполковник Измайлов с Лубянки — многолетний куратор бригады Антона. Отсюда и вывеска: «измайловские…
Кто он, Чуприянов, для этих парней: «Красный директор»? Оборонщик: кавалер двух орденов Ленина, с которым Косыгин и Байбаков здоровались за руку: в гробу они видели все, что было — когда-то — до них!
Постарел, постарел Чуприянов за последний год… Все красноярские директора вдруг резко постарели. Валится — на глазах — дело жизни: только что, весной, эти парни, бригада Антона, уничтожили в Питере завод систем числового обеспечения, построенный Силаевым и Паничевым по новейшим итальянским технологиям. Вместо высокоточных станков с ЧэПэУ завод числового обеспечения выпускает сейчас… сигареты!
Чуприянов сразу, на первой же встрече, предупредил Антона: в Ачинске, в его «грязных цехах», плотно обвешенных колючей проволокой, работают (отбывают срок) 847 заключенных.
В ответ — злющие, ненавидящие глаза Антона. Не знал Чуприянов [а мог бы и догадаться, между прочим), что в «зонах» Антон уже побывал. И не раз!
Хочешь быть богатым — отбери!
Беседовать с такими парнями, как Антон, интересно. Власть (да и сама жизн, если угодно) занималась все советские годы важнейшим делом: таких, как Антон, коммунисты всячески старались заглушить.
А хрена: Антон восставал как Феникс из пепла. У них — кошачья живучесть! А еще есть необъяснимый, исстари идущий пиетет народа (всей нации, если угодно) перед такими гражданами, как «Измайловские» и К°. — Укоренилось: они могут все, эти крепкие, жилистые парни, деньги для них — легкое дело, не сумела советская власть (старалась, но силенок не хватило) загнать их в подполье… — разве можно не уважать таких людей, таких бойцов?
А в самом деле: если бы в 91-м Ельцину под руку подвернулся матрос Дыбенко, тот самый, революционный… кем бы он сейчас был?
Старовойтова, предложившая себя в министры обороны, чем отличается в этом смысле от Дыбенко, Крыленко и т. д., и т. д.?
Разница в чем: Ленин отбирал заводы в пользу государства, а Ельцин отбирает заводы… у государства… в пользу кого?
Расцвел Антон, поднялся, дружит, как он говорит, с министром Нечаевым, — да разве только с ним?
Именно дружит. Не делится, а дружит. Делиться сейчас не принято, не та стадия, но ведь дружба — в нужный момент — может стать дороже, чем деньги. Антон смел, и смелость у него в крови; это, наверное, от деда, кавалера трех степеней Солдатской славы, — за своих друзей Антон порвет кого угодно, выстрелит первый, не промахнется и потом еще долго, с удовольствием, будет мочиться на труп своего врага…
— В России все принадлежит народу, — смеялся Антон. — Вот Чубайс и раздает: наше — нам.
— А цель? Какая цель? — допытывался Чуприянов. — Разве производительность труда зависит от формы собственности?
— Цель? — улыбался Антон. — Цель — поменять человеческие ценности.
— И религию тоже?
Антон смотрел на Чуприянова, как на идиота:
— А вы пустите попов в бизнес, и попы сами быстренько поменяют религию… Вы когда-нибудь видели, чтобы в монастырях открывались рестораны? Или кафе? Не дешевые столовые для бедных прихожан, нет: кафе? В Москве, дорогой, это уже есть!
Первого сентября Антон сам повел своего сынишку в первый класс.
— А вы, родитель… что можете сделать для школы?.. — сразу спросила завуч.
— Я?.. — Антон сделал вид, что задумался. — Хм… Что могу?.. Могу, например, возбудить уголовное дело…
Ни одного матерного слова. Речь, как у столичного профессора словесности: мягкая, глубокая, неторопливая…
…Если его, Чуприянова, прикончат, Катюха сама отдаст Антону акции ачинского глинозема. Те акции, которые Чуприянов год назад перекупил (отобрал?) у своих же рабочих.
Уйдет комбинат. Вон в Новолипецке: внезапно появились «СЛОНы». В Рязани, у себя на родине, «СЛОНы» весь город обложили данью: они пинками (чего ж церемониться?) сгоняли местных предпринимателей на трибуны стадиона «Локомотив». Здесь, в центре поля, стояли микрофоны и удобное кресло для господина Ермолова — лидера группировки, бывшего таксиста.
Когда Ермолов появлялся на поле, люди на трибунах вставали. С любого бизнеса «СЛОНы» забирали — себе в карман — по 60 %! Господин Ермолов лично, по очереди вызывал «на ковер» бизнесменов. То есть — в центр поля. И каждый вручал Ермолову увесистый конверт. Местный телеканал вел прямую трансляцию со стадиона, объясняя гражданам, что на их глазах предприниматели Рязани сами, добровольно, жертвуют деньги на развитие города…
«СЛОНов» тщательно охраняла милиция.
Теперь Ермолову мало Рязани: Новолипецкий металлургический комбинат, один из самых важных в Европе, имеет — по году — почти два миллиарда прибыли…
Ну, что же: ждем, ждем с нетерпением, гости дорогие!
До Липецка «СЛОНы» добирались на автобусах. Встретили их во всеоружии. Именно так: с самым разным оружием в руках. Кого-то из боевиков выписали из Москвы, кого-то из Тамбова. Помог Отарий Квантаришвили — «менеджер по спортсменам». Антон тоже послал целую роту, почти сто человек. Как не помочь? Если в Рязань, к Ермолову, никто не лезет, все знают — территория «СЛОНов», что Ермолов делает тогда в Липецке?
«СЛОНы» ложились штабелями. 202 человека за один день, точнее — вечер. Их ловили повсюду: на местных рынках, где боевики запасались провизией, в барах гостиниц, в кафе и ресторанах; кого-то «положили» прямо в сауне! (Пострадали, увы, и местные проститутки, Маша и рита, попали под пули: Маша стала инвалидом.)
Кто он, тот могучий человек, кто так ловко срежиссировал расстрелы?
Френсис Коппола, «Апокалипсис»: «такие приказы, полковник, не остаются в наших архивах…»
У Антона псориаз. Особенно руки: огненно-красные, все в язвах, похожих на ссадины. А на косточках пальцев сидят еще и «розочки» из язв.
Они часто снятся Чуприянову, эти руки: лезут, лезут к нему со всех сторон и душат, душат, душат…
…А если шепотком спросить красноярских директоров: каково, мужики: многие (да почти все) здесь же и начинали когда-то — кто разнорабочий, кто ученик слесаря, кто каменщик… — Завод для них дом родной, и вдруг… в проходную врываются Антон и его команда, причем ты им обязательно в рот смотри, в рот…
Раз в месяц Антон ездит в Израиль, на Мертвое море.
В июле здесь плюс 50, но Антон мужественно, по три-четыре часа в день валяется на пляжном топчане под солнцем, только это и помогает, псориаз не лечится!
Какая же в них тяжесть, в этих людях, они — все! — как живые булыжники, а их пьянки больше напоминают поминальный обед.
На Малевского, кстати, уже было два покушения. Он (причем как-то очень буднично, спокойно) сам рассказывал Чуприянову, что стрелял в него лидер «ореховских» Сильвестр.
Оказывается, Сильвестр, он же — Тимофеев, Сергей Александрович, «по понятиям» прав: в каких-то Антон «темах» откровенно «крысятничал», то есть у Сильвестра есть внутреннее право его застрелить. Только и у Сильвестра есть враги. И они быстро набирают сейчас силу. Больше всех Сильвестру мешает некто Березовский, Борис Абрамович, выпускник Лесотехнического института в подмосковных Мытищах.
Кто такой? Откуда?
Да все оттуда же, из мелюзги…
В 88-м, с появлением первых кооперативов, Березовский кинулся зарабатывать деньги. Спасибо Рыжкову: не было бы кооперативов, Березовский появился бы гораздо позже. Хотя…
Начал он с кур. Водка, куры, хлеб и чай… — истинно народный товар, значит — что? Правильно, можно навариться. Пожалуйста, Рома Абрамович, сирота из Саратова. Торгует на «Пушкинской», в переходе, варенкой. Джинсы варит (как умеет) прямо в ванной, на съемной квартире, а в ванной — это вредно для здоровья. Химия все-таки. И сколько можно не мыться?!
На продукты, на продукты надо переходить! Лучше всего на водку, как Брынцалов, геодезист из Карачаево-Черкесии, но вся водка сейчас под бандитами, Москва и Подмосковье — это Юзбашев, Лучок, Гарик Махачкалинский, а куры — пока свободны…
Березовскому предложили забрать под кооператив старый, вдребезги разбитый колхоз под Солнечногорском, но Березовский хотел найти что-то поближе к Москве. — Нашел: Киевское шоссе, совхоз «Московский». Здесь, в «Московском», Березовский навсегда запомнился местным жителям, прежде всего — портфелем под мышкой.
Портфельчик был старый, непонятного цвета: Березовский держал в нем пару чистого белья и свежие носки (на случай, если он вдруг опоздает на последний автобус в Москву). Местные ребятишки были в восторге от этого маленького черного человечка, вприпрыжку скакавшего через огромные лужи.
— Березовский, негоциант, — представился он главному бухгалтеру.
«Вот это фамилия! — подумал главный бухгалтер. — Иностранец, наверное: Березовский-Негоциант».
А что сказать-то? Как представиться? Математик из Мытищ? Кооператор? (В народе их не любили.) Почти неделю Березовский бегал, надеясь на серьезный ангажемент, за директором совхоза Егоровым. В Конце концов он подкараулил его у гаражей. Березовский внушил Егорову, что в кооперативе Березовского при его совхозе будут самые чистые курятники в мире и что кур (американские технологии!) появится столько, то Егоров станет наконец Героем Социалистического Труда!
Уболтал, короче. Трудно, что ли?
Егоров впаривал Березовскому несушек, но Березовский сразу замахнулся на доркингов.
Взял в аренду восемь тысяч кур. Целое стадо!
Зачем они нужны, эти несушки? Чтобы крестьяне у Березовского яйца крали? В голодные дни студенчества Березовский кормился на рынке в Подлипках. Воровал яйца. И тут же их глотал. Пока не отняли.
Выпил яйцо — и нет яйца. Концы в воду, как говорится!
В желудок.
Яша Синяков, математик, его дружок, напросился в компаньоны. Яша взял в библиотеке научные журналы, много журналов, погрузился, напялив очки, в чтение и убедил Березовского, что корма для доркингов лучше всего покупать в Индии.
Или в Пакистане, в Лахоре. Это даже дешевле, чем в Индии.
— Точно, да? — суетился Борис Абрамович. — Посчитал?..
Он всегда суетился, потому что мыслил как бы в нескольких направлениях сразу.
В детстве Березовский зачитывался Джеком Лондоном. Какие парни, а? жизнь как полет над бездной. Почему орлы, коршуны, грифы летают только в облаках: потому что сверху добыча лучше видна!
Березовский задумался:
— А растаможка?..
— С растаможкой, Боря, с растаможкой! — объяснял Синяков. — Выгода — 4 1/17! А если таможне кинуть по 300 долларов с тонны, подрастаем еще на 1/6!
Березовский кругами носился вокруг стола:
— Гениально… Это г-гениально!
Яша важно кивал головой:
— 4 1/17 плюс 1/6. Антанта нам поможет. То есть Лахор!
Он всегда верил в свои силы и в свою шестиконечную звезду.
— Не-в-вероятно, не-в-вероятно… — бормотал Березовский. — Я ж-ж это чувствовал, п-понимаешь?.. Чувствовал!
Волнуясь, Березовский всегда заикался. Он не знал, где находится Лахор, но был уверен, что корма из Лахора — лучшие в мире!
— Хорошо, Яша, играет тот, кто играет всеми фигурами сразу, — объяснял Березовский. — И белыми, и черными…
Яша соглашался:
— Если играть, то за обе стороны, конечно…
Если бы в руках у Березовского была атомная бомба, он бы тут же долбанул по Нью-Йорку или Парижу, чтобы пробежаться потом по брошенным ювелиркам и банкам. Если СССР жил без денег (в СССР люди жили без денег), такой народ способен на все…
В Лестехе Яшу прозвали «ботаником». Большие окуляры-очки и вечно смущенное лицо. Человек как пончик: Яша любил маму, математику и пышную русскую девушку Наташу с длинной косой, но Наташа его не замечала.
Еще больше Яша любил деньги. Он знал, что Березовский хоть и жаден до черта, но в самом деле готов сейчас вложиться в эти курятники. — Ладно, раз такая пьянка пошла… Яша сдал в ломбард все, что у него было: компьютер IBM, куртку «Аляска» и — даже! — серьги, которые он вынужденно украл у мамы. Яша хотел дать в ломбард и свое белье, даже пижаму, но ему вежливо объяснили, что белье в ломбард не берут, а такое белье, как у Яши, задаром не нужно…
Вечерами они часто вели между собой разговоры.
— Ты, Боря, чего хочешь? От денег?
— Я? Чтобы у меня никто их не мог отнять.
— А могут? — насторожился Яша.
— Конечно. Деньги всегда хочется кому-то отнять. Особенно у еврея, ибо еврей кажется беззащитным.
Яша обожал Березовского. Вот бы в Австрии, в музее, ему вдалось увидеть легендарное копье Лонгина, ведь после великих полководцев античных времен, после шведского короля Карла оно вроде бы побывало в руках Гитлера — величайшая реликвия христианства, то копье, точнее — пика, которую римский воин Лонгин вонзил в Иисуса Христа.
Говорят, тем, кто хоть пальцем дотронется до пики Лонгина, она приносит небывалую удачу!
Сколько в мире необъяснимого…
Интеграция «пакистанского чуда» в сельское хозяйство Подмосковья привела к неслыханной трагедии.
Все куры, все как одна, сдохли. Они даже опомниться не успели. Восемь тысяч кур. Корм оказался такой дешевый, что это был не корм, а яд. Увидев доркингов с белыми, как мел, глазами, Яша забился в дальний угол курятника. Здесь, в углу, он чуть с ума не сошел. Куры ужасно кричат перед смертью, но еще страшнее вопил Березовский:
— Где этот му… к?! Где сидит эта сволочь?!
Он сам, лично, вытащил Яшу из-за ящиков и дал ему в морду.
Удар был серьезный. Березовского часто лупили, поэтому он знал, как бить.
Яша свалился в лужу, встал, но это была ошибка, потому что, когда Яша поднялся, Березовский ударил его еще раз.
Яша кричал, что он больной человек, у него слабое сердце, хронический простатит и мама — инвалид, но Березовский был в аффекте и не слышал Яшу Синякова.
В курятник влетел плотник Степан. Здорово поддатый и с топором.
За ним неслись русские бабы — с вилами.
— Слышь, жиды! — орал Степан. — С народом рассчитайсь!
Березовский очнулся. Он запамятовал, что людям полагается платить зарплату.
И вот люди пришли. Напомнить, что они — люди.
— Вы чего… голубушки?.. — залепетал Березовский. — Вы ко мне за денежкой, да?
— Жид! Изверг! — орали бабы. — Убьем! Убьем!
Не так давно Березовский слушал в Большом театре «Бориса Годунова». Там, в сцене «Под Кромами», народ с удовольствием поднял на вилы жирного боярина.
Яркая сцена, правдивая. Боярин умирал в муках.
— Где ведомость? — кричал Березовский. — Яша, ведомость! Вставай, сука, — Березовский пинал его ногами. — Ведомость гони!
Бабы глядели с недоверием, а Яша понял: живым ему не уйти.
— Бабы! — орал Березовский. — Братья и сестры! Дорогие труженики легендарного совхоза «Московский»! У нас, у всех… большое горе. Куры подохли. Кур убил подонок Яков Синяков! Зарплату буду выдавать сейчас прямо! Народ! Братья и сестры! За мной»!
Голос срывался, но держался Березовский бодрячком. Со всех сторон Березовского обступили бабы, но Березовский закрывался от них портфельчиком. Денег у него не было ни копейки, вместо денег — только один проездной, но он бодро шел, почти бежал к административному корпусу, выкрикивая речевки:
— Куры застрахованы! Это эпидемия! Курятники оцепим! Синякова под суд! На нары! В Магадан!
— Пидорас! — орали бабы.
— Еще какой, — кричал Борис Абрамович, демонстрируя полную солидарность с русским народом.
Предвкушая зарплату, бабы расслабились. Это была большая ошибка.
Административный корпус совхоза «Московский» находился рядом с Киевским шоссе. Напротив — автобусная остановка, то есть один шанс из тысячи. На кону — жизнь.
Читать бесплатно другие книги:
