Проклятые Легран Дениэль
Вместо того чтобы выключить свет, я отключил сушилку. Она остановилась, вещи свалились в одну кучу.
Прежде всего, я заметил, как нагрелся агрегат. Собственно, так и должно было быть. Индикатор рядом с надписью «Горячо» горел красным светом. Однако было во всем этом еще нечто. Воздух выходил из сушилки так, словно там дышало живое существо.
Я наклонился и попробовал открыть дверцу. Она подалась буквально на четверть дюйма и тут же присосалась обратно.
Тогда я взялся за ручку обеими руками и потянул на себя.
Наружу вырвался такой обжигающий воздух, что мне показалось, будто в глаза швырнули пригоршню детской присыпки. Еще бы, в этой печи простыни жарятся при температуре в пятьсот градусов.
А потом я увидел, что ветровка шевелится.
Конечно, могло так оказаться, что она просто лежала последней и сейчас легкий материал, из которого ее пошили, опускался поверх чистого хлопка. Вот только двигался этот материал сам по себе. Ветровка лежала поверх остального белья, и было отчетливо видно, как один ее рукав выпрямился и вся куртка подтянулась вслед за ним на пару дюймов ближе к открытой дверце.
Тот же самый ежедневный мираж.
Такая штука, которую стараешься выбросить из головы сразу, как только она произошла.
Потом ветровка вновь шевельнулась.
Второй ее рукав выпростался из-под кипы белья и, будто человеческая рука, вытянулся вперед. Отчетливо стали видны зеленые и белые полоски.
Это мои любимые цвета.
Голос прозвучал ниоткуда, так всплывает в памяти забытое имя давнего знакомого, которого вы уже давно перестали вспоминать.
Цвета моей школы.
Я схватил один рукав за манжет, почувствовал, как он скомкался у меня под пальцами. Но, едва я потянул за него, как рукав начал расширяться, затвердевать прямо на глазах. Словно что-то росло внутри куртки, наполняя плечи, грудь. Казалось, ее надувают, как воздушный шарик. Вот взметнулся и распрямился и другой рукав.
– Проклятье!
Я выпустил ткань, отшатнулся, а затем всем телом навалился на горячую поверхность и захлопнул дверцу. Металлический звук удара, казалось, разнесся по всему дому.
Ветровка скорчилась и задрожала.
Рукав, который я держал за минуту до этого, шелестя нейлоном, вытянулся на полную длину и высунулся из барабана. Затем завис примерно в футе от пола. Некоторое время ничего не происходило, будто он размышлял, что делать дальше. Змея, ожидающая, пока мимо пройдет жертва.
А потом вновь началось шевеление. Что-то круглое и выпуклое двинулось внутри рукава по всей его длине.
И наконец, это «что-то» вылезло из обшлага. Похожее на твердый костяной набалдашник, с серыми ногтями, черное по всей длине и влажное от мерцающих капель. Затем оно показалось полностью. Обгоревшая человеческая рука с растопыренными пальцами.
Я спиной прижал дверцу сушилки, и тут раздался стон, словно «оно» протестовало против такого обращения. Но я не двинулся с места, не побежал. Я стоял, загипнотизированный рукой. Ее движения напоминали танец кобры, собирающейся броситься в атаку.
Теперь к своему двойнику присоединился второй рукав. Они оба вылезли из сушилки, изогнулись в локтях так, чтобы руки расположились на полу. Шлюзы открылись. Остальная часть ветровки наполнилась плотью, материализовалась.
Включая голову.
Она показалась из воротника, как черепаха высовывает свою голову из панциря. С половины черепа слезла кожа, и была видна окровавленная кость. Матово блестели волосы, когда-то светлые, но теперь спекшиеся и черные от сажи.
Она стояла передо мной.
Бело-зеленая ветровка застегнута на всю длину до горла. С левой стороны, у сердца, герб школы Дондеро.
Вперед, дубы, вперед!
Лозунг нашей школы. Его распевали на трибунах во время матчей, а сейчас он звучал у меня в мозгу. Эш насмешливо напевала призыв девчонок из группы поддержки. Она никогда не была ее участницей, да и никогда не стала бы частью чего-то настолько легкомысленного и живого. Но сейчас она махала руками передо мной так, что ее пальцы едва не задевали мое лицо.
Впере-е-од… ДУБЫ!
Она остановилась. Сделала такое разочарованное лицо, словно хотела сказать: «Я думала, ты будешь счастлив, что увидел меня». Лицо тем более страшное, что обгоревшая кожа клочьями свисала на переносице, а щеки и подбородок почернели от гари.
«Уходи», – хотел я сказать, но вместо этого произнес:
– Как поживаешь?
Эш пожала плечами, при этом они почти коснулись ее свисающих мочек.
Так же, как всегда. Но теперь я – выпускница.
Слова звучали так близко, что их можно было чувствовать лучше, чем слышать. Их звук был похож на скрип песка, который раздается, когда вы лежите на пляже и поворачиваете голову.
Раньше ты был моей дверью. Если ты думал обо мне, вспоминал меня, я могла войти в эту дверь, – она сделала полшага в моем направлении. – Но теперь часть меня находится здесь. Я подставила ногу и не дала двери захлопнуться. Теперь я могу приходить и уходить. Могу говорить, гулять, толкать, тянуть и… кусать. Совсем как прежняя!
Она сделала еще один шаг навстречу мне. Ее разлагающиеся ступни оставляли мокрые следы на бетонном полу.
– Раньше ты не выглядела так, – сказал я.
– Не выглядела как?
– Обгоревшей…
– Это случается с теми, кого бросают в горящем доме.
– Я не бросил тебя там!
– Ты бросил меня. Ты оставил меня умирать в подвале того дома.
– И поэтому ты пытаешься утащить меня назад? Из-за того, что ты думаешь, будто я сделал что-то не так?
– Это ошибка, которую нужно исправить.
Эш подняла руку, и я застыл, ожидая, что она прикоснется ко мне.
– Дэнни, то, что ты жив, – это гребаная ошибка!
Ее рука коснулась выключателя на стене.
– Но ты можешь прямо сейчас начать исправлять ее. Ты можешь мне помочь…
Она выключила свет.
В темноте я мог слышать ее дыхание.
Этого я тоже не мог припомнить с прошлых ее появлений. Тогда у нее не было потребности дышать. А теперь она, казалось, вспоминала забытые навыки. Вдох-выдох, снова вдох… До меня донеслось теплое зловоние ее внутренностей.
– Почему?
Тот самый вопрос, заданный тем же надтреснутым голосом, которым я задавал его, когда мы были детьми. Одно слово, предполагающее множество других.
Зачем ты со мной так поступаешь?
И она ответила мне. Голосом мертвых. Ясным, отчетливым, но все-таки бездушным и пустым. Будто звучание слов, записанных на магнитный носитель, сказанных однажды в другое время и в другом месте, а сейчас воспроизведенных, чтобы компенсировать то, что они не были сказаны прежде.
Мы ведь двойняшки, Дэнни. И всегда будем ими. А близнецы помогают друг другу.
Она прижалась ко мне в темноте.
Близнецы не могут разлучиться.
Зашуршала ее ветровка, прикоснувшаяся к моей грудной клетке. Сквозь материю я почувствовал, как сместились и вновь вернулись на свое место ее поврежденные ребра и ключицы. Эш приподнялась, потянулась ко мне и коснулась ладонью моего лица. Ее кожа была на ощупь жестче лошадиного хвоста.
– Не надо, пожалуйста…
Ее указательный палец нашел мои губы, скользнул между ними. Кисловато-тошнотворный горький вкус…
Потом – средний палец… Мизинец… Она сминала мой язык, будто собиралась засунуть мне в рот всю свою руку, будто собиралась проскользнуть в меня сама целиком, как только что пролезла в рукава своей куртки.
И тут я ослеп.
Вспышка яркого лимонно-желтого света. Слишком яркого, чтобы можно было что-то разглядеть. И голос Эдди.
– Дэнни, что случилось?
Я сфокусировал на нем свой взгляд. По его глазам понял, что Эшли больше тут нет.
– Пошли наверх, – сказал я.
– Может, позвоним врачу или что-нибудь такое?
– Нет. Но, полагаю, нам лучше бы уйти. Прямо сейчас.
– Ладно…
Он шел рядом со мной до самой лестницы, которая вела из подвала, и там я сказал то, чего не следовало говорить: я попросил Эдди не рассказывать матери о случившемся. Попросил сказать, что он направился вниз, чтобы посмотреть, все ли со мной в порядке, а я в это время шел ему навстречу, так что – все прекрасно. И никаких проблем. И не было никакого полуспятившего Дэнни на полу прачечной, в комнате с выключенным светом.
– Просто она будет волноваться, понимаешь? – сказал я, пропуская Эдди вперед.
– Ясное дело…
– Значит, договорились?
– Заметано!
Я собрался последовать за Эдди, когда он, стоя на второй ступеньке, вдруг обернулся. На его лице была написана неприкрытая тревога. И бисеринки пота. Серебряные капельки усеяли весь его лоб.
– Кто это был? – спросил он.
– Извини, о чем ты?
Мальчик бросил взгляд наверх, чтобы убедиться, что на лестнице никого нет, а потом посмотрел мне в глаза.
– Могу сказать, что ты не хочешь говорить об этом. Всякий раз, когда я собираюсь открыть рот, чтобы спросить тебя, на твоем лице появляется выражение типа: «Не делай этого». Но я не думаю, что смогу молчать дальше.
– Ладно-ладно… Ну, так о чем мы будем говорить сейчас?
– Об этой ведьме… – сказал он.
Глава 18
Почему раньше я никогда так о ней не думал? Только теперь ко мне пришло осознание, что на протяжении многих лет, даже десятилетий, всякий раз, когда я видел женскую фигуру на метле, нарисованную на школьном окне накануне Хэллоуина, всегда, когда я просыпался и выходил из своей комнаты, я представлял хихикающую Эш с зеленым лицом. Вроде той дамы, которая в «Волшебнике из страны Оз» пыталась погубить Дороти и ее собачку Тото.
– Давай поговорим о той колдунье, что подобрала мой мяч в парке, когда ты… когда ты упал, – продолжил Эдди, по-прежнему стоя на лестнице на пару ступенек выше меня. – И о той, которая только что была в этой комнате.
Несколько минут назад, когда Эш стояла рядом со мной, я чуть не потерял сознание. Но сейчас мне потребовалось намного больше усилий, чтобы устоять на ногах. Хуже всего было выражение лица мальчика в тот момент, когда он это сказал. Панический ужас, который отравлял ему все его детские годы, читался в его глазах. Он нашел в себе силы загнать этот ужас глубоко внутрь ради моего спасения, ради собственной матери, но больше не мог один нести эту тяжелую ношу.
В эту минуту он был похож на меня в его возрасте.
– Она была моей сестрой, – сказал я.
Эдди коротко вздохнул, будто всхлипнул, и на мгновение показалось, что он сейчас благодарно расплачется. Услышав эти четыре слова, он понял, что больше не будет одинок со своими страхами. Но и я с признательностью вдруг осознал, что могу сказать то же самое о себе.
– Мы были двойняшками, – сказал я. – Но сейчас она стала чем-то иным.
– Она ведь умерла, да?
– Да. Но есть люди, которые по той или иной причине не могут полностью оставаться в этом… состоянии.
Эдди кивнул, словно это было все, что он хотел узнать, и наконец начал подниматься по лестнице. Но, как оказалось, он просто собирался с мыслями, чтобы сказать:
– Она собирается убить тебя.
– Эдди, надо держаться. Послушай…
– Она сама мне это сказала.
Я наугад пошарил рукой, чтобы на что-нибудь опереться. И, к счастью для себя, нащупал перила лестницы.
– Она разговаривала с тобой?
– Пару раз.
– Сама? Я имею в виду, она прикасалась к тебе?
– Нет. Я говорил с нею во сне. – Эдди старательно подбирал правильные, по его мнению, слова. – По крайней мере, это казалось снами, хотя и не было ими на самом деле. Так они начались, а сейчас стали – не знаю, как сказать, – настоящими, что ли.
– Что она говорила?
– Очень трудно вспоминать вещи, которые она произносит. Если она не стоит перед тобой, то вся как-то расплывается. Будто скрывает след, который оставляет у тебя в голове.
– Просто скажи мне, что запомнил.
Теперь уже он бессильно прислонился к перилам. Его лицо стало белым как мел.
– Она сказала, что не остановится, пока…
– Ладно, мы не будем…
– …пока не утащит тебя под лед.
Некоторое время никто из нас не говорил ни слова. И тут я сообразил, что мы все еще находимся под землей в подвале, а стиральная машина продолжает стирать. В глубине души мне хотелось обернуться и взглянуть на дверь в прачечную, однако страшно не хотелось, чтобы Эдди увидел, как я напуган.
Мне послышались шаги на кухне у нас над головами, и я посмотрел вверх туда, где оканчивалась лестница. И тут внезапно вспомнилось, что я сейчас стою точно там же, где стояла Эш во время пожара на Альфред-стрит, когда языки пламени уже завивались вокруг нее. Внизу, в яме подвала, с мольбой глядя вверх. Ей было не так страшно сгореть заживо, как страшно остаться одной.
Не оставляй меня здесь! ДЭННИ!!
Одновременно с этим воспоминанием я учуял запах дыма.
– Ты слышишь это? – взволнованно спросил я.
Эдди втянул носом воздух, принюхиваясь.
– Мясо тушится на медленном огне, – сказал он. – А еще ее запах. Похоже на девчоночьи духи или что-то подобное.
Пожалуй, впервые за все время мы с ним разговаривали так долго. И говорили об Эш. Как оказалось, она объединяла меня с этим, таким близким мне мальчуганом.
– Она уже пыталась тебя убить, ведь так? – спросил он. – Она убила тебя.
– Да…
Что-то зарождалось в груди этого милого мальчишки. Он выпрямился, вздернул голову.
– Что мы можем сделать, чтобы прогнать ее?
– Я не знаю. С Эш вообще никогда ничего нельзя было сделать. Ничего, что я мог хотя бы предположить. Это я говорю о том времени, когда она еще была жива. А сейчас? Не знаю. Просто не знаю…
Какое-то время Эдди размышлял о том, что услышал. Я предположил, что он ищет решение этой проблемы и ломает голову над невозможным. Однако, как оказалось, его заинтересовало другое.
– Эш… – Он произнес ее имя, как будто оно звучало на иностранном языке. – Так ее звали?
– Эшли. Но она терпеть не могла, когда ее звали полным именем.
– Эшли Орчард… – Он говорил, словно пробуя слова на вкус. – Эш-ли Ор-чард…
А затем он сделал нечто, поразившее меня. Эдди посмотрел поверх моего плеча в прачечную и звонко крикнул во тьму:
– Пошла ты к черту, Эшли Орчард!
У меня мелькнула мысль сказать, что десятилетним мальчикам не следовало бы так выражаться. Но в душе я был с ним согласен. Именно это я много раз отчаянно хотел сам крикнуть в темноту. Но теперь просто произнес:
– Нужно рассказать маме.
– Я знаю.
– Хочешь, расскажи сам?
– Мы ведь теперь одна семья, верно? Мы сделаем это вместе.
Эдди направился вверх по лестнице, и я последовал за ним. Хотя все-таки не удержался и бросил еще один взгляд в прачечную, где стиральная машина заканчивала стирку и теперь царил непроглядный мрак. Если там и было что-то, то мы об этом никогда не узнали.
Глава 19
В гостиной мы с Эдди рассказали Уилле, о чем разговаривали на лестнице.
Позже, уже в спальне, я рассказал Уилле все остальное.
Как Эш и я родились мертвыми и как нечто похитило часть личности моей сестры. Как она погибла в огне, а я погиб, пытаясь ее спасти. И о том, что так никогда и не узнал, зачем она пошла в тот дом на Альфред-стрит. И что, возможно, она оказалась там не по своей воле. Я рассказал, что после того, как вернулся к жизни после приступа в парке «Кембридж Коммон», моя сестра ухитрилась воспользоваться мною как транспортным средством и вернулась в этот мир. И что теперь она стала сильнее. Теперь Эш уже не бесплотный дух, но вполне телесная сущность, овладевшая новыми навыками и знающая все, на что способна.
Уилла, не мигая, смотрела на меня несколько мгновений, достаточных для того, чтобы набрать в грудь воздуха, и сказала:
– О’кей. Мы уедем отсюда.
Я попробовал объяснить ей, что это не принесет никакой пользы, что моей сестре нужен не дом и не комната в нем, а я. Эш может последовать за нами, куда бы мы ни отправились. Однако Уилла начала настаивать, чтобы мы для начала перебрались в какой-нибудь отель. Даже если я прав, то, по ее словам, «Холидей-инн» – не то что мой дом. Твоя сестра затрахается нас там искать». Уилла пыталась шутить, но я видел, что она не на шутку испугалась.
Днем мы забрали Эдди из школы, сказав, что немного «попутешествуем», и сняли несколько комнат в «Коммандере». Причем окна гостиной выходили на парк «Коммон», так что мы могли видеть то самое место, где у меня прихватило сердце, и даже дерево, за которым пряталась Эш.
Я задернул шторы. Разрешил Эдди переключать каналы на телике, сколько ему вздумается, а сам заказал обед – бургеры, куриные крылышки и пиво.
Думать, что, возможно, я ошибся, было почти забавно и несколько отвлекало от мрачных мыслей. Может быть, нам удалось сбить Эш со следа. Я даже попытался поразмышлять, как долго можно позволить себе оставаться здесь, бродить по номеру в халатах и питаться готовой пищей из ресторана, если продать мой дом и закрыть все счета в банке. По меньшей мере пара лет у нас будет.
В конце концов мы выбились из сил и настолько устали, что уже не могли бороться со сном. А через несколько минут после того, как Уилла выключила лампу на столике между нашей койкой и кроватью Эдди, все началось.
Сначала всякая ерунда. Из крана в ванной полилась вода (может, Эдди, почистив зубы, забыл выключить?). Затем на полную мощность включился телевизор (может, Уилла, ворочаясь в кровати, случайно нажала на пульт?). Я поднялся, убрал мощность и выключил его из розетки, а потом вернулся в постель, пожав плечами и как бы давая понять, что, наверное, на этом все закончилось.
И тогда дверь в комнату начала открываться.
Послышался шелест резиновых набоек на дверном полотнище, трущихся о ковер. Столб света из холла упал на шторы, на нашу одежду, сваленную грудой на стуле. Пару мгновений дверь оставалась открытой, чтобы затем захлопнуться с оглушительным грохотом.
Затем все стихло. Умолк даже приглушенный шум дорожного движения на Гарвард-сквер, который доносился из-за окон несколько минут назад. Я почувствовал, как лежавшая рядом со мной Уилла оторвала голову от подушки и напряженно всматривается в темноту. В пяти футах от нас Эдди затаил дыхание.
Возможно, я был единственным, кто слышал это…
Простой шепот, совсем рядом у моего уха и одновременно слишком далеко, чтобы кто-то, непривычный к таким звукам, мог их уловить. Однако я его слышал отчетливо – безжизненный голос, сообщавший, что моя сестра готова поиграть в новую игру.
Потягушки-потягушки! Пора вставать…
Краны в ванной, душ, телевизор, вентилятор, все осветительные приборы в комнате – все включилось одновременно. А через секунду к общей какофонии добавился испуганный визг Уиллы.
Я стремительно бросился все выключать. И все время, пока бегал, я чувствовал, что Эш ходит следом за мной. Совсем рядом, так что ее подбородок практически лежал у меня на плече.
В одно мгновение в комнате вновь все стихло. Донесся единственный звук – открылась дверь комнаты, расположенной напротив нашей в гостиничном коридоре. Какой-то парень выглянул посмотреть, что за чертовщина творится в номере 614, выругался шепотом: «Вот дерьмо!» – и снова захлопнул дверь.
Я покинул ванную и вошел в комнату. Уилла прижимала к себе сына, и они оба стояли возле его кровати.
– Дэнни, мы это слышали, – сказала она. – Оба слышали…
– Ну, конечно. Такой грохот, будто…
– Нет, не телевизор и не прочие устройства. Мы слышали голос.
Эдди освободился из материнских объятий и стал между нами.
– «Потягушки-потягушки», – сказал он.
Глава 20
Когда мы возвратились домой, Уилла забрала Эдди в нашу комнату и сказала, что остаток ночи они будут спать на одной кровати. Я их заверил, что меня устроит диван.
Кроме того, я собирался сделать несколько звонков.
Я подумал об этой женщине еще до событий сегодняшней ночи. Вайлет Григ. Та самая пожилая дама, которая притащила из преисподней своего отца.
Доброго человека.
Она оказалась единственной, кого я смог вспомнить, кто вернулся с того света и чье пребывание там было хоть как-то похоже на мое. Ее посмертный опыт породил у нее не утешение, не мудрость, а проклятия.
Куда бы я ни шла, он следует за мной…
Было четыре часа утра, однако я все-таки набрал номер домашнего телефона Лайла Кирка.
– Кто звонит, мать твою?
– Лайл, это я – Дэнни Орчард.
– Дэнни?! Господи, парень, посмотри, который час!
– Извини, что звоню в такую рань, но у меня тут такая ситуация…
В следующий момент я услышал, как Лайл встает с матраца или того, на чем лежал. Затем раздался его голос:
– Ну, конечно! Готов помочь.
– Помнишь последнее собрание, на которое я приходил? Женщину, которой стало плохо после того, как она рассказала о своем отце?
– Ну, конечно! Отчетливо помню!
– Ее звали…
– …Вайлет Григ.
– Абсолютно верно. У тебя есть какая-нибудь информация, как с ней связаться?
– Нет. Но даже если бы и была, эта женщина не сможет поговорить с тобой.
– Почему?
– Она умерла, Дэнни.
Я разговаривал по телефону стоя, но услышав такое, растерянно опустился на диван.
– Как ты узнал?
– Я настроил систему оповещения Гугл Алертс на персональные данные всех, кто когда-либо приходил на наши собрания. – Лайл откашлялся. – Ну, знаешь, она информирует о всяких новостях, которые происходят у наших членов, и все такое. Ее имя всплыло пару дней назад.
– Как она умерла?
– Самоубийство. На этот раз у нее получилось.
Я оглянулся через плечо. У меня возникло ощущение, что за мной следят. Это чувство преследовало меня в той или иной степени всю жизнь.
– Черт побери, а в чем дело-то, Дэнни?
– Да, ладно, спасибо, Лайл. Давай попробуй поспать еще, – ответил я и повесил трубку.
Вайлет Григ, возможно, умерла, но, если судить по страницам в социальных сетях, ее сестра Сильвия еще была жива. Я не предупредил ее, что собираюсь приехать в Глочестер, чтобы повидаться с ней. Когда я съехал с трассы № 128 и двинулся мимо аккуратных рыбацких домиков, магазинчиков, продававших рыбацкие принадлежности, и рекламных плакатов «Жареные моллюски», установленных у самого залива, мне внезапно пришло в голову, что, возможно, это было не очень хорошей идеей. Не стоило проделывать такой большой путь, чтобы перед твоей физиономией захлопнули дверь.
Упомянутая дверь вела в побеленный двухэтажный дом на углу проспекта и Мейн напротив газовой станции компании «Фланнаган». Я припарковался на улице перед домом и вышел из машины. Затем отворил закрытую на цепочку калитку и направился к дому. Я старался не думать о том, что буду говорить или что мне хотелось узнать. Собственно, и не было времени на размышления. Всякий раз, когда я колебался, когда начинал надеяться, что все закончилось и Эш исчезла из моей жизни, она очень любила возвращаться. Мне следовало пошевеливаться. И для начала надо было подняться по этим цементным ступеням и постучать кулаком в запертую дверь.
Когда за стеклянной дверью появилась женщина и, прищурившись, посмотрела на меня, я сразу сообразил, что обязан первым заговорить с ней.
– Вы Сильвия Григ? Меня зовут Дэнни Орчард.
Она на это ничего не сказала. Возможно, она даже не услышала моих слов. Так что я наклонился к самой двери, почти уперся в нее носом и сказал погромче:
– Я ничего не продаю! Я просто…
– Во-первых. Я слышу вас. И уверена, соседям по кварталу нет нужды вас слышать.
– Извините. Меня зовут…
Читать бесплатно другие книги:
