Волчья Луна Макдональд Йен
– Но вот Джереми Логан, – продолжил Олбрайт, прерывая их разговор, – опытный в таких делах человек. За свою жизнь он сталкивался со многими необычными явлениями. Он хорошо известный и влиятельный специалист… и, возможно, ему удастся остановить этого полицейского Креншо.
– Как? – спросил Наум.
– Пока не знаю. Не знаю, как именно. Но, возможно, он сумеет остановить вредоносные для вас действия. Или, возможно – только возможно, – укажет ему настоящего убийцу.
Взгляды всех троих устремились на Логана.
– Но вы должны сказать нам всю правду. Ответить на несколько вопросов.
Очередное тихое совещание. Потом Наум взглянул на них.
– Что вы хотите узнать?
– Расскажите нам о докторе. О том старике.
Некоторое время все трое хранили молчание.
– О том… ученом? – спросил Наум. – С седыми волосами?
– Да. Он же приходил сюда, верно?
– Да, – помедлив, признал Наум.
– Сколько раз он заходил к вам?
На сей раз молчаливая пауза затянулась.
– Дважды, – наконец ответил он.
– И он задавал много вопросов. О вашей истории. И о вашем клане. Несомненно, он также слышал разные байки в Пиковой ложбине. – Олбрайт немного помолчал, и спросил: – Почему вы впустили его? Почему согласились разговаривать с ним?
– Мы нуждались в деньгах, – подал голос Аарон, – на лекарство. Пенициллин. Ребека очень тяжело заболела грудным жаром. Никакие припарки не помогали.
– А Фивербридж – этот ученый – предложил вам деньги?
Очередные кивки.
– Но он хотел что-то в обмен на эти деньги… верно? Не только рассказы об истории.
Вся троица хранила молчание.
– Верно? – с нажимом повторил Олбрайт.
В итоге Наум неохотно кивнул.
– Что именно?
Все трое сидели недвижимо. Потом Наум изобразил пантомимой ватную палочку и сунул ее в рот.
– Образец ДНК, – еле слышно пробурчал Логан и уже громко спросил: – И у кого из вас он брал мазки?
– У меня, – ответил Наум. – Исава. Руфи.
– Но этим дело не ограничилось, правда? – спросил Олбрайт. – Поскольку к этому времени вы рассказали ему о другом. Верно? Ведь вы нуждались в деньгах… а доктор Фивербридж, несомненно, слышавший всякие истории, узнал, как можно получить от вас нужные сведения.
– Нет, – возразил Наум, покачав головой.
– Увы, да, – поднажал Олбрайт, – он захотел также взять мазок у Зефраима.
Троица обменялась взглядами. Пристально наблюдая за ними, Логан осознал резкое усиление их страха и нежелание говорить дальше.
– И вы позволили ему сделать это. Вы не смогли отказать ему, потому что очень нуждались в деньгах. А он обещал никому ничего не говорить.
Наум опустил голову. И, чуть помедлив, кивнул.
– Это никому не повредило. Он сказал, что проводит какой-то опыт.
– Кто такой Зефраим? – шепотом спросил Логан Олбрайта.
– Он является причиной того, почему Блейкни так боятся жителей Пиковой ложбины… и почему они сами не позволяют чужакам заходить в свое поселение.
– Мне необходимо увидеть вашего Зефраима, – громко заявил эмпат.
Трое старейшин за кострищем явно встревожились.
– Нет, – сказал Наум, – нельзя.
– Почему?
– Просто нельзя, – последовал уклончивый ответ.
– Скажи ему причину, – спокойно произнес Олбрайт, – настоящую причину.
Наум начал что-то говорить неуверенно. Потом показал на небо, уже начавшее темнеть.
– Причина во времени перемен, – в итоге выдал он.
Олбрайт подался вперед на их грубой, сооруженной из бревна скамье.
– Послушайте меня, – сказал он, обращаясь к всем троим, – я говорил вам, что Джереми видел много странных явлений. Он не собирается судить вас… и не собирается судить Зефраима. Поймите вы, мы не можем ничего гарантировать. Но он должен иметь все возможности, чтобы помочь вам, и поэтому должен увидеть все. А это означает – и Зефраима.
Троица старейшин встревоженно залопотала что-то на своем языке.
– Либо он, либо полицейские, – добавил Олбрайт.
Тихое совещание продолжалось. Наконец с видом психологически измотанного человека Наум поднялся с бревна. Двое его соплеменников тоже встали.
– Идите за нами, – сказал Наум.
Логан и Олбрайт, дружно поднявшись со скамьи, последовали за старейшинами по грязной тропе, проходившей между сыроварней и свечной мастерской и дальше мимо сарая, где, видимо, ремонтировали машины. В этом поселке, очевидно, не было электричества, и за окнами домов, мимо которых они проходили, начали загораться свечи и керосиновые лампы. Логан глянул на часы: время близилось к половине шестого.
– В детстве Наум рассказывал мне пару раз о Зефраиме, – тихо сообщил Олбрайт, – тогда он еще был ребенком… и я сам изредка мельком видел его. Правда, я не слышал ни слова о нем, с тех пор как вернулся сюда из южных штатов. Но вижу, каким издерганным стал весь клан… раньше они обычно жили спокойно, давным-давно отгородившись от местного населения. Да, причина их тревоги именно в Зефраиме, можно держать пари. Бог знает, что именно успел вытворить Фивербридж до того, как упал со скалы.
По мере того как они поднимались по дорожке, становилось все понятнее, что целью их похода является грандиозное сооружение, возвышающееся над всем поселением. При ближайшем рассмотрении оно оказалось еще более странным зданием, чем на первый взгляд. Исходно, похоже, его сложили из глинобитного кирпича, но стены скрывались под таким количеством слоев обшивных досок, самодельной штукатурки и каких-то обкромсанных бетонных плит разных размеров и форм, что об этом можно было лишь догадываться. Логан насчитал пять или, может, шесть этажей, однако беспорядочные, лепившиеся друг к другу фронтоны и мансардные окошки, выраставшие из основной структуры, выглядели совершенно разнородными, и многочисленные окна – некоторые из древнего мутного стекла округлой формы, другие закрыты мощными ставнями или просто затянуты промасленной бумагой – располагались так хаотично, что глаз терялся, пытаясь вычленить какие-то уровни.
Наум провел их внутрь. Джереми ожидал увидеть какую-то прихожую, но увидел лишь узкий коридор с низким потолком, уходивший в неопределенные глубины. Стены коридора сложили из широкого грубо отесанного бруса. На улице уже начало смеркаться, но когда старейшины закрыли входную дверь, Логан вдруг осознал, что попал почти в полную темноту. Вспыхнула спичка; и в настенных подсвечниках внезапно загорелись конусообразные свечи; зажглась также керосиновая лампа; и Наум, жестом предложив следовать за ним, повел их обходными путями сначала вверх по скрипучей лестнице, потом по изгибающимся коридорам, снова вниз – на несколько ступеней и опять наверх по еще более длинному пролету, мимо множества дверей, в основном закрытых; обстановку за редкими открытыми дверями различить было все равно невозможно. Логан вскоре полностью потерял ориентацию, не знал даже, на сколько этажей они поднялись. Шумный порыв ветра сотряс здание, заставив его нервно вздрогнуть. Тем не менее они продолжили подъем.
И вот совершенно неожиданно ступени привели их на тесную лестничную клетку с единственной деревянной дверью. Она была обита двумя толстыми железными полосами, а на месте дверной ручки висел замок. Пришедшая группа людей теснилась в этом ограниченном пространстве. Наум поставил керосиновую лампу на столик и постучал в дверь.
Никакого ответа. Логану показалось, что он расслышал из-за двери затихающие торопливые шаги.
– Зефраим? – произнес он спокойным и мягким голосом, каким порой разговаривают с домашними питомцами. – Зефраим, это Наум. Я сейчас зайду.
Наум отпер замок, слегка приоткрыл дверь, потом раскрыл широко. За дверью находилось сумеречное помещение. Он шагнул через порог, и остальные последовали за ним.
Логан осознал, что они поднялись в маленькую чердачную комнату. Обстановку составляли лишь грубо сколоченный стол, где стояли глиняный кувшин с водой и деревянная миска с каким-то варевом, похожим на жидкую кашу, да высокий трехногий стул в центре. Единственное окно, заколоченное изнутри несколькими досками, пропускало слабые лучи закатного солнца. Он догадался, что это, должно быть, самый верхний этаж того сооружения, которое он видел из-за ограды, в свой первый неудавшийся визит к Блейкни. Единственным реальным источником света оставался фонарь на столике лестничной клетки за дверью.
Трое старейшин собрались около одной из стен, и Олбрайт с Логаном присоединились к ним. На этой стене он не заметил традиционной для этого здания обшивки из грубо обструганных досок, ее покрывал толстый слой хлопкового ватина со множеством дыр, из которых вылезала мягкая набивка.
На трехногом стуле сидел высокий крепкий мужчина лет сорока. Он носил типичную для Блейкни домотканую одежду с той лишь разницей, что вместо брюк и рабочей рубахи его облачение сильно смахивало на свободную монашескую рясу. Как и другие, он отрастил длинную бороду, а его нечесаная каштановая шевелюра сбившимися в узлы, запутанными прядями спускалась до плеч. Он равнодушно глянул на трех старейшин, вставших возле стены. Когда взгляд его устремился на Олбрайта, в нем блеснул огонек интереса и узнавания, быстро сменившийся прежним выражением равнодушия. Наконец он увидел Логана: и страх внезапно исказил все его черты.
– Нельзя! – воскликнул он. – Заставьте его уйти!
– Зефраим, он пришел, чтобы помочь, – произнес Наум прежним мягким и спокойным голосом.
– Он расскажет! Расскажет им, чужим!
– Нет, не расскажет. Ты ведь помнишь Гаррисона… ты познакомился с ним еще в детстве. Он поручился за этого человека. И тот приходивший к тебе ученый, он тоже ведь не сказал о тебе ни одной живой душе, верно? А ведь он заходил к тебе месяцев восемь или, пожалуй, уже девять тому назад.
Зефраим пристально посмотрел на Логана, и энигматолог почувствовал в этом взгляде беспорядочное смешение эмоций – подозрительность, неуверенность, страх и, возможно, слабый проблеск надежды.
– Как он сможет помочь? – в итоге спросил он с отчаянием в голосе, отворачиваясь от них.
– Не знаю, как именно. И сможет ли вообще. Но им нужно посмотреть твое изменение.
– Нет! – воскликнул Зефраим, вновь повернувшись к ним. Чужим нельзя видеть! Я не могу…
Однако голос мужчины затих на середине предложения, и он опять отвернулся. Логан увидел, что Зефраим вдруг уставился на заколоченное досками окно. Закатные лучи, проникавшие в щели между досками, погасли, и теперь их сменил… слабый лунный свет. Трое старейшин обменялись молчаливыми взглядами. Атмосфера в комнате внезапно словно наэлектризовалась. Казалось, все ждали какого-то скорого события. И эмпат догадался, чего именно они ждали. Зефраим, замерев на месте, минут пятнадцать тупо пялился в заколоченное окно. За это время лучи лунного света стали немного ярче, озарив грубые края досок бледным призрачным сиянием. Логану вспомнился тот воссозданный свет, что он видел в секретной лаборатории Фивербриджей. Внезапно Зефраим резко встал. И начал беспокойно двигаться по комнатенке: взял миску с кашей, потом поставил ее на место; мерил шагами комнату, бормоча что-то себе под нос. Потом поочередно он остановился перед каждым из пятерых мужчин, выстроившихся около стены, пристально вглядываясь в каждого. Наконец он дошел до Джереми, напряженно взглянув ему прямо в глаза. Почти неохотно Логан позволил себе настроиться на чувства этого человека. Зефраим по-прежнему испытывал подозрительность и неуверенность. Но страх уже пропал. И появилось что-то еще: пока оно воспринималось как некая странность, неестественность, та самая, которую он уже чувствовал, стоя первый раз возле ограды поселения Блейкни, но он абсолютно не почувствовал той жуткой инаковости, что пронизывала места двух жертв убийств, свидетелями которых ему довелось стать. Отвернувшись, Зефраим возобновил свои хождения и невнятное бормотание. Возможно, из-за неверного освещения Логану показалось, что кожа на лице этого человека потемнела и погрубела.
– Закройте дверь, – грубо произнес он.
Никто не шелохнулся.
– Закройте дверь!
Чуть помедлив, Исав направился к двери. Он сделал это с неохотным, но привычным видом. Когда дверь закрылась вместе со светом с лестничной клетки, комната мгновенно погрузилась в серые сумерки. И однако не такие уж серые, как мог ожидать Логан: свет от второй ночи полнолуния просачивался в щели между досками заколоченного окна.
И тогда Зефраим действительно начал меняться. На лице появилась какая-то сыпь, на коже проступили странные рубцы – большие, неровные, почти темные от накопившейся подкожной крови. Из его горла вырывались тихие хрипы. Беспорядочно перемещаясь по комнате, он постоянно мотал головой с такой неистовостью, что волосы взлетали над ней, образуя темную корону. Должно быть, призрачный лунный свет создавал иллюзию, но казалось, что борода и волосы на руках Зефраима стали гуще и грубее; ногти на пальцах, казалось, удлинились и расширились. Трое старейшин вновь обменялись взглядами.
Зефраим зарычал. А потом одним звероподобным прыжком подскочил к окну.
– Зефраим! – крикнул Наум. – Нельзя!
Но было слишком поздно: несколькими яростными мощными рывками Зефраим с резким треском сорвал доски с окна. Свет полной луны беспрепятственно хлынул в комнату. И тогда совершенно неожиданно Зефраим, видимо, сошел с ума: он начал рычать и метаться; бросался к окну, высовывал в него голову и лаял, глядя на луну; потом, развернувшись, упал на четвереньки, по-собачьи обежал комнату и, вновь поднявшись на ноги, перевернул стул, схватил со стола кувшин с водой и швырнул его на пол, разбив на множество черепков.
Старейшины без промедления устремились к двери. Наум, подхватив Олбрайта и Логана под локти, вывел их на лестничную площадку, где быстро захлопнул дверь и закрыл ее на висячий замок.
– Что с ним произошло? – спросил Логан, потрясенный только что увиденным, небывалым случаем, несмотря на всю его долгую и богатую на странные явления практику.
– Я предупреждал вас, – ответил Наум, – сейчас время перемен. Лунная болезнь… она очень сильно изменяет его.
Из-за двери продолжал доноситься неослабевающий грохот и лай.
– И как долго длится приступ? – спросил Олбрайт.
– Пока светит луна.
– И в этот период он опасен для окружающих? – спросил Логан.
– Нет, – возразил Наум, – для окружающих вовсе не опасен.
И заглянув в глаза этого мужчины, Логан внезапно понял. Замок на двери, странные обитые ватином стены этой чердачной комнаты: все это служило не для защиты окружающих от Зефраима… а для защиты его от самого себя.
В полном молчании группа мужчин проделала обратный путь по этому беспорядочно выстроенному дому. Постепенно звуки за той запертой дверью стали тише. Выйдя из странного многоэтажного здания, пятеро мужчин вернулись к кострищу. Даже оттуда Джереми еще слышал, как рычит и лает Зефраим, высунувшись в окно, с которого сорвал доски.
Трое старейшин переглянулись друг с другом и посмотрели на Логана и Олбрайта. На их лицах отражались смущение и облегчение: смущение из-за демонстрации столь странного и удивительного явления и облегчение от того, что эта демонстрация закончилась.
– Эта лунная болезнь передалась Зефраиму по наследству? – спросил Джереми.
– Дед рассказывал мне, – кивнув, сказал Наум, – что в нашем клане один или два ребенка всегда рождались с некоторыми странностями. Но такого, как Зефраим, еще не бывало.
«Значит, в Зефраиме странный симптом расцвел в полную силу», – подумал Логан, вспомнив то, что бармен Фред говорил о клане Блейкни: его упоминание о «дурной крови».
– А в какой форме болезнь проявляется обычно?
– Люди возбуждаются, – подумав немного, ответил Наум, – кожа темнеет и покрывается прыщами. Прорываются фурункулы, как вы видели у Зефраима.
– И вы говорили, что это продолжается до захода луны?
Наум кивнул.
– Но только во время полной луны… Верно?
– Да, верно.
Значит, интенсивность лунного света, света полной луны, необходима для инициации приступа болезни. Таким образом, это напоминало опыт с бурозубками, продемонстрированный ему Фивербриджем.
– А что бывает в облачные или дождливые ночи? – спросил Олбрайт. – Если, допустим, свет луны затемнен?
– Тогда ничего не бывает, – ответил Аарон.
– Эти приступы, очевидно, доставляют неприятные ощущения, – задумчиво помолчав, сказал Логан. – Зефраим, несомненно, страдает от них. И тем не менее он стремился увидеть лунный свет… сорвал доски с окна. Почему?
– Трудно сказать, – ответил Наум, – Зефраим не любит говорить об этом. Я смог лишь выяснить, что у него возникает сильная тяга… непреодолимая тяга. Вроде как страстное желание. И… по-моему, в итоге возникает ощущение… скажем так, какого-то могущества или мощной силы.
– Как у волка, – неуверенно произнес Олбрайт.
Наум кивнул. Он сидел, опустив голову, но вот он поднял ее и взглянул прямо на Логана, а яркий лунный свет отразился от роговицы его глаз.
– Но важно не то, как плохо он сам выглядит, важно то, что он никогда никому не причинял вреда. Никогда не проявлял стремления к жестокости или насилию.
Двое его соплеменников энергично кивнули.
– А кто-нибудь, кроме нас, видел это время перемен? – спросил Олбрайт. – То есть и кроме доктора Фивербриджа?
– Много лет назад, – сказал старейшина рода Исав. – Дядюшка Левий обычно очень тяжело переносил приступы лунной болезни. И один раз ему удалось перелезть через нашу стену. По-моему, кто-то из Пиковой ложбины видел, как он бежал к лесу.
Логан и Олбрайт обменялись взглядами. Вероятно, это и объясняло, как появились слухи.
– С тех пор, – продолжил Исав, – в ночи полнолуния мы стали обязательно запирать наших больных соплеменников.
– А доктору Фивербриджу, – задумчиво спросил Логан, обратившись к Науму, – понадобилось ли ему еще что-то от Зефраима… помимо, я имею в виду, взятия мазка?
Наум опять растерянно помолчал.
– Да, понадобилось… – И он изобразил взятие анализа крови из локтевой вены. – За это он заплатил нам двести пятьдесят долларов. Я говорил вам… Ребекка тяжело заболела, у нее не прекращался сильный жар, – повторил он так, словно оправдываясь и пытаясь избавиться от давнего и смутного чувства вины.
– Понятно, – сказал Логан.
Он по-прежнему пытался осмыслить то, чему стал свидетелем в той чердачной комнате: противоестественной метаморфозе – иного определения и не подобрать – Зефраима Блейкни. В отношении поведения она повторяла изменения, происходившие с бурозубками, только в случае Зефраима изменения затрагивали не только поведение; здесь у больного возникали реальные морфологические перемены, малозаметные, но неоспоримые. Он понятия не имел, какими конкретно могли быть лежащие в основе биологические причины, хотя очевидно, что они связаны с генетическими отклонениями клана Блейкни – возможно, из-за узкородственного скрещивания, или, возможно, просто из-за случайного порочного набора генов в их специфическом геноме, – которые порождали болезненную сверхчувствительность к лунному свету. И Зефраим страдал от самой сильной чувствительности. Неудивительно, что доктор Фивербридж отыскал его и заплатил изрядную сумму за образцы его крови и ДНК. Это соответствовало направлениям его исследований, упомянутых в обеих статьях, что Логан увидел на экране компьютера Джессапа: воссоздание лунного света, а также и морфологические изменения.
Он осознал, что Наум о чем-то спросил его, и с трудом отбросил пока тревожные размышления.
– Простите?
– Я спросил, сможете ли вы помочь нам?
– Не уверен, – глубоко вздохнув, признался Логан, – но надеюсь, что смогу. Сделаю все возможное. Теперь мне необходимо проверить несколько версий… и чем скорее, тем лучше.
Все напряженно помолчали. Вновь послышались отдаленные завывания Зефраима. Трое старейшин нервно, явно встревоженные, поерзали на грубой деревянной скамье.
– Я задам вам один последний вопрос, – сказал Логан. – С момента входа в ваше поселение я почувствовал страх… страх, исходящий от всех вас. Чего именно вы боитесь?
Троица недоверчиво воззрилась на него.
– А как вы сами думаете, мистер? – спросил Наум. – Если вокруг бродит какой-то монстр… убивает людей, раздирает их… не думаете ли вы, что мы тоже должны бояться его?
– Да еще с этой нашей наследственной лунной болезнью… – добавил Аарон. – Может, это чудовищное создание специально рыщет тут, пытаясь разыскать нас.
– Да, такого любой испугается, – поддержал их Олбрайт, – а если этого мало, то есть еще ненависть и недоверие местных жителей… не говоря уже о новых планах Креншо. – Он встал с бревна. – Спасибо вам всем за то, что впустили нас в свои владения, за ваше доверие… и за то, что позволили взглянуть на Зефраима. А теперь нам пора уходить.
Они вернулись по дорожке к плотной плетеной ограде.
Наум снял проволочную петлю, открыл засов тщательно замаскированной дверцы и с озабоченным видом кивнул им обоим на прощание. Гости нырнули в низкий проем, и дверца мгновенно закрылась за ними. Теперь ночь освещалась лишь слабым, еле проникавшим сквозь листву лунным светом, и обступившие их лесные заросли казались прочти непроницаемо черными. Олбрайт сунул руку в карман, достал фонарик и включил его.
– Вы действительно думаете, что сможете найти обратную дорогу? – неуверенно спросил Логан. – С помощью этого фонарика? Я и при дневном-то свете вряд ли нашел бы ее.
– Вы пытаетесь обидеть меня? – ответил Олбрайт. – Уже второй раз сегодня вы подвергаете сомнению мое знание леса. Следуйте за мной. – Он выключил фонарик и сунул его обратно в карман, – я выведу вас на дорогу запросто даже при лунном свете. Это, вероятно, не будет настолько впечатляющим, как то, что вы только что видели, но, надеюсь, третьего вопроса у вас не возникнет. А теперь положите руку мне на плечо… если не хотите потеряться. И ради бога, старайтесь идти как можно тише: не забывайте о полной луне и о том, что где-то в этой округе бродит убийца Джессапа и остальных жертв.
Не говоря ни слова, они выбрались на дорогу, сели в пикап Олбрайта и быстро проехали по трассе 3А до его дома. Когда поэт вылез из машины, Логан автоматически поступил так же, проследовав за ним в дом.
– Итак, что вы думаете? – спросил Олбрайт, наконец нарушив молчание. – Держу пари, что вы еще в жизни не видели ничего подобного. А уж я точно не видел.
– Полагаю, у меня появилось кое-какое дело, – покачав головой, произнес Логан.
– Тогда, судя по всему, вам надо поторопиться. – Олбрайт снял со стены винтовку, взял с каминной полки коробку с патронами и зарядил ее. Потом приставил ружье к камину и добавил: – Ведь завтра последняя ночь полнолуния… и очень похоже на то, что нашему приятелю Креншо реально не терпится свершить… гм, своего рода правосудие.
Логан поблагодарил его за потраченное время и силы, вышел из дома и быстро добрался до своего коттеджа в «Облачных водах». Ему необходимо было о многом подумать… а времени на раздумья оставалось довольно мало.
Для начала он подключился к Сети и просмотрел возможные наследственные признаки, которые могли бы объяснить поразившую Зефраима болезнь. Потемнение кожи, предположил он, может быть связано с меланином… вероятно, гиперпигментация порождается, как ни странно, отраженным лунным, а не прямым солнечным светом. Если так, то явление фотопротекции – комплекс молекулярной обработки, предназначенный для защиты людей от повреждения солнечным светом, – может сработать и в обратном случае, скажем так, обеспечить ему реальные защитные средства от лунных лучей. Если приступ провоцирует внезапный и резкий скачок производства меланина, то нейромеланин – странный и малопонятный полимер, найденный в мозге, – также может провоцировать заметные изменения в его поведении, особенно если он связан с всплеском секреции гормона типа адреналина.
Аналогичным образом рост ногтей, который, как Логану показалось, произошел у Зефраима, мог быть вызван гиперкератозом, аномальным утолщением и раздражением внешнего кожного покрова типа угревой сыпи и воспалением волосяных луковиц, чем объясняются, видимо, и рубцы, замеченные им на коже Зефраима.
Кроме того, безусловно, проявился синдром Амбраса, или гипертрихоз, – иными словами, «синдром вервольфа», который является причиной аномального роста волос по всему телу. В стародавние времена на сцене цирка показывали бородатых дам, зачастую страдавших как раз от такого недуга.
Гиперпигментация, гиперкератоз, гипертрихоз – все эти болезни могли потенциально быть ответственными с научной точки зрения за то, что он видел в чердачной комнате дома поселения Блейкни. Но они не объясняли того внезапного и стремительного приступа, с которым все три заболевания проявлялись, не объясняли они и как все эти признаки исчезали с той же готовностью, как только луна уходила с небес. И ни в одной из имевшихся в Интернете медицинских и научных статей, с которыми Логан ознакомился, не упоминалось, разумеется, о том, что эти признаки порождались лунным светом. Возможно ли, что Зефраим – и в меньшей степени другие его соплеменники – страдал от некоторой генетической патологии или, возможно, синдрома, пока неизвестного науке? Стремительный рост волос, увеличение физической силы, рост ногтей, потемнение кожи (только еще ярче подчеркивавшие отрастание и загущение волос) – все это очень походило на исторические образы вервольфов, подробно описываемые столетиями, которые он читал во множестве, хотя обычно преувеличенные страхом и невежеством. В случае Зефраима, однако, имелась при наличии определенных физических изменений и разница… в нем не проявлялось никакой жажды крови, никаких неистовых припадков жестокости. По крайней мере, так говорили ему Блейкни. А проявленный ими страх и то, что они запирали Зефраима ради защиты его от самого себя… и, самое главное, чувства, испытываемые больным, когда он наблюдал за изменениями, убедили Логана в том, что они говорили правду. Имелась еще одна загадка… загадка, которую, вдруг осознал энигматолог, ему почти не хочется разгадывать. И она возвращала его к Чейзу Фивербриджу. Фивербридж разузнал о Зефраиме и о редкой «лунной болезни», от коей страдали некоторые из клана Блейкни. Он взял у них образцы ДНК и крови. Но ничего из этого он не показал Логану в ту ночь в тайной лаборатории за пожарной станцией. Вся его демонстрация сосредоточилась на том, как лунный свет – чистый лунный свет, просеиваясь через пылевую лунную атмосферу, но беспрепятственно проникая сквозь загрязнения, окружающие Землю, – может вызвать поведенческие трансформации. В памяти вдруг всплыли слова Фивербриджа: «Возможно ли, чтобы такое необычное качество света, видимого дневными земными тварями, воздействовало на мозг достаточно сильно для вызова изменений в поведении? И достаточно ли для такого изменения просто света полной луны? Вот каковы начальные посылки рабочей гипотезы: воздействие этого особого, поляризованного лунного света, проникая в мозг, могло вызывать необычные отклики: страх, возбудимость, агрессию».
Далее Фивербридж продемонстрировал эти результаты, и Логан сам их видел. Но то воздействие, хотя и очевидное, меняло только поведение – как и утверждалось в первой статье, которую он прочел на компьютере Джессапа. А результаты, только что виденные им у Зефраима, были не только поведенческими, но и морфологическими. Пусть временными, пусть в относительно малой степени: но Зефраим изменился физически.
Однако это не укладывалось никоим образом в тот эксперимент, что Логан видел в тайной лаборатории, хотя намек на это, вероятно, имелся во второй, последней статье, прочитанной им в кабинете Джессапа и опубликованной около восьми или девяти месяцев назад. Возможно, Фивербриджу не удалось воспользоваться жизнеспособной пробой ДНК Зефраима. Он надеялся – отсюда и оптимизм в самой статье, – но в конечном счете ничего не удалось доказать. Может, проявлявшаяся в людях клана Блейкни генетическая черта была просто слишком необычна или экзотична для использования в лабораторных опытах… и поэтому Фивербридж вернулся к своим начальным исследованиям.
Он мог не упомянуть о своих делах с Блейкни Логану, поскольку обещал им хранить тайну. Ведь и сам Логан дал такого же рода обещание… вот и пожилой ученый тоже не хотел обмануть доверие клана.
И тем не менее подсознательно Джереми прокручивал и другой сценарий… тот, что ему не хотелось рассматривать. И он имел отношение к нервному поведению собак, которое он заметил, навещая Лору Фивербридж.
Вздохнув, он закрыл крышку лэптопа. От недостатка сна его мозг пребывал в оцепенении… к тому же сейчас шел уже четвертый час ночи. Какое бы ни нашлось объяснение для Зефраима Блейкни, Логан обнаружил существо, в высшей степени достойное дальнейшего изучения: своего рода мечта энигматолога. И не только для энигматолога. В настоящее время в мире существует еще около сорока тысяч установленных болезней. И каждый медик от клинициста до биофизика мечтает, вероятно, пусть это и не слишком этично, открыть еще одно новое заболевание. Возможно, он обнаружил его. Но изучение, в какую бы форму оно ни вылилось, если вообще выльется, могло подождать. Поскольку на очереди стояли другие, более таинственные силы: силы, которыми необходимо было заняться безотлагательно. Кем бы на самом деле ни оказался Зефраим… мог ли он подтвердить легенды о вервольфе – на свободе пока оставалось нечто гораздо более кровожадное. Фаза полнолуния подходила к концу – а это означало, что нельзя терять ни минуты. Откинувшись на спинку кресла, Джереми закрыл глаза, мысленно попытавшись сложить все кусочки этого странного пазла. Догадки жителей Пиковой ложбины. Тревоги его друга Джессапа – поначалу просто смутные, позже переросшие в очевидные подозрения. Трансформация Зефраима и клановая «лунная болезнь» – ее он видел собственными глазами. Последняя статья, написанная доктором Фивербриджем, опыт, продемонстрированный им Логану в секретной лаборатории. Где-то среди всех этих ниточек скрывалась главная нить, способная привести к ответу…
Его разбудил легкий стук в дверь. Пошевелившись в кресле, Джереми открыл глаза и мгновенно прищурился от яркого солнечного света, заливавшего гостиную. Глянув на часы, он вдруг увидел, что уже второй час дня: провалился в сон и проспал беспробудно все утро, пробудившись только тогда, когда возле его двери оставили ланч. Конечности занемели от проведенных в кресле часов сна, но Логан не мог позволить себе медлить. Бросившись в ванную, он вымыл лицо и руки, сунул голову под струю холодной воды, чтобы взбодриться и прочистить мозги. Схватив расческу, наспех причесался. После чего, взяв мобильник, ключи от машины и фонарик, выбежал из коттеджа и устремился по грунтовой дорожке к парковке, где стоял арендованный джип.
Около половины третьего Логан заехал на подъездную дорожку обретшей новую научную жизнь пожарной станции. Помедлив в начале этой дорожки, сделал один короткий звонок и продолжил путь к стоянке. Выйдя из джипа, он увидел, как Лора Фивербридж вышла из жилого дома и направилась к лаборатории. Заметив его, она остановилась и улыбнулась.
– Джереми, – сказала она, – какая приятная неожиданность.
– Рад видеть вас также, – ответил он, – но хотелось бы, чтобы наша встреча происходила при более приятных обстоятельствах.
После его слов улыбка ее потускнела.
– Да, я слышала о Джессапе. Какой ужас. Я встречалась с ним дважды… он показался мне очень приятным человеком. – Она чуть подалась вперед. – Пойдемте, мы сможем поговорить в лаборатории.
Пока они шли, Логан смутно осознал некоторые изменения обстановки.
Потом он понял, что именно изменилось: не было слышно собачьего лая, никакой бурной возни вокруг. Он глянул в сторону собачьего убежища и увидел, что оно опустело.
– А где же Тоши и Миша? – спросил он.
Лаура стала еще более встревоженной.
– Они сбежали.
– Как? Обе собаки?
– Насколько я понимаю, да. Вы помните, какими они стали возбужденными… мне пришлось запирать их на ночь. А два дня назад я выпустила их утром, как обычно, и пошла приготовить им завтрак… а когда вернулась, они уже исчезли. Полдня я бродила по ближайшему лесу, звала их, свистела. Ни звука в ответ.
Они вошли в лабораторию и сели около одного из столов.
– Как дела у вашего отца? – спросил Логан.
– Поглощен исследованиями больше прежнего. Как я и говорила вам… кажется, он обрел новую жизнь.
Логан окинул взглядом лабораторные столы, научное оборудование, клетки с животными. Он почувствовал, что от дочери натуралиста исходит фальшивое оживление.
– А Пейс уехал в город?
– Нет. Отправился на поиски собак.
Заметив, что Логан пристально взглянул на нее, Лора опустила глаза.
– Нет, на самом деле это неправда. Кевин уехал от нас.
– Когда?
– Как раз вчера после полудня. Упаковал вещи и заказал такси до Лейк-Плэсида, даже не предупредив.
– Почему именно?
– А разве непонятно? – Лора пожала плечами. – Это уединение, смерть Марка, бегство собак… но, по-моему, последней каплей стало убийство рейнджера. – Она мельком глянула на него. – Оно было… такое же ужасное, как остальные?
– Еще ужаснее.
– И по-прежнему никаких подозреваемых? – вздрогнув, спросила она.
– В общем, есть один досрочно освобожденный убийца, Сол Уоден, за которым усиленно следили полицейские. Однако на время убийства Рэндалла Джессапа у него железное алиби. Теперь подозрения полицейских нацелились на клан Блейкни… и могу добавить, они готовы на весьма решительные меры.
Лаура покачала головой.
– Типичные захолустные предубеждения. Ох, несомненно, эти Блейкни по природе своей просто отшельники; абсолютно невежественный клан. Так мне обычно говорили, во всяком случае. Но это не их вина… а результат издавна избранного ими образа жизни. Хотя, естественно, на мой взгляд, это могло сделать их мишенью для подозрений… особенно из-за их отсталости.
Последовала короткая пауза.
– Лора, – наконец мягко произнес Логан, – мне жаль, что приходится говорить это. Но когда мы с вами встречались в первый раз, вы заявили, что никогда не слышали о клане Блейкни.
Лаура покраснела и отвернулась.
– Джереми… – начала она.
– Нет, – прервал он ее, – по-моему, будет проще, если говорить буду я.
Немного помедлив и по-прежнему отвернувшись от него, она кивнула.
– У меня появилась гипотеза. Не все пока ее части стыкуются, но это, пожалуй, несущественно, поскольку главное уже прояснилось. Я прочитал последние две статьи вашего отца: те самые, по вашим словам, что навлекли на него еще более язвительные, чем прежде, насмешки научного сообщества. В одной рассматривалось, каким образом лунная атмосфера могла порождать лунное воздействие: это ваш отец продемонстрировал мне весьма убедительно. В другой, последней и в некотором роде более относящейся к сути дела статье, говорилось о трансформационной биологии – в сущности, о метаморфозах – и о том, как ДНК животных может, вероятно, спровоцировать появление мутации ДНК человека. Я также знаю, что ваш отец посещал клан Блейкни и в обмен на деньги получил пробы ДНК, а в случае Зефраима и плазму крови. Зефраим Блейкни страдает от генетического заболевания, и оно вызывает реальные, пусть и временные, физические изменения под влиянием яркого лунного света – света полной луны.
Лаура слушала Логана молча, не глядя на него.
– Ваш отец убедился – вполне справедливо – в достоверности своей гипотезы о лунной атмосфере, о структуре лунной пыли, провоцирующей на земле лунное воздействие. Но теперь, разъяренный тем, какому осмеянию и презрению подвергли его труды – и, вероятно, увидев собственными глазами «лунную болезнь» Зефраима, как я прошлой ночью, – ваш отец, на мой взгляд, пересмотрел тезисы, выдвинутые во второй статье. Вместо влияния ДНК животных на ДНК человека он теперь задумался о влиянии ДНК человека, в частности Зефраима Блейкни, на ДНК животных.
Он помолчал. Лора тоже хранила молчание.
– Ваш отец не только натуралист, но и опытный биохимик… вы сами говорили мне об этом. И оборудование в той вашей секретной лаборатории больше подходит медицинским или биохимическим, чем натуралистическим исследованиям. Не надо большого ума для одного логичного предположения: используя ДНК Зефраима во взаимодействии с уже достигнутыми результатами собственных трудов, ваш отец синтезировал сыворотку для получения именно такой трансформации. И поскольку такая сыворотка взаимосвязана с недугом Зефраима, эти изменения проявляются только в период полнолуния. Насколько я представляю, ДНК человека так разительно отличается от ДНК ваших мелких лабораторных животных, что синтезированная сыворотка вряд ли могла быть совместима с ними – введение ее либо не оказало никакого воздействия, либо могло привести к их смерти. Вашему отцу удалось воспроизвести поведенческие изменения бурозубок и мышей благодаря искусственно воссозданному лунному свету, но не удалось воспроизвести морфологических изменений – для этого, вероятно, требовались более крупные твари. И поэтому в итоге он решил попробовать ввести сыворотку двум вашим собакам.
Логан встал и начал мерить шагами лабораторию.
– И это совершенно логично. Именно поэтому собаки так странно вели себя, когда я видел их последний раз, сразу после окончания фазы полнолуния. И именно поэтому они сбежали сейчас… в период полнолуния. Верно? По какой-то причине… возможно, из-за какого-то спровоцированного изменения или искажения, не выявленного в воспроизведенной ДНК, ему удалось не только максимально увеличить силы и способности тех животных… но заодно и неуправляемую жажду насилия, жестокость. Ни у Зефраима, ни у его соплеменников не наблюдается ни малейшей склонности к жестокости. Что это, Лора, результат противоречивой природы или попытки сыграть роль бога? В отчаянной попытке доказать свои гипотезы ваш отец невольно создал двух чудовищ, и он не способен контролировать их, не рискуя при этом вашими жизнями… Они срывались с поводка и устремлялись в лес. И убили уже четырех человек.
Теперь наконец Лора повернулась к нему. Увидев выражение ее лица, он замер посередине лаборатории.
– Вы на редкость умны, Джереми, – тихо произнесла она, – и достигли больших успехов в своем энигматологическом хобби. Ваша версия верна… по крайней мере в основном: синтез сыворотки и использование ее на контрольном испытуемом. В сущности, вы правы почти во всем, за исключением одного пункта, крайне важного пункта. На сей раз вы прошли по верной дороге, смотрели в правильном направлении… но в то же время заключительный вывод, вывод, которого вам еще не достает, маячит прямо перед вашими глазами. Вы просто пока не способны увидеть его.
Джереми напряженно вглядывался в странное, непроницаемое выражение глаз Лоры Фивербридж. И внезапно – в одном ошеломляющем, ужасном моменте откровения – он все понял.
– Ваш отец, – еле слышно произнес он, – он испытал препарат на себе.
– На ком же еще? – откликнулась Лора. – Неужели вы думаете, что он мог позволить хоть какому-то живому существу, кроме самого себя, стать подопытным? Дочери? Собакам?
Логан задумчиво кивнул. Задним числом вся эта история обретала полный смысл. Фивербридж стал своего рода оружием замедленного действия. Пережитые им со стороны ученых унижения и презрение привели его к попытке самоубийства… так не вылилась ли эта попытка в идею испытания экспериментальной сыворотки на самом себе? Вряд ли: он пошел на такой эксперимент явно в силу одержимости самой идеей. И если сыворотка сработает – если в конечном итоге он будет способен продемонстрировать физические изменения, вызванные светом полной луны, – то его опала мгновенно обернется признанием и успехом.
Но произошла ошибка… ужасная ошибка.
– Расскажите мне, что произошло, – попросил он.
– Я слишком поздно узнала, – ответила она, глубоко и судорожно вздохнув, – какой эксперимент он собирался провести. Он уже разработал метод использования определенных трансформационных качеств гусениц и для получения нужной ему трансформации при использовании человеческих аналогов имагинальных дисков требовалось добиться невероятно большой скорости деления клеток. Когда ему удалось раздобыть пробу ДНК Зефраима Блейкни, который явно продемонстрировал морфологические изменения под влиянием полной луны, он применил ее в своих исследованиях имагинальных дисков. Потом преобразовал результат в формулу, применимую к человеку. Он предположил, что, как Зефраим, будет восстанавливаться в своем обычном виде после окончания фазы полнолуния. Но для гарантии он встроил в эти диски своего рода память – некий протеин, способный денатурировать нужные вещества через несколько часов, – чтобы гарантировать временные рамки трансформации. Он провел исчерпывающий набор тестов и моделирований. А потом он… он ввел этот препарат себе. И только тогда, – опять вздохнув, продолжила она, – он позвал меня посмотреть его триумфальное достижение. Да, его гипотеза подтвердилась… подтвердилась чересчур впечатляюще. Это происходило во вторую ночь полнолуния. Лаборанты уже спали, а мы сидели здесь… и тогда он реально начал изменяться. Вот только ожидал он не таких изменений. И, безусловно, они начались, едва он попал под лучи лунного света. Увы, он не учел возможности побочных эффектов.
– Так какими же они были? – настойчиво спросил Логан.
– Трудно описать. Мы по-прежнему пытаемся откатить их, до сих пор. Насколько нам известно, трансформирующий стимул полученной формулы ДНК изменял его гораздо сильнее, чем Зефраима Блейкни. Изменения выглядели… устрашающе. – Внезапно она взглянула прямо на Логана. – Можете ли вы поверить, что я, его дочь, смогла признаться в этом? Но это правда, и никак иначе невозможно описать их: эта метаморфоза вселяла страх. А хуже всего, что эти изменения – как вы сами догадались – сделали его восприимчивым к лунному влиянию. Лунный свет пробуждал в нем агрессию, даже жестокость – как в тех бурозубках, которых вы видели в нашем опыте несколько недель назад. Он выбегал из лаборатории и… скрывался в ночном лесу.
Она умолкла. Логан глянул на свои часы: половина пятого. Он терпеливо ждал продолжения исповеди.
– Отец столкнулся с тем старым бродягой, о котором я вам рассказывала. Реакция этого странника на его появление, испуганные вопли разъярили моего отца. Он сбросил его со скалы. Каким-то образом неожиданный всплеск такой спровоцированной ярости заставил его вернуться. Он пришел в лабораторию и сообщил мне, что натворил.