Волчья Луна Макдональд Йен

– Ладно, Кит, – прошептал он, мысленно обращаясь к своей умершей жене, – не пора ли нам проанализировать накопившиеся материалы?

Настало время сделать заключительное усилие и пересмотреть все, что он слышал, читал и наблюдал хотя бы ради того, чтобы выполнить обещание, данное его другу, Рэндаллу Джессапу.

Первое и главное: произошли три убийства. Каждое случилось в полнолуние; каждое совершено с безумной яростью; и в каждом случае остается неясным, как и чем разделались с жертвами. Третье тело, аспиранта Артовского, нашли на некотором расстоянии от двух предыдущих, но это означает лишь расширение смертельно опасной зоны. Разумно предположить, что за все три убийства ответственно одно и то же живое существо. Сначала выдвигали версию виновности взбесившегося медведя, а недавно официальной версией стали происки волка, хотя капитан Креншо больше склонялся к убийце в человеческом обличье, несмотря на явно нечеловеческую силу, необходимую для такого зверского расчленения тел.

Жители Пиковой ложбины, ближайшего к местам убийств поселения, обвиняют во всем клан Блейкни. По местному убеждению, основанному на давнем поверье, Блейкни считаются ликантропами. Вервольфами, оборотнями. Он слышал это от них, из первых уст; он слышал это и от Джессапа.

В библиотеке турбазы Саранакского озера он прочесал местные газеты за последние пятьдесят лет. Строго говоря, ему встретилось много интригующих статей, иногда помещенных на первых полосах, а иногда сокрытых в неприметных подвалах задних страниц: истории о странных наблюдениях, тяжелых травмах, наносимых животными, а изредка даже об исчезновениях охотника или рыбака – не говоря уже о четырех детях, пропавших за последние два десятилетия. Ни одно из этих исчезновений не удалось успешно объяснить, однако о клане Блейкни вообще ни в одной статье не упоминалось.

Понятно, что Джессап, работая здесь, мог подозревать нечто странное, и Логан поступил бы недобросовестно, если бы не держал в уме того, что его друг разбирался в местной жизни гораздо лучше, чем он. С другой стороны, сам он занимался множеством сходных расследований по всему миру и всякий раз слышал странные слухи, зачастую зловещие и неизменно смутные и таинственные. Крайне редко они оказывались правдивыми. Кроме того, были и другие препоны – несмотря на его работу в качестве энигматолога, когда беспристрастное восприятие являлось существенным в расследовании, почему-то само понятие ликантропии встало ему поперек горла. И не только оно, но и сами Блейкни, несмотря на проявленную лично к нему враждебность, казались попросту слишком очевидными козлами отпущения.

Показания счетчика ионизации воздуха, электромагнитного детектора и других приборов, задействованных им в разных местах, не выявили никаких аномалий. Оставалось обдумать только один пункт: тревожные ощущения, которые он с его особой чувствительностью испытывал всякий раз, продвигаясь по трассе 3А все глубже в лесную глушь… заповедную глушь, о которой он ничего не знал, даже не подозревал о ее существовании в те времена молодости, когда по выходным совершал восхождения на главные вершины. Он мог прийти только к одному заключению: сам Адирондакский парк полон неизведанных, неукрощенных природных сил, в лучшем случае безразличных к человеку, а в худшем – враждебных. И такие неодолимые силы подавляли его обостренные способности к эмпатии, не позволяя осознать странные наблюдения или постичь странные ощущения, оставляя в нем лишь общее ощущение неведомой чужеродности, инаковости.

И поэтому, разумеется, он становился бесполезным для своего друга рейнджера.

Продолжая созерцать заоконный пейзаж, он вытащил свой мобильник, машинально проверил наличие сигнала приема связи – эта привычка появилась у него после блужданий по здешним дебрям – и сделал звонок.

– Джессап слушает, – ответил ему знакомый голос.

– Это Джереми.

– Привет, Джереми. Есть новости?

– Увы. За исключением того, что я все обдумал и… в общем, решил сдаться.

В ответ он услышал напряженное молчание.

– Послушай, Рэндалл. Я сделал все что мог. Поговорил с местными, изучил материалы по этим убийствам, а третью жертву лицезрел воочию. Ради тебя я старался оставаться беспристрастным. Я потратил на это дело в десять раз больше времени, чем думал, когда соглашался изучить его. Но я наткнулся на своего рода кирпичную стену.

– А как насчет Блейкни?

– Креншо уже выставил у них бдительных стражей, как ты знаешь. Дело просто в том, что мне не удалось найти никаких зацепок. Я элементарно не могу обнаружить ту мелкую улику, убедительную или сомнительную, которая дала бы мне ниточку к дальнейшему расследованию. Жаль, но придется на сей раз предоставить органам правопорядка – включая тебя – право сделать свою работу. И к тому же я теряю драгоценный интерес к проекту, ради завершения которого приехал сюда. По-моему, также Хартсхорн, здешний директор, начал подозрительно относиться к моим отлучкам. Вчера за ужином он бросил на меня весьма неодобрительный взгляд. Мне не хочется, чтобы меня незамедлительно выдворили из «Облачных вод». – Он помедлил и, вздохнув, заключил: – Прости. Я понимаю, как это важно для тебя, и мне хотелось бы сказать тебе нечто более позитивное. Но, не видя даже скромного прогресса в своих изысканиях, я просто не могу себе позволить уделить им больше времени.

– Я понимаю, – помолчав, ответил Джессап, – и ценю твои усилия… правда, ценю. Ты всячески старался помочь нам, а ведь я даже не имел повода надеяться на это, заявившись к тебе в коттедж и восстановив нашу давно потерянную связь.

– Об этом я даже не задумывался.

Очередная пауза.

– Однако, Джереми, прежде чем ты поставишь крест на этом деле и полностью погрузишься в свою науку, не мог бы ты оказать мне последнюю услугу?

– Какую именно? – сдержанно поинтересовался Логан.

– Может, ты съездишь со мной завтра утром, чтобы поболтать с Солом Уоденом?

– Сол Уоден? – задумчиво повторил Логан. Имя показалось знакомым… и вдруг он вспомнил, от кого слышал его: Креншо упоминал его после совещания в штаб-квартире рейнджеров: «Никакой зверь тут не виноват, и ясно как божий день, что монстр тут тоже ни при чем. В сущности, у меня уже есть одна вполне вероятная версия относительно виновного».

– У меня появилась возможность заглянуть к этому Уодену, – пояснил Джессап. – Оказывается, двадцать пять лет назад он зверски убил двух человек – южнее, в Катскильских горах, не у нас, – но его сочли невиновным по причине умопомешательства и отправили в психиатрическую больницу на окраине Скохари. Примерно год назад его выпустили оттуда. Врачебное заключение свидетельствовало, что он излечился. Теперь он живет в Большом Лосе, на заповедных берегах Вороньего озера, от твоих «Вод» до этой деревушки около сорока миль.

– А какой смысл мне говорить с ним? – уточнил Логан, хотя, задавая вопрос, уже догадался, каким будет ответ.

– Смысл есть… мне нужно знать твое мнение об этом типе. Мог ли он быть нашим убийцей? Стоит ли мне поддержать Креншо и его законные подозрения? Мне необходимо знать, могу ли я раз и навсегда сбросить со счетов свои интуитивные подозрения.

Логан вздохнул. Он уделил этому делу уже кучу времени… может, сделать и одно последнее усилие.

– Ну ладно. Но учти, после этого я выхожу из игры. У меня назначена встреча в Средних веках.

– Согласен.

– Может, мы опять встретимся около главного въезда? И, если можно, пораньше, скажем, еще до завтрака? Меньше всего мне надо, чтобы Хартсхорн опять увидел, как я уезжаю куда-то с тобой.

– Я подъеду туда к половине седьмого.

– Договорились. И кстати, Рэндалл… Излечился там это Уоден или нет, захвати с собой на всякий случай личное оружие… ладно?

– Иначе и быть не может. Пока, увидимся утром. – На этих словах связь оборвалась.

– Что именно ты узнал о Соле Уодене? – наконец спросил Логан.

Они ехали уже больше часа, изредка перебрасываясь случайными фразами. Джессап выглядел напряженным, и Логан вполне мог его понять: сам он тоже испытывал смятение, словно они нацелились на то, что лучше всего оставить в покое, и уже не раз он пожалел, что согласился на сегодняшний визит.

– Вчера вечером я перечитал его досье, – ответил рейнджер. – Вон оно лежит между креслами, если захочешь взглянуть.

– Предпочитаю услышать детали от тебя.

– Уоден вырос в захолустном районе в окрестностях Катскильского хребта. Мягко говоря, его социальное общение оставляло желать лучшего. Родители грубо обходились с ним, особенно отец, который исчез, когда Уодену было около семи лет. У ребенка проявились эмоциональные проблемы, ошибочно принятые за умственную отсталость, – мать, видимо, ненавидела его за это и по достижении парнем половой зрелости сочла, что может больше не пытаться дать ему образование. По существу, выгнала его из дома. Большую часть времени он проводил один в лесу, где его состояние ухудшилось. В итоге, дожив до двадцати лет, он убил двух человек топором… изрубил их на куски. Одной жертвой стал молодой парень, турист, который случайно забрел в лесную хижину, сооруженную для себя Уоденом. Дело происходило в полнолуние. Второй жертвой стала семнадцатилетняя девушка, работавшая в прачечной самообслуживания на окраине какой-то деревни, когда возвращалась на велосипеде домой после работы. Это произошло на четыре дня позже, ранним вечером, когда луна уже начала убывать. Когда Уодена схватили – он не пытался оказать сопротивления аресту, – он нес какой-то бред о преследовании, о голосах, что-то нашептывавших ему по ночам, о том, что два убитых существа, «посланники дьявола» и явились украсть его душу.

– Мания преследования, – предположил Логан, – слуховые галлюцинации. Похоже на случай параноидальной шизофрении.

– Такое же заключение вынес суд. Его признали невиновным по причине невменяемости и отправили в лечебное учреждение на юге штата. Как я уже упоминал, около года тому назад его условно освободили. Положенный срок за ним велся тщательный надзор, после которого его сочли здоровым. Тогда-то, полгода назад, он перебрался в эту глушь.

В ту самую глушь.

От озера Таппер они свернули на юго-западную трассу и со временем доехали до совершенно неведомого Логану леса. Деревья в нем росли на редкость густо, их шишковатые и искривленные стволы, казалось, изуродованы свое-образным артритом; еще оставшаяся на тощих ветках листва почти почернела. По природе здесь стоял листопадный лес, лишь изредка доносился приятный аромат от одиночных, высоких и величественных сосен, которые преобладали в лесных массивах, окружавших «Облачные воды». То и дело между стволами проглядывали болота или озерца: засоленные, унылые и такие же темные, как окружавшие их тщедушные деревца. Он давно не замечал никаких признаков обитаемого жилья, они проехали только мимо какой-то колымаги – обшарпанного пикапа образца 1950-х годов прошлого века. Дорога здесь была еще хуже, чем за Пиковой ложбиной, внедорожник Джессапа так трясся, подпрыгивал и дребезжал, словно в любой момент мог развалиться на запчасти.

– Где это мы проезжаем? – спросил Логан.

– По дебрям Вороньего озера.

В салоне машины вновь повисло затяжное молчание.

– Как случилось, что ты не знал о появлении этого типа в вашем парке? – в итоге спросил Логан. – На мой взгляд, это относится к категории новостей.

– Свой срок заключения и реабилитации он прожил далеко отсюда, на юге штата. Когда закончилось время его условного освобождения, он уехал на север… втихаря, не привлекая внимания. Словно хотел убраться как можно дальше от людей и всей цивилизации. Но, как бывшему заключенному, ему следовало сообщить новый адрес проживания в контору совета по условно-досрочному освобождению. Подозреваю, что Креншо предупредили его южные дружки. В полиции штата все знали, но не удосужились известить нас. Не забывай – нас, рейнджеров, здесь очень мало. Всего около сотни на весь штат. Нам не под силу все знать, за всем уследить.

– Кстати, говоря обо всем, как продвигается расследование?

– Хуже некуда, – скривившись, оценил Джессап, – нам пришлось призвать на подмогу рейнджеров с четырех разных участков. И мы не обнаружили ничего – ни медведей, ни волков, вообще никаких следов. Через денек-другой нас собираются отозвать… иначе, по-моему, народ взбунтуется.

– Полагаю, что Креншо и сам уже поговорил с Уоденом?

– Пару раз. Очевидно, их беседы прошли без особого успеха. Парень по-прежнему главный подозреваемый. Сейчас Креншо просто дожидается, что он совершит ошибку, надеется, что он предпримет очередную попытку.

Далеко впереди показался припаркованный на обочине полицейский внедорожник, слегка скрытый листвой.

– Нам надо быть осторожными, – сказал Джессап, – пригнись к полу.

– Зачем?

– Креншо выставил кордон вокруг жилья Уодена. Но не прямо у него под носом – вероятно, понял, что не стоит тревожить подозреваемого. Честно говоря, я предпочел бы, чтобы Креншо не знал о том, что я привозил тебя сюда.

Логан послушно сполз с сиденья и спрятался. Машина медленно ползла вперед, потом остановилась.

– Доброе утро, офицер, – услышал он голос Джессапа.

– Лейтенант, – донесся резкий ответ с обочины.

– Далеко ли еще до его лачуги?

– С четверть мили. Сразу за поворотом.

– У нашего капитана появилась пара вопросов, и она послала меня задать их Уодену. Не волнуйтесь, они не спугнут его. Дело пары минут. У вас здесь дежурство? Если что, я дам вам знать.

– Ладно.

– Спасибо.

И машина медленно покатила дальше. Скорчившегося на полу Логана теперь трясло гораздо сильнее. Он почувствовал, как внедорожник сделал поворот, съехав в какую-то весьма глубокую колею, и остановился.

– Прибыли, – сказал Джессап, – можешь вылезать.

Логан облегченно выпрямился, открыл дверцу и выполз на землю. Сначала он увидел перед машиной лишь непроглядный бурелом, поросший кустами и папоротниками. Потом в темно-буром хаосе он разглядел кособокую, похожую на пещеру лачугу, видимо, ее соорудили из подручных лесных материалов, подобно тому, как грызуны, устраивая нору под корнями дерева, натаскивают в нее мох и листву. Единственная низкая стена из подгнивших необработанных жердей служила как фасадом, так и подпоркой от обрушения наломанных ветвей, образующих крышу. За внедорожником Логан разглядел подобие изгибающейся дорожки – скорее просто травянистой тропы, – терявшейся в расплывчатом лесном полумраке.

Джессап с предостерегающим и в то же время ободряющим видом кивнул Логану, проверил свое оружие и двинулся вперед. Логан последовал за ним.

Подойдя к входной двери – шатко закрепленной на косяке кожаными петлями, – Джессап поднял руку, собираясь постучать. Но Логан остановил его, выступил вперед и тихо стукнул разок по хлипкой двери.

– Мистер Уоден? – произнес он. – Сол Уоден?

Никакого ответа из-за двери они не дождались.

– Меня зовут Логан. Джереми Логан. Я не из полиции. Мне просто хочется поговорить с вами минут пять.

По-прежнему тишина.

– Понимаете, Сол, мне нужна помощь… и, по-моему, вы могли бы помочь мне. Не могли бы вы позволить мне войти на минутку? Пожалуйста!

Еще около минуты тянулось безответное молчание. Потом изнутри донеслись звуки быстрых шагов, и дверь со скрипом приоткрылась. Из домашнего мрака выглянули два горящих, как тлеющие угли, глаза.

– Меня зовут Джереми, – повторил Логан. – Можно мне зайти к вам на минутку? Обещаю, что не задержу вас надолго.

Мужчина нерешительно медлил. Потом приоткрыл дверь пошире. Шагнув в лачугу, Логан почтительно кивнул. Джессап последовал за ним.

Сол Уоден оказался низким, коренастым, очень крепкого телосложения человеком. Лицо его обрамляла всклокоченная борода, а спутанные волосы рассыпались по плечам. Внимание привлекали глаза: блестящие, настороженные. Они встревоженно расширились при виде вошедшего рейнджера. Старая одежда хозяина лесной хижины истрепалась почти в лохмотья, но выглядела чистой. То же самое можно было сказать о его жилище: когда зрение освоилось в полумраке, Логан увидел, что сплетенная из ветвей и обмазанная глиной крыша над их головой сходится к вытяжному отверстию, а для поддержки стен слева и справа установлены дополнительные жерди. Свет давала керосиновая лампа, висевшая на деревянном крючке, вделанном в скошенный потолок, который понижался к задней части этой единственной комнаты, так что в дальнем конце передвигаться, видимо, приходилось в полусогнутом состоянии. Постель представляла собой оборванный и потрепанный тюфяк без всякого одеяла. В доме витал неприятный застоявшийся запах. Вдоль одной стены почти до потолка громоздились ряды консервных банок. Обстановку составляли всего два деревянных чурбана разного диаметра. Похоже, Джессап верно оценил ситуацию: Уоден определенно стремился удалиться как можно дальше от цивилизации. На полу валялось множество пузырьков клозапина[22], как пустых, так и еще неоткрытых.

– Что вам нужно? – спросил Уоден. – Я ничего не делал.

– Я знаю, – спокойно и мягко ответил Логан. – Можно нам присесть ненадолго? – И он показал на деревянные чурбаны.

– Я ничего не делал, – повторил Уоден. – Те полицейские уже надоели мне. А я ничего не делал!

За время этого короткого объяснения его голос набрал пронзительную силу, глаза расширились и выпучились. Логан осознал, что для осуществления их задачи остается совсем мало времени.

– Я занимаюсь научными исследованиями, – сообщил он все тем же успокоительным тоном, опустившись на один из чурбанов, – изучаю историю. И не имею никакого отношения к делам полиции.

Он уже почувствовал, что ничего не узнает от Уодена о недавних убийствах вне зависимости от того, виноват ли он в них или не виноват. Он мог лишь надеяться на проникновение в психику этого человека, попытку приоткрыть оконце в сумрак его души.

Тогда, медленно и подозрительно, Уоден опустился на другой чурбан. Пару раз его взгляд нервно метнулся к Джессапу, который, поддерживая видимость спокойствия, стоял возле двери, опустив руки и держа наготове лишь свой вездесущий ежедневник.

– Сол, – начал Логан, – я знаю, что вы сделали. Но это же было очень давно. А теперь вы чувствуете себя лучше. Вы выздоровели. Вы принимаете лекарства. И я пришел сюда не для того, чтобы осуждать вас. Мне просто нужно… понять. Видите ли, у меня есть определенные способности, – он тщательно выбирал слова, сознавая, что Уоден страдал от мании преследования, – и, возможно, я даже смогу вам помочь. Мне лишь нужно от вас небольшое содействие. Можно я возьму вас за руку?

Уоден удивленно вздрогнул. Его руки сжались в кулаки.

– Это помогает мне понять собеседника. Благодаря контакту мне не придется ни о чем вас спрашивать, а вам не надо будет ничего говорить. Совсем ничего. Я понимаю, это звучит странно, но доверьтесь мне.

С ободряющим видом он медленно вытянул вперед руку с открытой ладонью.

Успокаивающий и ровный голос, медленные жесты Логана достигли желаемого результата. По-прежнему выглядя встревоженным, Уоден тем не менее разжал кулаки. Медленно, словно приближаясь к раскаленной плите, он тоже вытянул руку навстречу. Логан отметил, что и рука сама была чистой, хотя под ногтями темнел чернозем.

Логан мягко накрыл руку Уодена своими руками.

– Сейчас, Сол, я попрошу вас об одной последней помощи – всего одной. А потом я уйду и больше не потревожу вас. Мне нужно, чтобы вы подумали о прошлом… о вашей прошлой жизни… о тех плохих поступках, которые вы совершили.

На лице Уодена отразилась сильная тревога, он попытался выдернуть руку. Но Логан не позволил ему, мягко, но твердо удержав ее.

– Просто подумайте немного о прошлом. О том, что случилось… и почему.

Уоден взглянул на него. И внезапно Логана захлестнула такая мощная волна эмоций, что он едва не свалился с чурбана. Его затопило ощущение страха, порожденного тем, что больной никому не мог верить: все вокруг него желали ему зла, извечные тревоги и бессонница и не покидавшие его голоса – те самые нашептывающие голоса постоянно насмехались над ним, предостерегали и командовали. Логана до глубины души пронзило ощущение опустошительного одиночества, реального безнадежного отчаяния; такой обреченной безысходности он еще никогда не испытывал. Эти внутренние голоса становились все громче и требовательнее; из какой-то туманной дали выплыл топор, возникло ощущение его успокаивающей и надежной весомости в руках… внезапное вынужденное действие, разрозненные голоса, пронзительные мучительные крики, сменившиеся ликованием. Но вскоре голоса опять начали свое монотонное нашептывание… и вновь окутывающий всеобъемлющий мрак…

Впервые, насколько ему помнилось, Логан отдернул руку во время эмпатического сеанса. Неохотно он взглянул на Уодена. Мужчина пристально смотрел на него. Тревога покинула его глаза, теперь их взгляд стал странным, почти интимным, словно они поделились сокровенной тайной, словно часть Уодена теперь стала частью Логана и уже никогда не покинет его.

Потрясенный, Логан с трудом поднялся на ноги.

– Благодарю вас, – умудрился вымолвить он, – теперь мы оставим вас в покое.

Возле двери Логан пошатнулся, и Джессап помог ему дойти до машины и забраться в нее, где он опять скрючился на полу, пока они проезжали мимо полицейских. Потом рейнджер остановил внедорожник, помог Логану нормально сесть и, накинув на него ремень безопасности, защелкнул его.

На обратном пути к «Облачным водам» Джессап мудро хранил молчание, дожидаясь, пока Логан придет в себя и осмыслит новую информацию. Только перед самым въездом на территорию «Облачных вод» он остановил машину на обочине и взглянул на друга с немым вопросом во взоре.

Логан тоже посмотрел на него.

– Я расскажу тебе то, что испытал, – сказал он, – но только один раз. Ради бога не проси меня ничего повторять. Мне и так будет трудно забыть об этом.

Джессап кивнул.

– Я почувствовал непреодолимый страх. Почувствовал тяжело больной, извращенный ум. Почувствовал ярость… дикую ярость. Но эта ярость показалась мне… очень давней. По-прежнему живой в его душе… но давней.

– Мог ли Уоден совершить эти три убийства? – тихо спросил Джессап.

– Не знаю. Не могу исключить такой возможности. Как я сказал, все его чувства уходят в давнее прошлое… ничто в них не связано с недавними убийствами. Однако в его прошлом так много безумного насилия, что я ни в чем не могу быть уверенным. Возможно, его хорошо подлечили, как сказано в официальных бумагах. Очевидно, они полагают, что он больше не способен на убийство, иначе они не отпустили бы его досрочно. Но лично я полагаю, что он способен… и опасен.

Джессап опять кивнул.

– Спасибо тебе, Джереми, – вздохнув, заключил он, – за все, но особенно за эту встречу. Я не стал бы просить о ней, если бы знал, каким тяжелым испытанием она обернется для тебя. Может, все-таки прав Креншо. В любом случае теперь я могу принять решение, что делать дальше. Довезти тебя до базы?

– Нет, спасибо. Я предпочитаю прогуляться, если не возражаешь, чего и тебе желаю.

– Конечно. Я позвоню через пару дней. Можем опять вместе поужинать… без всяких деловых разговоров, обещаю.

– Договоримся.

Логан вылез из машины, подождал, пока она скроется за поворотом шоссе, и с трудом двинулся по подъездной дороге к «Облачным водам».

Медленно переставляя ноги, Логан пытался совладать с охватившим его жутким смятением. Обладая повышенной чувствительной способностью, он пережил в прошлом много неприятных столкновений – хотя мало таких тревожных, как с Солом Уоденом, – и сейчас, ковыляя по дорожке, он выполнял психологические упражнения: по возможности спокойно и разумно он последний раз прочувствовал недавнее переживание. А потом, вполне обдуманно, сложил его в шкатулку памяти, закрыл ее на ключ и убрал в дальний угол своего сознания, где – следует надеяться – она и останется, не тревожа его своими видениями.

Свернув на тропу к своему коттеджу, Логан глянул на часы. К его удивлению, было всего лишь без четверти два. Он чувствовал себя совершенно разбитым; ни о какой работе сегодня не могло быть и речи. Пройдя мимо коттеджа Альберта Бирштадта, мимо коттеджа Уильяма Харта, он наконец повернул к своему собственному домику. И там остановился в озабоченном удивлении. На его крыльце кто-то сидел. Он узнал Пейса, лаборанта, с которым встречался на днях; парня, работавшего с Лорой Фивербридж.

«Что же, черт возьми, ему-то от меня нужно?» – с тоской подумал Логан. Понятно, что этот парень не вздумал вдруг заехать в «Облачные воды» с ответным, пусть и несогласованным, визитом вежливости. Меньше всего сейчас он нуждался в каком-то общении: в данный момент ему хотелось просто зайти в дом, выпить чего-нибудь покрепче, несмотря на ранний час, улечься на диван и закрыть глаза. Но, собравшись с силами, он постарался придать своей походке легкую упругость и приблизился к коттеджу. Поднос с его ланчем, как он заметил, оставили, как обычно, слева от двери под парой крышек из блестящей нержавейки.

– Кевин Пейс, верно? – сказал он лаборанту, вставшему при его приближении.

Пейс кивнул.

– Давно ждете?

– Да с полчасика. – Парень попытался пригладить свои взъерошенные мышиного цвета волосы. – Извините, что побеспокоил вас. Я вспомнил, как вы говорили, что остановились в хижине Томаса Коула, и блуждал здесь, пока не нашел ее. – Он выглядел взволнованным, бросал беспокойные взгляды по сторонам, хотя никого, кроме них, возле дома не наблюдалось. – Простите, но не могли бы вы позволить мне немного поговорить с вами?

– Конечно. – Постаравшись не выдать своего замешательства, Логан открыл ключом дверь, предложил гостю войти и, взяв поднос с ланчем, последовал за ним.

– Присаживайтесь где хотите, – сказал он, унеся поднос на кухню и вернувшись в гостиную.

Пейс устроился на угловом диване, и Логан опустился в кресло напротив него. Лаборант облизнул губы, вытер руки об джинсы. Не требовалось повышенной чувствительности, чтобы заметить расстройство, возможно, даже страх этого парня.

– Пожалуй, вам лучше рассказать, что я могу для вас сделать, – сплетя пальцы и положив руки на колени, предложил Логан, чуть подавшись вперед.

Но, несмотря на то что он проехал всю дорогу от исследовательской станции, а потом еще ждал полчаса Логана на крыльце, лаборант, казалось, не спешил высказаться – или, вероятнее всего, не знал, с чего начать. Он прочистил горло, взглянул на Логана своими робкими глазами и глубоко вздохнул.

– Все в порядке, – подбодрил его Логан. – Что бы там ни было, я уверен, что мне приходилось слышать и более удивительные истории.

Пейс еще раз глубоко вздохнул.

– Много ли доктор Фивербридж рассказала вам о нашей работе?

– Она пояснила, что вы изучаете влияние лунных фаз на поведение мелких грызунов.

– Верно, – медленно кивнув, признал Пейс, – это заняло больше времени, чем ожидалось… все пошло медленнее, конечно, после смерти ее отца. В любом случае сам я проводил наблюдения за Peromyscus maniculatus и Blarina brevicauda.

– Извините, не понял?

– Ох, простите. – Пейс вдруг улыбнулся, впервые за короткое знакомство с Логаном. – За оленьим хомячком и северной короткохвостой бурозубкой. Особенно я наблюдал за бурозубками в связи с их морфологическими изменениями в периоды снижения активности – зубы, черепа, даже внутренние органы значительно уменьшаются. Среди прочего я пытался определить, можно ли стимулировать такие изменения при каких-то условиях, помимо погодных.

– Надо же, как интересно, – подбодрил его Логан.

– Да, я изучаю грызунов… впрочем, формально бурозубки не относятся к грызунам… в различные фазы луны я наблюдаю за ними и в лаборатории, и в естественной среде как в дневное, так и в ночное время.

Логан кивнул. Создавалось впечатление, что Пейс кружит вокруг да около, не желая переходить к сути дела.

– Большинство ночных наблюдений я проводил в «загоне»… так мы называем небольшой огороженный участок, примыкающий к задней стене нашей основной лаборатории. На самом деле именно там… в общем, я начал слышать странные звуки.

– Звуки?

– Да, странный шум по ночам. Бормотание, перешептывание, иногда приглушенные удары. Я не особо любил углубляться в эти леса… в отличие от Марка Артовского, он-то стремился к ним, как рыба к воде… И поначалу я просто списал это на разыгравшееся воображение. А потом увидел огни.

– Где?

– Трудно сказать, учитывая, какие там дебри. Но они, казалось, исходили со стороны старой постройки.

– Постройки пожарной станции?

– Да, мы никогда не использовали то помещение, – кивнув, добавил Пейс, – дом находится слишком глубоко в лесу, к югу от нашей лаборатории.

– Когда вы впервые заметили их? – спросил Логан.

– Трудно сказать наверняка, – немного подумав, признался лаборант. – По-моему, примерно в то время, когда обнаружили тело второго туриста. Но, возможно, и раньше. – Он помедлил. – Я старался не думать об этом, винил во всем повышенную раздражительность от нашего уединенного существования. Может, и оно тоже сыграло роль. Но после того, что произошло с Марком… я почувствовал, что должен кому-нибудь рассказать об этом. Я не мог больше держать это в себе.

– А почему вы не рассказали полицейским? – спросил Логан.

Вполне справедливый вопрос: ведь копы заходили в лабораторию уже после обнаружения тела Артовского.

– Я хотел, поверьте. Но это же такая невнятная, неубедительная история… Я подумал, что меня сочтут идиотом. А если и нет, то они могли начать рыскать по всей нашей лаборатории, еще больше вмешиваться во все наши исследования и… и задавать еще кучу вопросов. – Видимо, представив себе такую ситуацию, Пейс еще больше встревожился. – А как раз этого мне хотелось меньше всего. Не хотелось больше никаких осложнений.

– А потом вы зашли в лабораторию. – Неожиданно парень взглянул прямо на Логана. – Вы упомянули о научной любознательности… и желании выразить соболезнования. В качестве причин для вашего визита. Но я-то узнал вас. Я смотрел документальный фильм по телику, где вы рассказывали о снежном человеке. Тогда я заподозрил, какова реальная причина вашего прихода в нашу лабораторию… и, подумав об этом, осознал, что лучше всего рассказать обо всем именно вам.

Логан сдержанно промолчал. «Хорошая реклама», – удрученно подумал он.

Пейс опустил взгляд на руки.

– Я просто понял, что в этих дебрях происходила какая-то жуткая чертовщина. И поскольку я слышал и видел что-то странное… да еще немного знал о ваших исследованиях… в общем, я прикинул, что вы будете более восприимчивы, чем копы или рейнджеры. Вот и все.

Логан помолчал, потом кивнул.

– Понятно.

– И что вы собираетесь делать? – спросил Пейс.

– Делать? Ну, в данный момент я собираюсь выспаться. – И он встал. – Спасибо, что заглянули ко мне. Я понимаю, как сложно вам было решиться облегчить душу, поделившись такими сведениями. Но, надеюсь, теперь вам станет легче.

Он улыбнулся и протянул лаборанту руку.

Пейс непонимающе прищурился. Потом внезапно вскочил с дивана и пожал протянутую руку.

– Спасибо, – сказал он, но через мгновение тревога опять омрачила его лицо. – Вы не скажете полиции о том, что услышали что-то от меня?

– Услышал? Этого разговора никогда не было.

Пейс кивнул, и Логан проводил его к двери.

– Повнимательней следите за дорогой. И удачи вам в исследованиях.

Прищурившись, Пейс вновь кивнул. Потом развернулся и поспешил по дорожке в сторону парковочной площадки.

Два следующих дня Логан усердно трудился над своей монографией. Вот только при всем старании не смог достичь особого прогресса. Потратил кучу времени на проверку первоисточников, которые уже вполне удовлетворительно проинспектировал; перечитывал отрывки, которые ранее отредактировал и считал безукоризненными. Также слишком много времени занимало у него созерцание растущих за окном деревьев и размышления об успехах, достигнутых в окружающих его коттеджах: Дайан Кернс, абстрактная художница, усиленно трудилась над незавершенными композициями под номерами семьдесят четыре и семьдесят пять; Рудольф Цейсс писал свой одночастный концерт для фортепиано со струнным оркестром.

Постепенно Джереми осознал причину такой рассеянности: ему не давал покоя Кевин Пейс с его рассказом о странных голосах и огнях в лесу за пожарной станцией. Сколько Логан ни твердил себе и Джессапу, что он закончил попытки расследования этих убийств и как бы ему ни хотелось в это верить, он понимал, что потратил уже так много времени и размышлений на расследование, что не успокоится, пока не проверит и этот след тоже. Может, все объяснится какой-то ерундой, почти наверняка ерундой… и однако такое совпадение – необъяснимые подозрительные дела около лаборатории, где работала последняя жертва, к тому же неподалеку от Уединенной горы, – как подсказывало ему шестое чувство, нельзя просто так игнорировать.

И поэтому на второй день после ужина он забрался в арендованный джип и выехал из «Облачных вод», направившись по трассе 3 в сторону Пиковой ложбины. Сознавая всю непривлекательность перспективы поездки по здешним глухим лесам после наступления темноты, он помнил, однако, о том, что Пейс слышал эти голоса только по ночам. Помимо того, не имея достаточной причины для посещения пожарной станции в первый раз, он не мог теперь придумать никакого предлога для появления там со своими поисками при дневном свете во второй раз. Скорее всего его и на порог-то не пустят; наверняка эту постройку тоже арендовали Фивербриджи. Он мог просто прогуляться вокруг, тщательно все осмотреть и уехать. И тогда, вполне вероятно, окажется способен сосредоточиться на своей научной работе.

Даже днем эти леса выглядели достаточно таинственными и густыми; а вечером ему казалось, что он углубляется в какие-то бесконечные живые дебри. Его окружала чернота, пугавшая своей полнейшей непроницаемостью. Навстречу ему не попалось ни одной машины; как будто он остался один на неведомой поросшей диким лесом планете. Следя за дорогой, Джереми старался не вспоминать о Соле Уодене и том ожесточенном и мучительном неистовстве, которое почувствовал в душе этого бедняги. Он старался думать о Пейсе. Упорно убеждал себя, что из этой бесплодной затеи ничего не выйдет… что он лишь зря потратит время из-за разыгравшегося воображения парня, напуганного глухими лесами и недавними убийствами. И тем не менее его мысли упорно возвращались в одному вопросу, оставшемуся незаданным в его разговоре с Пейсом, вопросу, который, по крайней мере отчасти, побудил его пуститься в это ночное приключение: «Почему вы не сообщили о том, что слышали Лоре Фивербридж?»

Заметив перекресток с трассой 3А, он проехал мимо поворота к Пиковой ложбине и к поселению Блейкни, а потом, резко сбросив скорость, свернул налево с шоссе и принялся петлять по узкой земляной дорожке, все глубже продвигаясь в лес. На сей раз, к огромному облегчению, ему удалось не заблудиться – этот путь был еще свеж в памяти, – и вскоре сквозь густое сплетение ветвей он разглядел слабый свет. В то же мгновение он выключил фары, остановил джип и заглушил мотор. Посидев еще немного в машине, прислушивался к пульсациям охлаждающегося мотора. Затем, вооружившись спутниковым навигатором и взяв с пассажирского сиденья мощный фонарь, открыл дверцу, выскользнул из машины и как можно тише закрыл ее.

Он немного постоял в темноте, вдыхая влажный ночной воздух. Сквозь сплетения ветвей над его головой слегка проглядывала бледная луна, еле заметная за темными кучевыми облаками. Раздался громовой раскат. У Джереми появилось смутное ощущение какой-то порочности; какого-то порочного отклонения от природного порядка. Но такое ощущение здесь, за Пиковой ложбиной, в окрестностях Пятиозерья… и поселения Блейкни, у него появлялось всегда.

Луч его мощного – в восемь тысяч свечей – фонаря был исключительно ярким, и Логан перевел регулятор в минимальное положение. Направив фонарь на землю, он включил его ненадолго, только чтобы определиться с направлением пути. Он глянул на свои часы: половина одиннадцатого. И наконец, глубоко вздохнув, он двинулся вперед. Оттуда доносились повизгивания и лай собак. Ночной ветерок дул ему в лицо, значит, их не могло встревожить его приближение. Он надеялся, что легавые сидят на привязи; если же они на свободе, то его ночная эскапада могла закончиться преждевременно.

Медленно продвигаясь дальше, он то и дело включал фонарь, чтобы сориентироваться – слабые огни лаборатории стали ярче. И вот он вышел из леса. Обвалившаяся пожарная вышка походила на обрубок пронзившего ночное небо черного пальца. Здание основной лаборатории стояло темным, за ним тихо урчал генератор. Свет, на который он шел, как оказалось, исходил от дома на дальней стороне парковочной площадки; очевидно, там находились жилые комнаты. Там, за одним из занавешенных окон, он разглядел чей-то двигавшийся силуэт. Нерешительно помедлив, он прикинул, как лучше действовать дальше. В итоге, держась ближе к деревьям, Логан начал обходить по краевой дуге полукруглый участок станции в дальнем конце от жилого дома. Он прошел мимо пожарной вышки и лабораторного ангара, мимо нескольких небольших построек – темных и в основном совсем ветхих и закрытых ставнями. Луна уже полностью скрылась за тучами, изливая лишь тусклый свет, и ему пришлось теперь пользоваться фонарем чаще, чем когда он пробирался по чащобе по колено в траве и подлеске. Минут через пять он достиг дальней стороны участка. Отсюда он смог разглядеть своеобразную исследовательскую землянку – сооружение, названное Пейсом «загоном», за ним темнел какой-то склад; а наискосок оттуда тянулась длинная цепь, на которой, к его большому облегчению, сидели обе собаки. Он даже разглядел их темные фигуры, бегавшие туда-сюда и поскуливавшие. Полностью проигнорировав его появление, они смотрели, очевидно, испуганно в противоположном направлении.

Джереми вновь помедлил, оценивая обстановку на местности. Пейс говорил, что огни и звуки доносились из старого сарая в глубине леса к югу от лаборатории. Он осторожно двинулся вдоль южной кромки деревьев, остановился, осознав, что луна вдруг выглянула из-за туч. Тогда он разглядел еле намеченную тропинку, уходившую в лес со станции. Жилой дом уже скрылся за постройками, и он, рискнув вновь включить фонарь, быстро заметил, в какую сторону изгибается лесная тропка. В лесу наблюдалось полное спокойствие, нарушаемое лишь шелестевшим листвой ветром да беспокойной возней собак… Однако… не слабый ли свет мелькает там вдали между деревьями? И не оттуда ли доносится тихое бормотание голосов: похоже, там разговаривают два человека? Логан пустился в путь по этой узкой тропе, пользуясь фонарем еще чаще, чем на участке станции или в чащобе. И вновь до него донеслись голоса: низкий, вроде бы мужской и более высокий – женский.

Неожиданно ветер сменил направление, и тут же тихий скулеж собак сменился яростным лаем: они почуяли его запах. Черт. Логан быстрее устремился дальше по тропе, надеясь удалиться за пределы их обоняния, но громкий лай продолжался еще несколько минут, а потом наконец затих. Тогда Джереми тоже затаился, прислушался. Тишина: голоса умолкли, остался только тихий шелест ночного леса. Да и слышал ли он их или его, как и Пейса, подвело воображение?

Впереди царила кромешная непроглядная тьма, и теперь уже Логан постоянно пользовался фонарем, направляя его луч на узкую извилистую тропку. Через минуту впереди между деревьями замаячили очертания какой-то постройки: длинное, низкое, обветшалое сооружение под жестяной крышей и, вероятно, с полудюжиной окон, закрытых чем-то вроде толстой подгнившей мешковины. Перед домом виднелся небольшой расчищенный от леса участок. Он не представлял, для чего изначально могла предназначаться такая постройка – может, спальный барак или общая столовая – и зачем ее соорудили прямо в лесу? Ясно было лишь то, что она выглядела таинственно темной и необитаемой.

Луч фонаря пробежал по всему зданию из конца в конец. Здесь ли находился источник света и голосов, о которых говорил Пейс? Вполне вероятно: именно здесь заканчивалась узкая тропа, около единственной двери этого барака.

Логан постоял, напряженно прислушиваясь, но тишину нарушало лишь отдаленное повизгивание собак. Он приблизился к двери и взялся за старинную ручку.

Дверь оказалась открытой. Он опустил ручку и, толкнув дверь, вступил внутрь. Закрыв за собой дверь, он осветил фонарем помещение.

Увиденное стало для него откровением. Вместо ожидаемой старой рухляди – столов и скамей, покрытых паутиной и мышиным пометом, – в этом ветхом бараке оборудовали небольшую лабораторию. Она казалась беспорядочно укомплектованной, но тем не менее приборы в ней выглядели еще более современными, чем в главной лаборатории, где трудились Лора Фивербридж и Пейс. Луч фонаря скользнул по автоклаву, центрифуге, двум видам сложных микроскопов, масс-спектрометру, прибору для ультрафиолетового просвечивания флуоресцирующих в свете или поглощающих свет объектов, аппарат, похожий на капиллярно-гелевый секвенсер ДНК, и много другой аппаратуры, незнакомой Логану. Дверь в дальней стене вела, видимо, в другое помещение, в котором он разглядел лишь узкую кровать. Как и в основной лаборатории, здесь имелись клетки для мелких животных – мышей, бабочек, гусениц, саламандр, – стоявшие на деревянном стеллаже. Очень большой в форме барабана светильник с защитной сеткой, выглядевший как оборудование фотолаборатории или киностудии, крепился к колесной стойке, но в комнате имелось и другое оптическое оборудование. Тем не менее все здешние научные приборы явно имели более узкую медицинскую специфику, чем в главной лаборатории.

Внезапно Логан застыл на месте. Луч фонаря замер, высветив две фигуры, тихо и недвижимо стоявшие в углу помещения. В одной из них он узнал Лору Фивербридж. Она держала в руке дробовик, нацеленный на Логана. Рядом с ней стоял пожилой мужчина, очень высокий и сухопарый, с бородой цвета перца с солью и копной белоснежных волос, фото этого мужчины Логан видел на лабораторном столе. Чейз Фивербридж. Отец Лоры – разбившийся насмерть во время прогулки полгода назад.

Мгновение все трое стояли как завороженные. Потом Лора медленно опустила дробовик.

– Доктор Логан, может, вы перестанете слепить нам глаза вашим фонарем? – спросила она.

Логан отвел луч в сторону. Послышался очередной отдаленный раскат грома.

Теперь Логан понял: внезапный лай собак насторожил эту парочку и они выключили свет, надеясь, что их никто не обнаружит. Но это было единственное, что он понял. Все остальное в этой ситуации казалось лишенным смысла.

Пожилой ученый глянул на него в рассеянном свете фонаря, на лице его помимо непонятного беспокойства отразились смешанные чувства смущения и удивления.

– Ты знакома с этим человеком, Лора? – произнес он низким и звучным голосом с еле заметным английским акцентом.

– Джереми Логан. Пару дней назад он заходил в лабораторию.

– Что ж, тогда, наверное, можно включить свет, – продолжил старик. – Нет смысла разговаривать в темноте.

– Отец? – Она вопросительно взглянула на него.

– А почему бы и нет? Если бы он привел с собой подмогу, то она была бы уже здесь.

Немного помедлив, Лора щелкнула выключателем. И лабораторию залил верхний свет.

Она с легкой грустью улыбнулась Логану.

– После вашего ухода Кевин рассказал мне о необычном характере вашей научной работы. И я даже подумала, не пересекутся ли вновь наши пути? Правда, не ожидала, что это случится здесь.

– А это вам зачем? – спросил Логан, кивнув на дробовик.

– Вы, верно, так шутите? После того что произошло с Марком?

– Да, вполне справедливо. Но это же ваш отец… верно? – Логан повернулся к мужчине. – Вы Чейз Фивербридж?

Пожилой ученый нерешительно помолчал, но потом медленно кивнул. Пронзительный взгляд его синих глаз, казалось, видел Логана насквозь.

– Если вы не возражаете, – сказал он, – я, пожалуй, присяду.

Подойдя к ближайшему рабочему столу, он опустился на лабораторный стул.

После минутного колебания Лора, видимо, приняла решение.

– По-моему, мне лучше объяснить вам эту ситуацию, – сказала она. – Похоже, у меня нет выбора. Либо объяснить… либо пристрелить вас.

– Я предпочел бы первый вариант, – обронил Логан.

По лицу пожилого мужчины скользнула призрачная улыбка.