Золушка за тридцать Ёрш Ника

Веяло пафосом, наигранностью и излишней помпезностью… “Не верю!” – кричал внутренний Станиславский, а глаза тем временем искали тех, для кого мы пришли играть роль Ромео и Джульетты в опале.

– Ну вот, – тихо проговорил Эскин, провожая меня к одному из диванчиков, удачно расположенному по соседству. – Приехали. Пора показать всем нашу любовь.

Я вскинула брови, вдруг представив, как мы при всех падаем на мягкую мебель и предаемся разврату.

– Прямо так, сразу? – уточнила, чуть плотнее прижавшись к спутнику. – Сначала напои меня, красавчик, накорми, потом можешь попробовать уложить…

Он растерянно моргнул, не понимая в первые секунды, о чем я вообще говорю, потом засмеялся.

– Я что-то задумался, – пожаловался Данила. – Разрывы с любовниками плохо влияют на нервную систему, ты меня встряхивай, если что.

– Это я всегда пожалуйста.

Повернувшись к Эскину лицом, я осторожно поправила узел его галстука и, преданно заглянув в невероятной красоты глаза, пригрозила тихонько:

– Смотри только на меня хотя бы первые пять минут, пока мы здесь. А то не вижу обожания. Так твой Гарик никогда не поверит в чувства между нами.

Данила оказался прекрасным учеником.

Восхитительным прямо-таки.

Миг, и он коснулся моих волос, накрутил одну прядь себе на палец и слегка потянул на себя, заставив меня еще немного приблизиться. Оставшееся расстояние преодолел сам, так что его губы оказались у моего ушка, а шепот опалил нежную кожу:

– Слушаюсь и повинуюсь, – шепнул Аполлоша, – и поверь: мне не нужны усилия, чтобы не сводить с тебя глаз. Ты здесь самая очаровательная из всех девушек, Кир.

У меня на миг свело горло. Так приятно стало, почти до слез. Ну почему ни один натурал никогда ничего подобного не говорил? Услышь я подобное от Макса даже в любовницы пошла бы… наверное.

– Я же тебя украду и порабощу, – пригрозила Даниле, чувствуя, как екнуло от его слов сердце. – Со временем ты ко мне привыкнешь, и мы станем жить душа в душу. А наручники, которыми пристегну тебя к батарее, будут просто ради спокойствия и семейного благополучия, ты же понимаешь?

– Спокойно, Кир, меня радует твой оптимизм и сильно настораживает богатство фантазии, – Эскин снова отстранился, взял меня за руку, переплел наши пальцы и, подмигнув, уточнил: – А комплименты я говорю только будучи свободным. В быту, прикованный к семье и плачущим детям, стану толстым, злым и неблагодарным. И кудри поблекнут.

– Только не кудри, – ужаснулась я. – Ради их сохранности я готова согласиться на редкие дружеские встречи.

Мы сделали вместе не больше пяти шагов, Данила как раз обернулся что-то сказать в очередной раз, но мне пришлось чуть сжать его руку, намекая: игра начинается по-настоящему. Нам навстречу выплыла Марина Соколова собственной персоной.

Выглядела она красивой, но до меня не дотягивала. И пусть кто-то обзовет меня не объективной: я не обижусь, но знать того больше не захочу…

– Данила, – Соколова протянула свои холеные ручки к моему спутнику. – Ты здесь…

Эскин заулыбался шире прежнего, захотелось даже спросить у него, не треснут ли губы от такой доброжелательности.

– Марина Сергеевна, – приторно-сладким голосом отозвался мой спутник, сжимая свободной рукой протянутые к нему пальчики. Второй он по-прежнему держал меня. – Прекрасно выглядите, просто богично!

– Так просто или богично? Ты уж определись, а то я мучаюсь от непонимания, – засмеялась прелесть прелестная, чуть откидывая назад голову и опрометчиво открывая нашим взорам тощую шейку.

Так бы и избавила ее от мук…

– А где же Максим Сергеевич? Вам, должно быть, тоскливо совсем одной? – встряла я в их разговор, прервав поток комплиментов от Данилы.

Тот аж подавился ими, закашлялся и посмотрел на меня осуждающе. А что такого? Сценарий у нас гибкий, роли не заучены, играю как могу, а могу не очень хорошо, особенно в минуты типично женского гнева…

Соколова вмешательство в их с Эскиным флирт тоже не оценила. Нахмурившись, сфокусировала на мне несколько ошампаненный взгляд и процедила сквозь зубы:

– Мы что, с тобой, Кудряшова, подруги? Или ты, может, Максу родня? Нет? Тогда с какой радости тебе моим женихом интересоваться?

– Праздное любопытство, – отозвалась беззаботно, прижимаясь к плечу Данилы и с самым счастливым лицом разглядывая Аполлошин профиль. – Когда я счастлива, хочу, чтоб были счастливы все. Вот и все.

Эскин повернул ко мне лицо, выдал фирменный оскал а-ля “Я знаю, как очарователен, сам от себя тащусь” и подмигнул, сообщая:

– Никогда не устану чувствовать, как учащается твое сердце рядом со мной, птичка моя.

Я слегка обалдела от такой чрезмерной нежности, и даже Мариночка издала что-то вроде романтично-завистливого “А-ах”.

И тут, как назло, оркестр заиграл медленную душещипательную музыку, объявляя белый танец. Почему «как назло»? Потому что я красиво танцевать могла только напившись. Тогда же просыпался и талант к пению и вообще море делалось по колено.

– Идем на танцпол, – шепнул Данила, и глаза его загорелись ненормальным алчным блеском. – Там Гарик, он наблюдает.

Ну за что мне это?! Вот если бы не Гарик, я бы еще пошла. Но позорить Даню на глазах бывшего, наступая ему на ноги и неловко выворачиваясь в руках, было бы совсем не комильфо. А Мариночка так и стояла рядом, разглядывая нас с выражением пьяного умиления. Кажется, она поверила в силу наших чувств, что несомненно играло мне на руку, но никак не помогало Эскину.

– Я себя плохо чувствую, и хочу на воздух, – сказала, протягивая руку Аполлоши Мариночке. – Потанцуйте вы. А мне нужно немного пройтись.

Эскин нахмурился, я ему подмигнула, а Соколова, не будь дурой, тут же поволокла парня на танцпол, уговаривать не пришлось. Еще полминутки понаблюдав за их танцем, я улыбнулась и пошла к столикам, заставленным пуншем и закусками. На свежий воздух и правда хотелось, но перед этим я решила немного подкрепиться.

Закуски на приеме были потрясающе красивые, прямо-таки манящие, но попробовать их мне не удалось. Стоило потянуться к одной невероятно притягательной тарталетке, наполненной морепродуктами, как мою руку перехватил кто-то гораздо более голодный. Или злой. Или ревнивый…

– Добрый вечер, – хриплым баском проговорил Гарик, сжимая мои пальцы ни то в знак приветствия, ни то знак угрозы.

На фотографии он тоже был крупным, но наяву оказался и вовсе горой мышц, затянутых в красный пиджак на манер моды девяностых. Черная рубашка не могла скрыть стальные мышцы, кубики и всякое такое, от чего у девушек крышу сносит. Я смотрела на любовника Эскина и не могла им простить связи. Ну нельзя так! Просто нельзя. Вот же я, одинокая ценительница прекрасного, смотрю на вау-мужика, и голова кружится от понимания: не для меня он, а для Данилы.

– Вы прекрасны, – не дождавшись от меня вообще никакого ответа, продолжил говорить Гарик. – Не смог удержаться и решил познакомиться. Вы не против?

Я покачала головой и улыбнулась, осторожно отнимая у него свою руку.

– Не против, – сказала, схватив бокал с первым попавшимся напитком и осушив его в четыре глотка. Горло обожгло, глаза увлажнились, бедра радостно качнулись, предвкушая приключения. – Кира.

– Игорь. Очень приятно.

Угу, знаю я, как ему приятно: глаза полыхают от гнева, рука еще горит от его пожатия… На фиг такие знакомства, удружил мне Данила! С другой стороны – не станет же он меня на глазах у сотен людей трясти за грудки и требовать бросить его бывшего парня? Значит, можно и пошалить. Пошалить, а потом бежать-бежать и не оглядываться.

– Представляете, Игорь, у меня странное ощущение, будто мы с вами знакомы. Но никак не могу вспомнить, где вас встречала. Бывало у вас такое?

Я улыбнулась и, опершись на столик, кокетливо повела плечиком.

– Именно поэтому я и подошел, – тут же принялся врать бугай, – хотел спросить, где имел счастье вас лицезреть. Эти глаза просто невозможно забыть, я точно видел их раньше.

– Они у меня от папы, – оскалилась я. – Говорят, мы удивительно похожи…

Игорь вскинул густые брови, я растянула губы шире, демонстрируя белизну зубов и одновременно отсутствие злого умысла.

– Думаете, спутал вас с отцом? – наконец, ухмыльнулся Игорь. – Такого со мной еще не случалось.

Я пожала плечами и схватила новый бокал – во рту пересохло от переживаний. Только принюхавшись, отставила алкоголь в сторону. Не хватало еще взять в привычку напиваться каждый раз, когда иду куда-то кроме работы… Последствия уж больно безрадостные потом.

– Вам принести чего-нибудь? – галантно предложил Гарик, наблюдая за моими метаниями и не собираясь, видимо, уходить.

– Не стоит, – отмахнулась я. – Даня все сделает в лучшем виде.

Мой собеседник нахмурился.

– Это ваш… Спутник?

– Мой молодой человек, – кивнула, грациозно откидывая назад кудри.

– О… и где же он?

Игорь демонстративно осмотрелся, даже не полюбовавшись на шикарное декольте перед своим носом.

– Танцует с общей знакомой, – пояснила, тоже выискивая взглядом Эскина.

Но золотистой макушки нигде не было видно…

– Вот как, – Гарик посмотрел на меня, задумчиво склонив голову, – а вы что же? Не ревнуете совсем? Или у вас те самые, модные сейчас, свободные отношения?

– Нет, конечно, – я возмущенно причмокнула губами. – Не надо такого счастья, хватит с нас свободы. Просто я не люблю танцевать на людях. Почему вы так смотрите? Стеснительная очень, в маму. Но не заставлять же и Данилу страдать из-за этого? Он, знаете, в прежних своих отношениях просто задыхался. Не знаю, кто та стерва, но я для него стала глотком свежего воздуха. Так что пусть потанцует, а потом поедем домой, и я подарю ему приват…

Гарик закашлялся. Пришлось прерваться и заботливо ударить его по спине. Кулаком. Два раза. На третьем он успел отшатнуться.

– Лучше? – спросила, преданно заглядывая в глаза.

– С-спасибо, – прошипел он. – Хорошо с-стало.

Я покачала головой, констатируя:

– Это все грипп, скорее всего. У вас даже голос стал каким-то хриплым. Я слышу эти странные рокочущие нотки… У меня где-то в сумочке пастилки мятные есть. Поискать?

Не дожидаясь ответа, открыла прихваченный на прием клатч и сразу влезла в потайной кармашек, вынимая шелестящий пакетик. Его заботливо сунул туда Андрей, заявив, что такой красавице он точно пригодится.

– Упс, – изобразив сконфуженность, спрятала презерватив назад, подальше от разъяренных глаз Гарика, объясняя: – И здесь побывал Данила. Мы пока детей не планируем, так что вот…

Мужик снова кашлянул, я участливо сжала кулак и замахнулась. Он подавил приступ, отошел на полшага и вдруг вспомнил о делах:

– Мне нужно идти, – хлопнул себя по лбу да так, что аж эхо послышалось. – Как мог забыть про договоренность о встрече? Увидел вас, Кира, и все вылетело из головы моментально.

Я понимающе кивнула, проведя пальчиками по лифу своего открытого платья.

– Бывает, проходила такое уже. Было и правда приятно познакомиться.

Он не ответил, только скулы проявились четче, словно челюсти сжал до упора…

Проводив Гарика взглядом до входа в другое помещение, я устало выдохнула, сдула выбившиеся вперед локоны с лица и пошла к распахнутым настежь дверям, ведущим в крытую оранжерею. Оттуда же, со слов официанта, вел проход на улицу, в сад. Проветрить голову хотелось страшно и побыть одной тоже.

От неожиданной встречи и разговора с любовником Данилы настроение вильнуло в сторону, переметнувшись в итоге на депрессивный лад. Оставалось надеяться, что я сыграла все правильно и вообще весь этот фарс кому-то нужен. А еще хотелось домой, в маленькую уютную кухню с гейзерной туркой на плите, полной свежесваренного кофе…

Тоска усердно пыталась заползти куда-то поглубже в мозг, и я подумала, что после прогулки в одиночку, найду Эскина. Наигралась, пора и честь знать, как говорится.

В оранжерее было сумрачно, красиво и тепло, а вот в саду оказалось слишком холодно и совершенно не романтично. Вспомнились тут же любовные романы, где самые привлекательные сцены разворачивались как раз на заднем дворе особняков, у старых яблонь, в темных аллеях или в спрятанных от посторонних глаз беседках… Там тайно встречались парочки, чтобы обмениваться эндорфинами.

Ничего общего с реальностью. Хотя бы потому, что в книгах любовь рождалась весной, а у нас царила зима. Босоножки и платье не грели абсолютно, и мне пришлось высунуть любопытный нос обратно, закрыв двери и привалившись к ним лбом. На миг зажмурившись, я мысленно себя встряхнула и собралась возвращаться в зал. Дане настроение портить не хотелось, но смыться с этого приема стоило как можно быстрее.

Но стоило подумать последнюю мысль, как на плечи опустился теплый пиджак, пропахший до боли знакомым мужским ароматом: немного терпким, древесным… тем самым, который часто чудился, даже если Макса не было рядом.

– С ума сошла, Кудриманцева? – тихо спросил начальник. – Или решила на больничный сбежать, бросив все дела на нас с Эскиным? Так вот, я тебе работу на дом привезу, так и знай.

– Безжалостный ты, – улыбнувшись, я повернулась к шефу, удерживая его пиджак и чувствуя, как разливается по телу тепло. И правда успела замерзнуть…

– Это еще слабо сказано, – Макс нахмурился: – Ты что здесь делаешь, Кир?

– Прогуляться хотела, вот и вышла сюда.

– Нет, здесь, – он обвел глазами помещение, кивнул головой в сторону зала, откуда снова раздавалась медленная музыка. – На приеме.

– А, ты об этом… Эскин пригласил, – пожав плечами, я пыталась изобразить равнодушие, а сама жадно смотрела за реакцией Макса. Не знаю, что хотела увидеть, но отвести взгляда не могла.

– Эскин… – эхом повторил начальник, и на лбу у него залегла упрямая складка. – Как меня раздражает этот твой дружок.

– С чего бы это?

– С того! – он нервно посмотрел в сторону парочки, замершей в проходе. Те о чем-то говорили, и им не было до нас никакого дела, но шеф схватил меня за руку и потянул за собой. – Ты не спешишь? Вот и отлично…

Он отправился вглубь оранжереи, даже не удосужившись узнать мое мнение на этот счет.

Впрочем, я не возражала; с ним стало тепло и хорошо, потому меньше всего хотелось бежать прочь.

Мы зашли за колонны, увитые чем-то вроде плюща и там остановились, совсем скрытые от чужих глаз. Задумчивые, молчаливые и немного растерянные. Или растерянной была только я?

В оранжерее царил полумрак и появилась легкая прохлада, за окнами и вовсе нависла тьма – там зима кружила вьюги, пугая прохожих колючим морозом.

А у меня в душе начиналась весна. Не та весна, от которой кружит голову любовь, а та, где много сомнений, сносит крышу от желания начать новую жизнь и еще… хочется на ручки.

Впрочем, так уже бывало рядом с Максом.

В последнее время, стоило ему оказаться близко, как настроение поднималось, либидо пробуждалось, а губы сами растягивались в улыбку. Он нравился мне с первого дня знакомства, но до корпоратива у меня и мысли не возникало о возможности нашего романа. Близкие по духу люди – да, редкий вид прекрасного взаимопонимания между работодателем и подчиненной – тоже о нас. Но не секс же? Он ведь занят другой женщиной, а я очень стараюсь стать серьезной и ответственной. Только старания все насмарку уходят, когда шеф смотрит так, как сейчас…

– Согрелась? – тихо спросил Минаев, поправляя на мне ворот своего пиджака.

От его прикосновений было и сладко, и горько. Я не знала, чего ждать дальше, понимала, что это все недолговечно, но просто не в силах оказалась прекратить.

– Да, – ответила, стараясь не отводить взгляд и проявить твердость характера. Я не хотела роль любовницы! Нет, нет и еще раз нет. – Нужно возвращаться в зал.

– Зачем?

Он не убрал рук с пиджака, продолжая стоять близко-близко.

– Потому что нас могут искать, – не выдержала – первой отвела взгляд, чтобы заметить шикарный розовый куст слева. Он рос в большом глиняном горшке и стоял на низком столике, распространяя вокруг чудесный аромат.

– Кир, – Макс не дал отвлечься надолго, – ну кому мы там нужны? А если и нужны, то, признайся: нам и здесь неплохо.

Он осторожно коснулся моего лица, погладил подбородок большим пальцем и потянул на себя. Я повернула голову, подчиняясь молчаливой просьбе.

Снова наши взгляды встретились, и в груди все сжалось в тугую пружину от сладкого томительного предвкушения. Я знала, что последует дальше. Умом понимала, как нужно поступить, но сердце… мое сумасшедшее сердце так радовалось этой маленькой весне…

Губы Макса оказались близко к моим, не целуя, а лишь едва-едва касаясь, когда он шепнул:

– Я все думаю о тебе, Кир. И днём, и ночью… Не убегай.

Убегать? Я и не собиралась. Не сейчас, милый мой… Сейчас я просто не способна на разумные поступки.

Нас разделял всего миллиметр, а может, и меньше, но Макс дал мне право решить самой, преодолеть расстояние или оставить все как есть, отшутиться, увернуться… Я прикрыла глаза, чувствуя его дыхание на своей коже. Обняв его, жадно прижалась губами, понимая, что это и есть самое правильное. И плевать на весь остальной мир. Я устала запрещать себе думать о нем и страдать без него. Врать себе – худшее из занятий.

Поцелуй должен был придать новых сил, только и всего. Но дал он гораздо больше: неразбавленное, концентрированное счастье разлилось внутри, возрождая оптимизм, погребая под собой страхи.

Макс гладил мою спину, прижимал к себе, целовал, и я плавилась в его руках, превращаясь из грубого куска металла в нечто новое, хрупкое и ранимое.

Губы Минаева переместились на мою шею, руки чуть приспустили лиф платья. Левая грудь была сжата в мужской ладони, правой рукой он гладил мои бедра, придвигая к себе и заставляя почувствовать всю силу его желания. Я застонала, прикусила нижнюю губу и чуть откинула назад голову, подставляясь под поцелуи, мечтая о том, чтобы время замерло здесь и сейчас.

– С ума от тебя схожу, – шептал Макс, сминая мое платье, задирая его вверх, раздвигая мои ноги своей ногой. – Хочу тебя, Кир, как никогда никого не хотел. Девочка моя…

– Макс, – простонала в ответ, впиваясь руками в его плечи и тут же отпуская их. Пробралась ниже, нашла пряжку его ремня, потянула на себя и…

Заиграла музыка.

Нет, не в моей голове и не в зале с кучей гостей. Это ожил его телефон.

Запел речитативом Баста, и мы оба вздрогнули от неожиданности. И все. Будто прекрасный сон закончился от того, что в лицо плеснули холодной воды. Наваждение спало. Макс потянулся к карману брюк, при этом хмурясь и продолжая удерживать меня рядом одной рукой.

– Не уходи. Черт, – проговорил, разглядывая высветившийся на дисплее номер, – надо ответить. Это срочно.

Он посмотрел на меня, сделав виноватое лицо, прижал палец к губам и приложил телефон к уху, чуть отвернувшись:

– Слушаю.

А я просто стояла и смотрела на него, понимая, насколько все это неправильно, не к месту, не то и не так. Быстро поправила платье, нашла на полу сумочку, выброшенную на пике страсти за ненадобностью, стащила с себя пиджак и, вернув его Максу в руки, сделала попытку уйти.

Он схватил меня за локоть. Злой, брови свёл вместе, во взгляде молнии.

– Я услышал вас, Валерий Михайлович, – проговорил в трубку, не отпуская, – и завтра готов обсудить все от и до. В любое удобное для вас время и…

Его прервали. Мужской голос стал что-то доказывать, а в оранжерею вошла целая толпа людей. Радостно переговариваясь, они, судя по голосам, шли в нашем направлении, и я дернула на себя руку. Макс отпустил.

Замер и смотрел, как ухожу, продолжая слушать невидимого собеседника. А у меня болел локоть, на котором ещё чувствовались пальцы Минаева… "Синяки останутся после этих приключений, – подумала я, выбегая из сумрака галереи. – И не только на коже".