Бизнес и/или любовь. Шесть историй трансформации лидеров: от эффективности к самореализации Лукина Ольга

— Я не считала. — Ее голос прямо зазвенел в кабинете. — Вакансии всплывают периодически. Но на позицию ниже, чем управляющий директор, я не пойду. Разве не понимаете? Кем я только не поработала за свою жизнь: и бутылки в аптеке мыла, и порошки фасовала, лекарства продавала и закупала. На неинтересные предложения просто не откликаюсь. В моей отрасли не так уж и много мест, адекватных моему запросу. Специалистов моего уровня — по пальцам пересчитать. Все на виду.

— А, так значит, за полтора года вы получали много предложений, но интересных для вас было только три. Вы ждете, когда на рынке вакансий появится именно то место, которое будет соответствовать вашему уровню и требованиям. Порой это занимает время. Чем выше должность, тем сложнее найти нужную вакансию. Что же касается трех состоявшихся отказов, то с выводами о «черном списке» я пока не готова согласиться. Вы не думали, что в каждом случае отказу могли служить разные и независимые причины?

— Какие, например?

— Возможно, вы слишком квалифицированны или слишком дороги… А возможно, потенциальным работодателям был не очень комфортен ваш стиль общения и ваш эмоциональный настрой.

— С чего это вы взяли? — поинтересовалась моя клиентка прямо-таки с детской непосредственностью.

— Только из собственного опыта общения с вами. Я предполагаю, что вы не очень заботитесь быть уважительной и вежливой по отношению к собеседнику. Не все люди готовы это терпеть. Особенно выбирать такого человека на позицию руководителя в своем бизнесе. Вы сейчас враждебно настроены к миру, и это трудно не почувствовать.

— У меня нет оснований любить этот мир, — зло заявила Галина.

— Мы с вами встречаемся второй раз. Первую нашу встречу вы посвятили преследованию Артура и заодно меня, увидев первый раз в жизни. Сегодня наша вторая встреча. Вы настойчиво продолжаете делать то же самое, только сегодня объектами для обвинения выступают ваши коллеги. Кто из окружающих вас людей будет следующим? Почему вы так настойчиво выносите причину неудовлетворения своей жизнью вовне?

Галина посмотрела на меня почти с ненавистью. Ее глаза сверкали, щеки порозовели. Высокая грудь вздымалась от сильного волнения. Я выдержала ее взгляд. Удивительно, но меня ее поведение больше не задевало. Я больше не ощущала в ней никакой угрозы. Я ощутила себя свободной.

Не знаю, что произошло в эти мгновения, не могу достоверно объяснить. Но каким-то невероятным образом она считала мой спокойный, доброжелательный и твердый настрой не спорить, но и не соглашаться с ней. Я просто отражала ей несоответствия и отсутствие достаточных доводов в тех умозаключениях, которые она почему-то считала истинными.

Галина молчала. Ерзала всем своим крупным телом в кресле. Потом начала расправлять блузку. С лица куда-то делась воинственность. Было видно, что такая коммуникация для моей клиентки была некомфортна и очень непривычна. Еще бы! Ведь она лишилась абсолютной власти. Но она поняла, что я готова отпустить ее с миром, если она не начнет со мной сотрудничать. Выбор был за ней.

Хозяйка жизни

…К парадным воротам подъезжала одна машина за другой. Нарядно одетые люди с охапками цветов собирались группой в центре старого сада. Под пышными зелеными кронами расположились столы, накрытые белоснежными скатертями. Разнообразные яства соблазняли гостей ароматами. Долгожданный, чудесный день в конце мая. Весеннее солнце ласкало свежие зеленые листья и гостей теплыми лучами. Птицы пели, почти не замолкая. В воздухе было разлито ощущение торжественного праздника. Прямо ожившая сцена из фильма «Крестный отец».

Наконец появляется главная фигура, и все приходит в движение. Сегодня Галине исполнилось сорок пять лет. Все эти многочисленные люди приехали поздравить ее с днем рождения. Они обнимают ее, говорят душевные слова. Кто-то говорит ей о большом уважении, кто-то искренне благодарит ее за помощь, кто-то восхищается ее душевной щедростью и отзывчивостью. Она громко и заливисто смеется и выглядит человеком, который сегодня получает от жизни все, что хочет. Сегодня она Хозяйка жизни.

Могла ли Галина предположить даже в самом страшном кошмарном сне, что всего три года спустя она окажется сидящей в кабинете психотерапевта, озлобленная и раздавленная депрессией, потерявшая все и думающая о смерти как об освобождении?

Вот уж поистине пути Господни неисповедимы.

Галина родилась и всю жизнь до переезда в Москву прожила на Алтае. Вместе с мужем они владели крупной сетью аптек, которую выстроили с нуля. Жили в собственном красивом доме на берегу заповедного озера. Были успешны и вполне довольны жизнью.

Галина — хозяйка собственного дела, мать, жена, образцовая невестка, дом, полный гостей, шумные застолья, верные друзья, рестораны и театры, путешествия. Моя нынешняя клиентка имела деньги, была известным и уважаемым человеком в своем краю — лучшего нельзя было и желать. Но Галина желала. Она все чаще заглядывалась на Москву. Ее манили масштабы и большие деньги. В своем краю ей было уже тесно. И в один прекрасный момент она приняла предложение возглавить подмосковный фармакологический завод. Решила, что приобретет связи, которые помогут ей выйти на московский рынок как предпринимателю. Взялась за дело засучив рукава. Наладила производство. Трудилась сутками, с чудовищным перерасходом сил, выкладывалась на двести процентов, как она выразилась, «на адреналине». А потом вдруг поняла, что владелица завода Кира цинично использует ее.

— Я для нее была, как эти… — она прищелкнула пальцами, — «двое из ларца, одинаковы с лица». Должна была выпрыгивать из коробки по первому требованию со словами «что хочешь, хозяин?». Знаете, откуда у нее завод? От мужа-олигарха, — сама же ответила Галина. — Он нацелился на развод, решил Киру слить. А она не дура. Послушалась совета своего адвоката купить на мужнины деньги убыточное предприятие, решила, что реанимирует завод, выйдет в плюс и обеспечит себе нормальную жизнь на случай, если останется одна. Вышла на меня через знакомых. А я что? Завод не подниму? Подниму. И подняла. Только, как выяснилось, меня взяли и директором, и психотерапевтом по совместительству.

— Что вы имеете в виду?

— Кира — стоматолог по образованию. Но она никогда в своей жизни не работала и не собиралась. Она и не думала вникать в производственные процессы. Почти каждый день, приезжая в офис, она ставила подписи в бумагах, едва на них взглянув. Она почти не слушала мои доклады о стратегиях и инновациях, без вопросов соглашалась на какие-то траты или возникшие потери.

— Получается, что она вам безгранично доверяла и даже не контролировала?

— Все было в моих руках. Я могла ее раздеть… если бы захотела! — добавила Галина. — Но меня это никогда не интересовало. Я привыкла зарабатывать деньги честно.

— А что же интересовало ее?

— По сути, ее не интересовало ничего, кроме мужа и гипотетического развода. Кира стремилась к одному: поскорее остаться со мной наедине, схватиться за сигарету и часами изливать и изливать душу. То она боялась, что свекровь ее отравит, то она боялась, что сама свекровь зарежет. А у меня в цехах — проблемы, с поставщиками — проблемы, «хвосты» в судах, партии сырья на растаможке, телефоны разрываются целый день, к вечеру горло болит, будто его об асфальт драли, ноги отекают, сил нет. Я каждого сотрудника через три месяца знала в лицо. За каждого лично отвечала. Вы представляете? Мне к девяти вечера — в душ и упасть. Я неделями не могла вырваться элементарно к стоматологу. О таких вещах, как театр или что-то там такое… И не помнила даже! И вместо того чтобы хотя бы иногда отдохнуть, поспать, я сидела и работала Кириным психотерапевтом. В какой-то момент почувствовала — край, все, не могу. Подняла вопрос. И что вы думаете? В одну секунду я стала плохой. И хитрая, и двуличная, и неблагодарная! До этого всем была хороша — только на моих советах ее психика и держалась, а так уже давно в психушке была бы.

Но стоило мне попросить глоток свободы — сразу на дыбы. Алчной меня назвала. А я, между прочим, за всю жизнь не украла нигде ни одной копейки. Эта дура подписывала все бумаги, не читая! Да если б на моем месте сидел алчный человек, Кира уже бы без трусов осталась. И без мужа, кстати. Каково? Это я — алчная! — Галина никак не могла успокоиться и пошла на очередной круг.

Она снова откинулась в кресле, скрестила руки и нервно, с надрывом повела головой. К щекам ее прилила кровь. Глаза блестели. Она дышала, раздувая ноздри. И в такт дыханию поднималась ее пышная, выдающаяся грудь.

— Вот так я и попала в черный список, — закончила в своем стиле Галина.

Я многое видела в своей практике, но чтобы человек так искренне верил в свою могущественность и так категорически обесценивал способность других людей справляться с жизнью самостоятельно, — пожалуй, было всего только пару раз. Я была под сильным впечатлением. Галина в своем воображении сначала создала себе пьедестал не просто важности, а жизненной необходимости для своей работодательницы, а потом сама же с него с грохотом упала. За это падение она возложила всю вину на Киру и теперь упивалась своей праведной ненавистью.

Сейчас моя клиентка решительно не могла объемно посмотреть на свое партнерство с Кирой. А мне оно показалось обоюдно выгодным. Кира получила надежного руководителя для своего бизнеса, а Галина — бизнес практически с безграничной властью. На определенном этапе для них обеих это были уникальные возможности. Но то, как эти возможности Галина использовала для своих целей, — это уже был вопрос к ней.

Медленное самоубийство

Я делала заметки в своем блокноте. Да, Галина крайне специфически воспринимала реальность. Точнее, она специфическим образом искажала ее. Эта сильная женщина безотчетно смещалась в роль пострадавшей. Она ощущала себя Жертвой злого и коварного умысла людей. А затем начинала яростно их за это обвинять.

У меня оформилась первая терапевтическая гипотеза: моя клиентка обвиняла обстоятельства скорее не потому, что они вредили ей, а потому, что переполнявшие ее обида, глубокое разочарование и негодование терзали ее. Вся эта адская смесь требовала выхода наружу. Похоже, моей клиентке просто нужен был внешний образ врага. Почему? Что же на самом деле произошло в ее жизни? Я пока никак не могла даже подступить к этому исследованию.

Она заявляла, что хочет выйти из депрессии, точнее, чтобы я ее вывела из этого тягостного для нее состояния. Но сама, похоже, не собиралась прикладывать усилия к своему выздоровлению, размышляла я. У меня складывалось впечатление, что в реальности Галина бессознательно делала все, чтобы только еще глубже завязнуть в своей депрессии. А глубже было уже некуда. Еще чуть-чуть, и она либо кого-то разорвет на части, либо разрушит изнутри себя.

— Галина, как правило, в отношениях два участника делят ответственность пополам за результат. За прошедшие полтора года вы когда-нибудь пытались оценить свою долю ответственности за то, как сложилось ваше партнерство с Кирой? — начала я нашу следующую встречу сразу после приветствия.

Лицо Галины выразило недовольство, ей явно не хотелось развивать эту тему.

— Мне не хотелось думать. Мне вообще ничего не хотелось. А Кира — редкостная сука. Я не изменю свое мнение.

— Очень жаль! Я пока так и не знаю, что на самом деле стряслось в вашей жизни, но что бы то ни было, вы — автор своей судьбы. Окружающие вас люди — это только герои и декорации к спектаклю, который вы ставите по собственному сценарию. Винить кого-то в том, что режиссер и главный герой нашел себя после былого величия у «разбитого корыта», просто не имеет смысла. Если вы и дальше будете упорствовать в своей позиции, то чего вы тогда ждете от меня?

— Я давно уже ничего и ни от кого не жду. Все жданки проела.

— Не лгите себе. Если вы приходите в мой кабинет — значит, ждете. Но я не волшебник, чтобы чудодейственным образом вас исцелить.

— А жаль! — с язвительным сарказмом резко заметила Галина.

— Я смогу вам помочь, если только вы решите разобраться в том, как вы сама себя завели в такую глубокую депрессию. Неосознанно, конечно. По каким-то причинам вы себя не услышали и сами отняли у себя что-то жизненно важное. Настолько важное, что жизнь потеряла вкус. Вы теряете драгоценное время на обвинения и ненависть, и при этом, заметьте, вы не то что не продвигаетесь вперед, напротив, вы полтора года сползали вниз. И теперь достигли «дна колодца». Дальнейшее бездействие для вас опасно.

— Почему? — вдруг с удивительным безразличием спросила Галина, а потом тихо, в несвойственной ей манере продолжила: — Я устала. Мне просто хочется иногда замереть. Совсем.

— Я понимаю ваше отчаяние! Тратя свои силы на обвинения других людей, вы не отвечаете себе на главный вопрос: что вам на самом деле очень нужно? Не понимая, вы не можете себе это дать. А потребность, подчеркиваю, — жизненно важная. Представьте себе путника, который отправился в путь с неверной картой, сбился с пути и оказался в пустыне без воды. С каждой минутой его тело угрожающе теряет жидкость. А он, вместо того чтобы думать о том, где взять воду, лежит и бранится на каких-то людей, на судьбу, на Господа Бога. А время угрожающе работает против него. Надежда на спасение тает. Еще в середине прошлого века мой замечательный коллега, профессор психиатрии Олег Васильевич Кербиков, дал глубокое определение депрессии: «Депрессия — это безнадежность, спроецированная в будущее».

— Очень точно сказано, — как-то необычно задумчиво проговорила моя клиентка.

Воцарилась пауза. Галина то ли рассматривала гравюру на стене, то ли просто скользила взглядом по кабинету. Она не смотрела на меня. «Наверное, момент для прояснения настал», — подумала я.

— Галина, я не стану вас уговаривать. Мы можем расстаться прямо сейчас, — спокойно, но очень твердо сказала я.

— Почему? — искренне удивилась Галина.

— Я догадываюсь, что, по вашему сценарию, я должна стать следующей персоной, в которой вы будете глубоко разочарованы. Находясь в своей главной роли обвинителя, вы скорее всего обвините меня в полной бесполезности и плюс к этому потере своего времени и денег. Возможно, вы даже возложите на меня ответственность за ухудшение состояния своего здоровья или даже смерть. Скажу вам прямо, меня такая перспектива совсем не вдохновляет.

Галина посмотрела на меня хитро, но без агрессии. Я почувствовала какую-то тонкую нить, которая еще не образовалась, но только наметилась между нами. Кажется, я раскрыла тайный замысел ее «внутреннего ребенка», который сильно страдал и готов был умереть, чтобы кого-то жестоко наказать.

— Галина, карты раскрыты. — Я положила перед ней лечебный контракт и ручку.

Она нехотя взяла ручку. Медлила. А потом вдруг решительно начала писать в разделе «Цель»: «Хочу выяснить настоящие причины своей депрессии, что мне на самом деле нужно. Без чего я умираю?»

Но это было еще не все. Я показала ей глазами на следующий пункт. Галина снова замялась в нерешительности. В графе было написано: «Ни при каких обстоятельствах, какими бы сильными эмоциями я ни была охвачена, — я не лишу себя жизни». В следующее мгновение она поставила свою размашистую подпись.

Переезд в гроб

И вот я снова осталась в тишине своего кабинета с блокнотом и карандашом. Мысли разбегались. Я встала и подошла к окну, там кипела жизнь. Люди куда-то спешили по Тверской, машины нетерпеливо стояли в бесконечной пробке. Было видно, как в «Чайхоне» на другой стороне улицы люди подтягиваются к ужину, официанты шустро снуют, показывая гостям столики.

Казалось, что большинство людей просто живет, не задумываясь о хитросплетениях своих внутренних мотивов.

Мне не давал покоя вопрос: что побудило мою клиентку предпринять столь радикальные перемены в своем бизнесе и жизни в целом? Галина говорила много и эмоционально, но, по-моему, и сама до конца так и не поняла, что она сотворила со своей жизнью, а самое главное — чем ей пришлось за это заплатить. Получалась странная картина. Галина была на пике своего предпринимательского успеха. Она решала возникающие проблемы в своем бизнесе, ладила с администрацией края. В определенный момент Галина поняла, что зарабатывает денег больше чем достаточно. Но жизнь без развития она себе не представляла, и встал вопрос о дальнейших инвестициях. Дочь Полина заканчивала школу. По мере приближения к выпускному классу тема столицы затрагивалась все чаще: предполагалось, что московские вузы — вне конкуренции.

Полина планировала поступать в МГУ. Родители всецело ее поддерживали. Но склонялись к тому, что переезжать надо всей семьей. Вернее, склонялась Галина. Я уже начинала понимать, что зачастую решения, которые считались семейными, на самом деле были решениями Галины. Получалось, что за концепцией переезда вырисовывались две основные причины. Первая — Галина видела в Москве перспективу открыть новую страницу бизнеса, вторая — быть рядом с дочерью. Галина сомневалась, что Полина справится с самостоятельностью, боялась, что без семьи девочка пропадет. Но при чем тут тогда наемная работа? Более того, зачем нужно было работать на износ? Здесь видимая логика пропадала. Я чувствовала, что было еще что-то смутное, но важное в переживаниях и мотивах Галины. Но что?

Еще больше вопросов, чем сама цель переезда, вызывал у меня план по его реализации. С этого момента начинался сюр. Материализацию идеи Галина начала с покупки дорогого и большого участка под строительство дома на западе Москвы.

Муж Галины Олег, насколько мне удалось прояснить, пытался возражать такому размаху жены. Предлагал начинать «завоевание Москвы» со спокойного и стратегического развития нового бизнеса. Идею покупки дорогой недвижимости в самом престижном районе Подмосковья он считал преждевременной. Вероятно, у него были какие-то соображения и опасения. Но затем, с необъяснимой для меня поспешностью, он отошел от алтайских дел и уехал в Москву первым — строить дом. Следом за отцом в Москву уехали Полина и свекровь Галины.

Предполагалось, что Полине лучше будет окончить одиннадцатый класс в столице. Девочке надо было заранее присмотреться к университету. Пойти на подготовительные курсы и начать заниматься с хорошими репетиторами. Галина осталась на Алтае и начала готовить бизнес и недвижимость к продаже. Возникли непредвиденные трудности с продажей части бизнеса, не все документы оказались в порядке. Больше двух лет моя клиентка жила на два города. Летала к мужу и дочке.

Оказалось, что прощаться с родным краем и с собственным бизнесом не так просто. Она была привязана к своим аптекам и своим сотрудникам. За многие годы ей удалось построить проверенную команду. Практически они были тоже частью ее семьи. Но в то же время тоска по мужу и по дочери нарастала. В родном городе Галину окружали друзья юности. Однако теперь, приходя в компанию, вместо того чтобы отдыхать и веселиться, она замечала одно: все были по парам, у всех были крепкие семьи, а место рядом с ней пустовало. Дома тоже больше никто не ждал.

Галине уже нестерпимо хотелось к родным. Полина окончила школу, поступила в университет. А переезд Галины все откладывался и откладывался на неопределенное время. Недвижимость не продавалась. Потребовалось заново оформлять некоторые правоустанавливающие документы. Существенная часть денег оказалась замороженной. В то же время московская стройка разворачивалась и требовала все больших вложений сил и денег. Грандиозные планы Галины рушились на глазах. Она нервничала и почему-то сильно злилась на мужа. Напряжение в семье нарастало. И вдруг в один прекрасный день раздался судьбоносный телефонный звонок: на Галину через общих знакомых вышла Кира. Звала возглавить завод, предложила очень хороший контракт.

— Зачем вам вообще нужен был этот контракт? — аккуратно спросила я.

В карих глазах Галины мелькнуло беспокойство.

— Это было более чем кстати! Я чувствовала, что теряю какую-то динамику. Не знаю, как объяснить, мне жизненно важно было какое-то большое новое дело, новые контакты… Мне нужен был вызов.

— Галина, а почему вы не начали развивать, как и хотели, в Москве собственный бизнес. Разве это не челлендж?

Щеки Галины покраснели, она шумно заерзала в кресле. Глотнула воды. Ее беспокойство видимо усилилось.

— Так я решила, — заявила она, как отрезала, и посмотрела на меня грозно. — Что вы докапываетесь прямо как следователь!

— Галина, мне кажется это не очень вежливым с вашей стороны, — твердо осекла я свою клиентку. — Более того, вы сейчас саботируете цель своего контракта на терапию. Мы договорились с вами разобраться в причинах вашей депрессии. Это единственная причина, по которой мы с вами сейчас здесь находимся и пытаемся собрать из разорванных фрагментов целую картину. Мы можем вернуться к нашей работе?

— Да! Извините, я не хотела быть невежливой. — Воинственность в настроении Галины спала. — Я… не знаю. Я не знаю, почему я приняла тогда это предложение. Олег тревожился. В Москве тут таких умных, как я, — пруд пруди. Все хотят открыть дело, и все стекаются в столицу. Причем сюда едут лучшие. Плюс, понимаете, я здесь — чужак. Местных правил игры не знаю. Больших связей и знакомств — нет. А я уж не девочка, тяжелый долгий старт не для меня. Ну, в общем…

— Галина, вы испугались масштаба собственного замысла? — прервала я ее аккуратно, но прямо.

— Странно об этом говорить, — она замялась. Снова заерзала в кресле. — Но, наверное, я чего-то боялась. А здесь, с заводом, все было ясно.

— И вы рассчитывали, что это будет временным, переходным этапом? — еще раз уточнила я.

Галина кивнула.

— А дальше вы все знаете. Пахала, как шахтер. Я ведь не умею работать вполсилы. Поставила производство, сделала завод прибыльным… и ушла. Деньги на Алтае частично так и зависли. Отделка дома продолжается ни шатко ни валко. Мне вообще было не до дома в последнее время. Олег тоже потерял к нему интерес. Он начал играть в компьютерные игры. День и ночь стреляет в захвативших планету ящеров, в общем… Такое можно выдержать? Я переехала в Полинкину квартиру. Лежу теперь под низким потолком. Темно. Как в гробу. Лежу и думаю: за что мне все это?!

Я понемногу начинала чувствовать и понимать свою новую клиентку. Из-под роли воинствующей обвинительницы чуть проглянула живая женщина, которая может чего-то бояться, ошибаться. Впервые за наше знакомство я очень отчетливо ощутила к ней сочувствие.

Галина готовилась «победить Москву», но каким-то непостижимым образом приготовила себе гильотину. Я, как антенна, начала улавливать ее детские страхи, которые вторглись в ее сознание и сломали ее железную логику. Да, похоже, в Галине уживался удивительный в своей парадоксальности и сложности клубок противоречий. Я испытала беспокойство за ее состояние. Пока мне доводилось видеть ее либо в ярости, либо в каком-то отрешенном, апатичном настроении. Ее все еще сильно волновали поступки Киры, но в то же время ее все еще по-настоящему не беспокоили настоящие и очень серьезные проблемы, которые касались ее здоровья и ее жизни. Она почти не спала, а ела, не ощущая вкуса пищи. Каждый вечер она выпивала бутылку красного вина и испытывала сильные боли в спине. Галина понимала, но не осознавала, что теряет семью и не может найти в себе сил не то что начать новый бизнес, а даже просто привести себя в порядок и выйти на улицу. Она рассказывала о себе с безразличием, как о чужом, далеком человеке, оставшемся в прошлом.

Моя дочь — дура

Полина отключила будильник и снова упала в подушку. Как всегда, она встала в самый последний момент и заметалась по квартире. Орудуя зубной щеткой, свободной рукой она шарила в настенном шкафчике — искала фен. Второпях поленилась закрутить крышку шампуня, а потом, задев полотенцем, опрокинула бутылочку. Шампунь пролился.

Убирать было, естественно, некогда. Полина просто бросила на пятно половую тряпку. Оставив кофе на плите, занялась раскладыванием гладильной доски. Кофе убежал. Весь дом мгновенно наполнил запах горелого. Галина наблюдала за типичной картиной с нескрываемым раздражением.

— И так каждый раз! Каждый божий раз! Неужели взрослая девушка не может встать вовремя и спокойно собраться? — спрашивала Галина, метая искры из глаз.

— Физически, конечно, может, — с легкой улыбкой ответила я на этот классический вопрос, который задают разочарованные родительницы. — Но что по этому поводу думает и чувствует сама Полина? Она расстраивается или злится оттого, что не может встать вовремя? Она понимает, что ее опоздания создают прежде всего ей самой в жизни проблемы?

— Да ничего она не понимает. Только огрызается. Так мало того! — воскликнула Галина и по обыкновению хлопнула себя по коленке. — Взбесило-то меня даже не это, а то, что она попросила денег. Отец дал ей месячные деньги неделю назад. А денег уже нет. Это притом что на еду и на быт она ничего не тратит. За жилье — не платит. Куда деньги делись? Испарились? А очень просто! Оказывается, пошла с ребятами в клуб. Ей, видите ли, было грустно. А друзья ее — золотая молодежь. Они не в какой попало клуб ходят, а туда, где чашка кофе стоит как билет на самолет! И косметика у нее вдруг какая-то кончилась. Заказала по интернету. Мама — дай.

— А у вас есть твердые договоренности с Полиной по сумме денег, на которую она может рассчитывать каждый месяц со стороны родителей?

— Она никогда в эту сумму не укладывается! — махнула в сердцах рукой Галина.

— Галина, а ваша дочка сама что-то зарабатывает?

— Нет, она же пока учится.

— Насколько я помню, она заканчивает университет в этом году? Многие студенты уже начинают работать в это время.

— Да, она заканчивает свою горе-учебу, но что будет дальше, непонятно. Факультет культурологии профессии не дает. Чтобы кем-то стать в этой жизни, нужно учиться дальше и пробовать себя.

— А у Полины есть уже какие-то идеи по поводу своего будущего?

— Какие-то разговоры про арт-выставки, аукционы… Ничего конкретного, на что можно опереться. Она вообще, по-моему, не думает о том, что деятельность должна приносить заработок!

— А вы с ней разговариваете об этом?

— Естественно! — с ударением воскликнула моя клиентка. — Спрашиваю ее: как она собирается жить? Как собирается жить дальше человек, который, получив месячные деньги, тратит три четверти суммы в первую неделю?

— Что она обычно отвечает вам?

— Ничего! Начинает плакать и кричать: я ее, видите ли, достала нравоучениями. Не хочешь давать денег, говорит, так не давай. Говорит: переживу!

Нервное возбуждение Галины ощутимо нарастало, она вздрагивала, ей не сиделось. Казалось, что она вот-вот подскочит и начнет метаться по кабинету.

— Вот не дура ли?! Как можно настолько неадекватно относиться к деньгам? Да даже не к деньгам… А вообще — к жизни! И зачем она университетское образование получала? В голове не укладывается… Человек почти с дипломом о высшем образовании не может поделить шестьдесят тысяч на тридцать один день.

— Галина, я внимательно слушала вас, задавала уточняющие вопросы. Вы заметили, что вы в течение всей нашей сессии обвиняете свою дочь?

— Потому что моя дочка — дура.

— Полина, несмотря на двадцать два года, судя по вашим рассказам, еще не стала взрослым и ответственным человеком. Когда ей чего-то не хватает, она тут же обращается к маме и получает желаемое, правда, и упреки в придачу. Видимо, она привыкла к такому порядку вещей?

— Конечно. Несмотря на то что мы разругались, я оставила на комоде нужную сумму.

— Галина, а зачем вы это сделали?

— А как? Она ж зеленого цвета, не дашь ей денег, она на самом деле не пойдет обедать, не будет есть.

— Вам становится ее жалко?

— Ну конечно! Это же мой единственный ребенок.

— Итак, вы жалеете Полину, но даете ей деньги, с которыми, по-вашему, она поступает неразумно. То есть вы даете ей возможность поступать неразумно. А потом обвиняете ее в безответственности и расточительности. Я разделяю ваше стремление подтолкнуть дочь к взрослению, привить ей чувство ответственности и самостоятельности. Но я совершенно не согласна с той стратегией, которую вы используете. Она неэффективна, даже разрушительна.

— А что не так? Что такого ужасного я делаю? — изумилась Галина. — Я ж ее не оскорбляю… просто говорю, что…

— Вы регулярно даете ей понять, что с ней не все в порядке. Вы формируете у нее комплекс неполноценности. Как она потом может проявлять в жизни адекватность, если считает сама себя глупой и не приспособленной к жизни?

— Секундочку! — Галина вскочила и начала ходить по кабинету. — Человеку далеко за двадцать. Она не видит элементарных вещей! Мы не бедные люди, но сейчас нет тех огромных доходов, какие были раньше. Это ясно как день. Она не понимает?

— Видимо, нет, — твердо ответила я. — И это в большой степени ваша ответственность. Галина, вы обвиняете Полину в том, что она просит у вас денег, в том, что она не может остановиться и рассчитать траты самостоятельно. А вы ее когда-нибудь этому учили?

На полминуты Галина застыла и совершенно потерялась. Она смотрела перед собой, часто моргая. То ли думала о чем-то, то ли, наоборот, не думала, не могла, потому что чувствовала слишком сильное смятение. Наконец она очнулась.

— А меня, думаете, этому кто-то учил? — Она уже не говорила. Кричала. — Думаете, мне кто-то давал уроки в детстве по управлению финансами?

— Галина, скажите, вы тоже выросли в финансово благополучной семье? Родители многое вам позволяли?

— Да нет, что вы! У меня до пятого класса было две юбки и два платья. А первые джинсы я себе купила сама — когда заработала первые деньги. Полы в аптеке мыла. Вот такое благополучие. — В какой-то момент голос Галины задрожал.

— Это ответ на ваш вопрос. Вас научила управлять деньгами сама жизнь. Вам приходилось быть ответственной и расчетливой. Судя по всему, вам приходилось очень не сладко. Но в этой не сладкой жизни были и плюсы: вы, видимо, рано повзрослели.

— С этим не поспоришь, — сказала Галина уже спокойнее.

Волна ее агрессии явно схлынула.

— Вы когда-нибудь задумывались, как непросто приходится детям, которых родители растят в полном материальном благополучии? У них есть все, что им хочется, — все, что им нравится из стоящего на витринах, — и ценность денег в их представлениях сильно искажается. И они в этом не виновны. В таких случаях адекватность и ответственность в детях должны воспитывать родители. Необходимо построить в семье разумную систему возможностей и ограничений и учить ребенка ценить деньги и труд.

Галина заметно приуныла. Что-то в моих словах оказалось болезненным, что-то сильно расстроило ее. Она молчала.

— Галина, сейчас действительно нужно помогать вашей дочке взрослеть, но совершенно другими способами. Вы ее то обвиняете, то жалеете. В обоих случаях вы сильно повреждаете ее человеческое достоинство и веру в себя. Это тупик. И, наверное, самый лучший способ — дать ей возможность жить самостоятельно. Что вы об этом думаете?

Ответа не последовало. Галина как будто смотрела куда-то вдаль. Уголки ее рта подрагивали.

— Галина? Вы слышите меня?

Вдруг она подняла на меня большие черные глаза. В них не было слез. Но их наполнила совершенно незнакомая мне тень — тень уязвимости: как будто человек устал скрывать душевную боль и потерял силы удерживать тяжелую броню.

— Я хреновая мать. Это все из-за меня, — сказала она изменившимся, пугающе болезненным и ослабевшим хриплым голосом.

Налет цинизма, отстраненности и эдакой армейской бравости слетел с моей клиентки за мгновение. Я никогда не видела ее такой прежде.

Слезы самурая

Сегодня она выглядела особенно странно: воспаленные глаза, нехорошая бледность, отдающая серым. Белый джемпер казался несвежим. Она зевнула. Потерла кулаками глаза. Взглянула на меня и почти сразу отвела замутненный взгляд — уронила голову и провалилась в кресло. Я поняла: она смертельно хочет спать.

— Галина? Вы не выспались?

Она усмехнулась и ответила с выраженным сарказмом:

— А как можно выспаться, если вообще не ложился?

— Что произошло?

— Полина ушла из дома. В пятницу вечером уехала к подруге на дачу и до сих пор не вернулась. Даже ничего не написала. Я звонила ей каждые десять-пятнадцать минут, но телефон был выключен. Представляете, какая зараза? Даже не подумала о том, а каково ее матери сейчас? Я чуть с ума не сошла, глаз не сомкнула две ночи! — практически кричала Галина, возмущенно взмахивая руками. — Вот только час назад прислала сообщение: «Я в порядке, но домой больше не вернусь. Я устала слушать твои претензии и какое я говно. Какая уж получилась! Лучше буду стоять по утрам в пробках, но буду жить с отцом и бабушкой. Они меня понимают». Смотрите! — закончила свою гневную тираду Галина и протянула свой телефон. — И что вы думаете об этом? — Моя клиентка испытывающе глядела прямо мне в глаза.

Я прямо кожей ощущала, что она жаждет моего присоединения к своему «справедливому негодованию».

— Мне очень горько, что так случилось. Но я думаю, это закономерная развязка зависимых отношений. Жертва рано или поздно обязательно переходит в Преследование своего благодетеля и тирана одновременно. Поступок ее, конечно, совершенно не взрослый и эмоциональный. Но второй участник этих нездоровых взаимоотношений — вы, Галина. Я понимаю, что вам очень обидно такое отношение, но вы ее мать, и на вас сейчас больше ответственности. Что-то произошло между вами с Полиной накануне?

— Мы с ней снова сильно поругались. Я пришла домой вечером, она стоит уже в дверях с сумкой и ждет машину. Собралась к подружке на дачу. Вся накрашенная, разодетая, а в квартире свинарник: в ее комнате валяются чашки с недопитым кофе с утра, постель не убрана, горшок у кота не почистила. Вонь стоит аж в подъезде! Ну… я и сорвалась. Спрашиваю: ты мне все это оставила на выходные дни? А она без тени стыда отвечает: у меня, мол, времени не было, я с занятий приехала и только успела собраться. Приеду и все уберу, — гримасничая, изобразила дочку Галина.

— И?

— Ну я сказала все, что я об этом думаю, и запретила ехать, пока не уберется в квартире.

Я внимательно смотрела на нее и ждала продолжения.

— Ну что вы на меня так смотрите? — Галина потупила глаза. Ей явно не хотелось отвечать, но, видимо, поняв, что деваться некуда, через несколько секунд продолжила: — Она начала огрызаться и пыталась уйти… я отвесила ей пощечину.

— Вам удалось призвать ее к ответственности вашими способами?

— Нет. Эта засранка хлопнула дверью и убежала! Я только успела крикнуть вдогонку, что она эгоистка и неблагодарная свинья. Еще я сказала, чтобы больше не возвращалась домой, раз так относится к матери! В сердцах, конечно, — добавила Галина.

Мы обе молчали. Я напряженно думала и мысленно обращалась к Богу о помощи. Я искала слова, чтобы отрезвить эту обиженную и негодующую Амазонку от опасного транса, в котором она пребывала двадцать третий год! И вдруг… Галина сама пришла на помощь.

— Я думала над нашим прошлым разговором. У меня все время крутилась ваша фраза: «Вы обвиняете дочь, но прежде сами не научили ее быть ответственной по отношению к деньгам…» А ведь вы правы. Но все еще хуже. Я ее вообще ничему не научила. Всю жизнь куда-то бегу, чего-то достигаю. Всю жизнь работаю, работаю с пятнадцати лет… Не судьба, а марафон — забег длиною в тридцать лет. И вот теперь я получила расплату, — упавшим голосом сказала Галина.

Она помолчала несколько секунд. Я увидела, как от напряжения у нее подергиваются уголки губ.

— Я не мать, я — мужик. Понимаете? — выкрикнула вдруг Галина.

У меня пробежали мурашки по спине. Было ощущение, что моя клиентка бросила сама себе в лицо обвинение. Это было то же самое, что она делала с окружающими людьми за все время нашего знакомства. Только еще более жестоко. Этот приговор не подлежал обжалованию.

— Почему вы так себя жестко обвиняете?

Она замолчала, как будто бы вспоминая что-то забытое, далеко вытесненное из памяти.

— Да я все сделала неправильно! Мы принесли Полинку из роддома, а на следующий день я уже побежала на работу. Помню, пришла первая серьезная партия товара. Была очень напряженная ситуация, и я вся была в ней. Я не помню, когда у дочки появился первый зуб, как она начала ходить, когда она сказала первое слово. Ничего! Понимаете?

Я кивнула. Где-то внутри я почувствовала боль и за свою клиентку, и за ее ребенка, и за всю ее изуродованную жизнь.

— А кто заботился о ребенке?

— Все хлопоты взяли на себя моя свекровь и свекор. Они ее обожали. Они даже с ней спали ночью, чтобы мы с Олегом могли выспаться. Представляете? Я практически не занималась ею. Работала допоздна. Часто уезжала. Бизнес тогда набирал обороты. Приду, бывало, домой вечером уставшая, возьму ее на руки и сижу с ней. А она прижмется ко мне, как щенок, и не шевелится.

В ее глазах заблестели слезы, но, поймав мой взгляд, Галина быстро отвернулась, будто пряча от меня свою боль. В одно мгновение она расправилась со своими чувствами и уже смотрела на меня с привычной маской суровости.

«Да, похоже, говорить о своих подлинных чувствах она была еще не готова», — подумала я. Но прогресс есть — она их уже чувствует!

— Галина, почему работа и деньги для вас имели тогда такое большое значение?

— Я ведь стремилась дать дочке лучшее. Поклялась себе, что у моего ребенка не будет такого серого детства, как у меня: из кожи вон вылезу, а детство Полине обеспечу светлое и радостное. Море игрушек, море юбок, все кружки, какие хочешь, хоть конфеты, хоть сережки золотые, хоть собаку любой породы… ей ни в чем отказа не было…

— Галина, вы таким образом выражали свою любовь к дочке?

— Хороший вопрос. Я так думала. А если разобраться, близки-то мы никогда с ней и не были! Не я ей друг. Ей бабушка — друг и самый близкий человек. Вместо меня она видела только мои деньги и подарки. Или посылки. Однажды я была в командировке и забыла поздравить ее с днем рождения. Она позвонила сама. Представляете? Вот это стыдобища… Ты, говорит, про меня забыла. А вот я, говорит, не забывала о тебе ни на минуту. Ты, говорит, мама, не знаешь, что значит каждую минуту помнить о том, кто тебя забыл. Ей тринадцать лет было тогда…

— Я знаю, что вы не хотели ее ранить. Вы сожалели о том, что произошло?

— Я не думала об этом, но я знаю точно, что мне в тот момент было очень тяжело. — Она поморщилась и показала рукой на область сердца.

— Вы тогда попросили прощения у дочки?

— Нет. — Она помолчала. — Мне даже в голову это не приходило!

— Получается, вы страдали внутри, но ничего не сказали об этом Полине?

— А какой смысл говорить? Ведь дело уже сделано, время назад не повернешь.

— Но ваша дочка имела право знать, что она вам не безразлична на самом деле. Что вам больно, когда больно ей. Не зная того, что происходит в вашей душе на самом деле, она могла обижаться и думать, что для вас важна только ваша работа, ваши достижения, но не она. Она не знала, что вы создаете блага для нее. Она, наверное, была уверена, что она вам просто не нужна.

Галина смотрела на меня огромными удивленными глазами. Она вся прямо ожила и превратилась в натянутый нерв. Я ощутила, как между нами установился живой и глубокий контакт.

— Так оно и есть. Я давно прямо чувствовала, что она мстит мне. Я никак не могла понять — за что? Я же не алкоголичка, не проститутка какая-нибудь! Я никогда не бросала ее один на один с жизнью, как делают некоторые беспомощные матери. Я старалась для нее сделать все, а в ответ… Бросила меня, как собаку, и даже не позвонит. Может, я умерла уже? Мне, думаете, не обидно? — выкрикнула она и вдруг зарыдала, уткнувшись лицом в ладони.

Она продолжала горько плакать, не издавая ни стона, ни звука, только вздрагивая всем телом в такт дыханию. Ее боль годами томилась внутри, не находя выхода, и наконец-то вырвалась наружу.

Это случилось первый раз. Раньше, рассказывая о своих бедах, Галина всегда держалась сурово — говорила отстраненно, по-деловому, демонстрируя силу, в том числе силу характера, — способность удерживать свою боль внутри.

Если бы не частые вспышки гнева, можно было бы сказать, что Галина управляет духом по-самурайски. Но сегодня железобетонный самурайский каркас треснул и рассыпался в пыль. Галина плакала с какой-то ненасытностью, обнажая нескончаемый ресурс внутреннего страдания.

Я замерла, пораженная силой и искренностью ее чувств. Мне не хотелось ничего говорить, просто хотелось быть рядом. Я подошла к Галине и стала тихонько поглаживать ее по спине. Она меня не отталкивала, напротив, я чувствовала, как под моей ладонью ее вздрагивания становятся все меньше и меньше. Ей становилось легче дышать.

Исцеления не бывает без боли

Я испытывала сложные чувства: с одной стороны, меня раздражала агрессия и «упертость» Галины, но одновременно я ощущала совершенно искреннее сочувствие ее материнскому горю. Наверное, это очень страшно: однажды вдруг осознать, что твоя единственная дочь, в которую ты вложила душу и силы, тебя ненавидит.

За суровым и грубоватым фасадом Галины я обнаружила невероятное количество упрятанной душевной щедрости, теплоты и заботы о дочке. Она глубоко и искренне переживала за нее, но совершенно не знала, как правильно выразить свою любовь.

Единственный эмоциональный образец, который, вероятно, у нее был, — это безразличная и глухая к ее детским желаниям собственная мать. Дефицит во всем: в одежде, в игрушках, во вкусной еде… Помня свое нерадостное детство, Галина решила быть полной противоположностью своей матери.

Выбранная роль внешне была другой, но оказалась столь же нездоровой крайностью. Парадигма осталась прежней, в ней не было места ни настоящей заботе, ни близости, ни уважению. А ведь эти аспекты в детско-родительских отношениях являются ключевыми и дают ребенку возможность почувствовать любовь.

Увы, в нашей культуре считается нормальным возвышать ценность ребенка над собственной ценностью. Родитель традиционно уговаривает, загоняет палками в рай, старается отдать лучшее, удовлетворяет капризы и радует дитятю — в ущерб себе.

При этом родитель не подозревает о том, что его системная жертвенность закладывает в характер ребенка очень опасные черты. Только через пятнадцать или двадцать лет эти же самые родители устанут ждать и возмущенно спросят со своих детей: «Почему ты не заканчиваешь ни одно из своих начинаний? Почему ты не уважаешь своих родителей? Почему ты не хочешь работать? Почему ты вообще ничего не хочешь?!» Незаметно эти гиперопекающие родители переместятся в другую крайность и начнут обвинять, принижать достоинство своего сына или дочери, веря в праведность своих чувств.

Я видела, что Галине нелегко и болезненно было прорываться через все эти осознания. Ее бросало то в обвинения, то в обиду. Пока она не могла преодолеть свою гордыню и поговорить с дочкой. Видимо, она надеялась, что Полина, как и раньше, придет сама, почувствовав себя виноватой или беспомощной в какой-то ситуации, или ей срочно понадобятся деньги… Но девушка была непреклонна. Похоже, старые рычаги власти Галины больше не работали.

В последние недели Галина приходила на наши сессии очень грустная, но не агрессивная. Она стала часто плакать. Но все шло так, как и должно было. Без боли и слез нет исцеления.

Наши взрослеющие дети — наши лучшие учителя. Именно в них, повзрослевших, мы видим, как в кривом зеркале, все наши собственные пороки и внутренние конфликты.

Но глубоко в сердце мы их любим и боимся потерять с ними связь. Это природа. И именно эта бесценная связь дает нам мощнейший стимул начать себя менять.

Интуиция подсказывала мне, что Галина подходит к началу чего-то нового в своей жизни. И именно через дочку нам удалось подобрать ключ к ее душе.

Что делать?

— Я бездарный пациент, — заявила Галина вместо приветствия в начале нашей очередной встречи.

От неожиданности я чуть не уронила ручку. «Да, с Галиной не соскучишься», — в который уже раз подумала я.

— С чего вы это взяли?

— Ну вот! Больше месяца хожу и все плачу. А толку что? Смотреть на себя противно. Никакого прогресса.

Она сказала это с тяжелым вздохом.

— Вы считаете свои слезы на наших сессиях признаком отсутствия прогресса?

— Да.

— Вам кажется, что эффективная психотерапевтическая работа должна представлять собой только интеллектуальный диалог? Или, может быть, вам не хватает борьбы или атмосферы деловых совещаний?

— Возможно… Но это не дело. Вот опять тратим черт знает сколько времени на обсуждение моих соплей…

Она деловито взглянула на часы.

— Вот уже пятнадцать минут снова растратили впустую.

— Совершенно с вами не согласна. — Мое удивление переросло в возмущение. — Вы потратили больше тридцати лет своей жизни, потому что не понимали и не чувствовали себя. А сейчас, напротив, вы только начали оживать. Это начало настоящей терапевтической работы. Я этому очень рада.

— Да? — почти по-детски удивилась Галина. Но мгновенно прибила свои живые эмоции привычной волной осуждения от внутреннего цензора: — Чему тут радоваться? Плакать — не мешки ворочать.

— Галина, представьте, что ваша душа внутри — это сосуд. Сейчас он полон боли. И пока она там, радости некуда войти. Плачьте, рыдайте. Позвольте себе это. Только дав выход подавленным чувствам, вы сможете нащупать то, что вам по-настоящему нужно. Нам всем свойственно плакать и горевать, когда мы осознаем свои ошибки и потери. Но именно в этом процессе мы взрослеем, и к нам приходит понимание, что необходимо изменить и куда нам дальше двигаться.

Мышцы на лице Галины немного расслабились, взгляд стал спокойнее. Похоже, мои слова были приняты.

Страницы: «« 4567891011 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

В новом переводе – первый роман эпопеи «Хроники хищных городов». Действие этой фантастической саги п...
Отражение Света и Тьмы приходит в этот мир лишь раз в сто лет, воплощаясь в человеческом теле. И ник...
Тема еврейской эмиграции прежде уже становилась объектом внимания. Однако до сих пор не было опублик...
Задумывались ли вы, откуда ваш мозг знает, где вы находитесь? Почему ваши воспоминания связаны с мес...
Два «Философских парохода» доставили в Германию более 160 человек – профессоров, преподавателей, вра...
Системное мышление помогает бороться со сложностью в инженерных, менеджерских, предпринимательских и...