Бизнес и/или любовь. Шесть историй трансформации лидеров: от эффективности к самореализации Лукина Ольга

Преждевременные роды

— Я хочу вам рассказать историю своей долгой жизни. Возможно, вы тогда меня лучше поймете.

— О’кей, — кивнула я.

Кирилл начал с рассказа о первом браке. Он и Юлия поженились в студенчестве. Жена, немка по происхождению, была чрезвычайно ответственной, собранной, во всем придерживалась расписания, почти зацикливалась на порядке.

С самого начала Кирилл ощущал в этих отношениях нехватку чего-то важного… Но по-настоящему тяжелый период начался, когда родился их второй ребенок. Роды были преждевременными. Схватки начались в новогоднюю ночь. Наблюдающий Юлю врач находился в отъезде. Кириллу пришлось экстренно искать кого-то другого.

— Я сдернул доктора прямо с праздника, вытащил человека из-за стола… Врачи дежурной бригады к моменту нашего приезда были пьяны. Все складывалось одно к одному…

К сожалению, роды обернулись для ребенка серьезными осложнениями. Доктора диагностировали обширное повреждение головного мозга. У мальчика стал развиваться паралич. Прогнозы давались худшие: медики полагали, что ребенок проживет совсем недолго. Специалисты не оставляли никакой надежды.

Тем не менее Юлия была настроена на борьбу. Более того, спасение ребенка стало смыслом ее жизни. Она целиком ушла в выхаживание, лечение, процедуры, поездки по клиникам, именитым врачам, знахарям. Сердце Юли разрывало чувство вины, она казнила себя за то, что не доносила ребенка, она плакала каждый день. Кирилл переживал свою боль внутри. Он делал все, что мог: зарабатывал, добывал, организовывал и утешал. У Юли было все: деньги, связи, врачи, няни, сиделки.

Кирилл очень хотел, чтобы она спала, ела, отдыхала, чтобы она вернулась к жизни. Он любил ее и боролся за нее. Но его усилия оставались напрасными. Юля упорно отворачивалась от жизни и сохраняла себя абсолютно закрытой от всего, что не касалось болезни ребенка. Она совершенно утратила интерес к жизни старшего сына и мужа. Она зачастила в церковь, стала религиозной. Истово молилась.

Юлия все чаще и все истеричнее упрекала Кирилла в бесчеловечности и бездуховности. Вскоре она отказала Кириллу в сексе, а потом и вовсе перестала с ним разговаривать.

— Кирилл, как вы думаете, почему ваша жена обесценивала то, что вы пытались сделать для ребенка, для нее? В конце концов полностью обесценила вас?

— Мне хотелось жить. Вы понимаете меня? Понимаете, как человека, как мужчину? — с жаром спросил Кирилл. — Я знал, что судьба моего маленького сына предрешена. Мне было невероятно тяжело. Я тоже был в отчаянии. Но при этом я понимал, что нужно продолжать жить, строить бизнес. Мне хотелось тепла, заботы… Я пытался с ней говорить, но она меня не слышала. Она общалась только с матерями больных детей, у которых были такие же проблемы…

— Кирилл, я глубоко сочувствую тому, что случилось в вашей жизни, и по-человечески вас понимаю. Вы не опустили руки и не ушли в страдание, вы продолжали жить и еще заботиться о жене и детях. Ваше мужество вызывает у меня уважение. Вероятно, вы очень сильный человек. Где вы черпали силы?

— Не знаю. С головой пытался уйти в бизнес. Но иногда вечерами хотелось выть, уходил на кухню, сидел в одиночестве. Пил виски, курил. Ну, и… сами понимаете… в какой-то момент я поехал в клуб с партнерами. Там познакомился с девушкой.

Отложенная свадьба

Девушку звали Ксенией. Рыжеволосая красавица. Молодая, веселая, общительная. Она была раскованна, много смеялась, легко приходила в восторг. Кирилл сказал, что дело было даже не в сексе. А именно в жизнерадостности. Ему становилось очень хорошо рядом с Ксюшей. События развивались быстро. Он привязывался к девушке. Проводил с ней все больше и больше времени. Она становилась частью жизни Кирилла. Спустя год с момента знакомства Ксения дала понять, что хотела бы, чтобы Кирилл женился на ней.

— Я понимал, что это нормально. Вполне законное желание. Мои отношения с Юлией — умерли. Их просто не стало. Для Юли я больше не существовал, как, собственно, для нее не существовал и весь остальной мир. А Ксюше хотелось нормальных отношений, семьи, и я в принципе был к этому готов. Но я просил ее просто подождать. Мой сын умирал. И я не чувствовал в себе ни сил, ни желания, ни права праздновать новую жизнь.

Я предложил Ксюше пока просто жить вместе. А свадьбу отложить на некоторое время. Я просил о понимании. Мне нужно было завершить ситуацию дома, нужно было попытаться помочь Юлии пройти через горе. Я обещал Ксюше отпраздновать свадьбу в будущем — роскошную, светлую и чудесную. Это был всего лишь вопрос времени.

— И как отнеслась к этому Ксения?

— Мне показалось тогда, что она меня поняла. Но, как выяснилось позже, это стало обидой всей ее жизни.

— Звучит сильно. Это ваше предположение?

— Многие годы это было предположением. Точнее, смутным ощущением. Но год назад ситуация стала очевидной.

— А что случилось год назад?

— Годовщина нашей совместной жизни. Двадцать лет.

В честь этой даты Кирилл организовал для Ксении фантастическое путешествие по Юго-Восточной Азии на яхте. Продумал маршрут с заходами в экзотические места. А самое главное — решил устроить обряд венчания на одном из островов. Это должно было стать сюрпризом для Ксюши — тщательно продуманным, красочным, грандиозным сюрпризом, настоящим волшебством, в котором Кирилл задействовал многих людей.

За двадцать лет совместной жизни Кирилл не раз возвращался к вопросу свадьбы. Он предлагал разные варианты проведения церемонии, но Ксения отмахивалась от разговоров: казалось, этот момент стал для нее уже не так важен, как раньше. Наконец Кирилл решил воплотить идею свадьбы, не дожидаясь Ксюшиного согласия. Он сам собирался сделать запоминающийся и красивый праздник.

Кирилл рассказывал о том, как тщательно продумывал сценарий венчания, подбирал реквизит, списывался с людьми, режиссировал мельчайшие детали события… За человека можно было бы только порадоваться, но у меня появилось какое-то странное ощущение неестественности. Обычно искренняя радость — простая и заразительная. Здесь же читалось некое напряжение, чрезмерность, даже гротеск. Угадывались какие-то скрытые переживания и мотивы моего клиента. Слишком долго он это событие откладывал. Слишком тщательно он к нему готовился. Слишком сильно хотел произвести впечатление на свою партнершу. Почему для него это было так сверхважно?..

— Вы о чем-то задумались? — Кирилл осторожно прервал поток моих мыслей.

Я задумалась буквально на мгновение, но от него это не укрылось. Он внимательно изучал меня. И он явно был очень чутким к эмоциям других людей.

— Да, Кирилл. Я пыталась вас почувствовать, понять. Почему это событие так много для вас значило? Почему к нему готовились только вы, хотя это праздник двоих?

— Понимаете, Ксюша намного младше меня. Я стал ее первым мужем. — Кирилл прямо бросился на защиту, хотя я и не думала нападать на Ксению.

— Значит, Ксюша все-таки ваша официальная жена?

— Да. Мы расписались после смерти моего сына. Скромно, без свадьбы. Потом я предлагал провести торжество, но, как я уже рассказал, она не хотела об этом слушать.

— Она как-то объясняла свое поведение?

— Нет. Просто уходила от этой темы, отказывалась ее обсуждать.

— Кирилл, что вы чувствовали в эти моменты?

— Мне казалось, что она за что-то обижена на меня…

— Кирилл, обида — это состояние вашей жены, которое вы улавливали. Но что чувствовали вы? — повторила я.

— Мне кажется, я уже ответил. Может быть, я вас не понял? — Кирилл искренне удивился.

— Что вы сами чувствовали при этом? Может быть, вы расстраивались или раздражались?

— Расстраивался, конечно… Досадовал, что никак не могу сделать для нее то, что на самом деле давно хотел.

— А можно предположить, что вы себя в этом винили?

— Не думаю.

Скандал

Итак, последняя остановка перед обрядом венчания произошла в Сингапуре. За день до отплытия Кирилл аккуратно намекнул Ксении, что на романтическом острове ее ждет большой сюрприз. Настроение жены странным образом изменилось: она держалась немногословно, вела себя напряженно. В воздухе висело нечто тяжелое, а к вечеру атмосфера стала мучительной, почти угрожающей.

Кирилл пытался шутить, заговаривал с женой, пробовал узнать, что происходит, и даже не понял, с чего именно и как у Ксюши началась истерика. Она кричала. Все сильнее и ожесточеннее. Лицо ее исказилось. Она попыталась ударить Кирилла. И не один раз.

— Она кричала, что ненавидит меня, что никуда не поедет, что все слишком поздно. Это выглядело как сумасшествие. Ее просто прорвало потоком брани, злых и унизительных слов в мой адрес… Вдруг она сказала, что за последние десять лет имела множество сексуальных связей — с нашим водителем, с фитнес-инструктором и бог знает кем еще… Этот кошмар длился и длился. Она не могла остановиться, смотрела стеклянными глазами. Погружалась во все более и более чудовищные, грязные нюансы своих похождений… Это был ужас.

В какой-то момент этой истерики Кирилл перестал вообще что-либо чувствовать, он словно оцепенел. Происходящее вызвало у него настоящий эмоциональный шок. Даже после того как жена наконец замолчала, он оставался неподвижным и не мог сказать ни слова.

Кирилл не мог поверить: складывалось впечатление, что Ксения пыталась причинить ему как можно большую боль, она хотела его просто раздавить, уничтожить.

— Господи, за что? — На этих словах Кирилл горько заплакал, но уже через несколько секунд справился с нахлынувшей волной чувств. — Простите. Я просто впервые об этом рассказываю.

— Кирилл, не нужно извиняться! Пожалуйста, не давите свои чувства. Дайте им выйти наружу.

— Все нормально. Не волнуйтесь за меня.

Кирилл уже успел спрятать свои чувства за привычным фасадом силы и сдержанности.

— Вам совершенно незачем оправдываться передо мной. Мне по-человечески понятны ваши переживания! Любому человеку, который любит, пережить такое со стороны партнера было бы очень больно.

— Спасибо, что вы меня понимаете.

— А тогда, в Сингапуре, вам хотелось плакать?

— Не помню. Наверное. Но мне было слишком больно. Я просто не мог тогда заплакать, я ничего не мог. Пока она кричала, я что-то еще говорил, просил ее прекратить, замолчать. В ответ на мои просьбы она огрызалась, повторяла: «Ну, ударь меня, ударь, скажи мне, что я — сука!» Но… у меня абсолютно не было желания ни оскорблять ее, ни бить. Не помню, сколько все это продолжалось, кажется, час или даже два.

Помню только, что в какой-то момент, совершенно неожиданно, в ней будто переключился какой-то тумблер: она начала плакать. Рыдать. Под конец выпалила, что недостойна меня. А под утро собрала свои вещи и улетела в Москву.

Униженный и отвратительный

Кирилл говорил с огромным трудом, он тревожно сжимал руки. Казалось, ему приходится сдерживать невольные и нескладные движения собственного тела. Время от времени он поглядывал на меня.

— Кирилл, что происходит с вами сейчас? Вам неловко? — аккуратно поинтересовалась я.

Теперь он взглянул открыто и прямо:

— Конечно, неловко. Вы же не только терапевт. Вы — молодая, красивая женщина.

— Может быть, вы думаете, что я как женщина могу перестать испытывать к вам уважение? Вам кажется, что эта история умаляет ваше достоинство? — так же прямо спросила я Кирилла.

— Мне трудно представить другое отношение ко мне после всей этой грязной истории, — произнес он очень уверенно и даже жестко.

Я внутренне возмутилась. Ничего не спросив у меня, мой клиент уже приписал мне выводы и наделил чувствами, которые не имели ничего общего с моими реальными переживаниями. Кирилл видел во мне и терапевта, и человека женского пола. Как от терапевта он ожидал от меня какого-то понимания. В противном случае он просто бы со мной не захотел встретиться. Но вот как от женщины — выяснилось, что нет. Даже больше: он стыдился собственной роли униженного мужчины. Он был уверен, что я испытываю к нему отвращение.

— Кирилл, если мне что-то и неприятно в этой истории, то это поведение вашей жены. Я не знаю, что произошло между вами. Даже если вы ее когда-то сильно обидели, то это все равно не повод для нее так себя вести. Меня удивило ваше собственное отношение к женщинам… Жаль, что вы даже не допускаете того, что я могу смотреть на эту историю совершенно по-иному. — Я решила пока ограничиться этим заявлением.

Я не видела смысла спорить с Кириллом и доказывать ему, что он сильно заблуждается. Гораздо эффективнее было помочь ему найти факты, которые бы опровергли то, во что он безоговорочно верил. Факты, которые помогли бы ему взглянуть на жизнь объемнее.

Я уже предчувствовала, что наш контакт будет нелегким. Похоже, у моего нового клиента были вполне непоколебимые взгляды на некоторые вопросы.

— Вы когда-то изменяли своей жене?

— Нет.

— Может быть, перед поездкой в Сингапур между вами с Ксенией что-то произошло? — Я продолжала искать причины столь сильных чувств жены своего клиента.

— Я думал об этом. Ничего особенного.

— Кирилл, что именно заставляет вас переживать сейчас стыд?

— То, что я допустил всю эту историю. Что она случилась в моей жизни. Я позволил всей этой грязи произойти.

— Но вы не можете отвечать за все это один. Это ваша жена не справилась со своими эмоциями и выплеснула их на вас в таких уродливых и оскорбляющих формах. Пожалуй, это ей должно быть стыдно. Вы же можете отвечать только за управление своими чувствами. Вы, наверное, удивитесь, но ваше поведение во время скандала вызвало во мне уважение. Большинство взрослых и сложившихся мужчин повелись бы на такую откровенную провокацию. Не в силах удержать свое негодование, они начали бы оскорблять в ответ словами или даже применять физическую силу. А после, скорее всего, чувствовали бы себя виноватыми. Вы же не позволили себя спровоцировать: вы не совершили действий, за которые вам могло бы быть стыдно.

— Интересный у вас взгляд, — проговорил Кирилл, задумавшись. — Я действительно не хотел ее обидеть, даже после того, что она сделала. Но никогда не смотрел на это как на свое достоинство. Для меня это было естественно. Но почему для других людей это не очевидно? Я еще могу понять, когда кому-то в жизни пришлось много пережить и пострадать и человек, отчаявшись, начинает ненавидеть весь мир. Но почему люди, окруженные любовью и заботой, не чувствуют любви в ответ? Почему Ксения меня так ненавидит? Почему она хочет изощренно ранить меня?

— Это действительно очень серьезный вопрос. Может быть, по-другому она не может никак выразить себя в жизни и почему-то мстит за это вам, — задумчиво проговорила я. — Я бы хотела вместе с вами во всем этом разобраться. Как вам это предложение?

— Принимается. — Мой клиент заметно оживился.

Это ваш выбор

Почему люди, окруженные любовью и заботой, не испытывают ответной любви? Почему они ненавидят и ранят? Эти вопросы мучили Кирилла. Я бы еще добавила к ним: почему эти люди не стремятся ничего создавать, несмотря на имеющиеся у них для этого возможности? Я очень его понимала.

Когда-то эти вопросы так же остро мучили и меня, и я так же ощущала свою беззащитность и беспомощность перед человеческой ненавистью. С юности я ставила перед собой цели, прикладывала волевые усилия, чтобы достичь их. Для меня было чем-то очевидным созидать свою жизнь. И я никак не могла постичь: почему другие люди страдают, но даже не стараются что-то изменить? Я искренне помогала людям в их беде, жалела их, а в итоге нередко получала вместо благодарности зависть, порой доходившую до ненависти. Слава богу, я нашла для себя ответы.

Годы учебы и практики дали мне знания о противоречиях и сложности человеческой души и навыки построения здоровых отношений. Я научилась отстаивать себя в сложных ситуациях и не разрешать никому втягивать себя в разрушительные психологические игры.

Пришло осознание, что прежде всего нужно очень аккуратно выбирать людей для близких отношений и для сотрудничества. Далеко не все люди на это способны. Я также поняла, что у нас всегда есть выбор: оставаться униженным и виноватым или отстаивать свое достоинство и свободу. Остаться в отношениях или завершить их.

Я не живу в идеальном мире. Бывает и сейчас, что кто-то старается сбросить на меня вину за свое несчастье, пытается унизить, сломить, оскорбить — бессознательно отомстить за то, что у него нет того, что есть у меня. Просто за то, что я живу по-другому. Безусловно, это неприятно и больно. Но уже не смертельно.

Итак, я была на несколько шагов впереди своего клиента и искренне хотела помочь ему выйти из этого тупика. Я знала не только вход, но и выход из этого адского тоннеля.

Кирилл вызывал у меня уважение своим благородством и личностной силой. Я ощущала в нем родственную душу. Вероятно, мы совпадали с ним на уровне глубинных жизненных ценностей.

Вопрос заключался в том, сможет ли он принять мою помощь. Он сложившийся человек шестидесяти четырех лет. Сможет ли он признать, что принципы, которыми он руководствовался в личных отношениях многие годы, — увы, не работают? Не испугается ли своего возраста, чтобы разорвать больные и изуродованные отношения, для того чтобы дать шанс новым отношениям? Может быть, даже с той же Ксенией! Но для начала позволит ли он себе увидеть Ксению такой, как она есть, не приукрашивая и не оправдывая ее?

Ксения явно была человеком с мощным деструктивным эмоциональным зарядом: много лет она жила с мужчиной, затаив на него тяжелую обиду. Она целенаправленно провоцировала Кирилла на агрессию. Она ждала ответного удара, желая в итоге оставить мужа раздавленным и виноватым.

Ее поведение укладывалось в «феномен мстящей женщины», готовой взять реванш любой ценой, даже ценой отношений и собственного счастья.

Я будто складывала сложную картину из пазлов. Пока я нашла место только для нескольких фрагментов: Кирилл многие годы старался заботиться о своей жене, оберегать ее от сложностей внешней жизни, балуя ее комфортом и роскошью. Никогда не изменял ей, не оскорблял. Любил детей.

Двадцать лет назад Кирилл отложил свадьбу на неопределенный срок, он не дал себя уговорить, и его мотивы по-человечески были предельно ясны. Он поступил достойно, как и должен был поступить взрослый и уважающий себя мужчина. Он не предал свое горе. Неужели Ксения восприняла этот поступок как унижение?

Возвращаясь в прошлое, проговаривая события двадцатилетней давности, мы с моим клиентом так и не отыскали других причин для смертельной обиды Ксении. Их не было. Вернее, они были, но скорее всего носили иррациональный характер и находились внутри нездоровой психики самой Ксении.

Только невротической личности требуется не просто любовь, а принесение партнером себя в жертву. Заботы и уважение партнера в этом случае недостаточно для доказательства ее нужности, уникальности и ценности.

И если мои гипотезы правильны, то Ксения не остановится в своей деструкции. Она будет разрушать себя, партнера, отношения — до конца.

К сожалению, наши невротические потребности и мотивы, пока они не осознаны, имеют свойство пересиливать, затмевать собой здоровые.

Эти первые предположения совсем меня не радовали.

Апатия

С момента скандала в Сингапуре прошел уже год. Кирилл не сразу решил обратиться к психотерапевту, ему потребовалось время, чтобы самому разобраться в событиях, случившихся в его жизни. Какая-то нелицеприятная правда о Ксюше уже доходила до Кирилла, это не единожды случалось еще задолго до событий в Сингапуре.

Но он упорно игнорировал свои предчувствия и тревожные сигналы: не замечал, не слышал, не верил.

Теперь же он видел все. У Кирилла хватило мужества взглянуть в лицо реальности, с этой задачей он справился. А вот с другой задачей — с решением, что, собственно, с этой реальностью делать, — Кирилл справиться не мог.

Впервые в жизни он находился в странной и крайне некомфортной для себя ситуации: он не понимал и не знал, как жить дальше. Привычные ему стратегии больше не срабатывали.

Яркий, успешный бизнесмен. Его деньги и успех достались ему непросто. Он не стремился отнимать у других и воровать. Ему интересно было самому думать, пробовать, делать, создавать с нуля и развивать.

Я бы назвала Кирилла человеком лидерской природы без всяких оговорок. Он всегда находил выход, был готов принять вызов обстоятельств и взять ответственность — за себя и за других.

Он стремился принимать независимые решения даже в сложных, нетривиальных ситуациях. Он умел отстаивать собственные интересы, придерживаясь своей внутренней этики. И умел при необходимости расставаться с людьми.

— В моей жизни было всякое, особенно в девяностые. Острые ситуации, конфликты. И пистолет к виску приставляли, и в лес отвозили, и шантажировали — это меня не сломало. Я всегда понимал, что нужно делать, и действовал. Но теперь…

— А что изменилось теперь?

— Апатия. Я занимаюсь делами просто по инерции. Мне неинтересны новые проекты. По большому счету мне даже не важно, что будет с моим бизнесом. Денег достаточно. Все как-то потеряло смысл. Я плохо сплю, и у меня нет желания начинать новый день. Единственная отдушина — это дети.

Я ведь бизнесмен, мне важно логически разобраться в том, что происходит. Целый год я пытался найти объяснимую причину Ксюшиной ненависти ко мне, пытался ее понять и сохранить семью.

Ничего не работает. Ситуация только ухудшается.

Ненависть — удел слабых

Сингапур, год назад.

Шикарный номер в отеле, из которого открывается захватывающий вид на океан. Шторы задернуты, несмотря на то что уже день в разгаре и с улицы давно доносятся звуки азиатской жизни, рокот многочисленных машин. На кровати лежит мужчина в шортах и рубашке. Он лежит, лицом уткнувшись в подушку. Вещи разбросаны. На прикроватной тумбочке недопитая бутылка «Хеннесси». Кирилл окидывает взглядом комнату, как будто видит ее в первый раз. Странно, он думал, что умер.

То ли комната сильно изменилась, то ли с ним что-то произошло. Вдруг он понимает, что пролежал на кровати почти двое суток и ничего не ел, не пил, кроме коньяка. Он совсем обессилел. Как только вернулось сознание — сразу же стала возвращаться боль. Страшная, разрывающая боль в груди.

Впервые за многие годы совместной жизни он не скучал по жене. Она вдруг стала каким-то чужим человеком. В памяти медленно начинают всплывать фразы и слова Ксении, подробности ее сексуальной жизни, в которые она его посвятила. Кирилл ощущает, как его начинает подташнивать и как сжимаются инстинктивно кулаки. Он бьет кулаком по стене один, второй, третий раз.

— Что вы чувствовали в этот момент?

— Ярость. Мне тяжело дышать.

— Что происходит дальше?

— Удивительно, но вместе с яростью появились силы. «Так дальше нельзя», — решаю я про себя. Принимаю душ, надеваю свежую одежду. Заставляю себя выпить кофе. Нужно что-то делать…

— И что же вы решаете делать?

— Ноги сами несут меня в старый парк. Вы знаете, в Сингапуре есть чудесный старый парк. Я люблю это место. Каждый раз, прилетая по делам в Сингапур, я обязательно находил хотя бы час, чтобы там погулять. Это место всегда мне давало силы. Несколько дней в одиночестве я помногу гулял в этом парке. Смотрел на древние деревья с огромными стволами и шумящими кронами. Часами бродил по аллеям, дышал, поднимался к площадке для медитации.

— О чем вы думали тогда?

— О многом. Тогда, в парке, глядя на природу, на медитирующих людей, я ощутил себя со своей бурлящей яростью каким-то инородным пятном в этой картине тишины и умиротворения. Я понял: злиться и ненавидеть — это неправильно. Это удел слабых людей. Я решил, что не хочу испытывать этих чувств. Ни по отношению к близкому человеку, ни вообще, в принципе. Сам факт моей злости стал мне отвратителен.

Человек и кошка

— И что же вы решили сделать со своими чувствами?

— Мое сознание стало поворачиваться в сторону поиска причин поведения жены и возможностей сохранить отношения. Я не хотел разрушить свою семью еще раз. Мне вдруг стало страшно от мысли, что это может произойти.

— Что значит «сознание стало поворачиваться»?

— Я обратился к вопросу: что я делал не так?

— И как же вы ответили на него?

— Самые первые мысли касались возраста. Я думал о том, что я старше жены на много лет и, может быть, не могу дать ей секса в необходимом для нее качестве и количестве.

— У вас бывали какие-то серьезные проблемы в сексе? Ксюша говорила вам, что ей чего-то не хватает?

— Ни то и ни другое. И я всегда хотел свою жену, мне нравился секс с ней.

Эти слова говорил человек, демонстрирующий исключительно хорошую физическую форму. Подтянутый, сильный, с ровным цветом лица. Кирилл обожал горные лыжи, старался не пропускать спортзал и даже принимал участие в марафонах.

— О чем еще вы тогда думали?

— Я как-то отчетливо тогда ощутил разницу между нами: мы всегда с Ксюшей по-разному смотрели на жизнь. Я плохо понимал ее интересы. Наверное, и не могло быть по-другому, когда жена младше на двадцать лет.

— Кирилл, двадцать лет — это действительно большая разница, но мне кажется, к этому вопросу нужно подходить индивидуально. Важнее сходство не в возрасте, а в ценностях и интересах двух людей.

— Возможно. — Кирилл задумался.

— А в каких важных вопросах вы не сходились во взглядах? Можете привести пример?

— Например, у нас с Ксюшей всегда были разногласия во взглядах на здоровье. Я слежу за питанием, раз в год стараюсь проходить чек-ап и делать курс очищения. Здоровье не купишь ни за какие деньги — если его потерять. Ксюша же категорически не соглашалась со мной. Демонстративно ела всякую дрянь, много пила алкоголя и портила свое здоровье косметическими операциями.

— Вы как-то пытались с ней договориться?

— Конечно, пытался. Но обычно она издевалась надо мной и говорила, что «жить надо легче, не заморачиваясь». Может быть, дело в моей занятости? Возможно, я слишком много времени и сил уделял бизнесу? Возможно, я не приложил достаточно усилий, чтобы ее понять, — не сдавался Кирилл.

— Даже если это и так, разве может погруженность мужа в работу стать достаточным поводом для жены, чтобы ему изменять и унижать? Если вашей жене чего-то не хватало, наверное, она вам могла об этом сказать! Что вы об этом думаете? — спросила я прямо.

Мой вопрос остался без ответа. Кирилл просто пожал плечами. В этот момент я почувствовала, как поднимается мое возмущение. Просто фантастика: на уровне фактов гипотезы Кирилла не находили никаких подтверждений. Но тем не менее он цеплялся за них в своих рассуждениях. Он продолжал создавать из воздуха состав своего преступления перед женой. Его готовность чувствовать себя виноватым явно искала материал.

— А чем занимается Ксения?

Кирилл молчал. Я уточнила вопрос:

— У каждого человека есть какое-то дело, есть то, в чем можно развиваться, черпать вкус к жизни…

Он слегка улыбнулся.

— Ксюша занимается домом. Семьей.

— А чем Ксения занималась до вашего знакомства?

— Она была профессиональной танцовщицей в клубе… Ну, вы же понимаете, это 90-е годы… никакой поддержки со стороны семьи. — Кирилл тут же словно бы поспешил оправдать жену.

— Скажите, Кирилл, вы стали успешным благодаря своей семье?

Тональность его голоса вдруг изменилась.

— Нет. Я еще студентом подрабатывал и был самостоятельным. А как только появилась возможность — в конце 80-х, — сразу погрузился в бизнес. Но я-то — мужик.

В его голосе снова послышались жесткие ноты. Это насторожило меня.

Тон, которым было сделано последнее замечание, отсылал к весьма специфической и устойчивой картине мира моего клиента. В этой картине роли мужчины и женщины, похоже, были прописаны очень четко.

По мнению Кирилла, половая принадлежность предопределяла способность человека к самостоятельной жизни: для мужчины было нормальным желание ставить перед собой цели, брать на себя ответственность достойно справляться с жизненными вызовами, реализовываться в профессии, в бизнесе.

К женщине же перечисленное никак не относилось. Ей оставалось довольствоваться в жизни зависимыми ролями. Все это было как-то странно для нашего времени. Умные, логичные и проницательные мозги моего клиента будто давали сбой на этой теме. Он словно повторял какую-то мантру. Я решила не сдаваться и разобраться в этом вопросе.

— За что отвечаете вы в своей семье, я, кажется, поняла. Если вычесть обязанности водителей, домработницы, кухарки, садовника, няни и управляющего, какая же ответственность остается вашей жене?

— Если так ставить вопрос — никакой. Я все с нее снял. Я просто хотел, чтобы она была счастлива, занималась тем, что интересно. Не всем же деньги зарабатывать. Чтобы любила и заботилась о детях и обо мне.

— А что вашей жене интересно?

— Да так… С подругами посидеть в ресторанчике, пообщаться… — Он пожал плечами. — Выставки, презентации, какие-то светские мероприятия. Она следит за модой, регулярно катается в Европу — покупает вещи, отслеживает новые коллекции…

Я попросила Кирилла дать некий объемный образ Ксении — подобрать метафору: с чем или с кем эта женщина ассоциируется в его восприятии? Он горько улыбнулся:

— С красивым и капризным цветком в горшке. С орхидеей.

Подумав, он предложил другую ассоциацию:

— Знаете, наверное, она скорее напоминает мне дорогую, породистую домашнюю кошку.

— Очень интересный образ. А в чем сходство?

— Красивая и бесполезная. Хлопот и повреждений больше, чем ласки.

Эти метафоры у Кирилла звучали абсолютно беззлобно. Они не несли совершенно никакой эмоциональной обвиняющей окраски. Они больше походили на очевидный вывод, с которым он смирился.

Дефект логики

Итак, единственным человеком, которого Кирилл был готов критиковать и обвинять, оставался сам же Кирилл.

Мысленно я возвращалась к словам, сказанным им: «Но я-то — мужик». Теперь смысл данного утверждения расширялся.

В картине, которую я собирала, прибавилось еще несколько важных пазлов. Мой клиент совершенно искренне полагал зависимую и паразитирующую жизнь женщины — нормальной. А свою всеохватную заботу о ней — важной добродетелью.

Он — мужчина — нес ответственность буквально за все: за себя, за благосостояние семьи, за детей, за эмоциональный комфорт в семье, за отношения. В такой парадигме женщине не доставалось никакой ответственности вообще.

Неужели при таком чудовищном личностном неравенстве мой клиент всерьез ожидал от жены заботы, понимания, дружбы? Кирилл сам же делал из Ксении «дорогую породистую и капризную кошку», а потом начинал искать в ней верную подругу и партнера в жизни. Не находил и глубоко расстраивался.

Имел место явный дефект в его логике.

— Вас все устраивало при таком распределении ролей?

— Хм… Я никогда не задумывался об этом. Если что-то меня и задевало, то это ее несдержанность. Знаете, например, во время отпуска, когда катаешься с большой компанией на лыжах, вдруг прямо на глазах у друзей она начинала обижаться без видимых причин, обвинять меня, ругаться.

— Что вы обычно делали в таких ситуациях?

— У меня есть жизненное правило: никогда не критиковать людей в присутствии третьих лиц. Я даже собственных подчиненных стараюсь отчитывать только один на один. Зачем пользоваться своей властью и унижать людей? Я никогда не одергивал Ксюшу при посторонних. Все стрессы от ее многочисленных выходок я переживал внутри. А замечания и оценки ее поведения давал только наедине.

— Как ваша жена реагирует на замечания?

— Как правило, сильно раздражается. Правда, раньше она была более-менее сдержанна: просила лишь не начинать занудных нравоучений. В последний год она даже не пытается контролировать раздражение. Ситуация становится все хуже и хуже. Теперь она просто говорит: «Ты меня достал. Не нравится — иди. Я тебя не держу».

— Почему вы это терпели? Почему терпите сейчас? Почему разрешаете всему этому происходить?

— Я не люблю конфликты, не люблю агрессию. Я очень хотел, чтобы в семье была мирная обстановка, чтобы дети видели мир гармоничным. Я тешил себя надеждой, что Ксюша в глубине души меня понимает. Просто… Ей всегда было неприятно слышать критику своего поведения. В общем-то кому это может быть приятно? Она ведь живой человек.

— А вы?

— Я тоже живой. Но я сильнее.

Треугольная жизнь

Я категорически была не согласна с Кириллом. Но продолжать дальше наш разговор в таком ключе не имело смысла. Никакие доводы не работали, они разбивались вдребезги о стену под названием «вера». А мы то, во что мы верим.

Мой клиент был целиком погружен в драматический треугольник отношений с женой. Застряв в этой невротической парадигме, он просто не представлял, что между мужчиной и женщиной могут быть равные человеческие отношения.

Пора было идти на более жесткую конфронтацию и назвать вещи своими именами.

— Кирилл, вы, наверное, верили, что многие годы создавали для Ксении фантастические возможности. Делали это искренне, щедро, безвозмездно. Вы верили, что любите ее. А на самом деле вы ее развращали. Вы сняли с жены не только ответственность во всех сферах совместной жизни, но и даже ответственность за ее собственные чувства. При таком раскладе вы не могли получить от нее ни понимания, ни тепла. Это была стратегическая ошибка.

Кирилл усмехнулся:

— Значит, я должен ожидать ее пинки и агрессию? Странный закон жизни. Почему же за добро платят ненавистью?

— Освободив жену от любой ответственности, вы изначально заложили платформу для нездоровых, невротических отношений. — Я взяла лист бумаги и нарисовала «драматический треугольник» и три роли. — Вы взяли на себя роль могущественного Спасителя. А Ксении отвели роль беспомощной Жертвы. Тем самым вы обесценили ее способности. Вы многие годы не признавали в ней самую возможность быть самостоятельным и полноценным человеком. А она, вероятно, по своей природе совсем не слабый и не беспомощный человек.