Тень ночи Харкнесс Дебора
Он стоял за спиной, положив руки мне на плечи.
– Приглашает меня в Байнард в четверг. Мэри собирается провести какой-то алхимический опыт и думает, что мне будет интересно.
Такого поворота событий я никак не ожидала. Мэтью это почувствовал по моему голосу.
– В этом вся Мэри. Осторожная, но верная друзьям, – сказал Мэтью, целуя меня в макушку. – Она всегда обладала удивительной способностью заглаживать недоразумения. А что на вложенном листе?
Там были стихи. Я прочла вслух три первые строчки:
- Когда в суждениях всецело заблуждался,
- Когда для многих чудищем казался,
- Ты, Господи, столпом моей надежды оставался.
– Так-так-так, – со смехом прервал меня Мэтью. – Смотрю, моя жена успела снискать доверие. – (Я снова ничего не понимала.) – Алхимия для Мэри – скорее хобби. А своим главным занятием, которому она отдает много времени и сил, Мэри считает поэтическое изложение псалмов для Англиканской церкви. Ее брат Филип начал этим заниматься, но вскоре умер. Поэтический дар Мэри вдвое сильнее. Порой она и сама об этом догадывается, но вслух ни за что не признает. Эти строчки есть не что иное, как начало Семьдесят первого псалма. Мэри послала их тебе, чтобы показать миру, что отныне ты входишь в ее круг. Она считает тебя своим другом, которому можно доверять. – Мэтью наклонился к моему уху и озорным шепотом добавил: – Хотя ты и испортила ее драгоценные туфельки.
Усмехнувшись еще раз, Мэтью в сопровождении Пьера удалился в кабинет.
Один край громоздкого стола в гостиной я превратила в свой письменный стол. Перемещение в XVI век не изменило моего отношения к рабочему пространству: нужные вещи лежали там вперемешку со всяким хламом. Порывшись, я нашла несколько последних чистых листов бумаги, взяла новое перо и немного разгребла хлам, чтобы освободить место для письма.
Составление короткого ответа графине заняло у меня пять минут. Я посадила на лист две отвратительные кляксы, зато мой почерк выглядел вполне пристойно. Помня, что строгих правил правописания тогда еще не существовало, некоторые слова я писала так, как они звучат на слух. В сомнительных случаях удваивала согласные или ставила в конце нечитаемое «е». Окончив писать, я посыпала лист песком и, дождавшись, когда он впитает избыток чернил, стряхнула песок на пол. Сложив лист, я только сейчас обнаружила, что у меня нет ни воска, ни печати, чтобы запечатывать письма по всем правилам. «Это нужно решить, и как можно скорее», – подумала я.
Я отодвинула письмо, вручив его дальнейшую судьбу заботам Пьера, и снова пододвинула к себе листок Мэри. Она прислала мне весь Семьдесят первый псалом в поэтическом изложении. Я потянулась за записной книжкой, которую купил мне Мэтью. Открыв ее на первой странице, я обмакнула перо в ближайшую чернильницу и, стараясь не сломать его острый кончик, стала переписывать стихотворные строки:
- А те, кто ненавистью на меня исходят,
- Беседу меж лазутчиков своих заводят
- И молвят: ожидаем был итог —
- Его давным-давно оставил Бог.
- Преследуйте ж его без страха и сомненья —
- Ему ведь не от кого ждать спасенья.
Когда чернила высохли, я закрыла книжку, засунув ее под «Аркадию» Филипа Сидни.
Стихотворный подарок Мэри был не просто предложением дружбы. Я не сомневалась, что смысл его гораздо глубже. Если строчки, которые я прочитала Мэтью вслух, были признанием всего, что он сделал для ее семьи, и обещанием сохранять прежние дружеские отношения, завершающие строчки псалма содержали послание ко мне. За нами следили. Кто-то заподозрил, что в доме на Уотер-лейн все идет совсем не так, как кажется. Враги Мэтью нынче бились об заклад, злорадно утверждая, что даже союзники моего мужа отвернутся от него, когда узнают правду.
Мало того что Мэтью был вампиром, он находился на службе у королевы и входил в состав Конгрегации. Поиски ведьмы для моего обучения могли сильно повредить его репутации. А учитывая мою беременность, необходимость быстро найти такую ведьму становилась особенно острой.
Я пододвинула к себе чистый лист и принялась составлять список.
Воск для запечатывания писем
Печать
Лондон был большим городом, где я сумею купить все необходимое.
Глава 17
– Я собираюсь в город.
Франсуаза подняла голову от шитья. Еще через полминуты в дверях появился Пьер. Будь Мэтью дома, он бы тоже появился, но мой муж занимался какими-то таинственными делами в городе. Проснувшись, я сразу увидела его промокшую одежду, которая сушилась у камина. Его вызвали среди ночи, затем он вернулся, чтобы снова уйти.
– Вы серьезно? – спросила Франсуаза и сощурилась.
Еще утром, помогая мне одеваться, служанка догадалась: я что-то задумала. Обычно я ворчала по поводу количества нижних юбок, надеваемых через голову. Сегодня я не только покорно их надела, но и добавила еще одну, из теплой серой фланели. Затем у нас возник спор относительно платья. Одежда Луизы де Клермон была роскошной, однако я предпочитала более практичные вещи, сшитые мне во Франции. Сестра Мэтью – темноволосая, с фарфорово-белой кожей – вполне могла надеть платье из ярко-бирюзового бархата («Цвет патины», – поправила меня Франсуаза) или серо-зеленой тафты приглушенного оттенка (справедливо названного «умирающим испанцем»). Но при моих веснушчатых щеках и светлых волосах с рыжиной такие платья выглядели просто жутко. К тому же они были слишком изысканными для выхода в город по делам.
– Полагаю, мадам стоило бы дождаться возвращения господина Ройдона, – предложил Пьер, нервозно переминаясь с ноги на ногу.
– А я так не думаю. Я составила список необходимых вещей и хочу купить их самостоятельно. – Я достала кожаный мешочек с монетами – подарок Филиппа. – Подскажите, как правильно: прикрепить мешочек к поясу или запихнуть монеты внутрь корсажа и доставать их оттуда, когда понадобятся?
В исторических романах женщины постоянно что-то прятали под корсажем. Мне не терпелось проверить, действительно ли легко доставать оттуда деньги, как утверждали писатели. В их романах и занятия сексом выглядели уж слишком простым делом. Они явно не знали, какое количество одежек нужно снять, прежде чем предаться любовным утехам.
– Мадам вообще незачем нести деньги самой! – возразила Франсуаза и указала на Пьера.
Он развязывал тесемки своей поясной сумки. Сумка выглядела бездонной и вмещала в себя внушительный набор острых предметов: иголок, булавок и, как мне показалось, даже отмычки и кинжал. Туда же отправился и мой мешочек, который позвякивал от малейшего сотрясения.
Выйдя на Уотер-лейн, я решительно направилась в сторону собора Святого Павла. Степень решительности во многом определялась патенами – деревянными сандалиями, которые надевались на обувь и предохраняли ее от грязи. Плащ на меховой подкладке хлестал меня по ногам и служил надежной преградой на пути клубящегося тумана. Мы получили передышку от затяжных дождей, однако погоду ни в коем случае нельзя было назвать сухой.
Первую остановку мы сделали в пекарне Прайора, где купили булочек с изюмом и засахаренные фрукты. Ближе к вечеру на меня всегда нападал голод и мне хотелось чего-нибудь сладенького. Оттуда я направилась к шумной мастерской печатника. Над ее дверью красовалась вывеска с изображением якоря. Неподалеку от мастерской пролегал переулок, соединявший квартал Блэкфрайерс с остальными частями Лондона.
– Доброе утро, госпожа Ройдон, – услышала я, едва переступив порог мастерской. Соседи узнавали меня в лицо. – Вы пришли за книгой, заказанной вашим мужем?
Я уверенно кивнула, хотя и понятия не имела, о какой книге он говорит. Печатник достал с верхней полки довольно тонкую книгу. Перелистав страницы, я поняла, что книга посвящена военному делу, и в частности баллистике.
– Вы уж извините, что у меня не было переплетенного экземпляра вашей книги по медицине, – продолжал печатник, заворачивая новое приобретение Мэтью. – Когда вам будет угодно ненадолго расстаться с ней, я одену ее в надлежащий переплет.
Так вот откуда ко мне попал трактат о болезнях и лекарствах.
– Благодарю вас, мастер… – Я не договорила, поскольку не знала его имени.
– Филд, – подсказал печатник.
– Благодарю вас, мастер Филд, – повторила я.
Из заднего помещения вышла молодая светлоглазая женщина. Вместе с ней, цепляясь за подол, ковылял малыш. Кожа на пальцах женщины была шершавой. В поры въелась типографская краска.
– Познакомьтесь, госпожа Ройдон. Это моя жена Жаклин.
– А-а, здравствуйте, мадам Ройдон.
Женщина говорила с мягким французским акцентом, напоминавшим речь Изабо.
– Ваш муж рассказывал, что вы очень много читаете. А Маргарет Холи говорила, что вы еще и алхимию изучаете.
Итак, Жаклин и ее муж были хорошо осведомлены о моих занятиях. Не удивлюсь, если они знали размер моей обуви и предпочитаемый сорт мясного пирога. Все это еще сильнее меня удивило. Стало быть, никто в пределах Блэкфрайерса не заподозрил во мне ведьму.
– Да, – коротко ответила я, расправляя складки на перчатках. – Мастер Филд, а вы продаете писчую бумагу?
– Разумеется, – смущенно ответил печатник. – Неужели вы уже заполнили все листы вашей записной книжки?
Ага, значит, и записная книжка тоже была куплена здесь.
– Мне нужна бумага для писем, – пояснила я. – К ней – воск для запечатывания. И печать. Я могу купить все это у вас?
Мне вспомнился книжный магазин Йельского университета с его огромным выбором бумаги, ручек, брусков разноцветного и совершенно бесполезного воска для писем. Там же продавались и дешевые латунные печати в форме букв. А здесь… мой вопрос заставил супругов Филд переглянуться.
– Бумагу я пошлю вам сегодня же, – пообещал Филд. – Что касается печатки, вам понадобится помощь ювелира, который изготовит ее вместе с кольцом. У меня, к сожалению, есть лишь истершиеся типографские литеры. Я их потом расплавляю и отливаю новые.
– Вы можете обратиться к Николя Валлену, – предложила Жаклин. – Он, госпожа Ройдон, большой знаток металлов и к тому же делает замечательные часы.
– Это неподалеку? – спросила я, плечом указывая в сторону переулка.
– Он вовсе не ювелир, – запротестовал Филд. – Незачем создавать месье Валлену лишние хлопоты.
Жаклин невозмутимо выслушала возражения мужа.
– Ричард, жизнь в Блэкфрайерсе имеет свои преимущества, и работа не по правилам гильдий – одно из них. И потом, гильдия ювелиров не придерется ни к одному здешнему мастеру, сделавшему всего-навсего женское колечко. А воск, госпожа Ройдон, вы сможете купить в аптеке.
Мне так или иначе нужно было туда заглянуть. В списке моих покупок значилось мыло. Я знала, что аптекари пользуются перегонными кубами. И хотя мое внимание неизбежно перемещалось с алхимии на магию, не стоило пренебрегать возможностью научиться чему-то полезному.
– Где находится ближайшая аптека?
Пьер кашлянул:
– Вам все-таки стоило бы посоветоваться с господином Ройдоном.
Я догадывалась, чем бы кончилось это «посоветоваться»: Мэтью, заботясь о моей безопасности, отправил бы за покупками Франсуазу или Пьера. Печатник и его жена с интересом ожидали моего ответа.
– Возможно, – сказала я, дерзко поглядывая на Пьера. – Но я все-таки хочу услышать рекомендации госпожи Филд.
– Я бы посоветовала Джона Хестера, – ответила Жаклин, и в ее глазах мелькнули озорные огоньки. Отцепив сына от подола, она добавила: – Я своему малышу ухо вылечила его настойкой.
Если мне не изменяла память, Джон Хестер был не только аптекарем. Он интересовался алхимией. Возможно, он знает кого-нибудь из ведьм. А может, и сам является ведьмаком. Последний вариант как нельзя лучше отвечал моим намерениям. Сегодня я не просто отправилась за покупками. Я решила показать себя. Ведьмы – порода любопытная. Если выставить себя в качестве приманки, кто-нибудь да клюнет.
– Говорят, даже графиня Пемброк обращается к нему за советом по поводу мигреней у юного лорда, – добавил Ричард Филд.
Итак, в Блэкфрайерсе знали и то, что я побывала в замке Байнард. Мэри оказалась права: за нами наблюдали.
– Аптека мастера Хестера находится близ Полз-Уорф. У него на вывеске перегонный куб.
– Благодарю за сведения, госпожа Филд, – сказала я.
Судя по названию, Полз-Уорф находится где-то неподалеку от собора Святого Павла. Сегодня я могу заглянуть и туда. Я мысленно перекроила свой маршрут.
Едва мы распрощались с печатником и его женой, как Франсуаза и Пьер тут же повернули к дому.
– А я пойду к собору, – заявила я, демонстративно направляясь в другую сторону.
Естественно, Пьер попытался меня урезонить:
– Милорд будет недоволен.
– Милорда здесь нет. Я хорошо помню его строгое распоряжение: никуда не ходить без вас. Однако Мэтью не запрещал мне покидать дом. – Я протянула книгу и пакет с булочками Франсуазе. – Если Мэтью вернется раньше меня, сообщите ему, куда мы пошли, и скажите, что я скоро вернусь.
Франсуаза взяла книгу и булочки, обменялась долгим, многозначительным взглядом с Пьером, после чего молча пошла по Уотер-лейн. Я двинулась в избранном направлении.
– Prenez garde, madame[59], – пробормотал Пьер.
– Я всегда осторожна, – спокойно ответила я, ступив прямо в лужу.
На улице, что вела к собору, столкнулись две кареты, перегородив собой пространство. Тяжелые, громоздкие кареты больше напоминали фургоны, а вовсе не те элегантные экипажи в фильмах по романам Джейн Остин. Лавируя, я пробиралась между ними, стараясь не приближаться к взбешенным лошадям и еще более взбешенным пассажирам. Те стояли посреди улицы и громко орали, выясняя, кто виноват. Спокойными оставались только кучера. Они продолжали сидеть на козлах, переговариваясь между собой. Пьер следовал за мной по пятам.
– И часто такое случается? – спросила я, откидывая мешавший капюшон.
– От этих новомодных закрытых телег сплошные беды, – поморщился Пьер. – Было куда лучше, когда люди ходили пешком и ездили верхом. Но я не волнуюсь. В обиход кареты все равно не войдут.
То же самое говорили и Генри Форду.
– Далеко ли еще до Полз-Уорф?
– Милорду не нравится Джон Хестер.
– Пьер, я ведь не об этом спрашиваю.
– Что мадам желает купить на церковном дворе?
Отвлекающий маневр Пьера был мне знаком еще со времен средней школы. Однако я не собиралась рассказывать всем подряд истинную причину наших странствий по Лондону.
– Книги, – лаконично ответила я.
Мы вошли в пресинкт собора Святого Павла. Здесь буквально каждый дюйм был занят продающими товары и предлагающими свои услуги. К одной из стен собора притулилась пристройка. Под навесом на табурете сидел дружелюбного вида мужчина средних лет. Возле его прилавка толкались люди. Если мне повезет, среди них обнаружится ведьма или ведьмак.
Я приблизилась. Увы, стоявшие в очереди были просто людьми. Жаль.
Человек поднял глаза от бумаги, которую он переписывал для ожидающего заказчика. Писец. «Только бы он не оказался Шекспиром», – мысленно взмолилась я.
– Чем могу быть вам полезен, госпожа Ройдон? – с французским акцентом спросил писец.
Слава Богу, не Шекспир! Но откуда он знает, кто я?
– У вас есть воск для писем? И красные чернила?
– Госпожа Ройдон, я ведь не аптекарь, а всего лишь бедный учитель.
В очереди вполголоса заговорили о неприлично больших доходах, получаемых бакалейщиками, аптекарями и прочими вымогателями.
– Госпожа Филд говорила, что Джон Хестер готовит замечательный воск для писем, – громко сказала я.
В мою сторону сразу же повернулось несколько голов.
– Только весьма дорогой. Да и чернила у него недешевые. Он их делает из цветков ириса.
Толпа снова зашушукалась, поддерживая мнение писца.
– Можете показать, в какой стороне его аптека?
– Non[60], – прошипел мне в ухо Пьер, хватая меня за локоть.
Это привлекло ко мне еще больше внимания, и Пьер был вынужден отпустить мою руку.
– Его аптека находится близ Полз-Уорф, – сказал писец, показывая на восток. – Идите к заведению «Голова епископа», а там поверните на юг. Впрочем, месье Корню и сам знает дорогу.
Я обернулась. Пьер смотрел куда-то поверх моей головы.
– Говорите, знает? Благодарю.
– Так это жена Мэтью Ройдона? – ехидно усмехнулся кто-то нам в спину. – Mon dieu! Теперь понятно, почему у него такой изможденный вид.
Я не торопилась сразу же пойти в аптеку. Вперившись глазами в громаду собора, я стала огибать его. Собор и сейчас оставался удивительно гармоничным, но удар молнии навсегда лишил его изначальных пропорций.
– Вы избрали не самый короткий путь к «Голове епископа».
Обычно Пьер держался в трех шагах от меня. Сегодня он сократил дистанцию до одного шага и налетел на меня, когда я в очередной раз остановилась полюбоваться собором.
– А шпиль был очень высоким?
– Высота его почти равнялась длине собора. Милорд всегда изумлялся, как строителям удалось поставить столь высокий шпиль.
Уцелей шпиль, здание сейчас выглядело бы парящим, с его изящной башенкой, чьи очертания перекликались бы с очертаниями контрфорсов и высоких готических окон.
От собора шел поток энергии. Я вспомнила развалины храма Артемиды в окрестностях Сет-Тура. Где-то глубоко под собором некто или нечто почуяли мое присутствие. Я получила едва уловимый ответ – что-то вроде легкого ветерка, прошуршавшего под ногами. Свидетельство, что меня узнали. Затем все исчезло. Здесь была сила, к которой неодолимо влекло ведьм.
Откинув капюшон, я медленно разглядывала покупателей и продавцов на территории церковного двора. Демоны, ведьмы и вампиры устремляли ко мне свое внимание, но само место было слишком шумным и суетливым. Мне требовалась более камерная обстановка.
Я прошла вдоль северной стены собора и свернула к восточной. Шум стал еще сильнее. Внимание собравшихся было обращено к оратору. Он стоял на открытой проповеднической кафедре. Позади кафедры находилась башенка, увенчанная крестом. Поскольку до микрофонов и звуковых колонок было еще очень далеко, оратору приходилось выкрикивать слова и отчаянно жестикулировать, изображая огонь и серу.
Ни одна ведьма не справилась бы со столь яростным потоком проклятий и угроз вечного горения в аду. Если только я не сделаю какой-нибудь отчаянной глупости, любая ведьма, заметившая меня, увидит во мне лишь соплеменницу, которая отправилась за покупками. Я подавила вздох досады. До сих пор мой замысел казался мне предельно простым и надежным. В Блэкфрайерсе ведьм не было, зато здесь, рядом с собором, они буквально кишели. Однако Пьер своим присутствием отпугивал всякую любопытную ведьму.
– Стойте здесь и никуда не сходите с этого места, – велела я, сурово глядя на своего сопровождающего.
Мои шансы привлечь внимание дружелюбно настроенной ведьмы сразу возрастут, если Пьер не будет толкаться рядом, распространяя свое вампирское презрение. Он молча прислонился к опорному столбу ближайшего лотка, продолжая следить за мной.
Я смешалась с толпой у основания Креста Святого Павла, бросая взгляды по сторонам, словно искала потерявшуюся подругу. Я ждала, когда тело ощутит знакомое покалывание – сигнал присутствия ведьм. А ведьмы в толпе слушателей были. Я их чувствовала.
– Госпожа Ройдон! – окликнул меня знакомый голос. – Что привело вас сюда?
Между плечами двух серьезного вида джентльменов появилось румяное лицо Джорджа Чапмена. Его соседи внимательно слушали, как проповедник клеймит пороки мира, нечестивое иго католиков и плутовство купцов.
Ведьму я так и не нашла, а вот членов Школы ночи можно было встретить где угодно.
– Да вот вышла купить чернил и воска для писем.
Чем чаще я повторяла эту фразу, тем глупее она звучала.
– В таком случае вам нужно в аптеку. Пойдемте, я провожу вас к своему аптекарю. – Джордж согнул локоть, предлагая взять его под руку. – Цены у него вполне разумные, а качество отменное.
– Господин Чапмен, нынче рано начинает смеркаться, – заявил невесть откуда взявшийся Пьер.
– Госпоже Ройдон нужно подышать свежим воздухом, пока есть такая возможность. Лодочники говорят, скоро опять начнутся дожди, а они редко ошибаются. И потом, аптека Джона Чандлера совсем рядом, менее чем в полумиле, на Ред-Кросс-стрит.
Встреча с Джорджем оказалась не занудной, как я думала, а неожиданно плодотворной. Я не сомневалась, что по пути нам обязательно встретится ведьма.
– Мэтью не стал бы возражать против моей прогулки с Джорджем Чапменом. Особенно когда вы тоже идете с нами, – сказала я, беря Джорджа под руку. – Скажите, а аптека Чандлера находится где-то возле Полз-Уорф?
– Совсем в другой стороне, – ответил Джордж. – Я понял, почему вы спросили. В ту аптеку вам не стоит и заглядывать. Джон Хестер – единственный аптекарь в здешней округе, и потому его цены превышают разумные пределы. Мастер Чандлер продаст вам более качественный товар и вполовину дешевле.
Я отложила поход к Хестеру на другой день и отправилась под руку с Джорджем. Миновав церковный двор собора, мы направились на север. По обеим сторонам улицы стояли величественные здания, окруженные роскошными садами.
– Здесь живет матушка Генри, – сообщил Джордж, указывая на потрясающе красивые дома слева от нас. – Он ненавидит это место и долго жил неподалеку от Мэтта, пока Мэри не убедила его, что такое жилье ниже графского достоинства. Теперь Генри переехал в дом на Стрэнде. Мэри довольна, однако Генри утверждает, что там сумрачно и сыро, а его кости не выносят сырости.
Древние городские стены начинались сразу за фамильным домом Перси. Возведенные римлянами для защиты Лондиниума от захватчиков, они и по сей день являлись официальными границами города. Выйдя за пределы Олдерсгейта, мы пересекли невысокий мост и оказались среди полей, где вокруг церквей лепились невысокие домики. Я зажала нос: пасторальные виды сопровождались редкостным зловонием.
– Городская сточная канава, – извиняющимся тоном пояснил Джордж, указывая на грязную реку, над которой мы только что прошли. – Увы, это самый короткий путь. Вскоре воздух изменится.
Я вытерла слезящиеся глаза, искренне надеясь, что зловоние не будет сопровождать нас до самой аптеки.
Теперь мы шли по довольно широкой улице, где могли разъехаться кареты. Скрипели телеги, нагруженные разнообразной снедью. Помимо лошадей, нам встретилась воловья упряжка. Джордж говорил без умолку, рассказывая о недавней встрече со своим издателем Уильямом Понсонби. Его огорчило, что это имя было мне незнакомо. Я почти ничего не знала об особенностях книготорговли в Елизаветинскую эпоху и перевела разговор в иное русло. Джордж с удовольствием стал рассказывать о пренебрежительном отношении Понсонби ко многим драматургам, включая Кита. Этот издатель предпочитал работать с серьезными авторами, и когорта его любимцев была поистине впечатляющей: Эдмунд Спенсер, графиня Пемброк, Филип Сидни.
– Понсонби напечатал бы и стихи Мэтта, но ваш муж отказался, – горестно вздохнул Джордж и покачал головой, до сих пор удивленный этим.
– Стихи Мэтта?
Я замедлила шаг и почти остановилась. Я знала, что Мэтью любил и знал поэзию. Но чтобы он сам писал стихи…
– Да. Правда, сам Мэтт утверждает, что они годятся только для дружеского прочтения. Мы все восторгаемся элегией, которую он написал по случаю кончины Филипа Сидни – родного брата Мэри: «Людские очи, уши, мысли / Питал ты щедро нектаром совершенства своего». – Джордж улыбнулся. – Одно это стихотворение чего стоит. Но Мэтью без восторга относится к печатному станку и говорит, что печатные книги лишь умножают разногласия и незрелые суждения.
Современное оборудование в лаборатории не мешало Мэтью оставаться консерватором, восхищающимся старинными часами и винтажными автомобилями. Я сжала губы, чтобы не улыбнуться очередному свидетельству его приверженности традициям.
– А чему посвящены стихи Мэтью? – полюбопытствовала я.
– В основном любви и дружбе, хотя с недавних пор они с Уолтером начали обмениваться стихами о… предметах более мрачного свойства. Они теперь и думают совершенно одинаково, словно у них общий разум.
– Более мрачного свойства? – переспросила я.
– Они с Уолтером далеко не всегда одобряют происходящее вокруг. – Джордж понизил голос и огляделся по сторонам, не прислушивается ли к его словам кто-нибудь из прохожих. – Оба стали какими-то нетерпеливыми. В особенности Уолтер. Часто опровергают ложь тех, кто наделен властью. Это опасная тенденция.
– Опровергают ложь, – повторила я. Мне вспомнилось знаменитое стихотворение «Ложь»: анонимное, но приписываемое Уолтеру Рэли. – «Ложь при дворе сверкает, / Но свет ее подобен свечению лесных гнилушек». Вы об этом?
– Значит, Мэтт читал свои стихи и вам. – Джордж снова вздохнул. – Он умеет несколькими словами передать целую гамму чувств и пласты смысла. Я завидую его таланту.
Стихи были мне известны, однако я и подумать не могла, что их написал Мэтью. Но впереди у нас еще предостаточно вечеров, когда я ненароком расспрошу мужа о его литературных занятиях. По молчаливому согласию мы с Джорджем оставили эту тему. Он стал рассказывать о тяготах писательской жизни. Он считал, что необходимость выживать толкает писателей на увеличение числа публикаций в ущерб качеству. Затем он пожаловался на недостаток грамотных редакторов, способных вылавливать ошибки, чтобы те не перекочевали на печатные страницы.
– А вот и аптека Чандлера, – сказал Джордж, указывая на перекресток улиц.
Центр перекрестка занимал покосившийся крест, стоявший на каменном постаменте. Возле креста копошилась ватага уличных мальчишек. Отыскав в основании постамента шатающийся булыжник, они расшатывали камень, стараясь его вытащить. Не надо было обладать чутьем ведьмы, чтобы догадаться: очень скоро булыжник полетит в окно какого-нибудь магазина.
Чем ближе мы подходили к аптеке, тем холоднее становился воздух. Как и возле собора Святого Павла, из здешних недр исходил поток силы. Но даже он не заглушал гнетущего ощущения бедности и безысходности, которым веяло от этого квартала. На северной стороне улицы стояла полуразвалившаяся старинная башня. Окрестные домишки выглядели так, словно порыв ветра вот-вот унесет их прочь. Двое мальчишек из ватаги хотели подойти к нам поближе, но Пьер, тихо зашипев, тут же охладил их интерес.
Аптека Джона Чандлера великолепно вписывалась в средневековую обстановку квартала. В помещении было сумрачно и как-то тревожно. Пахло чем-то едким. С потолка свешивалось чучело совы. На стене скалились зубастые челюсти, принадлежность которых я даже не стала пытаться определить. Ниже располагалось изображение несчастного человека, которому отсекли руки и ноги, предварительно их сломав. Это было сделано несколькими видами оружия, также изображенными на рисунке. Мало того, левый глаз бедняги был проткнут плотницким шилом.
Из-за портьеры к нам вышел сутулый человек в черном выцветшем бомбазиновом балахоне, который здорово напоминал академические мантии студентов Оксфорда и Кембриджа и вполне мог соперничать с ними по части помятости. Лучистые светло-карие глаза аптекаря спокойно встретились с моими. Я ощутила характерное покалывание по всей кожи. Чандлер был ведьмаком. Пройдя большую часть Лондона, я наконец-то встретилась со своим соплеменником.
– А окрестные улицы с каждой неделей становятся все опаснее, – сказал Джордж, выглядывая за дверь.
Я успела увидеть любопытные, нагловатые физиономии мальчишек.
– Совсем от рук отбились. Прямо стая волчат, – согласился Чандлер. – Чем я могу быть полезен вам сегодня, господин Чапмен? Никак головные боли вернулись и вам снова требуется моя настойка?
Джордж стал подробно перечислять свои многочисленные болячки и недуги. Каждую из них Чандлер встречал сочувственным бормотанием и все ближе подвигал к себе конторскую книгу. Затем они оба принялись ее листать, а я получила возможность осмотреться.
Аптеки Елизаветинской эпохи являлись своеобразными универсальными магазинами. Небольшое помещение было чуть ли не до потолка забито товарами. Я увидела стопки иллюстрированных плакатов вроде того, что висел на стене. Рядом выстроились банки с засахаренными фруктами. Отдельный стол был выделен для книг, где новые соседствовали с потертыми. Мрачный интерьер аптеки оживляли глиняные кувшины с наклейками, где значилось их содержимое: лекарственная трава, пряность или что-то еще. Животное царство было представлено не только чучелом совы и челюстями на стене, но и высохшими тушками грызунов, подвешенных за хвост. Помимо них, я увидела склянки с чернилами, гусиные перья и мотки бечевки.
Ассортимент товаров если и был упорядочен, то лишь отчасти. Чернила и перья находились рядом с книгами, как раз под мудрой совой. Мыши висели над горшком с надписью «Крысиный яд». Возле горшка лежала книга, обещавшая помочь не только с ловлей рыбы, но и со строительством разнообразных приспособлений и ловушек для поимки хорьков, канюков, крыс, мышей и всех прочих видов зверей и насекомых. Я постоянно думала о том, как избавить архив Мэтью от мышей. Рекомендации, даваемые в книге, превосходили мои хозяйственные способности, но я сумею найти тех, кто справится с этой задачей.
– Прошу прощения, госпожа, – пробормотал Чандлер, проходя мимо.
К моему удивлению, он снял подвешенных мышей, перенес на подобие верстака, где быстро и ловко отрезал им уши.
– А на что годны мышиные уши? – спросила я у Джорджа.
– Истолченные мышиные уши хорошо снимают бородавки, – с энтузиазмом принялся объяснять мне драматург, наблюдая, как Чандлер орудует ступой.
Радуясь отсутствию у себя бородавок, я переместилась к сове, охранявшей отдел канцтоваров. Там я нашла склянку густых чернил сочного красного цвета.
Учтите, госпожа, если вы принесете эту склянку домой, ваш друг-варг вряд ли будет доволен. Чернила сделаны из крови ястреба и предназначены для написания любовных заговоров.
Итак, Чандлер владел силой телепатии. Я поставила склянку на место и взяла журнал с измятыми, обтрепанными страницами. В Елизаветинскую эпоху такие журналы называли памфлетами. Верхняя картинка первой страницы изображала волка, напавшего на ребенка. Две нижние запечатлели жестокие истязания узника и его казнь. Мне это напомнило таблоиды, какие обычно продаются на кассах современных супермаркетов. Перевернув страницу, я наткнулась на не менее жуткий рассказ о некоем Петере, имевшем прозвище Пень. Этот Петер оборачивался волком, нападал на мужчин, женщин и детей и высасывал из своих жертв всю кровь, обрекая их на смерть. Значит, уже тогда людям были известны не только шотландские ведьмы, но и вампиры.
Я пробежала глазами по строчкам и облегченно вздохнула. Петер Пень жил в далекой Германии. Но тревога тут же вернулась стоило мне прочесть, что дядя одной из жертв жил в Лондоне и имел пивоварню, находившуюся на полпути между нашим домом и замком Байнард. Меня в одинаковой степени шокировали ужасающие подробности убийств и то, как далеко заходили люди, чтобы защищаться от существ нечеловеческой природы, живущих среди них. Петер Пень фигурировал в памфлете как ведьмак, заключивший сделку с дьяволом, что позволяло ему менять обличье и удовлетворять свою неестественную жажду крови. Хотя этот Петер более походил на вампира. Я сунула памфлет под книгу и пошла к прилавку.
– Госпожа Ройдон хочет кое-что купить у вас, – пояснил Джордж.
Мое имя словно выдуло все мысли из мозга Чандлера.
– Да, – подтвердила я. – Красные чернила, если они у вас есть. И душистое мыло для умывания.
– Конечно.
Ведьмак поискал среди оловянных бутылочек и, найдя нужную, выставил ее на прилавок.
– Вам, наверное, понадобится и воск под цвет чернил?
– Мне подойдет любой воск, какой у вас есть, мастер Чандлер.
– Я тут нашел у вас одну из книг мастера Хестера, – сказал Джордж, касаясь переплета книги. – Я рассказывал госпоже Ройдон, что ваши чернила ничуть не хуже его чернил, зато вдвое дешевле.
Комплимент Джорджа вызвал у аптекаря вялую улыбку. Он достал несколько красно-розовых брусков воска и два шарика пахучего мыла, добавив все это к чернилам. Я выложила на прилавок памфлет о немецком вампире и руководство по борьбе с крысами. В глазах Чандлера появилась настороженность.
– А что до этой книги… мне сосед-печатник принес несколько экземпляров. Подумал, раз трактат по медицине, у меня скорее купят, – пояснил Чандлер.
– Госпоже Ройдон тоже будет интересно, – решил за меня Джордж, кладя книгу поверх моих двух.
Уже не в первый раз я удивлялась, как люди могут совершенно не замечать того, что происходит у них под самым носом.
– Сомневаюсь, что этот трактат подойдет для леди…
Чандлер не договорил, многозначительно посмотрев на мое обручальное кольцо. Я хотела ему мысленно ответить, но Джордж меня опередил:
– Муж госпожи Ройдон не станет возражать. И потом, она изучает алхимию.
– Я возьму эту книгу, – решительно заявила я.
Пока Чандлер заворачивал наши покупки, Джордж спросил, не порекомендует ли он мастера по изготовлению очков.
– Господин Понсонби – мой издатель – опасается, что глаза подведут меня раньше, чем я успею завершить свой перевод Гомера, – с важным видом сообщил Джордж. – Мать слуги снабдила меня рецептом одного снадобья, но оно не помогло.
Аптекарь пожал плечами:
– Бывает, эти доморощенные средства помогают, но мое надежнее. Я весьма успешно продаю припарку из яичного белка и розовой воды. Будете смачивать ею тряпочки и прикладывать к глазам.
Пока Джордж и Чандлер торговались о стоимости припарки и сроках доставки, Пьер забрал наши пакеты и застыл возле двери.
– Всего вам доброго, госпожа Ройдон, – произнес аптекарь, поклонившись мне.
– А вам, господин Чандлер, спасибо за помощь, – ответила я.
Я в Лондоне совсем недавно. Ищу ведьму, способную мне помочь.
– Всегда рад вас видеть, – учтиво ответил Чандлер, – хотя и в Блэкфрайерсе есть прекрасные аптеки.
Лондон – опасное место. Будьте осторожны с теми, у кого просите помощи.
Откуда аптекарь узнал, где я живу? Раньше чем я успела задать ему вопрос, Джордж пафосно распрощался с Чандлером и чуть ли не за руку вывел меня на улицу. Пьер держался так близко, что мой затылок ловил его холодное дыхание.
На обратном пути я спиной чувствовала: за нами следят. Пока я находилась в аптеке Чандлера, по окрестностям разнеслась весть о появлении ведьмы. Что ж, сегодня я наконец-то достигла поставленной цели. Две ведьмы даже вышли на крыльцо своего дома. Они стояли, сложив руки на груди, и со сверлящей враждебностью глазели на меня. Их лица и фигуры были совершенно одинаковыми. Наверное, сестры-близнецы.
– Варг, – пробормотала одна из ведьм, плюнула в сторону Пьера и расставила пальцы, сделав знак, отгоняющий дьявола.
– Идемте, госпожа. Время уже позднее, – сказал Пьер, беря меня за локоть.
Его стремление поскорее увести меня и желание Джорджа выпить вина способствовали тому, что обратный путь мы проделали быстрее. Мы благополучно вернулись в «Оленя и корону». Мэтью до сих пор не возвращался, и Пьер отправился его искать. Вскоре после этого Франсуаза начала делать Чапмену более чем прозрачные намеки о позднем времени и моей потребности в отдыхе. Переводчик Гомера откланялся и ушел.
Франсуаза уселась возле камина шить, то и дело поглядывая на дверь. Я решила испробовать новые чернила. Сначала я вычеркнула из списка все купленные товары, затем добавила к ним «крысоловку», написав это слово по правилам елизаветинской орфографии. Далее настал черед книги Джона Хестера. Аптекарь завернул ее в плотную бумагу, маскируя вполне медицинское, но непристойное с обывательской точки зрения содержание. Книга была посвящена лечению венерических заболеваний. Почти все перечисленные лекарства содержали опасные концентрации ртути. Неудивительно, что Чандлер не хотел продавать этот трактат замужней женщине. Я едва успела прочитать первую главу и взяться за вторую, как из кабинета Мэтью донеслись голоса. Франсуаза поджала губы и покачала головой.
– Сегодня ему понадобится больше вина, чем у нас есть, – проворчала она.
Служанка встала и пошла к лестнице, захватив по пути пустой кувшин.
Я отправилась на звук голоса Мэтью. Муж по-прежнему находился в кабинете, где стаскивал с себя одежду и бросал в разожженный камин.
– Милорд, он злой человек, – угрюмо сказал Пьер, отстегивая хозяйский меч.