Кости Келлерман Джонатан
— Я кое о чем подумала, пока размышляла о том, что могло погнать Сила на болото в тот вечер. Не то, чтобы его нужно было подгонять, он постоянно туда наведывался. Убрать мусор, убедиться, что никто не бродит по закрытой зоне… У него был пунктик насчет этого места. Правду сказать, он был в некотором роде одержим. И я знаю почему. Его родители были битниками, которые переехали из Анн-Арбор в сельскую часть Висконсина. Его семья жила в хижине возле… угадайте, чего?
— Озера с тростниками?
— Огромного болота, которое подпитывалось водой одного из Великих Озер. Сил сказал, это было идеальное, идиллическое место, пока поблизости не открылся бумажный комбинат и не загрязнил все вокруг. Вся рыба подохла, воздух ужасно вонял, и в конце концов семье Сила пришлось уехать в Милуоки. Его родители умерли от рака, и он был убежден, что виной тому — отравленный воздух и вода. Несмотря на то, что его отец выкуривал по три пачки сигарет в день и умер от рака легких, а рак груди в семье его матери был наследственным. Но попробовал бы кто сказать это Силу. Попробовал бы кто сейчас сказать ему что угодно…
— Я понимаю, почему Птичье болото было для него так важно.
— Одержимость, — повторила Альма. — Иногда это мешало.
— Чему или кому?
— Нам. Бывало так, что мы отдыхали, и он вдруг вскакивал и заявлял — мол, ему нужно ехать и убедиться, что всё в порядке. Это раздражало меня, но я редко говорила на эту тему, поскольку видела, что под этим идеализмом кроется глубинная психология. Но в тот вечер он… в тот вечер я совершенно не хотела туда ехать, но он не слушал меня. Это, вероятно, было что-то важное.
— Он сказал вам, что звонивший обещал разгадку убийств.
— И я ему поверила. Когда были найдены все эти трупы, Сил воспринял это близко к сердцу — как если бы допустил, чтобы что-то случилось с его ребенком. Он также волновался, что эти убийства будут использованы как предлог, чтобы лишить болото неприкосновенности и открыть дверь всяческим инновациям. Я знаю, это звучит параноидально, но Сил никогда не танцевал ни под чью дудку. Наоборот, там, где весь мир вальсировал, он маршировал.
— При таком уровне тревожности он готов был броситься по любому следу, — согласился я.
— Вот именно. Хорошо, что я связалась с вами, а не со Стёрджисом.
— Сил не дал никаких намеков на то, кто ему звонил?
— Нет, — ответила она. — Я думала об этом, пыталась вспомнить, не было ли в его словах каких-либо указаний на это… но нет. Вы считаете, что кто-то, кого он уважал, мог заманить его туда?
— Кто-то, кто поддерживал его труд. У вас есть список участников организации «Спасем Болото»?
— Я никогда не видела этого списка и даже не знаю, существует ли он.
— Кто сейчас занимается делами в их офисе?
— Не знаю и знать не хочу, — отрезала она. — Я умываю руки.
В офисе «Спасем Болото» никто не отвечал.
В совете директоров организации числились те самые прогрессивные миллиардеры, которые пытались «облагородить» это место, а помимо них — Силфорд Дабофф, женщина по имени Чапаррел Стивенс и два мужчины: Томас Фридкин, доктор медицины, и Лионель Мергсамер, доктор философии.
Чапаррел Стивенс была ювелиром-дизайнером и жила в Сьерра-Мадре. Доктор Фридкин оказался девяностолетним офтальмологом, почетным профессором медицинского факультета в университете Юты. Профессор Мергсамер занимался астрономией в Стэнфорде.
Не очень похоже на банду преступников, однако я на всякий случай записал их имена.
Я поискал тех, кто вносил пожертвования в поддержку болота, нашел три коктейльных вечеринки в Вестсайде, но списка гостей не было.
Отвлекшись от деревьев, я подумал о лесе: почему Силфорда Дабоффа заманили навстречу его смерти?
Его убийство не подпадало под схему поведения сексуального маньяка, ищущего удовлетворения. Единственный осмысленный мотив — Дабофф слишком много знал. И это знание могло попасть к нему как самыми невинными путями, так и, наоборот, преступными.
Еще какие-то кости, сокрытые в трясине? Съемка с воздуха не дала ничего, однако у земли есть свойство поглощать и переваривать все умершее.
Или Альма Рейнольдс была права, и желание Дабоффа поиграть в спасителя — дабы совладать со своей детской травмой — завело его в ловушку?
Это казалось аналитически перспективно, но я снова и снова вертел это в уме и не находил ничего больше. Негромкий стук в мою дверь прервал закольцованные размышления.
— Похоже, ты загружен по уши, — сказала Робин.
— Нет, я уже закончил.
— Если так, я могу приготовить ужин.
Я встал, и мы вместе отправились на кухню.
— Со-труд-ни-чес-тво, совсем как в «Улице Сезам», — отметила Робин. — Хочешь быть Бертом или Эрни?
— Пожалуй, Оскаром.
— День выдался трудным, да?
Бланш протопала на кухню и села, улыбаясь нам во всю пасть.
— А она пусть накроет на стол, — усмехнулся я.
Глава 23
— Голова, руки и ноги в Миссури, — перечислил Мо Рид. — Голова, кисти рук и ступни в Нью-Джерси. — Три кисти и только ступни в… — Он сверился со своими записями. — В штатах Вашингтон, Западной Виржинии и Огайо.
— Ничего, где были бы только кисти рук, — отметил Майло.
— Ничего. И никакой очистки кислотой. К тому же в трех случаях они почти точно знали, кто это сделал, но не нашли достаточно улик, чтобы выдвинуть обвинения.
Мы сидели в допросной комнате Вестсайдского участка; завершался еще один день бесплодных усилий. Майло еще раз звонил Бадди Уэйру — не дозвонился; в ответ от паралегала пришло сообщение, что он «все еще работает над этим». Наблюдение за домом на Калле-Маритимо не выявило никакой деятельности, не считая прихода бригады садовников.
Они понятия не имели, дома ли Хак, и когда Майло убедил одного из них позвонить в дверь особняка, никто не ответил.
Хак продолжал игнорировать предложения поговорить с полицией, оставленные ему через оператора сотовой связи.
— Случай в Джерси — явно уличное нападение, — продолжил Рид. — Жертву опознали по хирургическому шраму на спине.
— Какой-то итальяшка с проблемами с позвоночником. Что-нибудь еще?
Рид покачал головой.
— Есть ли случаи, когда была отсечена только одна рука? — спросил я.
— Нет.
— Отсечение рук используют, чтобы помешать расследованию. Наш случай не имеет с этим ничего общего. В данном случае, руки — это символ.
— Символ чего? — уточнил Майло.
— Мой конек — вопросы, а не ответы, — отозвался я. — Но, может быть, это имеет какое-то отношение к тому, что Селена играла на пианино?
— Люди играют на пианино обеими руками, Алекс.
— Правая рука ведет мелодию.
Выражение их лиц можно было перевести как «спасибо, но нет».
— Альтернативный вариант, — продолжил я. — Возможно, кто-то пытается сделать так, чтобы убийства выглядели странно?
— Закос под сексуального маньяка? — хмыкнул Майло. — Чтобы скрыть — что?
— Я постоянно возвращаюсь мыслями к Селене. Она сильно отличается от других. Что, если все это было затеяно ради ее смерти, а остальные жертвы были лишь подготовкой?
— Больше года подготовки? — усомнился Майло. — Что же такого важного в Селене?
— Что-то, известное ей, сделало ее существование угрозой для кого-то. Что-то достаточно серьезное, чтобы забрать ее компьютер. Та же самая причина, по которой был убит Дабофф.
— Долгосрочное планирование обычно касается денежных вопросов.
— А у Вандеров много денег — подхватил Рид. — А значит, мы снова возвращаемся к ним. И к Хаку, который на них работает.
— Если ты прав относительно этих женщин, то от того что мы раскапываем их прошлое, толку не будет никакого, — проворчал Майло.
— Убийца все равно должен быть как-то связан с ними, — возразил я, — так что это еще может принести свои плоды.
— Я обшарил трассу до аэропорта вдоль и поперек, но никто не помнит Хака, — сообщил Рид.
— Народ там постоянно меняется. А у людей по множеству причин бывает очень короткая память.
Майло встал, начал расхаживать по комнате туда-сюда, достал сигару. Мо Рид напрягся, но когда сигара снова исчезла в кармане лейтенанта, расслабился.
— Если этот тип охотился на проституток, кто сказал, что он ограничивался одним районом?
— Другая трасса? — предположил Рид.
— Хак живет в Палисейдс, — напомнил я. — Ради чистого развлечения он мог заниматься своими делами в Вестсайде. Но когда маньяк ищет жертву, он отправляется туда, где меньше вероятности, что его опознают.
— Может быть, куда-нибудь поближе к своему бункеру для убийств, — теоретизировал Рид. — Это может быть относительно недалеко от дома Вандеров. Только я не нашел ничего ни в записях налоговой, ни где-либо еще.
— Аэропорт, болото и та складская компания — это все довольно близко друг к другу, — отметил Майло. — Так что его убежище тоже может быть поблизости.
— Чтобы найти съемное жилье, нам придется дать делу огласку и надеяться, что кто-нибудь наведет нас на след.
— Это может понадобиться, Моисей, но еще рано. Давай пока попробуем проверить другую трассу. Если мы сможем найти еще каких-нибудь проституток, к которым Хак подкатывал с предложением жесткого секса и, возможно, даже игр в удушение, то это поможет нам выбить ордер на обыск.
— Я могу обследовать бульвар Линкольна дальше на север.
— Хорошая идея. Если не сработает, переместимся на Сансет-Стрип. А вообще — не будем ждать. Сегодня вечером ты займешься бульваром Линкольна, потом Сансет от Догени до Фэрфакса. Я беру на себя Сансет от Восточной до Рэмпарта, затем в Центре. Перешлю фотографию Хака в отдел по борьбе с проституцией; может быть, кто-нибудь что-нибудь и вспомнит.
— А что насчет наблюдения за домом?
— Мы по-прежнему оставляем это патрульным. Если Хак не появится в скором времени, полагаю, надо будет обратиться к высоким чинам насчет пресс-конференции. Вдобавок к тому, что он может закопаться поглубже, у нас нет на него ничего, а он когда-то уже был жертвой несправедливого обвинения. Так и слышу вступительную речь адвоката на суде… — Он повернулся ко мне. — Вполне возможно, что Дабоффа пырнул ножиком еще какой-нибудь защитник болота, но проверка всех эко-активистов у нас далеко не на первом месте.
— Посмотрю, что мне удастся найти, — сказал я.
— Почему бы тебе просто не стать полицейским, док? — спросил Рид.
Майло тут же срезал его:
— Следи за языком. Он мой друг.
Организация «Гражданский комитет по спасению Болота» размещалась в каркасном бунгало бежевого цвета, стоящем на Плайя-дель-Рей, где городской район переходил в милую деревеньку, состоящую в основном из кафе и магазинов. В двух милях от болота, еще ближе к Тихоокеанским складам.
Окна здания были закрыты наружными жалюзи, дверь заперта. На трехместной стоянке — ни одной машины. И никаких памятных табличек по Дабоффу — вообще ни одного свидетельства того, что он был убит.
Я перешел улицу, направляясь к кафе под названием «У дофина». Белые деревянные стены, синие жалюзи, навес над крыльцом, нехитрый ассортимент. Я заказал рогалик с кофе и съел половину, а потом спросил у владелицы кафе, действительно похожей на француженку, не знает ли она, кто в ответе вон за то бунгало.
— Non, m’sieur[25], — ответила она, — я никогда и никого там не видела.
Я начал обзванивать людей, числящихся в списке «Спасем Болото».
В ювелирной мастерской Чапаррел Стивенс звуковым фоном для автоответчика служило журчание воды, перезвон «музыки ветра» и птичье чириканье. Голос Стивенс на записи был низким и страстным, говорила она с легкой запинкой. Женщина заявляла, что испытывает «тантрический экста-аз» в связи с предстоящим ей «шестимесячным духо-овным о-отдыхом в заповедном тума-анном лесу Монтеверде в невероятной Ко-ста-Ри-ике», однако это было больше похоже на вялость после курения конопли.
Секретарша в Офтальмологическом центре Юты сообщила, что доктор Томас Фридкин уже много лет не появлялся там.
— По крайней мере, я никогда его не видела. Мне кажется — я могу ошибаться, — что он уже скончался.
— О, жаль, — отозвался я.
— Вы его коллега?
— Бывший студент.
— А, — произнесла она. — Подождите, пожалуйста, на линии, я проверю.
Несколько секунд спустя:
— Да, мне очень жаль, он скончался в прошлом году. Еще один его бывший ученик, доктор Эйзенберг, сказал, что погребение проходило на корабле. Рассеяли пепел над водой, понимаете?
— Доктор Эф любил природу.
— Всем бы нам так, верно? Вернуться туда, откуда мы пришли, и перестать превращать планету в свалку.
— Доктор Эф занимался охраной Птичьего болота.
— Как мило! Я люблю птиц.
Профессор Лионель Мергсамер отправился на год в творческий отпуск в Королевскую Гринвичскую обсерваторию в Англии.
Все отдыхали. А когда удастся отдохнуть мне? Я проверил студию, которой владели прогрессивные миллиардеры, и получил именно то, что предвидел: долгое ожидание на линии и в итоге — сброс вызова.
Отсутствующий совет директоров с церемониальными званиями означал, что управление организацией было сброшено на того, кто желал нести ответственность за это.
То есть на Силфорда Дабоффа.
Кто еще мог знать об этой группе?.. Парень-волонтер, принявший звонок от убийцы. Ченс Брендт.
Никаких контактов резиденции в Брентвуде у меня не было, однако в телефонной книге значилась юридическая контора Стивена А. Брендта. Я вспомнил его враждебные манеры, решил, что он будет упираться или впадет в ярость, и вместо этого позвонил в Винуордскую школу. Сообщил свою должность в полиции и твердым тоном попросил соединить меня с директором Рамли, после чего выдавил-таки из секретарши номер сотового телефона юного Брендта.
— Да?
Я сообщил ему, кто я такой.
— Да? — повторил она.
— Ченс, кого ты видел в офисе, кроме мистера Дабоффа?
— Да?
На заднем плане слышалось девичье хихиканье и басовые ритмы хип-хопа.
Я повторил вопрос.
— А, в том месте… — Он умолк. Его подружка продолжала хихикать.
— Так что насчет офиса, Ченс?
К девичьему смеху присоединился мужской.
— Кого ты видел, Ченс?
— Да…
— Ладно, поговорим в полицейском участке.
— Никого, ясно?
— Никого, кроме Дабоффа?
— Это все его задвиги. Болотник. — Веселье на заднем плане набирало обороты. — Типа как он трахается с ним. Со всей этой грязью.
Парень использовал настоящее время: убийство Дабоффа все еще не попало в новости. Я подумал было сообщить ему, но вместо этого повесил трубку. Отнюдь не для того, чтобы защитить тонкие чувства юноши. Боюсь, у него их не было.
Глава 24
Мо Рид ворвался в кафе «Могул», подавшись вперед всем мощным телом и ссутулив плечи. Поза его была агрессивной, но он улыбался, как будто рвался навстречу победе.
Я впервые видел его довольным.
Майло дожевал своего цыпленка тандури и вытер губы.
— Хотя бы у кого-то выдался хороший день.
Он провел весь вечер в тщетных розысках хотя бы одной уличной девицы, знавшей Трэвиса Хака. Утром ему пришлось сидеть в офисе и вести бесконечные телефонные споры со все более вышестоящими чинами относительно того, обнародовать или нет подозрения относительно Трэвиса Хака.
Спор дошел до начальника департамента, и сверху, точно глас с небес, спустился ответ: учитывая несправедливый приговор, вынесенный когда-то Хаку, нужно поискать еще больше улик.
Если только не обнаружится новая жертва. «Никакой политики отсчета трупов».
Я как раз закончил рассказывать ему о поведении Ченса Брендта.
— Поколение Ти — тупые, — хмыкнул он.
Рид сел и помахал блокнотом.
— Две проститутки.
Майло отложил вилку.
— Это ответ на вопрос: «Какие еженедельные льготы полагаются конгрессмену?»
Рид улыбнулся.
— Я нашел их на Сансет-Стрип, лейтенант. Они продали Хака за сорок баксов. Обе уверена, что это он — вплоть до искривленного рта. И знаете что? На нем не было шапки, и он был совершенно лысый.
Полицейский перевернул страницу.
— Шамейн ле Дювалье, настоящее имя Коринна Дагуорт, и Тэмми Линн Адамс, ее, похоже, действительно так зовут. Обе работают на Сансет, в основном между Ла-Сьенега и Фэрфакс. Хак снял Шамейн возле Фэрфакс примерно месяц назад, Тэмми Линн подцепила его двумя кварталами западнее. Она прикинула, что это было около шести недель назад. Оба раза Хак приезжал часа в три-четыре ночи на «Лексусе SUV», цвет и стиль по описанию совпадают с машиной Вандера. Хак использует тачку босса для развлечений.
— Какие-нибудь необычные сексуальные пристрастия?
— Обе вспоминают, что он был ужасно тихий. Адамс призналась, что он напугал ее.
— Призналась?
— Эти девицы любят притворяться, будто улица их закалила, и им все нипочем. Я слегка надавил на нее, и она сказала, что да, он типа как ее испугал.
— Каким образом?
— Тем, что был таким тихим. Он даже не притворялся, что испытывает какую-то симпатию, как бывает с большинством клиентов. Словно он уже привык платить за такие услуги, и это была просто еще одна короткая сделка.
— В отличие от нее, — хмыкнул Майло. — Она-то романтична до мозга костей, ага.
— Судя по тому, что я видел, — отозвался Рид, — этим девушкам нужно чувствовать, будто у них все под контролем, поэтому они притворяются крутыми. Многих клиентов это нервирует. Но не Хака. Похоже, ему было все равно: вот деньги, давай товар.
— За что он платил? — спросил я.
— За оральный секс.
— Какие-нибудь признаки агрессии? — поинтересовался Майло. — Хватал их за волосы, разговаривал жестким тоном?
— Ничего, — ответил Рид. — Мне кажется, он напугал их обеих, но только Адамс созналась в этом. Она работает на улице пять лет и утверждает, что у нее есть чутье на то, от каких мужиков надо держаться подальше. И Хак показался ей одним из таких.
— Но тем не менее она подцепила его.
— С первого взгляда с ним все было в порядке: хорошо одетый, на приличной тачке… Только когда он подошел к ней, она занервничала.
— Из-за того, что он вел себя тихо и по-деловому?
— Из-за того, что он с ними не разговаривал, — пояснил Рид. — Даже не пытался завязать диалог.
— Ты записал номера телефонов этих девиц?
— Мобильники с предоплаченным тарифом, как и следовало ожидать. Что касается адреса, то ни у одной из них нет водительских прав, и обе утверждают, что все еще ищут постоянное жилье.
— Ах, роскошная жизнь, — иронически вздохнул Майло.
— Да, но хотя бы такую мелочь мне удалось добыть, лейтенант. Обе они согласились поспрашивать своих товарок насчет Хака. Наивно думать, что девчонки пойдут на сотрудничество, но, может быть, мои расспросы о нем напугают их еще больше. Если он попытается снять кого-то из них снова, они наверняка сообщат мне.
Он подозвал женщину в сари и заказал чай со льдом.
— Есть что-нибудь будете? — спросила та.
— Нет, спасибо, только чай.
Официантка пошла прочь, покачивая головой.
— Превосходная работа, детектив Рид, — сказал Майло. — Жаль, что я не знал всего этого час назад. — Он сообщил краткий итог своих переговоров относительно пресс-конференции. — Не то чтобы я был уверен, что это помогло бы. Там, наверху, очень боятся, что дело рассыплется из-за отсутствия улик, а Хак выдвинет встречное обвинение.
— Они действительно думают, что ему хватит на это пороха? — фыркнул Рид.
— Лучшая защита — хорошее нападение, сынок. Если мы ткнем в него пальцем, не имея веских доказательств, он перехватит инициативу. Прикинь, как он будет стоять перед всеми, а какой-нибудь адвокатишка будет в подробностях расписывать, что бедняжке Хаку пришлось пережить в тюрьме для несовершеннолетних.
— А что, если назвать его не «подозреваемым», а «лицом, представляющим интерес»?
— Это может купить нам немного времени, — признал Майло, — но в Центре к этому не готовы.
Его телефон заиграл мелодию Брамса.
— Стёрджис слушает. Кто?.. О чем?.. Ага. Да-да, конечно, говорите адрес.
Он встал из-за стола.
— Поехали.
— Что случилось, лейтенант?
— Во мне возрождается вера в цвет нашей молодежи.
Женщина в сари смотрела, как мы идем к выходу, и в руках у нее был стакан с чаем, заказанным Ридом. Когда за нами закрылась дверь, она залпом выпила его.
Рост девушки едва достигал пяти футов, а возраст — семнадцати лет, однако у нее была роскошная фигура и прелестный загар, великолепные рыжие волосы, чуть заметные веснушки и васильково-синие глаза. Юная версия своей матери. Они вдвоем сидели, держась за руки, на обширной тахте, обтянутой густо-синей тканью, словно две феечки, примостившиеся на цветке.
Гостиная, отделанная алым шелком, переливалась всеми оттенками свежей крови в свете хрустальной люстры. Светильник был подвешен к сводчатому потолку высотой в двадцать футов, украшенному позолотой, на длинной золотистой цепи, переплетенной голубой атласной лентой. Окна с причудливым переплетом выходили на бархатистую с виду лужайку. В обоих торцах комнаты зияли огромные камины, сложенные из камня. Над одним висела картина Ренуара, над другим — Матисса; обе выглядели подлинниками.
Мы ждали в привратном доме Брентвуд-парка несколько минут, прежде чем нам позволили войти внутрь.
— Я так горжусь Сарабет, — произнесла Хейли Остер. Она была одета в костюм от «Джуси кутюр» из бархатистого трикотажа цвета спелой сливы. День был жарким, но в особняке было зябко, словно на холодильном складе супермаркета. Девушка была облачена в такой же костюм, самого маленького размера в линейке, темно-зеленого цвета.
«Остер — как марка парикмахерских инструментов».
— Мы тоже гордимся ею, мэм, — подтвердил Майло. Его улыбка заставила Сарабет теснее прижаться к матери.
— Вы точно не хотите чего-нибудь выпить? — спросила Хейли Остер. — Было очень мило с вашей стороны приехать сюда и избавить нас от поездки в полицейский участок.
— Нет, мэм, спасибо. Мы благодарны, что вы нам позвонили.
— Это самое меньшее, что я могла сделать, лейтенант. Когда Сарабет оказалась втянута в этот школьный скандал с Ченсом Брендтом, мы ясно дали понять, что так продолжаться не может. Верно, дорогая?
Она улыбнулась дочери, одновременно ткнув ее локтем в бок.
Сарабет опустила взгляд и кивнула.
— С точки зрения моей и моего мужа, лейтенант, привилегии — это благо, которое нельзя использовать во зло, — продолжала Хейли. — Ни он, ни я не происходим из богатых семей, и не проходит ни дня, чтобы мы не благодарили нашу счастливую звезду за то, чего нам удалось добиться. Мы с Харви верим, что за добро надо воздавать добром. И не потерпим дурных людей в окружении. Вот почему мы всегда испытывали опасение из-за того, что Сарабет дружит с Ченсом.
Девушка, похоже, готова была заспорить, но передумала.
— Я знаю, ты считаешь, что я жестока, девочка моя, но когда-нибудь ты поймешь, что я права. Ченс бездуховен. Внешний блеск, но за этим блеском ничего не стоит. Более того, у него отсутствует моральный стержень. В каком-то смысле это заставляет меня еще сильнее гордиться Сарабет. Хотя и оказалась в компании аморального типа, она не утратила способность мыслить независимо.
Девушка закатила глаза.
— Почему бы тебе не рассказать все нам, Сарабет? — спросил Майло.
— Я все уже рассказала маме.
— Скажи им, — велела Хейли Остер. — Им нужно услышать это из твоих собственных уст.
Сарабет вздохнула и встряхнула головой.
— Ладно… ладно. Кто-то позвонил вчера вечером домой к Шону.
— Как фамилия этого Шона? — уточнил Рид.
— Капелли.
— Еще один пустой молодой человек, — пояснила Хейли. — В этой школе их словно нарочно выращивают.
— Итак, кто-то позвонил Шону, — напомнил Майло.