Кости Келлерман Джонатан
Глава 26
В семь часов вечера следующего дня полиция Лос-Анджелеса упомянула имя Трэвиса Хака в пресс-релизе, прошедшем в СМИ. Время было выбрано идеально: слишком поздно для газет или шестичасовых новостей, но достаточно рано, чтобы новость попала в одиннадцатичасовой выпуск. Или, по словам Генри Уэйнберга, начальника полиции, «подавать новости струйкой, а не потоком; мы слишком уязвимы, лейтенант».
Департаментские писаки именовали Хака «лицом, представляющим интерес» и упоминали о «заключении по ложному обвинению». Имя ни одной из четырех женщин, чьи тела были найдены в болоте, не упоминалось. О Вандерах не было ни слова.
Но еще до того мы с Майло и Ридом совершили обход обеих резиденций Вандеров. Сначала посетили пляжный дом, но не нашли никаких свидетельств того, что семейство вообще когда-либо обитало здесь. Мебель, обитая отсыревшей кожей, стояла на фиолетовом ковре, занимавшем весь пол. Запах соли, ржавчины и старой отслаивающейся краски буквально кричал о заброшенности. В шкафу стояли весла и висел мужской гидрокостюм — это место практически так и осталось холостяцким логовом.
За тяжелыми двойными дверями особняка на Калле-Маритимо скрывалась обширная анфилада просторных и высоких комнат, обставленных со вкусом, пусть и несколько скучновато; отделка стен — нежного оттенка цветов ванили, пол вымощен золотистым известняком. На паре каминных полок стояли семейные фото, в простенках между окнами тут и там висели картины в абстрактном стиле. В углу дальней комнаты приютился рояль. В спальне Келвина, выполненной в небесно-голубых тонах, стояло маленькое пианино.
Жилье Трэвиса Хака состояло из маленькой комнатки, расположенной за огромной, словно в ресторане, кухней, и такого же тесного санузла. Двуспальная кровать, гардероб из «ИКЕА», алюминиевая лампа для чтения. Монастырская обстановка, которую оживлял вид на океан, открывавшийся из окна. Располагалось это жилье в крыле для прислуги и, судя по всему, изначально было задумано в качестве комнаты горничной.
Здесь не было никаких следов борьбы или телесных жидкостей, или чего-либо еще, но Майло все же вызвал группу криминалистов. Помощница, которую Бадди Уэйр отрядил присматривать за нами, встревожилась, однако связалась с юристом, и тот посоветовал ей содействовать полиции.
Судя по огромному списку задач, криминалистов можно было ожидать «на днях», и звонок Майло в их офис ничего не изменил. Он попытался связаться с начальством, не смог к нему пробиться и мрачно улыбнулся.
— Все еще едем на малой скорости? — поинтересовался Мо Рид.
— Небеса препятствуют нам, сынок.
Рид улыбнулся.
— Я учусь.
Я оставил детективов предаваться разочарованию и поехал домой. Новость о любовнике Селены разрушила мою теорию о том, что смерть трех остальных женщин была лишь подготовкой к ее убийству. Случай снова сводился к зловещему сценарию сексуального садизма.
Убийца, постепенно становящийся самоуверенным. Селена — несчастная жертва перехода на новый уровень. Я позвонил Марку Грину, чтобы проверить, не вспомнил ли тот еще что-нибудь.
Он с трудом сдерживал приступ ярости, и мой голос заставил его перейти грань.
Я подождал, пока он перестанет орать.
— Знаю, это тяжело, но я все же должен спросить. Вы можете сказать что-нибудь еще…
— Еще? Разве всего того, что я уже сказал, недостаточно?!
И он с грохотом повесил трубку.
Я съездил в округ Креншо и нанес повторный визит Беатрис Ченовет, матери Большой Лоры, — готовый к тому, что снова стану мишенью для чьей-нибудь ярости. Если кто и был подготовлен к такому, то это я.
Однако она встретила меня приветливо, подала кофе и шоколадные вафли и подождала, когда я перейду к сути вопроса со всей тактичностью, на которую был способен.
— Позвольте уточнить: вы хотите знать, нравилось ли Ларлин, когда ей причиняли боль?
— Мы нашли свидетельства того, что у других жертв была такая склонность, так что…
— Ответ — да, доктор. Я не упомянула об этом в первый раз… потому что была потрясена вашим приездом. Я думала о том, чтобы позвонить вам, но говорить о подобных вещах очень трудно. Не стану притворяться, что у нас с Ларлин были доверительные отношения, но она все же была моей дочерью. И когда я думаю о том, что с ней случилось, мне очень больно.
— Извините.
— Вы что-нибудь узнали?
— Пока не очень много.
— Но вы опознали других жертв, которые… о, Боже… с тех пор, как Ларлин вышла работать на улицу, я отчасти ожидала чего-то такого. — Тощие квадратные плечи женщины поникли, руки затряслись. — Нравилось ли ей испытывать боль? В детстве — совсем наоборот, это Ларлин била других и влипала из-за этого в неприятности. Я твердила ей, что из-за того, что она такая большая, ей надо быть вдвое аккуратнее. — Беатрис нахмурилась. — Я только недавно осознала, какой проблемой был для нее лишний вес, и поняла, насколько неправильным было то, что я говорила… любила ли она боль… похоже, да. Я говорю о более поздних временах, когда Ларлин уже ушла из дома. Когда стала работать. — Она схватила носовой поток, пытаясь унять внезапный поток слёз. — Как будто это можно назвать работой!
Женщина откашлялась и попыталась снова придать своему тону твердость.
— Пару раз, когда она приезжала попросить денег, я замечала у нее синяки. Здесь и здесь. — Она приложила пальцы к своей шее. — Сначала я не была уверена, что это синяки. Ларлин была темнокожей, пошла в отца. Сначала она пыталась скрыть их, носила шарф. И именно поэтому я их заметила. Ларлин никогда не любила шарфики. Я заметила что-то фиолетовое под тканью, дотронулась пальцем, но она отмахнулась от меня.
Женщина моргнула.
— Она не просто отвела мою руку, она отбила ее. Но я могла быть не менее упрямой, чем она; я настаивала. Тогда она ужасно разозлилась, сорвала шарф и спросила: «Довольна?» Я ответила: «Я недовольна тем, что кто-то делает тебе больно, Ларлин». Она ответила: «Никто не сделает со мной ничего такого, чего я не захочу». Потом ухмыльнулась. Я была в ужасе, и это забавляло ее. Она закатала рукава, и я подумала — вот оно, сейчас она покажет мне следы от иглы, чем еще эта девчонка собирается напугать меня? Но вместо этого она показала синяки на запястьях. Мне было неприятно это видеть, я отвернулась, но это лишь подзадорило ее. Ларлин сказала, что люди охотно платят за дополнительные услуги, и что она справится со всем, она в этом уверена. Конечно же, я стала выговаривать ей, сказала, что это опасный путь, ведущий… ну, не буду перечислять вам все это. Она засмеялась и ушла. — Женщина улыбнулась. — Вот и все, что было, сэр.
— Вам многое пришлось пережить, — промолвил я.
— Остальные мои дочери живы и здоровы. Может быть, налить вам еще кофе?
— У Лоры это тоже было, так что все сходится, — сказал Майло.
Я затормозил перед полицейским участком как раз в тот момент, когда лейтенант вышел из дверей и отправился прогуляться.
— Сколько физической активности, — заметил я. — Я начинаю волноваться за тебя.
— Просто послеобеденная прогулка неспешным шагом, — отозвался он. — Когда я чувствую себя бесполезным, стены давят на меня. Сегодня утром ты, наверное, устроил себе пробежку миль в пять.
Мы шли все мимо тех же зданий, но на этот раз небо так и оставалось серым, воздух был густым и душным.
— Полиция аэропорта нашла «Лексус» Вандера на долгосрочной стоянке, но мы не обнаружили никаких свидетельств того, что Хак куда-то улетел, — сообщил Майло.
— Старейший из классических трюков.
— Мы с молодым Моисеем на всякий случай прочесали ближайшие отели и мотели. Потом проверили все модные местечки от Сан-Франциско до Санта-Барбары в поисках Вандеров. Проверили также частные чартерные рейсы. Ноль результатов по всем направлениям. Как будто какой-то дикарь вышел на охоту за всеми подряд, а потом куда-то скрылся.
— Четыре убийства с сексуально-садистским мотивом, развлечение с костями трех из жертв, — стал перечислять я. — Потом Дабофф, потом Вандеры… Трудно усмотреть что-то общее.
— А оно должно быть? — огрызнулся он. — Этот придурок в Канзасе убивал женщин, мужчин, детей, всех, кого находил в доме. То же самое касается Рамиреса, Зодиака и всех прочих, бла-бла-бла.
— В этих случаях мужчины были случайными жертвами.
— То же самое может быть и здесь. Как насчет такой теории: Хак работал на Вандера три года и положил глаз на Надин. Но прежде чем подкатить к ней, ему надо избавиться от ее муженька и отпрыска.
— Он сумел заманить их из Азии обратно в Штаты?
— Придумал какую-нибудь ложь, чтобы заставить их вернуться. У таких людей все должно быть под контролем, верно? Ты можешь придумать более крутую игру во власть, чем передвигать богатых людей туда-сюда, словно шахматные фигуры? Мы копаем насчет Селены, он понимает, что это лишь вопрос времени, и скрывается.
Я обдумал это.
— Их заставило бы вернуться какое-нибудь несчастье в семье. Допустим, если б Симона заболела или покалечилась. Саймон и Надин верили Хаку, у них не было причин перепроверять его слова. Но как во все это укладывается Дабофф?
— Когда прищучим Хака, тогда и узнаем. Давай смотреть правде в глаза, Алекс: если отбросить все дерьмо, то не останется вопроса о том, кто это сделал. Основной подозреваемый был у нас под носом с самого начала — ему было о чем париться.
Десять шагов спустя Майло добавил:
— Одному богу ведомо, что делал Хак в те годы, когда скрывался где-то — до того, как Вандеры наняли его. Так что, конечно же, он отплатил им на свой метафизически последовательный манер.
— Плохой поступок, — заметил я.
— Возьму это девизом, — отозвался Майло. — Нехорошо связывать людей, убивать их, выбрасывать, точно мусор, и оставлять гнить.
— Слишком длинно для наклейки на бампер.
Глава 27
По телеканалам тридцать четыре раза показали фотографию Эдварда Т. Хакстадтера, он же Трэвис Хак.
Майло и Мо Рид потратили на бесплодные поиски два дня.
Человек, который работал в тюрьме для несовершеннолетних, когда там сидел Хак, сообщил Риду, что от Хака ему «всегда было не по себе. Он постоянно плакал по какому-нибудь поводу, но у него были такие глаза…».
— То есть? — уточнил Рид.
— Хитрые, понимаете? Как будто он что-то замышляет. Я ни за что не выпустил бы его на волю.
— Он сделал что-нибудь плохое за время своего пребывания в тюрьме?
— Насколько я помню, нет. Ну и что, все равно я был прав. Такие типы любят затаиться где-нибудь и выжидать, словно змеи.
В списках платежей за билеты на поезда и автобусы, покидавшие Лос-Анджелес, имени Хака не было, однако если он заплатил наличными, то мог без труда ускользнуть. После некоторых юридических обсуждений Бадди Уэйр дал разрешение на то, чтобы «Лексус» Вандеров осмотрели в транспортной полицейской лаборатории.
— Но прошу вас, лейтенант, не причините никакого ущерба. Я не хочу, чтобы Саймон и Надин по возвращении домой обнаружили нечто подобное.
Никто не обратил внимания на убийство Силфорда Дабоффа, но я не мог отделаться от мыслей об этом происшествии. Позвонив Альме Рейнольдс, я послушал длинные гудки в трубке.
Автоответчика у нее не было, и она хвасталась, что ни у нее, ни у Сила сотовых телефонов не имелось. Возможно, не было также ни компьютеров, ни телевизоров; я гадал, узнала ли она вообще о поисках Трэвиса Хака.
С преподавательской должности в колледже Альма уволилась, о какой-либо другой работе не упоминала. Я позвонил Майло — проверить, не указан ли в ее файле номер рабочего телефона. Лейтенант был в аэропорту, просматривал списки отбытий, и я решил поговорить с Мо Ридом.
— Дай проверю, — сказал он. — А, вот, врачебный кабинет, Западный Лос-Анджелес. И что, по-твоему, она может тебе сказать?
— Вероятно, ничего.
— Ты часто оказываешь помощь лейтенанту, да?
— Когда он просит.
— Он просил тебя проверить Рейнольдс?
— Иногда я импровизирую.
— Ага, — подтвердил Рид. — Он мне говорил.
Учитывая образ жизни Альмы Рейнольдс, я полагал, что она занимается какими-нибудь гомеопатическими или экологически чистыми лекарственными средствами. Однако ее начальник оказался самым обычным офтальмологом, работающим в обычном здании на Сепульведа-бульваре поблизости от бульвара Олимпик.
В приемной было полно народа. Для чтения в основном предлагались небольшие брошюрки о лазерной коррекции зрения.
Должность Рейнольдс именовалась «координатор офиса». Регистраторша, сидевшая в приемной, похоже, была рада оторваться от рабочей рутины. Она была примерно моего возраста, с короткими темными волосами и беспечной улыбкой.
— Извините, она ушла на обед.
— Без пятнадцати три, — заметил я. — Поздновато.
— Мы все утро крутились без передышки; наверное, у нее только сейчас выдалось время.
— Вы не знаете, где она обедает?
— Это насчет ее бойфренда?
— Да. Она говорила о нем?
— Только о том, что скучает по нему. И хочет увидеть, как заплатит тот, кто сделал такую ужасную вещь… кстати, вы ведь контактные линзы не носите?
— Нет.
— Я так и думала. У вас глаза естественного серо-голубого цвета, а с цветными контактными линзами они всегда слишком голубые… Альма любит мексиканскую кухню, тут в трех кварталах западнее торговый центр.
Возле торгового центра нашлась почти пустая стоянка, а внутри — шесть ресторанов национальной кухни. Альма Рейнольдс была единственной посетительницей в «Кочино де Кабо». Она сидела в выгородке из синей пластмассы, наслаждаясь рыбными такос, синим маисом и банкой колы-зеро. Несмотря на жару, Альма была все в тех же мужских шерстяных брюках, но в белой футболке с треугольным вырезом смотрелась фунтов на десять стройнее, чем в грубой рубашке, которая была на ней во время визита в полицейский участок. Длинные полуседые волосы были стянуты сзади в «конский хвост», и, кажется, я заметил легкий тональный крем на лице. Ярко-голубой цвет ее глаз заставил меня задуматься о цветных контактных линзах.
Я помахал ей, она прижала ладонь к груди.
— Вы преследуете меня?
— Только ради вопросов общественной безопасности. Можно присесть?
— А я могу вам помешать?
— Если вы против…
— Я просто шучу. Sentarse[26]. Думаю, это правильное слово, раз уж мы в «Кабо». — На ее мощной челюсти проступили желваки, она устремила взгляд в свою тарелку. — Сил был веганом, я время от времени ем рыбу.
— Я подумал: может быть, вам в голову пришло еще что-нибудь?
— Гражданская сознательность? — Она поджала губы. — Ответ — нет.
— Мы все еще пытаемся понять, как смерть Сила вписывается в череду прочих убийств.
— Возможно, и не вписывается.
Я ждал.
— Это все, — продолжила Альма. — Возможно, он и не вписывается. Может быть, это сделал какой-нибудь чокнутый подражатель. Разве что негодяй, заманивший его туда, пытался скрыть что-то относительно прошлых убийств…
— Он заманивал его, обещая разгадку тех убийств.
Ее ладонь, прижатая к груди, чуть сместилась, и я заметил золотой блеск. Она сдвинула пальцы обратно.
— Да.
— Как вы думаете, может ли это быть кто-то, кто знал Сила достаточно хорошо, чтобы манипулировать им?
— Кто?
— Друг или просто знакомый, понимавший, насколько Сил привязан к болоту.
— Из друзей у него была только я, — возразила Альма. — То же самое касается знакомых.
— Ограниченный круг общения.
— По собственному выбору. Люди бывают утомительны.
— А те, кто знал его не в личном общении, а по работе?
— Возможно, кто-то и был, но он никогда не упоминал ни одного имени.
— Мы не смогли найти список участников Организации спасения Болота.
— Потому что никакой настоящей группы не существует. В самом начале, когда Сил спас болото от тех сволочей-миллиардеров, был учрежден совет директоров. Но это были просто состоятельные люди, пытавшиеся притворяться добродетельными. Не провели ни одного собрания. Во всех практических отношениях организацию представлял один Сил.
— Кто оплачивал счета?
— Какие-то богатенькие сволочи. Я говорила Силу, что это рискованно, потому что, если он станет слишком зависим от них, они будут вертеть им, словно продавцы наркотиков. Но он ответил, что хочет выжать из них все, что они отдадут, до единого доллара, а о последствиях будет думать потом.
Ее нижняя губа задрожала, и женщина на секунду отняла ладонь от груди. Этого было достаточно, чтобы я увидел крупную жемчужину на цепочке.
Альма взяла один тако, откусила, положила обратно на тарелку.
— Если вы не против, я хотела бы остаться одна.
— Потерпите мое присутствие еще немного, пожалуйста. Какой заработок имелся у Сила?
— Это была стипендия. Таким образом миллиардеры уклонялись от уплаты налогов. Двадцать пять тысяч в год. Сил говорил, что человек может вполне жить на это, если не роскошествовать.
Ее рука снова коснулась жемчужины.
— Красивая вещь, — заметил я.
Шея Альмы покраснела.
— Сил подарил мне ее на день рождения. Я ненавидела это, говорила ему, что не буду ее носить, что она слишком претенциозная. Теперь ношу.
Я кивнул.
— Не притворяйтесь, будто вы что-то понимаете, — резко сказала Альма, — потому что вы не понимаете ничего. Такие люди, как я и Сил, достаточно умны для того, чтобы играть по правилам и жить в роскоши и жире, как все прочие городские роботы. У меня степень магистра по двум дисциплинам, а Сил был бакалавром физики.
Она подалась вперед, словно намереваясь поведать некую тайну.
— Мы сами выбрали возвращение к основам. Но даже Сил мог быть романтиком. На нашу последнюю годовщину он хотел подарить мне что-то красивое. Даже идеалистам нужно привносить в свою жизнь красоту.
— Согласен.
— Я говорила ему, что не хочу это украшение, требовала вернуть его в магазин. Он отказался. Мы поссорились. Сил переспорил меня. И теперь я рада, что он это сделал.
Ее взгляд обратился к стеклянной стене ресторана.
— Это ваша машина? Зеленое что-то там.
— «Севилья».
— «Кадиллак», — произнесла она. — «Севилья». В нем же нет ничего испанского, почему лжецы из корпораций так его назвали?
— Ради продаж.
— Вы водите архаичный пожиратель бензина. Чем вы это объясните?
— Эта машина у меня двадцать лет, и мне не хватает духа обменять ее на что-то помоложе и покрасивее.
Альма уронила руку и сделал глубокий вдох, словно демонстрируя кулон. Жемчужина была слишком большой, неотбеленной, кремового цвета. Слишком тяжелой для цепочки, которая казалась дешевой, возможно, просто позолоченной.
— Итак, миллиардеры оплачивали счета, а Сил занимался делами, — подытожил я. — Кто-нибудь еще вносил пожертвования?
— Конечно, люди время от времени присылали чеки, но Сил называл это «карманными расходами». Без братцев-миллиардеров ему пришлось бы туго. Могу я спокойно доесть свой обед? Мне очень не хочется больше думать об этом.
Я поблагодарил ее и направился к двери.
— Вы не особо экологически сознательны, но, по крайней мере, верны, — бросила Альма мне вслед.
Регистраторша в приемной у врача спросила:
— Вы не нашли ее?
— Нашел, спасибо вам за указания. Похоже, она сильно подавлена.
— А вы бы не были?
— Наверное, мне было бы еще хуже… может быть, эта роскошная жемчужина порадует ее.
— Сомневаюсь, — ответила регистраторша. — Но это хотя бы что-то. Она купила ее себе вчера. Мы все были изумлены.
— Это не в стиле Альмы?
— Совершенно.
— Горе меняет людей, — заметил я.
— Думаю, да… Чем еще могу быть полезна?
— Да нет, наверное, ничем. — Я повернулся, чтобы уйти.
— Тогда зачем вы…
— Просто хотел поблагодарить вас за содействие.
И прежде, чем она успела распознать ложь, я закрыл за собой дверь.
Глава 28
Я проехал на квартал западнее торгового центра, где обедала Альма Рейнольдс, и сделал несколько кругов, прежде чем отыскать парковку, с которой открывался вид на «Кочина де Кабо».
Рейнольдс вышла через пятнадцать минут и направилась к месту своей работы пешком. Она шла широким медленным шагом, вид у нее был мрачный. Я следовал за ней так медленно, как только мог, и остановился в половине квартала от офтальмологического кабинета.
Она прошла мимо входа и спустилась по пандусу к подземной стоянке.
Мне не пришлось долго ждать, прежде чем по пандусу выехал наверх старый, побитый «Фольксваген-жук» желтого цвета. Рейнольдс сидела за рулем, подавшись вперед, словно убеждая машину ехать быстрее. Из выхлопной трубы вырывался черный дым. Тц-тц-тц.
Она направилась прямо к зеленому зданию на Четырнадцатой улице, чуть севернее Пико. Номер дома совпадал с домашним адресом, который сообщил мне Рид. Судя по всему, компания, обслуживающая здание, относилась к своим обязанностям небрежно; пальмы перед ним разрослись, но зато они хотя бы отчасти скрывали облупившуюся штукатурку на фасаде. Менее гламурная сторона Санта-Моники. Но проживание здесь все же давало свои привилегии: парковочные места, предназначенные только для жителей. Я отъехал чуть подальше.
Альма Рейнольдс изо всех сил пыталась втиснуть «жук» в крохотное пустое пространство, без видимого раскаяния стукая машины по обеим сторонам. Наконец, захлопнув дверь с такой силой, что «Фольксваген» завибрировал, она вошла в здание.
Я остановился возле пожарного гидранта и стал слушать музыку. Тридцать пять минуть спустя я решил, что Рейнольдс уже не выйдет, и направился домой.
Про пути я снова попытался связаться с Майло и оставил ему сообщение. Едва я доехал до Вествуд-Вилледж, как мой сотовый запищал.
— Здравствуйте, доктор, это Луиза из службы связи. Только что звонила доктор Ротман.
— Натали Ротман?
— Она не назвала свое имя, но просила перезвонить как можно скорее. Что-то относительно мистера Трэвиса.
Я общался с Натали Ротман впервые за несколько лет.
— У меня как раз закончился обход, Алекс, но если хочешь, можем поговорить позже.
— Ты знаешь Трэвиса Хака?
— Знаю? Это немного… извини, Алекс, пара секунд. — После недолгой паузы она произнесла: — У нас одна врач только что родила, персонала не хватает, мне даже присесть некогда, надо бежать. Я смогу поговорить с тобой во время ужина — скажем, в шесть?
— Не намекнешь, в чем дело?
— Слишком долго и сложно. В шесть часов подойдет?
— Я позвоню тебе в это время.
— Нет, давай встретимся лично. У Джеррода, моего старшего, в семь часов баскетбольный матч, и я обещала ему, что обязательно приду посмотреть. Ты все еще живешь в Глен?
— Да. Ты меня интригуешь, Натали.
— Это совсем рядом. Встретимся где-нибудь поблизости от школы Джеррода.
— А где эта школа?
— В Брентвуде, — ответила она. — Винуордская академия. Как насчет того таиландского ресторанчика, который мне так нравится. «Пэд-Палейс», знаешь?
— Найду.
— Вкусная, низкокалорийная еда, — сообщила Натали. — Я иногда беру на вынос. Даже слишком часто.
Еще один торговый центр — длинный, одноэтажный. Быть может, когда-нибудь земля станет слишком дорогой, чтобы они оставались рентабельными.
«Пэд-Палейс» выжал все из того, что у него было: магазинное помещение с ограниченным бюджетом на дизайн. Ширмы и сосновые столы с претензией на изящную простоту. Стены окрашены в различные оттенки желтовато-зеленого. Стройные, молчаливые официантки-азиатки обслуживали радостных громкоголосых хипстеров.
Меню было в основном вегетарианским с добавлением яиц, можно было заказать что-нибудь чисто веганское. Похоже, экологическая сознательность сегодня преследовала меня. Я почти ожидал, что в двери войдет Альма Рейнольдс. Но, возможно, она придерживалась мест, где водится рыба.
Белый «БМВ» Натали Ротман, со сдвижной полотняной крышей, подъехал к ресторану через пять минут после того, как я устроился за столом с кружкой чая. Она ворвалась в зал, словно пуля: маленькая, быстрая, прямолинейная. Рост четыре фута десять дюймов, девяносто фунтов мышц. Лицо у нее было нежное и гладкое, словно у подростка, вокруг него облаком колыхались неприбранные темно-русые волосы. Сорок два года, мать двоих сыновей, она была замужем за застройщиком, владевшим участками на Уилширском бульваре. Сама Натали уже много лет работала в службе «скорой помощи» в педиатрическом центре Западного округа. Я познакомился с ней, когда она только-только окончила Йельский университет и получила должность ординатора. Затем — старшего ординатора, после чего быстро продвинулась до полноправного врача. Многие важные шишки в больнице считали ее слишком резкой и неуживчивой. Я понимал, что отчасти они правы, но мне Натали нравилась.
Она махнула мне рукой и подлетела к одной из официанток.
— Я доктор Ротман. Мой заказ готов?
Не успела девушка кивнуть, как Натали уже плюхнулась за стол напротив меня.
— Я заранее заказала все по телефону. Привет, Алекс. Выглядишь прекрасно; криминальная сторона жизни, должно быть, очень приятна. Не хочешь вернуться и заняться своей настоящей работой?
— Я тоже рад видеть тебя, Натали.
Она рассмеялась.
— Нет, я не на психостимуляторах, хотя надо бы. Значение этой дряни сильно преувеличено. Я говорила Чарли, но он мне не верит… Ладно, к делу: я случайно увидела в новостях по телику мистера Хака, и, как добропорядочный гражданин, позвонила по указанному внизу номеру. Какой-то коп по фамилии Рид сказал, что хотел бы поговорить со мной, но, по-моему, он врал.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что я сказала ему, зачем звоню, но он ответил, что сейчас в поле и свяжется со мной потом. Что копу делать в поле — траву косить? Я так у него и спросила. Но он не оценил мой юмор. Ты его знаешь?
— Молодой детектив-новичок.
— Что ж, ему еще надо поучиться работать с законопослушными источниками потенциально полезной информации. Он начал давить на меня: кто я такая, почему звоню. Как будто это я подозреваемая! Когда я сказала ему, что я терапевт из Западного педиатрического, его, похоже, осенило. Он успокоился, сказал мне, что кое-кто, некогда работавший в Западном округе, как раз консультирует их по этому делу, и спросил, знаю ли я тебя Я сказала — конечно, уже давно. Он заявил, что это хорошо и не поговорить ли мне с тобой. Не обижайся, Алекс, но у меня было впечатление, что меня просто отфутболили. Он должен был передать тебе, что я звонила. Передал?
— Пока нет.
— Ну, конечно. Ладно, идем дальше. Новичок-детектив Рид, возможно, не захочет испытать когнитивный диссонанс, но придется.