Кости Келлерман Джонатан

Молчание.

— Трэвис, расскажите, как она вас соблазняла!

Хак яростно замотал головой.

— Нет-нет. Это звучит романтично. А там никакой романтики не было, там… там…

— Рассказывайте, а не то я сама расскажу.

— Дебора! — умоляюще простонал Хак.

— Трэвис, я обещала им, что вы сообщите факты. Если вы не расскажете им факты, они вам не поверят.

Прошло несколько секунд. Хак выдавил:

— Я… это… в общем, она пришла. В главный дом пришла. Дома никого не было. Я на нее заглядывался. Потому что она прекрасна. Физически. Заговорить с ней было немыслимо: она — дочка, я — наемный работник. Но она сама со мной заговорила. Это было так, как будто она знала мои мозги все насквозь. С ней как будто окно открылось настежь.

— Ей это было нетрудно, — сказал я.

Кивок.

— Она съежилась. Мы смотрели на океан. Она пришла ко мне в комнату. Положила голову мне на… она показала мне свои раны. Плакала мне в рубашку. Это было откровение. География плоти. Прижимать ее к себе, когда она плачет… — Хак потер блестящие костяшки.

— В географии плоти вы разбирались.

Он уставился в кожаную столешницу.

— Для нее — лезвия, для вас — огонь, — произнес я.

Кривая улыбка.

— Раньше я нуждался в наказании.

— В тюрьме?

— Потом.

Он умолк, ожидая упреков Валленбург. Та ничего не сказала.

— Извините, Дебора. Когда я вышел на свободу, мне в голову постоянно лез Джеффри… Я не хотел вас беспокоить. — И обратился ко мне: — Мне было нужно чувствовать хоть что-нибудь.

— Чем именно пользуется Симона? — спросил я.

— Да всем. Бритвы, кухонные ножи, нож для бумаги… У нее и пистолеты есть, Саймон ей дарил. Когда он женился на Надин, та сказала: будьте любезны, никаких пистолетов в доме. Симона с ними возится, разговаривает о них, пистолеты дорогие, она вставляет себе дуло в рот, делает вид, будто… она совала себе руки в глотку, чтобы вызвать рвоту. Иногда расцарапывает себе горло, харкает кровью… Ей нравится собственный вкус.

Рид беззвучно выдохнул.

Майло по-прежнему дремал в кресле, его широкая грудь вздымалась. Валленбург посмотрела на него, потом на меня.

— Что еще вы намерены нам рассказать о Симоне? — спросил я.

Хак продолжил:

— В первый раз, когда она мне показала свежие… стигматы — она это так называла, — я ее обнял. Потом мы… она побрила мне голову, сказала, что я ее жрец, что у меня кость красивая. Я думал… я мечтал ей помочь, но это были только мечты.

— Как долго длились эти ваши отношения?

Глаза у него закатились — и встали на место, как шары в игровом автомате.

— Вечность.

— Назовите, пожалуйста, более конкретные сроки.

— Два месяца, — вклинилась Дебора Валленбург. — Это кончилось примерно полгода назад.

— Это так, Трэвис?

Кивок.

— Как вы узнали, что Симона — не тот человек, за кого вы ее принимали?

— Я ее преследовал.

Рид напряг плечи. Майло не шелохнулся.

— Вы неудачно выразились, Трэвис, — произнесла Валленбург. — Просто сообщите им факты.

— Но я же ее преследовал, Дебора! — возразил Хак.

— Вы тревожились и начали наблюдать за ней.

Я напомнил:

— Вы следили за Симоной.

— Я звонил целую неделю, она не брала трубку. Я растерялся. В последний раз, когда мы были вместе, она… очень ласково говорила со мной. А потом вдруг раз — и ничего. Я начал тревожиться, что с ней что-то случилось. Потом подумал, а вдруг она ждет чего-то от меня. Что я сделаю что-нибудь спонтанное, неожиданное. Она говорила, что ее заводит спонтанность, что мне надо быть посвободнее. А я боялся… импровизировать. Сюрпризы — не… не люблю я их. И Симона знала, что мне не нравится отступать от сценария. Значит, нужен был сюрприз.

— И вы внезапно явились к ней домой?

— Всего один раз.

— Когда?

— Три месяца назад, — сообщила Валленбург.

— Саймон с Надин и Келвином поехали на выходные в Охай, — сказал Хак. — Они поехали потому, что Келвин хотел познакомиться с Никругским, композитором. В доме было тихо, Симона не отвечала на звонки. И тишина подействовала на меня… вернулись старые желания.

— Жара и боли.

— Я нашел спички. Зажег их, но не стал жариться. Я позвонил куратору. Мы поговорили, но не о том, что на самом деле было у меня на уме. Тишина становилась все громче и громче. Я сказал себе: давай, давай, давай, будь спонтанным! Поехал в ущелье Малибу, нарвал цветов, сделал букет, перевязал кухонной бечевкой, налил в винную бутылку виноградного сока, повязал ленточкой — черной, ее любимый цвет. Взял крекеры на воде из кладовки. Две коробки. «Хавершамс», из Англии, поставщики королевского двора; Симона почти ничего не ест, кроме этих крекеров, зато уж на них как наляжет… Я видел, как она умяла две коробки зараз. Потом она их… извергает обратно. Горло у нее кровоточит, это выглядит как каша с клубникой.

— И вы пошли к ней в дом, — сказал я.

— Я хотел сделать сюрприз любимой женщине. На стук она не открыла. Я пошел на зады — Симона любит быть под открытым небом. В любую погоду, раздевается донага, и… Она именно под открытым небом пускает себе кровь. У нее пятна на мебели. Тиковая мебель. Дворик крошечный, заросший, за домом сразу крутой склон, и маленькая беседка, она там спит. Я еще не успел подойти, как услышал: Симона с кем-то другим. Мои мозги все поняли, но ноги шли дальше сами собой. Я нашел место, откуда можно подглядывать. Смотрел. Зря смотрел, я уже знал, что происходит…

Хак задохнулся и уставился в потолок.

— Что вы увидели? — спросил я.

— Они лизались. Как кошки. Ласкали, лизали, лизали, ласкали… — Он облизнул губы. — Лизали, рычали. Хохотали, говорили непристойности.

— Симона и…

Долгая тишина.

— Кто с ней был, Трэвис?

— Этот, в парике.

— Назовите нам имя.

— Ну, он, — сказал Хак. — Улыбчивый парик, Уэйр-адвокат. Ночной кошмар. Она говорила мне, что ненавидит его, что он мерзавец, что обворовывает Саймона, что она все ему расскажет. Только чтобы я ничего не рассказывал, она сама все расскажет, кинет дерьмо на вентилятор, научит этих козлов уму-разуму, и тогда мы будем свободны…

— Но там, во дворе…

— Они лизались. Никакой ненависти. Кроме общей.

— У них была общая ненависть? — переспросил я.

Молчание.

— К кому именно, Трэвис?

Дыхание Хака участилось, глаза забегали.

— К кому, Трэвис?

— Лизались, хохотали, и это отвратительное слово…

— Какое слово?

— «Чурка».

— Надин? — спросил я. — Потому что она азиатка?

— Они выплевывали его, как блевотину: чурколюб, чуркин муж, чуркотрах, долбаная чурка, чурка косоглазая, из помойки вылезла…

Он стиснул кулаки, и старые ожоги выцвели до жемчужной белизны.

— Моя голова… я этого наслушался, и мне захотелось сжечь себя всего. Я пошел домой, нашел еще спичек. Кинул их в воду. Позвонил другому куратору. — Глаза у него наполнились слезами. — А Саймону так и не сказал!

— Симона ненавидит своих родных.

— Она их не просто ненавидит, — выговорил Хак. — Она… она их… таких и слов-то нет!

— Симона когда-нибудь демонстрировала недовольство по поводу новой женитьбы Саймона?

— Нет-нет-нет-нет-нет, наоборот! Она обожала Надин. «Надин умная, Надин стильная, Надин красавица», не то что ее мать. Я знаю Келли, она человек хороший, но не поддерживала Симону; ладно, я всё понимаю, мы все всё понимаем, но…

— Симона утверждала, что любит Надин.

— Она говорила, что хотела бы, чтобы ее воспитывала Надин. Они обнимались, они целовались, Надин относилась к Симоне как к сестренке. Когда Симона приходила в дом, она играла волосами Келвина. Чудесные волосы, всегда говорила она. В щеки его целовала. «Он такой милый, Трэвис! Я так его люблю, Трэвис! Он гениальный, Трэвис, я его люблю. Золотые руки, я его так люблю, Трэвис!»

— Золотые руки…

— Золотые, бриллиантовые, платиновые, волшебные руки. Она говорила, что в его музыке звучит чистая любовь, и его руки напрямую связаны с душой.

— Но в тот день, во дворе, никакой любви…

— Мой мир сгорел дотла, — выдохнул Хак. — Я уполз обратно в свою клетку.

— Вы ничего не сказали Вандерам, — промолвила Валленбург, — потому что у вас не было доказательств. Кто бы вам поверил?

Хак улыбнулся.

— Возражение отклоняется.

— Но, Трэвис…

— Я ничего не сказал, потому что я трус.

— Это же смешно, Трэвис. У вас побольше храбрости, чем у многих других.

— Возможно, Дебора права, — подтвердил я.

Мо Рид вскинул бровь. Майло по-прежнему не шевелился.

Я продолжил:

— Это в самом деле был трудный выбор, Трэвис. Вскрыть нарыв в надежде, что удастся увернуться от потока гноя, или молиться, чтобы все ограничилось только словами.

— Оправдания, — повторил Хак. — Типичный немец…

— Ох, Трэвис, ради всего святого! — взмолилась Валленбург. — Мы сюда не о космосе и философии беседовать пришли, речь идет о чисто юридических вопросах. Вы никоим образом не могли предвидеть, что они замышляют, и были совершенно не обязаны разглашать то, что подслушали.

Майло приоткрыл один глаз.

— Если только он не был замешан в этом сам.

Валленбург фыркнула.

— Ой, я вас умоляю! Вы хоть не спали последние десять минут?

— Не спал. Выслушал интересную историю…

— Все логично, Дебора, — произнес Хак. — Я убил человека, я покупал секс за деньги…

— Трэвис, помолчите!

— Давайте поговорим о других жертвах, — предложил я.

— Три женщины, — кивнул Хак.

— Шералин Докинз. Ларлин Ченовет. Демора Монтут.

Никаких признаков узнавания. Никаких попыток отрицать.

— Я о них услышал по телевизору, — сказал Хак. — Тогда и сбежал.

— Почему именно тогда?

— Из-за того, чем они зарабатывали. Я хожу к таким женщинам, как они. Я начал чувствовать, что знаю их. Может быть, я действительно что-то сделал…

— А что вы сделали?

— Иногда я плохо соображаю, что делаю.

Я повторил имена. Он ответил:

— Нет, вряд ли.

Валленбург стиснула зубы.

— Трэвис! Это не то, что вы рассказывали мне!

— Деб…

Рид вытащил три полицейских снимка. Хак долго рассматривал их, потом покачал головой.

— Он к этому никакого отношения не имеет, — сказала Валленбург. — Он запаниковал и сбежал.

— Вы никогда не снимали женщин у аэропорта? — спросил я.

— Нет.

— А где вы их берете?

— На бульваре Сансет.

— А почему не в аэропорту?

— Мне надо быть поближе к дому, вдруг я понадоблюсь Саймону и Надин.

— Зачем вы можете им понадобиться?

— Отвезти что-нибудь, привезти из круглосуточного ресторана — иногда Надин вдруг хочется есть посреди ночи. Иногда я покупаю Келвину диски в «Тауэр рекордс» на бульваре Сансет. Раньше покупал. Теперь они закрылись, и я хожу в «Вёрджин».

Оба магазина были в нескольких минутах езды от того места, где Рид нашел проституток, которые знали Хака.

— Быть на связи двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю… — произнес я.

— Такая у меня работа.

— Симона знала, что вы ходите к проституткам?

Чуть заметная, загадочная улыбка.

— Что тут смешного? — спросил Рид.

Хак вздрогнул.

— Ничего, ничего! Просто я не то чтобы к ним ходил. Так… захаживал.

— Так Симона знала? — спросил я.

— Я ей признался.

— Зачем?

— Мы разговаривали. Заполняли пробелы.

— Откровенничали?

— Да.

— И какие пробелы заполнила Симона?

— Что ей нравится вкус собственной крови. Что ей нужно что-то чувствовать. Что она мечтает о совершенном теле, что постоянно чувствует себя жирной, ненавидит зеркало, в котором видит все эти груды сала…

— А что вы говорили ей про проституток?

— Я сказал, что до нее у меня были только такие женщины. Я сказал, что быть с ней для меня все равно, что высадиться на Луну.

— Новая жизнь.

— Новая вселенная.

— Так что когда вы застали ее с Уэйром, это было…

Хак хлопнул в ладоши.

— Полный крах.

Я покосился на Майло. Тот снова прикрыл глаза и погрузился в мнимую дремоту.

— Трэвис, расскажите нам о Силфорде Дабоффе.

Затуманенный взгляд.

— О ком?

— О том человеке, который охраняет Птичье болото.

— Я никогда не бывал на Птичьем болоте.

— Никогда?

— Никогда.

Я повторил имя Дабоффа.

— Я должен его знать, да? — спросил Хак. — Извините…

— Ну, давайте поговорим о человеке, которого вы знаете. Селена Басс.

Хак, похоже, был готов к этому вопросу.

— Из-за Селены-то я и понял наверняка.

— Что вы поняли?

— Что ненависть Симоны словами не ограничится.

— Вы решили, что Селену убила Симона?

— Селена пришла от Симоны.

— В каком смысле «пришла от Симоны»?

— Это Симона ее нашла. Сказала, что сделала это ради Келвина. Симона привела Селену в дом.

— Нашла учительницу для Келвина?

— Нашла подругу, которая — вот же совпадение! — вдобавок гениальная пианистка и преподавательница.

— Симона называла Селену своей подругой?

— Они и вели себя как подруги.

— Как именно?

— Счастливые стройные девушки, все время смеются, — промолвил Хак. — И эти джинсы с низкой талией…

— А откуда вы знаете, что они не были подругами?

— Мне Симона сказала. Потом. Сказала, что услышала, как Селена играет на пианино на вечеринке. У Селены были волшебные руки, золотые руки, как и у Келвина, она идеальная учительница для него. А к Келвину ходила ворчливая старая училка, он все хотел бросить уроки. Симона сказала Селене, что тут можно неплохо заработать. Мне следовало знать, что дело не только в этом.

— А что еще?

— В первый раз, когда я принес покупки, подъехала машина Симоны; с ней была другая девушка, они хихикали. Я вошел в дом. А они — нет. Когда я вышел, чтобы забрать еще покупки, они смотрели на море. Они стояли обнявшись. И Симона положила руку на… на задницу Селены.

— Селена с Симоной состояли в сексуальной связи.

— Может быть.

— Это было еще до того, как вы с Симоной вступили в связь?

— Да.

— И это не заставило вас задуматься?

— О чем?

— Ну, о Симониных сексуальных предпочтениях.

Глаза у Хака вспыхнули.

— Да мне было все равно!

Я сказал:

— Позднее, когда вы вступили в связь, Симона сказала вам, что встретилась с Селеной на вечеринке?

Кивок.

— Она не говорила, что это была за вечеринка?

— Ну, просто вечеринка.

— Чай с печеньем?

Молчание. Затем Хак произнес:

— Потом я начал подозревать…

— Что именно?

— Тогда, во дворе… когда они перестали лизаться, он встал, и Симона вытянулась на тиковом шезлонге, и…

Страницы: «« ... 2223242526272829 »»

Читать бесплатно другие книги:

Суровую даму-начальницу сорока семи лет от роду маг по ошибке вселил в тело юной невесты короля. Поп...
Роман «2001: Космическая Одиссея», положивший начало целому циклу, был написан Артуром Кларком на ос...
Вдова Кей Партридж переезжает со своей маленькой дочерью Иви в Йоркшир. Они занимают небольшую прист...
«Черно-белая книга» – это 100 самых живых и волнующих вопросов и 100 самых честных и важных ответов ...
Как спасти брак, если уже «запахло» разводом? Что можно и что нельзя говорить во время ссоры? И поче...
Часто ли вы встречаете чудеса в обыденной жизни? Видите ли добро каждый день? Автор этой книги Ольга...