Открытие ведьм Харкнесс Дебора

Глава 12

Что приготовить вампиру на ужин, я не знала, ведь подобного со мной еще не приключалось.

В библиотеке я, отодвинув в сторону рукописи, рыскала по Интернету в поисках блюд из сырых продуктов. Вряд ли это правда насчет всеядности: в лучшем случае он сыроед, но из вежливости съест все, что я поставлю на стол.

Во второй половине дня я ушла. Мэтью сегодня оборонял крепость Бишоп в одиночестве – Мириам должна быть довольна. Питер Нокс и Джиллиан Чемберлен – о счастье! – тоже не показывались. Даже Мэтью, когда я шла сдавать книги, проявлял все признаки хорошего настроения.

Мимо купола Камеры Рэдклиффа[27], где обычно читают студенты, мимо средневековых стен колледжа Иисуса я отправилась за покупками на Оксфордский крытый рынок. Все по списку: сначала к мяснику за олениной и кроликом, потом к рыбному прилавку за шотландским лососем.

Едят ли вампиры зелень?

Я позвонила по мобильнику на факультет зоологии и спросила, чем питаются волки. Какие именно? – справились там. На школьной экскурсии в бостонский зоопарк я видела серых волков, и у Мэтью это любимый цвет. Скажу, что серые. Перечислив, каких именно они предпочитают млекопитающих, скучающий голос сообщил, что волки едят еще семечки, орехи и ягоды.

– Только не вздумайте их кормить, это не ручные зверушки!

– Спасибо за совет, – стараясь не хихикать, ответила я.

Зеленщик с извинениями продал мне остатки черной смородины и лесной земляники. Напоследок в набитую едой сумку отправился пакетик каштанов.

Теперь винный магазин. Священнодействующий там эксперт спросил, знает ли джентльмен толк в винах. Я пришла в полное замешательство, после чего мне за бешеные деньги всучили несколько франко-немецких бутылок и посадили в такси, чтобы дать оправиться.

Дома я убрала бумажки со своего обеденного (а заодно и письменного) стола (восемнадцатый век), подвинула его ближе к камину и сервировала фарфором и серебром из буфета, поставила тяжелые хрустальные бокалы – остатки эдвардианского сервиза из гостиной колледжа. Мои милые кухарки снабдили меня белоснежной скатертью и салфетками, одну из которых я постелила на щербатый деревянный поднос, чтобы подавать блюда из кухни.

Сам ужин не должен был занять много времени, ведь стряпни как таковой он не требовал.

К семи я зажгла свечи, и все, кроме того, что надо сделать в последний момент, было у меня наготове. Осталось заняться собой.

Что мой гардероб может предложить по случаю ужина с вампиром? Ясно, что не костюм и не тот наряд, в котором я ходила к ректору в гости. Черных брюк и легинсов у меня, конечно, навалом, но они по большей части заляпаны чаем, лодочной смазкой или тем и другим. Ладно, возьмем вот эти штаны – пусть и похожие на пижамные, зато чуть более стильные.

В лифчике и штанах я понеслась в ванную расчесывать волосы. Они мало того что путались на концах, но еще и норовили встать дыбом и тянулись вслед за расческой. Если взять щипцы, до Мэтью я успею сделать только полголовы – я почему-то знала, что он придет вовремя.

Чистя зубы, я приняла волевое решение скрутить волосы в узел. Из-за этого мои нос с подбородком кажутся острее, зато создается иллюзия высоких скул, и в глаза космы не будут лезть. Я исполнила свой замысел, и одна прядь тут же вылезла. Тьфу ты!

Из зеркала на меня смотрело лицо моей матери, но она-то за столом всегда выглядела красавицей. Как она умудрялась так подчеркивать свои светлые ресницы и брови и почему ее большой рот выглядел совсем иначе, когда она улыбалась нам с папой? Часы не оставляли мне шансов добиться такого преображения путем макияжа, на поиски блузки осталось всего три минуты – иначе встречать выдающегося биохимика и невролога я буду в нижнем белье.

В гардеробе имелось два варианта – черная и темно-синяя. Темно-синяя была чистая, что и склонило меня в ее пользу. Кроме того, у нее был V-образный вырез и стоячий, с отворотами воротник. Довольно узкие рукава с манжетами доходили примерно до середины кисти. Стук в дверь застал меня за вдеванием серебряных серег в уши.

Зачем так вскидываться, ведь не свидание же у нас в самом деле.

Мэтью стоял в дверях, как сказочный принц. Вечером он оделся во все черное, что только прибавляло ему красоты… и вампиристости.

Он терпеливо ждал, когда я перестану его разглядывать.

– Ох, что ж это я… Входи, пожалуйста. Это достаточно официальное приглашение? – Мало я, что ли, фильмов видела про вампиров.

Его губы искривились в улыбке.

– Забудь все, что будто бы знаешь о вампирах, Диана. Пригласить гостя в дом – это обыкновенная вежливость, и никакого мистического барьера между мной и прекрасными девами нет. – Мэтью слегка нагнулся под притолокой. В руках он держал бутылку вина и букет белых роз. – Это тебе. – Окинув меня одобрительным взглядом, он протянул мне цветы. – Куда бы поставить вино до десерта?

– Спасибо, я люблю розы. Может, на подоконник? – Я пошла на кухню за вазой. У меня их было две, но вторая оказалась графином – сомелье из гостиной колледжа специально зашел ко мне и дал разъяснение (я сомневалась, есть ли у меня дома графин).

– Да, хорошо.

Когда я вернулась с цветами, Мэтью рассматривал гравюры на стенах.

– Знаешь, они у тебя совсем неплохие.

Я водрузила вазу на обшарпанный комод эпохи Наполеоновских войн.

– В основном охотничьи сцены, по-моему.

– Я заметил, – усмехнулся Мэтью.

Я покраснела.

– Ну как, проголодался? – Я совсем забыла, что перед ужином полагается предлагать напитки с закусками.

– В общем, да.

Я извлекла из холодильника две тарелки. Копченая лососина с укропом, сбоку горка каперсов и маринованных огурчиков. Сойдет за гарнир, если вампиры все-таки не едят зелени.

Мэтью уже стоял рядом со стулом. Вино он поместил в серебряное ведерко – я в нем держала мелочь, но тот же сомелье любезно объяснил мне, что оно предназначено для вина. Пока я откупоривала немецкий рислинг, мой гость сел. Я наполнила два бокала, ничего не пролив, и последовала его примеру.

Мэтью поднес бокал к своему длинному орлиному носу. Интересно, сколько в вампирских носах сенсорных рецепторов – как у собак или больше?

Мои познания о вампирах в самом деле оставляли желать много лучшего.

– Превосходно, – улыбнулся Мэтью, открыв глаза.

– Я тут ни при чем. – Я положила на колени салфетку. – Вина выбирал продавец – если они никуда не годятся, я не в ответе.

– Прекрасное вино, – повторил он. – И лососина выглядит замечательно.

Он подцепил ломтик на вилку. Опустив ресницы, я наблюдала, будет ли он есть рыбу, и тоже взяла лосося и каперсов.

– Меню не американское, – заметил он, пригубив вино.

– Да, – согласилась я, глядя на вилку в левой руке и нож в правой. – Наверно, я слишком много времени прожила в Англии. – И не выдержала: – Ты правда это ешь?

– Ем, – засмеялся он. – Копченая лососина мне как раз нравится.

– Но на самом деле ты не всеядный. – Я снова обратила взгляд на тарелку.

– Нет, но кусочек того-сего могу проглотить. Хотя вкус нахожу только в сырых продуктах.

– Странно. У вампиров такие обостренные чувства – вам все съестное должно казаться чудесным на вкус.

Взять хоть этого лосося – его вкус вызывал ассоциации с холодной чистой водой.

Мэтью смотрел на бледно-золотой рислинг в своем бокале.

– Чудесный вкус у вин. Все, что приготовлено на огне, для вампира не может быть вкусным.

Стало быть, я угадала. Уже легче.

– Если еда не доставляет тебе удовольствия, почему ты все время приглашаешь меня то ужинать, то завтракать?

Взгляд Мэтью, порхнув по моим глазам и щекам, уперся в губы.

– С тобой проще общаться, когда ты ешь. Меня тошнит от кухонных запахов… – Я моргнула, не понимая, к чему это он. – А тошнота убивает голод.

– A-а! – Пазл понемногу складывался. Я уже уяснила, что мой запах ему приятен… отсюда, значит, и голод. Я густо покраснела.

– Я думал, ты знаешь… думал, ты потому и пригласила меня на ужин.

Покачав головой, я снова ткнула вилкой в лосося.

– О вампирах я, наверно, знаю даже меньше, чем люди. Тетя Сара учила меня относиться к вам с большим подозрением и говорила, что вы питаетесь исключительно кровью, что она вам необходима для выживания… но ведь это не так?

Мэтью нахмурился и ледяным тоном сказал:

– Вам для выживания необходима вода, но вы как будто пьете не только воду?

– Я понимаю, об этом не принято говорить. – Обвив ногами ножки стула, я вспомнила, что забыла обуться и принимаю гостя босая.

– Отчего же, если тебе любопытно, – после долгой паузы сказал Мэтью. – Я пью вино и ем обычную пищу – предпочтительно сырую или холодную, когда неприятного запаха нет.

– Но она не насыщает тебя, – не унималась я. – Вы питаетесь кровью, всеми видами крови. – (Мэтью поморщился.) – И в дом вас не обязательно приглашать. В чем я еще заблуждаюсь?

Мэтью откинулся на спинку стула и, видимо, приготовился терпеть до последнего. Я перегнулась через стол, чтобы подлить ему вина, – раз уж мучаю его вопросами, так хоть поить надо вдоволь. Когда свечка чуть не подожгла мне рукав, Мэтью отобрал у меня бутылку:

– Позволь мне. – Он наполнил свой бокал, а заодно и мой. – Почти все, что ты знаешь обо мне – о вампирах, – выдумано людьми. Так им легче жить рядом с нами. Их пугают все нелюди, не только вампиры.

– Черные шляпы, летучие мыши и метлы. – Эту несвятую колдовскую троицу можно наблюдать каждый Хеллоуин.

– Вот-вот. В каждой из этих басен, впрочем, есть зерно истины – то, что пугает людей и помогает им отрицать факт нашего существования. Основная черта людей – их умение закрывать глаза. Я, к примеру, наделен большой физической силой и долголетием, ты – сверхъестественными способностями, даймоны – творческим даром, а у людей есть талант убеждать себя, что верх – это низ и черное – это белое.

– Возьмем поверье, что вампир не может войти в дом незваным, – что в нем правдивого? – Допросив его о пристрастиях в еде, я переключилась на этикет.

– Мы живем бок о бок с людьми. Они отрицают наше существование лишь потому, что мы не вписываемся в их ограниченный мир. Впустив нас – признав нас теми, кто мы есть в действительности, – они бы так легко от нас не отделались.

– То же и с солнечным светом, – протянула я. – Днем людям труднее не замечать вас, поэтому они внушают себе, что вы не переносите солнца.

– И продолжают не замечать нас, – кивнул Мэтью. – Но когда темнеет, им в нас легче поверить. Это и к вам относится: ты ведь ловишь на себе взгляды, когда идешь по улице или куда-нибудь заходишь?

Ну, это едва ли… у меня внешность самая заурядная. Мэтью усмехнулся, видя мои сомнения:

– Ты мне не веришь, знаю, но это правда. При свете дня создания вызывают у людей беспокойство. Мы для них слишком высокие, слишком сильные, слишком уверенные, слишком талантливые, слишком всемогущие, слишком другие. Днем они кое-как нас подгоняют под свои стандарты, а ночью просто относят к «странным».

Я убрала первую перемену блюд, радуясь, что Мэтью съел все, кроме гарнира. Он налил себе еще рислинга, я достала из холодильника две тарелки с тоненькими ломтиками сырой оленины – мясник уверял, что сквозь них можно читать «Оксфорд мейл». Раз с зеленью у нас не сложилось, попробуем корнеплоды и сыр. Я положила в середину каждой тарелки свеклу и посыпала ее пармезаном, а центр стола занял массивный графин с красным вином. Мэтью сразу обратил на него внимание.

– Можно мне? – Он явно опасался, как бы я не спалила колледж.

Налив понемножку в оба бокала, вампир поднес стакан к носу.

– «Кот-Роти», – удовлетворенно произнес он. – Одно из моих любимых.

– Определяешь по запаху?

– О вампирах иногда говорят и правду, – засмеялся он. – У меня превосходное обоняние – зрение и слух, впрочем, тоже. Но «Кот-Роти» даже человек способен определить. – Он на секунду закрыл глаза. – Две тысячи третий год?

– Да! – Телешоу, да и только. – А фирму унюхать можешь? – На этикетке виднелась маленькая корона.

– Только потому, что бывал на их виноградниках, – смущенно ответил он, словно боящийся разоблачения фокусник.

– Запах виноградников тоже чувствуется? – Я сунула нос в бокал – хорошо хоть, что навозом не пахнет.

– Иногда мне кажется, что я помню все запахи, которые когда-либо вдыхал. Возможно, это самообман, но каждый запах вызывает воспоминания. Помню, как впервые ощутил аромат шоколада – словно вчера это было.

– Неужели? – Я подалась вперед.

– Да. Тысяча шестьсот пятнадцатый год. Война еще не началась, французский король женился на испанской принцессе, которая не нравилась никому – в первую очередь королю. – Он улыбнулся в ответ на мою улыбку, но его глаза смотрели куда-то вдаль. – Она и привезла в Париж шоколад. Горький, как грех, и столь же влекущий. Какао варили на воде и пили без сахара.

– Ужас какой! – засмеялась я. – Хвала тому, кто додумался подсластить шоколад.

– Боюсь, это был человек. Вампирам нравился густой и горький напиток.

Мы принялись за оленину.

– Еще одно шотландское блюдо, – заметила я, показывая на мясо ножом.

Мэтью попробовал:

– Благородный олень – молодой самец, судя по вкусу.

Я лишь изумленно помотала головой.

– Я же говорил – о вампирах не одни только сказки рассказывают.

– А летать ты умеешь? – На этот раз я знала ответ заранее.

– Нет, разумеется, – фыркнул он. – Это привилегия повелителей стихий – колдунов. Зато мы сильные, быстро бегаем и хорошо прыгаем – вот люди и решили, что вампиры могут летать. И КПД у нас тоже высокий.

– КПД? – Я отложила вилку: сырая оленина мне как-то не очень нравилась.

– Мы расходуем мало энергии – копим ее для особых случаев.

– По-моему, вы почти и не дышите. – Я вспомнила йогу.

– Верно. Сердце у нас бьется медленно, и в пище мы не так уж часто нуждаемся. Холодная кровь замедляет почти все обменные процессы – это объясняет, почему мы так долго живем.

– Как насчет гробов? Знаю: спите вы мало, но если уж спите, то мертвым сном.

– Ты начинаешь улавливать суть, – хмыкнул он.

Он съел все, кроме свеклы, я – все, кроме мяса.

Основное блюдо, единственное, нужно было готовить, но не так чтобы долго. Из молотых каштанов я уже слепила что-то вроде печенья, осталось только поджарить крольчатину с розмарином. В рецепте значился еще и чеснок, но я решила его исключить. При таком обонянии он напрочь перешибет всё прочее – вот она, правда этой выдумки о вампирах. Исключался и сельдерей – ясно, что вампиры не признают овощей. Думая, что со специями проблем не возникнет, я щедро посыпала сковородку розмарином и перцем.

Я чуть недожарила порцию Мэтью и немного передержала свою – авось отобьет вкус сырой оленины. Красиво все уложила и подала.

– Это, увы, поджарено, но не слишком.

– Уж не устроила ли некую проверку? – нахмурился Мэтью.

– Нет-нет… просто я впервые принимаю вампира.

– Рад слышать. – Он понюхал кролика. – Замечательно пахнет. – От близости к горячему блюду аромат корицы и гвоздики, присущий ему самому, усилился. Мэтью откусил кусочек каштанового «печенья», и его глаза округлились. – Каштаны?

– Только каштаны, оливковое масло и чуть-чуть разрыхлителя.

– Еще соль, вода, перец и розмарин, – уточнил Мэтью.

– Хорошо, что ты с такой точностью определяешь состав, учитывая твои вкусы в еде, – весело заметила я.

Ужин близился к концу, и я начала расслабляться. За разговором на разные оксфордские темы я убрала тарелки и подала сыр, ягоды, жареные каштаны. Мэтью, вдохнув аромат крохотных земляничинок, взял в руку каштан.

– Их действительно лучше есть теплыми. – Он легко расколол скорлупу пальцами – щипцы для орехов ему явно не требовались.

– А от меня чем пахнет? – осведомилась я, вертя свой бокал.

Молчание затягивалось – я думала, что вообще не дождусь ответа. Мэтью задумчиво посмотрел на меня, опустил веки и сделал глубокий вдох.

– Ивовым соком. Раздавленными ромашками. И жимолостью, и опавшими дубовыми листьями. Цветом гамамелиса и первыми весенними нарциссами. Еще стариной – белокудренником, ладаном, манжеткой. Я думал, что давно забыл эти запахи.

Его веки медленно поднялись. Я смотрела в глубину серых глаз, боясь дохнуть, боясь, что чары развеются.

– Теперь твоя очередь. Чем пахну я? – спросил он, удерживая мой взгляд.

– Корицей, – неуверенно ответила я. – И гвоздикой – как пряностью, так и цветами. Не теми, что продают флористы, а старомодными, растущими в английской деревне.

– Голландской гвоздикой, – подтвердил Мэтью, улыбка его из грустной сделалась лукавой. – Неплохо для колдуньи.

Я тоже взяла каштан и покатала в ладонях, грея внезапно похолодевшие руки.

Мэтью больше не смотрел на меня в упор, только бросал быстрые взгляды.

– Как ты составляла сегодняшнее меню?

– Без магии. Мне очень помогли на факультете зоологии.

Он опешил, но тут же расхохотался:

– Ты справлялась у них, что подать мне на ужин?

– Не совсем. В Интернете много рецептов для сыроедов, но, купив мясо, я не знала, как дальше быть. Вот и спросила, что едят серые волки.

Мэтью покачал головой и сказал просто:

– Спасибо. Давненько никто не задумывался о моем угощении.

– Пожалуйста. Труднее всего было с винами.

– Да, кстати… – Мэтью встал и свернул салфетку. – Теперь моя очередь.

Попросив меня принести пару чистых бокалов, он поставил на стол старинную кособокую бутылку, опять-таки с короной на пожелтевшей от времени этикетке.

Осторожно вытащив раскрошившуюся черную пробку, Мэтью раздул ноздри – в этот момент он напоминал кота, поймавшего аппетитную канарейку. Золотистое, мерцающее при свечах вино было густым, как сироп.

– Понюхай, – велел вампир, вручив мне бокал, – и скажи, что думаешь.

– Пахнет карамелью и ягодами, – отчиталась я, удивляясь, как может пахнуть чем-то красным напиток желтого цвета.

– Теперь отведай, – предложил Мэтью, пристально наблюдая за мной.

На вкус было похоже на абрикосы и ванильный крем от моих славных кухарок. Этот вкус не прошел и после того, как я проглотила волшебный, по всей видимости, эликсир.

– Что это?

– Вино, только очень старое. То лето выдалось жарким и солнечным. Крестьяне опасались дождей, но погода удержалась, и виноград собрали в самую пору.

– Да, в нем чувствуется вкус солнца, – ответила я и получила в награду очередную улыбку.

– Во время сбора над виноградниками пылала комета. Астрономы давно уже видели ее в свои телескопы, но в октябре она сделалась такой яркой, что в ее свете можно было читать. Виноградари сочли это доброй приметой.

– Тысяча девятьсот восемьдесят шестой год? Комета Галлея?

– Нет, тысяча восемьсот одиннадцатый. – Я уставилась на двухсотлетнее вино в своем бокале, боясь, что оно испарится у меня на глазах. – Комету Хоули (он произносил «Галлей» именно так) наблюдали в тысяча семьсот пятьдесят девятом и тысяча восемьсот тридцать пятом годах.

– Где ты это достал?

В магазине у вокзала таких вин не было.

– Купил у Антуана-Мари, положившись на его слово. Он уверял, что это нечто особенное.

Я посмотрела на этикетку. «Шато-икем» – об этой марке даже я слышала.

– Купил и сохранил, – сказала я.

Он пил шоколад в Париже в 1615-м, получил разрешение на постройку дома от Генриха VIII в 1536-м – что ж удивительного, если в 1811-м он покупал вина. А из-под его ворота виден шнурок, на котором он носит древний знак паломника.

– Мэтью, – начала я осторожно, боясь его рассердить, – сколько тебе лет?

Он поджал губы, но ответил довольно непринужденно:

– Я старше, чем выгляжу.

– Это я знаю, – нетерпеливо сказала я.

– Почему мой возраст так много для тебя значит?

– Моя специальность – история. Если кто-то помнит комету тысяча восемьсот одиннадцатого года и как во Францию привезли шоколад, невольно возникает вопрос, какие еще события он застал. В тысяча пятьсот тридцать шестом ты уже жил на свете – я была в доме, который ты в то время построил. Может быть, ты знал Макиавелли? Пережил Черную Смерть? Учился в Сорбонне у Абеляра?

Мэтью молчал. У меня по шее побежали мурашки.

– Судя по твоему медальону, ты был в Святой земле. Участвовал в Крестовом походе? Видел комету Галлея, прошедшую в тысяча шестьдесят шестом году над Нормандией?

Молчание.

– Видел, как короновали Карла Великого, как пал Карфаген? Противостояли Аттиле, когда тот шел на Рим?

– О каком из падений Карфагена ты говоришь? – осведомился вампир.

– Тебе видней.

– Будь ты неладен, Хэмиш Осборн, – пробормотал он, комкая скатерть.

Не нашедшись с ответом уже второй раз за два дня, Мэтью медленно провел палец сквозь пламя свечи. Кожа вздулась красными пузырями и тут же опять побелела – боли, судя по лицу, он не успел испытать.

– Телу моему около тридцати семи лет. Я родился примерно в то время, когда Хлодвиг[28] перешел в христианство. Это я знаю со слов родителей – дни рождения у нас отмечались не каждый год. Для ровного счета можно взять пятисотый год. – Он бросил взгляд в мою сторону и опять уставился на свечу. – Как вампир я возродился в пятьсот тридцать седьмом году. За исключением Аттилы, который был еще до меня, ты, в общем, правильно расставила вехи тысячелетия, прошедшего между этой датой и той, когда я заложил в Вудстоке первый камень. Макиавелли, должен тебе сказать как историку, был фигурой не столь уж значительной. Мелкий флорентийский политик, не особенно успешный. – В голосе Мэтью звучала усталость.

Выходит, ему больше полутора тысяч лет.

– Не стоило мне допытываться, – сказала я извиняющимся тоном, не зная, куда девать глаза.

И с чего я взяла, что, узнав биографию этого вампира, лучше его пойму? В голове всплыла строчка из Бена Джонсона – она говорила о Мэтью больше, чем коронация Карла Великого.

– «Ты временам принадлежишь – не веку»[29], – процитировала я.

– «Близ тебя не замечаю времени», – ответил он более поздней цитатой из Мильтона[30].

Мы снова посмотрели друг другу в глаза, но я разрушила начавшие создаваться чары:

– Что ты делал осенью тысяча восемьсот пятьдесят девятого года?

– Это Питер Нокс тебя подучил? – помрачнел Мэтью.

– Он сказал, что ты вряд ли поделишься своими секретами с колдуньей, – спокойно сказала я, хотя внутри у меня все сжалось.