Открытие ведьм Харкнесс Дебора

Глава 18

Величественная и холодная Изабо стояла в дверях своей твердыни и гневно взирала на сына.

Мы поднялись по ступеням, и Мэтью, чтобы поцеловать ее, согнулся на добрый фут.

– Войдем или будем знакомиться прямо здесь?

Изабо впустила нас в замок. Ее глаза прожигали меня насквозь. Пахло от нее чем-то похожим на лимонад с сарсапарелью и леденцы. Темный коридор был уставлен пиками, направленными прямо в голову гостю. Через него мы прошли в холл с высокими сводами. Роспись на стенах, явно относящаяся к девятнадцатому веку, изображала собой нечто средневековое – львы, лилии, змея, кусающая свой хвост, морские раковины. Винтовая лестница в дальнем углу вела на одну из башен.

Здесь я в полную силу ощутила на себе взгляд Изабо. Она служила воплощением той устрашающей элегантности, которая у француженок, похоже, в крови. Подобно сыну, выглядевшему чуть старше ее, она носила однотонные цвета, делавшие бледность не столь заметной, только ее гамма восходила от кремового к светло-коричневому. Все в этом ансамбле, от темно-желтых туфель из мягкой кожи до топазовых серег, было просто, но дорого. Расширенные зрачки окружала изумрудными кольцами поразительно яркая радужка, высокие скулы спасали ослепительно-белое лицо от пошлой красивости. Струящиеся волосы цветом напоминали мед, на шее был повязан шарф из золотистого шелка.

– Надо быть осторожнее, Мэтью. – Акцент придавал его имени старинное звучание; голос, мелодичный и завлекающий, как у всех вампиров, напоминал далекий перезвон колокольчиков.

– Боишься сплетен, Maman? Ты же всегда гордилась своими радикальными взглядами, – снисходительно и в то же время нетерпеливо заметил Мэтью и бросил на отполированный столик ключи, которые, скользнув, замерли возле фарфоровой китайской чаши.

– Никогда не была радикалом, – ужаснулась Изабо. – Новшествам придают слишком большое значение.

Она оглядела меня с ног до головы, и ее прелестные губки сжались в тонкую линию.

Неудивительно, что увиденное ей не понравилось. Я попыталась взглянуть на себя ее глазами: песочные волосы, не очень густые и не слишком ухоженные, россыпь веснушек (слишком много времени я проводила на воздухе), длинноватый нос. Лучше всего у меня глаза, но недостаток стиля и они не могут восполнить. На фоне ее элегантности и всегдашней безупречности Мэтью я выглядела и чувствовала себя как неприметная мышка. Я снова одернула жакет. Хорошо хоть, что пальцы не искрят, – будем надеяться, что и свечения, о котором говорил Мэтью, нет.

– Диана Бишоп – моя мать Изабо де Клермон, – произнес Мэтью.

Изабо чуть заметно раздула ноздри:

– Не люблю, как пахнет от колдунов. Что-то сладкое и омерзительно зеленое, как весна. – Она в совершенстве владела английским.

Мэтью разразился речью на смеси французского, испанского и латыни. Голоса он не повышал, но гнев чувствовался безошибочно.

– Cela suffit[37]. – Изабо провела рукой по горлу, я, сглотнув, невольно потянулась к воротнику жакета. – Диана. – Она произнесла мое имя с непривычной интонацией и подала мне руку.

Я слегка пожала холодные белые пальцы. Мэтью держал меня за левую руку, и мы на миг образовали странный кружок из двух вампиров и одной колдуньи.

– Encantada.

– Она рада с тобой познакомиться, – перевел Мэтью, выразительно посмотрев на нее.

– Да-да, – нетерпеливо бросила Изабо, повернувшись к нему. – Она, разумеется, говорит только на английском и новофранцузском. Теплокровные в наши дни получают плохое образование.

В этот момент в холл вошла пожилая женщина с белоснежным лицом и до странности темными волосами, уложенными в замысловатую корону из кос.

– Мэтью! – воскликнула она, протянув к нему руки. – Cossi anatz?

– Va plan, merces. E tu? – Мэтью обнял ее и расцеловал в обе щеки.

– Aital aital. – Она с гримасой схватилась за локоть. Мэтью посочувствовал, Изабо нетерпеливо воздела глаза к потолку.

– Марта, это Диана, мой друг.

Марта тоже была вампиром – одним из самых старых, которых я встречала. Она, видимо, возродилась уже на седьмом десятке: возраст, несмотря на отсутствие седины, выдавали многочисленные морщины, а узловатые пальцы не могла распрямить даже вампирская кровь.

– Добро пожаловать, Диана, – сказала она, глядя мне в глаза и беря меня за руку. Песок в ее голосе мешался с патокой. – Elle est une puissante sorciere, – объявила она Мэтью, раздувая ноздри.

– Она говорит, ты сильная колдунья, – пояснил он.

Его близость чуть уменьшала тревогу, вызванную тем, что меня обнюхивает вампирша.

Не зная, как ответить ей по-французски, я ограничилась вялой улыбкой.

– Да ты едва на ногах держишься, – сказал Мэтью, посмотрев на меня, и заговорил с обеими женщинами на незнакомом мне языке.

Разговор сопровождался энергичными жестами, вздохами и закатыванием глаз. Когда Изабо упомянула Луизу, Мэтью опять рассердился и отрезал что-то безапелляционным тоном.

– Хорошо, Мэтью, – пожала плечами его мать.

– Сейчас мы тебя устроим, – обратился он ко мне потеплевшим голосом.

– Я принесу еды и вина, – на неуверенном английском сказала Марта.

– Спасибо. И вам, Изабо, спасибо, что согласились меня принять.

Она фыркнула и оскалилась. Я, толкуя сомнение в ее пользу, сочла это за улыбку.

– И воды тоже, Марта, – попросил Мэтью. – Я, кстати, заказал кое-какие продукты.

– Часть уже привезли, – язвительно сообщила Изабо. – Листья какие-то, овощи, яйца. Нашел что заказывать.

– Диану надо чем-то кормить, Maman. Я же помню, какие у вас запасы. – События прошлого вечера и этот чуть теплый прием начинали подрывать терпение Мэтью.

– У меня вот свежая кровь вышла, но ее из Парижа среди ночи Виктуар и Ален не доставят.

У меня, к большому удовольствию Изабо, подкосились коленки.

Мэтью с безнадежным вздохом взял меня под руку и сказал, подчеркнуто игнорируя Изабо:

– Марта, не могла бы ты приготовить Диане яичницу, тост и чашечку чая?

Экономка, которая переводила взгляд с хозяйки на ее сына, как зритель на теннисном матче, засмеялась, кивнула и проговорила:

– О’кей.

– Увидимся за ужином, – сказал, уводя меня, Мэтью.

Ледяные взгляды Марты и Изабо уперлись мне в спину.

– Что тебе говорила Марта? – спросила я шепотом, хотя шептать в этом доме не было никакого смысла: все равно услышат.

– Что мы хорошо смотримся вместе.

– Не хочется, чтобы Изабо злилась все время, пока я буду здесь жить.

– Не обращай внимания. Лучше пусть лает, чем кусает.

Следующая комната была длинная, с большим количеством разномастных столов и стульев. Над одним из двух каминов скрестили копья два рыцаря в блестящих доспехах. Крови не пролилось – фреску, очевидно, писал тот же сентиментальный энтузиаст, что украшал холл. В другой комнате сквозь открытую дверь виднелись шкафы с книгами.

– Библиотека? – воодушевилась я, мигом забыв о враждебности Изабо. – Нельзя ли посмотреть «Aurora Consurgens» прямо сейчас?

– Позже, – твердо ответил Мэтью. – Когда поешь и поспишь.

Он привычно лавировал в лабиринте старинной мебели, я же за недостатком опыта стукнулась бедром о пузатый комод, и на нем закачалась ваза.

– Подниматься долго, а ты устала, – сказал он, подведя меня к лестнице. – Может, взять тебя на руки?

– Вот еще! – возмутилась я. – Еще через плечо меня перекинь, как рыцарь – пленную горожанку. – (У Мэтью в глазах заплясали чертики.) – Что тут смешного?

Но он все-таки засмеялся. Благодаря эху мне показалось, что здесь собралась целая компания развеселых вампиров. Я осталась при своем мнении: по этой лестнице наверняка втащили множество женщин, но я пойду своими ногами.

На пятнадцатой ступеньке я сильно запыхалась. Лестницы в этом замке строились для вампиров вроде Мэтью, длинноногих и не знающих устали, но я стиснула зубы и продолжала взбираться. Лестница, как вскоре выяснилось, вела прямо в комнату.

Я в изумлении прижала руку к губам.

Сразу было понятно, чья это комната, – на ней лежал отпечаток Мэтью.

Мы находились в круглой башне на задней стороне дома – в той, что сохранила остроконечную медную крышу. В высоких узких окнах виднелись пестрящие осенними красками поля и деревья.

Книжные шкафы вдоль стен придавали комнате, тоже круглой, прямоугольные очертания. В стену, примыкавшую к центральному зданию, был вделан большой камин, чудом избежавший живописи девятнадцатого столетия. Кресла, кушетки, пуфы, столы были выдержаны в зеленых, коричневых и золотистых тонах, отчего комната, несмотря на свою величину и серые каменные стены, выглядела уютной и теплой.

Но самый большой интерес представляла коллекция, собранная хозяином за разные свои жизни. На полке рядом с морской раковиной стояла неизвестная картина Вермеера – все полотна этого художника я знала наперечет. Кажется, портрет Мэтью? Ужасно похож. Над камином висел меч, такой тяжелый и длинный, что только вампир и мог управляться с ним. В углу – доспехи (как раз на Мэтью), напротив подвешен человеческий скелет, скрепленный чем-то вроде фортепианной струны. На столе рядом два микроскопа старинной работы – семнадцатый век, судя по всему. В стенной нише около вырезанной из слоновой кости Девы Марии – резное распятие, украшенное красными, зелеными и синими камнями.

Снежный взгляд Мэтью тронул мое лицо.

– Твой музей, – произнесла я, чувствуя, что каждый экспонат здесь обладает своей историей.

– Кабинет всего-навсего.

– Где ты их… – начала я, показывая на микроскопы.

– Позже, – повторил он. – До тебя еще тридцать ступенек.

Очередная лестница поднималась куда-то в небо. Через тридцать трудных шагов я оказалась в другой круглой комнате, посредине которой возвышалась гигантская ореховая кровать с четырьмя столбиками, балдахином и тяжелым пологом. Наверху стропила, поддерживающие медную кровлю, у одной стенки стол, в другой камин и удобные кресла рядом. За приоткрытой дверью видна огромная ванна.

– Орлиное гнездо, – прокомментировала я, посмотрев в окно.

Мэтью любовался этим пейзажем начиная со Средневековья. Приводил ли он сюда других женщин? Наверняка приводил, но вряд ли их было много. В этом замке, по всей видимости, посторонних не привечали.

– Одобряешь? – спросил Мэтью из-за плеча, легонько дохнув мне в ухо.

Я кивнула и поинтересовалась, не удержавшись:

– Сколько лет?

– Башне-то? Около семисот.

– А деревне? Они про вас знают?

– Да. Вампирам, как и колдунам, безопаснее жить в общине, где о них знают, но вопросов не задают.

Бишопы поколениями жили в Мэдисоне, и никто шума не поднимал. Мы прятались на виду у всех, Питер Нокс тоже.

– Спасибо, что привез меня в Сет-Тур. Здесь в самом деле гораздо безопасней, чем в Оксфорде.

Несмотря на Изабо.

– А тебе спасибо, что не дрогнула перед матушкой. – Мэтью усмехнулся, точно подслушав мои невысказанные слова. – Она, как большинство родителей, чересчур меня опекает. – От него веяло свежей гвоздикой.

– Я чувствовала себя идиоткой, к тому же плохо одетой. Ни одна из моих вещей ее одобрения наверняка не заслужит. – Я прикусила губу и наморщила лоб.

– Коко Шанель тоже не заслужила. Больно высоко метишь.

Я со смехом обернулась к нему. Наши взгляды встретились, и у меня захватило дух. Взгляд Мэтью перешел на губы, пальцы тронули мою щеку.

– В тебе столько жизни, – проворчал он. – Тебе нужен кто-нибудь намного моложе.

Я привстала на цыпочки, он наклонился. Но не успели наши губы слиться, как кто-то с грохотом поставил на стол поднос.

– Vos etz arbres e branca, – с озорным видом сказала Марта.

– On fruitz de gaug s’asazona, – пропел в ответ Мэтью чистым баритоном.

– Что это за язык? – Мы с ним прошли к камину.

– Старинный, – ответила Марта.

– Окситанский[38]. – Мэтью снял серебряную крышку, в комнате запахло яичницей. – Марта прочла стихи, чтобы вызвать у тебя аппетит.

Хихикнув и шлепнув его по руке полотенцем, Марта указала мне стул напротив:

– Сюда, сюда. Садись ешь.

Я подчинилась. Марта налила Мэтью вина из высокого стеклянного кувшина с серебряной ручкой.

– Merces, – сказал он, тут же сунув нос в кубок.

Из другого кувшина, точно такого же, Марта наполнила мой бокал ледяной водой, а потом налила в кружку горячего чая. Я определила его как парижский сорт «Марьяж Фрер». Мэтью основательно порылся в моих кухонных шкафах, прежде чем составить список покупок. Он не успел помешать Марте долить густых сливок, но я предостерегающе на него посмотрела – в этом доме мне требовались союзники, да и пить хотелось так, что сливки не имели значения. Он откинулся на спинку стула, смакуя свое вино.

Марта составила на стол соль, перец, масло, джем, тост и золотистый омлет с ароматными травами.

– Merci, Марта, – от души промолвила я.

– Ешь! – велела она, замахнувшись на меня полотенцем.

Удовлетворенная моим послушанием, она принюхалась, сказала Мэтью что-то нелестное и чиркнула спичкой, растапливая камин.

– Марта, – Мэтью встал с места, – я сам могу.

– Ей холодно, а ты пей. Я зажгу.

Вскоре огонь разгорелся. В большой комнате не стало жарко, но значительно потеплело. Марта отряхнула руки и поднялась:

– Ей надо спать. Я носом чую, она сильно боялась.

– Она ляжет, как только поест, – пообещал Мэтью, торжественно подняв правую руку.

Марта погрозила вампиру пятнадцати сотен лет от роду, словно пятнадцатилетнему мальчишке, но все же поверила и удалилась, без труда преодолевая крутые ступени.

– Окситанский, кажется, язык трубадуров? – спросила я; Мэтью кивнул. – Не знала, что северяне тоже на нем говорили.

– Не такой уж у нас дальний север, – улыбнулся он. – Париж мы считали далекой пограничной провинцией, почти все говорили по-окситански. От северян вместе с их наречием нас защищали горы – здесь до сих пор не очень-то жалуют чужаков.

– Что вы друг другу сказали?

– «Ты ствол, она ветка, где зреет восторгов плод», – перевел Мэтью, устремив взгляд в окно. – Теперь Марта будет напевать это весь день и сведет Изабо с ума.

Комната нагревалась, и меня начало клонить в сон. Я с трудом доела омлет.

От очередного зевка я едва не вывихнула себе челюсть, и Мэтью подхватил меня на руки.

Я запротестовала.

– Хватит уже, ты еле сидишь. – Он посадил меня в ногах кровати, откинул покрывало. Белоснежные хрустящие простыни так и манили. Я уронила голову на груду пуховых подушек. – Спи! – приказал Мэтью, задвигая полог.

– Не уверена, что получится. – Я подавила очередной зевок. – Никогда не сплю днем.

– А по виду и не скажешь. Ты теперь во Франции, так что учись. Я буду внизу – зови, если что понадобится.

Учитывая расположение комнат, мимо Мэтью ко мне никто не пройдет; можно подумать, что он хотел отгородиться от собственного семейства.

У меня назревал вопрос, но Мэтью предотвратил его, плотно задернув полог. Свет не проникал сквозь тяжелую ткань, сквозняки тоже. Я согрелась и быстро заснула.

Разбудил меня шорох переворачиваемых страниц. Я рывком села, не понимая, кто меня так занавесил, и лишь потом вспомнила.

Я во Франции, в доме Мэтью.

– Мэтью? – тихо позвала я.

Он раздвинул полог и с улыбкой посмотрел на меня. В комнате горело чуть ли не сто свечей – одни на стенах, другие в канделябрах на полу и на столах.

– Для того, кто не спит днем, ты недурно вздремнула, – сказал он, довольный тем, что поездка во Францию начинает себя оправдывать.

– Который час?

– Надо подарить тебе часы, чтобы не теребила меня. – Он взглянул на свои старые «Картье». – Почти два часа дня, Марта вот-вот подаст чай. Не хочешь принять душ и переодеться?