Времена Бессмертных Мишель Роман

Глава 5

Лео

Когда я впервые увидел ее, там, стоявшую на старых рельсах, пошатывающуюся от порывов холодного ветра, мне инстинктивно захотелось ее спасти. Спасти? Да, будто она погибала там, одинокая, растерянная, думающая какой же путь ей выбрать. Я знал, что должен сделать: забрать девчонку, потом доставить ее в безопасное тихое место и поставить ее отцу ультиматум. Либо он делает то, что ему велят, либо я сделаю его абсолютно одиноким. Но когда я увидел ее настоящую, продрогшую и напуганную, мне стало не по себе, от хладнокровности и беспринципности, с которыми я пошел на сделку с Саванной.

Доносчик — старый знакомый Спартака еще со времен, когда они с семьей жили в Византии — сделал все, как и обещал: без шума доставил девушку к нам. Оставалось лишь схватить добычу, как говорится. Но никакая эта не добыча оказалась! Просто хрупкая светловолосая девчонка, преданная другом и брошенная на растерзание Смертным. Я тут же проникся ненавистью к этому знакомому Спартака, Августу! Насколько я знаю, он не слишком-то долго упирался и за особое вознаграждение, согласился стать соучастником похищения. Загнал ее в тупик, уж и не знаю, что он ей там наплел, но девушка оказалась в том месте, где и задумывалось.

Да только что-то с ней было не так…

Поначалу, когда мы только вывернули из леса и из-за веток я мог видеть верхнюю часть туловища девушки, я подумал, что предатель-дружок ее напугал и она, удирая, ищет место, где бы спрятаться, но неизбежно приближаясь к ней, стал сомневаться. Да, она выглядела растерянной, но совсем не паникующей. Поначалу. Сжатые кулачки, плотно сомкнутые губы, решительный взгляд, словно она… Вздумала бежать? Не от нас, похитителей, о которых еще и не догадывалась, но возможно отчего-то более серьезного и не такого очевидного. А этот свирепый, осенний ветер все накидывался на ее маленькое хрупкое тельце, но девушка продолжала героически не замечать порывов.

Время одновременно и замедлилось и как-то странно ускорилось, мы были все ближе, а я только начал ощущать, как все внутри меня переворачивается при осознании всей бесчеловечности поступка, который я вскоре совершу. Она ведь совершенно ни в чем не виновата, все эти заговоры, безжалостные ходы пешек и королей ради бессмертия, ложь, драки, жестокость! Чудовищная мясорубка, в чьи жерла я должен ее столкнуть.

Все было кончено для нее, когда мы со Спартаком шли ей навстречу из переулка. Удивленными, полными возмущения глазами девушка смотрела на Августа, предателя, продавшего ее за шанс попасть на Церемонию Перехода. Хотя он и из богатенькой Византийской семейки, ему нужны деньги, чаще всего даже таким, как он, не хватает средств для обретения бессмертия. И вот результат — парнишка идет на предательство, поставив жизнь приятельницы под удар, лишь бы остаться в вечности.

Думаю, она тут же все поняла, стоило ей лишь всмотреться в лицемерную физиономию Августа, больше тут и говорить было не о чем. Теперь она смотрела лишь на меня. Проницательным, вдумчивым взглядом, словно оценивая, сможет ли меня одолеть. Такая хрупкая, но храбрая! Я думал, что придется ее тащить на себе, может даже вырубить (когда я ехал в машине и думал об этом, это казалось нормальным), но девушка все поняла и просто пошла за мной, иногда оборачиваясь на Спартака, что шел последним.

Я видел ее впервые, до того момента мне вообще было наплевать, что с ней будет, но когда я чувствовал на спине ее испытывающий взгляд, мне хотелось бросить всю эту затею и найти кого-то другого на роль пленницы. И мне совершенно не понятно почему. Вот живу я себе и живу, иду на сделку, из-за которой мне необходимо быть «плохим» парнем и похитить дочь Организатора Церемонии Перехода, вижу цель, вроде бы достигаю ее и тут бы просто следовать плану, но ее глаза (которых я даже не вижу) заставляю меня сомневаться, а это очень плохо. Это чертовски хреново!

Захватить объект. Доставить в назначенное место. Получить желаемое. Вот как все должно быть. Какого черта я готов пойти на попятную?

Оказавшись возле Импалы, брошенной на рельсах, Август заметно занервничал, стал интересоваться, все ли он сделал как надо, и будет ли ему выплачено обещанное. Я начал загораться, приступ гнева набирал свою силу. Лучше бы ему замолчать и убраться отсюда подальше…

— Парень, ты выполнил свою часть сделки, теперь просто успокойся. — осадил очкарика, Спартак. Я всегда удивлялся его выдержке.

— Сами знаете, что девчонка не из простых, а я пошел на ужасный риск, помогая вам…

— Заткни пасть, понял? — перебил его я, демонстрируя сжатые кулаки, дабы он понял, что я на приделе. — Ты сделал это ради себя! Ты просто еще один засранец, готовый пойти на все, лишь бы обеспечить себя Ядом.

— Но мои деньги… — начал он, но когда я сделал пару шагов ему на встречу, замолчал и потупил взгляд. — Вы тоже мало смахиваете на героев. — буркнул он себе под нос и поспешно сел в машину, на пассажирское сиденье рядом с девушкой.

Я и Спартак не спешили продолжать путь, мы дышали прохладным воздухом и носками ботинок пинали мелкие камушки возле старых рельсов. Молчание затянулось надолго и когда стало понятно, что нужно что-то предпринимать дальше, Спартак заговорил первым.

— Как-то все странно вышло, да?

— Главное что начало положено.

— Ты как-то не особо воодушевлен!

— Мы похитили человека и намереваемся требовать выкуп у ее отца, причем тут воодушевление?

— Но… Когда мы сделаем это, Саванна поможет тебе найти сестру… И твоих родителей. Не в этом ли суть всего дерьма?

— Да. Да… Только вот она странная, не думаешь? Наша пленница! Идет за нами, как будто мы ее старые друзья, беспрекословно садиться к нам в машину, будто мы ее на пикник хотим отвезти. Не выкинула бы чего…!

— Ее зовут Аврора. И да, она немного того! Но миленькая.

Спартак дернул плечами, словно говоря «ну и какого хрена тебя это беспокоит?», и нырнул в машину. Вот я и задумался, а кого хрена меня это беспокоит? Аврора… Ну и имена у них в Византии, дурдом! Выпендрежники чертовы.

И мы просто поехали, оставляя центральную площадь Окраины где-то в стороне, трясясь на заросших сорняками рельсах и думая каждый о своем. Я лично размышлял о своих чувствах (не перевариваю этого слова) к Саванне, думая о том, что же все-таки меня к ней тянет? И углубляясь в эти размышления, ощущал лишь нервозность и почти болезненное притяжение. Мне нужно иметь ясную голову, не засоренную всякими там чувствами, и от нечего делать стал наблюдать за пленницей. Авророй.

И я просто обалдел от увиденного. Эта девчонка где-то нашла старый тетрадный лист и как ненормальная что-то на нем строчила старой, шариковой ручкой. Невероятно! А я-то думал, она вообще не знает, что такое «письменность», сидела всю жизнь в своем небоскребе и только и умела, что тыкать в свою электронику, а она… Она похищена! Но сидит, и строчит кому-то письмо. Цирк.

Попытался смотреть только на дорогу, но взгляд, то и дело поднимался на зеркало, отражавшее Аврору. Она точно была из числа тех девушек, что ничего не знают о своей привлекательности, потому что, когда-то решили, что не красивы. Я таких встречал и знаете — они сами виноваты, что кроме жалости, к нем ничего нельзя испытывать. Парни, видя таких, неважно с Окраины или Византии, говорят себе: о’кей, она симпатичная, да, но я не хочу тратить время, каждый раз объясняя ей, что она не уродина. Лично для меня уверенность, привлекательнее красоты. Может это, потому что я живу в самой сложной части огромного мира, где выживание — настоящая борьба, и внешние данные мягко сказать, не так важны.

Но я уже каким-то образом простил ей эту «неуверенность», если так можно выразиться, она сумела завладеть моим вниманием. Да и наблюдая за ней на протяжении всего пути (а направляемся мы к дому моих хороших знакомых, что неподалеку от моста разделяющего Окраину и Византию), я сделал вывод, что поспешил с ее оценкой. Аврора была молчалива, и я принял это за неуверенность в себе, но наблюдая за ней, понял, что она скорее отстраненная. Выбирающая одиночество, и это сделала ее похожей на меня.

Мне так же, как и ей, не нравится знакомиться с новыми людьми, еще хуже, если предстоит находить с ними общий язык и искать бесконечные темы для разговоров, чтобы не повисало неловкое, унизительное молчание. Как же это раздражает! Словно находясь в компании людей, мне приходиться бороться с собой, даже притворяться, чтобы они не сочли меня социопатом. Куда лучше иметь только одного, проверенного временем друга, а всех остальных записать в знакомые. Даже Саванна… Не могу назвать ее своим другом, она является кем-то особенным для меня и, называя ее «особенной», я не говорю, что это хорошо и прекрасно!

Я полностью сосредоточен внутри себя, что позволяет мне внимательно следить за происходящим вокруг, заострять внимание на деталях, не тратя время на мысли о том, как я выгляжу в глазах людей. Думаю именно из-за подобной закрытости, большинству я кажусь безучастным и даже эгоистичным. Когда девушки обращают на меня внимание, они видят отстраненность и принимают ее за агрессию. Большинство не дают мне шансов раскрыть себя, да это в принципе мне и не нужно.

Так что же с этой Авророй? Неужели она такая же, и внутри нее бушует настоящий вулкан, который день за днем она пытается погасить? Что за странность сделала ее действительно замкнутой? Спартак назвал ее «милой». О, Боже! Вечно он несет несуразицу, такой весь из себя галантный кавалер, принц на белом коне — эта забавно. Наша с ним разница. Но «милая»? Нет. Я бы назвал ее сексуальной! Все дело в ее взгляде, она словно для маскировки напускает на себя застенчивость; выгоревшие на солнце пряди падают на лицо, глаза невинно опущены, но когда она вдруг, будто невзначай, смотрит на тебя, ощущаешь сильнейшее желание оказаться рядом и защитить. Такой вот первобытный, мужской инстинкт.

Сколько там секретов и истинных мотивов в ее взгляде? Как наваждение, вдруг начал чувствовать желание поговорить с ней и что-нибудь узнать о ее жизни. Никаких там дурацких чувств, любовной ерунды, ничего такого! Просто мне стало вдруг интересно узнать ее.

И вот мы все продолжаем ехать, используя в качестве путеводителя, заброшенную железную дорогу. Я кручу руль, иногда посматривая в висящее перед глазами зеркало, рядом негромко всхрапывает Спартак, облокотившись о пассажирскую дверь, а парочка из Византии сидит, молча позади. Аврора дописала свое письмо кому-то и сейчас просто смотрит в окошко, но не бездумно, как обычно делают когда скучают, а с интересом разглядывая окрестности.

Мы уже проехали большую часть пути, по дороге нам редко встречались жители Византии, но очень часто (особенно когда проезжали густонаселенные районы) видели последствия восстания. Или лучше сказать нападения, потому что Стражи именно напали на Окраину и заставили людей бежать из собственных домов. Брошенные на улицах тележки с одеждой, бутылки с питьевой водой, кресла и даже старое пианино. Словно люди бежали от смерти, но она щелкнула своими костлявыми пальцами, и все они исчезли.

Больно было видеть такое, к горлу подступил комок, но, конечно, я не позволил себя заплакать, хотя признаться честно — такое вынести нелегко. Тогда я взглянул на Аврору в зеркальце: она испуганно прижимала пальцы к дрожащим губам и все плакала, плакала без остановки, то смотря на пустынные улицы, то что-то дописывая на тетрадном листке.

Проезжаем ворота, ведущие в пригород, где находится дом — там мы сможешь переночевать, и оттуда отправимся в Византию. Конечно, мы могли бы действовать без остановок, но я хорошо осведомлен и знаю, что ночью мост охраняется слишком дотошно, учитывая и то, что совсем недавно случилось восстание. Идти следует рано утром, когда охрана будет менее бдительна из-за усталости и драгоценные пара минут, позволят нам проехать по мосту и попасть в Византию.

Идея сделать остановку перед вылазкой в Византию, почему-то начинает мне нравиться. Я не хочу этого признавать, но мне хотелось бы перекинуться с Авророй парой слов, о том о сем. Мне очень хочется услышать ее голос, понять, какие слова она подбирает для конструирования диалогов, видеть красивые серые глаза напротив.

Проезжая по узкой лесной дороге, я одергиваю себя, заставляю сосредоточиться на деле и немедленно перестать думать о похищенной девчонке странным образом вызывающей симпатию. Это вообще глупо, это не стоит и одной потраченной мысли! Мне и, правда, некогда строить романтические иллюзии, слишком эгоистично, учитывая, что моя сестренка в руках у каких-то ублюдков.

Окруженный хвойным лесом, нас ждет величественный особняк, даже немного пугающий. Он пуст, те, кто в нем живут (жили) покинули его накануне. Герда и Самуэль. Старые друзья моего отца, в детстве я часто гостил у них, и проводил немало времени, блуждая по здешним лесам. Вообще-то Герда и Самуэль (дядя Сэмми как я его звал) были мне за бабушку и деда, они старше моих родителей и, наверное, тоже считали меня внуком. Своих детей они потеряли, точнее их похитили пару десятилетий назад. Как и многих других на Окраине.

Как только я остановился у каменно крыльца на подъездной дорожке, сотни обрывочных, успевших потерять цвет и четкость воспоминаний заполонили голову.

Я в разном возрасте — сначала один, затем рядом Руфь. Мама и отец едут на велосипедах, мы с сестрой за их спинами, прохладный вечерний воздух, напитавшийся хвоей, окунает нас в свои потоки, и на сердце мне как никогда спокойно, знаю, что дома у дяди Сэмми и тети Герды нас ждет вкуснейших ужин и ничего не может случиться…

Я знаю, что некоторое время выгляжу глупо, стоя у крыльца и не делая первых шагов. Пленница, Август и Спартак ждут моих указаний. Конечно, мне хотелось бы еще хоть ненадолго уйти в теплые воспоминания о том, когда все еще было хорошо, но теперь я человек, несущий ответственность, и я не могу уделять сентиментальностям большее количество времени.

Ничего не говорю, жестом приглашаю гостей заходить внутрь, а сам невольно обращаю внимание на то, как Аврора с интересом разглядывает старинный особняк, оббитый декоративной черной древесиной. Эту девочку в «белом» пугает черный дом? Она осторожно поднимается по ступенькам и вслед за Спартаком входит в дом через незапертую дверь, родители все же успели предупредить Самуэля и Герду о моем дельце.

Я вхожу последним и замечаю недовольные выражения на лицах всех, даже на лице Спартака. И очень скоро, я понимаю что к «недовольству» эти выражения не имеют никакого отношения. К сожалению, гости скривились из-за тошнотворного запаха гнили.

Если ты не знаешь, как пахнут разлагающиеся трупы, то тебе и не понять, насколько страшен этот запах. Это не отвращение к самим мертвым, это ошеломляющее осознание неотвратимости случившегося, что означает лично для тебя самого одно — я тоже когда-то буду так вонять.

Передо мной узкий коридор, слева лестница с покосившимися от времени перилами, перед глазами проход в кухню и закрытые двери гостиной справа. Делаю несколько шагов по направлению к лестнице и задерживаю дыхание от увиденного: на краю площадки второго этажа лежит лицом вниз дядя Сэмми, в правой руке он сжимает охотничье ружье. Я прекрасно понимаю — он мертв, запах говорит сам за себя, но все же, я иду к его телу, не позволяя остальным следовать за мной. Лесенки скрипят под ногами, звук кажется оглушающим в полной тишине дома, хочется остановиться и не продолжать идти, но я поднимаюсь.

Вижу то, чего так боялся: тетушка Герда мертва, она лежит в пяти шагах от супруга, бледное лицо смотрит в потолок, рот раскрыт в беззвучном крике. Я вмиг ощущаю себя больным, мне хочется схватиться за периллы, чтобы не упасть, но я не могу показать остальным, что сломался, поэтому делаю то, что могу — иду дальше.

Оказавшись на площадке второго этажа, для формальности, проверяю пульс у трупов. Они уже окоченели, должно быть их убили вчерашней ночью, и когда я приглядываюсь повнимательней, замечаю, что на одежде и телах есть следы возгорания. Это были Бессмертные, должно быть старики не пожелали уходить из родного дома, просто потому, что у них не было другого и в их возрасте гнезда не покидаю, и еще потому, что знали — их Леонард нуждается в помощи. И вот их нет, как нет моих родителей и Руфь.

Я собираюсь позвать Спартака, чтобы он присмотрел за византийцами, пока я буду выносить тела на улицу, но слышу шорох в спальне. Тут же поднимаюсь на ноги и как можно тише иду на звук. Готов поспорить, что один из Бессмертных засранцев попался в ловушку, потому что дядя Сэмми умер с ружьем в руке.

Дверь в спальню стариков приоткрыта, и оттуда по-прежнему доносится шорох, я прислоняюсь к косяку и с доступного ракурса рассматриваю комнату. Внушительных размеров платяной шкаф, в котором мы с Руфь прятались в детстве, весь прошит пулевыми отверстиями — значит, дядя до последнего пытался остановить напавшего, но уйти они с тетей не успели. Позволяю себе еще немного наклониться и, наконец вижу того, кто убил дорогих мне людей.

Кукольная рожа пытается раскрыть оконную ставню, наверное, решив спрыгнуть, лишь бы добраться до своих, а уйти обычным способом он не может, так как его отстреленная фарфоровая нога валяется у кровати.

Я могу больше не таиться и спокойно, как всегда чувствуя поток разливающегося по венам гнева, вхожу в спальню и в два шага оказываюсь за спиной Бессмертного. Парнишка в белой форме с нагрудным знаком в виде держащей яблоко руки, с удивлением оборачивается, и я вздрагиваю, увидев его лицо. Половина нижней челюсти снесена, трещины от разбившейся кожи расползлись до самых глаз, а левое ухо свисло над плечом и не понятно как оно вообще держится. Он должен чувствовать страх, это должно отразиться в его взгляде, но он пуст и бесчувственен. Значит правда, что о них говорят — после приема яда на Церемонии Перехода, они на время лишаются любых эмоций, становятся обычными куклами, чьи отравленные сердца продолжают биться.

Я хватаю Стража за горло, хочу открутить ему башку, но вот держа его жизнь в своих руках, задумываюсь: да я ненавижу его и ему подобных всем сердцем, я зол, я только что узнал, что потерял еще двоих близких людей, но убийца ли я? То есть они, конечно, уже не люди, но даже лишить существования Бессмертного, требует перехода какой-то запретной черты. Первородный, фундаментальный запрет, до последнего удерживающий меня от убийства. Я, безусловно, не самый святой парень на земле, я вспыльчив и даже временами жесток, часто дрался, а сегодня вообще похитил девушку, но я не могу решиться отнять жизнь у Стража.

— Что ж ты натворил…ублюдок. — смотря в яркие стеклянные глаза, говорю я, но он не сможет мне ответить, не хватает нижней челюсти!

А потом я кое-что придумываю, такое от чего мне и смешно и страшно одновременно.

Ирония в том, что Бессмертные не могут умереть от естественных вещей — болезни, кровопотери, переохлаждения или асфиксии, им, конечно, можно оторвать голову ну или вырвать сердце, но, в общем, они долгожители! А вот поместить их между жизнью и смертью я могу, тем самым заставив долго мучиться.

Что я придумал?

Командую Спартаку отвести Аврору и Августа на кухню и накормить, а сам возвращаюсь в спальню, хватаю Стража за уцелевшую ногу и тащу вниз. Никто ничего не замечает, и я оказываюсь с кукольной рожей на крыльце.

Почти стемнело, загорелись первые звезды и в воздухе виден пар от моего дыхания. Я бросаю взгляд на Стража и вижу, что он не дышит, но жив. Черт знает что! Я волоку его за собой на задний двор к забору, у которого дядя Сэмми вырыл внушительных размеров пруд, раньше он разводил рыбу, и иногда они с отцом рыбачили. Вода темная как небо над головой, кажется, что очень глубоко, но я знаю — не больше трех метров. Этого достаточно, Бессмертному с одной ногой ни за что не выбраться.

И вот, я чуть поднимаю его с земли и как мешок с мусором выбрасываю в воду. Раздается всплеск, и фарфоровое тело вечно живого Стража опускается на дно пруда и, думаю, уже навсегда. Какое-то время я смотрю на поверхность воды, представляю, что вот сейчас появится бледная скрюченная рука Стража, или хотя бы пузырьки воздуха, но нет никакого движения. Прислушиваюсь к звукам леса за невысоким забором, где-то в глубине чащи ухает сова и тут и там слышны звуки живой природы. Вслушавшись достаточно хорошо, я разбираю шум, доносящийся с моста до которого полчаса езды на машине. Что бы это могло быть? Я думаю, Стражей зачем-то поспешно эвакуируют с Окраины и, возможно, они даже насовсем покинут здешние места, что, безусловно, хорошо для нас. Утром путь будет открыт.

Стоять и просто слушать звуки больше нельзя, есть очень важное и очень неприятно дело. Похороны стариков. Мне больно от мысли, что придется закопать их недалеко от дома, как каких-то домашних животных, которым вроде бы не положено устраивать полноценную панихиду, но у меня просто нет другого выбора. Все не должно было сложиться именно так, они еще имели силы жить и право узнать, что случится с их родным городом!

Около двух часов мы со Спартаком роем могилы, уставшие, потные, обессиленные, мы позволяем себе только несколько раз передохнуть, а потом снова беремся за лопаты. Когда мы опустили тела в ямы, и настало время закапывать стариков, мне в голову пришла мысль позвать Августа и Аврору, чтобы они взглянули на то, к чему привел византийский режим и всеобщее желание заполучить бессмертие — примера нагляднее не отыскать — но я все же не решился, в большинстве из-за девушки. Почему-то именно ее мне не захотелось награждать ночными кошмарами.

Итак, около четырех утра все закончилось, и мы отправились отдыхать.

Я открываю окна на первом этаже, дабы сквозняк, хоть немного разогнал трупный запах и к счастью, это помогает. Все вчетвером устраиваемся в гостиной, кто где. Спартак и Август развалились в креслах, натянув клетчатые пледы до подбородков, а Аврора на правах единственной дамы заняла кожаный диван с высокой спинкой. Я сел на пол возле нее. Она так ничего и не сказала, поэтому я подумал, что может она, готовит план побега и решил, что правильнее держаться к ней как можно ближе.

Подтянув колени и положив на них локти, я пытаюсь задремать, спиной ощущая — Аврора не спит. Невыносимое молчание нарушает посапывание Спартака, но меня все равно не покидает ощущение, что я должен что-то сказать девушке у себя за спиной. Она ерзает, постоянно, то скидывает, то снова укрывается пледом, думаю ей очень не комфортно засыпать в новом, необычном месте. От этого молчание и ее неспокойности, еще не родившиеся даже в сознании слова, обжигают язык, хотят сорваться с губ. Но что ей сказать? Я хочу ее угомонить и в то же время не напугать слишком сильно. Какая-то нелепая ситуация, как будто бы все и без того не сложно.

Не нахожу слов для пленницы в холодном доме, где еще пахнет трупами!

— Если ты замерзла, могу принести одеяло из спальни. — вот что я говорю ей, сдавленным сухим голос, отчего он наверное кажется недоброжелательным.

— Нет, спасибо. Все хорошо. — отвечает она, мягко, даже слишком.

Да что с ней такое? Где ненависть, что я должен у нее вызывать, или хотя бы какое-то проявление неприязни.

— Я мешаю тебе спать? — вдруг продолжает она разговор.

— Да! — сам не понимаю, почему отвечаю ей слишком резко и так поспешно.

Мы больше не заговариваем, а спустя примерно минут тридцать усталость наконец-то берет верх надо мной и я засыпаю. И я благополучно проспал бы до самого утра, возможно даже увидел бы какой-то хороший сон, способный на время отвлечь меня от всего происходящего дерьма, но меня разбудили.

Я открываю глаза и понимаю, что прошло совсем немного времени с нашего короткого разговора с Авророй, но не подаю вида, что проснулся. Секунда требуется мне на то, чтобы понять, что выдернуло меня из сновидения.

Она, Аврора, кончиками пальцев прикасается к моим волосам, и я не понимаю, что мне делать, но не останавливаю ее.

Глава 6

Аврора

Моей дорогой подруге.

Ну вот, это снова я, моя дорогая. Ты не представляешь о скольком мне нужно тебе рассказать! В автомобиле моих похитителей (об этом позже) я нашла двойной тетрадный лист, правда он испачкан в каких-то масляных пятнах, но думаю, ты сможешь разобрать, что я пишу. Итак, первое — я врезала Парису по физиономии, да так сильно, что до сих пор ощущаю боль в костяшках пальцев, но это не главное, а важно то, что путешествие на Окраину, оказалось для меня фатальным, я даже думаю, что больше не увижу Византию и знаешь что? Я не уверенна, что мне это не нравится.

Немыслимо, но я, именно я — замкнутая, ничем не примечательная, ничего не стоящая девушка, вечно опекаемая отцом, оказалась в центре какого-то совершенно не понятного мне заговора. Мой приятель Август (мелкий очкастый подонок!) заключил сделку с двумя парнями с Окраины, и они меня похитили! Уау! Кто бы мог подумать…

В этот самый момент мы едим по старым железнодорожным путям, нас окружает осенний лес, и думаю, скоро пойдет дождь или мокрый снег. Окраина абсолютно не такая, как я думала, здесь есть дома, магазины, даже центральная улица и многое другое, что не дает думать об этом месте, как о логове первобытных людей, только и ждущих момента, как бы меня зажарить и съесть. Моя дорогая подруга, все оказалось куда трагичней и серьезней.

Все как будто исчезли в один момент, этих людей заставили покинуть родные места, потому что… Я сама не знаю почему, но из разговоров парней, я поняла, что это сделали Стражи, а соответственно руководит «зачисткой» Византийское правительство. Огромное разорванное в клочья полотно правды, понемногу начинается соединяться; мой отец Организатор Церемонии Перехода, но как к таковому действу, он имеет посредственное отношение. Насколько я знаю, отец ведет отчет о перечисленных на счет правительства деньгах и дает «добро» на участие граждан в Церемонии. По сути, он единственный человек, который может позволить кому-то попасть в зал Перехода, и думаю, именно поэтому похитили меня.

Да уж… Вот, когда я пишу эти строки тебе и смотрю как бы со стороны трезвым прагматичным взглядом, ничего романтичного в моем похищении не остается. Чей-то циничный расчет. Но не думай, что я сошла с ума окончательно и просто позволяю себя использовать, подвергая отца опасности, совсем нет! Пока я с похитителями за чертой Византии, мне ничего не угрожает, меня берегут как особо ценный инструмент, и я хорошо играю свою роль, но как только придет нужный момент, я сбегу. Мне нужно время, чтобы узнать как можно больше о замысле тех, кто меня похитил, и собрать всю возможную информацию о восстании на Окраине.

Да, да! Вообразила себя шпионкой, изо всех сил претворяюсь героем — вот что ты наверняка скажешь обо мне. Но… там мой отец и мой город, единственное, что я когда-либо знала и любила. Можно и немного поиграть в отважную девушку (требуется-то от меня не много, сидеть и помалкивать), но как мы с тобой знаем, не профессиональные герои кончают плохо.

Мы сбавляем скорость. Все, затормозили! Лесная посадка прерывается, и впереди я вижу что-то вроде парка развлечений, только безумно старого и наполовину ушедшего под землю. Жутковато и слишком мрачно для меня, хотя не скрою, это место имеет особое очарование. Так, почему мы остановились? Наблюдаю за выражением лица парня, что сидит за рулем, кажется, приятель назвал его Лео. Странное имя. Оно полное или это сокращение?

Лео, тот, что ему помогает — мускулистый и очень симпатичный, и даже Август напряженно всматриваются куда-то вдаль, но из-за веток со своего места мне ничего не разглядеть.

— Там целая толпа Стражей. — шепотом поясняет мне Август. В его голосе я чувствую вину, но не имею права ему сочувствовать. Предатель!

— Они все направляются к мосту. Переждем в безопасном месте. — говорит Лео своему приятелю, и я задумываюсь — какой у них план? Ну да, пытаться проникнуть в Византию вечером и даже ночью, это глупо, мост слишком хорошо охраняется, но тогда, куда они меня отвезут, что это еще за «безопасное место»?

Начинаю второй лист. Пишу в каждой строчке, потому что хочу написать больше, чтобы ты ощущала себя частью происходящего, мне самой от этого легче. Мы продолжили путь и сейчас проезжаем по двухсторонней дороге, пронизывающей жилой комплекс Окраины. Полагаю, раньше народу здесь была тьма, а сейчас…

О, моя дорогая подруга, ты бы только это видела! Невыносимо… Тут повсюду разбросаны вещи, люди пытались забрать с собой хоть что-нибудь, но им не позволили остановиться. Невыносимо, невыносимо, невыносимо! Такое чувство, что я слышу сотни криков и стонов на этих опустевших улицах, вижу заплаканные лица детей. Как такое возможно? Человечество изобрело бессмертие, но неужели в обмен на человечность? Почему никто из византийцев никогда не интересовался тем, что происходит на Окраине, почему большинство волнует лишь то, какие персоны будут сегодня в Неоне? И самое главное, почему я задумалась о других людях только сейчас? Когда, наверное, уже слишком поздно.

О, Дориан Великий! Подруга, я только что увидела… Я не могу сдерживать слез, хочу, чтобы остановили машину, хочу выбраться наружу! Там, в одном из переулков, мимо которого мы проезжали, был человек, наверное, он «голодранец» — или какое правильное слово — нищий? У него темный цвет кожи, лицо в морщинах, и он сидел на земле, дремал. И тут к нему подошел Страж, весь в белом, на груди та самая эмблема, и пнув старика, приказал убираться, но тот не сдвинулся с места. Может он был слишком болен, чтобы идти? И …

И тогда Страж выпустил в старика заряд электричества! Он убил его, понимаешь!? Только за то, что тот не захотел или не смог уйти.

И это представитель власти? Это лицо закона!?

Помогите! Вот что я хочу кричать, когда пишу тебе, когда от слез промокли насквозь тетрадные листы. Как же все несправедливо и самое страшное, что никто не услышит.

Я могу пообещать тебе и тому убитому в переулке мужчине, что не забуду! Я не забуду… Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду. Не забуду.

Нельзя забыть о несправедливости, потому что только так, только с этими воспоминаниями, можно попытаться что-то изменить…

Я сижу напротив Августа в кухне дома, куда нас привел Лео. Я съела два кусочка обжаренного хлеба и выпила стакан молока и теперь жду, когда парни вернутся с улицы. Я знаю, что они там делают, хотя вроде как и не должна быть в курсе случившегося. Они закапывают тела! Думаю, убитые многое значили для Лео, иначе он бросил бы их где-нибудь в лесу, а он роет им настоящие могилы. Мне бы хотелось сказать ему какие-то слова сочувствия, попытаться объяснить ему — я понимаю что он чувствует, как никто понимаю — но губы словно сшиты толстыми нитками, я не нахожу в себе смелости заговорить с ним.

Хотя мне очень хочется.

Сколько прошло минут с очень важного осознания, или уже часы отмеряют ту точку невозвратности, где я поняла, что этот молчаливый угрюмый парень с невероятно огромными глазами мне небезразличен? Я вдруг перестала волноваться, потому что момент, который я по неведомой причине уже давно ждала, настал — я встретила его. И это не мои догадки или девчачьи выдумки, наша встреча что-то значит! Невозможно объяснить словами, то чувство, когда понимаешь, что он где-то рядом. Мы еще никто друг другу. Вроде как даже враги, или люди по разные стороны баррикад, но мое сердце неустанно твердит о важных вещах на языке, которого мне пока не разобрать.

Особенный человек хоть раз в жизни появляется в судьбе каждого из нас, и это не значит, что вы обязательно найдете общий язык, воссоединитесь и, пройдя миллионы трудностей, будете счастливы вместе, чаще всего, как я думаю, все совсем на оборот. Вы даже не решитесь заговорить, полагаясь на волю случая, будете сидеть на своем месте и размышлять о том, как вы могли бы подойти друг другу, но так ничего и не сделаете для этого.

Смелость, это такая суперспособность. У большинства ее просто нет.

Я внимательная, даже слишком наверное, раз за разом замечала, как там в его красной машине, он смотрит на меня в зеркало заднего вида, каждый раз пытается себя заставить отвести взгляд, но, то и дело возвращается. Я была куда умнее его. Как только он вышел ко мне из переулка, еще там, в самом сердце Окраины, я уже начала рассматривать Лео; ему так идет черный цвет и дело не в подчеркивании каких-то конкретных черт лица, а в том, что весь его образ окутан мраком и дерзостью. Такие точно должны носить только черные одежды! Странная изношенная спортивная обувь, облегающие (пожалуй даже слишком) штаны из черной джинсовой ткани, широкая футболка того же цвета и слегка великоватая ему кожаная куртка. Он всегда сжимает кулаки, словно каждый раз из последних сил пытается удержать ярость внутри себя, но огромные темные глаза отражают слишком много из того, что Лео хотелось бы утаить. Он вел меня в качестве пленницы к своей машине, а я только и думала, какая же у него грациозная походка, и эти напряженные мышцы ног под плотной джинсовой тканью завладели моим вниманием.

В письме своей подруге, пусть и воображаемой, я бы о таком не написала.

Мои губы сомкнуты, но в голове гремят, как барабаны, ломающие стенки моего черепа слова — разные, в большинстве не имеющие какого-то определенного смысла, просто слова, предназначенные для того, чтобы ОН обратил на меня внимание.

Всю дорогу в автомобиле и даже сейчас, когда я жду распоряжений, сидя на кухне, придумываю фразы, с которых могла бы начать разговор, но ничего не меняется, я, как и прежде в тишине, в тюрьме собственного сознания. Он там, на улице, добраться до него не составит труда, но руки мои сомкнуты и неподвижно лежат на столе, лицо ничего не выражает.

А послушал бы кто-нибудь биение моего сердца! Этот бешеный ритм оглушает меня, в висках кровь пульсирует с такой скоростью, что, кажется, тонкая кожа вот-вот не выдержит и вены лопнут. Я представляю его лицо; огромные темные глаза смотрят на меня из мрака фантазии, и мне ничего не хочется, лишь бы, он так же, хоть разочек посмотрел на меня в реальности!

Я кое о чем узнала: о приговоре, который мне вынесен — до самого последнего дня моей смертной или бессмертной жизни, до самого последнего вдоха, я буду помнить и хранить его лицо в своем сознании. Этот юноша, постоянно сжимающий кулаки, чтобы не выплеснуть на кого-нибудь свою ярость, не принадлежащий никому в этом мире, стал для меня, сам о том не зная, кем-то, кого я долго ждала. Он будет моим приключением, моей дорогой, моим шансом и, возможно, моей трагедией.

Как глупо влюбляться с первого взгляда! Да только что я могу с собой сделать? Сильнейшее неведомое чувство, подобное неожиданно случившемуся концу света, поглотило меня, и с каждой минутой, секундой, с каждым новым взглядом на него я влюбляюсь все сильнее. На что конкретно это похоже?

Я готова позволить ему сделать со мной все, что он захочет.

Я готова рисковать ряди него чем угодно.

Я готова отказаться от вечности ради него, пусть только попросит.

Лео и Спартак входят в столовую и приказывают нам с Августом идти в гостиную отдохнуть. Я, молча, следую указаниям.

…Дорогая подруга, продолжаю тебе писать из дома друзей Лео, куда они с приятелем меня привезли. Это что-то вроде перевалочного пункта, мы должны поспать пару часов и идти к мосту, перекинутому из Окраины в Византию. Я пока точно не знаю, какой у них план, но подозреваю — все сводиться к тому, чтобы торговаться за меня с отцом. Если все дело только в том, чтобы он внес их в список участников Церемонии Перехода, то он, конечно, так и сделает, но… понимают ли они, что это ничего не изменит? Плоды Дориана Блэка просто так не раздают.

Ах, да ты ведь не знаешь, о чем я говорю! Плоды Дориана Блэка — это обычные спелые яблоки, в которые введен Яд бессмертия (который в 2110 году изобрел Великий Дориан Блэк) и плоды раздаются на Церемонии тем, кто за них заплатил. И очень немало заплатил! И если уж мы заговорили о Великом Дориане, я просто обязана просветить тебя в таком важном деле, как история первого человека придумавшего «Яд бессмертия». Буду писать кратко, чтобы хватило места на листке.

Итак, как говорится в легенде, мистер Дориан Блэк был юношей неописуемой красоты, говорили девушки падали в обморок, когда он с ними заговаривал. Великий Дориан, тогда еще не был Великим, а был простым смертным с ликом ангела и дьявольской тягой к изучению различных наук. Мистер Дориан Блэк к восемнадцати годам уже освоил такие науки, как: оккультизм, геронтология, физика, биология и еще несколько других. Трудно поверить, правда? А я-то только сказки читаю… Но с другой стороны, у меня нет такой же неоспоримой красоты, которую бы мне хотелось, во что бы то ни стало, сохранить.

Шли месяцы, они превращались в годы, с каждым днем мистер Блэк становился старше, и, как поговаривают, у него начались настоящие приступы паники; забросив научные труды, он бежал в комнату, увешанную зеркалами, и подолгу смотрелся в них. Так он благополучно и сошел бы с ума в своей зеркальной комнате, если бы не девушка, которую он встретил в тот год своей обострившейся фобии. Ее имени в истории нет. Сам Дориан Блэк бросил все силы на то, чтобы ни одна душа не произнесла его вслух.

Почему? Любая любовная история, случившаяся на самом деле, заканчивается одним разбитым сердцем. Девушка, покорившая сердце прекраснейшего мужчины на земле, как и он, имела внешность богини, ее семья купалась в деньгах, а кавалеры сбивали пятки в кровь у ворот ее дома. Кажется, они с Дорианом познакомились на каком-то научном приеме, где их представили друг другу в надежде, спасти мистера Блэка от начинающихся проявлений безумия. И все случилось!.. Знаешь, дорогая подруга, на что, как говорят, была похожа их любовь? На столкновение луны и солнца, чьи искры разнеслись по всей вселенной. Эти двое могли повести за собой тысячи людей, если бы захотели, и разрушить сотню лучших городов планеты, приди им такое в голову! Красота невероятно опасная сила, но она может ранить и ее носителей.

В 2110 году Дориан Блэк при финансовой поддержке семьи своей возлюбленной привозит на международную выставку достижений науки, первый в мире, как он говорит «Яд бессмертия». Конечно, его подняли на смех и даже не хотели позволять присутствовать на таком важном мероприятии, но все же ему удалось продемонстрировать именитой публике свое достижение.

На глазах у всех, он ввел подопытному кролику сыворотку, а после свернул тому шею. Зал ахнул, когда через пару минут кролик снова бодро шевелил ушками и лопал морковь. Это был грандиозный успех! Мало того, это стало началом формирования нового уклада жизни, где мир разделиться на «Смертных» и «Бессмертных».

Когда Дориану исполнилось двадцать, он сделал еще одно важное открытие — Яд бессмертия нужно принять не позднее наступления двадцать первого года жизни, когда заканчивается формирование зрелого организма. Он так и не рассказал потомкам, что же случается, когда принимаешь Яд бессмертия в двадцать два.

Деньги лились рекой, Дориан построил для себя и возлюбленной великолепнейший замок на берегу океана и там продолжал свои эксперименты, дабы представить миру первого Бессмертного человека. Инвесторы, заключившие с Дорианом договор о продаже Яда, стали продавать билеты на так называемую Церемонию Перехода, по их обещаниям каждый, кто заплатит баснословную сумму, обретет вечную жизнь и идеальную внешность.

Мистер Блэк работал до изнеможения, но у него никак не получалось завершить работу удачным результатом, испытания на людях заканчивались крахом. И вот, когда до рокового дня рождения его возлюбленной оставалось не больше месяца, случается то, чего Дориан Блэк и весь остальной мир ждали так долго — Яд бессмертия способный остановить старение человека был изобретен.

Он предложил возлюбленной выйти за него замуж и на глазах у миллионной аудитории преподнес ей красное яблоко, способное даровать вечную жизнь, и она согласилась, зная, что вместе они проведут целую вечность.

Наступила ночь перед Церемонией, на которой для заверения общественности, Дориану Блэку предстояло убить свою невесту, а когда она очнется, подтвердить эффективность сыворотки. Но этой ночью случилось что-то ужасное: а точнее, девушка узнала какую-то бесчеловечную тайну мистера Блэка и прокляла возлюбленного на веки.

Все пошло крахом: невеста сбежала, Церемония уже шла полным ходом, весь мир был прикован к созерцанию беспрецедентного зрелища, а главной персоны, способной подтвердить успех мистера Блэка, так и не было.

Дориан уже хотел покаяться в случившемся, может быть, даже рассказать, что так напугало его невесту, из-за чего она отреклась от любви всей своей жизни — если бы Церемония тогда не состоялась, кто знает, как бы сейчас выглядел наш мир, но в последний момент девушка все же появилась.

Вся в черном. Настоящий траур окутывал ее образ. Она под взглядом многочисленных камер встала рядом с бывшим любимым и сообщила ему, что готова отдать в его руки свою жизнь. Мистер Блэк был так осчастливлен ее появлением, что даже не заметил — лицо девушки не изменилось, оно не обрело характерной фарфоровости. Невеста не приняла Яд накануне!

И под оглушительные аплодисменты толпы Дориан Блэк свернул любимой шею, как подопытному кролику. Но, ни через минуты, ни даже через часы она не очнулась.

О причинах такого коварства говорят до сих пор, даже мои родители, бывало, устраивали дебаты на данную тему, но… кто знает, что она такого увидела в замке Блэка и почему убила себя его руками? Легенда есть легенда.

А жизнь пошла следующим образом: Дориан Блэк ввел себе Яд бессмертия и застрелился на второй Церемонии Перехода, ставшей удачной. Через минуты он очнулся и был еще прекраснее, чем прежде. Он подтвердил свой успех и положил начало новым мировым событиям. А дальше построили Византию, разделили мир на уровни и очертили Окраину, на которую постепенно сослали тех, кто никак не мог быть записан в устав о новом идеальном обществе.

За Дорианом великим закрепилась слава идеального красавца, полубога, но обладающего душой настолько коварной, что сам дьявол не решился бы с ним сыграть в карты. Ему приплели еще множество страшных историй, одна ужаснее другой и кто знает, сколько из них чистая правда? Но постепенно Дориан Блэк упустил власть из рук и, не замечая того, отдал ее Организатором Церемонии Перехода. Он покинул Византию в 2215 году и вернулся в необитаемый замок у океана, где когда-то жил вместе с невестой. Там он и по сей день, как говорят. Хотя менее оптиместичные персоны говорят, что мистер Блэк уже много лет покоится на дне морском и хищные рыбы нехотя откусывают от бессмертного тела по кусочку. Не знаю, не знаю.

Думаю, он все так же живет в своем замке, ведь как я слышала, он так и не раскрыл Организаторам и Спонсорам, рецепт Яда бессмертия. А значит, им приходится наведываться к мистеру Блэку и покупать у него Яд.

Для меня, моя дорогая, это еще одна сказка, а тебе так вообще может показаться полнейшей чушью эта история. Но меня по сей день не перестает терзать любопытство по поводу того, что же такого возлюбленная мистера Блэка увидела в его замке накануне Церемонии?

И было это настолько ужасно, что она пожелала умереть, лишь бы не видеть его лица целую вечность…

Мне пора гасить лампу и засыпать, Лео сидит у моих ног и думаю, не спит, потому что ему мешает свет. Я не прощаюсь, как только подвернется возможность, я снова напишу.

Твоя Аврора.

Он только что мне нагрубил. Он просто хочет спать, да и к тому же, он вообще-то мой похититель, а я все никак не могу успокоиться, лежу с открытыми глазами и таращусь в темноту. На расстоянии руки сидит он, охраняет меня — мне приятно думать именно так, а не иначе — например: он просто не хочет дать мне сбежать, иначе его сделка сорвется.

Я думаю в этот момент о разных вещах: о маме и брате, отце, который узнал о моей пропаже, и сейчас не находит себе места, о школе, где Афину допрашивают наши знакомые в надежде узнать какие-нибудь подробности случившегося на Окраине. Все это так далеко… Сама Византия кажется мне местом, в котором я никогда не бывала, а только слышала по рассказам других. Тот мир, расположившийся под самыми облаками, где бессмертие является неизбежностью твоего класса, видится мне отсюда, до смешного ненастоящим. Окраина с ее повсеместным горем, бедностью, но вопреки всему с несокрушимой отвагой, уже навсегда изменила мое сердце.

Увидев, как люди жертвуют всем, только чтобы остаться на родной земле, как их угнетают и запрещают им жить, я поняла, что не смогу больше быть частью Византийского мира. Большинство моих знакомых, узнай они о моей симпатии к Смертным и нежелании участвовать в Переходе, нарекли бы меня стопроцентной идиоткой и, наверное, отчасти так и есть, но я — именно я, не смогу жить спокойно, зная, что где-то внизу умирают дети из-за того, что живу я.

Вот она я, девушка из привилегированного слоя общества, похищенная бандитами и увидевшая настоящее горе собственными глазами, мне бы нужно начать паниковать, плакать о простой и богатой жизни, но я расслабленно лежу в темноте и испытываю к одному из похитителей странные чувства. Что со мной не так? Почему мне есть дело до всего, что происходит вокруг, почему я замечаю эту разрушительную силу безразличия, почему я влюбляюсь в человека, которому, скорее всего, никогда не буду нужна?

От этих безмолвных размышлений, голова начинает раскалываться, хочется высказаться, заговорить с Лео на нормальном человеческом языке, тогда я смогу понять, кто же он на самом деле; но внутренняя скованность не позволяет мне раскрыть рта.

И тогда, я чуть приподнимаюсь на левом локте и, сама не ведая, что творю, тянусь к его голове. Невероятная глупость, он же сейчас вскочит на ноги, всех разбудит и начнет требовать ответа — что я делаю?! Как страшно увидеть ярость в его больших темных глазах, направленную именно на меня!

Но никакие призывы разума уже не в силах меня остановить, и я касаюсь кончиками пальцев его коротких волос. Адреналин вперемешку с восхищением диким коктейлем прыскает в кровь, и голова начинает плыть. Я коснулась его! Мы только что были соединены единым прикосновением! Как же это странно, если вдуматься, но мне наплевать, я хотела этого до безумия и просто сделала.

Мне становится понятным глубокий смысл слова «зависимость», и такое чувство способно меня напугать. А что я буду делать дальше? Как скоро мне жизненно необходимо понадобиться коснуться его руки!?

Сердце бешено колотиться, как мотор в красной машине Лео, я отвернулась к спинке дивана и держу левой рукой руку, которой касалась волос парня. Держу с такой силой, словно она живет самостоятельной жизнью и если не приложить максимум усилий, рука вновь потянется к нему. Интересно, он почувствовал? Очень надеюсь, что нет, потому что это может ввести в заблуждение, да что бы я сама подумала, будь я на его месте? Кто-то, с кем я не состою даже в приятельских отношениях, до возмущения посторонний, вдруг щупает мои волосы. Да уж!

Тут бы сорваться да бежать от такого безумца подальше, но в реальности — это я та, кто вроде бы должна пытаться сбежать, а Лео тот, кого нужно опасаться.

Я улыбаюсь самой себе в темноте. Ну и ну, приличная девочка из Византии пристает к бандиту с Окраины, так может начинаться только пошловатая хохма. Но мне все равно не стыдно за себя, сколько бы целомудрие не пыталось воззвать ко мне, ведь я возможно впервые в жизни решаюсь делать то, что мне хочется.

И вот, с улыбкой на лице и с предвкушением чудовищного стыда, перед завтрашней новой встречей лицом к лицу с Лео, я засыпаю.

Всегда хотела уловить момент, когда проваливаешься в сон и еще понимаешь, что это именно сон, но падение это происходит так быстро, что напрочь забываешь о реальном мире. На какое-то время есть лишь сумбурный мир твоего сновидения, где ты не властен над происходящим.

Первое, что отмечаю, меня окружает странная матовая темнота, даже красиво, но ощущение холода и тревоги все портит. Из черноты то появляются, то снова исчезают непонятные очертания. Вот, кажется, что смотрю на неизвестно откуда взявшийся журнальный столик, но когда приглядываюсь становиться ясно — кустарник. Я верчусь по сторонам, появляется новое ощущение, будто бы неподалеку проходит массовое празднество или что-то вроде старинной городской ярмарки, и толи из-за того, что я никогда не присутствовала на подобных мероприятиях, или из-за сожаления, что не могу присоединиться к толпе, меня начинает одолевать тоска. Затем опустошенность. Тревога. Страх. В одно мгновение я осознаю, что напугана, и тут же удается разглядеть место, в котором очутилась.

Это относительно небольшая парковая зона, меня преимущественно окружают темные силуэты елей с их острыми игольчатыми ветками. Думаю, в дневные часы здесь может быть даже мило, наверное, гуляют горожане или на лужайках устраивают пикники — днем парк обитаем, но сейчас он производит на меня зловещее впечатление.

Я хочу туда, где людно и шумно, не пугает даже то, что на мне белое платье, и Смертные (а я уверенна, что нахожусь где-то на территории Окраины) могут отнестись ко мне враждебно, все лучше, чем оставаться в пугающей темноте маленького леса.

Я иду по узкой аллее, сплошь окруженной высокими елями, и появляется огромное желание спрятаться где-то в безопасной темноте больших деревьев, прижаться к земле обхватив колени руками и наблюдать за пустынной аллеей из укромного места. Шум толпы резко приближается, я откуда-то знаю: они ведут за собой опасность, но опасность эта направлена не на меня. Скорее люди от чего-то спасаются.

Ныряю в ближайший проход между колючими ветками и прислоняюсь к шершавой поверхности ствола. Здесь, я уверенна, зло преследующее горожан, меня не настигнет. Самый отвратительный страх, когда не знаешь чем или кем так напуган, но уверен, что находишься в огромной опасности. И тут, как это бывает во сне, я вижу смазанный образ невысокого дома, одноэтажного, стоящего в конце аллеи, по которой я шла. Здание приземистое, но широкое, декорированное бревнами и имеющее всего лишь несколько окон с темными стеклами.

Оно — западня! Я точно знаю, что туда нельзя бежать, ища спасения, хоть этот дом и выглядит, как единственно возможное укрытие. Я тяжело дышу, и уверенна, в реальности даже что-то бормочу, возможно, с моих губ срывается глухой стон, и в затуманенное сном сознание приходит мысль: нужно быть потише и не разбудить находящегося рядом Лео.

Люди проносятся мимо меня с дикими воплями, старшие пропускают вперед детей, надеясь дать им больше шансов на спасение, но они ведь не знаю, что здание, в которое они так спешат, ловушка!

Сотня темных силуэтов оказывается у бревенчатого дома, а за их спинами и там, где укрылась я, победоносно шествует зло. Я не знаю, что конкретно пригнало людей к зданию в конце аллеи, но сон проецирует огромное и зловещее облако черноты, пожирающее уличные фонари, появившиеся неизвестно откуда.

Все так же прижимаясь к стволу ели, я пытаюсь понять для себя, символом чего является облако черноты, надвигающееся на невинных людей. Не могу собрать мысли. Страх становится настолько сильным, что я не могу раскрыть и рта, сообщить горожанам об опасности деревянного дома. А они тем времени небольшими группками и по одному, заходят внутрь строения. Один за другим. И для каждого из них, все уже кончено. Я уверенна в этом, словно я обладают экстрасенсорными способностями.

Люди кричат, их искаженные ужасом лица появляются в темных окнах и все вопли и мольбы о помощи обращены ко мне, но я к своему стыду бессильна! Эта была ловушка, ловушка! Убили даже детей…

Сгусток темноты топит в себе и ту часть лесопосадки, где скрылась я. В одно мгновение. Из холодной непроглядной темноты, ко мне обращается голос:

— Рори.

Я совершенно сбитая с толку открываю глаза и наконец, осознаю, что кто-то зовет меня в реальности. И вовсе не кто-то, «Рори» так обращается ко мне лишь один человек.

— Рори! — чуть громче произносит она, и я застываю от изумления. В проеме, разделяющем кухню и гостиную, стоит Афина.

Глава 7

Аврора

Афина зажала нос ладонью и с брезгливым выражением дышит через рот. Мы поднялись на второй этаж особняка, по всей видимости, где-то здесь лежали трупы, которые хоронили Лео и Спартак. Стены комнаты, где мы укрылись от моих похитителей, скрыты книжными полками, мои глаза жадно бегают по корешкам бумажных изделий, я ловлю себя на мысли, что готова дышать этим приторным запахом макулатуры вечно. Есть только этот аромат выдуманных приключений. Ничего другого.

Подруга щелкает пальцами, привлекая мое внимание, она встревожена и сердита, её мягко сказать, удивило, что я не захотела тут же убежать вместе с ней через черный ход, когда она разбудила меня.

— Я думала ты уехала вместе с остальными. — негромко обращаюсь я к ней, снова забегав глазами по книгам.

— Так и было. Но потом я сбежала, практически сразу, когда поняла, что тебя нет в автобусе.

— Как видишь, совершенно напрасно. Я в порядке.

— Ну, ничего себе, какая ты стала смелая, Рори! — повышает Афина голос, но тут, же понижает громкость, обернувшись к незапертой двери. — Они тебя похитили, ведь так? А ты спокойно отсыпаешься в этой воняющей дерьмом лачуге и ждешь, пока они снимут с тебя скальп.

— Они вовсе не такие дикари, как нам рассказывали. Я в порядке. — повторяю я и бросаю на нее кроткий взгляд. Я знаю, что она захочет увести меня с собой, но не знаю как ей объяснить, что не хочу уходить. — И все-таки, как ты меня нашла? Неужели следила от самого центра? — уважу я разговор в сторону.

Она сердито вздыхает, но готова мне ответить:

— Представь себе! Ждала, пока эти неандертальцы заснут, чтобы спасти тебя, а ты оказывается, моя милая, вовсе не хочешь этого, да? — не дожидаясь моей реплики, она продолжает, подаваясь вперед, так, что мне приходится отступить к стеллажам с книгами. — Что с тобой твориться, Аврора? Ты хоть понимаешь, в какую передрягу попала?! Нам нужно валить отсюда, пока мы обе целы! Твой отец, наверное, всех Стражей в Византии на ноги поднял, не удивлюсь, если твоя милая неулыбчивая физиономия на всех рекламных щитах трех уровней! Если начнется расследование и поймут, что тебя похитили дикари с Окраины, будет такой же бунт как в Олимпе. Ты хоть понимаешь, скольких могут убить из-за тебя?

Последние слова воздействуют на меня тем образом, на который Афина рассчитывала. Я осознаю, она сказала это, дабы я не протестовала и пошла с ней, но она права — по моей вине могут погибнуть невинные, те люди, что уже пережили достаточно трагедий. Ничего не остается, как опустить голову и показать ей, что я готова уйти.

— Я только хотела задержаться с ними подольше и узнать, чего они хотят добиться моим похищением на самом деле. Не за бессмертие же они будут торговаться с отцом!? — позволяю я себе возмутиться.

— РОРИ! Ты хоть понимаешь, что творится в мире? Один за другим тонут в восстаниях бессмертные города, паника пожирает людей, мир словно скатывается в одну большую безнадежную яму с отстоем, и бессмертие — это шанс для любого пережить конец чертового света! Да за возможность получить яблоко Дориана Блэка очень скоро дети начнут убивать родителей, а остальные покончат жизнь самоубийством! — на последних словах Афина улыбается, поняв, что дала лиху с нагнетанием. Она подходит и крепко меня обнимает. — Ну конечно, не все дети прикончат своих предков, но ситуация и правда более чем серьезная. Нам нужно уходить.

Я прошу у нее сумку, ту самую из белой кожи с россыпью мелких алмазов, она нехотя передают мне ее, и я спешно кладу книги, которые приглянулись. Выбираю по понравившимся названиям, так или иначе, меня зацепившим: «Гадкий утенок», «Волшебник страны Оз», «Золушка» — эту сказку я читала, но в электронном варианте, а мне уж очень хочется касаться страниц — дальше в сумку падает несколько случайных книг, названий которых я даже не разглядела. И последней становится «Снежная королева». Ее я так и не успела дочитать и думаю сделать это по пути в Византию.

— Кошмар, талантливые дизайнеры, создавшие эту чудесную сумочку из кожи белого крокодила, наверняка и не догадывались, что в нее будут складывать книжки. Книжки! — восклицает Афина и тянет меня к выходу из домашней библиотеки. — Не понимаю, что ты за человек, не могла, что ли стащить пятьдесят оттенков серого? Вот раньше умели писать…

Продолжает ворчать подруга, пока мы осторожно, стараясь не нарушить тишину спящего дома, спускаемся по ветхим лесенкам. В душе я очень хочу остаться, я уверенна, мое знакомство с Лео состоялось не до конца, но слова Афины о невинных жертвах еще имеют воздействие.

Держась за руки — Афина впереди, я за ее спиной — мы входим в кухню, где есть выход на террасу, а дальше как я предполагаю, мы пешком отправимся к мосту и будем спасены. Но стоит нам пройти небольшой обеденный стол, за которым я ела несколько часов назад, как над нами загорается свет. Мы оборачиваемся одновременно и видим скрестившего на груди руки Лео. Его лицо припухло от сна, глаза кажутся узкими, а короткие волосы торчат забавным ежиком. Я незаметно для всех улыбаюсь, обрадованная еще и тем, что кажется, никуда сегодня не уйду от него.

— А я ведь мог выстрелить. — относительно спокойно, ну может слегка раздраженно объявляет Лео.

— Ты бы не выстрелил в свой главный козырь. — нахально кидает ему Афина, указывая на меня.

— В нее нет.

Продолжая держать меня за спиной, подруга медленно начинает отступать к черному ходу, через который и планировалось сбежать, но неожиданно за нашими спинами вырастает фигура Спартака, победоносно ухмыляющегося. Мы окружены. Он кладет руки на ее и мое плечо и подталкивает сесть на стулья вокруг стола.

— Ну и кто ты такая? — облокотившись о поверхность стола, спрашивает Спартак Афину, слегка улыбаясь.

— Ваша большая неприятность!

— Ха! Ты оставляешь себе все меньше шансов выжить…

Они принимаются странным образом спорить, словно давно знают друг друга и умеют задеть. Я перестаю слушать и наблюдаю за Лео. Руки его по-прежнему скрещены, он прислонился плечом к дверному косяку и сосредоточенно наблюдает за пререканиями Афины и Спартака. Думаю, он не следит за смыслом ссоры, а обдумывает свои следующие действия. Но почему-то я уверенна, Лео не причинит моей подруге вреда, он точно не из тех, кто обижает невинных.

— …я пришла за своей подругой и без нее не уйду, делайте что хотите, но такой вот ребята расклад!

— А если мы просто свяжем тебя и бросим здесь, в лесу, что тогда ты будешь делать? Нам хватает и одной заложницы…

— Пойдешь с нами, но после того, как перейдем мост, мы тебя бросим. — останавливает спор Лео и кивает Спартаку на Афину, давая понять, чтобы он за ней приглядывал. После он уходит.

Под пристальным взглядом ухмыляющегося конвоира Спартака, я и Афина отправляемся в спальню на втором этаже, где, не раздеваясь, ложимся на большую кровать. Спартак караулит нас за дверью, но думаю, Афине и не придет в голову прыгать со второго этажа, снова пытаясь сбежать.

Мы с подругой лежим молча, держась за руки и что-то пытаясь рассмотреть на гладком потолке. Очень медленно, но неумолимо начинает светать, и близиться время, когда нам предстоит продолжить путь. Я к своему удивлению и стыду, чувствую себя довольной; стыдно признаться, но я рада, что все еще заложница и что теперь лучшая подруга вместе со мной в этом приключении, но тут мысли уходят в другом направлении.

Приключения бывают только в сказках, а я живу в опасной невыдуманной реальности, где смерть это то, что случается раз и навсегда. От осознания всей прозаичности ситуации становится как-то неуютно, неромантичным видится все произошедшее со мной. Неужели я замечталась настолько, что больше не в силах видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Что-то вроде болезни, мешающей жить нормальной жизнью. Я свихнулась? Нет, правда? Это ведь странно улыбаться в темноте тому, что все еще не в безопасности и что теперь не в безопасности твой лучший друг.

— Я не смогу уснуть. — громко говорит Афина, наверное, чтобы услышал Спартак за дверью. — А они и правда не такие, как нам рассказывали. — уже совсем тихо добавляет она.