Призраки не умеют лгать Сокол Аня
– Я поумнел.
– Хм… – в трубке что-то затрещало – Ты тянешь время? Меня отслеживают?
– Ммм, – невразумительно пробормотал Дмитрий.
– Значит, да, – смешно, но она обиделась. – Вот возьму сейчас и повешу трубку.
– Ага, – псионник позволил себе улыбнуться, – зачем позвонила-то?
Несколько тягучих мгновений тишины, которые он мысленно записал на счёт отслеживающей аппаратуры и техников.
– Мне нужна неприкосновенность, – выпалила собеседница.
– А мне вилла на Ладийском побережье[7], – с наигранным легкомыслием ответил псионник. – Торговаться, милая моя, с прокурором будешь.
– Погоди, – слова торопливо лились из трубки, выдавая испуг. Он отреагировал не так, как она рассчитывала. – Это не я. Мне та девчонка на хрен не нужна. Ты не знаешь, кто за всем этим стоит!
– Дай угадаю, – Демон взял паузу, – кто-то из наших.
– Я назову тебе имя!
– Называй, – разрешил он.
Собеседница молчала, она разыграла главный козырь и теперь не понимала, как джокер превратился в двойку.
– Сколько тебе осталось? – спросил специалист. – Неделя? Месяц? Вряд ли больше. Ты отравила человека, скоро он вернётся. Конечно, ты можешь убежать, но мы оба знаем, чем заканчиваются подобные прятки. Отравление немиротацин-гаростидом – очень неприятная вещь, если не сказать больше. Судорогой сведёт кишки, и тебя начнёт рвать собственной кровью, потом желудок и пищевод онемеют, даря мгновение облегчения от режущей боли. В тебе даже успеет проснуться надежда. Но паралич перекинется на лёгкие, гортань. Ты будешь бороться за каждую частицу воздуха, раздирая пальцами горло и силясь сделать вздох. А потом, если повезёт, потеряешь сознание, но может и не повезти.
– Хватит! – крикнула она.
– Имя, – потребовал Дмитрий.
– Нет, – голос дрогнул. – Не хочу в тюрьму!
– Это лучше, чем смерть, – мягко сказал Станин. – Говори, где ты, я приеду.
В трубке затрещало, и псионник подумал, что связь оборвётся. Но боги, или кто там в империи вместо них, были милостивы.
– В «Империале», в семь часов, – выдохнула собеседница. – Только ты. Один. Никаких арестов, записей, протоколов. Поднимешь мне кад-арт по максимуму, а я назову тебе имя.
– По нашим данным, камень сгорел, и в терминал его не сунешь. Кстати, что ты с ним сделала?
– Окунула в кипяток, – устало ответила женщина. – Электронику вышибло на фиг, так что не старайтесь, – она помедлила. – Ты ведь хочешь знать, что они приготовили для девчонки? Если у меня времени нет, то у неё и того меньше, – Станина снова кольнула тревога, – сначала кад-арт, потом имя.
– Допустим, и что дальше?
– Разойдёмся и забудем. Мне нет дела до ваших разборок. И не торгуйся, – почувствовав, что он собирается возразить, твердо сказала девушка. – Мне на девчонку наплевать. Если уж суждено в могилу, так хоть в компании.
– Я о тебе спросил, – он понизил голос. – Что дальше? Опять в бега? Блуждающий пойдёт за тобой на край света. Понимаешь?
– Не пугай, он ещё не вернулся. Может, мне повезёт, и все наконец оставят меня в покое: и живые, и мёртвые. Ведь так бывает, иногда они просто не возвращаются.
– Нет. У тебя нет ни одного шанса, – он безжалостно скомкал чужую веру в чудо. – В «Империале», в семь. У какого входа?
– Я сама тебя найду, – сказала девушка и повесила трубку.
Демон тут же соединился с дежурным.
– Успели? – без лишних пояснений спросил он.
– Так точно, – отрапортовал сотрудник, – автомат на железнодорожном вокзале. Группа уже выехала.
– Всё слышал? – уже зная ответ, поинтересовался псионник.
– Так точно, – уже сообразив, что сделал что-то не то, протянул сотрудник.
– Тогда изъять запись и ко мне. Живо! Дело по закрытой категории, – Дмитрий грохнул трубкой об аппарат.
Сохранить конфиденциальность становится сложнее.
Торговые центры работали до поздней ночи. В полседьмого вечера самое время забежать за чем-нибудь: за хлебом, туалетной бумагой и сапогами, без которых завтра на работе показаться стыдно.
За те полчаса, что псионники провели в машине, стеклянные двери разъезжались пару-тройку раз, в основном выпуская продавцов на перекуры.
– В семь закончится сеанс, народа будет не протолкнуться, неразбериха и очереди в туалет, – Гош с заднего сиденья указал на афишу сети кинотеатров.
– Следующий сеанс через час, – добавил Демон, – я узнавал.
Цветные огни реклам отбрасывали на лица мужчин цветные лоскутные блики.
– Ты и в самом деле поднимешь ей кад-арт? – не выдержав, хмуро спросил Гош.
– Я ещё не сошёл с ума, – Станин покачал головой.
– Тогда что мы тут делаем, да ещё и разодетые, как клоуны? – парень подёргал за сдвинутую на затылок вязаную шапку кислотной расцветки. – Вызывай группу, они здесь так всё оцепят, мышь не выскользнет.
– И не проскользнёт, – добавил Илья. – Нам надо, чтоб она пришла.
– Не преувеличивай, клоун тут один, – Дмитрий позволил себе улыбку, но тут же посерьёзнел. – Не хочу, чтобы кто-нибудь прихлопнул эту мышь за сопротивление аресту. Гадай потом, она дралась или ей закрыли рот, – он прикрепил микрофон к свитеру и застегнул куртку. – Сами возьмём.
– А дальше что? – не успокаивался помощник. – Потащим к нам, и там, следуя твоей логике, ей устроят самоубийство или устранение при попытке к бегству.
– Ты, главное, эту мысль до Игошиной донеси, чтоб поразговорчивей стала.
– Время, – напомнил Илья.
– Повторим ещё раз, – Демон повернулся к помощнику. – Я мозолю глаза у центрального входа. Гош?
– Я с другой стороны, в «Ре – Те», магазине дисков, там стеклянные стены, держу холл, дабы не вызывать вопросов, просаживаю деньги в компьютерные стимуляторы.
– Я за рулём, на случай непредвиденных ситуаций. Держу пожарную лестницу, – добавил Илья.
– Почему не я за рулём? – спросил Гош. – Игошина знает в лицо нас обоих.
– Потому, что переодеть его в геймера сложнее.
– И потому, что мы взяли мою машину, – закрыл тему столичный специалист.
– Держим связь. Гош, ты первый, – скомандовал псионник.
Парень натянул на самые глаза цветастую шапку, прикрывая наушник, рот и нос замотал в яркий мятый шарф – благо погода позволяет. В тонкой куртке и со спадающими штанами – со спины от подростка не отличишь. Гош вышел из машины и побрёл в обход центра.
– Она может не прийти, – сказал Илья.
– Может, – согласился Дмитрий, приглядываясь к Лисивину. – Что тебе не нравится?
– Помимо всей ситуации, – специалист прищурился, – по твоим словам, Игошина не дура. Но поверить тебе на слово – чистой воды глупость. Для тебя что, проблема – скрутить девчонку в одиночку? Пусть кричит, брыкается, сверкнёшь кристаллом, так тебе ещё и помогут. Я не понимаю причин её уверенности в себе.
– Хочешь уехать?
– Нет. Просто не люблю трупы.
– Кто ж любит, – Станин открыл дверь. – Координируй, – и, дождавшись кивка, вышел на стоянку.
Тротуар недавно расчищали. Снег перед входом в торговый центр был украшен россыпью окурков. Молодой парень в жилетке работника «Империала», зажав между покрасневшими замерзшими пальцами сигарету, неловко прикуривал. Пламя гасло от порывов ветра. Псионнику тут же захотелось курить. В пачке оставалось ещё две сигареты. Стоило достать одну, как незнакомец передал ему зажигалку, но Демон покачал головой. Он уже почти оставил эту вредную привычку в прошлом.
Что-то подсказывало ему, Игошина тоже будет снаружи, пока не убедится, что он пришёл один. Заранее загонять себя в мышеловку не будет ни одна мышь.
Двери за спиной с тихим шелестом разъехались, выпустив большую группу оживлённо переговаривающихся людей. Кино закончилось.
– Илья, – позвал Дмитрий.
– Здесь, – голос в наушнике звучал чётко, – у меня пусто.
– Гош?
– Тоже. Режется в какую-то стрелялку, судя по звукам, ему нравится.
– Смотри, чтоб не увлёкся, – он бросил нетронутую сигарету в урну. – Я внутрь.
Двери выпустили ещё с десяток человек. Внутри народу было больше, чем снаружи. Вытянутый зал заполнял гул разговоров. Две очереди: в туалет, как и говорил Гош, и к терминалам. Группа подростков обосновалась в кафетерии.
Позднее он прокручивал в голове события этого вечера, пытаясь понять, в какой момент всё пошло не так. Когда люди один за другим стали поворачивать головы к дверям? Когда на их лицах проступили недоумение и испуг? Или когда с улицы прозвучал первый женский крик? Нет, даже тогда было уже поздно.
Наушник разразился руганью Лисивина и рычанием ожившего двигателя.
– Справа от входа, – рыкнул Илья, – я за ним.
Станин, расталкивая людей, выбежал на улицу. Игошина все же пришла. Под окном, отбрасывающим чёткий прямоугольник света на снег, лежала женщина. Её окружал десяток поваленных штендеров, скреплённых длинной железной цепью. Белый снег под темноволосой головой быстро становился алым.
– Что случилось? – крикнул выбежавший следом Гош.
– «Скорую», – скомандовал Демон, доставая муляж кад-арта. – Отойдите, – попросил он топтавшихся рядом парней, а сам присел возле женщины.
Пульс слабо, но прощупывался. Какая-то девушка истерически всхлипывала, сидя в сугробе.
В ухе снова зашумел двигатель.
– Жива? – вышел на связь Лисивин.
– Пока да. Что произошло? Ты где?
– Сбили её. Машиной. Серебристый «тенвер»[8]. Постараюсь не упустить, – наушник разразился серией визгливых звуков.
– Передай на пост номера. Не рискуй понапрасну, – что-то треснуло, передатчик вышел из зоны приёма, Дмитрий выдернул бесполезный наушник и выругался.
– Наши сейчас приедут, – Гош сдёрнул наконец надоевшую шапку, – врачи тоже.
– Начинай опрашивать, – псионник махнул в сторону начинающей собираться толпы, – тут, как минимум, трое очевидцев.
Станин снова склонился над женщиной. Всё-таки он просчитался. Кто-то проболтался. Трудно работать, когда подозреваешь всех. Но это не оправдание. За его ошибку расплатилась Игошина. Серое пальто, тёмные джинсы, на этот раз она не хотела привлекать внимание. Правая рука неловко подвёрнута под распахнувшиеся полы. Псионник аккуратно приподнял ткань – в женской ладони чернел на фоне снега пистолет. Вот и причина её уверенности в исходе встречи.
Что-то ещё царапнуло его сегодня. Что-то, на что он должен обратить внимание. Мысль пойманной мухой жужжала в голове.
Дмитрий оглядел стоянку, помощник отгонял людей, стараясь оставить следы на снегу в неприкосновенности. Игошина остановилась недалеко от входа в центр. Раздумывала? Решалась? Машина взяла неплохой разгон, удар был силен. Если бы не штендеры, скреплённые от воровства, улететь бы ей прямо в витрину.
Он снова перевёл взгляд на женщину и втянул воздух. Он знал, как от неё должно «пахнуть», каким тягучим, концентрированным запахом отдавал её смертельный хвост. Но ничего не почувствовал. Перед ним лежал человек с нулевым полем. Ещё месяц назад Игошина ощущалась по-другому.
Завыли сирены. Народ зашумел, зашевелился. Многим нравилось неожиданное развлечение. И тут мысль, вертевшаяся в голове у Демона, поразила своей простотой. Игра на публику! Всё, начиная с выбора жертвы и заканчивая непонятными покушениями, напоминало бездарную постановку. Если вспомнить, сколько раз при происшествиях присутствовали журналисты? Минимум дважды. Кто так планирует преступления? Один человек с луком и стрелами чего стоит! Демон не в первый раз задавал вопрос: почему не сделать всё тихо?
Глава 24
Нулевое поле
Начался день с того, что про меня все вспомнили. Стоило выпустить телефон из рук, как он звонил снова. Влад, Варисса, Теська, родители учеников, рабочие, журналисты, невесть каким образом раздобывшие номер, и даже из телефонной компании, напоминая, что пора вносить платёж за следующий месяц.
Влад требовал моего возвращения к работе. Тянуть клуб в одиночку не то что тяжело, а нереально. Что я могла ответить? Очередное «извини» звучало неубедительно.
Эта канитель со звонками продолжалась весь день. Адаис Петрович ещё после третьего предложил выключить «пиликалку». Но я таскалась с сотовым, как кошка с мясом, боясь пропустить звонок от Демона, Гоша, дяди Ильи и ещё раз Демона.
– Ну, и какие планы? – спросил хозяин, раскатывая пласт теста, – мы затеяли лепить пельмени, благо к ужину ожидалась большая и голодная мужская компания. – Гош или Дмитрий?
Я едва не положила телефон после очередного звонка мимо кармана фартука. Как всегда, умные слова вылетели из головы.
– Гош – мой друг, – обсыпанные мукой руки дрогнули.
– Нет. Он друг Станина. И поэтому ты с ним. Была, – он посторонился, пропуская меня к столу.
Я резала стопкой тесто, едва замечая, как и что делаю. Старик прав. Выглядело это не очень. Не оттолкни меня тогда Демон, я бы не пришла к Гошу.
Разве можно рассказать о долгих вечерах, о молчании, о тёплых руках Гоша, согревающих то, что ещё можно согреть. И это всё я готова променять на один взгляд, одно прикосновение Демона. Уже променяла.
– Брюзжу, брюзжу, – псионник по-стариковски крякнул и поставил на стол миску с фаршем. – Видела бы ты себя со стороны, когда рядом Станин, мой парень не слепой.
– Мы не…
– Избавь меня от подробностей, – отмахнулся Адаис Петрович, не отрываясь от пельменей.
Разговор вдруг представился мне полной нелепостью. Стоят два человека, чужих, разделённых не только возрастом, но и самой жизнью, лепят пельмени и говорят. О чем? О чувствах?
– Вы были нужны друг другу, – продолжал старик. – Два одиночества. Он поддержал тебя, а ты дала ему почувствовать себя нужным, защитником. Станин не такой. Он не потерпит неопределённости, – Сименов-старший подал мне доску. – Ты ведь не хочешь, чтобы Гош начал защищать тебя от Дмитрия?
– Нет.
– То-то.
Зазвонивший в который раз телефон поставил точку в не совсем уместном разговоре.
Мужчины вернулись поздно вечером, взъерошенные и злые. Илья хмуро смотрел в тарелку с пельменями. Гош рассказывал. Демон был задумчив.
Женщина, пытавшаяся меня отравить, выжила, но допросить её не смогут. Перелом основания черепа, большая кровопотеря, кома. Машину с предусмотрительно замазанными грязью номерами столичный специалист упустил.
Преступник отрезал очередную ведущую к нему ниточку, и это тоже не повышало настроения. Они вяло переругивались, ели без всякого аппетита.
Я не выдержала и ушла в комнату, спиной чувствуя взгляд Станина. Голоса стали громче, Гош о чем-то спорил с Лисивиным. Прозвучало имя Эми. Почему псионник так на неё взъелся?
Свет включать не стала, и гостиная тонула в темноте, лишь из-под двери одной из комнат пробивалась узкая полоска света. Спальня Гоша и Алисы. Бывшая.
Разговор на кухне продолжался, просто перешёл в более спокойную фазу. Поколебавшись, я подошла к двери. Гош ничего не трогал там со смерти жены. Понять его чувства было не трудно, родительская квартира в Палисаде до сих пор стояла нетронутая.
Я оглянулась на дверь, за которой остались мужчины. В конце концов, надо хотя бы выключить свет, Гош наверняка оставил, когда переодевался. Глупая отговорка. На самом деле мной двигало банальное любопытство.
Спальня была не очень большой. Шкаф, комод темно-вишнёвого дерева, широкая тахта, туалетный столик с зеркалом. Ближе к окну ещё один стол, посолиднее, с плоским экраном монитора. Рабочее место. Гоша? Алисы? Общее? В углу из-под шторы выглядывали ножки гладильной доски, пара полок с книгами, панель телевизора на стене, на подоконнике цветы в пластиковых горшочках. Не та комната, которой хвастаются перед гостями, а та, в которой живут.
На тёмно-бежевом покрывале лежал забытый в спешке зелёный газовый шарфик. На комоде большой пакет, из которого выглядывал коричневый тёплый свитер крупной вязки.
На полу у комода валялась курточка. Сейчас в такой уже не походишь. Лёгкая светлая вещь, которую кто-то скомкал и отбросил прочь. Ещё одно воспоминание, от которого мне не избавиться никогда. Алиса в чёрной юбке и в этой куртке, в руках шприц, голова беспорядочно подёргивается. В ней она умерла.
Повинуясь порыву, я подняла ветровку, положила на кровать, расправила – и укололась.
– Ай, – я сунула палец в рот и наклонилась, осторожно обследуя ткань.
Так и есть – булавка. На спине с изнаночной стороны под воротником. Случайно расстегнулась. Маленькая, подобными прикалывают бирки в магазинах. Тут тоже что-то было. Я открепила маленький квадратик и поднесла к свету. Кусочек ткани. Грязной и повидавшей виды.
Со мной в спортшколе училась девочка, которая разрезала своё счастливое платье на кусочки и подшивала их к другим перед каждым выступлением. На удачу. У всех свои талисманы.
– Лена?
Я не заметила, как голоса на кухне стихли.
– Гош, извини меня, дверь была открыта, свет горел.
Псионник оглядел комнату.
– Я ничего не трогала, – уверение портил мягкий кусочек ткани, зажатый в руке. – Прости.
– Лена, что случилось? – подошёл Адаис Петрович.
– Ничего, – ответил за меня Гош, – давно уже пора перестать цепляться.
– Что это? – спросил Демон, указывая на булавку с куском ткани.
– Ничего. Сейчас верну на место, – я потянулась к курточке.
– Стоп, – Дмитрий отстранил бывшего шефа и перехватил мою руку. – Ничего не чувствуете? Когда это ты стала «нулевой»?
– Н-да, – Илья придвинулся ближе, – интересно.
– А так? – Станин вытащил из моих пальцев кусочек ткани с расстёгнутой булавкой.
– Ты «нулевым» не стал, – хмуро сказал Гош.
– Я же псионник.
– Хвост на месте, – Лисивин обошёл меня по кругу.
Демон вдруг поднёс лоскуток ткани к лицу и принюхался, зрачки расширились, тряпка выпала из пальцев и глухо стукнулась булавкой об пол. Гош нагнулся, чтобы поднять.
– Не трогай, – скомандовал Станин, и все замерли. – Лена, – попросил он.
Я нагнулась и взяла в руку кусок ткани.
– Снова «ноль», – констатировал Илья.
– Вот как Игошина это сделала, – проговорил Дмитрий, – вышла на суд мёртвых. Блуждающий не пощадил её. Он не смог пройти через «ноль». И следующий не смог бы. Она могла убивать дальше, – псионник сел на кровать. – Так зачем она вызвала меня, просила поднять силу кад-арта? Чего боялась, если не призрака?
– Давай по порядку, – попросил Гош, а я, не удержавшись, кивнула.
– Что это, по-вашему? – он указал на лоскуток.
– Тряпка, к тому же не очень чистая, – ответил бывший шеф.
– Точно. На ней привязка, как на захоронении.
– Что? – удивился Гош. – Да кому надо привязывать призрак к предмету, его же можно перенести.
– Вот именно, – кивнул Станин. – И призрак привязывали не к предмету. Привязка – это и есть «ноль», его устанавливают, чтобы блуждающий не мог преодолеть границу. Но если могилу раскопать и взять часть савана, одежды, то…
– До такого мы ещё не опускались, – протянул Адаис Петрович, – осквернить захоронение!
– Это было прикреплено к одежде? – спросил меня Демон.
– Да.
– Теория об оболочках, значит, – усмехнулся Илья, – зря я свою одежду выкинул.
Похоже, что-то понять смог только столичный специалист. Он выбежал из комнаты, на ходу доставая сотовый телефон.
– Объяснись, – потребовал бывший шеф службы контроля.
– Слишком многое не укладывалось ни в одну схему. Мы стали искать. Выдумывать, выводить новые закономерности. И выдумали. Вернее, нам помогли, – Дмитрий вздохнул и, взяв меня за руку, притянул к себе, – прости. Я дурак, – и, повернувшись к мужчинам, стал объяснять: – Когда в тебя попадает пуля, кого ты винишь? Ружье? Руку, его направившую? Или точку лазерного прицела?
– Ты думаешь, это… – Адаис Петрович отступил от злосчастного лоскутка.
– Прицел, – подтвердил Демон. – Я сразу тогда подумал, что вы не отрезали канал и призрак привязался к вам, а не к захоронению. Но вы всё сделали правильно, блуждающий был заперт в могиле. Я отмахнулся. Я не знал, что часть могилы можно носить с собой. Она выпила вас до дна и перетянула на ту сторону, боль блуждающего стала вашей болью. Никаких мёртвых оболочек. Неразорванный канал, ошибка новичков.
– Сима не помнит, было что-то подобное на моей одежде или нет, – в комнату вернулся Лисивин. – Но на всякий случай мои ребята там всё сейчас перетрясут. Почему мы сами его не почувствовали? Энергия привязки должна вонять как черт знает что?
– Не знаю, – Станин чуть качнулся к лоскутку в моих руках. – Это всё же не могила. Излучение привязки прямо пропорционально её размеру. Запертого призрака мы чувствуем издалека, тогда как тонкую прозрачную леску не замечаем, пока она не вопьётся в кожу. Зря я велел медсёстрам одежду выкинуть, – Демон посмотрел на помощника.
– Я тоже, – парень провёл рукой по волосам, отчего они встопорщились, – выкинул. И ничего не почувствовал. Я и сейчас не чувствую, – он тоже чуть придвинулся ко мне и втянул носом воздух.
– Блуждающий никогда не преодолевал привязку, он сидел на поводке, но кто-то прикрепил этот поводок к нам. Он «ходил» там же, где и мы, пил нас, – вспомнил все материализации Дмитрий. – Всегда был с нами.
– Профессор врал, – убеждённо сказал Лисивин.
– Не факт, – Станин отпустил мои руки. – Немного правды, немного выдумки – и новая революционная теория готова. Он получил деньги, остальное его не интересует.
– То-то эксперты вой подняли, когда мы эксгумацию провели. Все фрагменты вперемешку, домовина порвана. – Гош сел рядом с Дмитрием. – Я на наших стажёров грешил.
– Кто-то вскрывал могилу до нас, – подтвердил псионник. – Срезал с костей одежду или что там от неё осталось.
– Другие случаи, к которым ты допуск оформлял, получается, ни при чем? – спросил помощник.
– Они доказывают, что кто-то и раньше искал способ управлять мёртвыми, – ответил Илья.
– Тогда, – вмешался Адаис Петрович, – у нас опасная ситуация. Прицел, – он указал на лоскуток, – три пси-специалиста и потенциальная жертва. Откуда мы знаем, что эта привязка здесь в единственном экземпляре?
– Дважды дурак. Быстро! – скомандовал Дмитрий, вскакивая.
И все стали деловито стаскивать с себя одежду. Мне хватило того, что он стянул толстовку первым.
Итогом стихийного обыска стали кучи одежды на полу, пустые распахнутые шкафы и ещё одна тряпочка того же невнятно-грязного цвета и материала. Нашли её в нагрудном кармане костюма Адаиса Петровича, того, в котором он вышел на работу в свой последний день.
– Мой сердечный приступ, – констатировал бывший шеф.
– Почему их не забрали? – спросила я. – Тогда бы никто никогда не догадался.
– То-то мы проявили чудеса догадливости, – поморщился Станин.
– Нужна экспертиза, – сказал Лисивин. – Специфика дела такова, что доказательная база должна быть непробиваемой.
Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Я начинала лезть со скуки на стены, с тоской вспоминая, как Демон катал меня на машине по всей империи. Если бы к обеду не вернулся Гош, точно сбежала бы.
Парень сразу прошёл в свою спальню и сел за компьютер. Прежде чем постучать, я выждала минут тридцать – всё, на что хватило терпения.
– Файлы Эми, – пояснил парень, когда я вошла. – На работе толком не посмотришь. Она всё время туда-сюда ходит, через плечо заглядывает.
Если учесть, что я в этот момент как раз заглядывала в монитор через его плечо, реплика получилась двусмысленной.
– Могу уйти, если хочешь, – тоскливо сказала я.
– Да нет, оставайся.
И я осталась. Наблюдать за Гошем было не так интересно, как за Дмитрием. Друг не отличался эмоциональностью, щёлкал мышкой, сосредоточенно читая с экрана.
– У Эми родители погибли в автокатастрофе, а с ними единственные родственники: дядя и двоюродный брат. С двенадцати до шестнадцати лет она воспитывалась в приюте имени Талимирова, – Гош посмотрел на экран. – Самое интересное, Синита тоже из этого приюта. Сирота с рождения. Игошина на пару лет старше.
– Они могли даже не общаться или не узнать друг друга спустя столько лет, – я пожала плечами. – Ты помнишь тех, кто учился на год или на два старше?
– Не верю я в такие совпадения, – парень забарабанил пальцами по столу. – Нужны доказательства того, что они были знакомы, – он встал, – фотографии, свидетельства очевидцев, кого-нибудь из приюта, воспитателей, учителей, детей, – перечислял он. – Надо поднять архивы.
– У Эми могли сохраниться фото, – вставила я.
– У Эми… – повторил он, посмотрел на меня и предложил: – Не хочешь постоять на стрёме?
– Хочу, – не раздумывая, ответила я.
– Если Станин узнает, а он узнает, по голове не погладит, – Гош сдёрнул со стула свитер.
Я взглянула в смеющиеся глаза друга.
– Всё равно хочу.
Гош притянул меня к себе и крепко прижал к груди. Я не протестовала. Было хорошо и тепло. Эти объятия не вызывали дрожи, но были такими уютными.
– Значит, Дима? – вполголоса спросил он куда-то в мою макушку.
Я кивнула, к чему скрывать очевидное или притворяться, что не поняла вопроса. Как сказал Адаис Петрович, у Гоша тоже есть глаза.
– Тогда, – парень развернул меня к двери, – подёргаем Демона за… хм, хвост, что ли.
Глава 25
По старым местам
Дмитрий сорвал потрёпанную бумажку с двери. Здесь не было никого с тех пор, как увезли Сергия и Злату. Даже Лена не набралась смелости.
В квартире царила разруха, опрокинутые стулья, разбросанные вещи. Тряпки, книги, грязные следы на полу. Он прошёл в кабинет, туда, где всё произошло. Выключенный компьютер стоял на том же месте, клавиатуры, на которой лежала голова Сергия, не было, увезли в лабораторию. Чёрным прямоугольником выделялся монитор, на котором тогда горела надпись.