Последний ребенок Харт Джон
— Послушай, Клайд. Ты хорош в этом деле. Я про работу. Но тебе надо держаться.
— Что ты имеешь в виду?
Йокам вздохнул, и этот вздох говорил сам за себя.
— Просто держись, брат.
Он дал отбой, и Хант повернул машину к дому. Зная, что все равно не уснет, но также понимая, что Йокам прав. Надо попробовать. К тому же сын…
Будь оно проклято.
Но это уже совсем другое дело.
Хант припарковался на подъездной дорожке и выключил мотор. Квартал спал, так что музыку он услышал еще до того, как открыл входную дверь. Приглушенная пульсация. Скорбный стон тяжелых струн. Он вошел и, коснувшись плечом бледных, гладких обоев, повернул к ведущей вверх лестнице. У двери в комнату сына остановился и постучал, хотя и сомневался, что его услышат из-за музыки. Потом открыл дверь.
Первое впечатление: бледная кожа, легкое движение, клок блондинистых волос и глаза, так похожие на его собственные. Через две недели восемнадцать. Высокий, спортивный. Всегда хорошо учился. И вообще был хороший парень. Но все изменилось за прошлый год. Грубость, дерзость, нетерпимость — откуда что взялось? Сейчас он сидел на краю кровати — в спортивных носках, желтых шортах и футболке с надписью «Нет лучше радости, чем сладости, зато от секса зубы не гниют» и, держа в руке автомобильный журнал, притопывал в такт грохочущему ритму.
Хант пересек комнату и выключил проигрыватель. Юноша поднял голову, и то, что мелькнуло в его глазах, вполне могло сойти за ненависть.
— Мог бы и постучать.
— Я стучал.
Аллен отвел взгляд и перевернул страницу.
— Что тебе надо?
— Знаешь, что сегодня случилось?
— Да. Слышал. Но не от тебя, слава богу. Слышал, как и все остальные.
Хант прошел в комнату.
— Где ты был? На реке? — Сын не ответил. Перевернул страницу. — Опять пропустил уроки? Мы уже говорили об этом.
— Оставь меня в покое.
Разговор не клеился.
— Я же сказал, оставь меня в покое.
Хант колебался, и сын встал. Под кожей проступали и перекатывались мышцы. В какой-то момент детектив ощутил жаркий прилив ярости. Вся поза сына выражала открытый вызов. Но впечатление длилось недолго. Хант моргнул и увидел сына таким, каким не видел раньше. Нескладный подросток, любознательный и невинный. В шесть лет он уже сам готовил себе завтрак, мастерил воздушных змеев из бальзы и оберточной бумаги. Хант расслабился.
— Буду внизу. Нам нужно поговорить, так что подумай, что ты хочешь сказать.
Сын как будто и не слышал. Прошел к проигрывателю, добавил звук, и музыка ударила Ханту в спину.
Спустившись по лестнице, он прошел в кухню, сел на стул возле стола и позвонил Йокаму.
— Что нового?
— Мы же только-только разговаривали.
— Да. И я хочу знать, изменилось ли что-то с тех пор.
— Ничего. Как сын?
Хант потянулся за бутылкой скотча.
— Думаю, он хочет меня убить.
— Ему нужно алиби? Скажи, чтобы позвонил мне.
Хант плеснул в стакан на два пальца и откинулся на спинку стула.
— Ему нужна мать. Я общаться с ним больше не могу. — Он сделал глоток. — Ему бы уйти вместе с ней.
— У него не было выбора, Клайд. Она ушла и, насколько мне помнится, с собой его не позвала.
— Я мог бы настоять.
— Ничего, это пройдет.
— Слушает какой-то гранж и уже готов наброситься на собственного отца.
— Гранж. Ничего себе… Кто-нибудь, позвоните в вечерние новости.
— Ха-ха. Не смешно.
— Побудь дома, — посоветовал Йокам. — Займись ребенком.
— Время уходит, Джон. Буду через десять минут.
— Не начинай.
— Не начинать что? — Хант услышал злость в собственном голосе. Йокам тоже ее услышал.
— Мало потерял, Клайд? Нет, правда.
— Ты о чем?
— Господи, старик… Хотя бы раз позаботься сначала о сыне, а не о работе.
Хант хотел ответить. Хотел сказать что-нибудь злое, язвительное, но Йокам дал отбой. Детектив положил трубку, сделал еще глоток и вылил остаток в раковину. Йокам старался сделать как лучше. Как надо. Проблема не в этом. Работа стала для него наркотиком, но и это еще не все. Сидя в темной, притихшей кухне, Хант впервые признал очевидное: ему не очень-то нравится собственный сын. Да, конечно, он любил Аллена, но не понимал и не принимал его взгляды, мнения, решения.
Парень изменился.
Хант ополоснул стакан, а когда повернулся, Аллен стоял у двери.
Секунду-другую они непримиримо смотрели друг на друга, и младший первым отвел глаза.
— Ну да, пропустил уроки. И что с того?
— Для начала: это нарушение правил.
— Ты хоть раз можешь переключиться? — Аллен провел ладонью по подлокотнику стула. — Тебе обязательно надо все время быть копом? Неужели нельзя побыть нормальным отцом?
— Нормальным отцам наплевать, что их дети прогуливают школу?
Аллен отвернулся.
— Ты же понимаешь, о чем я.
— На мосту убили человека. Ты это знаешь. Убили ровно там, где был ты.
— Но только несколько часов спустя.
— А если бы что-то случилось с тобой? Что я сказал бы матери тогда?
— Но ничего же не случилось, так что ты соскочил.
— Ты видел там Джонни Мерримона? Джека Кросса?
— Сам знаешь, что видел, иначе не спрашивал бы. Копы ведь этим занимаются, да? Допрашивают подозреваемых…
— Кроме как сегодня, ты Джонни Мерримона раньше видел?
— Он — в младшей средней. Я — в старшей.
— Знаю. Но ты вообще его видишь? Разговариваешь с ним?
— С ним никто не разговаривает. Он же фрик.
Хант выпрямился. Где-то в пустоте, за глазами, вспыхнул уголек злости.
— Что значит фрик?
— Ну ни с кем не разговаривает. И глаза у него такие… мертвые. — Аллен пожал плечами. — Он сам не свой. В смысле… они же близняшки. Как такое пережить?
— А Тиффани Шор? — спросил Хант. — Ее ты знаешь?
Сын повернулся и посмотрел на него, как смотрят на врага.
— У тебя ведь только это на уме, да?
— Что?
— Чертова работа, — зло бросил сын. — Твоя долбаная работа!
— Послушай…
— Мне осточертело слышать про Алиссу и Джонни, про то, какая это жуткая трагедия. Осточертело видеть тебя с этими бумажками, как ты снова и снова смотришь на ее фотографию, день за днем, ночь за ночью. — Аллен указал пальцем на кабинет, где в запертом ящике стола давно обосновалась на постоянной основе папка с делом Алиссы Мерримон. — Ты не слышишь, что говорю я, но я слышу, как ты ходишь по комнате в три часа ночи — и бормочешь, бормочешь… Ты чувствуешь себя виноватым, ты готовишь мне завтрак и стираешь мою одежду, и я сыт этим по горло. Ты — одержимый, и из-за этой одержимости мама и ушла от тебя.
— Подожди минутку…
— Разве я неправильно это назвал?
— Твоя мать понимала трудности моей работы.
— Я говорю не о работе. Я говорю о том, с чем ты каждый вечер приходишь домой. О твоей одержимости матерью Джонни.
Хант почувствовал, как заколотилось сердце.
— Поэтому она и ушла.
— Ты ошибаешься.
— Ушла, потому что ты одержим мамочкой этого парня!
Хант шагнул вперед и остановился, поймав себя на том, что сжал кулаки. Сын увидел то же самое и, расправив плечи, поднял руки. Детектив вдруг понял, что перед ним далеко не мальчишка, а юноша, способный дать отпор.
— Ударишь? — Аллен утер кулаком губы. — Давай. Ударь. Попробуй.
Хант отступил и разжал пальцы.
— Никто никого бить не будет.
— Тебе только они и дороги. Алисса. Джонни. Та женщина. А теперь еще и Тиффани Шор. Снова все то же самое.
— Эти дети…
— Да знаю я все про этих детей! Только о них и слышу! Как началось, так и не остановится…
Аллен сказал это негромко, с усталой обреченностью, но его слова били по больному. Секунду-другую они смотрели друг на друга, отец и сын, а потом в тишине зазвонил телефон. Определитель показал номер Йокама. Хант поднял палец.
— Мне надо ответить. — Он откинул крышку. — Ну что еще? Не дай бог…
Йокам обошелся без вступлений.
— Есть результат по отпечатку на веке Дэвида Уилсона.
— Личность установлена?
— Да, и даже кое-что получше.
— Насколько получше?
— Ты не поверишь.
Хант посмотрел на часы, повернулся к сыну и произнес ненавистные слова:
— Буду через десять минут. — Он закрыл телефон и поднял руку. — Аллен…
Но сын уже не слушал — протопав по лестнице, взбежал наверх. Хлопнула дверь.
Хант посмотрел в потолок, выругался шепотом и вышел из дома под грохот той же песни.
Глава 16
Полицейский участок находился в одном из переулков в центре города — чисто функциональное двухэтажное здание из красного кирпича. Распахнув двери, Хант прошел на второй этаж, где и обнаружил Йокама склонившимся над картой города.
— Рассказывай.
— Совпадение полное. Ливай Фримантл. Сорок три года. Чернокожий. Рост шесть футов и пять дюймов. Вес — триста фунтов[19].
— Черт… Я, признаться, думал, что парнишка преувеличивает.
— А вот и нет. Тот еще громила.
— Что-то мне его фамилия кажется знакомой… С чего бы?
— Фримантл? — Йокам откинулся на спинку стула. — Не знаю, никогда прежде не слышал.
— Фотография есть?
— Не из транспортного отдела. Водительских прав у него нет. И кредитной карточки нет. И банковского счета. По крайней мере, я не нашел.
— Но Дэвида Уилсона с моста сбросил автомобиль.
— Права ему могли выписать и в другом штате. А может, он и без них прекрасно обходится.
— Что еще нам известно?
Йокам порылся в бумагах.
— В поле зрения попал несколько лет назад. До того никаких сведений. Ни арестов, ни выписок из банковских счетов, ни данных об оплате коммунальных услуг или телефонной связи. Не человек, а призрак. Возможно, перешел под другую юрисдикцию. С момента появления у нас несколько раз арестовывался и привлекался к суду. Ничего серьезного, но свое отсидел. Там месяц, здесь два. Но вот что интересно: неделю назад ушел из рабочего отряда.
— Так он беглый заключенный? Почему я об этом ничего не слышал?
— В газете писали, но сообщение поместили где-то на девятой странице. Большого значения этому делу не придали — посчитали, что раз уж насильственных преступлений не совершал, то и угрозы не представляет. К тому же это проблема округа.
— А что за рабочий отряд?
— Общий режим. Дорожные работы за пределами города. Уборка мусора. Прополка сорняков. Он просто ушел в лес.
— Невероятно.
Йокам улыбнулся, показав такие ровные и белые зубы, что они казались крашеными.
— Готов выслушать главную новость?
— Какую?
— Свой срок он каждый раз отсиживал. Выходил, снова садился. И вот смотри. В прошлом году он вышел после очередной отсидки за три дня до похищения Алиссы Мерримон.
Хант вскинул голову.
— Не шути со мной так, Йокам.
— У нас есть адрес. Местный.
— Что с ордером?
— Я отправил Кросса — пусть вытащит судью из постели.
— Но еще не подписал?
— Подпишет.
— Уверен?
— Она — белая. У нее богатые родители. — Йокам пожал плечами. — Дело лишь во времени.
Хант огляделся, отмечая лица присутствующих.
— Перестань, Джон. Нельзя говорить такие вещи. Мы это уже обсуждали.
Йокам пожал плечами, и его голос прозвучал на удивление твердо.
— Мир таков, каков есть. Несправедлив, трагичен и полон того, чего стоит стыдиться. Не надо винить в этом меня.
— В один прекрасный день язык доведет тебя до неприятностей. Так что держи его на замке.
Йокам хлопнул жевательной резинкой и отвернулся. Хант начал просматривать полученную информацию. Ливай Фримантл жил на Гурон-стрит с Рондой Джеффрис, белой женщиной тридцати двух лет. Детектив ввел ее имя в строку поиска. Арестовывалась дважды — за приставание к мужчинам на улице. До суда дело не доходило. Одно задержание за владение наркотиком класса «А». Признана судом виновной. Из восемнадцати месяцев отсидела семь. Выпущена за хорошее поведение. Еще одна судимость — за публичное совершение непристойного действия. Нападение без отягчающих.
— Ронда Джеффрис. Какие у нее отношения с Фримантлом?
— Мы знаем только, что они проживают по одному адресу. Может, соседи. Может, что-то большее.
Хант просмотрел список задержаний Ливая Фримантла. Документ показался ему неполным.
— Какая-то чушь. Вторжение в чужое владение. Бродяжничество. Кража в магазине. Курам на смех. Ни насилия, ни секса.
— Да вот так уж…
Список ничем не отличался от сотен других, ничем не примечательных и не интересных, и Ханту показалось даже, что он знает Ливая Фримантла, как знает тысячу других таких же: но, с другой стороны, парня ростом в шесть футов пять дюймов и весом в триста фунтов забыть не просто. Он еще раз проверил даты и убедился — да, Фримантл вышел на свободу за три дня до исчезновения Алиссы Мерримон. Из команды заключенных, занятой на дорожных работах, он сбежал за неделю до похищения Тиффани Шор. Если это и было совпадение, то уж очень примечательное. И, наконец, был еще Дэвид Уилсон, убитый, но успевший сообщить, что нашел пропавшую девочку. На теле мертвеца обнаружился отпечаток пальца Фримантла. Описание, которое дал Джонни, совпадало с описанием беглеца. Время соответствовало событиям на мосту. Изгиб реки.
Хант отложил бумаги.
— Позвони Кроссу, узнай, как там у него.
— Кросс сам знает, что делать.
— Ты все-таки позвони.
Йокам набрал на сотовом номер Кросса и спросил, сколько еще ждать ордер.
Выслушав ответ, он дал отбой и бесстрастным тоном сказал:
— Говорит, что не знает. Судью не поторопишь.
— Чтоб его… — Хант поднялся. — Давай прокатимся.
Йокам схватил пиджак и на ходу, догоняя шефа, сунул руки в рукава.
— Мы же не пойдем без ордера, да?
— Это было бы глупо.
— Ты не ответил.
Ничего не говоря, Хант свернул на лестницу, и его шаги громко простучали по ступенькам.
— Черт возьми, Клайд, — повысил голос Йокам, — ты так и не ответил.
Гурон-стрит ответвлялась влево от одной из главных улиц города и заканчивалась по другую сторону железнодорожной ветки, в бедном районе и в четырех милях от центральной площади. Именно эта часть города была ближе всего к песчаным холмам, на что указывала и температура воздуха, и растительность. Песок сохранял жар, и воздух, соответственно, был теплее. Деревья на скудной почве вырастали невысокими. Дорога, узкая и короткая, местами спряталась под сорняками и укрылась грязью, и по обе ее стороны хватало псов на крепкой цепи. Хант знал эти места достаточно неплохо и легкой прогулки не ждал. Два года назад он работал на месте преступления в третьем квартале, где женщину зарезали в собственной ванне. Несчастную, как оказалось, убил собственный сын, которому она отказалась дать денег. Погибла из-за пятидесяти баксов.
Люди здесь жили суровые.
И улица была им под стать — жестокая улица.
Хант повернул налево и, проехав два дома, сбросил газ. Потом погасил фары, прокатился по разбитой бутылке и остановился. Дорога тянулась дальше, река тьмы и бедности, иссыхающая у серебристых рельсов, ведущих в лучшие места. За шторами домика слева тускло светился голубой огонек. В траве трещали сверчки.
— Плохая идея, — сказал Йокам.
— Последний квартал. Справа. — Хант сопроводил слова кивком.
Его спутник покрутил головой и, вглядевшись в темень, поджал губы.
— Господи…
Хант тоже окинул улицу изучающим взглядом — унылые дворы с грунтовыми дорожками, сбегающими от крыльца с высокими ступеньками к улице, матрас на бордюре, диванчики на верандах, автомобили на колодках. Даже небо здесь было как будто тяжелее, чем должно бы.
Чуть дальше, через два дома, расхаживал, поглядывая на них, посаженный на цепь питбуль.
— Ненавижу это дерьмо, — проворчал Йокам.
— Давай чуточку дальше.
— Зачем?
— Хочу посмотреть, есть ли машина у дома Фримантла. Или огни в доме.
Не включая фары, Хант включил передачу и проехал футов двадцать вперед. Питбуль перестал расхаживать и остановился. Йокам еще глубже вжался в спинку сиденья.
— Плохая идея, — повторил он, и пес рванулся вперед, натянув до предела цепь и лая с такой яростью и злобой, что казалось, он уже в машине. Вдоль по улице загремели другие цепи, и другие псы присоединились к питбулю. В окнах двух домов зажегся свет.
— Плохая, — согласился Хант и, дав задний ход, свернул за угол.
— Тут может быть проблема, — сказал Йокам после минутного молчания.
— Собаки?
— Он услышит нас за четыре квартала.
Хант взглянул на часы.
— Может быть, и нет.
— Как это?
— Положись на меня.
Йокам посмотрел в окно. Хант раскрыл свой сотовый и набрал номер Кросса, который ответил после первого гудка.
— Мне нужен ордер. Через двадцать минут.
— Это все судья. — В голосе Кросса проскользнули нотки отчаяния. — Он уже в третий раз пересматривает аффидевит[20].
— Что? Документ предельно ясен. Оснований для выдачи ордера предостаточно. Надави на него.
— Уже пытался.
— О каком судье идет речь? — спросил Хант.
Кросс назвал фамилию.
— Пригласи его к телефону.
— Не подойдет.
— Пригласи.
Хант ждал. Йокам взглянул на него искоса.
— Надавишь на судью?
— Пригрожу.