Список заветных желаний Спилман Лори
Весенние нарциссы увяли, уступив место маргариткам. Лето медленно вступает в свои права, а я упиваюсь каждой минутой, проведенной с Остин. Деловые костюмы и туфли на высоком каблуке я сменила на шлепанцы и сарафаны. Вместо ежедневной трехмильной пробежки я теперь неспешно прогуливаюсь с коляской. К счастью, у дочки спокойный, веселый нрав, и, за исключением редких приступов чихания, она совершенно здорова. Когда я разговариваю с ней, пою или читаю ей вслух, она не сводит с меня больших внимательных глаз, и мне кажется, я вижу перед собой любознательное личико Санквиты. Я начала вести дневник, который, надеюсь, Остин со временем прочтет. Тщательно отмечаю все черты, которые достались дочке от Санквиты, пытаюсь воспроизвести в мельчайших подробностях образ смелой, красивой и самоотверженной девочки, которая подарила жизнь Остин и наполнила смыслом мою собственную жизнь.
В день, когда Остин исполняется три месяца, мы с ней отправляемся в отделение для новорожденных Медицинского центра Кук-каунти. Дочка висит у меня на груди, привязанная слинг-шарфом. Медсестра ЛаДонна, увидев нас, вскакивает и бежит навстречу.
– Бретт! – Она заключает меня в объятия и заглядывает в личико малышки. – Господи боже, Остин Элизабет! Мы очень по тебе скучали!
Я касаюсь губами лобика дочки:
– Мы тоже скучали по всем вам.
Достаю Остин из слинга и передаю ЛаДонне.
– Привет, куколка! – воркует она, держа ребенка на вытянутых руках. – (Остин гукает и болтает в воздухе ножками.) – Как ты выросла!
– Восемь фунтов и одна унция, – с гордостью говорю я. – Мы только что были у доктора Макглю. Она сказала, что Остин – просто воплощение здоровья.
ЛаДонна чмокает малышку в щечку:
– Это самое главное.
Я достаю блюдо с печеньем и открытку, на которой отпечатан след ножки Остин:
– Мы привезли вам скромное угощение в знак благодарности за то, что вы так хорошо о нас заботились.
– Как это мило с вашей стороны, Бретт! Будьте добры, поставьте блюдо на стойку. К концу дня от печенья и следа не останется. – ЛаДонна внимательно смотрит на меня и добавляет: – Материнство вам идет.
– Правда? Неужели мне идут темные круги под глазами? – смеюсь я. – Честно вам скажу, ЛаДонна, никогда в жизни я не чувствовала себя такой усталой. И такой счастливой тоже. – Я смотрю на маленькое чудо, которое теперь принадлежит мне; встретив мой взгляд, дочка расплывается в улыбке, радостной, как солнечный луч, и сердце мое тает от блаженства. – Каждый день я мысленно благодарю Санквиту и молюсь за нее. Остин – это главное, что есть у меня в жизни. – Голос мой дрожит. – Мое единственное сокровище, которое будет со мной всегда.
– Бретт, как я за вас рада! – кивает ЛаДонна. – Посидите немного здесь. Морин и Кэти вышли перекусить. Они скоро вернутся. И конечно, они будут рады увидеть малышку.
– К сожалению, мы не можем ждать, – вздыхаю я, посмотрев на часы, висящие на стене. – Нам еще предстоит праздничный обед в Джошуа-Хаусе. Но мы непременно заедем к вам как-нибудь еще.
– Хорошо, Бретт, но не убегайте, не удовлетворив мое любопытство. Вы помолвлены с доктором Мойером? – ЛаДонна шутливо вскидывает бровь. – Вы же знаете, мы все здесь влюбились в вашего Губерта.
– В Герберта, – поправляю я. – Он предлагает сыграть скромную свадьбу седьмого августа, в день рождения моей мамы. Но мне кажется, спешить не стоит. К тому же сейчас я ни о чем не могу думать, кроме своей дочурки.
– Но малышке нужен папа, – говорит ЛаДонна.
– Конечно. Рано или поздно мы с Гербертом поженимся. Он обожает Остин! Видели бы вы их вместе!
ЛаДонна улыбается и гладит меня по руке:
– Ох, Бретт, судьба вам улыбается. Такая чудесная дочка… и этот красавчик, влюбленный в вас по уши! Похоже, у вас имеется крестная – добрая фея, которая даром времени не теряет.
Я думаю о маме. О Санквите. Да, они обе помогли мне стать счастливой. Но только помогли…
– Вы правы, ЛаДонна, судьба и в самом деле добра ко мне. Фея-крестная – это, конечно, неплохо. Но возможность осуществить свои желания дана каждому из нас. Надо просто найти в себе смелость.
– Хорошо сказано, – улыбается она. – Как приятно видеть человека, который нашел свое счастье!
Неожиданно я ощущаю укол беспокойства. Интересно, мама согласилась бы со словами сестры ЛаДонны? Или все же решила бы, что я пошла на компромисс? Причем именно там, где, по убеждению мамы, компромисс невозможен. Может, я должна, пока не поздно, набраться смелости и отказаться от мистера Совершенство? Но ради кого? Ради мистера Туманная Надежда? Впрочем, смелость здесь ни при чем. Скорее, подобный крутой вираж станет свидетельством моего легкомыслия и глупости. О, как все-таки трудно провести границу между отвагой и безрассудством, между мечтой и бесцельной грезой, между тем, что принадлежит нам по праву, и необоснованными притязаниями!
Примерно полчаса у меня уходит на то, чтобы собрать все необходимое и поменять Остин подгузник. Уложив дочку в коляску, я выхожу на улицу. Никак не могу взять в толк, куда я девала пропасть свободного времени, пока не стала мамой?
С начала июля стоит жара, но сегодня небо затянуто тучами, и легкий прохладный ветерок заставляет мои голые руки покрыться мурашками. Подходя к кафе «Эфебина», издалека вижу Брэда, сидящего за уличным столиком под полосатым зонтом. Он бросается нам навстречу и обнимает меня.
– Как поживает наша красавица? – спрашивает он, доставая Остин из коляски.
– Остин, скажи дяде Брэду, что у тебя все отлично, – говорю я. – Покажи ему, как ты неотразимо улыбаешься.
– У тебя сегодня хорошее настроение, котенок? – воркует Брэд и тычется носом в щечку Остин, а свободной рукой извлекает из кармана конверт.
Цель номер семнадцать.
– Влюбиться, – бормочу я себе под нос.
– Поздравляю, Б. Б.! До сентября еще целых два месяца, а ты уже почти все выполнила. Остались сущие пустяки: купить домик и завести лошадку. Герберт в курсе твоей ситуации?
– Угу.
Брэд подходит ко мне ближе:
– Что-то не так?
– Все прекрасно. – Я забираю у него сонную малышку и укладываю ее в коляску. – Не тяни. Открывай конверт.
Он смотрит на меня так пристально, словно хочет просверлить насквозь:
– Вижу, сегодня ты настроена решительно. Я уже несколько раз предлагал открыть этот конверт, но ты всегда отказывалась. Разобралась наконец в своих чувствах?
– Разобралась. Открывай.
Брэд качает головой, давая понять, что не слишком верит моим словам, тем не менее послушно открывает конверт, достает сложенный листок, кладет его на стол и смотрит мне прямо в глаза:
– Даю тебе последний шанс, Б. Б.! Если ты не влюблена в Герберта, скажи об этом сейчас.
Сердце мое колотится, как отбойный молоток. Я смотрю на Брэда так пристально, что у меня начинает ломить глаза. Раздумья и сомнения, одолевавшие меня четыре месяца, всплывают на поверхность. Я опираюсь локтями на стол и опускаю голову на руки:
– Я совсем сбилась с толку. Мне казалось, я люблю Эндрю, самого эгоистичного человека на свете. А сейчас, по непонятным причинам, я не могу как следует влюбиться в замечательного парня, который ради меня готов на все. – Я запускаю руки себе в волосы. – Почему я такая идиотка, Мидар? Неужели я по-прежнему ищу мужчину, которого придется завоевывать, как Чарльза?
Брэд гладит меня по голове:
– Любовь – странная вещь, не подвластная никаким резонам. Если бы мы могли выбирать, в кого влюбляться, неужели я выбрал бы женщину, которая живет в двух тысячах миль отсюда?
– Но Герберт – это образец совершенства. Он меня любит. Он любит мою дочку. И он хочет на мне жениться. Расстаться с ним – это непростительная глупость! А если я никогда больше не встречу человека, который полюбит меня так, как он? Останусь одна на всю жизнь, и Остин вырастет без отца.
– Этого не будет.
– Ты же не провидец. Откуда тебя знать?
– Знаю, и все. Твоя мама оставила в списке только те цели, которые ты в состоянии достичь. Она знала: ты непременно встретишь человека, в которого влюбишься без памяти.
– Я думала, из нас двоих я одна сумасшедшая. Теперь вижу, ты тоже.
– Ничего я не сумасшедший. Просто у меня такое ощущение, что твоя мама следит за тобой с небес… ну и… организовывает самые важные события в твоей жизни.
– Ну, если ты так считаешь, почему не предположить, что это она организовала мою встречу с Гербертом? Может, это она прислала его сначала в Чикаго, потом к моему брату на ужин. Сделала все для того, чтобы мы встретились и полюбили друг друга.
– Не думаю.
– Почему это?
По губам Брэда скользит едва заметная улыбка.
– Потому что ты не влюблена в него.
– Ничего, может, я еще сумею, – вздыхаю я. – Надо просто хорошенько постараться…
– Любовь – это не домашнее задание по алгебре. Тут стараться бесполезно.
– Но Герберт уверен, что мы будем вместе. И его уверенность небезосновательна. – Я снова вздыхаю и потираю виски. – Ох, если бы мама подала мне какой-нибудь знак. Помогла бы определить, нашла я уже свою любовь или нужно продолжать поиски.
Брэд указывает взглядом на сложенный листок, лежащий на столе:
– Ну так что, будем читать?
– Не знаю, – лепечу я. – Не уверена, что нужный момент настал.
– Давай хотя бы заглянем. Кто знает? А вдруг это письмо поможет тебе разобраться в собственных чувствах.
Шумно выдохнув, я сознаю, что несколько мгновений не дышала.
– Ладно, уговорил. Читай.
Брэд разворачивает листок и прочищает горло:
– «Дорогая Бретт, мне очень жаль, моя девочка. Но этот человек тебе не подходит. Ты не влюблена в него. Твоя любовь ждет тебя впереди, милая».
У меня отвисает челюсть.
– Слава богу! – восклицаю я, обретя дар речи. – Слава богу! – Я захожусь счастливым смехом. – Мама подала мне знак! Теперь все стало ясно. Я свободна!
Я ощущаю на себе внимательный взгляд Брэда. Он складывает письмо и убирает его в конверт. Интересно, а где его очки? Как он мог прочесть мамино послание без очков? Меня пронзает догадка.
– Ты обманщик! Ты сам все это выдумал! – Я делаю стремительное движение, пытаясь вырвать у него письмо, но он отводит руку в сторону:
– Выдумал я или нет, это уже не важно. Ты получила ответ. Разобралась в своих чувствах.
– Но Герберт обожает Остин. Он уверен, что у нас получится прекрасная семья. Как я могу нанести ему такой удар?
– Рано или поздно это все равно придется сделать. Или ты хочешь отказать ему, когда он встанет перед тобой на одно колено и протянет коробочку с бриллиантовым кольцом?
В полной растерянности я почесываю нос:
– Да нет, конечно. – Усилием воли я заставляю себя взглянуть Брэду прямо в глаза. – Значит, ты считаешь, я должна разбить сердце Герберту?
– Детка, а кто сказал, что любовь – это легкая и приятная вещь? – Брэд прячет розовый конверт в карман рубашки. – Прибережем его до следующего раза, – говорит он, похлопывая себя по карману. – До того дня, когда у тебя не будет сомнений, читать письмо или нет.
На душе у меня лежит камень. Скоро семь часов вечера, а это значит, вот-вот приедет Герберт. Только я закончила кормить Остин, звонит телефон. Я хватаю трубку, надеясь, что это Герберт, который хочет отменить сегодняшнюю встречу. Но это Кэтрин. Они с Джоадом только что вернулись после недельного отпуска, который провели на острове Сен-Барт. Я включаю громкую связь и устраиваю Остин на плече.
– Добро пожаловать домой, – говорю я, похлопывая Остин по спинке. – Ну как путешествие?
– Просто сказка, – отвечает Кэтрин. Голос ее, всегда холодный и спокойный, звучит сейчас жизнерадостнее обычного. – Отель пятизвездочный, система «все включено».
– Рада, что вы хорошо отдохнули…
– Поверишь ли, мы в жизни не отдыхали так шикарно. В отеле было три ресторана, один лучше другого, и мы могли выбирать любой. Если бы не великолепный тренажерный зал, я бы набрала фунтов десять, не меньше! – смеется Кэтрин. – Все наши желания выполнялись за полчаса до того, как мы успевали их осознать.
– Здорово! – бормочу я, представляя собственный пятизвездочный отель под названием «Герберт».
Там тоже действует система «все включено» и все мои желания предвосхищаются.
– Да, это один из лучших курортов, на котором нам удалось побывать, а ты знаешь, мы повидали немало. Вы с Гербертом непременно должны там отдохнуть. Надо быть безумцем, чтобы не влюбиться в это место.
Внутренности мои болезненно сжимаются. Да, порвать с Гербертом – это чистой воды безумие. Всякая нормальная женщина считала бы такого мужчину подарком небес.
Внезапно я вспоминаю, как тринадцать лет назад мы с мамой провели неделю в Пуэрто-Вальярте. Мама решила свозить меня на этот мексиканский курорт в качестве награды за окончание университета. Мы обе впервые отдыхали в пятизвездочном отеле по системе «все включено». Отель «Гранд палладиум Вальярта» показался нам филиалом рая. Роскошные спа, где предлагали всевозможные процедуры, три огромных бассейна, изысканные яства и напитки в невероятных количествах. Но уже на третий день мне отчаянно захотелось оттуда сбежать. Я чувствовала себя виноватой за то, что не могу любить этот земной рай, столь тщательно продуманный и комфортабельный. Тем более что отдых здесь стоил маме целое состояние. Сказать, что мне здесь надоело, было бы проявлением черной неблагодарности.
В тот день, когда сотрудник бассейна в десятый раз осведомился, не принести ли нам сухие полотенца, выпивку, кока-колу, свежевыжатый сок, воду со льдом, мороженое, мама покачала головой. Мама всегда обладала даром ясновидения. Несомненно, в тот раз она тоже прочла мои мысли.
– Грасиас, Фернандо, нам ничего не нужно, – сказала она с приветливой улыбкой. – И в ближайшее время ничего не понадобится, так что не беспокойтесь. – Когда Фернандо отошел на безопасное расстояние, мама повернулась ко мне. – У меня такое ощущение, дорогая, что в этом раю я скоро свихнусь.
До сих пор не знаю, была она искренна или, заметив мое состояние, решила прийти мне на помощь. Помню, я расхохоталась так, что едва не вывалилась из шезлонга.
Смеясь, мы с мамой поднялись в номер, надели легкие платья и сандалии. На обшарпанном покосившемся автобусе отправились в Старый город, отыскали местный рынок, меркадо, и долго бродили там, отчаянно торгуясь. Потом зашли в таверну, где на ветхом деревянном помосте маленький оркестр наяривал народные мелодии. Все музыканты были одеты в костюмы с серебряными заклепками и огромные сомбреро. Мы с мамой, сидя за столиком, потягивали пиво, подпевали оркестру и по окончании каждой песни бурно аплодировали. Это был лучший вечер за весь наш отпуск.
Звук дверного колокольчика заставляет меня вздрогнуть.
– Извини, Кэтрин, кажется, пришел Герберт. Рада, что вы вернулись. Передай привет Джоаду.
С Остин на руках иду к дверям, вся еще во власти приятных воспоминаний, которые пробудил разговор с Кэтрин. Как видно, существуют два типа людей. Одних отели «все включено» приводят в восторг, на других нагоняют скуку. И может быть, люди, которые устают от навязчивого сервиса двадцать четыре часа в сутки, не такие уж безнадежные дураки?
Когда Остин засыпает, я на цыпочках возвращаюсь в гостиную. Герберт сидит на диване, потягивает шардоне и читает книгу, которую взял с моей полки. В груди у меня холодеет.
– Миссия выполнена? – Герберт поднимает голову и улыбается.
– Выполнена благополучно, – говорю я, скрестив пальцы.
Я опускаюсь на диван рядом с ним и смотрю, что он читает. Из всех моих книг он выбрал «Улисса» Джойса, возможно самую трудночитаемую из всех англоязычных книг.
– Когда я училась в Академии Лойолы, этот роман входил в обязательную программу. Господи, как я ненавидела эту тягомотину!..
– Я читал его давным-давно, – перебивает Герберт. – Интересно было бы перечесть вновь. Ты не одолжишь мне эту книгу?
– Конечно-конечно.
Я забираю книгу у него из рук и кладу на кофейный столик. Сочтя это сигналом к действию, он наклоняется, чтобы меня поцеловать. Я не сопротивляюсь. Как бы мне хотелось, чтобы от его поцелуя голова у меня пошла кругом и в животе начали порхать бабочки! Но ничего не происходит. Я слегка подаюсь назад. Надо сделать это одним рывком. Это все равно как сорвать с раны присохшую повязку.
– Герберт, нам больше не надо встречаться, – выдыхаю я.
– Что? – Его взгляд полон недоумения.
Слезы застилают мне глаза, губы дрожат.
– Герберт, мне очень жаль. Видно, я какая-то ненормальная. Ты замечательный человек. Я в жизни не встречала никого лучше тебя. Но…
– Ты меня не любишь. – Он произносит это тоном утверждения, а не вопроса.
– Сама не знаю, – шепчу я едва слышно. – Но я не хочу проверять, так это или нет, рискуя твоим счастьем… и своим тоже…
– Ты ничем не рискуешь… – Герберт осекается и, прикусив губу, поднимает взгляд к потолку.
Отвернувшись, я зажмуриваю глаза. Куда меня несет? Этот человек меня любит. Еще можно все исправить. Надо только засмеяться, обнять его и сказать, что это была глупая шутка. Но я сижу на диване, словно превратившись в изваяние, и молчу.
Герберт поднимается. Он пристально смотрит на меня, и печаль на его лице сменяется раздражением. Возможно, характер у него не такой мягкий, как мне казалось.
– Бретт, какого черта тебе нужно? – (Я и не догадывалась, что он способен говорить так резко.) – Мечтаешь встретить очередного ублюдка вроде твоего бывшего бойфренда? Скажи, ты этого хочешь?
Сердце мое колотится как бешеное. А Герберт-то, оказывается, не такой уж ангел во плоти. Кто бы мог подумать, что он умеет чертыхаться… Пожалуй, мне это даже нравится… Может, я поторопилась… А вдруг мой дурацкий поступок пойдет на пользу нашим отношениям…
Довольно, обрываю я себя. Решение принято. Подгоревший пирог невозможно испечь заново.
– Сама не знаю, чего я хочу.
Не скажешь же ему, что я мечтаю о чуде. О встрече, которая перевернет всю мою жизнь. О любви, которая захватит мою душу целиком.
– Бретт, ты совершаешь большую ошибку. Уверен, в глубине души ты сама понимаешь, что делаешь глупость. Не рассчитывай, что я буду ждать тебя всю жизнь. Одумайся, пока не поздно.
Каждая его фраза словно вытягивает воздух из моих легких. Вдруг я действительно пойму, что упустила свой счастливый шанс, но будет уже слишком поздно? В оцепенении я наблюдаю, как он пересекает комнату и снимает с вешалки плащ от «Барберри». Взявшись за дверную ручку, он поворачивается и смотрит в мое залитое слезами лицо:
– Бретт, я и правда люблю тебя. И Остин тоже. Поцелуй ее за меня. – С этими словами он выходит прочь и закрывает за собой дверь.
Я рыдаю в голос. Господи, что я натворила! Почему я прогнала мужчину своей мечты, своего мистера Барберри? Я сворачиваюсь клубочком в кресле у окна и смотрю на ненастное небо, словно в поисках ответа, спрятанного между серыми тучами. Где сейчас мама? Видит ли она меня? Впав в ступор, я сижу у окна несколько часов, надеясь услышать ласковый мамин голос: «Завтра мы снова увидим солнце, любовь моя».
Но меня окружает молчание.
Глава 30
Седьмого августа, вместо того чтобы сыграть свадьбу, как предлагал Герберт, я планирую отметить шестьдесят третий день рождения мамы. Утром в пятницу Джон и Зои прилетают в аэропорт О’Хара. На этот раз сцена встречи ничуть не похожа на ту, что разыгралась в Сиэтле. Несколько месяцев мы разговаривали по телефону почти ежедневно и теперь встречаемся, как родные. Поцелуям, объятиям и слезам нет конца. По пути в офис Брэда мы с Джоном болтаем без умолку, а Зои, сидящая на заднем сиденье, общается с Остин Элизабет.
– Ты моя сестренка, – говорит она, гладя крошечную ручку Остин.
– Племянница, – поправляет Джон, и мы оба смеемся; Джон поворачивается ко мне и спрашивает: – Как ты отнесешься к тому, что Остин будет называть меня дедушкой?
– Буду в полном восторге.
– Тогда, Бретт, зови меня папой.
Чаша моего счастья полна до краев.
Отец пожимает руку Брэду. Два главных мужчины в моей жизни наконец встретились. Зои новый знакомый заинтересовал куда меньше, чем впечатляющий вид на город, который открывается из его кабинета. Она стоит у огромного окна как зачарованная. Я тем временем усаживаюсь за стол красного дерева, тот самый стол, за которым сидела почти год назад, обиженная и растерянная. В тот день моя прежняя жизнь разлетелась на куски. Но теперь я ничуть об этом не жалею. Создавая себе новую жизнь, я стала намного сильнее, чем прежде. И уж конечно, намного счастливее.
Папа сидит рядом со мной, а Брэд подходит к окну и наклоняется к Зои:
– Зои, милая, а ты не хочешь прокатиться со мной в лифте? Я покажу тебе другое окно, еще круче.
Глаза Зои радостно блестят. Она бросает взгляд на папу, спрашивая разрешения.
– Конечно, лапочка. Только подожди немного. Сейчас мистер Мидар прочтет нам всем письмо, которое написала мама Бретт.
Брэд качает головой:
– На этот раз я не буду читать. Вы с Бретт прочтете сами, без свидетелей. Думаю, Элизабет хотела, чтобы все было именно так.
Взяв Зои за руку, он выходит из офиса и закрывает за собой дверь.
Я достаю письмо из конверта и кладу его на стол. Отец накрывает мою руку своей. Мы читаем письмо – про себя, в полной тишине.
Дорогая Бретт,
тридцать пять лет назад я дала обещание, о котором потом горько сожалела. Я обещала Чарльзу Болингеру скрыть, что он не отец тебе. Взамен он обещал относиться к тебе как к собственной дочери. Приходится признать, он не слишком хорошо выполнял свою часть договора. Но я привыкла держать слово и хранила тайну неукоснительно.
Множество раз мне хотелось открыть тебе правду. Я видела, что несложившиеся отношения с Чарльзом травмируют твою душу. Я просила его избавить меня от данного обещания, но он был непреклонен. То ли по глупости, то ли из чувства вины я покорялась ему и оберегала его достоинство. К тому же я понятия не имела, где находится твой настоящий отец, и боялась, что правда лишь усугубит твою душевную травму. Мне не хотелось укреплять тебя в сознании того, что ты не нужна отцу, кто бы им ни был.
Надеюсь, любовь моя, ты найдешь в себе силы простить и меня, и Чарльза. Прошу тебя, пойми, ему тоже было нелегко. Своим существованием ты постоянно напоминала ему о моей измене, поэтому он был не в состоянии увидеть, какая у него замечательная дочь. Но для меня ты стала подарком судьбы, главной радостью всей моей жизни, радугой, засиявшей в небе после бури. Господи, конечно, я не заслужила такого подарка! И все же частица человека, которого я любила, вернулась ко мне, и душу мою вновь наполнила музыка.
Представь себе, после того как мы расстались с твоим отцом – твоим настоящим отцом, – мой мир погрузился в тягостную тишину. Лишь много лет спустя я поняла, что пойти на разрыв его подвигли не эгоизм и юношеская безответственность, а самоотверженная забота о моем покое и счастье. Я любила его слишком отчаянно. Ради того, чтобы не разлучаться с ним, я была готова на все – даже на то, что впоследствии неминуемо разрушило бы мою душу. Он уберег меня от непоправимого шага, и я бесконечно благодарна ему за это.
Все мои попытки узнать хоть что-нибудь о твоем отце остались безуспешными. После развода с Чарльзом я даже наняла детектива, но поиски ни к чему не привели. Но сейчас, когда я пишу эти строки, интуиция подсказывает мне, что ты сумеешь его отыскать. Заранее радуюсь за вас обоих. Твой отец – исключительный человек. Бесспорно, всякая супружеская измена – это ложь и обман, способные отравить любое чувство. И все же моя любовь к твоему отцу была сильной и чистой, как ветер прерий.
Ты часто спрашивала меня, почему после развода с Чарльзом я не связала свою жизнь с другим мужчиной. Я всегда отшучивалась, говорила, что в этом нет необходимости, так как у меня уже есть любовь всей моей жизни. И это было правдой.
Дорогая моя доченька, спасибо тебе за то, что ты связала наши жизни воедино. Все самое хорошее в тебе – доброту, расположенность к людям, легкий характер – ты получила от него в наследство. Я признательна вам обоим, ибо благодаря вам я узнала, что такое любовь.
Навеки твоя.
Мама
В субботу в доме на Астор-стрит царит оживление. Окажись среди нас мама, она бы радовалась тому, что прежние любовь и дружба встретились с нынешними, а некогда разрозненная семья воссоединилась. Кэрри и ее выводок прибыли сразу после полудня. Вскоре вслед за ними приехали родители Кэрри. Пока мы с Кэрри и Стеллой готовим на кухне лазанью, Мэри, Дэвид и Джон, сидя на террасе, потягивают бренди и хохочут, вспоминая былые времена в Роджерс-Парке. Остин, сидя в качалке у окна, грызет резиновую рыбку и наблюдает, как дети Кэрри и Зои играют во дворе в классики.
Кэрри решает приготовить свое коронное блюдо – шоколадный торт без муки.
– Надо правильно рассчитать время, чтобы подать его на стол теплым.
– У меня уже слюнки текут, – улыбаюсь я. – Миксер стоит в шкафу над плитой.
– Пойду накрою на стол, – предлагает Стелла, но через несколько мгновений она окликает меня из столовой. – Бретт, где у тебя лежат скатерти и салфетки?
– Господи, вот раззява! – Я ударяю себя по лбу. – Я забыла забрать скатерти из химчистки.
Стелла входит в кухню со стопкой бумажных салфеток и пеленок:
– Не переживай, это вполне сойдет.
– Нет, я хотела, чтобы сегодня на столе была ирландская скатерть, вышитая вручную. Мама всегда использовала ее в особо торжественных случаях. А сегодня именно такой случай! – Я бросаю взгляд на часы. – Пожалуй, я сгоняю в химчистку. Буду через полчаса.
Как и положено в августе, день сегодня теплый и ясный, по лазури неба проплывают белоснежные перистые облака. Прогноз погоды пугает грозами и резким похолоданием, но пока в это трудно поверить. Мурлыча под нос «What a Wonderful World», я бодро шагаю по тротуару. Впереди бежит Руди, Остин дремлет в рюкзачке-кенгурушке у меня на груди.
У самой химчистки Мойера на скамейке сидит эффектная блондинка, у ее ног – черный лабрадор на поводке.
Руди обнюхивается с дружелюбным псом и начинает слегка задирать его, надеясь затеять игру.
– Прекрати, Руди! Веди себя хорошо! – Я привязываю поводок к скамейке, улыбаюсь блондинке, но она сосредоточенно пялится на экран своего мобильника и не замечает ничего вокруг.
Я вхожу в химчистку. Звон колокольчика сообщает о моем приходе. Скоро пять, рабочий день заканчивается. Кроме меня, в химчистке всего один клиент, высокий мужчина с темными волнистыми волосами. Он болтает с приемщицей за прилавком, точнее, слушает ее болтовню. Я упираюсь взглядом ему в затылок и мысленно приказываю: «Заканчивай разговоры и уходи!» Но он, не поддаваясь моему гипнозу, хохочет над какой-то шуткой приемщицы. Наконец протягивает ей квитанцию. Она отправляется на поиски его вещей и через несколько секунд возвращается с плащом, упакованным в пластиковый пакет.
– Как новенький, – говорит она и вешает плащ на металлический кронштейн.
Я смотрю на плащ… потом на мужчину… и снова на плащ…
Да это же плащ от «Барберри», столь хорошо мне знакомый.
– Выглядит отлично, – говорит его владелец.
Голова у меня идет кругом. Вдруг это мистер Барберри? Нет, я уже убедилась, что подобных плащей на свете немало.
Он расплачивается и забирает свой плащ.
– Спасибо, Мерилин. Хороших выходных.
Он поворачивается. Взгляд карих глаз с золотыми искорками падает на Остин.
– Привет, котенок! – говорит он.
Остин таращит на незнакомца глазенки и расплывается в улыбке. Он тоже улыбается, вокруг его глаз лучиками разбегаются морщинки. Но вот он поднимает взгляд на меня. Сначала в глазах его плещется растерянность, потом вспыхивает огонек узнавания.
– Мы с вами уже встречались! – восклицает он. – Я давно вас преследую. Сначала пролил кофе на ваше пальто. Помните, мы столкнулись в дверях вашего дома. Потом я видел вас утром у озера, когда совершал пробежку.
Слушая его глубокий волнующий голос, я не могу отделаться от ощущения, что передо мной – старый друг. А ведь мы с ним практически не знакомы.
– В последний раз я видел вас на железнодорожной платформе. Вы не успели вскочить в отходящий поезд и ужасно расстроились… – Он качает головой, словно смутившись. – Наверное, вы этого не помните…
Сердце мое ухитряется стучать где-то в висках. Отчаянно хочется признаться, что я расстроилась по одной-единственной причине – в отходящем поезде ехал он. Но я ограничиваюсь тем, что киваю:
– Почему же, я помню.
Он чуть придвигается ко мне:
– Правда?
– Конечно.
Он улыбается и протягивает мне руку:
– Думаю, настало время познакомиться. Меня зовут Гаррет. Гаррет Тейлор.
Я хватаю ртом воздух, как пойманная рыба.
– Вы… доктор Тейлор? – выдыхаю я, обретя дар речи. – Психиатр?
– Он самый, – удивленно кивает он. – А откуда вы меня знаете?
Время останавливается. Так вот почему его голос показался мне знакомым. Господи, неужели подобные совпадения бывают?! Доктор Тейлор и мистер Барберри – одно и то же лицо. Гаррет – вовсе не старый пень. Он видный мужчина слегка за сорок, у него нос с небольшой горбинкой и маленький шрам на скуле. В жизни не встречала такого привлекательного лица. В груди у меня порхают разноцветные колибри. Я пожимаю его руку и смеюсь:
– Гаррет, это я, Бретт Болингер.
– Господи боже! – У него глаза лезут на лоб. – Поверить не могу. Бретт, вы не представляете, как часто я о вас думал. Хотел позвонить вам, но потом решил, что вам это может показаться… – Он осекается, недоговоренная фраза повисает в воздухе.
– Мне казалось, вы должны быть намного старше, – признаюсь я. – Вы рассказывали, ваша мама начала работать учительницей еще в сороковых годах, а сестры уже на пенсии.
– Между младшей из моих сестер и мной разница в девятнадцать лет, – усмехается он. – Мое появление на свет стало для родителей сюрпризом.
Видно, он с детства обожает делать сюрпризы. Сегодня сделал сюрприз мне.
– Вы живете где-то поблизости? – спрашиваю я.
– На Гете-стрит.
– А я на Астор-стрит.
– Всего в одном квартале от меня.
– На самом деле, это дом моей матери. Этой зимой я переехала в Пилсен.
Гаррет протягивает Остин мизинец, и она за него хватается.
– За то время, как мы с вами не общались, у вас появился ребенок, – говорит он, и в голосе его слышится легкая грусть. – Поздравляю!
– Позвольте вам представить Остин Элизабет.
Гаррет гладит шелковистые кудряшки Остин и улыбается, но радостные огоньки в его глазах гаснут.