Список заветных желаний Спилман Лори

Глава 22

Февраль – самый короткий месяц в году, но мне кажется, он тянется бесконечно. Дни стоят серые, ненастные, и это настроения не улучшает. Каждый день посылаю Зои открытки, цветы и воздушные шарики. В прошлую пятницу ее выписали из больницы, а в понедельник увезли туда вновь. Похоже, у бедной девочки не хватает сил справиться с болезнью. Мне, отделенной от нее расстоянием в две тысячи миль, остается лишь изнывать от сознания собственной беспомощности.

Сегодня – тринадцатый день, как я живу в мамином доме. Если, конечно, исходить из того, что после каждой ночевки в Джошуа-Хаусе отсчет времени начинается вновь. Внутри у меня все сжимается, когда я вспоминаю слова Джоада: «Мне просто казалось, именно ты намерена неукоснительно соблюдать волю мамы». Неужели он прав и мама не хотела, чтобы я поселилась в ее доме? Учитывая все мои потери, оставить меня без крова было бы жестоко. А маму никто и никогда не мог обвинить в жестокости.

И все же упрек Джоада постоянно звучит у меня в ушах. Утром в субботу я решаю продолжить поиски жилья. Надо съездить в Пилсен, посмотреть, какие квартиры там предлагаются, а после сообщить Джоаду и Брэду, что мне вновь не удалось подобрать ничего подходящего. И все мы со спокойной совестью будем жить дальше.

В Пилсене царит оживление. Мне говорили, что здесь расположены лучшие в городе мексиканские рестораны. Проезжая по улицам, я отмечаю, что атмосфера действительно проникнута латиноамериканским духом. На одном углу – мексиканская булочная, на другом – мексиканская бакалея. Повсюду продаются мексиканские сувениры и поделки. Да, этот этнический заповедник выглядит очень привлекательно. И, судя по всему, здесь полно людей, занятых поисками новой жизни… В точности как я.

Я поворачиваю направо и оказываюсь на тихой улице. Асфальт здесь покрыт бесчисленными выбоинами, дома, как и во всем Пилсене, по большей части довоенной постройки, невысокие, обшитые деревом. Почти все отчаянно нуждаются в ремонте. Проехав мимо пустыря, усеянного бутылками и жестяными банками, я решаю, что видела достаточно.

Что ж, я выполнила свой долг и теперь с чистой совестью могу сказать, что потратила субботнее утро на поиски квартиры. Но прежде, чем я успеваю развернуться и умчаться прочь, взгляд мой привлекает вывеска «Сдается квартира». Я подъезжаю ближе и вижу симпатичный дом из красного кирпича… Тот самый дом, на который я положила глаз в Интернете месяца полтора назад! Поверить не могу, что до сих пор не нашлось людей, желающих здесь поселиться. Это может означать только одно: внутри царит полный отстой. Но снаружи дом выглядит очень привлекательно.

Двор огорожен железной решеткой, каждое из пяти окон украшено декоративными ярко-желтыми карнизами. Десяток бетонных ступенек ведет к двойным дверям, по обеим сторонам крыльца – вазы с пластиковыми цветами. Сразу видно, владелец, кто бы он ни был, гордится своим домом.

Я задумчиво барабаню пальцами по рулю. Несомненно, дом выглядит очень мило, но разве я хочу покинуть мамин великолепный особняк и перебраться сюда? На Астор-стрит мне так комфортно и уютно. Уверена, это вполне отвечает желаниям мамы.

Я уже собираюсь уехать, но тут из дома выходит юная девушка. Я с интересом разглядываю ее. Высота ее каблуков не менее четырех дюймов. Она спускается по ступенькам, и я невольно жмурюсь, опасаясь, что она сейчас подвернет ногу и свалится. Пышная задница затянута в узкие черные джинсы, легкая ярко-желтая куртка явно не подходит для такого холодного дня.

Благополучно спустившись по лестнице, девушка выходит за ворота и замечает, что я, сидя в машине, наблюдаю за ней. Не успеваю я придать лицу равнодушное выражение и отвернуться, как она расплывается в улыбке и машет мне рукой. Этот жест, приветливый и дружелюбный, внушает мне такое доверие, что я опускаю переднее окно и делаю ей знак подойти.

Когда девушка приближается, я вижу на кармане куртки надпись: «Школьный Оркестр СШБХ». СШБХ – это, скорее всего, средняя школа Бенито Хуарес.

– Добрый день, – говорю я. – Простите, что беспокою, но мне хотелось бы узнать, этот дом все еще сдается?

Девушка вытаскивает изо рта жвачку, бросает ее в сугроб и наклоняется к открытому окну. В каждом ее ухе – с полдюжины серег разных форм и размеров.

– Конечно сдается, – кивает она. – Но почему вы сказали «все еще»?

– Я видела фото этого дома в Интернете больше месяца назад.

– Вы, похоже, ошиблись. – Моя собеседница качает головой. – Это объявление висит всего пару часов. И поверьте, моя мама понятия не имеет, как пользоваться Интернетом.

Не сомневаюсь, что ошибается именно она, но спорить бессмысленно.

– Дом принадлежит вашей маме?

– Кому же еще? – улыбается девушка. – Она впервые решилась пустить жильцов. На прошлой неделе мы закончили ремонт в комнатах на втором этаже и решили, зачем им зря пустовать.

Энергия и жизнерадостность, исходящие от этой юной особы, передаются мне.

– Ну, долго пустовать они не будут, – говорю я с улыбкой. – Дом очень красивый, и вы без труда найдете жильцов.

– А вы ищете квартиру?

– Да, – говорю я не слишком уверенно и поспешно добавляю: – Но у меня собака.

Девушка хлопает в ладоши так громко, что я с опаской кошусь, не треснули ли ее оранжевые ногти.

– Мы с мамой обожаем собак! Конечно, если они не злые и не кусачие! У нас йоркширский терьер. Невероятный милашка. Помещается у меня на ладони, в точности как чихуахуа Перис Хилтон. Идемте. Мама сейчас дома, так что вы сможете обо всем договориться. Квартира вам понравится, сто процентов! Стоит вам ее увидеть, не захотите больше искать.

Она тараторит так быстро, что я не успеваю ничего возразить. Бросаю взгляд на часы. Еще нет двенадцати. Впереди целый день, и заняться мне все равно нечем.

– Хорошо, пожалуй, я взгляну на квартиру. Если вы уверены, что ваша мама не будет возражать.

– Возражать? Да она будет страшно рада! Есть только одна проблема… Она неважно говорит по-английски.

Бланка и Селина Руис больше похожи на сестер, чем на мать и дочь. Я пожимаю мягкую смуглую руку Бланки и вслед за ней поднимаюсь по лестнице, отделанной ореховыми панелями. Она распахивает дверь, отступает в сторону и делает широкий приглашающий жест.

Крохотная квартирка напоминает кукольный домик, но в такой холодный серый день, как сегодня, она кажется скорее уютной, чем тесной. Одна из двух комнат служит гостиной и кухней одновременно, у стены красуется мраморный камин. Вторая – спальня, размером чуть больше маминого стенного шкафа. К спальне примыкает ванная, где стены выложены розовой и черной плиткой. Ванна стоит на подставках в виде когтистых лап, раковина водружена на высокий пьедестал. Вся квартира с легкостью разместилась бы в гостиной маминого дома. Как и у мамы, полы здесь покрывает наборный паркет, стены обшиты панелями.

– Шкаф для ванной мы недавно купили в «Икеа», – с гордостью сообщает Селина. – У них там классные вещи.

Я открываю шкаф и заглядываю внутрь, словно его достоинства могут повлиять на мое решение. Хотя на самом деле до шкафа мне нет никакого дела. Я уже все решила.

– Вам нравится, как мы здесь все устроили? – щебечет Селина. – Я сказала маме, в ванной не надо никаких медных кранов под старину.

– Все просто чудесно! – восклицаю я с несколько преувеличенным энтузиазмом.

Бланка хлопает в ладоши, уловив смысл моих слов, и по-испански говорит что-то дочери.

– Мама говорит, вы ей нравитесь, – поворачивается ко мне Селина. – Она просит узнать, хотите ли вы у нас жить.

– Хочу! – улыбаюсь я. – S! S!

Пока я подписываю договор аренды, Селина болтает без умолку. Сообщает, что родилась уже в Америке. Что касается ее матери, она выросла в деревне неподалеку от Мехико и переехала в США с родителями, двумя сестрами и братом, когда ей было семнадцать лет.

– Но еще до того, как маму записали в школу, выяснилось, что она беременна мной. Вся семья – мы с мамой, бабушка, дедушка, дядя, две тети – жила тут неподалеку, в доме за углом. Mis abuelos – мои бабушка и дедушка – живут там по-прежнему.

– А когда вы с мамой перебрались сюда? – спрашиваю я.

– Примерно год назад. Мама работает поваром в ресторане «Эль тапатио», это в квартале отсюда. Она всегда говорила, что настанет день и у нас с ней будет собственный дом. Год назад, когда этот дом выставили на продажу, выяснилось, что мама скопила достаточно денег для первого взноса. Она поверить не могла в такую удачу! Семь месяцев ушло, чтобы привести его в порядок! Но мы это сделали, да, мама?

Она обнимает мать, и Бланка сияет от гордости, словно понимает все, что сказала дочь.

Ее жизненная история чем-то напоминает мамину. Я уже собираюсь сказать им об этом, но вовремя останавливаюсь. Честно говоря, различий между двумя судьбами куда больше, чем совпадений. Вновь с чувством острого стыда я сознаю, что в этой жизни мне незаслуженно повезло.

Выходные я провожу, пакуя свои вещи и перевозя их в Пилсен. Утром в понедельник те же самые грузчики, которые в ноябре помогали мне опустошить квартиру Эндрю, перевозят кое-какую мебель из особняка на Астор-стрит в мое новое пристанище. Мне очень хочется взять мамину железную кровать, но она не влезет в крошечную спальню. К тому же ее место здесь, в этом доме. Кровать будет ждать, когда я приду сюда в гости, в точности так, как ждала меня мама.

Я беру с собой кровать из своей бывшей детской и платяной шкаф красного дерева. Прошу грузчиков поставить у камина глубокое мягкое кресло и по обеим сторонам от него пару разрозненных кофейных столиков. Еще один столик, который я отыскала на чердаке маминого дома, занимает место перед диваном. Терракотовая лампа семидесятых годов прошлого столетия, которую я купила в комиссионке, смотрится на нем очень стильно.

Из картонной коробки я достаю четыре миски и тарелки, которые позаимствовала у мамы, и ставлю их в кухонный шкаф рядом с парой кастрюлек и сковородок. В ванной расставляю на полочках замечательного шкафа из «Икеа» свою косметику и вешаю три полотенца.

Распаковав последнюю коробку и разложив вещи по своим местам, я зажигаю с полдесятка свечей и открываю бутылку вина. Комнату заливает мягкий янтарный свет. Я залезаю на диван с книгой в руках, Руди сворачивается калачиком рядом.

Из ноутбука льется негромкая музыка. Через несколько минут я, вполне довольная своим новым жилищем, забываюсь в сладкой дреме.

Приближается март, и меня охватывает паника. Прошла уже половина отпущенного мне срока, а я достигла всего лишь пяти целей. Надеюсь, что отношения с отцом все же удастся наладить, но как быть с оставшимися четырьмя, не имею понятия. В ближайшие полгода я должна влюбиться, родить ребенка, завести лошадь и купить красивый дом. Если не считать дурацкой лошади, все эти цели связаны с обстоятельствами, которые мне неподвластны.

В воскресенье, ощущая настоятельную потребность развеяться, еду в Эванстон. Все еще слегка подмораживает, но ослепительно-яркое солнце обещает скорый приход весны. Приоткрыв окно машины, я глубоко вдыхаю свежий прохладный воздух и внезапно ощущаю приступ острой тоски по маме. Весна – ее любимое время года. Пора любви и надежды, так она говорила. Как жаль, что она больше не увидит весны.

Шелли встречает меня в дверях дома с Эммой на руках. На ней белоснежная блузка и узкие брюки. Замечаю, что губы у нее подкрашены, а непокорные вьющиеся волосы аккуратно ложены.

– Отлично выглядишь! – говорю я, забирая у нее из рук свою спящую племянницу.

– Тревор тут опять меня насмешил! – говорит она, когда мы устраиваемся за столом в залитой солнцем кухне. – Мы с ним тут разучивали песенку «Пять маленьких кроликов», и сегодня утром я попросила его спеть. Просто со смеху каталась, слушая, как он лепечет про «пять коликов».

С удивлением отмечаю про себя, что картавость Тревора перестала быть для нее болезненным вопросом.

– Вы не начали учить его китайскому? – осторожно спрашиваю я.

– Теперь это ни к чему! – хохочет Шелли. – Я больше не собираюсь водить компанию с чокнутыми мамашами и их продвинутыми отпрысками. Сегодня я разговаривала с главным врачом своей клиники. В мае возвращаюсь на работу!

– Шелли, я так за тебя рада! И что же стало последней каплей, переполнившей чашу твоего терпения?

Шелли ставит на стол чашки:

– Думаю, поездка в Новый Орлеан, в которую мы отправились по твоему совету. Мы с Джеем снова стали влюбленной парой, а не мамочкой и папочкой. А когда пришло время собираться домой, я расплакалась. – Шелли пристально смотрит на меня. – Я никогда никому в этом не признаюсь, кроме тебя и Джея. Ты знаешь, я очень люблю своих детей. Но мысль о том, что я снова буду целыми днями торчать дома, читать «Кот в шляпе» и «Дора-исследователь», показалась мне просто убийственной. В общем, я сказала Джею, что роль домашней мамочки не для меня. Он ответил просто: «Тогда возвращайся на работу». Никаких упреков, никаких уговоров. На прошлой неделе он переговорил с деканом своего факультета. Ему обещали дать длительный отпуск. Поработает до конца семестра и уйдет на год. А потом посмотрим.

– Значит, Джей собирается стать домашним папочкой?

– По крайней мере, он не прочь попробовать, – пожимает плечами Шелли. – И знаешь что? Мне кажется, он в этой роли будет совершенно счастлив. Ты знаешь сама, терпения у него куда больше, чем у меня.

Мы пьем чай, болтаем и смеемся, когда в кухню врывается Джей в спортивных штанах и куртке. Лицо его разгорелось от бега. Увидев меня, он расплывается в улыбке.

– Привет! Счастлив видеть свою обожаемую сестричку! – Джей оборачивается к жене. – Милая, а ты уже сказала Бретт, что мы задумали в следующую субботу?

– Как раз собиралась. – Шелли пристально смотрит на меня. – У нас к тебе предложение. На кафедре Джея появился новый препод, доктор Герберт Мойер. Какой-то крутой профессор, которого переманили из Пенсильванского университета.

Джей залпом выпивает стакан воды и вытирает рот.

– Один из лучших в мире специалистов по византийскому завоеванию Болгарии, – добавляет он.

Взгляд Шелли красноречиво говорит: «Что это за хрень?» Она пожимает плечами:

– Он недавно перебрался в Чикаго и еще не успел завести здесь друзей.

– Бедняга! – сочувственно вздыхаю я.

– Мы решили, было бы неплохо вас познакомить. – Джей, похоже, не замечает моего сарказма. – Скажем, устроить в субботу обед и пригласить вас обоих.

Свидание вслепую с каким-то византийским занудой кажется мне таким же привлекательным, как Шелли – тусовка с местными вундеркиндами и их гордыми мамашами.

– Спасибо за заботу, – роняю я, – но мне эта идея кажется не слишком удачной.

Шелли бросает на меня любопытный взгляд:

– А ты что, уже с кем-нибудь встречаешься?

Я приглаживаю мягкие волосики Эммы и мысленно анализирую ситуацию на своем любовном фронте. Если не считать мимолетного эпизода с Брэдом, там царит полное затишье. Ни единого свидания! Воистину, я достойна жалости. Потягиваюсь на стуле, пытаясь придать лицу загадочное и многозначительное выражение. Тут на ум мне приходит доктор Тейлор. Очень кстати!

– Есть один человек, с которым я постоянно разговариваю по телефону. Он психиатр, который наблюдает одного моего ученика. Пару раз мы с ним пытались встретиться, но всегда возникали какие-то препятствия.

– Это тот старый вдовец, о котором ты рассказывала? – хмурится Шелли. – Ну, это не серьезно.

– Уверена, он замечательный человек, – заявляю я, вскинув подбородок.

– Жаль только, стар, как Реджис Филбин! – усмехается Джей и гладит меня по голове. – Послушай, если ты познакомишься с Гербертом, это тебя ни чему не обяжет. Обещаю, он тебя не укусит. К тому же время идет!

– Не напоминай мне об этом! – шумно вздыхаю я. – Пять оставшихся целей меня доконают. Найти свою любовь и родить ребенка – это два главных события в жизни любого человека. От наших желаний здесь мало что зависит. Нельзя сказать: «Сегодня я, пожалуй, влюблюсь» – выйти на улицу и – бац! – встретить мужчину своей мечты. Сердцу, как говорится, не прикажешь. Да и родить ребенка несколько сложнее, чем сходить в супермаркет и купить там пачку спагетти.

– Кто же с этим спорит, – говорит Шелли. – Именно поэтому ты должна использовать каждый шанс. Не упускать ни одной возможности познакомиться с мужчиной. Чем больше у тебя знакомых мужчин, тем выше вероятность найти того, кто тебе нужен.

– Боюсь, подобный расчет не работает, – усмехаюсь я, целуя макушку Эммы. – Ладно, расскажите, что он за тип, этот Герберт? И откуда у него такое дурацкое имя?

– Известно откуда – родители назвали, – смеется Джей. – Родители его, кстати, состоятельные люди. У отца более тридцати патентов на изобретения. У них несколько домов на Восточном побережье и к тому же собственный остров в Карибском море. И Герберт – их единственный сын.

– Ну, такой выдающийся кадр вряд ли заинтересуется скромной школьной учительницей, живущей в Пилсене, – пожимаю я плечами.

Шелли сердито машет рукой:

– Но это же временно. Джей рассказал ему про тебя и про то, что ты получишь наследство на определенных условиях.

У меня отвисает челюсть.

– Это еще зачем?! – рычу я, прожигая Джея взглядом. – Не знала, что ты страдаешь недержанием речи!

– Но он же должен знать, что вы люди одного круга, – оправдывается Джей.

Я замолкаю, охваченная чувством внезапной неловкости. Разве сама я не была такой совсем недавно? Разве мое отношение к людям не определяли деньги, которые они зарабатывают, дома, в которых они живут? Стыдно признаться, но это так. Разве, познакомившись с человеком, я не стремилась немедленно выяснить, чем он занимается? Или мы с Эндрю водили компанию исключительно с богатыми и преуспевающими людьми благодаря игре случая? Нет, вряд ли. Именно поэтому мама хотела, чтобы я сменила колею, свернула со скоростного шоссе, по которому мчалась неведомо куда. Теперь еду я медленнее и на дороге встречаются ухабы и рытвины, но путешествие доставляет мне истинное удовольствие.

– Так или иначе, сейчас я обычная учительница и живу в крохотной квартирке. Если он не хочет знакомиться с такой женщиной, пусть катится к чертям! – заявляю я.

– Бретт, ты во власти предубеждения! – качает головой Шелли. – Не будь такой суровой. Если ты пообедаешь в его обществе, от тебя не убудет. Думаю, в следующую субботу…

К счастью, у меня звонит мобильный, прерывая тягостный разговор.

– Это Джонни. Я должна ответить.

Джей забирает у меня Эмму, Шелли подходит к раковине и наполняет водой чайник.

– Привет, Джон. Как себя чувствует Зои?

– Привет, Бретт. У меня хорошая новость. Кажется, Зои окончательно пошла на поправку. Скоро ее выпишут домой.

– Как я рада! – восклицаю я, поворачиваюсь к Шелли и поднимаю большой палец. – У тебя, наверное, камень с души свалился!

– Еще бы. Мы оба ждем не дождемся, когда ты к нам приедешь.

Несколько мгновений я молчу, потом неуверенно переспрашиваю:

– Правда?

– Да, если ты не против, будет лучше, если ты приедешь в Сиэтл. Я пришлю тебе билет на самолет.

– Нет! Нет, что ты! Я куплю билет сама.

– Послушай, об этом не может быть и речи. Так мы можем надеяться, что ты приедешь?

Я прикусываю губу, чтобы сдержать идиотскую блаженную улыбку.

– Думаю, я смогу взять отпуск на пару дней. Постараюсь приехать в марте. К тому времени Зои уже полностью выздоровеет.

– Ловлю тебя на слове! Мы умираем от нетерпения тебя увидеть. Бретт, сейчас я должен вернуться к Зои. Ее доктор с мнуты на минуту принесет документы на выписку. Посмотри расписание авиарейсов и выбери что-нибудь подходящее.

Я нажимаю кнопку отбоя. В голове у меня так легко и пусто, словно я вот-вот потеряю сознание.

– Ну, как там у них дела? – спрашивает Джей.

– Зои поправилась, и я наконец-то встречусь с отцом! И с сестрой, конечно.

– Ох, Бретт! – Шелли сжимает меня в объятиях. – Я так за тебя рада!

– Похоже, твоя жизнь налаживается, – изрекает Джей. – Для полного счастья тебе осталось только познакомиться с Гербертом.

Глава 23

В следующую субботу я отправляюсь в центр города. Поездка – сначала на автобусе, потом на поезде – занимает сорок минут. Но мне необходимо купить бутылку хорошего вина для обеда с Джеем и Шелли… и неведомым Гербертом, пропади он пропадом! Всякий раз, когда я думаю об этом дурацком свидании, у меня внутри все болезненно сжимается. Я уже не в том возрасте, чтобы бегать на свидания вслепую. Да и когда была моложе, подобные приключения меня не слишком привлекали. В рейтинге свиданий свидания вслепую занимают самую нижнюю строку. Если можно так выразиться, подобное свидание – это урок смирения. Приходишь на него и понимаешь, чего ты заслуживаешь, по мнению других людей.

В час дня добираюсь до «Фокс энд Обель» и покупаю бутылку аргентинского «Мальбека» 2007 года. С драгоценной добычей, упакованной в коричневый бумажный пакет, я отправляюсь на станцию.

Сегодня там полно народу. Толпа несет меня к турникетам. И тут я вижу его! Мистер Барберри! Человек, посадивший мне на куртку кофейное пятно. В последний раз мы с ним встретились утром в День благодарения. Он совершал пробежку вдоль берега озера Мичиган в сопровождении черного лабрадора. Он уже прошел через турникет и спускается по ступенькам на платформу.

Раздвигая толпу локтями, я пробираюсь к турникету, прохожу и несусь к эскалатору, налетая на бесчисленных туристов. Отчаянно вытягиваю шею, надеясь увидеть мистера Барберри. Сердце мое колотится где-то в горле. Куда он запропастился? Оказавшись на эскалаторе, я бегу по ступенькам вниз, бесцеремонно толкая тех, кто предпочитает спокойно ехать. Мистера Барберри нигде не видно. Я на полпути вниз, когда до меня доносится грохот подъезжающего поезда. Человеческое стадо на левой стороне платформы приходит в движение. Люди подхватывают сумки, засовывают в карманы телефоны и начинают метаться туда-сюда.

Вот он! Спокойно стоит на платформе, ждет поезда, идущего в северном направлении. Прижимает к уху телефон и улыбается. Мое сердце делает рискованный пируэт. Может, я успею на этот поезд. Плевать, что мне нужно в другую сторону. Главное, я наконец-то познакомлюсь с мистером Барберри!

– Простите, – бормочу я, пытаясь обойти девушку, преградившую мне путь.

Она слушает свой айпод и не обращает на окружающий мир ни малейшего внимания. Я толкаю ее без всяких церемоний, она огрызается, но я даже не оборачиваюсь. Несусь по ступенькам вниз, расталкивая бездельников, желающих спокойно ехать на эскалаторе. Я уже почти в самом низу, когда двери поезда открываются. Поток пассажиров устремляется на выход, и на несколько мгновений я теряю мистера Барберри из виду. Меня охватывает паника. Но в следующую секунду я снова вижу его. Благодаря своему росту он возвышается над толпой, да и темные волнистые волосы делают его приметным. Он стоит чуть в стороне от дверей, пропустив вперед пожилую женщину. Я мчусь по платформе, едва касаясь ее ногами. Последние пассажиры уже вошли. От дверей вагона меня отделяет еще несколько футов.

Раздается двойной звонок, и мелодичный голос произносит: «Двери закрываются». Я прибавляю скорость, хотя, казалось, это уже невозможно.

Проклятая дверь закрывается перед самым моим носом. Я отчаянно стучу по стеклу.

– Подождите!

Поезд как ни в чем не бывало трогается. В окно я вижу мистера Барберри. По-моему, он тоже видит меня. Да-да, конечно! Он поднимает руку и машет.

Интересно, что он хочет сказать: «привет» или «прощай»? Узнать это мне не суждено, остается только помахать в ответ.

Мысли о загадочном мистере Барберри не оставляют меня по дороге к Джею и Шелли. А что, если сейчас вдруг выяснится, что герой моих сладких грез – не кто иной, как Герберт Мойер? В этом мире возможно все. Разве не удивительно, что через пару недель я встречусь с отцом и сестрой, о существовании которых еще недавно не подозревала? Вдруг сегодня произойдет еще одно чудо? Размечталась, дурочка, одергиваю я себя. И все же, подъезжая к дому, я чувствую, что в животе у меня порхают бабочки. Я так давно не была на свидании. О чем мы с ним будем говорить? Вдруг я его разочарую?

Сердце мое колотится так сильно, что даже пальто на груди начинает трепетать. И зачем я только на это согласилась? Впрочем, ответ мне прекрасно известен. Я согласилась познакомиться с этим Гербертом, потому что в ближайшие полгода мне необходимо влюбиться и завести детей. Тяжело вздохнув, я звоню в колокольчик.

– Есть кто-нибудь дома? – кричу я, открывая дверь.

– Привет! – Джей выбегает в коридор и окидывает меня взглядом. – Вау! Классно выглядишь! Не будь ты моей сестрой, я бы в тебя влюбился.

На мне узкая черная юбка, черные колготки, джемпер в обтяжку и черные лодочки, в которых я чувствую себя настоящей мазохисткой. Целую Джея в щеку и шепчу:

– И все эти усилия ради неведомого Герберта. Надеюсь, он того стоит.

До меня доносятся шаги. Я поворачиваюсь, и предо мной предстает сошедший с Олимпа греческий бог.

– Доктор Мойер, познакомьтесь с моей сестрой Бретт, – говорит Джей.

Герберт подходит и протягивает руку. Крупную мужскую руку, сильную и нежную одновременно. Его ясные голубые глаза устремлены прямо на меня. Все мысли о мистере Барберри улетучиваются без остатка.

– Добрый вечер, Бретт! – Он улыбается, его безупречно правильные черты полны приветливости и симпатии.

– Добрый вечер, Герберт! – бормочу я и таращусь на него, позабыв о приличиях.

Неужели мой брат считает, что я достойна подобного экземпляра? Чувствую себя польщенной.

Манеры доктора Мойера столь же безупречны, как и его спортивный пиджак от «Армани». Я с восхищением наблюдаю, как после обеда он потягивает бренди, изящно зажав ножку хрустального бокала между средним и указательным пальцем. Каждое его движение дышит благородством и изысканностью. Да, это, конечно, породистый грейхаунд, а не дворняжка вроде моего Руди.

Не пытаясь даже вникнуть в разговор о Древней Греции, я попиваю бренди и размышляю о том, до какой степени вульгарное имя Герберт не подходит этому греческому богу.

– Герберт, – забывшись, бормочу я вслух.

Три пары глаз устремляются на меня.

Два бокала вина и бренди сделали свое дело, позволив мне отбросить застенчивость.

– Почему вас назвали Гербертом? – неожиданно для самой себя спрашиваю я.

У Джея глаза лезут на лоб. Он никак не ожидал, что я способна на подобную бестактность. Шелли делает вид, что читает наклейку на бутылке бренди. Один Герберт ничуть не смущен.

– Это имя передается в нашей семье из поколения в поколение, – отвечает он со смехом. – Меня назвали в честь дедушки. Время от времени я пытался пользоваться уменьшительными именами, но Герб звучит как-то слишком ботанически, а вариант Берт тоже не вызвал у меня энтузиазма. К тому же моим лучшим другом все школьные годы был парень по имени Эрнст Уокер, и, честно признаюсь, мы с ним не были самыми крутыми ребятами в классе. Страшно подумать, какая лавина шуток насчет Берта и Эрни обрушилась бы на наши бедные головы, вздумай я только называться Бертом.

Я покатываюсь со смеху. Кто бы мог подумать? Греческие боги тоже обладают чувством юмора.

– Значит, вы называли себя только полными именами, и ни одному идиоту не пришло в голову, что вы тезки героев «Улицы Сезам»? – спрашивает Джей.

– Ни одному, на наше счастье. – Герберт поднимает указательный палец, словно стоит на профессорской кафедре. – Хотя, если быть справедливым, наши одноклассники были не идиотами, а обыкновенными придурками. Тут есть некоторая разница. По умственному развитию идиот соответствует рехлетнему ребенку, а придурки застревают между семью и двенадцатью годами.

Все мы таращимся на него, на несколько мгновений лишившись дара речи. Наконец Джей разражается смехом и хлопает Герберта по плечу:

– Сразу видно матерого препода! – Он протягивает руку к бутылке бренди. – Еще по одной, старый зануда?

После полуночи мы прощаемся с Джеем и Шелли. Герберт провожает меня до машины. Мы стоим под небом, усеянным звездами, я прячу замерзшие руки в карманы пальто.

– Приятный получился вечер, – говорю я.

– Да, очень. Мне бы хотелось увидеться с вами снова. На следующей неделе у вас будет свободный вечер?

Я жду, что сердце мое вновь начнет вытворять акробатические прыжки, но оно, как ни странно, продолжает биться спокойно и ровно.

– Да, в среду вечером я свободна.

– Что, если мы встретимся часов в семь и поужинаем вместе?

– Звучит заманчиво.

Он целует меня в щеку и открывает дверцу моей машины:

– В понедельник непременно позвоню вам, и мы обо всем договоримся. Будьте осторожны за рулем.

Я киваю и трогаюсь с места. Любопытно, какое впечатление Герберт произвел бы на маму? Сочла бы она, что он достоин стать моим мужем и отцом моих детей? Думаю, да. И в том, что мы с Гербертом встретились, есть немалая мамина заслуга. На перекрестке я озираюсь по сторонам и замечаю на пассажирском сиденье бутылку «Мальбека», за которой сегодня ездила в город. Поездка оказалась совершенно бессмысленной, если не считать того, что я снова встретила мистера Барберри.

Следующие три недели тают так же быстро, как последние островки снега. В среду вечером мы с Гербертом выполняем свое намерение и ужинаем вместе. За этим ужином следует десяток телефонных звонков и пять-шесть свиданий, причем каждое оказывается чуточку увлекательнее предыдущего. У Герберта бездна качеств, которые приводят меня в восторг. Когда я рассказываю что-нибудь смешное, он начинает улыбаться прежде, чем дело доходит до кульминации, и я нахожу это страшно милым. Вечером, разговаривая со мной по телефону, он сообщает, что больше никому звонить не будет, так как хочет отойти ко сну с моим голосом, звучащим в ушах. Это тоже невероятно трогательно.

Но есть кое-какие вещи – мелкие, незначительные, ерундовые, – которые меня слегка коробят. Например, он абсолютно всем представляется доктором Мойером, словно официантки и метрдотели обязаны знать, что перед ними не простой смертный. Все они, разумеется, воображают, что перед ними врач, а не обладатель докторской степени по истории, но он предпочитает оставить их в этом заблуждении.

Но разве я сама не разъясняла Меган и Шелли, что совершенство и реальная жизнь – две вещи несовместные? Что, проходя свой жизненный путь, мы неизбежно должны идти на компромиссы? К тому же понятие «компромисс» вряд ли можно применить к Герберту. Если быть объективной, мне с ним крупно повезло.

Вчера мы отмечали День Святого Патрика, который в Чикаго празднуется особенно бурно. С Эндрю мы обычно накачивались зеленым пивом на берегу реки, а с Гербертом ужинали при свечах, причем ели ирландское фондю, которое он приготовил собственноручно. Это было невероятно изысканно и аристократично. Покончив с едой, мы смотрели «Однажды», романтический музыкальный фильм, действие которого происходит в Дублине. Потом вышли на балкон его дома и любовались залитым лунным светом озером Мичиган. С озера дул прохладный ветерок, и Герберт набросил мне на плечи свой пиджак. Прижав меня к груди, он указал на звезды:

– Большой Ковш обычно считают созвездием, но на самом деле это астеризм, который входит в состав крупного созвездия Большая Медведица.

– Угу, – пробормотала я, глядя на звездную россыпь. – Подумать только, в следующий четверг я буду лететь по небу, направляясь в Сиэтл.

– Я буду по тебе скучать, – сказал он, касаясь щекой моих волос. – С каждым днем я привязываюсь к тебе все сильнее.

Выражение показалось мне настолько идиотским, что я не сумела сдержать ухмылку.

– Привязываешься все сильнее? Хорошо сказано! Так и вижу бедного козлика, накрепко привязанного к колышку!

У него глаза полезли на лоб, и я поняла, что зашла слишком далеко. Но мгновение спустя лицо его просияло, и он расплылся в ослепительной белозубой улыбке:

– Согласен, моя милая насмешница, я выражаюсь несколько старомодно. Ты уж прости меня, замшелого ботаника. Впрочем, у нас, ботаников, есть бездна всяких достоинств.

– Каких же? – с улыбкой спросила я.

– Ну, во-первых, мы редко бываем остолопами и знаем, как добиться успеха. Во-вторых, мы не привыкли бросать слов на ветер. Мы надежны и ценим хорошее отношение. – Он устремил взгляд вдаль. – В общем, лучших кандидатов в законные мужья трудно отыскать.

Четыре года я ждала, когда Эндрю пожелает стать моим законным мужем, но так и не дождалась. А Герберт выразил это желание после шести свиданий.

Я теснее прижалась к нему.

– Вижу, что ботаники – это настоящий клад, – прошептала я, ничуть не кривя душой.

Яркие лучи утреннего солнца проникают в окно моего офиса, и я тихонько напеваю себе под нос, складывая в портфель книги и бумаги. Ищу коробку с акварельными красками, предназначенными для моего нового ученика, когда раздается телефонный звонок. Это Гаррет.

– Как я рад, что застал вас. Вчера вечером у Питера был очередной приступ буйства. Отомн, его мать, не могла с ним справиться. К счастью, соседи услышали шум и прибежали на помощь. Боюсь даже думать о том, что вытворял Питер.

– Бедная Отомн! – вздыхаю я, воображая кошмарную сцену.

– Я только что разговаривал по телефону с сотрудником Медицинского центра Кук-каунти, который занимается программой «Новый путь». Они согласны принять Питера. На следующей неделе он поступит в больницу. Что касается ваших занятий, их придется прекратить.

Как ни странно, это известие повергает меня в печаль. Несмотря ни на что, я надеялась на счастливый поворот событий. Надеялась, что Питер бросит свои закидоны, вернется в нормальную школу, где дети не нуждаются в помощи профессиональных психиатров.

– Но я даже не попрощалась с Питером.

– Я передам ему привет от вас.

– А еще скажите, что я восхищаюсь его интеллектом и желаю ему удачи.

– Непременно. – Несколько мгновений Гаррет молчит, а когда заговаривает вновь, голос его звучит особенно ясно. – Есть случаи, Бретт, в которых вы неспособны помочь, и с этим нужно смириться. Я понимаю, что для вас, молодой идеалистки, это суровый урок. Когда я только начинал работать в этой сфере, мне пришлось вынести несколько подобных уроков.

– У меня такое чувство, словно я предала его, – вздыхаю я. – Возможно, будь у меня побольше времени…

– Это ничего бы не изменило, – перебивает он непререкаемым тоном. – Бретт, я не позволю вам попусту терзаться. Вы сделали все, что было в ваших силах. И оказали мне неоценимую помощь. Работать с вами было огромным удовольствием.

– И с вами тоже, – говорю я дрогнувшим голосом. Мысль о том, что теперь наши телефонные разговоры прекратятся, повергает меня в отчаяние. Я успела проникнуться доверием к этому человеку. Мне будет страшно его не хватать. – Хочу поблагодарить вас, Гаррет, – лепечу я. – Вы очень много сделали не только для Питера, но и для меня. В последнее время жизнь меня не баловала, и если мне удалось сохранить душевное равновесие, то во многом благодаря вам.

– Рад, если это так, – отвечает он; в трубке вновь повисает молчание, а потом он произносит более беззаботным тоном: – Бретт, вы помните, что обещали выпить со мной?

Вопрос застает меня врасплох. Разговор о возможной встрече мы не заводили давным-давно. Много воды утекло с того унылого январского дня, когда мне показалось, что Гаррет – именно тот мужчина, в которого я смогу влюбиться. Теперь я встречаюсь с человеком, который может бороться за звание самого привлекательного мужчины в Чикаго. И все же доктор Тейлор по-прежнему дразнит мое воображение. Задумчиво потираю виски и бормочу:

– Да, конечно… помню…

– Не слышу энтузиазма, – смеется Гаррет.