Список заветных желаний Спилман Лори
– Мы можем заниматься здесь. Моя соседка на работе.
В комнате нет ни одного стула, и мне остается только присесть на кровать рядом с Санквитой. Я стараюсь не смотреть на ее опухшие руки, воспаленные веки и розовые полосы на коже, похожие на свежие расчесы.
– Тебе нравится здесь жить? – спрашиваю я, доставая из сумки учебники.
– Да так, ничего, – пожимает она плечами. – В общем, здесь нормально. До этого я жила в другом приюте, вот там была полная жесть. Там у меня украли кошелек, а одна чокнутая тетка все время на меня наезжала. Один раз даже набросилась с кулаками.
– Господи, какой ужас! Досталось тебе?
– Насчет меня – плевать. Но она могла навредить малышу. Короче, после этого я перебралась сюда.
– Хорошо, что сейчас ты в безопасности. А как твое самочувствие?
– Ничего, – вновь пожимает она плечами. – Все время чувствую себя усталой, а так все нормально.
– Ты должна заботиться о себе. Скажи, может, я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Помогите мне получить свидетельство об окончании школы. Пусть малыш знает, что его мама была не какой-то там безграмотной дурой.
Она говорит «была», и это ударяет меня по ушам. Судя по всему, девочка больна очень серьезно.
– Что ж, давай приниматься за дело, – говорю я и открываю учебник химии.
Через час мне приходится сделать над собой усилие, чтобы закончить урок. С такой ученицей, как Санквита, можно заниматься бесконечно. Химия дается ей нелегко, но она слушает мои объяснения с напряженным вниманием и не отступает, не разобравшись во всех сложностях.
– Обычно химия для меня – настоящая засада, – признается она. – Но сегодня я все поняла.
Она не говорит, что подобным успехом обязана мне. Более того, я и сама так не считаю. Однако внутри у меня все поет от гордости.
– Вижу, прилежания тебе не занимать. – Я складываю учебники в сумку. – И способностей тоже.
– Когда вы еще придете? – спрашивает Санквита, разглядывая собственные ногти.
Я открываю свой ежедневник:
– А когда ты хотела позаниматься?
– Завтра? – предлагает она.
– Разве ты успеешь до завтра сделать домашние задания?
Взгляд ее становится холодным и непроницаемым.
– А-а, ясно. Вы должны заниматься со мной два раза в неделю, и все.
– Нет, не все, – качаю я головой.
Завтра у меня есть одно-единственное окно – в двенадцать часов. Время, предназначенное для обеда и работы с бумагами.
– Я могу приехать завтра в двенадцать. Тебе это подходит?
– Подходит, – кивает Санквита.
На ее лице не мелькает даже тени улыбки. Она не благодарит меня. Но все же я расстаюсь с ней с теплым чувством.
По пути на Уэнтворт-стрит набираю номер Брэда и посылаю ему эсэмэску:
Я создана для этой работы, Брэд! Еду к Питеру. Пожелай мне удачи.
Дверь мне открывает тучная женщина с сигаретой в руках и мобильным телефоном, прижатым к уху. Вероятно, это Отомн, мама Питера. На ней мешковатая футболка с изображением Губки Боба. Я улыбаюсь, глядя на забавную картинку, но толстуха, не улыбнувшись в ответ и не сказав ни слова, знаком предлагает мне войти.
В воздухе висит такой густой запах табачного дыма и кошачьей мочи, что у меня перехватывает дыхание. Окно завешено черным шерстяным одеялом, которое не позволяет дневному свету проникать в комнату. На стене я различаю картину, изображающую распятого Иисуса, взгляд его полон скорби, пробитые гвоздями ладони кровоточат.
Отомн опускает телефон и поворачивается ко мне:
– Вы учительница Питера?
– Да. Меня зовут Бретт Болингер. – Я протягиваю свое удостоверение, но она не дает себе труда взглянуть на него.
– Питер! Иди сюда.
Я нервно улыбаюсь и тереблю ремешок сумки. Отомн упирает кулаки в жирные бока и орет:
– Черт побери, Питер, где ты запропастился! Кому сказано, иди сюда!
Тяжело шлепая ногами, она выходит в коридор. Я слышу, как она барабанит в дверь.
– Ты что, оглох, паршивец? Учительница пришла. Тащи сюда свою задницу или я выломаю дверь.
Питер явно не горит желанием встречаться со мной. Мамаша продолжает колотить в дверь и осыпать сынка угрозами. Наконец я выхожу в коридор и говорю:
– Послушайте, может, мне лучше прийти в другой раз и…
Дверь внезапно распахивается. Здоровенный парень с гривой спутанных каштановых волос и пушком на подбородке надвигается на меня в полутьме коридора. Я невольно подаюсь назад.
– Добрый день, Питер, – лепечу я дребезжащим голосом. – Я мисс Бретт.
– Ну и зачем вы приперлись? – ухмыляется он.
Час в обществе Питера тянется бесконечно. Мы сидим за липким кухонным столом, взгляд парня устремлен в пространство. В соседней комнате Отомн беседует по телефону с некоей Бриттани. Громовые раскаты ее голоса заглушают мое жалкое блеяние, я пытаюсь говорить громче, но в этом соревновании у меня нет шансов. Порой Питер издает подобие рычания, всем своим видом показывая, что его терпение на исходе. Большинство моих вопросов он попросту игнорирует. Получив сердитый односложный ответ, я считаю это удачей. К концу урока мне удается немало узнать о неведомой Бриттани, но мой ученик по-прежнему остается для меня закрытой книгой.
Первый снег окутывает город легким белым покрывалом, круговерть снежинок в воздухе заставляет машины и людей замедлить свой бег. Пять часов вечера. Я поднимаюсь по лестнице и открываю дверь своего офиса, включаю свет и обнаруживаю на столе вазу с дивной красоты орхидеями. Наверное, это от Эндрю. Как мило с его стороны! Вскрываю конверт и читаю надпись на карточке:
Бретт, поздравляем с началом новой деятельности.
Счастливы за тебя.
С наилучшими пожеланиями,
Кэтрин и Джоад
И с чего я взяла, что это Эндрю? У него никогда не было привычки задаривать меня букетами. Надо будет обязательно пригласить Кэтрин и Джоада на обед в День благодарения.
На автоответчике горит красная лампочка. Поднимаю трубку и прослушиваю два сообщения.
«Привет, Бретт. Это Гаррет Тейлор. Беспокоюсь, как прошла ваша первая встреча с Питером. Мой пациент, назначенный на четыре часа, не пришел, так что можете позвонить мне, как только вернетесь».
Я набираю номер доктора. Он отвечает после первого же гудка.
– Добрый день, доктор Тейлор. Это Бретт Болингер.
Он испускает вздох, свидетельствующий скорее о чувстве облегчения, чем раздражения.
– Рад слышать, Бретт. А это Гаррет. Величать меня доктором совершенно ни к чему.
Мне нравится подобный неформальный тон. В конце концов, мы коллеги.
– Ну, как прошел день?
– Можно сказать, успешно. По крайней мере, мне удалось сохранить свои волосы в неприкосновенности.
Гаррет хохочет:
– Хорошая новость. Ну что, Питер оказался не так ужасен, как вы ожидали?
– Ох, нет, это настоящий засранец! – забывшись, говорю я, тут же заливаюсь краской и ладонью шлепаю себя по губам. – Простите. Понимаю, это звучит непрофессионально. Я всего лишь хотела сказать…
Гаррет снова заливается смехом:
– Напрасно оправдываетесь. Согласен, порой он ведет себя как засранец. Но может быть, хотя в этом нет никакой уверенности, нам с вами удастся привить этому засранцу хоть какие-то социальные навыки.
Я рассказываю, как Питер не желал выходить из комнаты.
– Но как только вы сказали, что уходите, он соизволил выйти. Это хороший признак. Значит, он хотел с вами познакомиться.
Тяжесть, лежавшая у меня на душе после визита к Питеру, куда-то исчезает. Десять минут мы обсуждаем все подробности моего знакомства с этой выдающейся персоной. Потом разговор неожиданно приобретает личный характер.
– Перед тем как стать домашней учительницей, вы работали в школе? – спрашивает Гаррет.
– Фактически нет. Пробовала, но это привело к печальным последствиям.
– Поверить не могу.
– Тем не менее это так. Дети смотрели на меня как на пустое место.
Неожиданно для самой себя выкладываю историю своего неудачного дебюта в школе Дугласа Киза, уснащая свой рассказ живописными подробностями. Он смеется, слушая меня, а я расхожусь все сильнее. На душе возникает приятная легкость, словно я воздушный шарик, парящий в голубом небе. Да, общение с опытным психотерапевтом явно имеет положительный эффект. Если бы подобную беседу мы вели в его кабинете, она наверняка обошлась бы мне в пару сотен баксов.
– Ох, простите, я отняла у вас столько времени, – спохватываюсь я.
– Вам незачем оправдываться. С пациентами я на сегодня покончил и очень рад возможности пообщаться с вами. И вот что я понял. Хотя общение с оравой подростков стало для вас тяжким испытанием, учить – ваше призвание.
– Честно вам скажу, моя мама думала точно так же. Она умерла в сентябре. И она очень хотела, чтобы я еще раз попробовала стать учительницей.
– Она хорошо вас понимала.
– Очень, – улыбаюсь я.
– Я отношусь к этой профессии с огромным уважением. Обе мои старшие сестры работали учительницами. Сейчас они уже на пенсии. Мама тоже работала в школе, но недолго. Представьте, то была совсем крохотная школа, всего несколько учеников.
– Правда? И когда это было?
– В сороковых годах. Когда мама забеременела, ей пришлось оставить работу. Больше она уже к преподаванию не вернулась.
Я проделываю в уме быстрый подсчет. Если его старшая сестра родилась в сороковых годах… значит ему как минимум шестьдесят.
– Жаль, – вздыхаю я.
– Да нет. По крайней мере, я никогда не замечал, чтобы мама о чем-то жалела. Как и большинство женщин в то время, она была вполне довольна участью домашней хозяйки.
– А почему вы решили заняться психиатрией?
– Моя история совсем не похожа на вашу. Мой отец был врачом, кардиохирургом. Предполагалось, что я пойду по его стопам. Я закончил медицинский факультет и должен был поступить в интернатуру. Но тут я заметил, что больше всего мне нравится общаться с пациентами, вести с ними разговоры, успокаивать их, вселять бодрость и так далее. Мой руководитель относился к этому неодобрительно. «Тейлор, – сказал он, – за вашу болтовню вам денег не платят. Помните об этом и заткните фонтан своего красноречия!»
– Как сурово! – смеюсь я. – А на меня молчаливые доктора всегда нагоняли тоску.
– Они, может, и рады были бы поболтать, но у них нет на это времени. На прием отводится двадцать минут, а им нужно успеть поставить пациенту диагноз и выпроводить его за дверь с кучей рецептов или направлений на анализы в руках. И тут же пригласить следующего. Я понял, что мне надо выбирать другую специальность.
– И, как мне кажется, вы не ошиблись с выбором.
Когда мы заканчиваем разговор, часы показывают шесть тридцать. Новая встреча с Питером теперь пугает меня куда меньше. Я знаю, что у меня есть верный союзник, Гаррет.
На тускло освещенной стоянке осталась одна-единственная машина – моя. Скребка у меня нет, и я перчаткой очищаю окна от снега. Однако выясняется, что они заледенели, и теперь придется ждать, пока они не оттают.
Я залезаю в машину и включаю обогреватель. На моем мобильнике горит красная лампочка. Пришло четыре сообщения: одно от Меган, одно от Шелли и два от Брэда. Все примерно одного и того же содержания:
Как прошел день? Как ты справилась с маленьким чудовищем?
Быстро набираю и отсылаю всем одинаковые ответы. В горле у меня вспухает горький ком обиды, который никак не удается сглотнуть. От Эндрю ни слова. Он не прислал даже банального «Все в порядке?».
Путь домой напоминает движение по полосе препятствий. Внезапно наступившая зима явно захватила водителей врасплох; в каждом квартале приходится стоять в пробках или совершать замысловатые маневры, двигаясь по кругу. До дома я добираюсь только в восемь двадцать. Прежде чем выключить зажигание, я бросаю взгляд на приборную панель. На ней горит сегодняшняя дата. Четырнадцатое ноября.
– Черт! – ору я и колочу по баранке кулаками. – Как я могла! У меня в голове дерьмо! Господи, что же теперь делать?!
Четырнадцатого ноября, в шесть часов вечера, я должна была ужинать с Кэрри Ньюсом.
Глава 12
Когда я звоню Кэрри в номер отеля «Маккормик», она проявляет столько доброты и снисходительности, что меня охватывает желание вновь сесть в машину и мчаться к ней.
– И не думай об этом, – отвечает она, когда я делюсь с ней своими планами. – Я только что смотрела новости, на дорогах полный коллапс. Боялась, что ты попала в аварию.
– Честно говоря, я почти жалела, что этого не случилось, – вздыхаю я. – По крайней мере, у меня имелось бы веское оправдание.
Она хохочет, так же весело и простодушно, как в детстве:
– Не переживай. Я неплохо поужинала и выпила бокал отличного вина. Конечно, в твоем обществе оно было бы еще вкуснее.
– Обычно я не совершаю подобных промахов. Но понимаешь, сегодня я в первый раз вышла на новую работу и… – Я осекаюсь.
Вряд ли стоит признаваться в том, что я заболталась с психиатром, который наблюдает одного из моих учеников, и забыла, что Кэрри ждет меня в ресторане отеля.
– Прости меня. – Я перевожу дух и добавляю: – За все прости, Кэрри.
– Забудь. Расскажи лучше о своей новой работе.
Сердце мое колотится как бешеное. Но я должна это сделать.
– Знаешь, я никогда себе не прощу, что вела себя как последняя идиотка… во время той нашей встречи. Ты доверилась мне, а я обманула твое доверие. А потом не ответила на твое письмо. Знала бы ты, как я кляну себя за это.
– Бретт, ну ты даешь! – смеется Кэрри. – С тех пор прошло столько лет! Мы были глупыми девчонками!
– И все равно, стоит мне вспомнить об этом, я сгораю со стыда. Наверняка тебе не просто было сделать подобное признание. И уж конечно, ты не ожидала такой реакции.
– Честно тебе скажу, Бретт, ожидала. Я понимала, для тебя это шок. Конечно, мне было обидно. Но я это пережила. И мне даже странно слышать, что ты терзалась все эти годы.
– А письмо? Ты написала мне, а я не ответила. Я должна была ответить немедленно, попросить прощения. Господи, какой я была трусихой!
– Прекрати. Я давным-давно тебя простила. – Кэрри смеется. – А теперь, будь так добра, прости себя сама!
– Постараюсь, – киваю я. – Но ты должна знать кое-что еще.
И я рассказываю о причине, побудившей меня найти Кэрри.
– Видишь, я решила возобновить нашу дружбу лишь потому, что этого хотела мама. Но, стоило мне получить от тебя весточку, я поняла, как сильно по тебе скучаю.
Кэрри молчит. У меня замирает сердце: сейчас она пошлет меня ко всем чертям.
– Твоя мама была очень мудрой женщиной, – наконец произносит она. – Жаль, что я не могу ее поблагодарить.
Кажется, уже много лет на душе у меня не было так легко, как сейчас. До этой минуты я даже не сознавала, как сильно меня угнетало сознание собственной вины. Я моргаю, смахивая слезы, и улыбаюсь:
– Мы с тобой не виделись восемнадцать лет! Расскажи, как ты жила все это время.
Выясняется, что Кэрри встретила любовь всей своей жизни. Вот уже восемь лет она живет с женщиной по имени Стелла Майерс, у них трое приемных детей. Раньше мне казалось, что люди, подобные Кэрри, ведут сумбурное и беспорядочное существование. Теперь я с удивлением отмечаю, что жизнь моей подруги куда более соответствует общепринятым нормам, чем моя собственная.
– Я так за тебя счастлива! – говорю я. – А как поживают твои родители?
– Прекрасно! Как и прежде, обожают готовить и принимать гостей. Помнишь, какие грандиозные завтраки они закатывали на Рождество?
– Еще бы! Вкуснее, чем у вас, не кормили нигде.
– Они по-прежнему отмечают все праздники с большим размахом. Если ты свободна в какое-нибудь воскресенье перед Рождеством, было бы здорово, если бы ты к ним приехала. Со своим бойфрендом, конечно. Мэдисон всего в двух часах езды от Чикаго. Мы бы наконец увиделись.
На меня накатывают воспоминания. Отец Кэрри в сандалиях на босу ногу, в одной руке видеокамера, в другой – стакан скотча. Ее мама, перебирая струны гитары, поет рождественские песенки.
– Я много рассказывала Стелле о тебе. Уверена, Бретт, вы понравитесь друг другу. Кстати, она тоже учительница. А родители будут просто на седьмом небе от счастья, если ты приедешь. У папы столько видео, где ты еще маленькая. Он всегда тебя любил, и твою маму тоже. Пожалуйста, приезжай!
Меня пронзает такое горячее желание увидеться с Кэрри, что я готова мчаться через всю страну. Прижав телефонную трубку к плечу, я заглядываю в свой ежедневник.
– Готово, – сообщаю я. – Вписала визит к твоим родителям огромными буквами. И на этот раз, Медвежонок Кэрри, я приеду точно. Обещаю.
Закончив разговор с Кэрри, я принимаюсь составлять меню для обеда на День благодарения и засыпаю, опустив голову на кухонный стол. В этом положении меня и застает вернувшийся с работы Эндрю.
– Просыпайся, соня, – говорит он, нежно поглаживая меня по руке. – Пора перебираться в кроватку.
Я открываю глаза и потягиваюсь:
– Который час?
– Всего десять пятнадцать. Вижу, сегодня ты совсем вымоталась. Ложись быстрее.
Я поднимаюсь из-за стола и замечаю неоконченное меню:
– Знаешь, мне хочется устроить обед на День благодарения. В мамином доме. Приготовлю те блюда, которые обычно готовила она. Что ты об этом думаешь?
– Почему бы нет? Но ты ведь знаешь, что Джоада и Кэтрин не будет в городе?
– Нет, не знаю, – хмурюсь я.
– Разве я тебе не говорил? – Эндрю пожимает плечами и открывает холодильник. – Вчера Джоад прислал сообщение. Они с Кэтрин летят в Лондон. Деловая поездка, насколько я понял.
– На День благодарения? Вот еще придумали! Я позвоню Кэтрин и попрошу ее перенести поездку.
Эндрю извлекает из холодильника кусок сыра и бутылку пива «Хейнекен».
– Ты и правда думаешь, что они пожертвуют Лондоном ради жареной индейки?
Внезапно я ощущаю пронзительный укол одиночества. Мне так хотелось провести этот первый праздник без мамы в кругу семьи. Я надеялась, мы поможем друг другу пережить боль утраты. Но, судя по всему, кроме меня, никто не испытывает боли. Никто не нуждается в помощи и поддержке. Я невольно испускаю сокрушенный вздох.
– Да, ты прав, на них рассчитывать не приходится. Значит, будем только мы с тобой, Джей, Шелли и дети. – Тут в голову мне приходит неожиданная мысль. – Слушай, а давай пригласим твоих родителей? Как они к этому отнесутся?
– Ну, они наверняка не приедут. Дальние путешествия – это не для них.
– А разве Бостон так уж далеко?
– По-моему, это неудачная идея.
Эндрю захлопывает дверцу холодильника и достает из ящика стола нож.
– Но почему? – Я смотрю на него в полном недоумении. – Когда наши дети вырастут и пригласят нас на День благодарения, ты тоже скажешь, что это неудачная идея?
Эндрю отрезает ломтик сыра и отправляет себе в рот.
– Дети? – произносит он, вскинув бровь. – Мне казалось, речь шла о том, что ты должна родить одного ребенка. Одного.
– Один или несколько, какая разница. Ты ведь понял, о чем я.
Он отправляет в рот еще кусок сыра и запивает пивом:
– Если у нас будет ребенок, ты, разумеется, захочешь проводить все праздники в его обществе. Это естественно.
Во рту у меня появляется горечь. Я знаю, каким будет ответ на мой следующий вопрос, и не хочу его слышать. Несомненно, лучше не задавать этот вопрос. Но я не могу удержаться.
– А ты? У тебя не будет желания проводить праздники в кругу семьи?
– Господи боже! – Эндрю ударяет по столу бутылкой. Пиво начинает пузыриться, словно закипев. Внутри у Эндрю, судя по всему, тоже все кипит. – Я согласился на ребенка, но тебе этого мало. Ты хочешь, чтобы я строил из себя гребаного Клиффа Хакстейбла. – Эндрю встряхивает головой и замолкает, потом произносит более спокойным голосом, явно пытаясь обуздать свое раздражение. – Для того чтобы идиотская сказка, которую ты придумала в детстве, стала явью, я готов изменить всю свою жизнь. А ты еще и недовольна!
– Эндрю, не сердись. Поверь, я очень ценю твою поддержку. Правда! – У меня начинает дрожать подбородок, и я прикрываю его рукой. – Я понимаю, тебе все это не нужно. Ты вынужден исполнять чужие желания.
В комнате повисает неловкое молчание, такое тяжелое, что мне трудно дышать. Эндрю вертит в руках бутылку и внимательно изучает наклейку. Потирает лицо рукой и говорит:
– Слушай, может, обсудим все это в другой раз? Сегодня выдался чертовски тяжелый день.
Я киваю, понимая, что другой раз может наступить очень скоро. Мы с Эндрю оба эгоисты. Я хочу, чтобы он разделял мои мечты, он ждет того же от меня. Прийти к согласию нам будет не просто.
Сегодня пятница. Визит к Питеру я намеренно отложила напоследок, сознавая, что встреча с ним – это серьезная угроза моему душевному равновесию. Отомн, открыв мне дверь, указывает в сторону кухни, где за обшарпанным столом сидит мой ученик. Сегодня он покинул свою комнату без боя, тем не менее его угрюмый вид не предвещает ничего хорошего. Мамочка его тоже держится не слишком приветливо. Она сидит в гостиной, откуда долетают клубы сигаретного дыма и голос Мори Повича.
Я вытаскиваю из сумки учебник алгебры:
– Сегодня, Питер, мы с тобой займемся математикой. В большинстве школ шестиклассникам еще не преподают алгебру. Ты попал в число избранных и должен этим гордиться. – Я открываю главу, посвященную многочленам. – Так, миссис Кифер наказала нам повторить деление многочленов. Начнем с упражнения номер один. Попробуй решить сам.
Питер равнодушно глядит в учебник, сдвигает брови и чешет голову.
– Не, не могу, – цедит он и отодвигает учебник. – Покажите как.
Я догадываюсь, что он валяет дурака. Миссис Кифер заверила меня, что Питер щелкает подобные задания как орешки. Тем не менее я беру лист бумаги и ручку:
– Давненько мне не приходилось решать примеры с многочленами. – Я переписываю пример, мысленно ругая себя за то, что не удосужилась повторить материал перед уроком.
Вскоре мне приходится извлечь из сумки калькулятор. Я погружаюсь в вычисления, записывая результаты на бумаге. Питер наблюдает за мной с довольной ухмылкой на лице.
Проходит не меньше пяти минут, прежде чем мне удается решить пример. Я вытираю пот со лба и с чувством законной гордости предъявляю результат Питеру.
– Решила! Ответ: 3y больше 8x в минус четвертой степени. – Я подвигаю к нему листок. – Сейчас объясню, как я это сделала.
Питер смотрит на листок с надменным выражением профессора.
– А отрицательные числа вы преобразовали? – снисходительно осведомляется он.
Я теряю дар речи. Щеки мои заливает румянец.
– То есть… ты имеешь в виду…
Скрывать свою растерянность более не имеет смысла.
Питер тяжело вздыхает.
– Для того чтобы определить частное у многочлена, отрицательные числа необходимо превратить в положительные, – произносит он усталым голосом. – Отрицательный числитель превращается в положительный знаменатель. Вы же это знаете, верно? Правильный ответ здесь: 3y больше 8x в восьмой степени.
Все, что мне остается, – это жалобно пролепетать:
– Да, конечно. Ты совершенно прав, Питер. Молодец!
Я опускаю голову и потираю виски. Питер, буравя меня взглядом, методично чешет свою левую ногу. Наконец я решаюсь поднять глаза и посмотреть ему в лицо.
– Достала эта чесня, – бурчит он. – Достала эта фигня!
Достала ты меня, дура безграмотная, вот что говорит его взгляд.
Когда я выхожу из дома Питера, уже начинает смеркаться. Проехав несколько кварталов, я останавливаюсь напротив пустующей детской площадки и достаю из сумки телефон:
– Привет, док… то есть Гаррет. Это Бретт.
– Привет. Как раз думал о вас. Как прошел сегодняшний день?
Я откидываю голову на подголовник:
– Только что проиграла в игре «А ты умнее семиклассника»?
Гаррет смеется:
– Насколько я помню, ваш ученик – всего лишь шестиклассник. Так что вы себе льстите.
Хотя настроение у меня хуже некуда, я невольно улыбаюсь. Засовываю гордость в карман и рассказываю про урок математики, где в роли учителя выступил Питер.
– Когда он поинтересовался, преобразовала ли я отрицательные числа, я уставилась на него как баран на новые ворота и чуть было не спросила: «А что такое преобразовать?»
Гаррет покатывается со смеху:
– Ох, я словно вижу эту сцену собственными глазами. Ничего, всем учителям время от времени попадаются ученики, которые умнее их.
– Боюсь, Питер решил, что на самом деле я официантка или что-нибудь в этом роде. Подумал, меня прислали к нему, потому что школа не может себе позволить нанять настоящую учительницу.
– Знаете, что я вам скажу? Питеру страшно повезло. Насколько я могу судить, лучшей учительницы, чем вы, и желать нельзя.
Мое сердце подпрыгивает от радости.
– А насколько я могу судить, Питеру страшно повезло с психиатром. Хотите услышать вторую часть моей трагической истории?
– Еще бы!
Читать бесплатно другие книги:
