Придворный. Гоф-медик Дронт Николай
– Если хочешь знать, «С» – это Серж, а не Стах.
– Ну что тебе сказать… Понравилось. Да, мне понравилось, как ты круто выступил в гимназии. Молодец. Право слово, молодец. Мало кто может взять и вот так лихо, сразу слить свою жизнь вместе с карьерой в загаженный нужник. В кругах, близких к третьесортным кабакам, о тебе уже начали складывать легенды.
– Отец…
– Не перебивай. Все, что мог, ты уже в гимназии сказал. Я утром заехал к вашему директору, взял кондуит полюбопытствовать. Редкий, редкий у тебя талант. Буян, кутила и пьяница, и это в неполных семнадцать лет! Кем же ты будешь в двадцать? Наверное, каторжанином. Мать мешала, а так тебя еще год назад из гимназии выперли бы. Но она моим именем козыряла, вот ты и держался на плаву. На тебя ругаться не буду. Сам виноват, надо было за сыном следить. Наказывать тоже не стану, поздно уже. Но коли ты среди высшего общества вращаться не будешь… А ты не будешь, кто тебя без аттестата в юнкера возьмет? Раз так, значит, столько денег в месяц на содержание тебе и не надобно. Думаю, тебе содержания не нужно вовсе. Поесть можно и дома. Вина ты уже напился всласть. Правда, девки в веселом доме скучать будут. Так ведь недолго, другого такого дурака найдут.
– Я больше никогда…
– Молчи, я не закончил. Мать тоже денег не даст. Я ей содержание урезал и в имение отослал. И последнее… У меня лежит завещание, но тебя там нет, твой младший брат получит все. Пока не подписал, но, если еще раз услышу про твои подвиги, подпишу. Теперь сам решай, как дальше жить будешь.
– Как зашел в палату, сразу понял, дело дрянь, – взволнованно докладывал господину Тогасту мэтр Ториан. – На тумбочке апельсины, серебряная фляга с питьем и дорогие конфеты, а на столике корзина роз. В оранжерее за два золотых хуже продаются. А кто у него был? Никого, один дядюшка двоюродный. Когда на входе в книжку посетителей записывали, подглядел. Тут, думаю, двумя сотнями никак не обойдемся, сразу тысячу золотом посулил. Малой хоть бы глазом моргнул, только сказал, что жизнь ему сломали, и меня выгнал. Тогда я понял – надо выяснить, что у него утянули. Его показания не давали, но барашек в бумажке поблеял, золотишко звякнуло, и судейский копию на столе забыл. Вот список похищенного. Из богатеньких мальчик, понятно, почему так взялись.
– Он очень плохо выглядит?
– Весьма дурно. Места на лице живого не осталось, одни только синяки, опухоли да кровавый шрам через всю физиономию.
– М-да… Дела… Тут сколько ни дай, не возьмет.
– И я про то! Главное, срок подходит. Завтра после полудня суд будет, а мы гимназиста пока не уговорили.
– Если денег не берет, с другой стороны зайти надо. Хорошо, что я сразу стал готовиться к такому повороту и имею решение вопроса.
– Нет, господин Тогаст. Я на такое пойти никак не могу. Если что с его семьей случится, нас с вами первых за жабры возьмут. Скрываться мне резону нет, у меня капитал хороший и клиентура сложилась…
– Мэтр, это только вы о преступном думаете, а я привык деньгами затруднения решать. У меня есть то, от чего молодой человек, вступающий во взрослую жизнь, отказаться никак не сможет, – самостоятельность.
На этот раз я провалялся в полусне довольно долго. Несколько раз его прерывала сиделка, которая отпаивала меня крепким бульоном. Постоянно в палате не сидела, но заглядывала часто. Зуд и боль от раны не утихали, но головокружение уменьшилось, а тошнота вовсе прошла, даже аппетит появился. Однако лицо свербит, мышцы сводит резкими спазмами, по коже бегают болезненные мурашки. Вы хотели регенерацию? У вас она есть! Получите и распишитесь. А что не будет больно, никто вам не обещал. Еще одна беда – скука. Лежать и ничего не делать – занятие сильно на любителя, а читать я не в состоянии.
Когда в очередной раз заглянула сиделка и сообщила о посетителе, сразу согласился того принять: хоть какое-то развлечение. В палату вошел коренастый, плотно сбитый купец. Лаковые сапоги гармошкой, аккуратно расчесанная борода до пояса, намасленные волосы в скобку и расшитый шелковый пояс шириной в две ладони явно на это указывали. А массивная золотая серьга и перстень с огромным камнем, надетый по самой последней купеческой моде на большой палец, намекали на приличный достаток. Несколько выпадал из образа новый сафьяновый портфель в руках, хотя кто этих торговцев знает, может, они всегда с такими ходят. Купец покосился на корзину с цветами, достал небольшой кошель и предложил:
– Господин Тихий, здесь ровно сто дукатов полновесными золотыми десятками. Они ваши, если уделите четверть часа времени и выслушаете меня наедине.
За такие деньги почему бы не послушать человека? Кошель, мелодично звякнув, тяжело лег на тумбочку.
– Я деловой человек и считаю, что за все надо платить и все долги надо отдавать. Молодые дураки украли у вас перстень с гербом рода, кошелек с деньгами и несколько других вещиц. Вот печатка с вашим гербом на рубине. Не знаю, какой перстень у вас был, но, думаю, этот лучше. Вот часы с цепочкой, вот самописная ручка, вот серьги и заколка с бриллиантами. С каким камнем у вас подарки были? Все новое, только сегодня купленное и, надеюсь, стоит значительно дороже утерянных вещей.
При каждом «вот» из портфеля появлялся соответствующий предмет и выкладывался на тумбочку.
– Это кошель с двадцатью дукатами, тридцатью талерами и полустами грошами. Не думаю, что у вас при себе было больше. С украденным все, давайте теперь поговорим о вашей ране. На окончание реального училища я приготовил сыну подарок, но ему он долго не пригодится.
Мне демонстрируется тяжелый перстень, естественно, из золота, с огромным бриллиантом.
– Это чистейший алмаз, в лучшей огранке. Размером в десять каратов, или, чтобы было понятней, весом в тридцать аптекарских гран. Поверьте, он стоит достаточно дорого и привезен из колоний. Это казначейский билет на тысячу дукатов. Вы же после гимназии захотите учиться дальше? Тысячи с избытком хватит на полный курс любого заведения и на прожитие во время учебы. Вы беспокоитесь о женитьбе? Думаете, что увечное лицо вам повредит? Не буду врать, отчасти это так. Однако чаще родители девиц на внешность не смотрят, им важен доход жениха. А чтобы завоевать благосклонность девушки, достаточно хороших подарков. В конверте двадцать привилегированных акций Южной Торговой колониальной компании. Каждая из них гарантирует годовую ренту в сто серебряных талеров. Считайте их добавкой к приданому будущей жены.
Затем выложенные вещи возвращаются в портфель, а тот ставится у изголовья койки.
– При любом обороте нашего разговора содержимое портфеля ваше, причем акции переоформлены на вас безо всяких условий и обязательств. Решите сами, стоит ли такой подарок прощения моего сына. Я могу уповать лишь на ваше благородство, милосердие и умение прощать.
Вот повезло так повезло! Может, я теперь и не богач, но точно стал состоятельным человеком. Правильно говорят, что золотая рыбка, положенная на сковородку, резко увеличивает количество желаний. Тем паче охранитель все едино велел простить напавших. Скрывая радость, после долгой паузы отвечаю.
– Тут скорее не подарок, а вира, но стоит, – соглашаюсь я. – Вы умеете делать предложения, от которых невозможно отказаться.
Купец подсовывает лист с отказом от обвинения в разбое и просьбой о снисхождении. Читаю, подписываю и остаюсь в одиночестве.
Сразу после купца зашла любопытствующая сиделка. Хорошо, что выдержал характер, не копался в портфеле, а засунул его под кровать. Кивнув на тумбочку, сообщил:
– Тут сто дукатов и копия прощения напавших для суда. Как велено, простил не сразу, – проинформировал я сиделку.
– Доложу его высокоблагородию. Сейчас пришло время ужинать, а потом сразу ложитесь баиньки.
После ужина закрыл глаза, но сон не шел. Света мне не оставили, так и лежал, пока не услышал, как снаружи кто-то подбирается к окну. Затем этот кто-то через стекло попытался рассмотреть, что творится в комнате. Наивный! Захотел увидеть Тень в темноте! Не разглядев ничего подозрительного, злоумышленник стал пытаться поднять задвижку. При первых же признаках опасности я попробовал встать с кровати. Хоть с трудом, но получилось. Меня пошатывало от слабости. Славно, что немного вижу в темноте. Из оружия под рукой нашлась лишь ночная посудина. С сей гордостью местной гончарной промышленности затаился в углу у окна. Как только запор поддался и в окно стал втискиваться человек, я от всей души врезал ему по затылку. Горшок разбился на куски, хорошо еще, что туда напрудить не успел, мужик заорал, а у меня в руке осталась ручка с острым черепком. Им машинально добавил по горлу пришельца. Глина глиной, а зазубренный осколок вскрыл артерию не хуже скальпеля.
Когда народ вбежал в палату, он увидел картину: в луже крови валяется разбитый горшок, из окна торчит хмырь с тесаком в руке и развороченной шеей. Над этим возвышаюсь я, с головы до пят забрызганный кровью. Дежурный врач уважительно посмотрел и выдал: «Ну ты, парень, даешь! Еле стоишь, а как приложил! Есть силенка у ребенка!»
Дальше закрутилось. Меня по-быстрому отмыли и переодели. То, что в это время глазела куча народу, никого не волновало. Кроме меня, конечно. Лужу наскоро затерли. Хмыря, к этому моменту уже совсем мертвого, выдернули из окна и унесли в морг.
Пока разбирались, времени прошло прилично. Я стребовал себе поесть. Регенерация, знаете ли, она ресурсов требует. Мне налили кружку бульона и поднесли полную чарку красненького. Все хвалят: молодец, силач и лапочка. Лапочка, потому что не блеванул после боя. Многих после первой крови чистит, а я, красава, ни-ни. Наоборот, на хавчик пробило. Сижу как ни в чем не бывало. Мне самому странно: кровищи как на скотобойне, первый раз в обеих жизнях лично человека убил, а спокоен, как танк.
– Ваше величество, забавный случай по полицейской части приключился. В госпиталь ночью в окно пролез злоумышленник. Прямо в палату, где лежит раненый гимназист. Ну, тот самый… Мальчишка видит, что убивец с тесаком лезет, а под рукой у него ничего нет. Хватает ночную посудину и разбойнику прямо по голове хрясть! Насмерть! Здоровый такой парень оказался.
– Небось не порожняя посудина-то была? – изволил улыбнуться государь.
– Конечно, ваше величество, полная. Как оно иначе? Для того и стоит.
– Хороший мальчуган, боевой. Пошли ему от меня кинжал за храбрость, чтобы было чем от врагов отмахиваться. А убийца откуда взялся?
– Гимназисту велели поторговаться и простить напавших. Отец главаря ему сто дукатов поднес за прощение сына. Убивец санитаром при госпитале дежурил. Видать, подслушал про деньги. Через окно полез, чтобы не заподозрили.
Утром проснулся бодр и свеж. Чувствую себя значительно лучше вчерашнего. Из-за регенерации ночью съел все продукты, даже конфеты не сберег. Сам дошел до умывальни. Сейчас бы в душ, но его не наблюдается. Водопровод – великое изобретение человечества! Вымыться, пусть даже прохладной водой, – это здорово. На завтрак дали молочную кашу с маслом, огромный ломоть хлеба, кружку душистого травяного чая и изрядный кусок колотого сахара. После еды, хотя уже ополоснулся, последовали обтирание и переодевание. Заодно перестелили постель, взбили подушку с периной и велели отдыхать. Сиделка сменилась, но новая сказала, что тоже помогает охранителям. Мне передала: что простил – сделал правильно, а деньги должен оставить себе. Посоветовала лежать до обеда. Также намекнула на приход посетителей. Я сразу вспомнил вчерашнее утро и явление симпатичного ангела с сияющими глазками.
Правильно говорят, помяни сами знаете кого, а ангел уже тут как тут. Она решительно вошла в палату, внимательно огляделась вокруг и подошла к замытому пятну крови. Окончательно смыть кровь со струганых досок – задача не одного дня. Девушка посмотрела на пятно, потом на меня и, чуть повысив голос, спросила:
– Значит, это правда?
– Мой ангел, я не знаю, про что вы говорите.
– Вас чуть не убили сегодня ночью. Мне все рассказали, – обвиняюще и глядя прямо в глаза, заявила Лаура.
– Так не убили же, – попытался я успокоить знакомую.
– У вас даже нет оружия! Завтра я добуду вам меч, а пока вот! – И она сунула мне в руку нож в ножнах из светло-охристого самшита.
Достаю чуть изогнутый клинок с односторонней заточкой, длиной в две с половиной ладони и шириной в два пальца. Долы по обеим боковым сторонам. Бритвенно-острое лезвие, рукоять из того же куска дерева, что и ножны. Без гарды, с идеальным балансом. Муфта и головка украшены чеканкой. Потемневшее от времени тусклое серебро. Произведение искусства, а не оружие. Одинаково хорошо режет и колет. Метнуть при нужде тоже сгодится.
– Вы тоже сейчас скажете, что это красивая зубочистка! – обиженно заявила девушка.
– Не скажу. Это прекрасный клинок.
Показал, как его можно спрятать в рукаве и быстро достать. Как держать прямым и обратным хватом. С четверть часа рассказывал о хитростях ножевого боя и закончил стишком в стиле Винни Пуха:
– Нож – это очень полезный предмет. Хорошо, коль он есть, и плохо, коль нет.
– Вы так много знаете про оружие, – восхитилась ангел. – Правильно я его вам подарила.
Ее компаньонка промолчала, но по взгляду понял, что несколько переборщил, играя режиком. Теперь мне не поверят, если в качестве источника знаний сошлюсь на книги.
– Спасибо, но я не могу принять такой дорогой подарок.
– Вовсе не дорогой. Я выполнила ваше требование и помирилась с папочкой. Теперь вы должны сказать, что мне сделать для вас.
– Мой ангел! Вы уже выполнили мое желание, а два раза за одну вину не отвечают.
Я не стал обращать внимание на возражения девушки. За время нашей беседы компаньонка выложила новую порцию фруктов. Как-то сама собой наполнилась баклажка и появились жареные пирожки с начинкой из дичи. Когда все было сервировано, меня начали кормить, но посетительницам скоро пришлось уйти: должен был появиться целитель делать перевязку. Несмотря на возражения, подаренный нож дамы все-таки мне оставили.
Вскоре действительно пришел целитель, порадовался быстрому выздоровлению и снял клей совсем, а сразу после его ухода из коридора донеслись звуки шагов и звон шпор. Дверь распахнулась, появился бравый военный во флигель-адъютантском мундире, за ним лейб-гвардеец со свертком в руках.
– Гимназист Стах Тихий? – громко спросил флигель-адъютант.
Интересно, кого он здесь думал застать?
– Так точно, ваше высокоблагородие! – рапортую, на всякий случай вытягиваясь в койке по стойке «смирно».
Флигель-адъютант – полковничья должность при государе, и просто так они к больным не ходят.
– Его королевское величество жалует тебе кинжал за храбрость.
Гвардеец подает ему тючок, и мне вручается кинжал с жалованной грамотой и полагающимися знаками отличия. Я, обалдев, несвязно благодарю, а офицер разглядывает пятно замытой крови. Притягивает оно людей, что ли?!
– Это ты здесь вора горшком приложил?! – интересуется посетитель.
– Так точно, ваше высокоблагородие!
– Сразу насмерть?
– Виноват, ваше высокоблагородие! Испугался!
– Испугался он, – хохотнул флигель-адъютант. – Его величество велел в другой раз кинжал в дело пускать, а не нужной посудиной размахивать.
После еще нескольких фраз он удалился, а мне нашлось занятие. Под благовидными предлогами в палате перебывал почти весь штат больницы, включая папу. Народ благоговейно разглядывал золотую надпись «За храбрость» на клинке, навершие и небольшую гарду, сделанные из червонного золота, черен и ножны, обтянутые шершавой змеиной кожей, шелковый черный темляк с алой кистью. Притом кинжал не смотрится красивой игрушкой. Наоборот, обладает завораживающим изяществом опасного хищника. Кроме жалованной грамоты нашлась коробочка с планкой, которую награжденные золотым оружием носят на груди мундира. Посетители наговорили кучу комплиментов. Отец и вовсе прослезился.
Не успел иссякнуть поток желающих осмотреть кинжал, в палату без стука вошли новые посетители. Ну как посетители… гвардейский премьер-майор с двумя штаб-офицерами. Я вновь напрягся, а премьер-майор объявил: «Гимназист Стах Тихий, его королевское высочество шеф-полковник его имени Горно-егерского лейб-гвардейского полка принц Лагоз поздравляет тебя звездой «За храбрость». Дальше следуют мои косноязычные благодарности. Затем офицеры хвалят меня, осматривают пресловутое пятно, вновь хвалят и уходят, оставляя на столе награду и грамоту.
Сам орден красив и прост. Шестиконечная серебряная звезда, укладывающаяся в круг, диаметром в вершок. В центре алая капля, символизирующая пролитую кровь. По статуту ордена надо не только проявить храбрость, но и быть раненым при том. На верхний луч приварена длинная петелька. В нее продевается алая лента. Орден носится на шее, причем лента прячется под воротник. При получении любого другого ордена на шею носится на груди. Считается высшим среди солдатских знаков отличия, но ниже офицерских.
Убиться веником! Я получил боевую награду! Официально невысокого уровня, но по факту весьма ценимую, так как ее дают исключительно нижним чинам и действительно за реальные заслуги. Формально я соответствую статусу. Гимназист – он даже ниже рядового, не зря со мной офицеры подчеркнуто на «ты» разговаривали. Храбрость, наверное, проявил, когда попер на подонков. Глупость скорее, но как иначе? Невместно дворянину за девушку не вступиться. Ранен при том был. Но неужели я один такой? И наградное оружие дали. Хотя сказали, что государь пожаловал, чтобы было тебе чем вместо горшка отбиваться. Получается, анекдотом в герои вышел.
Паломничество в палату повторилось вновь. Причем даже отец заподозрил, что избившие меня хулиганы – всего лишь предлог, на самом деле я совершил какой-то секретный подвиг. На флигель-адъютанте так многие подумали, но, когда пришла делегация гвардейского полка, подозрение переросло в уверенность. Опять же вспомнили о приказе из Медицинской экспедиции про отдельную палату, целителя за казенный кошт и особое отношение к раненому. Ага-ага! Мы знаем, так часто случается. Шел пацан по переулочку, и вдруг ему гопники в морду дали. Добрые дяди его тут же подобрали, пожалели, полечили, наградили… Два раза. И кто-то случайно к нему в окно с тесаком залез. Мальчик, правда, того немножко убил, но это ерунда, дело житейское, с кем не бывает. Теперь давайте мы дружно поверим в самого обычного мальчика и будем делать вид, что так и надо, ничего особого не случилось.
После окончания второго паломничества забежал знакомец из охранки. Поздравил с наградами, порадовал скорой выпиской и перешел к цели визита.
– Стах, ты проявил себя героем и получил заслуженную награду, – кивнул он на регалии. – Я уверен, что с таким почином и отличными оценками в гимназии тебя не минует хороший старт карьеры. Однако сейчас ты вновь оказался в нужное время в нужном месте. На тебя хотят посмотреть и, может быть, предложить службу. Тут есть три пути. Первый путь – отказаться. В этом случае никто не будет обижен. Ты получишь еще кое-что приятное и продолжишь жить своей жизнью. Второй путь тяжел и труден. Ты соглашаешься помочь большому человеку, получаешь место, достойное жалованье и точно следуешь данным приказам. Дело продлится не больше трех месяцев, максимум до Нового года. Затем будешь свободен, а служба останется за тобой. Наградой станет карьера. Но и к тебе требования велики. Возможно, придется пойти против мнения света или драться на дуэли. На третьем пути у тебя ничего не будет. Совсем. Третий путь – это предательство интересов того человека. Подумай, пока есть время.
– Согласен.
– Вот прям так сразу?
– Глупо кокетничать. Других предложений не жду, выбирать не из чего. Не хочу терять время на пустые разговоры. Того, с чем не справлюсь, вы явно не предложите.
– Логично. Тогда завтра поедем со мной, завершим твои дела. Получишь награду, а там решат, подходишь ли ты для дела. Кстати, куда поступать собираешься? Небось в юнкера Военно-магического? Кортик у пояса, кокарда на кивере золотом сверкает, сапоги блестят. Любая девчонка твоей будет.
– Нет, по стопам отца пойти думаю, в медицину. Целителем хочу быть. С полгода назад у меня инициация Дара случилась и родовые способности пробудились. Думал про академию или университет.
– Теперь скажи вот что. Если к тебе подойдет почтенный господин, подарит пару дукатов и попросит рассказать о чьих-нибудь делах, ты что будешь делать?
– Расскажу общеизвестные вещи. Потом обращусь к вам за инструкциями.
– Молодец. Большинство заявило бы, что будут молчать как рыбы. И даже сами верили бы в это. Как у тебя с боевой подготовкой?
– Опыта нет, что было, знаете. В рукопашной голыми руками кое-что могу, но это если по-настоящему буду драться, а не кричать: «Быстро отпустили!» По нужде могу немного клинком помахаться, однако для дуэлей подготовлен откровенно плохо, надо тренироваться. Если заклинания использовать, то выступлю против небольшой толпы, но могут пострадать проходящие.
– Да ладно! Ты голыми руками двоих свалил, а что ранили, так за одного битого двух небитых дают. Да и слегка подучим тебя разным премудростям. Языки знаешь? Раз в гимназии учишься, должен знать.
– Разговариваю и пишу в совершенстве на двух языках. Пишу и читаю на двух мертвых.
– Ого! Весьма солидно. Надеюсь, не врешь, однако проверю обязательно. Что кроме драки можешь?
– Два года у дяди в аптеке работал. Как аптекарь часто ходовые лекарства готовил. Алхимические зелья тоже. Ка каллиграф неплох и свитки магические пишу.
– Насколько хорошо?
– Да как вам сказать…
– Так и говори. Не время скромничать.
– Могу чуть-чуть… лучше дяди.
– Да ты просто находка. Умен. Знаешь место, не лезешь выше головы, но и своего упустить не хочешь. Если тебя не возьмут, буду к нам звать.
На обед дали тарелку густой похлебки с волокнами разваренного мяса, гороховое пюре с салом и кружку кисленького взвара. Потом ко мне запустили знаете кого? Нет, неправильно. Портного. Он меня раздел, обмерил и ушел.
За ним появился… правильно, теперь угадали… парикмахер. Маэстро, увидев меня, восхищенно воскликнул: «Какой типаж! – и спросил: – Каким ты себя видишь?» Я попытался описать прически Дольфа Лундгрена в «Рокки-4» и «Универсальном солдате». «Именно так! Молодой человек, я буду тебя работать! Ты понимаешь тонкости искусства куафе!» – в аффектации воскликнул мастер. Помощник замотал мое тельце в кокон огромной простыни, а чародей ножниц и расчески по-быстрому, всего минуточек за сто, сделал на голове что-то даже отдаленно не похожее на мой рассказ. Стал выглядеть как тупой болван. Утешает только, что не я платил.
Еще при парикмахере заявился адвокат. Пока стригли, рассказал о завещании дяди Вилдрека. Оно простое. Все осталось мне. Дом с аптекой и квартирой на втором этаже, находящиеся в доме вещи и деньги, лежащие в банке. После уплаты налогов, сборов и гонораров там лежит тысяча двести тридцать три талера. Немало, но и не безумные деньги. Древний амулет главы рода Тихих тоже перешел ко мне. Распоряжаться имуществом могу сам. Совершеннолетие здесь наступает в шестнадцать лет. Раз в армию идти можешь – значит, совершеннолетний. Логично, в принципе.
Тетю Изольду Вилдрек особенно упомянул. Написал – не доверяет ей с детства, с того самого момента, когда она обещала молчать, но стукнула родителям, что он курил. Потому ей ничего не оставил. Папе не оставил, так как тот не волшебник. Юрист стребовал с меня подпись, выдал документы и уехал.
Затем пришла мама с тетей Изольдой. Увидев награды и узнав про ночное происшествие, мамочка сразу начала сильно бояться и стала требовать объяснений с явками, паролями, а также с подробным рассказом обо всем случившемся. Тетя, наоборот, что-то себе придумала, стала меня защищать. Она служит короне и про секретность знает не понаслышке. Поэтому орден, кинжал и даже ночной посетитель в ее устах стали чем-то почти обыденным среди современной молодежи. Для изменения темы разговора показал завещание и спросил, что делать с домом, а главное – с аптекой. Сразу полегчало: на хозяйственные дела женщины переключились мгновенно. Обещали пересмотреть вещи и привести их в порядок. Ненужное выбросить, нужное рассортировать. Что можно, приспособить для меня с папой, остальное продать. Однако долго разговор не продлился, пришел дежурный доктор и вежливо выпроводил женщин.
Затем доктор сказал, что сейчас мне будут приводить в порядок лицо. Регенерация лечит, но шрамы не правит. Спасибо, папа моего ангела. Не знаю, кто ты, но буду должен. Войдя в палату, профессор без разговоров усыпил меня легким пассом руки. Что было дальше – не ведаю, очнулся уже ночью. На тумбочке кто-то заботливо оставил зеркало. Сразу принялся рассматривать свою физиономию. Целитель сотворил чудо. Синяков нет, отеков нет, белки глаз очистились от крови. Шрам остался, но стал меньше двух линий шириной. Красоты, конечно, никакой нет, но уже и не выгляжу уродом. Глаза синие, не голубые, а необычного сапфирового оттенка. Волосы стали иссиня-черными, как у латиноамериканских мачо из наших модных журналов. Прическа короткая, мне идет, хотя выгляжу полным отморозком.
– Мэтр, как все прошло? Какой приговор?
– Самый минимум. Два года. В зале почти никого не было, значит, и огласки никакой не будет.
– Уф! Мне сразу полегчало.
– Господин Тогаст, я сделал максимум возможного. Благодаря моим усилиям судья был снисходителен. Опять же гимназист написал прощение, оно сильно помогло.
– Попробовал бы не простить! Я на него такие деньжищи потратил!
– Передачу с вещами Сузику отдали. Говорят, бодрится и ждет освобождения. С его товарищами хуже. У одного рука в лубке, у другого голова пробита, и один здорово избит. Видать, их толком не лечили.
– Не наши печали. Вы про дело говорите.
– Побег готов. По пути освобождать будут. Место есть, где привалом встают, когда на каторгу гонят. Там на охрану нападут, Сузика вытащат и перевезут на побережье. Дальше уже ваша забота.
– Ваша милость, приговор напавшим вынесли. Два года каторжных работ. В газетах ничего нет. Дело простое, никому не интересное.
– Дальше.
– Вечером был суд Тайного трибунала, ваша милость. Без рассмотрения отменили приговор за ничтожностью следствия. Судили заново, за оскорбление действием члена королевской семьи. Приговорены к лишению языка, кастрации и четвертованию. За гнусность преступления казнь с растяжкой во времени.
– Это как?
– Будут отсекать по одной части раз в день, ваша милость. Сегодня язык, завтра кастрация, потом ноги и руки, последней голову. Неделю казнь продлится, раньше не дадут умереть.
– Это хорошо. Это правильно.
– Кроме того, Тогаста Венкранца и Ториана Зенна за подготовку побега коронного преступника приговорено повесить. Они лишаются всех званий и завтра же отправляются на виселицу, с конфискацией имущества. В полночь будут проведены аресты и опечатывание собственности.
Глава 3
Аудиенция. Принц
Ночью, до кучи, включилось темновидение. Без света, в полной темноте я стал нормально видеть. В черно-белой гамме, однако не как в приборе ночного видения, где изображение размыто и дрожит, а как смотрится старый фильм в хорошем кинотеатре: картинка четкая, с прорисовкой деталей при разнице температур. Понятно, придется привыкать, вид окружающего мира сильно изменился. Еще хорошо, что могу переключаться между дневным и ночным зрением.
Но темновидение не далось бесплатно. Мучился до утра – в глаза как будто насыпали жгучего перца, даже зажмурившись не мог избавиться от обжигающего сияния.
Утром новое неудобство. На улице в голубом, без единого облачка, небе встает солнце. Оно вызывает во мне самые отрицательные эмоции. Его свет слишком слепит глаза. Теперь только в тени, подальше от солнечных лучей, буду чувствовать себя нормально. Вот оборотная сторона способности. Хотя это вполне терпимо. Просто буду вести себя на солнце как меломан на концерте хард-рока.
Посетил сантехнические чертоги, а вернувшись в палату, почувствовал настоятельную потребность сделать зарядку. В прошлой жизни я не был поклонником боевых искусств, но сейчас тело как будто само вспоминает и на рефлексах выполняет комплекс упражнений. Кажется, в нашем мире такие последовательности рукомашеств и ногодрыжеств назывались «ката». Хотя не уверен. За полчаса успел как следует устать и взмокнуть. Пришлось вновь идти в умывальню. Зато понял, что до шиноби мне еще тренироваться и тренироваться.
Казалось бы – знания записали на подкорочку, организм заточили. Все! Бей врагов по мордасам и радуйся! Но тут вспоминаешь жалкие слова: тонкая настройка на организм, мышечная память, рефлексы. Даже простой выпускник академии сложил бы те четыре тела не напрягаясь, а мило болтая с девочкой, строя ей глазки и выясняя адресок для связи. Я же отвлекся на долю секунды и оказался здесь. Понятно, сам руку под кистень подставил, чтобы по Лауре не прилетело, но обязан был уклониться.
Рукопашка ладно. Другой вопрос – клинки. С ними те же проблемы. А сюрикены? Лук, арбалет? Невидимость? Заклинания? Словом, нужен тренировочный зал. Желательно с доступом 24 на 7, крайне желательно без посторонних глаз. Остальное вторично. Деньги есть, тренировочные снаряды я куплю или закажу изготовить.
Пока сиделка не видит, решил разобрать портфель. Вытащил из-под кровати, открыл и наконец рассмотрел полученное возмещение.
Казначейский билет на тысячу дукатов. Их используют торговцы для оплаты. Грубо говоря, заменяет четверть пуда золотых монет. Реальные деньги, надо только пойти в казначейство и обналичить. Чтобы столько скопить, отцу четверть века придется не пить, не есть, а только работать.
Двадцать акций на предъявителя. Раз в год, после праздника Урожая, по каждой из них можно получить рентой сто талеров. Плохо ли, не ударив палец о палец, ежегодно приносить домой две тысячи серебром?! А коли сильно прижмет, бумаги всегда можно продать. Хотя их цена очень плавает, но полторы-две тысячи талеров за штуку получишь.
Вместо своей серебряной печатки буду носить золотую со здоровым рубином, почти необработанным, с одной шлифованной гранью и искусно вырезанной мантикорой на ней. Скопировали один к одному наш родовой герб. Камень не из дорогих. Не очень прозрачный, с прожилками и мелкими вкраплениями, однако даже такой стоит значительно дороже, чем я мог бы себе позволить купить в ближайшие годы.
Серьги и заколка для галстука. Не так дороги, как печатка, но дешевкой их тоже не назовешь.
Бриллиантовый перстень не стыдно носить королю. Простая золотая оправа, но камень великолепен! Чистый, прозрачный, прекрасно ограненный, диаметром больше пяти линий! Цены не знаю, но тысчонку дукатов точно стоит.
Часы с музыкой, четвертным репетиром, цепочкой и клипсой. В комплекте ключ для завода. Ценой в хорошую ферму. С мундиром носить разрешено, даже рекомендуется. Они не круглые, как в нашем мире, а квадратные, что удобно – можно на стол перед глазами ставить.
Массивная самописка сделана из слоновой кости с золотым пером. Писать не пробовал, она не заправлена.
Последним осмотрел поясной кошель с деньгами, похожий на подсумок с тремя отделениями и предназначенный для ношения на ремне. Обещанные деньги лежат, я пересчитал, не поленился.
Более-менее понятно, почему так много заплатили. За разбой простолюдинов вешают. В лучшем случае, при смягчающих обстоятельствах, могут выпороть и отправить на каторгу. За членовредительство положена просто каторга. Хотя если признают драку бунтом, то приговор может быть вплоть до четвертования.
Дворянам в этом смысле лучше – за разбой только голову рубят, за увечья сажают в крепость. Если с отягчающими обстоятельствами, то сидишь закованным в железо. Может, наказание и не мягче, но всяко почетней, чем у простолюдинов.
Что приятно, обычно здесь подсудимые долго суда не ждут. Дело ясное? На следующий день или через день выносят приговор. Осужденный просит о помиловании? Дворцовая канцелярия кладет бумаги на стол его величеству, тот обычно быстро решает, помиловать или оставить приговор в силе. Однако, коли сочтет слишком мягким, может и ужесточить наказание.
Нападать на девицу было самой плохой проделкой, которую компания реалистов только могла придумать. Да, она сбежала от охраны, но там не дураки работают. Нашли бы ее быстро. Собственно, дядя с клинком в тросточке опоздал совсем чуть-чуть. Теперь подумаем: у кого есть охрана? У высшей знати? Да. Но казна за знать не платит, а мне палату и целителя за казенный счет устроили. Про орден молчу. И еще – государь лично золотой кинжал прислал. Через сколько часов после сшибки? Чай, не в газете же он про схватку прочитал, напечатать не успели бы. Значит, утром доложили. Что, обо всем случившемся ночью его сразу информируют? Только кто-то куда-то залезет – поутру государь уже в курсе, оно ему очень интересно. Нет? Похоже, присматривают за мной по его приказу.
Королевская семья тут замешана. По возрасту Лаура внучка или внучатная племянница, других Лаур в королевском роду нет. Знаю точно, геральдику в гимназии преподают. Конечно, я делаю вид, что не понимаю, от какой она крови, но мне интересно: кроме самой девочки в это хоть кто-нибудь верит? Словом, мой ангел – отпрыск королевской фамилии.
Оскорбление члена королевской семьи карается от отсечения языка до повешения или отсечения головы. Оскорбление действием члена королевской семьи карается НАЧИНАЯ от повешения или отсечения головы, дальше предела нет. Конечно, огласка в нашем деле совсем ни к чему, но я готов поверить в ангельскую кротость государя, если четверка реалистов отделается каторгой. Да! Есть одна милая особенность в делах об оскорблениях венценосных особ. Обычно считается, что дурную кровь надо выжигать под корень, семьи тоже наказывают.
Вместо профессора меня осмотрел дежурный доктор, признал полностью здоровым и согласился на выписку. Он похвалил мастерство целителя, однако посетовал, что даже в столице всех целителей по пальцам одной руки можно пересчитать. Ангел сегодня меня не навестил, зато прибыл портной с подмастерьем. Опять меня раздели, выдали полностью новую одежду, включая белье, гимназическую форму, фуражку, ремень, черные шелковые носки и ботинки. Однако пришлось почти час сидеть и ждать окончательной подгонки кителя.
Моя новая форма отличается от старой, как породистый рысак от деревенской клячи. Вроде то же самое, но вид совсем другой. Ботинки блистают лаком кожи, идеально сочетаясь с поясным ремнем и козырьком новенькой фуражки. Медные пуговицы, пряжка и кокарда сияют каким-то таинственным светом. На шее орден с алой лентой под воротником. Плашка за наградное оружие расположилась на груди. С левой стороны на ремне кинжал. На рукаве красуется шеврон. Да, мое ранение занесено в личное дело как боевое, а значит, на левой руке, чуть выше локтя, положено иметь красно-золотую нашивку за тяжелое ранение. Видок у меня тот еще. Шрам на физиономии, солдатская звезда на шее, золотая планка на груди, наградной кинжал у пояса и шеврон на рукаве. Тяну на отставного ветерана.
Портной заставил повесить поясной кошель на ремень и пристегнуть часы. Клипса крепится на полу кителя на уровне третьей пуговицы, а цепь уходит во внутренний карман. Держать на виду больше трех звеньев цепочки считается моветоном. Червонцы купца кидаю в ранец к ювелирке и ценным бумагам. Старые вещи свернули и вместе с новым портфелем отнесли в коляску. Чувствуя себя ходячим манекеном, следую туда же.
Через четверть часа мы добрались до управы Министерства призрения. Коляска отъехала во двор, а мне было велено ждать директора гимназии в приемной. Тот с инспектором подъехал почти сразу, но нас целый час промурыжили, пока допустили до тела.
Аудиенцию давал лично министр, тайный советник, недавний герцог давно не существующего герцогства, разных орденов кавалер и просто очень толстый человек в роскошном мундире, Эльрик де Вимент, герцог Флорианский. Он демократично поздоровался за руку с директором, тот после рукопожатия с достоинством поклонился, затем с инспектором, этот кланялся чуть не до земли, а мне небрежно кивнул.
Секретарь протянул раскрытую папку, вельможа заглянул в нее одним глазом и спросил:
– Что у него со школьными оценками?
– На золотую медаль идет, ваше превосходительство, – протянул директор уже раскрытые кондуит и журнал.
Его превосходительство с интересом их полистал и вынес вердикт:
– Вижу, хорошо детей учите, но, говорят, дурная овца в стаде завелась. А вот мы у молодого человека сейчас спросим, – прервал ответ директора министр. – Как по-твоему, голубчик, почему твой одноклассник такое сочинение написал?
– Ваше сиятель… виноват, ваше высокопревосходительство…
Ни тайный советник, к которому по правилам надо обращаться просто «ваше превосходительство», ни герцог Флорианский, только из вежливости именуемый сиятельством, не обиделись на недоросля, чуть попутавшего обращения.
– Дворянин?
– Так точно!
– Тогда титулуй по-простому – сиятельством.
– Благодарю, ваше сиятельство! Он по глупости написал. На перемене хвастал, что за такое сочинение его сразу в несколько мест на службу приглашать будут. Многие из класса эти слова слышали.
– Значит, просто дурак? А что же ты, голубчик, свободную тему не взял?
– Ваше сиятельство! Совсем никак не возможно мне про такое писать! По малолетству оно даже как-то неприлично выходит. В мои лета надо наставников слушать, а не вольнодумством заниматься. Тем паче в вопросах, никак меня не касаемых.
– Во-о-от! – выдохнул министр. – Именно так! Никакого вольнодумства допускать нельзя. Дар – это ноль. Знания – ноль. Талант – ноль. Послушание – единица. Без единицы сколько нолей рядом ни ставь – все ноль выходит. А если во главе единица стоит, то большое число получится, – посмотрел он на директора. – Теперь честно скажи, ты как ученик что думаешь про вашего директора?
– Не могу знать, ваше сиятельство! – четко рапортую. – Не моего ума дело. Как педагог объясняет на уроках вопросы темы до тонкости, предмет сразу становится понятен. Суров, но справедлив. И очень строг!
На самом деле не знаю, какой он преподаватель, как учит и учил ли когда-нибудь вообще. По дисциплинарным вопросам у нас классные надзиратели есть, отдельно для девочек и для мальчиков. Даже до школьного инспектора мне как до луны, пока с поведением порядок. А уж тем более до самого директора. Но не могу же я так ответить.
– С вами, баловниками, без строгости никак нельзя, – с улыбкой говорит вельможа и опять поворачивается к директору. – Насчет золотой медали я не против. Считаю, заслужил, коли достойно выдержал курс. Да и одаренным оказался к тому же, а волшебники короне нужны, их везде нехватка. – Потом вновь задает мне вопрос: – Вот если я тебя сей же час к себе на службу в министерство поставлю, что потянешь?
Коварный дядя, вопросик с очень большим подвохом.
– Ваше сиятельство, без обучения и стажировки наибольшее – смогу пробоваться помощником писаря или копиистом. Коли форменные требования узнаю, надеюсь, скоро до писаря дотяну. Выше, виноват, ваше сиятельство, сказать не могу. Службы не знаю, гадать боюсь.
– Скромно. Прошлый раз задал такой вопрос одному юнцу, так тот сразу в директора департамента запросился. А ты лишь в помощники писаря. Умен, коли знаешь, что ничего не знаешь. – Министр вновь заговорил с директором: – Ладно, раз такого молодца воспитали, спишем сочинение вольнодумца на его дурость. Вам лично и гимназии наказаний не воспоследует.
Школьный инспектор от облегчения даже громко икнул. На прощанье взрослых вновь удостоили рукопожатия, а меня довольного кивка. Уже выйдя, но еще не захлопнув дверь, я выдохнул свое нелицеприятное мнение о хозяине кабинета:
– Великий человек!
– Да, – был вынужден со мной согласиться директор, – и отличный руководитель.
Только инспектор не успел лизнуть задницу министру.
– Ваша милость! – В голосе вошедшего звучали торжествующие нотки. – Брильянт чистейшей воды!
– Да ну?! – недоверчиво, но с предвкушением отозвался собеседник.
– Точно! Тянет на золотую медаль. Уж на что де Риарди солдафон, а хвалил. Говорит, как гвардеец марширует и выправку прекрасную имеет. Велел в характеристику рекомендацию записать о поступлении в гвардию. Отец – слабый одаренный, дворянин из захудавшего рода волшебников. Мать тоже из дворян, тоже из рода волшебников, но не одарена. Живут скромно, однако достойно. На лицо не то что красив, но не без приятственности, а со шрамом так вовсе неотразим для дам. Волшебник. Уже имеет запас маны на шестой круг и пробудил две линии родовых знаний. По отцу Лечение, по матери Огонь. Тут тебе он и целитель, тут тебе он и боевой волшебник.
– Так не бывает! Не было ни гроша, да вдруг дукат!
– Сам не поверил, ваша милость. Запросил гильдию. Их экзаменаторы в восторге. Рассказывают, зажег свечу, поднял восемь перьев разом, заставил те кружиться. А свою ладонь над свечой держит и жжет, да притом еще улыбается. Когда велели прекратить, сам себе мажески залечил ожог. Я, признаться, полюбопытствовал, лично его принял. Умен не по годам. Уникум, ваша милость! Брильянт! И почерк хорош! Экзамен по словесности написал готиком, прямо сейчас ставь перебелять бумаги в высшие инстанции. Другие работы тоже недурны, а скоропись просто чудо как хороша! В сочинении статью цитировал, что ваша милость велели зимой в газету послать. Слово в слово! Сам проверил. Извольте посмотреть, его работу с собой принес.
– Да, верно. Почерк точно хорош. И действительно слово в слово прописал. Ведь знать не мог, что до меня дойдет, значит, от души, от чистого сердца старался. Получается, без лести предан. Что приятно, и я не зря старался. Любит меня простой народ, раз мои размышления изучает и в сочинениях цитирует.
– Так точно, ваша милость! Вас народ любит! Гимназист зря не написал бы. Он вообще хорош, шельма. Хитер как не знаю кто. Льстит, как будто уже двадцать лет провел на службе! Такой медоуст, что хоть к себе в канцелярию бери. Чинопочитание понимает и со старшими очень уважителен! На чин до девятого класса может рассчитывать. Если он вам не сгодится, я, право слово, под себя возьму, по попечительству целители весьма надобны. Место ему в канцелярии найду.
– Но-но! Ты это! Не тронь! Может, он мне сгодится. Пойду посмотрю сей бриллиант.
Совсем чуток подождали, и всех, кроме меня, отпустили. Через полчаса какая-то чиновница выглянула из дальнего кабинета и поманила пальцем. Оно вроде не того дворянину по щелчку пальцев с места срываться, но я не гордый, я пошел. Дверь распахнулась, едва приблизился. Служитель принял фуражку и кинжал, а чиновница ушла в боковую дверь. Меня повели на следующий этаж. Пока шел, мозг работал, как компьютер. Привычно отобрали оружие, но не обыскали. Значит, не мне не доверяют, а так положено. А к кому не положено посторонних с оружием пускать? Ой! Мы с тобой, Стахушка, на самый верх взлетели.
Этажом ниже были кабинеты, а здесь один большой зал. Обставлен уютно, просто и очень дорого. Велено ждать. Стою, жду. Минут пятнадцать жду. Из противоположной двери заходят двое. Оба в партикуляре. Пока идут ко мне, вычисляю. Задний открывал дверь, значит, не главный. Переднему лет чуть больше сорока, пышные бакенбарды. Такие разрешены только статским сановникам первых трех классов, но он слишком молод для такого чина. Усов нет, не военный. Три перстня, два с изумрудами. Зеленый двор? Главный дошел и протягивает руку, ласково говоря:
– Ну, здравствуй, герой.
Я не дурак жать ее. Ни рылом, ни возрастом не вышел. Упал на одно колено, захватил обеими ладонями, облобызал и, преданно глядя в глаза, ответил:
– Здравия желаю, ваше королевское высочество.
Услышал укоризненное:
– Полно, дружок. Ни к чему это. – Но рука притом не отдернулась, а принц повернулся к сопровождающему и с веселой, слегка наигранной досадой пожаловался: – Вот что делать, а?! Ну любит меня народ! Во всяком наряде узнает! Даже инкогнито скрыться от них не получается!
Бинго! Рискнул и угадал.
– Встань, голубчик. Я тут по-простому, без парада. Но, оказывается, даже гимназист мой лик знает. Как твое здоровьечко?
Встаю. По-простому так по-простому. Но на всякий случай лучше просто постоять в стойке «смирно».
– Премного благодарен за целителя, ваше королевское высочество. Полностью здоров. Готов выполнить любое задание вашего королевского высочества.
– За что меня-то благодарить? Ты дочку из беды выручил, значит, я должен тебя благодарить. Проси чего желаешь. То, что мне доступно, исполню.
– Премного благодарен, ваше королевское высочество. И так осыпан милостями сверх всякой возможной меры.
– Но должен же я как-то отплатить тебе?
Да не знаю я, что просить! Откуда мне знать, что ему доступно? Глядя с моей колокольни – все что угодно. Да и гордый я, не желаю клянчить. Захочет – сам чего подарит.
– Ваше королевское высочество! Своей аудиенцией вы и так исполнили мои самые смелые мечтания.
– Нет, я так не могу. – Принц протягивает руку, и его сопровождающий вкладывает в нее папку. – Раз ты ничего не просишь, решу сам. Возьми от меня подарочек. Ты Тихий, вот тебе именьице, называется Тихий Уголок. Небольшое, но прехорошенькое. Пахотной землицы там триста десятин, два виноградничка – двадцать пять и сорок десятин, – луга имеются, речка, маленькое озерцо и лесочек. Домик небольшой есть и управляющий опытный. Будешь ты у нас поместным.
Блин! В долги меня вгоняет! Я за такое не расплачусь. Падаю опять на колено, самовольно хватаю руку, целую.
– Ваше королевское высочество! Отслужу, только прикажите! Жизни не пожалею!
За самоуправство меня снисходительно потрепали по затылку.
– Что, рад, поди? Вижу, рад. Ладно, хватит, вставай. А служить кем желаешь?
– Кем прикажете, ваше королевское высочество! Любую службу за счастье приму.
– Говорят, ты у нас изрядный волшебник?
– Не обучен, ваше королевское высочество. Однако родовые способности есть к Жизни и Огню. Шестой круг заявлен в свидетельстве.