Придворный. Гоф-медик Дронт Николай
– Стах, я знаю, что вы вызвали четверых человек из-за меня, – сразу наехала Лаура. – Это несносно! Убить двоих только за то, что они вам не дали посидеть лишних четверть часа с объектом вашей… – тут она запнулась, – вашего интереса. Так делать нельзя! Я польщена, однако категорически требую больше никогда так не поступать.
– Мой ангел, обещаю больше никогда не вызывать этих четверых на дуэль, – торжественно пообещал я. – Да и затруднительно такое будет сделать.
– Вы все время смеетесь надо мной!
К тому, что называю ангелом, она уже привыкла.
– Ни в коем случае! Просто, глядя на вас, я полностью теряю разум и сам не знаю, что говорю.
На челе девицы отобразились сомнения, затем Лаура решилась.
– Я вас не люблю, – торжественно призналась она. – Но понимаю ваши чувства и, в благодарность за свое спасение, согласна выйти за вас замуж. Папа и дедушка будут в ярости, но мы уедем в ваш замок. Будем жить тихой провинциальной жизнью, и со временем нас простят.
Та-а-ак! И что мне делать с этой романтичной дурехой? Откуда у меня замок? Какая провинциальная жизнь?! Да мы из дворца выйти не сможем! Падаю на одно колено и начинаю монолог:
– Мой ангел! Я не могу принять вашей жертвы. Тем самым я бы предал и свои, и ваши чувства. Ваша доля – блистать на троне, моя – стоять в его тени и исполнять ваши капризы. Увезя вас от двора, я погашу ярчайшую звезду. Вы просто не имеете права утопить в болоте провинции свои таланты, красоту и блеск прекрасных глаз. Меня покарают боги, если я… – В общем, изливался соловьем с четверть часа, чтобы и не обидеть наивную девчушку, но наверняка отказаться от чести быть ее мужем.
– Вы так благородны! Другой бы на вашем месте… – Тут она замолчала, потом опять что-то решила и величественно спросила: – Вы хотите стать моим рыцарем?
Уф! Пронесло! Рыцарем можно. Буду за нее сражаться с огнедышащими драконами, все безопаснее, чем жениться на принцессе.
– Это мое самое заветное желание!
– Тогда вот вам, мой рыцарь! – Она выдернула откуда-то из наряда ленту и подала ее мне. – Носи ленту, и можешь называть меня на «ты».
Логика подсказывает, надо принцессу поцеловать. Обойдусь ручкой, но страстно глядя в прекрасные лучистые глазки. Потом связываю из ленты бант и вешаю его на рукоять кинжала.
– Сними, – просит Лаура, – подожди, пока дедушка не разрешит.
Еще минут пять разговора, и появляется служительница. Меня выводят в служебный коридор и оставляют одного. Уф! Я даже двинуться не могу, после объяснения с Лаурой так потряхивает. Нервов сжег больше, чем на вчерашней дуэли. Я утром думал, что край наступил? Признаю, был очень неправ. Это сейчас его еле миновал.
– Ваша милость, Тихий вернулся. Вы велели…
– Да, помню. Передал?
– Так точно, ваша милость. Семья весьма рада. Отец кучеру дукат на радостях послал. Девушка письмо с благодарностью за приглашение вашей милости передала.
– Дай сюда. М-да… Весьма миленько пишет. Такой, понимаешь, розанчик… Привези в Цветочный павильон, покажу ей орхидеи. Легкий ужин распорядись. И какой-нибудь гарнитур с каменьями.
– С изумрудами, ваша милость?
– Нет! Рано пока. Что-нибудь попроще, но золота и камней побольше. Ну, как купчихи любят. Можно просто бриллиант… Сам реши.
– Будет сделано, ваша милость. Леди Лаура велела Тихого в малую гостиную привести. Тайно. Сей момент разговаривают. Если недостойно себя поведут, к ним в комнату тотчас случайно служитель заглянет.
– Как поговорят, запись сразу мне на стол. Не медля ни единой секунды!
– Слушаюсь, ваша милость.
– Ее рыцарь! – хмыкнул старик. – Надо все романы закрыть в сундук и ключа не отдавать, пока замуж не выйдет.
– Да ладно тебе, пап. Нормально вышло. Наоборот, такой романтик. Она сейчас только про парня думать будет. Даже не представлял, что он так вывернется. Надо же, загнул: «Ваша доля – блистать на троне, моя – стоять в его тени», – да с таким пылом. Я поначалу испугался, что не уследили, а оно к лучшему вышло.
– Согласен, мальчик умненький. Поставим их первой парой на бал дебютантов. Это займет ее до Солнцеворота и даже после, а там жених подъедет.
– С рыцарством что?
– Тебе жалко? Дадим ей саламандру, пусть сама вручит. Потешится, отвлечется. Лучше этот, чем ее бывший прощелыга.
– С тем могут быть неприятности.
– Я сам ему устрою неприятность! Пусть только рыпнется!
Его королевское высочество изволил отбыть из дворца. А раз я свободен, меня нужно учить. На уроке делопроизводства выдали подробное описание типичных суток жизни двора. Ничего реального, просто пример на сорока страницах. К завтрашнему утру велено представить заполненный лист моего журнала дежурства. Больше ничего не сказали, а сразу направили на танцы.
Мне заранее велели приходить в гимнастическом костюме и танцевальных туфлях. Так, собственно, и пришел. В зале против меня вышли трое. Кроме танцмейстера и тапера со стоящей в углу зала фисгармонией, ко мне подступила тетка возрастом чуть до сорока, в бальном платье. Она и была здесь главной. Бывшая балерина, ныне помогает учить молодежь. О всемогущие боги! Как она танцует! Я был просто заворожен ее грацией и точностью движений. Пришлось вывернуться наизнанку, чтобы повторить те па, которые она показала. А ведь одновременно танцмейстер мне рассказывал про балы и танцевальные вечера. Что принято, как приглашать партнершу, о чем говорить во время танца, как возвращать ее на место. Как, чтои сколько пить, чтобы оставаться бодрым до самого конца бала. Это только малая часть знаний, обрушившихся на меня. Был выжат как лимон, но зато заслужил легкое одобрение.
Сбегал переодеться в мундир, на кофей осталось лишь сорок минут. Пил со стареньким кофешенком, который в подробностях рассказал, как это надо делать. Говорил про сорта, вкусы, способы приготовления. Тут я кое в чем смог бы его удивить. В прошлой жизни я тоже любил выпить кофе и умел его варить не только в кофемашине. Скажем, разницу в кофе по-турецки и по-арабски мог не только рассказать, но и отличить на вкус.
Одновременно кофешенк инструктировал про то, о чем «господа, которые самые» изволят обычно говорить за кофеем. Оказалось, есть не так много достойных тем. Например, обычно о рабочих делах говорить не стоит. Вспоминая стол его величества, очень порадовался тому, что молчал и делал как все. Хоть явных несуразностей не натворил. Старик тоже советовал больше молчать и слушать.
На деловой переписке занятия более простые и привычные. Два часа писал одно и то же прошение о представлении двух дней отпуска пяти начальникам разных служб от имени шести разных чинов. Домашним заданием велели отказать в этих прошениях от лиц начальников. Похвалили мой почерк, сказали, редкий случай, переучивать не придется. Новички обычно скорописью норовят бумаги заполнять, а для первых лиц положено готиком документы писать. Кстати, самописку разрешили.
Домой вернулся никакой. Никогда так не уставал, ни в прошлом мире, ни в этом. Еще бы! Перепсиховал два раза за день. Мама стала сочувственно хлопотать вокруг меня, а папа рассказал о первом дне работы. Ему поручили разобраться с одним провинциальным госпиталем, вышедшим далеко за пределы нормы расходов. Отец целый день угробил на разные бумаги, еще и с собой захватил.
Про подаренный портсигар на службе откуда-то знали все. Сослуживцы скинулись и подарили коробку с тысячью пахитосок из колоний, точно того сорта, что предпочитает даритель. Конечно, пришлось показать подарок и предложить закурить. Не всем, понятно. Только своим коллегам. Равным по чину и выше. Хотя сам начальник департамента тоже заглянул полюбопытствовать. Хорошо, что папа дукат положил в карман для случая. Послали сторожа за закуской для разговора, ну и ликерчика тоже велели прихватить. Начальник уж на что большой человек, а очень по-доброму отнесся к новому сотруднику. Оказался в курсе того, что его сын был приглашен государем на кофей. Спросил подробностей, интересовался узнать – как оно там бывает? Другие сослуживцы тоже слушали с неприкрытым интересом. Те, кто при столе подчиненные, в кабинет не заходили, из-за двери слушали.
К ужину мама вывела из гостевой комнаты молодую женщину. Одета в скромное закрытое платье, похожее на те, что носят вдовы.
– Эля, – представила женщину мама, – моя троюродная племянница. Ее тоже изгнали из рода. Тоже из-за любви. Только ей попался подлец.
Гордый взгляд на папу был брошен не зря. Уж ее-то муж самый благородный дворянин во всем мире. Другого она бы и не полюбила.
– Мне не на что жить после того, как меня изгнали, – объяснила Эля свой визит. – Дядя Симон обещал дать денег, если я помирю вас с родом.
– Симон стал главой рода пять лет назад, – сообщила родительница. – Когда меня отрезали, он был против. Даже сильно разругался с моим отцом.
– Когда ты тяжелая ходила, – вспомнил отец, – Симон начальнику госпиталя написал, просил, чтобы меня на должность утвердили. Вроде какой-то подарок ему прислал. Я тогда пристроиться не мог, в полковой госпиталь думал пойти служить. Но, понятно, в столице жить всяко лучше. Тем паче дом у нас здесь. Мне тогда вместо четырнадцатого двенадцатый класс дали. Симон хороший человек, против рода не пошел, но помог. Так что делать будем? Твое слово главное.
Мама задумалась.
– Бросаться в объятия не буду, но можно встретиться, поговорить.
Родители замолчали, думая про былое. Тут я им не советчик, но родственница мне не слишком нравилась. Что-то она скрывает.
– Стах, может, поселим Элю в доме дяди? – вдруг предложила мама. – Она там вещи разберет, и сама будет работать в аптеке. Какой-никакой доход будет.
Идея новозваной родственнице понравилась.
– Я справлюсь. Я только первый круг заклинаний освоила, потому меня помогать алхимикам определили. Я у них уже многому научилась, когда… когда так получилось.
– Можно пожить, – согласился я. – Все едино дом пустой стоит. А вот продавать лекарства нельзя – патент на дядю выписан, а новый и получать долго, и медицинский диплом нужен.
– Точно, – подтвердил отец. – Без патента даже готовое лекарство продавать запрещено. Да и Вилдрек в убыток работал, просто при деле хотел сидеть. Нет смысла нам с аптекой морочиться.
На том и порешили. Остаток вечера делал домашние задания. По переписке резолюции на прошения составил за час, но за делопроизводством просидел до глубокой ночи. Ситуация парадоксальная. Вроде жизнь кипит и событий много, но в журнал записать нечего. Ибо события касаются кого угодно, только не дежурного камер-юнкерского поста. Ограничился строками «сдал-принял» и «за время дежурства происшествий не случилось».
Женщины выгнали из гостиной нас, мужиков. Решили выпить чаю и поговорить про дела аус Хансалов. Мама же за годы, прошедшие с ухода из семьи, новостей не слышала. Что странно, для чаепития мама взяла стопочки вместо чашек, а вместо того чтобы подать конфет, порезала закусочки. Видимо, не хотят пить на ночь много жидкости, потому чай будут пить стопками. И графинчик из буфета просто так возник на столе.
Мы с отцом чуток поговорили о работе. У него там все хорошо, только одно обстоятельство омрачало радость – бакенбарды. Ему было велено отрастить короткие, чтобы «иметь вид» и отличаться от прочих чиновников, не получивших разрешения на растительность на лице. Однако баки растут не быстро, а отрастить на лице знак отличия хочется как можно скорее, а лучше прямо сейчас. В общем, совпало. В смысле, желание бати отрастить волосы и моя потребность испытать эликсир. Короче говоря, предложил попробовать. У бати мой авторитет поднялся до запредельного уровня. Выше, наверное, только у принца и, возможно, хотя не факт, у государя. В общем, он согласился попробовать. Я намазал отцу щеки, а для профилактики прошелся и по проблемным местам прически. На следующее же утро стал виден результат в виде резко подросших волос.
Ну что, надо ловить момент и подсовывать эликсир его милости. Дальше есть три пути. Ширпотреб – гнать массово и продавать дешево. Эксклюзив – делать мало и продавать дорого. Раритет – делать штучно и не продавать вовсе, а только дарить. Самый простой – первый способ. Раскрыть рецепт за приличные деньги. Дальше получать процент с продаж, не особо напрягаясь. Второй вариант самый выгодный, но придется зачаровывать зелье и разливать его по бутылкам самому, чтобы не украли технологию. Последняя модель распространения самая сложная. Надо делать вид, что рецепт безумно сложный, реагенты крайне дороги и редки, процесс очень долог и сложен. Пока мне нравится именно этот вариант.
На пятом круге в школе Трансмутации есть заклинание – Производство. Из исходного сырья делаем готовую продукцию. Пузырьки от духов нашего мира я помню. Намек понятен, да?
– Здравия желаю, ваша милость!
– Да, здравствуй, Влад. Представляешь, прелестница вчера была невинна, нежна, молчалива. Так трогательно благодарила за подарок. Потом еще раз за гарнитур. Юна, совсем неопытна, но так старалась угодить. Велел к завтраку поставить на стол орхидеи. Думаю, подарю ей цветок и домик. Утром предлагаю: «Проси что хочешь», – и ты знаешь, что она ответила? «Пожаловать папеньку коммерции советником»!
– Нет! Фу, ваша милость! Фу! Просить что-то после любви! Нет слов, ваша милость. Одно вам скажу: мещанка – она и есть мещанка.
– Я и сам не поверил своим ушам. Понятно, если мужчине подарили капельку нежности, он как порядочный человек обязан отблагодарить. Но просить об услуге в постели…
– И как вы, ваша милость?
– Ну как… пообещл, но… Я думал поселить ее где-нибудь в красивом домике. Одеть, чтобы была похожа на модную картинку. Она бы стала моим интимным другом. Понятно, с простушкой мне дружить не по чину, выдал бы замуж за дворянина. Мы бы… Эх! Ладно, даже вспоминать не хочется. Главное, нет бы изящно намекнуть или иносказательно как-нибудь выразиться. Тьфу! Противно вспомнить! Запросы мелкие, как у базарной лоточницы.
– Ваша милость, а как она по женской части?
– Это да. Этого не отнять. Тут хороша! Глупа, нетактична, но очень мила, нежна и красива. У Тихого хороший вкус. Но впредь видеть ее не хочу. Пусть получит что просила, и конец.
– Ваша милость, поручим Тихому передать жалованную грамоту, и пусть убедит ее не надоедать вам больше.
– Да, именно так и поступим. Сегодня же дай ему документ, и больше слышать о дуре не желаю.
Новый рабочий день начался с делопроизводства и проверки домашних заданий. Причем работу по переписке наставник затребовал тоже. Я сдал, потом писал прошение об отпуске со службы на половину дня, по причине дуэли. Затем добрый учитель заставил меня написать прошение на отпуск из-за тяжелого ранения, случившегося по тому же случаю, приказ об отставке меня по причине смерти и приличествующий некролог о себе. Это он так воспитывает – говорю же, добрейшей души человек. Про домашнее задание было сказано «на первый раз пойдет», я не попал в ловушку новичка и не стал писать в журнал все подряд. Действительно, по камер-юнкерской части ничего не случилось. Однако по второму заданию пришлось переписать отказы, сократив резолюции до максимума в три-четыре слова. Тут занятия прервались: меня послали с заданием.
Инга достигла цели. Везу ее отцу жалованную грамоту коммерции советника. Этот чин исключительно для простолюдинов. В теории на класс выше моего нынешнего и равный коллежскому асессору, но на практике почти пустышка. Жалованья за него не платят, хотя положены налоговые льготы и красивый мундир.
Вновь особняк со слишком большим количеством колонн. Вновь моментально распахнутые ворота. И вновь пафосная гостиная. Латеры, Федул и Инга, в излишне нарядной одежде, появились сразу. Тревожное ожидание в глазах и легкий тремор рук хозяина особняка заставили меня успокаивающе подмигнуть и предложить пройти в кабинет. Инструкции мне были даны однозначные – отдать грамоту и обеспечить отсутствие Инги среди знакомых его милости. Второе важнее первого. Причину такого пассажа мне тоже сообщили. Сейчас будет экзамен на мое умение разруливать ситуации. Не разрулю – страшного ничего не случится, но жирный минус получу. На фоне всех выданных плюсов это весьма нежелательно.
– Ваше благородие, дочка чем-то прогневала его королевское высочество, – заныл Федул. – Уж и не знаю чем. Говорит, сперва славно было, потом как отрезало. Ушел, даже не попрощавшись.
– Не по чину награду запросила и без подхода, вот его королевское высочество и обиделся. Тоньше надо было, тоньше. И я под руку мог попасть, и кое-кто повыше меня. Ну и сами понимаете… – Тут я замолк, дав возможность додумать мрачность перспективы самому откупщику. Да, я нагнетаю обстановку, надо же выполнить задание.
– Так что делать-то?! – испуганно вскричал откупщик.
– Ваши вложения не пропали, нашлись люди, которые замолвили за вас словечко, – веско заявил я. – Меня уполномочили решить вопрос. Его королевское высочество особа высокого полета, умеет прощать. И он человек слова, жалованная грамота у меня с собой. Но Инга пусть больше не показывается ему на глаза, а то мигом останетесь без чина.
– Слава богам, – согласился обрадованный откупщик, пожирая жадным взглядом показанную грамоту.
– Зовите дочь. Я надиктую ей письмо.
Радостный от столь успешного решения вопроса Латер покинул комнату и мигом вернулся с очередным ларцом.
– Здесь ваше с премией, – заявил он. Заметьте, я у него ничего не просил. – Вашему начальству дамской бриллиантовой брошью покланяться хочу. – На ларец в четверть пуда весом лег свернутый лоскут бархата.
Вежливо благодарю. Потом диктую Инге письмо и не знаю, что ее больше радует – прекращение романа или выданная отцом наградная шкатулка с драгоценностями. Затем, на общем сборе всех домочадцев, тешу спесь Федула, торжественно вручая грамоту, и с полной победой возвращаюсь во дворец.
– Ваша милость, я велел камер-юнкеру Тихому разобраться.
– И?
– Он закончил дело к полному удовлетворению, ваша милость. Передал милое письмо. Не запечатано, я осмелился прочитать. Весьма изящный слог, ваша милость. Извольте посмотреть.
– Хм… Почерк легкий. Так… Да… Как тебе? «Луч солнца золотого не скроет пелена расставания…» И тут еще: «Нам не суждено более свидеться, но запомню до самого последнего мига…» Бойко, очень бойко написано. И не скажешь, что простушка писала.
– Может, надиктовал кто, ваша милость?
– Да, похоже. Не наш ли гонец? Правильно его Эльрик медоустом обозвал. В памятную папку положи. Иной раз бывает приятно полистать, вспомнить былое. Вот что мне нравится в Тихом – как он угодить умеет. Всего второй день служит, но уже понимает тонкие порывы души своего принца и всегда хочет меня порадовать.
– Ты знаешь, такого великолепия цветов и оттенков я никогда не видела! Бедняжка, как жаль, что тебе этого никогда не доведется увидеть!
– Да и ты второй раз в Цветочный дом не попадешь…
– Павильон! Сколько раз тебе говорить! Ты вечно все путаешь. То у тебя Веселый павильон, то Цветочный дом, ничего правильно запомнить не можешь.
– Ну извини. А САМ каков из себя?
– Я же тебе раз пять уже рассказывала о нем. Это такой мужчина! Он так… Но это личное. Я понимаю, что мы с тобой близкие подруги, но некоторые самые интимные впечатления я хочу оставить только для себя.
– Это ты в романе прочитала?
– Ага! Правда, здорово?! Я теперь так всем буду говорить. Тинка! Напиши мне покрасивее, что я рассказывать о своем романе с принцем буду, а?
Вернулся от новоявленного коммерции советника – сразу настала пора переодеваться и идти в танцевальный зал. Там вновь пришлось выложиться для получения мимолетной похвалы от наставников. Сказали, до ближайшего бала основные танцы освою на достойном уровне, но не выше. Великим танцором мне не стать никогда. Слишком точен, излишне механистичен, нет творческого порыва и недоступна высокая импровизация. Потом появился мой добрый ангел, и тут выяснилось, что пришло указание, по которому все остальные уроки временно отменяются. В течение трех недель два раза в день занимаюсь только танцами и, как раньше, этикетом. Конечно, кроме тех дней, когда я на службе. По довольной мордашке принцессы легко понять, чья это затея, ведь теперь раз в день я буду ее партнером по танцам. Чего-то она недоговаривает. Хотелось бы знать – чего?
С полудня до восьми вечера у меня перерыв. Затем первое ночное дежурство в лазарете. Грубо говоря, это что-то вроде нашего медпункта для служащих. Для придворных тоже, но те обычно в городе лечатся. Для первых лиц есть лейб-медики, однако их вызывают при необходимости, во дворце они дежурят только при большой нужде.
Кроме еды, совмещенной с этикетом, у меня сегодня и занятий не осталось. Однако в нашем подвальчике есть гимнастический зал. Небольшой. Немного заброшенный. Но есть. Скудное освещение для меня скорее плюс, потому, не мудрствуя лукаво, разоблачившись до гимнастических штанов, босиком, с голым торсом начинаю разминку. Почти сразу провалился в своего рода транс, а когда, весь измочаленный, пришел в себя, с удивлением понял, что отзанимался полных четыре часа. Мокрый как мышь, и все мышцы гудят.
Еле успел до дежурства ополоснуться, отдохнуть и решить важный вопрос – в каком наряде идти на смену? Вроде надо представиться медицинскому начальству, значит, нужен парадный мундир. Но восемь вечера… Начальство меня дождется? Скользкая тема. Хорошо, спросил у местного служителя, тот посоветовал идти в летнем мундире. Все едино, кроме фельдшера и санитара, там никого не будет. Да и как бы я самым старшим по званию в лазарете не оказался. Он заверил, что оба сменных доктора не дворцовые служители, а статские титуляшки из прикомандированных от госпиталя. Для служителей, считается, больше и не надо, а придворные редко в лазарет попадают.
Серьезно озадачил меня служитель. Придется разбираться, кому я по медицинской части подчиняюсь. Понятно, никому особо не нужен, однако мне самому хоть для порядка надо знать про свое начальство.
Ровно в восемь я захожу в лазарет. Меня встречают стоящие по стойке «смирно» фельдшер и санитар. Не привык я к такому, обычно сам тянусь перед людьми. Принимаю рапорт, велю обращаться без чинов и записываюсь в журнал. Палата на пять коек пуста. Операционная пуста. В небольшой комнатке для отдыха на топчане разобрана походная постель.
– Как устанете, можете изволить отдохнуть, – поясняет санитар.
– На дежурстве не положено, – возражаю я.
– Если что, мы разбудим, – соблазняет фельдшер. – Ночами у нас тихо.
М-да… Отец с ночного дежурства совсем замотанным приходил, а здесь, видать, синекура. Не поддаюсь соблазну, а возвращаюсь в кабинет. Делать действительно нечего. Редкие записи о пациентах приходятся на дневное время. Читаю документы, инструкции, стараюсь войти в курс дела. Подчиненные еще раз стараются спровадить спать, но я категорически отказываюсь.
И что вы думаете? Часа в четыре, когда мне только принесли стакан чаю с закуской, с шумом врывается компания из трех работников кухни. Один молодой по дурости себе пальцы отрубил! Положено, когда рубишь мясо, на левую руку кольчужную перчатку надевать. Но он заленился, вот топором себе и отхватил. Большой, средний и указательный пальцы, хорошо, на левой руке. Отрубленное они зачем-то с собой принесли. Фельдшер начал было говорить про перевязку и вызов доктора. А мне парня жалко. Командую: «В операционную!» На парня – Bet Corp! Маленькая Смерть, чтобы обезболить и обездвижить. В минуту скинул мундир, снял кольца и рванул в операционную. Чем меньше времени с момента несчастного случая, тем больше шансов приживить отсеченное. А в журнал я успею записать, до сдачи смены еще вполне достаточно времени.
Оно конечно, риск. Я никогда таким не занимался, мало ли что в память вложили. Но человека жалко. Опять же надо когда-то начинать. Под присмотром лекаря лучше, но времени терять нельзя. Пациент лежит на операционном столе. Мои команды никто не оспаривает. Начинаю с большого пальца, он самый важный для кисти.
– Свет? – шепотом спрашивает санитар.
– Не нужно!
Мне в полутьме лучше видно. Трудно удерживать живую плоть и одновременно творить вязь заклинаний. Но, кажется, получается. Капли пота со лба мешают сосредоточиться, однако фельдшер промакивает их марлей на хирургическом зажиме. Кивком благодарю и продолжаю свое дело.
Не знаю, сколько прошло времени, но от стола отвалился выжатый как лимон. Мокрый, в поту, но все три пальца удалось поставить на место. Последний штрих – прибинтовал их к тонким шинам, чтобы обездвижить.
Только после того огляделся. В операционной кроме пациента остался лишь один посторонний. Он, судя по петлицам, какой-то мелкий руководитель, одиннадцатый класс. Небось начальник смены. Понятно, взгреют его за ЧП на производстве. Успокаиваю человека:
– Нормально приросло. Утром будет понятно точнее, но, думаю, пальцы останутся рабочими. Недели две ими ничего тяжелее бокала не стоит поднимать, но бокальчик за свое здоровье поднять сможет.
Неожиданно руководитель хватает мою руку и целует. Мужик оказался отцом парня. Еле отбился.
Потребовал себе сладкого чаю, силы надо восполнить. Заполняю журнал. «Травматическая ампутация» и все такое, что положено записать. Тут посыльный возвращается с запиской от доктора. Типа указание – перебинтовать, дать обезболивающее и ждать до утра. Спешить некуда, обратно пальцы не пришьешь. Ну-ну… Фельдшер пробормотал что-то похожее на матерное пожелание спокойной ночи. Санитар внимательно посмотрел в палату, куда перенесли пациента. Совсем врачи во дворце мышей не ловят. Может, осколки кости торчат, может… Хотя, наверное, надеются на опытных дежурных. Все равно не по регламенту. Понятно, заштатный служитель, но совесть у доктора должна быть или нет?
До конца дежурства пил чай с разными вкусностями. С кухни нам много чего притащили. Заставил поесть и подчиненных, они тоже набегались и устали.
Перед концом смены пациент очнулся. Пальцы болят, и слава богам, что болят, – значит, приросли. Двигать ими получается. Чувствительность в подушечках есть. Правда, шрамы останутся. Ну, что мог, я сделал, кто может, пусть сделает лучше меня.
Сдал смену пришедшему доктору. Он не тот, что написал записку. Этот не хирург, а терапевт. Однако больного принял, пальцы осмотрел, подумал и многозначительно поцокал языком.
– Никак нет, ваше превосходительство. Трижды предлагали прилечь отдохнуть, отказал. «Не положено», – говорит. Читал журнал дежурств, инструкции и регламенты. Личных дел не вел, романчиков не листал.
– С людьми как?
– Прост и не чванлив, ваше превосходительство. Обычно мелкопоместные или служилые сразу видны. Важничают, покрикивают на нижние чины. Этот не таков. Совсем как которые знатные – и себя не роняет, и с людьми вежлив.
– Ну это-то понятно, он из древнего рода. Благородную породу никак не спрячешь. Это тебе не те шавки, которые три поколения предков, много пять, имеют. Этот, знаете ли, из наших, из исконных. По делам что?
– Предложил за него заполнять журнал. Вроде помочь ему хочу. Вновь заявил: «Не положено». Говорит, велено только лично, он и будет лично.
– Раз положено, значит, положено – тут и говорить нечего.
– А вот в работе, ваше превосходительство, зверь лютый. У нас такого несчастья никогда не случалось. Я двадцать восемь лет при службе, эдакого не упомню. Тихий, как увидал раненого, рыкнул: «В операционную!» У меня аж поджилки затряслись. После пояснил – чем меньше времени после отсечения прошло, тем лучше на место прирастет.
– Ты сам видел? Пальцы точно отсечены были?
– Ваше превосходительство! Чай, я еще умом не прослаб! Их отдельно в чистой тряпице принесли. Не я один, все видели.
– Ладно. Я только спросил. Дело больно такое…
– Лечение плохо понял. Прикладывал палец к отрубу, ладонь зеленым светом светилась, сам вроде и не смотрел вовсе. Как прирастет, другой отруб лечить начинает. После третьего прибинтовал пальцы к шинам. Видать, не впервой перевязки делает. Но и устал он шибко. Еле до стула дошел.
Глава 7
Рыцарь
Утром иду к себе, а на входе служитель сообщает: «Сегодня его величество на прием вас потребуют. За дуэль ругать будут». Потом конфиденциально посоветовал взять с собой подарок. Зачем, не сказал, только таинственно улыбнулся. Ладно, музыкальная шкатулка маленькая, карман не утянет. В другой положу бархатный чехол с брошью, что вчера получил. И для мужчины, и для женщины выдам хороший подарок.
К полудню вызвали, велели одеться в парадный мундир и ждать у дежурного. Жду. Иногда заходят придворные. Встаю, вытягиваюсь. Я тут никто и еще долго буду никем. Правда, чванливых не было, сразу сажали и разрешали без чинов. Последним заглянул дежурный камергер, осмотрел мой внешний вид и посоветовал ждать вызова здесь. Дескать, только попервости интересно, скоро надоест, а стоять придется не меньше часа, меня последним записали. Я все же сразу пошел в тронный зал. Это ему неинтересно, а мне так очень. Да и родители умрут от любопытства, если хоть что-то из описания пропущу.
Зал не такой огромный, как я представлял. Размером не больше танцплощадки в среднем клубе. Напротив входа возвышение, на нем королевский трон, по бокам два больших стула для принцев, чуть в стороне еще один поменьше, для замужней принцессы. В зале около двадцати особ генеральских рангов, еще столько же чинами ниже. Все в парадных, шитых золотом мундирах, блистают орденами и оружием. Женщин меньше, не больше пары дюжин, и тоже в мундирных платьях. Если смотреть по петлицам, как таковых придворных мало, больше значимые лица королевства наличествуют. Четыре министра, верховный магистр и канцлер стоят совсем рядом у возвышения, остальные разместились вдоль стен. Я забился в угол у самого входа, стою по стойке «смирно», наблюдаю перемещения по залу, слушаю негромкие разговоры. На меня особо внимания не обращают, но иногда засекаю недоуменные взгляды.
Герольд трижды ударяет в пол изукрашенным посохом и провозглашает прибытие королевской семьи. Все в зале склоняются в поклоне. Государь первым занимает трон, за ним садятся принцы и принцесса. Между отцом и дедом на банкеточке примостилась Лаура, единственная из внучек, по возрасту допущенная в зал. Его величество милостиво кивает и начинает прием. Вопросы важные и актуальные. Наверное. Я ничего не понял. Сначала один статский генерал зачитывал какой-то отчет, который высочайше изволили утвердить. Потом другой военный генерал что-то втирал про границу между герцогствами. На этом я перестал слушать и просто наслаждался действом, как в кино. После четвертого докладчика дело пошло веселей. Стали вызывать присутствующих и быстро с ними разбираться. Одного сослали за что-то куда-то, другого определили под арест, двоих повысили в чине, одного наградили орденом «За заслуги». Последним в очереди был я. Когда вызвали, строевым шагом дошел до возвышения и склонился в глубоком поклоне. Ангел, как и вся остальная семья, смотрит на меня равнодушно, будто видит в первый раз.
Государь изволил спросить:
– Я тебе камергерский ключ подарил, ты почему его не носишь?
– Виноват, ваше величество, – рапортую, глядя в глаза. – По форме не положено. Потому не счел возможным.
– Какое до него дело? – не обращая внимания на мои слова, поинтересовался монарх.
Герольд зачитал обращение к его величеству. Мать убитого на дуэли Ковальского обвиняла меня в его смерти, ведь было заявлено «до первой крови». Просила примерного наказания. Довольно странно. Дуэли разрешены. Мы сражались в присутствии секундантов и свидетелей. Государь повелел огласить протокол дуэли генералу от инфантерии, который тогда говорил со мной. Тот оказался графом и предводителем столичного Дворянского собрания. В протоколе было подробно описано все, от момента прибытия участников до выпивки на мировую. Когда дошло до уехавшего по болезни, государь задумчиво выразил надежду, что никогда не увидит фамилии Сентос в своих бумагах. Народ переглянулся: сейчас из-за одного труса рухнула карьера всех членов семьи. Им не только не подпишут ни награждений, ни повышений, а даже прошений читать не станут. После прочтения протокола ко мне тоже нашлась претензия.
– Ты почему меч на бой не взял? – изволил спросить его величество. – Сражаться надо равным оружием.
– Ваше величество, вы изволили даровать мне кинжал. Потому счел оный самым достойным из возможных оружий.
– Мальчишка! – горестно вздохнул государь. – И накажу как маленького. Чтобы глупо не форсил, другой раз брал подходящее оружие, велю на неделю оставить без сладкого! По сути жалобы вины не вижу. Бил по разу. Ударил бы дважды, тогда, может, и был бы разговор, а так даже разбирать нечего.
Шумок прошелестел по залу. Жалоба действительно пустая. Стыдно такую государю подавать. Ну мать ладно, ее понять можно. Но суд не кончился, его величество продолжил выносить приговор:
– А коли ты такой задира, с четверыми разом на дуэль выходишь, отныне запрещаю без моего личного соизволения вызывать на поединок и принимать вызовы. А то у меня скоро дворян не останется. Они только и бьются между собой из-за всяких пустяков. Но хоть и дурной ты, однако храбрец. Раз подарил тебе ключ за верность, носи, разрешаю.
В зале вновь зашептались. Наказание смешное, как малыша по попке шлепнули. Вроде обозначили промашку, но не больно, лишь чуть обидно. А вот повеление камер-юнкеру носить камергерский ключ – это почетно. Такое все сразу заценили. Будто тому же малышу после шлепка здоровенный леденец на палочке вручили.
А суд еще не кончился: наказание утяжелил его королевское высочество принц Лагоз:
– Как он за мной числится, я тоже в сторону не уйду. За дурость отставляю от двора. – Озвучив самое тяжелое наказание для придворного, оглядел замерший от такой суровости зал и добавил: – До завтра. За храбрость жалую изумруды на кинжал.
Зал выдохнул. Опала обернулась пшиком. Полдня отставки – это ничто, а изумруды – явный знак благоволения.
Но и это оказалось не все. Встал мой ангел, поклонился и просит дедушку:
– Ваше величество! Как сей храбрец смел, отважен и, вижу, делом проверен, а также возрастом годящий, прошу его себе, а то на бал мне вовсе нет кавалера.
Зал чуть вслух не ахнул. Такое и сыну герцога за честь посчиталось бы. Кавалер – это молодой рыцарь нижней ступени. И не сказать что их слишком уж много. У нас, знаете ли, не Средневековье. Рыцарские ордены больше для блезиру сохранились.
Государь с сомнением оглядел меня и обратился к дочери, ее светлости Силестрии:
– Ты как считаешь?
– У нас на Розовом балу давно не было кавалеров. На вид он недурен, статен и выправку имеет. Если хорошо танцует, была бы прекрасная первая пара. А то принцесса первый раз в свет выходит, но вывести на танец нет равного. Пусть ее хотя бы кавалер выводит.
Розовый бал – это возможность для дебютантов, первый раз выезжающих в свет, показать себя. В первой паре самые старшие среди дебютантов по чину, своему или родительскому. Они открывают бал первым танцем. То есть меня, в красивой форме и с наградами, поставят с Лаурой. Это так почетно! Просто не знаю, что думать.
– Я тебе про дело говорю, а вы с внучкой все за свой бал беспокоитесь. Лагоз, ты как? Не против дочери защитника дать?
Принц заколебался, потом махнул рукой:
– Храбрый и верный. Думаю, отслужит со временем.
Взгляд государя опять переместился на меня:
– Мал возрастом больно. Но храбр, сего не отнять. И для бала подходит. – Задумавшись, пожевал губами. – Сам-то ты как? Согласен принести принцессе оммаж?
Не! Оно конечно! Можно попросить денек-другой подумать или сразу отказаться. Лучшего способа политического самоубийства в ближайшие сто лет не предвидится. Но я уже стою на одном колене и рассыпаюсь в уверениях и благодарностях. Его величество зовет:
– Эй! Кто там? Доставь ларец из моего кабинета, с правой полки.
Несколько минут мы ожидали посланца. Наконец он прибежал с ларцом черного дерева и вызвал нарекания государя:
– Ты что мне принес? Я тебе приказал с правой полки! От меня с правой, а не от двери! Велел рыцарские регалии принести, а ты знаки рыцаря-волшебника притащил. – Опять пожевал губами и вздохнул. – Ладно. Не нести же обратно, примета уж больно нехороша. Он все едино волшебник. Лаура, вручай. Однако помни – мы в ответе за тех, кого взяли под себя.
Возникший рядом рыцарь в церемониальном облачении мигом снял с меня ремень и головной убор. Неопоясанный, простоволосый, встаю на одно колено у самого возвышения. Зачитываю со свитка клятву и отвечаю на ритуальные вопросы. Лаура взяла у деда обнаженный меч, сказала положенные орденской Деве слова и нарекла меня рыцарем-волшебником Ордена золотой саламандры. Ударила по голове мечом, поцеловала в лобик, велела встать, потом вручила орденский знак с золотой саламандрой. Из моих рук его тут же взял рыцарь и приколол к мундиру чуть выше печени. Что мне здесь нравится, если золотая животина, то действительно из золота. Затем из ларца достали пояс, тоже с саламандрой на пряжке, его принял рыцарь и меня опоясал. Последним девица достала массивный золотой браслет в виде свернувшейся ящерки с красными глазами. Он пристроился на моем правом запястье. Браслет совсем непрост, от него фонит сильной магией. Судя по ауре, Защита. Точно от яда, но есть еще что-то. Не успел опомниться, как на специальное крепление слева на пояс личным оружием повешен короткий меч, справа кинжал. Он похож на предыдущий, но сияет блестками редких вкраплений меленьких изумрудиков на золотых деталях. Темляк сиреневый, в цветах дамы.
Повинуясь еле слышным командам распорядителя, мы с Лаурой сжимаем друг другу руки и по очереди зачитываем со свитка клятвы. Теперь я обязан ей служить, советовать, помогать и защищать. Не сорок дней в году, как у нас, а лунный месяц. Она должна оказывать покровительство, заботиться обо мне и выделить лен, достаточный для пропитания мне и моим детям. Девочка вспыхивает от смущения, но обряд есть обряд, ей приходится при всех поцеловать меня в губы. Приятно даже мимолетно почувствовать мягкие, теплые, податливые губы. Поднимаюсь, а мне шепчут, что сейчас я должен подарить сюзерену подарок. Хорошо, служитель утром предупредил – видать, экспромт был заранее заготовлен. Вытягиваю из кармана парчовый лоскут, развертываю его и подаю принцессе взорвавшуюся мириадами разноцветных искр брошь. Красотища неописуемая. Лаура довольна. В ответ она мне дарует сиреневую ленту и перстень, понятно, золотой, с большим аметистом. Тут наконец до меня дошло, почему принцесса так радовалась пармским фиалкам в кофейне. Они сиреневые, а это ее цвет. Для кормления получаю небольшое имение с рыцарским замком в собственность.
Половина мужиков в зале смотрит на меня со сдержанным недоумением и завистью. Другая половина с легким сочувствием и интересом. Не слишком высоко я взлетел? Падать будет больно.
Опять сижу в своей комнатке, запоминаю колоды. Жду документов на рыцарство. На самом деле Орден золотой саламандры не награда. Скорее общественная организация типа октябрят или комсомола, если значок критерием брать. Взносов, слава богам, не берут, но расходы весьма велики.
Как вышел из зала, мне рыцарь-распорядитель много чего объяснил. Надо срочно завести парчовую мантию для церемоний, шелкового бархата для собраний, плащ, берет и шелковые перчатки, все алого цвета с желтой окантовкой. Сапоги теперь положено надевать только из кожи ящера, можно крокодила, и такой же ремень с каской. Причем носить повсеместно. А вот пряжка на ремне отныне только с саламандрой. Можно радоваться, что она должна быть не золотой, а всего-навсего золоченого серебра. Знак ордена положен на любой форме. На простые мундиры можно вышивку сделать, на парадном, праздничном и выходном только золотой, а чтобы не переставлять его, лучше завести копии. Волосы положено отрастить до плеч. Меч обязан носить только на орденские мероприятия, а так достаточно кинжала.
Обязанностей немного. Надо лишь выполнять приказы старших рыцарей. Прав нет. Вопрос «зачем вступать?» наивен. Помимо понтов, что тоже важно, состоять в организации, где офицерами только члены королевской фамилии, а гранд-мастер Ордена лично его величество, мягко говоря, полезно.
Уже который раз хвалю себя за то, что не пожадничал. Дворцовые служители могут все. Получив сотню дукатов, они взяли на себя необходимые закупки и остальные хлопоты. Обувь кожи крокодила? Снятые мерки остались, завтра будет. Знаки ордена? У дворцового ювелира есть запас. Орденские одеяния? Не вопрос. Вызовем портного. Вышивка? К утру на одном мундире сделают, через пару дней на всех остальных тоже. Конечно, обойдется немного дороже, чем в городе. Дворец у нас, знаете ли.
Несчастный… На обед меня обнесли десертом: личный приказ государя. Отставленный… Пусть до завтра, но все же. Разоренный… Брошь ладно, сам подарил, но сотня дукатов улетела, как в пропасть. Про что я? А! Несчастный, отставленный, разоренный рыцарь приезжает домой. Его встречает плачущая мать и держащийся за сердце отец. Нет, отец пока на службе, Эля дядюшкины вещи в аптеке разбирает, только мама дома. Но мне и ее хватило.
Камешки на рукояти кинжала блестят. Золотая ящерка на мундире – вещь приметная. Перстень на правой руке, с приличным таким аметистом, еще утром не думал палец украшать. А браслета на запястье ни одна женщина не проглядит.
Если думаете, что какая-нибудь матушка тактично не заметит и из деликатности не будет спрашивать своего ребенка о происхождении такого великолепия, то вы или сирота, или никогда не жили с родителями. До прихода отца мне пришлось рассказывать малейшие подробности сегодняшнего дня. А после его прихода пришлось пересказывать заново обо всем случившемся. Когда вернулась Эля, меня заставили повторить рассказ в третий раз. Причем мама слушала каждое повторение с одинаковым удовольствием.
И знаете, что самое обидное? Мне сахара к чаю не дали. Сам проболтался про наказание, а для родителей слово государя закон. Принца они просто боготворят. Ордена отца бы хватило, а тут и перевод на новую службу, и я весь такой облагодетельствованный. Вот к Лауре мама отнеслась настороженно: с чего вдруг принцесса забрала себе в рыцари ее мальчика? Но документы прочитала вдоль и поперек.
Новое имение граничит с моими землями. Оно в горах выше Гремячего Потока. Доход не так чтоб уж слишком велик. Зажрался я, да? Основная часть идет с дорожной пошлины моста. Грош с человека, грош с лошади, грош с тележного колеса. Дворяне бесплатно. По обычаю, их свита тоже. Общим счетом двести талеров в год набегает. Сотню платят «за воду». Какую, кто и почему – не написано, но кто-то же платит. Пахотных земель нет, виноградников нет. Есть пастбища с овцами. Да! Еще озеро. Видать, из него вода, за которую платят.
С замком тоже не очень. Представьте себе мрачный Тауэр или богатый Лувр… Представили? Так вот, мой замок на них совершенно не похож. У меня простая высокая каменная башня. Зато выставлять отряд на войну не должен, ибо рыцарь-волшебник.
Вроде и спать бы пора, но осталось одно незаконченное дело. Мне же велели волосы отрастить до плеч. Поняли, да? Рецепт эликсира для роста волос у меня есть. Мне зелье бесполезно: лысины же нет. Для роста волос сойдет заклинание Изменение Внешности. Представляю изменение прически и произношу: Bet In Rel! В зеркале отражаюсь уже с новой стрижкой. Но если кто начнет интересоваться, можно сослаться на зелье.
Однако дарить эликсир в обычном аптекарском пузырьке не совсем здорово. Нужно что-то эдакое, необычное. Помню, в нашем мире дарил Маринке французские духи в красивом флаконе. Ну эти… Как они называются… Пахнут еще… Всю стипендию грохнул… Словом, часа два изгалялся, два стакана и четыре пузырька угробил, но три флакона, по унции каждый, сделал. С трудом. Устал как собака, однако сделал.
Так ведь пустой пузырек любой степени красоты остается пустым пузырьком. Значит, надо наполнить емкости. Выходит, придется бежать к дядюшке в аптеку. Опять ночь не спать, вновь лягу на рассвете. Ладно, перетерплю, все едино сплю мало. Распрощался со своими и пошел в лабораторию. Дорога привычная, я почти каждый день туда работать ходил.
Вот что меня в женщинах удивляет, так это манера расставлять везде какие-то цветочки, вазочки. Вон тарелочку зачем-то повесила. Для чего? Я не понимаю. Да, стало уютней, и атмосфера как-то изменилась. Только чувствуется, не дядин это дом. Не лучше, не хуже, но здесь уже другой хозяин, точнее, хозяйка. Женская рука – она видна.
В лаборатории, среди запасов ингредиентов, порядка пока не наводили. Видать, сначала Эля решила уют наладить. Понятно, ей здесь жить.
Параноик я или не очень? Особых ценностей в доме нет. Но девушка об этом не знает. Если захочет, будет искать тайник и наверняка найдет. Дай-ка я ниточку к стене и к стенке шкафа приклею. Если его будут открывать, ниточка точно порвется. Впрочем, там есть люк в катакомбы. Но я его ни разу не открывал. Сегодня времени нет, но как-нибудь в выходной надо будет туда сходить посмотреть.
Теперь осталось сделать три дозы зелья, и я могу ложиться спать. Полчаса на дозу. Даже не надейтесь, что можно сделать все сразу. Магию творить – не суп варить, чуть изменишь рецепт эликсира – получишь малоосмысленную бурду. Хорошо, если безопасную. Разлил по пузырькам, запечатал белой смолой, а сверху накапал сургуч и поставил свою печать. Никаких крышечек, в пузырьке одна доза.
Утром, после прихода в комнату во дворце, пришлось выдержать разговор о купленных вещах. Сапоги, полусапожки, ботинки, бальные и даже гимнастические туфли из крокодиловой кожи стоят напоказ вдоль стены. Три поясных ремня лежат на комоде. Мантия, плащ и прочие прибамбасы спрятаны по местам. Одних алых перчаток три дюжины. На бюро по три копии орденского знака и золотой медали на окончание школы. Служитель из камердинеров, которому давал деньги на закупки, положил список купленного с ценами и известил:
– Не хватило тридцати семи дукатов. Прикажете получить? Или велите обождать жалованья?
Ни хрена себе! За день грохнуть почти двухлетний заработок отца на прошлой работе. Уточняю:
– Все, что нужно, купили?
– Нет, только самое необходимое. Еще хоть полста бы дукатов нужно. В запас переодеться по паре сапог и ботинок надо. Несессера нет. Партикулярный костюм нужен. И обязательно…
Охренеть! Даже не стал слушать весь перечень необходимого. Задавил жабу и выдал еще сотню дукатов. Зарплатный мешочек уже опустел, но ведь есть кошель купца. Про ларцы откупщика я тоже помню. Обрадованный служитель сразу предложил:
– Ваше благородие, леди Лауре прикажете букет послать? Оно не обязательно, однако после вчерашнего весьма куртуазно будет.
Как деньги дал, сразу «благородием» величает. А букет послать надо – служитель опытнее меня и знает, что делать.
– Пошлите, конечно. Я очень благодарен вам за заботу. Просто не знаю, как отблагодарить.
– Посчитаемся, ваше благородие. Случай поквитаться всегда найдется. Вы вот нашему пальцы спасли, его отец уж очень благодарен. Сочтемся. Хорошие люди любого звания поддержат друг друга. Прикажете пармских фиалок, позднюю сирень или другого чего?
– Я полностью полагаюсь на ваш выбор.
Для первого дежурства переоделся в повседневный мундир, саламандра на нем уже вышита. Отличается от летнего цветом ткани. Такое же сукно, как у парадного мундира. Фуражка тоже в цветах этого мундира, а не летнего. Брюки заправлены в сапоги, которые из кожи крокодила. Такой же кожи ремень. Молодцы служители! Слева на поясе кинжал. Вчера государь велел ходить с пожалованным ключом. Читал, что у нас его носили на заднице. На шлице, что ли? Здесь он носится на банте, пришпиленном справа от верхней правой пуговицы мундира. Наградой не считается, потому носится обычно на дежурстве или с парадно-выходной формой. Рассовываю по карманам часы, самописку, карандаш и блокнот. Понятно, орденский браслет на мне, положено по уставу. На пальцы надеваю рубиновую печатку с гербом, подаренный Лаурой аметист, потом изумруд. Дабы «иметь вид».
В приемную пришел за четверть часа до начала дежурства. Расписался в журнале и стал ждать прихода его милости. Скучновато, но не запрещено заниматься своими делами. Я пересматривал выданные колоды дворов, все едино их надо учить. Пока не пришло начальство, служители принесли мне поднос, накрытый салфеткой, со стаканом чая и легкой закуской. Ровно в девять появился его милость, принял рапорт и пристально оглядел меня.
– Хорош, – вынес он свой вердикт. – За полдня успел форму по уставу построить. Хвалю. Ну что? Готов выполнять из тени трона Лауркины капризы?
– Готов, ваша милость!
Видимо, я не смог сдержать удивления, так как он заулыбался.
– Не думал, что подслушивают? Хе-хе! Молодой еще! Тут все сразу докладывают. Дочке только об этом не сболтни, а то обидится. Видел, ты ей брошь из семейной казны подарил? Зря! Обошлась бы и шелковой лентой. Нечего деньги на нее палить, у тебя их и так недостаток. Хотя, конечно, дочурка была рада. Весь вечер к платьям примеряла и наряжалась. Но больше так не балуй, обойдется. А что это у тебя с прической? Вчера короткая стрижка была. Паричок надел, чтобы уставу соответствовать?
Читать бесплатно другие книги:
