Смертельные тайны Брындза Роберт
– Как насчет времени? – спросила я.
– Клаудия де ла Альда была объявлена пропавшей в июле. Обслуживание отстойника проводилось в августе.
– Дата, когда ее в последний раз видели живой, вовсе не означает дату смерти.
– Да, – согласился Галиано.
– Если она вообще мертва.
– Патрисия Эдуардо исчезла в октябре, Херарди и Спектер – в январе.
– Кто-то из пропавших был одет в джинсы и розовую блузку в цветочек?
– Судя по показаниям свидетелей – нет. – Он указал на стопку папок. – Все данные там.
– Сперва хотелось бы взглянуть на одежду, – сказала я.
Галиано прошел следом за мной к складному столу, глядя, как я снимаю с него мешки с уликами, ставлю их на пол, достаю из рюкзака лист полиэтилена и расстилаю его на столе.
– Нужна вода. – Я подняла первый мешок.
Детектив вопросительно посмотрел на меня.
– Чтобы отчистить метки.
Он обратился к одному из коллег.
Натянув латексные перчатки, я развязала узел и начала извлекать из мешка грязную одежду. Комнату заполнила отвратительная вонь.
Полицейский с напомаженными волосами принес воды.
– Господи, воняет как из канализации!
– Кто бы сомневался, – заметила я, когда он вышел, закрыв за собой дверь.
Джинсы. Блузка. Зеленый бюстгальтер. Зеленые трусики в мелкую красную розочку. Голубые носки. Туфли-мокасины.
По спине пробежал холодок. Такие же подарили нам с сестрой, когда я пошла в пятый класс.
Постепенно на столе обретало форму безголовое и безрукое мокрое чучело. Когда мешки опустели, я начала исследовать каждый предмет одежды.
На голубых джинсах этикетки не было. Несмотря на хорошее состояние материи, штаны развалились на части.
Я проверила карманы. Чего и следовало ожидать: пусто. Намочила метку и слегка потерла. Буквы стерлись до нечитаемости. Штанины были подвернуты, но я оценила размер как близкий к моему – женский шестой или восьмой. Галиано записывал все в свой блокнот.
На блузке меток не оказалось. Пока что я оставила ее застегнутой.
– Ножевые ранения? – спросил Бэт, пока я осматривала несколько повреждений на ткани.
– Неправильная форма, рваные края, – ответила я. – Просто разрывы.
Бюстгальтер был тридцать четвертого размера, трусики – пятого. Фирменных меток не было и на них.
– Странно, что джинсы разваливаются, хотя все остальное почти в идеальном состоянии, – заметил Галиано.
– Натуральные волокна. Сегодня они есть, а завтра – нет.
Он молчал, ожидая продолжения.
– Джинсы, вероятно, были сшиты хлопковой нитью. Но девушка явно отличалась любовью к синтетике.
– Принцесса Полиэстер.
– Может, это и не самая лучшая одежда, но полиэстер и акрил намного хуже разлагаются.
– Химия куда долговечнее.
Я отвернула правую штанину, с которой стекала на полиэтилен грязная жижа. Кроме мертвых тараканов, ничего не обнаружила.
Отвернула левую.
– Есть «люма-лайт»? – спросила я.
Речь шла о специальном источнике света, в лучах которого ярко блестят отпечатки пальцев, волосы, волокна, сперма и следы от наркотиков.
Галиано достал из ящика, что принес Эрнандес, черную коробочку и две пары темных очков. Пока он искал розетку и выключал освещение, я надела очки, затем повернула выключатель и направила «люма-лайт» на одежду. Луч ничего не высвечивал, пока я не добралась до отогнутого края левой штанины. Волокна сверкнули, словно фейерверк на Четвертое июля.
– Что это, черт побери? – Дыхание Галиано на моем плече.
Я направила луч на отворот и отступила назад.
– Puchica! Ух ты!
Прищурившись, он с минуту разглядывал джинсы, затем выпрямился.
– Волосы?
– Возможно.
– Человеческие или звериные?
– Это уже задача для вас, сыщиков. Но я бы поинтересовалась домашними животными.
– Черт побери.
Доставиз рюкзака горсть пластиковых флаконов, я пометила один из них, отделила волокна и поместила их внутрь. Затем обследовала каждый дюйм одежды. Фейерверки больше не вспыхивали.
– Свет?
Галиано снял очки и щелкнул выключателем.
Пометив на оставшихся флаконах дату, время и место, я соскребла в каждый из них грязь, подписывая на этикетках данные о содержимом. Правый носок, внешняя сторона. Правый носок, внутренняя сторона. Левый носок. Отворот правой штанины. Отворот левой штанины. Правая туфля, внутренняя сторона. Правая туфля, подошва. Десять минут спустя я была готова заняться блузкой.
– Свет, пожалуйста.
Детектив выключил свет.
Пуговицы были обычные, пластиковые. Я коснулась каждой из них лучом «люма-лайта». Никаких отпечатков.
– Все, спасибо.
Комната осветилась. Расстегнув каждую пуговицу, я отогнула ткань, обнажая внутреннюю сторону блузки.
Предмет был настолько мал, что почти ускользнул от моего внимания, запутавшись в шве под правой подмышкой.
Я схватила увеличительное стекло.
О нет!
Глубоко вздохнув и сдерживая дрожь в руках, вывернула рукав наизнанку.
Пятью дюймами ниже лежал еще один.
А еще один обнаружился на дюйм ниже первого.
– Вот черт!
– Что такое? – Галиано уставился на меня.
Я направилась к столу с фотографиями, вытряхнула на него конверты и нашла нужные снимки. Вытащив фотографию таза, взглянула в лупу на таинственные пятнышки.
Господи!
Едва дыша, я вглядывалась в каждый дюйм тазовых костей, затем перешла к следующим фотографиям. Всего заметила пятнышек семь.
Меня охватила ярость и тоска, а вместе с ними – все те чувства, что и в могиле в Чупан-Я.
– Не знаю, кто она, – сказала я. – Но, возможно, знаю, почему она умерла.
7
– Слушаю, – сказал Галиано.
– Она была беременна.
– Беременна?
Я взяла со стола первое фото таза.
– Это пятнышко – фрагмент черепа плода. А в блузке – его кости.
– Покажите.
Вернувшись к столу, я продемонстрировала три фрагмента величиной с ноготь.
– Hijo de la puta! Сукин сын!
Я не ответила, застигнутая врасплох его горячностью.
– На каком месяце?
– Точно не уверена. Хотелось бы измерить кости и провести сравнительный анализ.
– Чертов сукин сын!
– Угу.
Через закрытую дверь послышались мужские голоса, затем смех грубо нарушил царившую в комнате мрачную атмосферу.
– Так кто же она, черт возьми? – чуть тише обычного спросил Галиано.
– Девушка-подросток со страшной тайной.
– А папаша, видать, не пожелал становиться семьянином.
– Возможно, у папаши уже была семья.
– Или беременность – лишь стечение обстоятельств.
– Может быть. Если это серийный убийца, он мог выбирать жертвы без разбору.
Голоса в коридоре стихли.
– Пора нанести еще один визит хозяину гостиницы и его жене, – сказал Галиано.
– Не помешало бы заодно проверить окрестные женские клиники и центры планирования семьи. Возможно, она хотела сделать аборт.
– Это Гватемала.
– И то верно. Давайте-ка сделаем фотографии, прежде чем я все это уберу. – Я махнула рукой в сторону блузки.
Через несколько минут появился Хикай. Я протянула ему линейку и показала на кости. Пока эксперт снимал, Галиано переставлял осветительные приборы.
– Как насчет размера?
– Размера?
– Какого она была роста?
– Судя по одежде, среднего или маленького. Если смотреть по местам прикрепления мышц к костям, я бы сказала: фигура довольно изящная.
Я перебрала фотографии, пока не дошла до костей ног.
– Могу оценить рост по бедренной кости, используя для масштаба линейку, но лишь примерно. Вам известен рост четырех пропавших девушек?
– Должен быть в досье. Если нет – выясню.
– Готово, – сказал Хикай.
Достав из рюкзака еще два флакона, я пометила один словами «Останки плода». Затем извлекла кости из-под мышки и рукава, закрыла флаконы и подписала метки.
– Стандартные снимки одежды? – спросил фотограф.
Пока я смотрела, как он движется вокруг стола, в голову вдруг пришла мысль.
– Где берцовая кость и кости ступни, которые были в джинсах? – спросила я у Галиано.
– Диас их тоже забрал.
– И оставил джинсы.
– Он не заметил бы улик, даже если бы они лежали у него под ногами.
– Что вы думаете насчет Лукаса?
– Похоже, добрый доктор не в восторге от поставленной перед ним задачи.
– Мне тоже так показалось. Полагаете, Диас пытается на него давить?
– Я встречаюсь с господином окружным прокурором сегодня днем. – Он развернул и надел темные очки. – И намерен говорить прямо.
Час спустя я въехала в ворота штаб-квартиры ФСАГ. На крыльце стоял Олли Нордстерн: облокотившись о столб, жевал резинку.
Я хотела было дать задний ход, но он метнулся ко мне, словно акула на запах крови.
– Доктор Бреннан! Вы первая в моем списке.
Я вытащила рюкзак из багажника взятого напрокат «аксесса».
– Давайте помогу.
– За последнее время кое-что случилось, мистер Нордстерн. – Накинув лямку на плечо, я захлопнула дверцу и направилась мимо него к зданию. – И сегодня у меня времени на интервью не будет.
– Может, вас все-таки удастся уговорить?
«Может, лучше утопишься в плевательнице»?
– Не сегодня.
Элена Норвильо сидела за одним из компьютеров в бывшей гостиной семейства Менья. Волосы ее скрывал завязанный на затылке голубой шарф.
– Buenos das, Elena.
– Buenos das, – ответила она, не сводя взгляда с экрана.
– Dnde est Mateo?[29]
– Во дворе, – ответил за моей спиной Нордстерн.
Обойдя стол Элены, я прошла по коридору мимо офисов и кухни и вышла в огороженный стеной дворик. Репортер шел за мной по пятам, словно щенок.
Над краями двора нависала крыша, в середине же он был открыт. Впереди слева располагался бассейн, выглядевший здесь столь же неуместно, как джакузи в ночлежке для бездомных. На поверхности воды мерцали солнечные лучи, окрашивая все вокруг странным голубоватым сиянием.
Площадку под крышей в задней части двора занимали рабочие столы. Под каждым из них стоял пустой ящик, содержимое которого было разложено на столе. Вдоль каменных стен тянулись ряды неоткрытых ящиков. Из-за штабелей выглядывали тропические растения, остатки когда-то роскошных садов Мена.
Луис Посадас и Роза О’Рейли исследовали останки в дальнем конце первого ряда столов. Роза записывала данные, а Луис действовал циркулем, выкрикивая результаты измерений. Хуан Корралес сверялся с подвешенным скелетом, держа в левой руке фрагмент кости. Вид у него был озадаченный. Череп скелета украшала шляпа с загнутыми кверху полями.
Когда я вошла в двери, Матео поднял взгляд от единственного в лаборатории микроскопа. Он был одет в джинсовый комбинезон и серую футболку с отрезанными рукавами. На верхней губе проступили капельки пота.
– Темпе! Рад видеть.
– Как Молли? – спросила я, подходя к нему.
– Без изменений.
– Кто такая Молли?
Матео посмотрел на Нордстерна, затем снова на меня. Глаза его сузились, так же как у Галиано в «Параисо». Впрочем, мог и не намекать – я не собиралась обращать внимание на наглого коротышку.
– Вижу, вам все-таки удалось договориться, – заметил Рейес.
– Я сказала мистеру Нордстену, что сегодня об этом не может быть и речи.
– Надеялся, вы сумеете ее убедить, – умоляюще проговорил писака.
– Прошу прощения. – Матео улыбнулся репортеру, взял меня за руку и подтолкнул в сторону дома.
Я последовала за ним наверх в его кабинет.
– Отвадь его, Матео.
– Репортаж в газете может пойти нам только на пользу. – Указав мне на стул, он закрыл дверь. – Мир должен знать факты, а фонду нужны деньги. Если поделимся информацией – можем получить финансирование. И защиту, – добавил он, не дождавшись моего ответа.
– Прекрасно. Вот ты с ним и говори.
– Я уже говорил.
– Это может сделать Элена.
– Она уже провела с Олли весь вчерашний день. Теперь ему нужна ты.
Нет.
– Брось какую-нибудь кость, и он уйдет.
– Почему я?
– Он считает, что ты крутая.
Я пронзила Матео взглядом, который мог бы заморозить в полдень Долину Смерти.
– Его впечатлила та история с байкерами.
Я закатила глаза.
– Хотя бы полчаса? – теперь уже в голосе мужчины послышались умоляющие нотки.
– Чего он хочет?
– Красочных цитат.
– Он не знает про Молли и Карлоса?
– Мы сочли за лучшее этого не касаться.
– Чертов репортер! – Я стряхнула пылинку со штанины. – А про кости в отстойнике?
– Нет.
– Ладно. Только полчаса.
– Тебе понравится.
«Как гнойный фурункул», – подумала я.
– Просвети меня об истории с отстойником, – сказал Матео.
– А тот Джимми Бреслин?[30]
– Подождет.
Я рассказала о том, что узнала в управлении полиции, опустив лишь фамилию Шанталь Спектер.
– Андре Спектер, канадский посол. Тяжелый случай.
– Ты знаешь?
– Детектив Галиано рассказал. Потому я и позволил ему подкараулить тебя, когда мы вернулись из Чупан-Я.
Вряд ли мне стоило обижаться. Если честно, я была даже рада, что Матео понимает последствия того, чем мне предстоит заниматься в ближайшие дни.
Достав из рюкзака флакон, я поставила его на стол. Рейес прочитал этикетку, прищурившись, взглянул на содержимое и посмотрел на меня:
– Кости плода?
Я кивнула:
– Заметила на некоторых фотографиях фрагменты черепа.
– Срок?
– Нужно свериться с Фазекашем и Коса.
Имелся в виду том под названием «Судебная эмбриональная остеология», библия антрополога по внутриутробному развитию скелета. Те, кому посчастливилось обладать экземплярами этой книги – а она была опубликована в Венгрии в 1978 году и давно распродана, – хранили их как зеницу ока.
– В нашей библиотеке есть.
– Закончил с измерениями?
– Почти. – Он встал. – Думаю закончить к тому времени, когда ты разберешься с Нордстерном.
Глаза мои закатились столь глубоко, что я испугалась, как бы они не провалились в мозг.
– Вчера мне очень вас не хватало.
– Угу.
– Сеньор Рейес сказал, что вы заняты до субботы.
– У нас есть полчаса, сэр. Чем могу помочь?
Мы поменялись сторонами стола Матео, и Нордстерн теперь сидел там, где до этого я.
– Ладно. – Он достал из кармана маленький диктофон и взвесил его в руке. – Вы не против?
Пока репортер возился с кнопками, я смотрела на часы.
– Готово, – сказал он, откидываясь на спинку стула. – Поведайте, что тут происходило.
Вопрос меня удивил.
– Разве Элена вам не рассказывала?
– Хотелось бы узнать разные точки зрения.
– Это исторические сведения.
Я увидела, как удивленно поднялись его плечи, ладони и брови.