Ночной садовник Оксье Джонатан

41

Одни в темноте

Молли с Кипом перерыли пожитки Хестер в поисках пищи. Им удалось найти кусок вяленой говядины, немного орехов и сушёные ягоды, даже сыр – вполне достаточно, чтобы продержаться несколько дней пути. А остальные вещи они сожгли.

Молли смотрела на пламя, в котором сгорали последние крупицы жизни Хестер Кеттл. Хестер Кеттл, которая была жива всего несколько часов назад. Молли закрыла глаза и попыталась вспомнить её неприветливое лицо. Но образ карлицы ускользал из памяти: глаза, нос, рот, волосы никак не желали складываться в образ живого человека.

– Я раньше не видела, как умирает человек. А за эту ночь на моих глазах не стало сразу двоих.

– Доктору поделом. Он хотел бросить нас там погибать, – сказал Кип, ворочая концом костыля угли.

Молли собралась было отчитать брата за злые слова, но не стала. Какое она имеет право его поучать?

– Я видела, как это случилось. Как его раздавила дверь. Будто дом сверху упал. Он даже вскрикнуть не успел. Вот он бежал, и вот он не двигается.

– Скажи спасибо, не мы оказались на его месте, – равнодушно отреагировал Кип. – Что дальше? Назад, в сиротский приют?

– Ни за что! Мы поедем в другой город и найдём работу. Найдём безопасное место. Может, симпатичное кладбище? Или местечко для шабаша? – Молли попыталась выдавить улыбку, но ничего не вышло.

– А может, ты будешь рассказывать истории? Как Хестер.

– Может…

Иногда Молли влекла мысль бродить по свету и рассказывать истории незнакомцам. Но сегодняшняя ночь всё изменила. Ведь этой ночью она поняла, как на самом деле устроен мир. Что может сделать история против Ночного садовника? Хестер всю жизнь рассказывала людям истории – и что с ней стало? Молли посмотрела на промасленный свёрток, подаренный сказительницей. Но сейчас не могла заставить себя развернуть его.

Кип шевелил угли.

– Чем ярче огонь, тем темнее во всём мире. Ничего не вижу вокруг.

Кип вздрогнул, вглядываясь в тени:

– Мне всё кажется, что вон он, там, среди деревьев ходит.

– Ночной садовник? – уточнила Молли и покачала головой. – Я помню, что случилось на мосту. Он почти влез на повозку, схватил меня. А когда ты въехал на мост, он упал, будто его чтото удержало. А помнишь, когда он гнался за тобой по лесу? Может, он тебя не тронул, потому что не мог достать? И дал тебе ключ, чтобы вернуть тбя…

Кип уселся удобнее:

– Думаешь, дерево держит его? Как на цепи?

– Ну, не так просто. Думаю, они связаны. Ты же видел, что случилось, когда обломилась ветка: он взвыл, точно ему самому мясо с ноги живьём содрали! Он раб дерева. И чтобы жить, должен сохранять дерево живым.

– Не назвал бы это жизнью, – проронил Кип. – Вот, значит, как дерево работает. Даёт тебе, что ты просишь, но тебе не становится от этого лучше. В этом и разница, получается, между тем, что ты хочешь, и тем, что тебе на самом деле нужно…

Молли кивнула:

– Наверное, Хестер имела в виду именно это, когда сказала, что дерево забирает душу.

Она вспомнила о мистере Виндзоре и деньгах. О Констанции и её кольцах. О Пенни и сказках про принцессу. Об Алистере и его конфетах. О письмах от родителей. Она же получила, что хотела. Но что на самом деле ей было нужно?

Кип будто прочитал её мысли:

– Как быть с мамой и папой? Если они приедут за нами в тот дом, мы должны предупредить их.

Молли хотела было согласиться, но слова застряли у неё в горле. Брат внимательно посмотрел на неё:

– Молли, всё хорошо?

Она смотрела в черноту.

– Кип… мне надо тебе коечто сказать… Я должна… – И наконец она посмотрела брату в глаза. – Про письма.

– Да ладно. Думаю, я знаю, где ты их брала.

Кип нагнулся, засунул руку в карман и вынул маленькую жестяную коробочку.

– Там же, где я взял вот это.

Сначала Молли не поняла, что ей показывает брат, но потом придвинулась и взяла баночку: холодная, пахнущая древесной смолой, с бумажной этикеткой «Чудодейственный бальзам доктора Рутлея. Вылечит всё!». На картинке под надписью были изображены пляшущие и поющие дети. Один из мальчиков замер в прыжке, отбросив костыли.

– Вот что я хотел, – сказал Кип, забирая жестянку. Внутри у Молли всё сжалось от ужаса.

– Давно ты знал?

– С того вечера на рынке. Хотел тебе сказать раньше, но боялся…

Молли посмотрела на больную ногу брата: всё такая же худая, неестественно вывернутая. Рядом на бревне лежит костыль.

– Ты не открыл банку?

– Нет. Очень хотел. Очень. – Кип провёл пальцами по этикетке. – Но я подумал: а если он поможет и я смогу бегать, я же захочу большего. И буду хотеть всё больше и больше. И никогда не успокоюсь.

Молли удивилась, насколько прав её брат. Вспомнила, как невыносимо ей хотелось получить следующее письмо, а за ним – следующее.

– Скажи мне, – попросил Кип, глядя ей в глаза, – почему дерево давало тебе письма от мамы с папой?

Уткнувшись взглядом в колени, Молли мяла грязный, изорванный подол платья.

– Похоже, ты и так знаешь…

– Ты должна сказать.

Сжав зубы, Молли вызвала в памяти те вещи, которые так долго и мучительно оттуда изгоняла. Гдето в темноте среди деревьев бежала и шумела река.

– Каждый раз, когда я слышу реку, я вспоминаю море.

И до Молли донеслись их голоса, крики среди бушующих волн. Она набрала воздуха в грудь.

– Ты не помнишь, как мы бежали из Ирландии. В порту ты уже горел в лихорадке.

Кип понурил голову.

– Это не твоя вина. Болели многие. И на корабле никому не становилось лучше. Нас набили туда, будто мы не люди, заперли в трюме, как животных, почти без еды и воды. Для них мы и были животными, скотом. – У Молли невольно сжались кулаки. – Вторую ночь мы все вчетвером спали на узенькой койке. Начался шторм. Корабль бешено раскачивало, люди падали с коек. Снаружи лил дождь. Гроза и ветер бушевали над морем. Через порты для пушек стала заливаться вода. На палубе бегали и перекрикивались моряки. Мы просили выпустить нас, но они не слышали. Всё это время мама держала тебя на руках и пела тебе – как в детстве.

Молли смотрела на пламя и слышала мамин голос.

– И вот судно раскололось. Будто сама земля развалилась на две части. Вода полилась сверху, с палубы. Она уже доставала до щиколоток. И тогда папа с другими мужчинами выломали дверь, и все выбежали на палубу. Я помогала маме нести тебя. Одна из мачт переломилась пополам. Паруса изорвало в клочья. Дождь лил косой стеной. Волны вздымались, как горы. Вся команда судна исчезла: они бросили нас умирать.

Кип вцепился в костыль:

– Шлюпок не было?

– Осталась одна шлюпка. Люди превратились в зверей – так дрались, чтобы попасть в неё. Но папа дрался лучше всех. Мы успели сесть в лодку – и её сразу отвязали. Но нам сказали, что места в ней всего на двоих.

Молли отвела глаза. Медленно вдохнула.

– Мама с папой положили тебя мне на руки и оставили в лодке. Я кричала, умоляла их не делать этого, но они не слушали. Мама прижала меня к себе и обняла. «Заботься о нём, он теперь твой…» – попросила она и разжала руки… – По щекам у Молли текли слёзы.

Она закрыла лицо ладонями и наконец дала волю слезам, которые сдерживала столько времени. Она вся содрогалась от рыданий и не знала, говорил ли что-то Кип, шевелился ли он. Не слышала и не чувствовала. Наконец, она вытерла лицо.

– Клянусь, я хотела тебе сказать. А потом мы добрались до суши, ты пришёл в себя и спросил, где мама, где папа… – Молли снова зарыдала. – И я не смогла. Я просто не смогла произнести эти слова. – Она сжала губы. – Поэтому я рассказала тебе историю.

Даже в красноватых отблесках огня было видно, как побледнел Кип.

– Ты не рассказала историю. Ты соврала, – тихо произнёс он.

– Я знаю, что это никак не исправить. – Молли потянулась к брату, но он отпрянул. – Мне было страшно. И я очень хотела, чтобы моя история оказалась правдой. Хотела думать, что они гдето здесь, в этом большом мире, что у них интересные приключения. Какаято часть меня верила в то, что это может оказаться правдой. Судно утонуло, но ведь они могли уцелеть!

– Они не уцелели, – жёстко сказал Кип.

Молли кивнула:

– Я знаю. Знаю. И я собиралась рассказать тебе правду. А потом… потом я нашла дерево. И письма. Написанные маминым почерком. И я подумала: «А если они настоящие?» Если чудо случилось и мама с папой живы? Если они уцелели? И тогда моя ложь перестала бы быть ложью. Тогда мы бы перестали быть одни. Я не жду, что ты простишь меня. Ни сейчас, ни потом. Просто пойми, что я пыталась защитить тебя. Пыталась сделать как лучше.

Кип тяжело вздохнул:

– И сколько же людей, погребённых под деревом, были уверены, что поступают как лучше?

Молли молчала. Она не знала, как ответить. Брат посмотрел на неё и опустил голову:

– Я бы хотел тебя возненавидеть. Хотел бы драться, кричать из-за того, что ты врала. Но ты врала не мне. Это ведь было твоё желание. А я хотел другого. Даже сильнее, чем хотел того, чтобы вернулись мама с папой. – Кип сжал в руках жестяную баночку. А когда снова посмотрел на сестру, в его глазах стояли слёзы. – И кто я после этого?

Молли обняла брата и прижала к себе:

– Ты самый обычный человек. Не лучше и не хуже других.

Он крепко-крепко обнял её в ответ, сдавив грудную клетку, и Молли уткнулась носом в его лохматую рыжую голову. Они долго не отпускали друг друга, переплетя руки и прижавшись. Это были не просто объятия. В них не было нежности. Они давали друг другу силы: брат держал сестру так же крепко, как она его.

Наконец, всхлипывая, Молли вскинула голову к звёздам.

– Мне кажется, я поняла. Помнишь, Хестер спросила, в чём разница между историей и ложью? И тогда я ответила, что история помогает людям. «В чём помогает?» – спросила она. И теперь я знаю ответ. История помогает людям посмотреть миру в глаза, даже если он пугает. А ложь – совсем наоборот. Она помогает спрятаться от мира.

Кип разжал объятия.

– Похоже, тем дерево и занято, – сказал он и отстранился, чтобы видеть сестру. – Оно помогает человеку обманывать самого себя и притворяться, что окружающего мира не существует.

Он взял с бревна жестяную баночку с лекарством. И с грустной улыбкой – наверное, представив себя здоровым, – швырнул её в огонь. Банка затрещала, зашипела, разбрасывая вокруг себя искры… Мечта сгорела, превратившись в прах. Молли наблюдала, как мужественно брат перемешивает угли над почти сгоревшей жестянкой.

– Кип, ты самый смелый человек извсех, кого я встречала! – сказала она.

Кип вытер нос и спросил, глядя на пламя:

– Знаешь, чего я хочу?

Молли покачала головой:

– Нет. Давай обойдёмся без желаний.

Брат повернулся к ней:

– Хочу, чтобы мама с папой нас сейчас видели.

Молли рассмеялась, размазывая по лицу слёзы.

– Они бы пришли в ужас.

– Чего это? – расплылся в улыбке Кип. – Они бы гордились нами. И тобой особенно.

Молли отвела глаза, чтобы снова не разреветься.

– Знаешь, что они сказали бы?

– Что, Кип? – спросила она и сжала губы.

– Они бы сказали: «Кип, Молли, мы вас очень сильно любим и хотим, чтобы у вас была счастливая, настоящая жизнь… – Он замолчал и обернулся на лес. – …Но в том доме осталась целая семья, которую надо спасти».

Молли смотрела на брата во все глаза. В тёплых отблесках костра его черты почти повторяли черты отца. Кип был прав. Они бежали от Садовника и бросили Виндзоров. А Констанция лежит там бледная и тает. И в земле ждут могилы. И там осталась Пенни.

Кип поймал её взгляд.

– Они же в опасности, сестрёнка. Надо вернуться и предупредить их, пока ещё не поздно. А кроме нас, у них никого нет. – Он кивнул в сторону повозки. – Ну ещё Галилей.

Молли сделала глубокий вдох. Больше всего ей хотелось покинуть это место и никогда больше сюда не возвращаться. Но она понимала, что бегство ничего не решит, они обязаны вернуться.

Она стиснула ладонь брата:

– Будем верить, что мы втроём справимся.

42

Возвращение в Прокислый лес

Кип с Молли решили отложить возвращение в поместье Виндзоров до рассвета – ведь пока Садовник приходил только по ночам, и дети надеялись, что солнечный свет защитит их. Они встали с первыми лучами солнца, проспав несколько беспокойных часов у догорающего костра, и сразу же сели на повозку. Не произнося ни слова, доехали до равнины: в тишине не хотелось ничего говорить. Кип крепко держал вожжи, полностью следуя плану, который они выработали накануне. Его задача – забрать вещи из конюшни и похоронить доктора Крюка, если будет кого хоронить. Молли же пойдёт в дом и в последний раз попробует убедить мистера Виндзора забрать семью и уехать. План, конечно, получился незамысловатый, но попробовать стоило.

Казалось, им предстояло проделать самые простые вещи. И всё же… Как только Галилей свернул на дорогу к поместью Виндзоров и показался дом, у Кипа внутри всё сжалось.

– Может, неразумно туда возвращаться?

– Совсем неразумно, – ответила Молли и взяла его за руку. – Только между «разумно» и «правильно» есть разница. Мама и папа всегда хотели, чтобы мы поступали правильно.

– Ну, не дыши, – сказал Кип, и они въехали на мост.

Кип смотрел на реку внизу. Вспоминал, как они впервые попали на этот мост, какой необъяснимый ужас он тогда испытал при виде поместья и дома. Казалось, с тех пор прошла вечность, а на самом деле они провели с Виндзорами чуть больше месяца.

На другом берегу мальчик остановился.

– Что ты делаешь? – спросила Молли, когда брат спустился на землю.

– Да так, хочу посмотреть коечто.

Кипу пришла в голову идея. У них есть шанс не просто предупредить членов семьи, а сделать чуть больше – для всего леса, для всей деревни! Он достал изпод лавки Мужество и сунул себе под мышку.

– Я быстро.

– Уж постарайся, – попросила Молли, хватая поводья. Бросила неспокойный взгляд на реку. – Осторожнее возле воды.

Кип улыбнулся:

– А ты возле дерева.

Над Прокислым лесом светило солнце.

– Пол-утра прошло. Если мы хотим вывезти Виндзоров до заката, поторопись.

Молли кивнула и, щёлкнув поводьями, направила Галилея к дому. Кип смотрел, как силуэт сестры становится всё меньше: копна вьющихся волос над хрупкой фигуркой. Она стала другой – меньше походила на старшую сестру, четырнадцатилетнюю девчонку, а больше на взрослого человека. Нет, она не стала чужой, но всё же теперь её мысли, радости и горести были тайной для мальчика.

Кип перевёл взгляд на дерево. В лучах яркого утреннего света оно возвышалось, как башня, манило заветной тенью, так и звало укрыться от палящего солнца на мягкой подстилке из опавших листьев. Кип потряс головой, вспомнив, что скрывается под этой листвой.

– Иди осторожнее, Молли, – сказал он неслышно. И отвернулся, опершись на костыль. Когда папа сделал этот костыль, верхняя перекладина была выше Кипа. А теперь приходилось нагибаться, чтобы опора не выскальзывала изпод руки. Но всё же он держал в руках Мужество – и от одного этого становилось легче. Кип рассматривал мост, соединявший остров с остальным лесом. А не он ли таит в себе способ остановить дерево?

Кип видел, на что способен Садовник, и не собирался с ним бороться. Но если бы получилось обрушить мост, люди перестали бы возвращаться на остров. И, может, тогда, лишившись свежих жертв, дерево бы умерло? Может, и нет, но попробовать стоило.

Кип пошёл по мосту, одной рукой держась за толстую верёвку-поручень и высматривая слабые места в настиле. Мост был очень старый – просто удивительно, что он до сих пор не обвалился в реку! Кип несколько раз поскользнулся на влажных от тумана и росы досках, когда переступал с одной на другую.

Возле самого берега он остановился: это место выглядело наименее надёжным. Кип опустил костыль, осторожно встал на колени и наклонился – шум воды сделался оглушающим. Теперь мальчик внимательно рассматривал балки моста. Опоры утопали в переплетении толстых чёрных корней, тянувшихся от самого острова и заканчивавшихся ровно на том месте, где начиналась дорога.

– Вот почему ты до сих пор не рухнул! Дерево так решило! – пробормотал Кип почти в восхищении.

Пока Кип рассматривал корни, ещё какаято мысль не давала ему покоя. Он вспомнил ночную погоню: Садовник бежал за ними до самого моста, а на этом месте невидимая сила будто отбросила его назад. На ум пришла ночь, проведённая в волшебном саду: тогда случилось то же самое.

– Ну конечно! – воскликнул Кип. – Он заходит только туда, куда дотянулись корни!

– Кто это – он? – прозвучал внезапный вопрос над самым ухом.

Кип обернулся: прямо у него за спиной стоял Алистер. Из-за шума воды он не слышал, как тот подошёл. Лицо у Алистера было, как всегда, очень бледным, только вот теперь под опухшими глазами краснели круги. Похоже, он плакал. Обеими руками Алистер держал костыль, точно саблю.

Кип медленно выпрямился.

– Доброе утро, – поздоровался он как можно беспечнее.

– Вряд ли «утро» – подходящее слово. Обед скоро. – Алистер взмахнул костылём, как волшебной палочкой. – И где вас носило?

Кипу стоило немало усилий не вцепиться в костыль. Он знал, что, прояви он беспокойство, станет только хуже. Поэтому Кип сжал кулаки и постарался не выдать раздражения.

– Мы ездили на прогулку.

– На прогулку? Моя мать болеет, а вы ездили на прогулку? – Юный Виндзор выставил костыль вперёд, как будто обвиняя Кипа. – Ты же врёшь! Вы чтото задумали! Доктор исчез. Отец сам сидит у постели матери. Я нажалуюсь ему, что вы запугали и выгнали доктора.

– Да, доктор испугался. Но мы тут ни при чём.

Кип заглянул Алистеру за спину. На лужайке перед домом попрежнему лежала дверь конюшни, но ноги доктора изпод неё не торчали.

– Ты чтото знаешь и молчишь! Я тебя уволю!

Кип усмехнулся:

– Не радуйся, мы и так уезжаем.

Алистер отшатнулся, будто получил удар по лицу.

– Вы – что?

– Молли сейчас в доме, как раз сообщает об этом твоему отцу. Мы уносим ноги отсюда. И если ты хоть наполовину такой умный, какого из себя строишь, сделаешь то же самое.