Безумная медицина. Странные заболевания и не менее странные методы лечения в истории медицины Моррис Томас
Значительная часть самых странных зафиксированных медицинских случаев четко попадает в категорию, которую можно назвать «невероятно глупые вещи, сделанные молодыми людьми».
Вскоре у него проявилась пугающая изжога; пациент стал биться в конвульсиях, и друзья, опасаясь за жизнь этого легкомысленного молодого человека, обратились ко мне.
Легкомысленный — слишком мягкое слово при таких обстоятельствах.
«В первую очередь я сделал кровопускание, однако главной целью лечения было извлечь стекло, которое вызывало симптомы. Я был совершенно сбит с толку. С одной стороны, я боялся, что рвотное средство усилит раздражение и сокращения желудка, из-за чего стекло продвинется ближе к стенкам. С другой стороны, слабительное средство могло загнать стекло в кишечник, поверхность которого оказалась бы повреждена».
Вполне разумный ход мыслей. Было лишь два варианта: стекло можно было вывести либо посредством рвоты, либо через анус. Портал знал, что можно использовать рвотное средство, но понимал, что мышечные сокращения могли загнать куски стекла в стенки кишечника.
Альтернативный вариант был еще хуже: если бы стекло прошло вниз по кишечнику со всеми его изгибами, то оно определенно спровоцировало бы масштабное кровотечение. Это была настоящая дилемма. Решение, которое он в итоге принял, было поистине гениальным.
«Я посоветовал пациенту наполнить желудок едой, которая стала бы реципиентом для стекла, а уже затем спровоцировать рвоту. Была сварена капуста; пациент съел ее в большом количестве, а затем я дал ему две гранулы рвотного камня в стакане воды».
Мне интересно, сколько кочанов капусты составляют большое количество, но предполагаю, что больше двух. Надеюсь, пациент любил капусту.
У врачей того времени было поразительное разнообразие клизм. Один врач писал о семи различных видах: слабительных, тонизирующих, возбуждающих, рассеивающих, наркотических, расслабляющих и успокаивающих.
«Вскоре пациента вырвало, и в рвоте помимо капусты оказалось значительное количество стекла. Он выпил много молока, после чего его положили в ванну и сделали ему несколько успокаивающих клизм».
У врачей того времени было поразительное разнообразие клизм. Один врач писал о семи различных клизмах: слабительных, тонизирующих, возбуждающих, рассеивающих, наркотических, расслабляющих и успокаивающих. Успокаивающие клизмы, по словам одного авторитетного врача, «применяются при дизентерии и других заболеваниях, сопровождаемых сильным раздражением кишечника».
Похоже, рецептов клизм было столько же, сколько применяющих их врачей. Врач XVIII века Ричард Брукс использовал пальмовое масло, коровье молоко и яичный желток; в «Медицинском справочнике» (1828 г.) Ричарда Риса написано, что клизмы «должны содержать желатиновые и масляные компоненты, а также отвар корней и листьев алтея, льняное семя, крахмал, телячьи копыта и плоть, стружку оленьих рогов и т. д.»; в книге «Фармакология и терапия» (1857 г.) Томас Митчелл заявляет:
«Хорошую клизму можно сделать из двух-четырех унций свежего сливочного масла, такого же количества оливкового масла, полпинты мелкого крахмала или настойки эльма. Из унции бараньего сала, измельченного и сваренного в пинте молока, получится прекрасная клизма, которую полезно применять при дизентерии» [7].
Ничто из этого не кажется особенно приятным. Тем не менее пациенту Портала клизма, похоже, помогла:
«Поскольку в результате всех этих манипуляций он сильно похудел, я порекомендовал ему пить ослиное молоко, что он делал более месяца. Молоко вернуло ему прежнее состояние здоровья» [8].
Капуста и ослиное молоко вряд ли хорошо сочетаются, но доктор Портал знал, что нужно делать.
Гогочущий, как гусь
Люди обладают удивительной способностью становиться героями несчастных случаев, и практически каждый предмет, который вы только можете себе представить, когда-либо извлекался из дыхательных путей какого-нибудь пациента. Гвозди, орехи, пиявки, овечьи зубы, пули и даже часть трости — все эти и другие предметы были извлечены медиками всего за несколько лет в начале XX века.
Однако я считаю, что следующая история заслуживает приза за особую странность. В 1850 году в «Британо-зарубежном медико-хирургическом периодическом журнале» была опубликована статья немецкого хирурга Карла Августа Бурова. Профессор Кенигсбергского университета Буров был пионером лицевой реконструкции и изобретателем треугольника Бурова — техники, которая по сей день используется пластическими хирургами.
Практически каждый предмет, который вы только можете себе представить, когда-либо извлекался из дыхательных путей какого-нибудь пациента.
«Хотя описанный врачом случай отличается оригинальностью, он не обладает большой исторической важностью, поскольку предметом, извлеченным из горла пациента, было… другое горло. Гусиное».
Об удалении гортани гуся из гортани ребенка посредством трахеотомии доктором Буровом.
«Дети в округе доктора Бурова очень любят дуть в гортани недавно убитых гусей, чтобы получить звук, похожий на тот, что издают эти животные».
Странное времяпрепровождение, но это все же лучше, чем продавать наркотики или грабить беззащитных пожилых дам.
«Двенадцатилетний мальчик, увлеченный этим занятием, внезапно зашелся кашлем и проглотил инструмент. Он сразу же начал задыхаться, а через какое-то время удушье сменилось сильным диспноэ[5]. Доктор Буров увидел его спустя 17 часов: лицо мальчика было опухшим, имело красно-синий оттенок и было покрыто потом. С каждым вдохом мышцы на его шее спазматически сокращались, и был слышен свист. При каждом выдохе у ребенка вырывался хрип, похожий на звук, издаваемый гусем».
Если не принимать во внимание тот факт, что жизнь мальчика была в опасности, я, признаться, с удовольствием бы послушал ребенка, гогочущего, как гусь.
Гусиная гортань, которую вдохнул мальчик (не ожидал, что когда-нибудь напишу такое), целиком перекрыла его дыхательные пути.
«Проведя пальцем по rima glottides[6], доктор Буров обнаружил, что она закрыта. Он был убежден (это было маловероятно из-за размеров двух тел относительно друг друга), что гортань гуся прошла через нее. Доктор немедленно провел трахеотомию, но из-за схожести структур инородного тела и места, в котором оно застряло, было крайне сложно удалить гусиную гортань щипцами».
Трахеотомия — одна из старейших хирургических процедур, описанная многими древними авторами. В данном случае гусиная гортань, которую вдохнул мальчик (не ожидал, что когда-нибудь напишу такое), целиком перекрыла дыхательные пути, поэтому было вполне разумно сделать надрез в горле, чтобы помочь ребенку дышать.
«Более того, слизистая оболочка оказалась настолько чувствительной, что в момент, когда инструмент прикоснулся к ней, у мальчика начались сильнейшие рвотные позывы, и вся гортань показалась за корнем языка. После многочисленных попыток придержать гортань гуся в шее с помощью указательного пальца, чтобы она снова не опустилась, доктор Буров смог целиком вытащить гортань животного. Ребенок был вполне здоров уже на девятый день».
В то время трахеотомии были очень опасны, так как постоперационные инфекции были частым явлением. В данном случае результат, несомненно, превзошел ожидания.
«По словам доктора Бурова, ему повезло, что во время операции рядом с ним находилось множество студентов, поскольку они могли подтвердить правдивость этой истории, которая кажется невероятной» [8].
Что ж, маловероятно, что все это действительно произошло, но, с другой стороны, кто бы стал такое выдумывать?
Пенис в бутылке
Большинству врачей доводилось лечить людей с крайне постыдными проблемами, которым пациенты не хотели или не могли дать правдоподобное объяснение. В своей книге «Урологические странности» (1948 год) американский врач Вирт Бредли Дакин приводит множество неправдоподобных объяснений, данных пациентами со странными предметами в мочевом пузыре: от «я измерял температуру, и он выскользнул у меня из рук» (термометр) до «я хотел посмотреть, что будет» (двухметровая проволока).
«Некоторые пациенты вообще отказывались давать объяснения — например, “достопочтенный выдающийся гражданин”, который обратился за помощью, после того как засунул дождевого червя себе в уретру».
Иногда, однако, самое невероятное объяснение может оказаться правдивым. О таком случае в 1849 году рассказал нью-йоркский хирург Азариах Шипмен. Когда его пригласили осмотреть молодого человека, чей пенис застрял в стеклянной бутылке, он, вероятно, не ожидал услышать совершенно невинное объяснение.
Большинству врачей доводилось лечить людей с крайне постыдными проблемами, которым пациенты не хотели или не могли дать правдоподобное объяснение.
Новое действие калия — инородные тела в уретре — каталепсия.[7]
«Несколько месяцев назад я был срочно вызван к молодому джентльмену, который оказался в крайне нелепом положении и при этом испытывал сильную боль. При осмотре я увидел бутылку, вмещающую пинту, с коротким горлышком и маленьким отверстием, внутри которой застрял пенис. Он, опухший и фиолетовый, вошел через горлышко. Бутылка, которая была белой и полностью прозрачной, имела отверстие диаметром лишь 1 сантиметр; поскольку пенис был сильно распухшим, извлечь его было практически невозможно. Пациент был так напуган и так спешил извлечь пенис, что не рассказал мне, как он попал в такую ситуацию, однако умолял меня освободить его как можно быстрее, поскольку боль была интенсивной, а ментальные страдания и страх — невыносимыми».
Думаю, если бы я обратился к врачу в подобной ситуации, то тоже хотел бы сначала получить помощь, а уже затем дать объяснение.
«Не надеясь получить объяснение немедленно, я попробовал вытащить пенис с помощью пальцев, но безуспешно. После этого я взял большой нож, лежавший на столе, и его обратной стороной ударил по горлышку бутылки, после чего она разлетелась, а пенис сразу же освободился к большой радости напуганного юноши».
Конец только что освобожденного пениса был невероятно распухшим и черным, а также покрытым пузырями, будто его обожгли.
«После удаления бутылки он пожаловался на жжение и боль в пенисе. Воспаление, отек и изменение цвета сохранялись несколько дней, но благодаря скарификации[8] и холодным компрессам были устранены. Тем не менее пациент очень тревожился и испытывал сильную боль в пенисе. Читателю, вероятно, интересно, как пенис оказался в горлышке бутылки».
«За струей мочи последовали звук взрыва и вспышка огня, а затем пенис затянуло в бутылку с такой силой, что его будто бы зажало в тисках».
Я нисколько не сомневаюсь, что все, кто читал эту статью в течение 169 лет после ее публикации, задумывались именно об этом.
«Мне самому было очень интересно, однако тревога и смятение пациента, а также его страх лишиться пениса либо из-за ожога, отека и воспаления, либо из-за возможной ампутации ради извлечения из бутылки охватывали его и переполняли ужасом».
Однако для его немногословности определенно была причина.
«А теперь объяснение. В его комнате стояла бутылка, в которой для экспериментов хранился калий в нафте[9]. Желая помочиться, не выходя из комнаты, он вытащил стеклянную затычку и поднес пенис к горлышку. За струей мочи последовали звук взрыва и вспышка огня, а затем пенис затянуло в бутылку с такой силой, что его будто бы зажало в тисках. Горение калия мгновенно создало вакуум, и для мягкой податливой ткани пениса бутылка сыграла роль гигантской медицинской банки. Маленькое отверстие в горлышке бутылки пережало вены, в то время как по артериям кровь продолжала поступать в головку, крайнюю плоть и т. д. Из-за этого и из-за разреженного воздуха в бутылке пенис опух до огромных размеров».
Очень серьезная ситуация. И совершенно не смешная.
«Сколько именно калия было в бутылке в тот момент, неизвестно, но, возможно, там оставались частицы более крупных гранул, которые были настолько малы, что их нельзя было заметить невооруженным взглядом. Мне хотелось проверить вещество (однако не тем же инструментом, что пациент), и для этой цели я взял несколько гранов калия, смешанных приблизительно с чайной ложкой нафты, и положил их в бутылку. Затем я стал брызгать туда мочой, одновременно держа кончик пальца в горлышке бутылки, но так, чтобы горлышко не было целиком перекрыто. В результате раздался громкий взрыв, и палец с силой засосало в бутылку. Этот крайне интересный философский эксперимент в какой-то степени прояснил, почему мой пациент был так напуган».
Это звучит абсолютно правдоподобно. Если вы вдруг никогда не видели, что происходит, когда струя мочи попадает на кусок калия, то все действительно так драматично, как описал доктор Шипмен. Этот металл высокореактивен, и даже маленький его кусок с силой взрывается, если бросить его в воду. Он также быстро окисляется на воздухе, из-за чего молодой химик-энтузиаст держал свои образцы под нафтой.
«Новизна этого происшествия стала причиной, по которой я так многословно его описал. В то время как его нелепый характер, вероятно, может вызвать улыбку, для пострадавшего произошедшее совсем не было похоже на шутку. Он в ужасе думал, что если его пенис еще не погиб, то осколки бутылки, которую требовалось разбить, порежут его или искалечат» [10].
Как только у вас высохнут слезы смеха, возможно, вы пожалеете бедного парня.
Футляр в кишке
В 1840 году ирландскому путешественнику, приехавшему в расположенный в северной Франции Брест, провели экскурсию по местной тюрьме. Это было огромное здание, вмещавшее 6000 человек, где в определенное время находилась десятая часть населения города. Заключенные были рабами: приговоренные к тяжелым работам, они представляли собой многочисленную рабочую силу, и их занятия варьировались от постройки зданий до изготовления парусов.
Построенная в 1751 году тюрьма была инновационной с инженерной точки зрения: даже в своих камерах заключенные находились под постоянным наблюдением надзирателей. Тем не менее, как заметил Эндрю Вэлентайн Кирван, тюрьма оставалась сосредоточением «всех преступлений и грехов, где безразличные становились плохими, а плохие, бесстыдные и неисправимые становились хуже с каждым днем».
Кирван быстро осознал, что тюрьма была не исправительным учреждением, а высшей школой для тех, кто хотел отточить свое мастерство в криминальном искусстве. Вместо высаживания цветов и занятий по сохранению самообладания преступникам давали уроки взлома домов и жульничества: «Фальсификатор подписей учится у вора искусству изготавливать фальшивые ключи, а вор, в свою очередь, погружается в тайны подделывания подписей» [11].
Заключенному пришлось признаться врачу, что он спрятал в прямой кишке деревянный футляр, но второпях засунул его вперед верхушкой, а не основанием.
Тюрьма не была приятным для жизни местом: работа была тяжелой, питание скудным, а смертность ужасающе высокой. Неудивительно, что заключенные часто пытались сбежать. Кирван стал свидетелем процветающей торговли дубликатами ключей, поддельными паспортами и другими принадлежностями, которые могли понадобиться беглецу. Однако мало кто заходил так далеко, как герой статьи в журнале Medical Times[10]:
Инородное тело в поперечной ободочной кишке.
«Этот весьма интересный случай не так давно произошел в брестской bagno».
Слово bagno (обычно bagne во французском) использовалось в странах Южной Европы для описания тюрьмы, где заключенные занимались тяжелым физическим трудом.
«Опасный заключенный, который однажды уже сбегал из тюрьмы, внезапно пожаловался на боль в животе, запор, тошноту, озноб и т. д. Грыжи обнаружено не было, однако симптомы, которые вскоре усугубились, однозначно свидетельствовали о непроходимости кишечника».
Врач предположил, что петля кишечника оказалась зажата. Это было потенциально очень опасно: если кровоснабжение было нарушено, ткань могла быстро отмереть, что привело бы к гангрене.
«Рвота стала непрерывной, боль очень сильной, а метеоризм значительным».
Метеоризм (также известный как «тимпанит») — состояние, при котором живот становится плотным и раздутым. Он вызывается скоплением газов в кишечнике, классическим симптомом кишечного некроза.
«Поскольку пациенту, несмотря на лечение, становилось хуже, ему пришлось признаться врачу, что он спрятал в прямой кишке маленький кожаный мешок с деньгами, чтобы утаить его от тюремщика. За признанием последовал осмотр прямой кишки, но там ничего не было найдено».
Заключенный не был целиком откровенен. Попытавшись скрыть факт, что он сам был виноват в своей болезни, он снова солгал. Он действительно засунул кое-что в задний проход, но не кошелек.
«Симптомы постепенно нарастали, и через какое-то время с левой стороны живота, там, где находится нисходящая ободочная кишка, стала видна опухоль. На этой стадии заболевания заключенный признался, что он ввел в прямую кишку деревянный tui, но второпях засунул его вперед верхушкой, а не нижней частью».
Наконец-то правда открылась! Etui — это маленький украшенный футляр для таких личных вещей, как перочинные ножи или приспособления для шитья. Многие хирурги хранили в них свои инструменты. Тот чехол, вероятно, был асимметричным, поскольку за один его конец было легче схватиться, чем за другой. Почему пациент решил, что иметь кошелек в заднем проходе менее стыдно, чем деревянный футляр, остается загадкой.
утляр, извлеченный из прямой кишки заключенного, состоял из двух жестяных листов, достигал 15 см в длину и 12 см в ширину, весил примерно 600 г.
Через неделю после появления симптомов пациент умер. Хирург, который провел вскрытие, определил, что у пациента был острый перитонит.
«Кишка раздулась до огромных размеров из-за газов. Внутри было найдено крупное инородное тело, оказавшееся цилиндро-коническим футляром, конический конец которого был направлен к слепой кишке[11]. Футляр состоял из двух жестяных листов, достигал 15 сантиметров в длину и 12 в ширину, весил примерно 600 граммов и был покрыт куском кожи, которая, несомненно, должна была защитить слизистую оболочку прямой кишки от контакта с металлом и облегчить извлечение футляра».
Это был действительно большой предмет для толстой кишки. Когда медики открыли футляр, то нашли в нем следующее:
• дуло пистолета длиной десять сантиметров;
• стальной шуруп;
• стальную гайку;
• отвертку; из этих четырех инструментов можно было изготовить приспособление, достаточно крепкое, чтобы раздвинуть железные прутья;
• стальную пилу по дереву длиной десять сантиметров;
• еще одну пилу по металлу;
• шприц;
• призматический напильник;
• одну монету в один франк и две монеты в два франка, связанные нитью;
• кусок жира для смазывания инструментов.
Иными словами, полный набор для побега. Нельзя не восхититься его вниманием к деталям, несмотря на то что исполнение оказалось не лучшим.
«После того как было сделано это удивительное открытие, врач поинтересовался привычками рабов-заключенных, и главный надзиратель сказал, что худшие пленные имели привычку прятать подозрительные предметы вроде инструментов, денег и т. д. в прямой кишке».
Некоторые вещи остаются неизменными.
«Однако эти предметы обычно были небольшими, и их размеры редко превышали два-три сантиметра. Заключенные называли их “самым необходимым”».
Сегодня к таким вещам относится самый маленький на рынке мобильный телефон, знакомый каждому надзирателю, которому когда-либо приходилось проводить «внутренний» досмотр.
«Надзиратель сказал, что никогда не видел ничего похожего на только что описанный футляр».
Думаю, это правда!
«У всех подобных футляров одинаковая форма: один конец конический, а другой — тупой. Заключенные вводят их в анус тупым концом, чтобы потом облегчить их извлечение. В описанной ситуации заключенному пришлось прятать свой несессер в спешке, из-за чего он перепутал концы tui» [12].
Вместо того чтобы остаться внутри прямой кишки, откуда его легко можно было вытащить, футляр выскользнул из пальцев заключенного и продвинулся удивительно далеко в толстую кишку.
Мой совет? Если вы планируете побег из тюрьмы, просто попросите друга спрятать напильник в пирог.
Часть 2
Таинственные болезни
Вы когда-нибудь задумывались о числе существующих человеческих болезней? Я имею в виду не только инфекционные заболевания вроде гриппа, проказы и бубонной чумы, но и неинфекционные (диабет и рак, например), и генетические. На этот вопрос невозможно ответить, поскольку новые болезни обнаруживаются постоянно.
Всемирная организация здравоохранения следит за публикациями Международной классификации болезней — пугающего сборника почти всего, что может с вами случиться. В первом издании этого документа 1893 года было перечислено 161 заболевание, в то время как в десятом, вышедшем спустя век, говорилось более чем о 12 000. Согласно некоторым данным, врачи выделяют целых 30 000 заболеваний, хотя никто не может договориться хотя бы о приблизительном количестве.
Некоторые заболевания вроде ВИЧ, СПИДа или Эболы не существовали 100 лет назад и появились в результате эволюции новых и особенно неприятных патогенов. Другие болезни были определены, потому что прогресс в расшифровке последовательности генов позволил проследить конкретные мутации, которые вызывают тот или иной набор симптомов. Тысячи таких заболеваний признаны редкими, и это означает, что они поражают менее 0,05 % населения. Они встречаются настолько нечасто, что вариантов их лечения мало, и во многих случаях они даже не опробованы.
Согласно некоторым данным, врачи выделяют целых 30 000 заболеваний, хотя никто не может договориться хотя бы о приблизительном количестве.
Диагностика редкого заболевания затруднительна даже для талантливого опытного врача, имеющего в своем распоряжении возможности современной больницы. Можно только посочувствовать врачу XVIII века, который, придя к семье из Саффолка, обнаружил, что ее члены страдают от странной и ужасной болезни, из-за которой их конечности высыхают и отпадают. Болезнь была новой для Англии, ее причина была неизвестна, а вариантов лечения не существовало. Врач мог лишь постараться облегчить боль своих пациентов и зафиксировать симптомы на бумаге, чтобы его коллеги могли распознать эту болезнь в будущем. Я считаю эти первые встречи между медиком и невиданными ранее болезнями поразительными: можно почувствовать растерянность доктора, который пытается понять, с чем имеет дело.
Однако описания новых заболеваний иногда составлялись не только ради науки. В XVII веке, когда были основаны Philosophical Transactions и другие ранние медицинские журналы, натурфилософы особенно интересовались монстрами, то есть отклонениями от совершенных творений природы.
Описание мальчика, которого вырвало эмбрионом, имело небольшую научную ценность, но общественный резонанс был неслыханным.
Одна из типичных статей того периода носила заглавие: «Рассказ о двух чудовищных свиньях с рылами, напоминающими человеческие лица, и двух молодых индюшках, соединенных грудками». Желание понять и изучить подобные аномалии было неподдельным, однако такие истории должны были также утолить человеческую жажду к гротеску и странностям.
Хотя изучение «гениев и монстров» вышло из моды в XVIII веке, тяга редакторов журналов к сенсациям существовала еще долгое время. Новая загадочная болезнь с экзотическими симптомами (чем страннее, тем лучше) практически всегда привлекала внимание публики, даже если доказательства ее существования были сомнительными. Описание мальчика, которого вырвало эмбрионом, имело небольшую научную ценность, но общественный резонанс был неслыханным.
Первые встречи между медиком и невиданной ранее болезнью поразительны: можно почувствовать растерянность доктора, который пытается понять, с чем имеет дело.
Большинство странных историй, описанных в этой главе, вероятно, правдивы, хотя даже эксперт самых широких взглядов может усомниться в том, что пациент может мочиться ухом.
Омерзительная вещь случилась на улице Хай-Холборн
О враче XVII века Эдварде Мее известно мало, кроме того что он вращался в основном в высшем обществе. Он происходил из знатной сассекской семьи, среди представителей которой было множество членов парламента, настоятель собора Святого Павла и несколько королевских придворных. Сам Эдвард был частым посетителем двора Карла I, будучи врачом королевы Генриэтты Марии. Он также преподавал в Musum Minerv, школе для молодых аристократов, где учебный план включал в себя разнообразие предметов — от астрономии до верховой езды и фехтования.
Однако самым ярким эпизодом жизни доктора Мея стал жуткий инцидент, который был описан знаменитым валийским историком Джеймсом Хауэллом как «омерзительная вещь, которая случилась на улице Хай-Холборн». Доктор Мей описал свой неприятный опыт в памфлете, опубликованном в 1639 году под странным названием:
Точный и правдивый рассказо странном монстре или змее, найденном в левом желудочке сердца Джона Пеннанта, джентльмена в возрасте 21 года.
Несчастный молодой пациент Джон Пеннант (скончавшийся) происходил из семьи валийских аристократов, чьи корни прослеживались с нормандского завоевания Англии. Эдвард Мей описывает произошедшее:
«Седьмого октября текущего года, то есть 1637-го, леди Херрис, жена сэра Френсиса Херриса, обратилась ко мне с просьбой взять с собой хирурга и провести вскрытие тела ее племянника Джона Пеннанта, умершего прошлой ночью, чтобы открыть близким причину его долгой болезни и смерти. Его мать, которой я сам несколько лет назад назначал средство от камней, хотела узнать, скончался ли ее сын из-за камней или нет».
Доктор Мей уже лечил мать молодого человека от камней в мочевом пузыре, которые в XVII веке были гораздо более распространены, чем сегодня. Естественно, она хотела узнать, были ли камни причиной смерти ее сына.
«По ее просьбе я послал за хирургом Джейкобом Хейдоном, проживавшим напротив таверны за церковью Святого Клемента на улице Стрэнд. Он пришел ко мне со своим слугой, а затем мы направились в дом, где лежал усопший. Мы вскрыли брюшную полость и увидели, что мочевой пузырь молодого человека был полон гноя и покрыт язвами. Верхняя его часть была повреждена, и весь он был сгнившим. Правая почка была разрушена, а левая оказалась увеличенной вдвое и заполненной гнойной жидкостью. Вся плоть была уничтожена, и ничего не оставалось, кроме кожи».
Гнойная жидкость — это кровавый гной. Звучит так, будто чудовищная инфекция разрушила всю мочеполовую систему.
«Нигде в теле мы не нашли ни камней, ни песка. Поднявшись в грудную полость, мы увидели относительно здоровые легкие; сердце было скорее круглым и распухшим, чем продолговатым. Правый желудочек пепельного цвета был сжат и морщинист, как кожаный кошелек без денег внутри. Перикард и нервная оболочка, которые должны содержать известную жидкость сердца, омывающую сердце, были иссушены».
Мне нравится использованное доктором Меем описание «морщинист, как кожаный кошелек», которое хорошо отражает состояние больного сердца. «Известная жидкость сердца» — это перикардиальная жидкость, основная функция которой заключается в том, чтобы смазывать наружную поверхность сердца, когда оно бьется. У здорового человека перикард, плотный мешок вокруг сердца, в норме содержит несколько чайных ложек (около 50 мл) этой жидкости.
«Когда хирург прощупал левый желудочек сердца, ему показалось, что он твердый, как камень, и гораздо больше правого. По этой причине я попросил мистера Хейдона сделать надрез, из которого вышло огромное количество крови. Честно говоря, вся оставшаяся в теле кровь скопилась в левом желудочке».
Во время первых вскрытий хирурги часто замечали, что магистральные сосуды пусты, из-за чего некоторые авторитетные врачи предполагали, что кровь каким-то образом «отступает» в сердце после смерти. В действительности при отсутствии сердцебиения кровь подчиняется гравитации и утекает в нижнюю часть тела. Зная об этом, судмедэксперты могут определить, перемещали ли тело после смерти. Вернемся к доктору Мею:
«Хотя кровь вышла из желудочка, мистер Хейдон продолжал говорить о его величине и твердости. Я не обращал внимания на его слова, поскольку у здоровых людей левый желудочек, где сосредотачиваются жизненные силы, в три раза толще правого. Я хотел двигаться дальше, но он продолжал держать руку на сердце и продолжал утверждать, что желудочек слишком большой и твердый».
«Внутри сердца мы увидели гнойную субстанцию, которая извивалась в складках, как червь или змей».
Доктор Мей верно заметил, что у здорового человека качающий кровь левый желудочек приблизительно в три раза толще правого. Это связано с тем, что он работает при более высоком давлении, направляя насыщенную кислородом кровь ко всему телу, в то время как правый желудочек всего лишь направляет лишенную кислорода кровь к легким. Однако в описанном случае левый желудочек был больше нормы. Это практически наверняка была гипертрофия левого желудочка, утолщение сердечной мышцы. У нее может быть несколько причин, и ее наличие говорит о том, что мужчина был болен какое-то время, потому что она развивается постепенно.
Доктор Мей попросил хирурга увеличить разрез на желудочке:
«…как только это было сделано, мы сразу же увидели гнойную субстанцию, которая извивалась в складках, как червь или змей. Мы оба были очень удивлены, и я попросил хирурга отделить ее от сердца, что он и сделал. Затем мы поднесли ее к окну и рассмотрели».
После того как доктор Мей изучил странную субстанцию на дневном свете, он пришел в ужас.
«Ее туловище было белым: цвет кожи был настолько бледен, насколько это возможно. Однако кожа была гладкой и сияющей, будто ее покрыли лаком. Голова была настолько окровавленной и напоминающей голову змея, что леди Херрис содрогалась при виде нее. Она ее боялась, поскольку голова действительно была похожа на змеиную. Бедра и конечности были цвета плоти, как и волокна, нервы и все остальное».
Я и не знал, что у змей есть бедра. Доктор Мей сначала не верил, что внутри человеческого сердца может быть змея, и высказал предположение, что это «скопление слизи и крови». Иными словами, сгусток из крови и жидкостей организма. К этой гипотезе мы вернемся позднее. Он решил рассмотреть это странное существо получше.
Сердце Джона Пеннанта, внутри желудочка которого была «змея»
«В первую очередь я осмотрел голову, которая была плотной на ощупь; у шеи она была окровавленной и железистой. Шея была сломана (как мне показалось) из-за внезапного и жесткого отделения ее от сердца, которое, по моему мнению, прошло довольно легко. Тело я разрезал шилом между бедрами: оно оказалось полым, но внутри него во всю длину шила было твердое образование, которое удивило всех наблюдателей».
Следуя за хирургом, все наблюдатели по очереди тыкали «змея» металлическим шилом до тех пор, пока не убедились, что перед ними был червь, змея или какое-то другое существо с четкими анатомическими признаками, включая пищеварительный тракт. Предполагая, что им могут не поверить, они подписали аффидевит, подтверждавший увиденное.
Была ли это змея внутри сердца молодого человека или, возможно, червь? Практически наверняка нет. Как вы помните, доктор Мей изначально подумал, что странное существо — это скопление крови, то есть большой сгусток. Эта версия гораздо более вероятна, и два века спустя авторитетный викторианский врач пришел к такому же выводу.
«Червь», извлеченный из сердца Джона Пеннанта, в растянутом состоянии с указанием на «пищеварительный тракт»
Бенджамин Уорд Ричардсон был усердным и незаурядным исследователем, который открыл несколько новых анестетиков, а также первое эффективное средство от стенокардической боли — амилнитрит. Его также особенно интересовали причины возникновения тромбов, или кровяных сгустков. В декабре 1859 года он прочел серию лекций об образовании тромбов внутри сердца. Ричардсон заметил, что тромбы бывают всех форм и размеров: иногда они напоминают длинные нити или даже полые трубки, через отверстие в которых кровь продолжает протекать. Он предположил, что доктор Мей обнаружил в сердце молодого человека пугающий сгусток, напоминавший мистического змея [1].
Предположив, что это был сгусток, мы можем задуматься о диагнозе. Вы помните, что первый хирург сразу же заметил необычную величину и твердость левого желудочка сердца? Мышца не только была гипертрофирована (увеличена в размере), но и стала неестественно жесткой. Такое встречается при редком заболевании крови, гиперэозинофилии (ГЭ), которое также характеризуется повышенным риском образования кровяных сгустков в сердце. ГЭ также может одновременно атаковать множество органов, что могло бы объяснить состояние почек молодого человека. Разумеется, нельзя сказать наверняка, но симптомы определенно подходят.
Была ли это змея внутри сердца молодого человека или, возможно, червь? Практически наверняка нет.
Возможно, вам интересно, что стало со «змеем» после завершения вскрытия.
Доктор Мей объяснил, что хирург хотел сохранить его для последующего изучения, однако у матери усопшего был другой план:
«Хирург очень хотел сохранить его, однако мать выразила желание похоронить его вместе с тем, внутри которого он был рожден. Она повторяла: “Он пришел с ним и уйти тоже должен вместе с ним”. Мать не трогалась с места до тех пор, пока не увидела, что его снова поместили внутрь тела уже после моего ухода» [2].
Протагонист Ницше в «Так говорил Заратустра» заявил: «Вы превратились из червя в человека, но внутри вы все еще червь».
Страшное отмирание конечностей
Статья, опубликованная в журнале Philosophical Transactions в 1762 году, напоминает нам о мире, который, к счастью, остался позади: это был мир, где болезнь могла быстро изувечить или убить целые семьи, и врачи ничего не могли с этим сделать.
Жизнь часто была, как сказал философ Томас Хоббс, «одинокой, бедной, неприятной, жесткой и короткой». Хоббс писал о войне, но болезни в XVIII веке убивали не меньше человек, чем враги.
Отрывок из письма Чарлтона Уолластона, члена Королевского общества, Вильяму Хебердену, члену Королевского общества, написанного в Бери-Сент-Эдмундсе 13 апреля 1762 года, на тему отмирания конечностей у семьи из Уоттишема в Саффолке.
Этот случай был описан Чарлтоном Уолластоном, 29-летним мужчиной, которого только что назначили придворным врачом. Его преуспевающая карьера трагически оборвалась через два года, когда он умер от лихорадки. Его дочь Мери позднее заявила, что он скончался от заражения крови, которое подхватил, когда «вскрывал мумию, до этого случайно порезав палец».
«Джон Даунинг, бедный рабочий из Уоттишема, маленькой деревни примерно в 25 километрах от Бери, в прошлом январе жил с женой и шестью детьми. Старшей дочери было 15 лет, а младшему ребенку — четыре месяца. В то время все были здоровы, как утверждал сам Джон и его соседи. В воскресенье 10 января старшая дочь пожаловалась на боль в левой ноге, особенно в икре. К вечеру боль стала нестерпимой. В тот же вечер еще одна девочка, которой было около десяти лет, тоже пожаловалась на сильнейшую боль в ноге. В понедельник мать и еще один ребенок, а во вторник все, кроме отца, мучились от схожей боли. Боль была невыносимой, и все, кто жил неподалеку, слышали громкие крики семьи».
Ужас. Это была скоротечная, коварная и крайне неприятная болезнь. Доктор Уолластон навестил семью и в подробностях расспросил их о заболевании.
«Мери, мать, 40 лет. Нет правой стопы. Левая нога омертвела и держится только на кости, но пока не отнялась».
«Примерно через четыре, пять или шесть дней боль в ноге утихла, и конечность начала постепенно чернеть. Сначала она покрылась пятнами, напоминавшими синяки. В то же время такая же мучительная боль появилась во второй ноге, и через несколько дней она тоже начала отмирать».
Иными словами, ногу поразила гангрена: конечность начала чернеть по мере отмирания тканей.
«Отмершие конечности самостоятельно отделились от здоровых частей тела, и хирургу оставалось лишь перерезать кость, что практически не причинило пациенту боли».
Резюме, приведенное ниже, написано просто, но не может не задеть за живое.
«Мери, мать, 40 лет. Нет правой стопы. Левая нога омертвела и держится только на кости, но пока не отнялась.
Мери, 15 лет. Нет одной ноги ниже колена; другая охвачена гангреной, но пока остается на месте.
Элизабет, 13 лет. Нет обеих ног ниже колен.
Сара, 10 лет. Нет одной стопы.
Роберт, 8 лет. Нет обеих ног ниже колен.
Эдвард, 4 года. Нет обеих стоп.
Младенец 4 месяцев. Скончался».
Только отец остался относительно невредимым: пара пальцев онемели и перестали функционировать, но нижние конечности не пострадали.
«Удивительно, но в разгаре болезни вся семья в основном чувствовала себя хорошо. Они с аппетитом ели и крепко спали, когда боль отступала. Когда я встретился с ними, у них уже не было лихорадки, за исключением маленькой девочки, у которой был абсцесс в бедре. Мать выглядела изнуренной и почти не могла работать руками. Остальные члены семьи, казалось, были в порядке. Один бедный мальчик казался особенно здоровым и цветущим: он сидел на постели и весело колотил культями».
Берущее за душу описание, которое было бы вполне уместно в романе Диккенса. Доктор Уолластон сделал все возможное, чтобы выяснить причину этого необычного недуга, но в итоге ему пришлось признать свое поражение. Местный священник с унылым именем преподобный мистер Боунс предложил свою помощь. Он подробно расспросил семью о том, где они покупали продукты и напитки, а также осмотрел их кухонную утварь. Однако он тоже ничего не смог выяснить:
«Я изо всех сил старался определить обстоятельства, которые могли стать возможной причиной болезни, поразившей несчастную семью из моего прихода. Однако я, к несчастью, не смог выяснить ничего для вас удовлетворительного».
Сам Джон Даунинг связал несчастье семьи с черной магией, но священник, разумеется, не поддержал это предположение. Доктор Уолластон ближе всего подошел к разгадке, когда сделал еще одно наблюдение:
«Кукуруза, из которой они пекли хлеб, была очень плохой: она была срезана в дождливый сезон и лежала на земле до тех пор, пока часть зерен не почернела и не разложилась. Однако многие бедные семьи из той же деревни использовали ту же кукурузу, не пострадав от нее».
Редактор из Philosophical Transactions затем провел связь, которую доктор Уолластон упустил: примерно за 50 лет до этого французский хирург заметил нечто удивительно похожее.
В статье 1719 года месье Ноэль, хирург из Орлеана, написал, что он «принял в больнице более 50 пациентов с сухой черной гангреной, которая начиналась в кончиках пальцев, а затем постепенно распространялась, доходя в некоторых случаях даже до бедер».
Наблюдения Ноэля очень заинтересовали членов Французской королевской академии наук.
«Джентльмены из академии предположили, что болезнь была вызвана плохим питанием, а именно хлебом с большим количеством спорыньи».
В яблочко. Спорынья — это род грибов-паразитов под названием Claviceps purpurea. Зараженные злаки приобретают темный черно-синий оттенок и содержат токсичные вещества, которые не уничтожаются высокими температурами. Следовательно, продукты из зараженной муки, в том числе хлеб, все равно остаются опасными. Токсины даже могут передаваться от матери к ребенку через грудное молоко, что объясняет смерть младшего сына Даунинга. Статья доктора Уолластона является классическим описанием симптомов гангренозного отравления спорыньей.
В октябре 1762 года, спустя полгода с первого визита, доктор Уолластон вернулся в дом Джона Даунинга и увидел, что болезнь отступила. Старшая дочь умерла за время его отсутствия, но все остальные все еще были живы. Наибольшее опасение вызывало состояние Мери, жены Джона:
«Ранее я отмечал, что одна ее стопа отпала, а другая отмерла ниже колена, но оставалась на месте. Через некоторое время муж переломил ей большеберцовую кость в нескольких сантиметрах ниже колена, которая уже успела прогнить. Малоберцовая кость не была разрушена, поэтому хирург ее распилил» [3].
Случаи эрготизма до сих пор встречаются время от времени, но, к счастью, такие ужасы давно остались позади.
Человек-игольница
В 1825 году врач из Копенгагена описал настолько удивительный случай, что он счел необходимым заявить о готовности 30 его коллег подтвердить правдивость этой истории. Изначально статья доктора Отто была опубликована в немецком журнале, но редакторы Medico-Chirurgical Review затем перевели ее, чтобы англоговорящие читатели тоже смогли с ней ознакомиться.
Пациентка в иглах из Копенгагена.
«Рейчел Хертц пребывала в полном здравии до 14 лет; в то время у нее был бледный цвет кожи и сангвинический темперамент».
Тогда многие врачи все еще верили в четыре темперамента — типа личности. Это был отголосок древней идеи о четырех телесных жидкостях, которая доминировала в медицине со времен Гиппократа, то есть с IV века до н. э. Согласно этой теории, причина заболеваний — дисбаланс между четырьмя жидкостями тела: кровью, флегмой, желтой желчью и черной желчью. Сангвинический темперамент ассоциировался с избытком крови. В начале XIX века один врач написал, что «люди такого темперамента обычно очень сильны, и все их функции чрезвычайно активны».
Врачи верили в четыре темперамента — типа личности. Согласно этой теории, причина заболеваний — дисбаланс между четырьмя жидкостями тела: кровью, флегмой, желтой желчью и черной желчью.
«В августе 1807 года у нее случилась сильная колика, которая и привела пациентку к профессору Хечхолдту. Это была их первая встреча. С того момента и до марта 1808 года у нее бывали частые эпизоды рожи[12] и лихорадки, из-за которых она пребывала в спутанном сознании. У пациентки проявлялись многочисленные симптомы истерического характера, но никакие привычные средства не могли их устранить. С марта по май 1809 года, то есть в течение 14 месяцев, она страдала повторяющимися и интенсивными истерическими атаками, сопровождавшимися обмороками, которые иногда продолжались так долго, что люди считали ее умершей. Периодически у нее случались эпилептические припадки, а также головокружение, икота и бред».
Написанное ниже многое говорит о привычках образованных датских подростков XIX века проводить свободное время. Не думаю, что многие современные пациенты имеют подобный симптом:
«Во время припадков безумия она громким голосом и с четкой дикцией читала наизусть длинные отрывки из работ Гете, Шиллера, Шекспира и Эленшлегера, причем так же точно, как это может сделать любой другой здравомыслящий человек. Хотя ее глаза были закрыты, она сопровождала декламацию уместными жестами».
Еще в одном журнале, где также был описан этот случай, говорилось о «долгих приступах театральной декламации работ трагических поэтов». Связь между романтической литературой и психическими заболеваниями действительно существовала: после публикации «Страданий юного Вертера» в 1774 году молодые люди стали одеваться как трагический герой Гёте и даже подражать его меланхолическому поведению. Все так опасались волны самоубийств, что книгу запретили в некоторых странах. Однако нет никаких доказательств, что именно в этом была причина болезни несчастной Рейчел Хертц:
«Бред усиливался до тех пор, пока не достиг опасного предела: она скрежетала зубами, пиналась и боролась со всеми, кто к ней приближался. Ее бред беспокоил уже не только членов семьи, но и всех соседей».
«Во время припадков безумия она громким голосом и с четкой дикцией читала наизусть длинные отрывки из работ Гете, Шиллера, Шекспира и Эленшлегера».
Очевидное психическое расстройство девушки теперь сопровождалось и физическими проблемами: из-за запора и затрудненного мочеиспускания возникла необходимость в ежедневном использовании катетера. Особенно пугающим было то, что ее начало рвать кровью. Приступы мании прекратились, и она погрузилась в ступор, из которого ничто не могло ее вывести.
«В мае 1809 года семья обратилась за помощью к профессору Коллизену, который порекомендовал помещать в ноздри пациентки нюхательный табак, пока та пребывала в летаргическом состоянии. Эффект от него был настолько хорош, что она даже без чихания скоро пришла в чувства. В тот день она ни на что не жаловалась, и табак неоднократно приводил к хорошему результату, который, однако, оказывался непродолжительным. Бред различной интенсивности продолжался с мая 1809 года до декабря 1810 года, а затем постепенно отступил».
В течение нескольких следующих лет она пребывала в значительно лучшем состоянии, за исключением одного короткого рецидива. Так продолжалось до января 1819 года, когда:
«У нее появились сильные колики, сопровождаемые жаром, кровавой рвотой и черными испражнениями. Все полагали, что она уже не оправится, но ей все же стало лучше. При прощупывании живота у нее обнаружили большую опухоль, у которой было три четких возвышения прямо под пупком».
В мае 1809 года семья обратилась за помощью к профессору, который порекомендовал помещать в ноздри пациентки нюхательный табак, пока та пребывала в летаргическом состоянии.
На опухоль стали накладывать успокаивающие компрессы, но это не принесло облегчения. Профессор Хечхолдт решил вскрыть опухоль скальпелем. В этот момент история стала по-настоящему интересной.
«Предполагалось, что за разрезом последует обильный отход гноя, но гноя не появилось, и кровотечение было очень слабым. Когда рану стали прощупывать, возникло странное ощущение, что внутри нее есть металлический предмет. Затем, когда этот предмет удалось вытащить с помощью щипцов, все были поражены тем, что это оказалась игла. Извлечение иглы несколько облегчило страдания пациентки, но ненадолго. Интенсивная боль и кровавая рвота вернулись, а в левой поясничной области показалась еще одна опухоль, прикосновение к которой вызывало сильный дискомфорт. 15 февраля опухоль разрезали, и из нее вытащили еще одну черную окислившуюся иглу».
«За 18 месяцев в разных частях тела пациентки появлялись опухоли, сопровождаемые сильными болями. Из них было извлечено 295 игл».
Похожие опухоли стали появляться по всему телу девушки. Врачи разрезали каждую из них и всегда получали один результат:
«С 12 февраля 1819 года по 10 августа 1820 года, то есть за 18 месяцев, в разных частях ее тела появлялись опухоли, сопровождаемые сильными болями. Из них было извлечено 295 игл, а именно:
из левой груди — 22; из правой груди — 14; из надчревной области — 41; из левой подреберной области — 19; из правой подреберной области — 20; из пупа — 31; из поясничной области — 17; из лобковой области — 14; из правой подвздошной области — 23; из левой подвздошной области — 27; из левого бедра — 3; из правого плеча — 23; из пространства между плеч — 1; из-под левого плеча — 1.
Всего — 295».
С августа 1820 года по март 1821 года новых игл не появлялось. Предполагая, что пациентка выздоровела, профессор Хечхолдт написал памфлет (на латыни, разумеется), в котором он задокументировал странные особенности этого случая. Однако, как оказалось, он поторопился:
«В правой подмышечной впадине появилась большая опухоль, из которой с 26 мая по 10 июля 1822 года было извлечено не менее 100 игл! С 1 июля 1822 года по 10 декабря 1823 года из тела пациентки в разное время было удалено еще пять игл, то есть общее число составило 400!»
