Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 1 Ротфусс Патрик

Глава 55

Любезность

Я наблюдал за маэром сквозь просвет в живой изгороди. Он сидел на каменной скамье под тенистым деревом и выглядел чрезвычайно аристократично в своей рубашке с просторными рукавами и жилете. Он был одет в фамильные цвета Алверонов: сапфировый и слоновая кость. Одежда была качественная, но отнюдь не броская. На маэре был золотой перстень с печаткой и более никаких украшений. По сравнению с большинством его придворных маэр был одет едва ли не бедно.

На первый взгляд казалось, будто Алверон таким образом демонстрирует пренебрежение к роскоши. Но, присмотревшись, я понял, что это не так. Скромная рубашка цвета слоновой кости была безупречна, сапфировый жилет – ослепителен. И я готов был поставить в залог оба своих больших пальца, что надевал он эту одежду никак не больше пяти раз.

Это была демонстрация богатства, тонкая, но сногсшибательная. Одно дело – позволить себе хорошую одежду, но чего стоит иметь возможность обновлять гардероб достаточно часто, чтобы по нему не было заметно, что эти вещи носили! Я вспомнил, что сказал об Алвероне граф Трепе: «Богат, как винтийский король».

Сам же маэр выглядел примерно так же, как и прежде. Высокий, худощавый. Седеющий, с безупречно ухоженной бородкой. Я обратил внимание на усталые морщины на лице, легкую дрожь в руках, осанку… «Он выглядит старым, – сказал я себе, – но на самом деле он не стар».

Колокол на башне начал бить час. Я отступил от изгороди и свернул за угол. Мне предстояла беседа с маэром.

Алверон кивнул, окинул меня пристальным, холодным взглядом.

– А, Квоут! Я надеялся, что вы не заставите себя ждать.

Я отвесил полуофициальный поклон.

– Я рад был получить ваше приглашение, ваша светлость.

Алверон ничем не показал, что я могу сесть, поэтому я остался стоять. Я подозревал, что он проверяет мои манеры.

– Надеюсь, вы не против, что мы встречаемся под открытым небом. Вы уже осмотрели сады?

– Нет, ваша светлость, пока что не нашел времени.

Я ж сидел в этих чертовых комнатах как пришитый, пока он не прислал за мной.

– Что ж, позвольте, я вам их покажу.

Он взял отполированную трость, которая стояла прислоненной к дереву.

– Я лично всегда находил, что свежий воздух целителен для любых невзгод, которые терзают тело, хотя многие со мной не согласны.

Он подался вперед, как бы собираясь встать, но лицо его на миг болезненно исказилось, и он резко втянул воздух сквозь зубы. «Он болен! – понял я. – Не стар, а болен».

Я в мгновение ока очутился подле него и протянул ему руку.

– Разрешите, ваша светлость?

Маэр напряженно улыбнулся.

– Будь я помоложе, я бы обратил ваше предложение в шутку, – вздохнул он. – Однако гордость – привилегия сильных…

Он оперся сухой рукой на мою руку и с моей помощью поднялся на ноги.

– Мне же придется ограничиться тем, чтобы быть любезным.

– Любезность – привилегия мудрых, – нашелся я. – Стало быть, это ваша мудрость делает вас любезным.

Алверон усмехнулся и похлопал меня по руке.

– Что ж, небольшое, но все же утешение.

– Вам довольно трости, ваша светлость? – спросил я. – Или нам лучше пойти рядом?

Он снова усмехнулся, все той же сухой усмешкой.

– «Рядом»! Как вы деликатны, право.

Он переложил трость в правую руку, а левой на удивление крепко стиснул мой локоть.

– Господь и владычица! – проворчал он сквозь зубы. – Терпеть не могу демонстрировать свою слабость. Но все же лучше опираться на руку молодого человека, чем ковылять в одиночку. Ужасно, когда собственное тело тебя подводит. Пока ты молод, об этом не думаешь…

Мы не торопясь пошли вперед, и разговор пока сошел на нет. Мы прислушивались к плеску воды в фонтанах и пению птиц в листве живых изгородей. Время от времени маэр указывал мне на ту или иную статую и рассказывал, кто из его предков приобрел ее, заказал или – об этом он говорил несколько извиняющимся тоном – вывез из чужих земель в качестве боевого трофея.

Так мы разгуливали по садам почти час. Мало-помалу Алверон все меньше опирался на мою руку, и вскоре он уже держался за меня больше для равновесия. Мы повстречали несколько аристократов, которые кланялись либо кивали маэру. Отойдя подальше, он рассказывал мне, кто они такие, какое место занимают при дворе и пару-тройку забавных сплетен с их участием.

– Все они гадают, кто вы такой, – сказал он после того, как одна такая парочка скрылась за изгородью. – К вечеру только и разговоров будет, что о вас. Быть может, посол из Ренере? Или молодой дворянин, ищущий себе богатое поместье и жену в придачу? А может, вы и вовсе мой потерянный и обретенный сын, плод моих юношеских бесчинств?

Он хмыкнул и похлопал меня по руке. Должно быть, он собирался продолжать, но споткнулся о торчащую плитку на дорожке и чуть не упал. Я поспешно подхватил его и усадил на каменную скамью возле дорожки.

– Ад и проклятье! – выругался он, явно смущенный. – На что это было бы похоже: маэр, валяющийся на спине, точно опрокинутый жук?

Он сердито огляделся по сторонам, но мы, по всей видимости, были одни.

– Послушайте, сделайте милость старику, а?

– Я к вашим услугам, ваша светлость!

Алверон, сощурясь, взглянул на меня.

– В самом деле? Ну, впрочем, это сущий пустяк. Молчите о том, кто вы такой и зачем явились сюда. Это сотворит чудеса для вашей репутации. Чем меньше вы говорите людям, тем больше они жаждут из вас вытянуть.

– Я буду помалкивать, ваша светлость. Но мне, право, было бы проще молчать о том, зачем я здесь, если бы я это знал…

Алверон лукаво взглянул на меня.

– Это верно. Но тут чересчур людно. Пока что вы продемонстрировали великолепное терпение. Поупражняйтесь уж в нем еще немного.

Он взглянул на меня.

– Не будете ли вы столь добры проводить меня в мои покои?

Я протянул ему руку.

– Конечно, ваша светлость!

Вернувшись к себе, я снял свой расшитый камзол и повесил его в резной гардероб розового дерева. Изнутри огромный шкаф был обшит кедром и сандалом, которые пропитывали одежду своим ароматом. На дверцах внутри шкафа висели высокие, безупречно ровные зеркала.

Я прошел по блестящему мраморному полу и сел на кушетку, обтянутую алым бархатом. Я рассеянно спросил себя, чем «кушетка» отличается от обычного дивана. Я лично особой разницы не видел. Поразмыслив, я пришел к выводу, что это то же самое, что обычный диван, но только для богатых.

Однако мне не сиделось. Я встал на ноги и принялся расхаживать по комнате. На стенах висели картины: портреты и пасторальные сценки, искусно написанные маслом. На одной стене висел огромный гобелен, изображающий большое морское сражение во всех подробностях. Этот гобелен занимал мое внимание почти полчаса.

Мне не хватало моей лютни.

Отдать ее в заклад было очень тяжко, все равно что руку себе отрубить. И я предвидел, что ближайшие десять дней я проведу, не находя себе места и тревожась, что не смогу вовремя ее выкупить.

Однако маэр, сам того не желая, совершенно меня успокоил. В гардеробе у меня висело теперь шесть костюмов, которые было бы не стыдно надеть любому знатному лорду. Как только их принесли ко мне в комнату, я тут же успокоился. Когда я их увидел, моя первая мысль была не о том, что теперь я могу спокойно показаться при дворе. Я подумал, что, если все обернется как нельзя хуже, всегда можно будет их спереть, продать старьевщику и получить достаточно денег, чтобы выкупить лютню.

Разумеется, если бы я выкинул нечто подобное, я бы спалил за собой все мосты, ведущие к маэру. Вся моя поездка в Северен оказалась бы пустой тратой времени, а граф Трепе был бы так сконфужен, что впредь отказался бы иметь со мной дело. И тем не менее мысль о том, что есть и такой выход, давала мне хоть какую-то возможность контролировать ситуацию. Этого было довольно, чтобы я не сходил с ума от тревоги.

Мне не хватало моей лютни, но, если я сумею добиться покровительства маэра, мой жизненный путь сделается гладким и прямым. У маэра достаточно денег, чтобы я мог продолжать обучение в университете. А его связи помогут мне продолжать свои исследования, связанные с амир…

Но, пожалуй, важнее всего было могущество самого его имени. Если маэр сделается моим покровителем, я окажусь под его защитой. Отец Амброза, возможно, самый влиятельный из баронов Винтаса, в дюжине шагов от престола. Но Алверон сам по себе практически король. Насколько же проще сделается моя жизнь, когда Амброз уже не сможет ставить мне палки в колеса! У меня голова пошла кругом от одной мысли об этом.

Мне не хватало моей лютни, но все имеет свою цену. Ради шанса заполучить в покровители маэра я готов был стиснуть зубы и провести этот оборот в тоске и тревоге, в разлуке с музыкой.

Алверон оказался прав насчет любопытства своих придворных. После того как он в тот же вечер вызвал меня к себе в кабинет, слухи вокруг меня распространились, как лесной пожар. Я понимал, отчего маэра это забавляет. Это было все равно что наблюдать за рождением легенды.

Глава 56

Сила

На следующий день Алверон снова послал за мной, и вскоре мы опять прогуливались вдвоем по дорожкам садов. Он слегка опирался на мою руку.

– Идемте в южный конец, – сказал маэр, указывая тростью в нужную сторону. – Говорят, скоро селас расцветет в полную силу.

Мы свернули налево, он перевел дух.

– Есть два вида силы: врожденная и заемная, – сказал Алверон, сообщая мне тему сегодняшнего разговора. – Врожденная сила – это то, чем ты владеешь сам по себе. А заемная – то, что ты получаешь в дар или взаймы от других людей.

Он искоса взглянул на меня. Я кивнул.

Видя, что я с ним согласен, маэр продолжал:

– Врожденная сила очевидна. Физическая сила, – он похлопал меня по руке. – Сила разума. Сила духа. Все это содержится в человеке. Оно определяет то, какими мы будем. Очерчивает границы, которые нам не дано переступить.

– Не совсем так, ваша светлость! – мягко возразил я. – Человек всегда способен добиться большего.

– Именно так, – твердо сказал маэр. – Однорукий человек никогда не станет хорошим борцом. Одноногий никогда не сможет бегать так же быстро, как человек с обеими ногами.

– Однако воин из адемов, даже однорукий, может быть опаснее обычного солдата с двумя руками, ваша светлость! – заметил я. – Невзирая на свое увечье.

– Ну да, конечно! – раздраженно сказал маэр. – Мы можем добиваться большего, упражнять свое тело, развивать свой ум, тщательно ухаживать за собой, – он пригладил свою аккуратную седеющую бородку. – Ведь и наш внешний вид – это тоже сила своего рода. И все же непреодолимые границы есть всегда. Быть может, однорукий человек может сделаться сносным бойцом, но играть на лютне он не сможет.

Я медленно кивнул:

– Да, ваша светлость, вы правы. Наша сила имеет определенные пределы, которых мы можем достичь, но преодолеть их мы не сможем.

Алверон поднял палец.

– Однако это – лишь первая разновидность силы. Наша сила имеет пределы лишь до тех пор, пока мы полагаемся лишь на себя самих. А ведь есть еще сила, полученная от других людей. Вы понимаете, что я имею в виду?

Я поразмыслил.

– Налоги?

– Хм… – удивленно сказал маэр. – Да, налоги – это неплохой пример. Вы, должно быть, много размышляли о таких вещах?

– Случалось, – признался я. – Хотя и не в таких терминах.

– Это не так-то просто, – сказал маэр. Мой ответ ему явно понравился. – Как вам кажется, какая сила важнее?

Я задумался не более чем на секунду.

– Врожденная, ваша светлость!

– Интересно. Отчего же вы так думаете?

– Потому что силу, которой владеешь ты сам, у тебя никто не отберет, ваша светлость.

– А-а! – он снова предостерегающе вскинул длинный палец. – Но ведь мы уже сошлись на том, что эта разновидность силы ограниченна. Заемная же сила пределов не имеет.

– Разве не имеет, ваша светлость?

Алверон кивнул, признавая, что я отчасти прав.

– Скажем так: почти не имеет.

Но я все равно не был согласен с ним. Маэр, очевидно, понял это по моему лицу, потому что подался ко мне и принялся объяснять:

– Ну, предположим, у меня есть враг, молодой и сильный. Предположим, что он у меня что-нибудь украл, деньги, например. Вы следите за ходом моих мыслей?

Я кивнул.

– Так вот, сколько я ни тренируйся, мне все равно никогда не сравняться по силе с воинственным двадцатилетним юнцом. И что же мне делать? Я позову кого-нибудь из своих друзей, помоложе и посильнее, чтобы он пошел и надавал по шее тому юнцу. Благодаря заемной силе я могу совершить то, что в противном случае для меня было бы невозможным.

– Да, но ведь и ваш враг может надавать по шее вашему другу, – заметил я, поворачивая за угол. Дорожка впереди уходила в тенистый коридор, образованный рядами шпалер с арками, обросших густой зеленой листвой.

– Предположим, у меня есть целых три друга, – уточнил маэр. – И вот уже в моем распоряжении – сила целых трех молодых людей! Мой враг, как он ни могуч, никогда не станет так силен. Полюбуйтесь на селас! Мне говорили, он весьма капризен и выращивать его непросто.

Мы вступили под сень шпалер, где в тени зеленых сводов разворачивались сотни темно-алых бутонов. В воздухе витал тонкий нежный аромат. Я погладил алые лепестки. Они были несказанно мягкие и шелковистые. Я подумал о Денне.

Маэр вернулся к нашему спору.

– Как бы то ни было, вы упускаете из виду главное. Физическая сила здесь – не самый удачный пример. Некоторые разновидности силы могут быть только заемными.

Он небрежно указал в дальний конец сада:

– Вон, видите графа Фарленда? Если вы спросите у него о его титуле, он скажет, что этот титул ему принадлежит. Для него титул – неотъемлемая часть его самого, подобно плоти и крови. Собственно, он и есть у него в крови. И почти каждый аристократ скажет вам то же самое. Они уверены, что их происхождение само по себе наделяет их правом на власть.

Маэр взглянул на меня, и глаза его насмешливо сверкнули.

– Но ведь они ошибаются. Это не врожденная их сила. Она заемная. Я мог бы отобрать его земли, и тогда он останется нищим бродягой.

Алверон поманил меня к себе, я подошел ближе.

– Вот в чем великий секрет! Даже мой титул, мои богатства, моя власть над людьми и землями, вся эта сила – заемная. Она принадлежит мне не более чем сила вашей руки!

Он похлопал меня по руке и улыбнулся.

– Но я понимаю, в чем разница, и потому могу контролировать эту силу.

Он выпрямился и заговорил в полный голос:

– Добрый день, граф! Приятно прогуляться на солнышке, не правда ли?

– Разумеется, ваша светлость! А как хорош нынче селас, дух занимается!

Граф был плотный мужчина с брылями и пышными усами.

– Я в восхищении, поздравляю вас!

После того как мы разминулись с графом, Алверон продолжал:

– Вы обратили внимание, что он поздравил меня и похвалил мой селас? Хотя сам я никогда в жизни не держал в руках ни лопаты, ни граблей.

Он искоса взглянул на меня не без некоторого самодовольства.

– Вам по-прежнему кажется, будто врожденная сила важнее?

– Ваши доводы весьма убедительны, ваша светлость, – сказал я. – Однако…

– А вы упрямы, как я погляжу. Ну хорошо, еще один, последний пример. Согласны ли вы, что я никогда, ни за что не смогу родить ребенка?

– Полагаю, что это мы можем утверждать с уверенностью, ваша светлость.

– Однако если какая-нибудь женщина согласится выйти за меня замуж, у меня может родиться сын. Благодаря заемной силе человек может быть стремителен как конь, могуч как вол. Способны ли вы добиться всего этого с помощью своей врожденной силы?

Тут уж я спорить не мог.

– Я склоняюсь перед вашими аргументами, ваша светлость.

– А я склоняюсь перед вашей мудростью, позволившей вам признать мою правоту.

Он хохотнул, и в это же время до нас донесся слабый звон часового колокола.

– Вот зараза, – сказал маэр, и лицо у него вытянулось. – Мне придется пойти принять это свое гнусное снадобье, а не то с Кавдикусом целый оборот сладу не будет.

Я взглянул на него недоумевающе, и он пояснил:

– Он уже каким-то образом обнаружил, что я выплеснул вчерашнюю порцию в ночной горшок.

– Вашей светлости следует больше заботиться о своем здоровье.

Алверон насупился.

– Вы забываетесь! – бросил он.

Я смутился и покраснел, но прежде, чем я успел извиниться, он махнул рукой.

– Да нет, вы правы, конечно. Я знаю, это мой долг. Но вы говорите точно таким же тоном, как он. Довольно с меня одного Кавдикуса!

Он умолк и кивнул приближающейся паре. Мужчина был высок и хорош собой, на несколько лет старше меня. Дама – лет под тридцать, темноглазая, с изящным и злым ротиком.

– Добрый вечер, леди Хешуа. Надеюсь, вашему батюшке лучше?

– О да! – ответила дама. – Лекарь обещает, что он встанет на ноги еще до конца оборота.

Она перехватила мой взгляд, и ее алые губки многозначительно ухмыльнулись.

Потом мы разошлись. Я обнаружил, что несколько вспотел.

Если маэр что-то и заметил, он не обратил на это внимания.

– Ужасная женщина! Меняет кавалеров каждый оборот. Ее отец был ранен на дуэли со сквайром Хайтоном из-за «неподобающего» замечания. Вообще-то замечание было справедливым, но, когда в дело идут шпаги, это уже не имеет значения.

– А что сквайр?

– А сквайр скончался на следующий день. Жаль, право. Хороший был человек, да язык за зубами держать не умел.

Он вздохнул и поднял глаза на часовую башню.

– Ладно, как я уже говорил, одного врача с меня довольно. Кавдикус хлопочет надо мной, точно наседка. А я терпеть не могу пить лекарства, когда я уже пошел на поправку.

Похоже, сегодня маэру и впрямь было лучше. По правде говоря, он не нуждался в том, чтобы опираться на мою руку. Я чувствовал, что он делает это лишь в качестве предлога, чтобы иметь возможность беседовать со мной вполголоса.

– Однако, мне кажется, улучшение вашего здоровья как раз доказывает, что его рекомендации вам помогают, – заметил я.

– Ну да, ну да. Его зелья прогоняют мою болезнь на целый оборот. А иногда даже на несколько месяцев…

Он с горечью вздохнул.

– Но она все равно возвращается. Неужто мне до конца своих дней придется пить лекарства?

– Быть может, со временем нужда в них минует, ваша светлость.

– Да я и сам на это надеялся. В своих недавних путешествиях Кавдикус собрал какие-то травки, которые произвели просто чудодейственный эффект. После последнего лечения я чувствовал себя здоровым почти целый год. Уже думал было, что наконец-то избавился от болезни…

Маэр, насупив брови, бросил взгляд на свою трость.

– И вот пожалуйста, опять!

– Если бы я мог вам чем-то помочь, ваша светлость, я был бы рад оказать вам услугу!

Алверон повернул голову и посмотрел мне в глаза. Через некоторое время он кивнул.

– Надо же, я вам верю, – сказал он. – Удивительное дело!

За этой встречей последовало еще несколько подобных бесед. Я видел, что маэр меня прощупывает. Со всем искусством, приобретенным за сорок лет придворных интриг, он тонко направлял разговор, выясняя мое мнение по разным поводам и решая, достоин ли я его доверия.

Я, конечно, был не столь опытен, как маэр, но вести беседы я тоже умел. Я был всегда осмотрителен в ответах, неизменно любезен. Через несколько дней мы мало-помалу начали проникаться уважением друг к другу. Это не была дружба, как с графом Трепе. Маэр никогда не предлагал мне забыть о его титуле или садиться в его присутствии, и тем не менее мы сделались довольно близки. Трепе был мне другом, маэр же был как малознакомый дедушка: добрый, но старый, строгий и сдержанный.

У меня сложилось впечатление, что маэр очень одинок и поневоле вынужден держаться в стороне от своих подданных и придворных. Я начинал подозревать, что он писал к Трепе, чтобы отыскать себе товарища. Кого-то достаточно умного, но при этом не имеющего отношения к придворным интригам, с кем можно было бы время от времени побеседовать по душам.

Поначалу я отмел эту мысль как невероятную, но дни шли за днями, а маэр по-прежнему ни словом не упоминал о том, для чего я ему понадобился.

Будь у меня моя лютня, я мог бы приятно проводить время, но лютня по-прежнему лежала в Северене-Нижнем, и у меня оставалось всего семь дней до того срока, когда она перейдет во владение ломбардщика. Так что музыки у меня не было – только пустые гулкие комнаты и опостылевшее безделье.