Вейн Суржевская Марина
– Присаживайтесь к нам, молодой человек, – пригласил Дан.
Парень волновался: часто сглатывал, сплетал и расплетал пальцы.
– Может быть, вы представитесь? – учтиво спросил вейн. – Как зовут меня, вы знаете.
Заказчик махнул ресницами, такими длинными, что любая девчонка обзавидуется. Светлые брови у него срослись на переносице, но это не портило, скорее, придавало шарм. Красавчик. Бабы наверняка любят. Но Дан-то – не баба.
– Итак?
Посредник шевельнулся и замер. Сопляк мельком глянул на него, перевел взгляд на свои сжатые кулаки. Ему понадобилась пара секунд, чтобы принять решение. И когда он снова посмотрел на вейна, то на лице не было и тени сомнения. Взгляд стал острый, как у стрелка. Даже голос изменился, так уверенно парень произнес:
– Меня зовут господин Эрик. Я хочу, чтобы вы украли дар Двуликого.
Да, действительно, подобного никто и никогда не делал…
«Гордись теперь, идиот!» – с раздражением подумал Дан. А что, неплохая эпитафия на могилку.
К театру подтягивались цветочницы и разносчики с лотками, полными сладостей. Остановилась компания щегольски одетых молодых людей с букетами. Актерок поджидают. Поведут в ресторан на папины деньги.
Сегодня в городе долго не лягут спать. И ворота не закроют.
Дан снова поправил розы. Интересно, куда Грин девал мальчишку? Спрятал? Или все-таки… Легенда о Вечном узле живет столько же, сколько стоит Бреславль. Но это брехня, если б на самом деле существовал негаснущий узел, то рано или поздно о нем бы узнали. Нельзя сберечь такую тайну. А вот Тень-узел – слишком слабый, чтобы выдать себя первой вибрацией, но оживающий раньше остальных, – почему бы и нет? Может, Грин нашел его? Шэт, если это правда… От предвкушения зачесались ладони. Нужно будет сплавать в ту сторону, понюхать по берегам.
Спектакль закончился, на широкие ступени вывалилась толпа. Подкатило несколько карет, оживились извозчики. Поток зрителей быстро иссяк – по традиции премьеры оставляли на сезон. Спустя десять минут площадь перед театром снова опустела, и только франтоватые мальчишки нервно поправляли галстуки.
Вот и актерки. Завитые, напомаженные, стреляют глазками, громко сме… И тут Дану точно перышком вдоль позвоночника провели. Он замер, вслушиваясь. Еле заметная вибрация заставила встать дыбом волоски на руках.
Вейн стукнул извозчика по спине.
– К Пастушьим воротам.
Покатили. Букет Дан придерживал на коленях. Дрожь накатывала волнами – узел пульсировал, прежде чем открыться.
Ближе к воротам движение на улицах стало оживленным. Проехал доктор Жюстак. На лице с бульдожьими щечками была написана непоколебимая уверенность в успехе. Что ж, сегодня доктору повезет.
Пролетка обогнала веселую компанию с корзинками для пикника и большим фонарем – явно готовятся караулить всю ночь. Высокий парень крикнул:
– Поль! Эй! Вы куда?
– На Медную площадь! Айда с нами!
– Лучше вы к нам.
– Вот еще! Спорю на пять серебряных, наш откроется первым.
«Проспорил», – подумал вейн.
Стоило выехать из города, и Дан уловил знакомое дребезжание. Шэт бы побрал Такера с его велосипедом! Вейн поправил шляпу и откинулся в тень.
Вокруг площадки, отмеченной столбиками, уже горели костры. Послышался ехидный голос Почтовика:
– Вечер добрый, доктор Жюстак! Ну что, придется ждать рассвета?
Вот паршивец, ведь знает, что узел заработает через пару-тройку минут. Дан ощущал вибрацию от крестца до затылка, и запах полыни становился гуще.
– Поближе, – попросил он извозчика.
Ориентиры выбрал заранее: спокойный мирок из нижних, хуторок на отшибе. Тронул ногой мешок. Подцепить бы и прыгнуть в узел, но мешает толпа.
Может, все-таки вернуться в город? Есть у него тайный закуток, но узел там слишком дохлый, и придется ждать сутки, не меньше.
Пролетка покатила в объезд, выбирая место. Вейн сжал левую руку в кулак, правая стиснула ложе арбалета, спрятанного среди колючих стеблей. Если кто-нибудь опередит, кто-нибудь шагнет в Бреславль, к узлу будет не прорваться из-за ликующей толпы. Ну, помоги, пресветлая Иша! Столько раз спасала, убереги и сейчас. «Ни один храм больше не трону», – пообещал Дан.
Загорланили песню, замахали факелами. Потянуло жареным мясом и пивом. Мальчишка-оборванец проскочил перед лошадью, напугав ее, и пролетка остановилась. Слишком далеко.
– Все, – сказал извозчик. – Не проехать.
Дан повернул голову – и застыл. Йорина стояла рядом с деревянным столбиком, ее глаза казались золотыми в свете костров. Рядом высился Оун. Вытянув шею, он высматривал что-то за спиной вейна. Дан обернулся.
Двое скользили между людьми, точно тени. Ареры! Шевре преуменьшил, назвав их чужаками с неприятными взглядами. Такие на ленточки разрежут и не поморщатся. Вейн стиснул зубы, стараясь не блевануть под ноги. Посредника-то они…
– Чего, господин, слезать-то будете?
Пролетку окружали йоры, дорогу к узлу отрезали Оун и Йорина. Ареры были уже близко.
Пресветлая Иша!
Вейн спрыгнул на землю. Краем глаза успел заметить: йор и арер столкнулись, и телохранитель жрицы исчез под ногами. Толпа колыхнулась, закричала женщина. Дан рванулся к узлу и влетел в стальную хватку Оуна.
Переливчато звонили колокола, что-то шуршало и плескалось. Юрка открыл глаза. Было светло. Колыхались льняные занавески. В открытое окно видно очень много воды. До самого горизонта – голубые волны. Пролетела чайка.
Юрка посмотрел в другую сторону. У заправленной кровати спиной к нему стоял темно-русый коротко стриженный парень, скорее, его ровесник. Застегивал на камуфляжных штанах ремень. На шее у него поблескивала тонкая стальная цепочка. Под лопаткой виднелся шрам, казалось, парня ткнули изнутри пикой. Тихо щелкнула пряжка. Сосед натянул выгоревшую футболку – напротив шрама она была аккуратно заштопана, – и повернулся. Удивленно отшатнулся, встретив Юркин взгляд.
– Очнулся, – сказал на всеобщем. – Я сейчас, позову…
– Подожди! – собственный голос показался Юрке чужим, сиплым. – Где я? Это Середина?
Парень кивнул:
– Взгорский монастырь.
Знакомое название… Юрка прикрыл лицо ладонью, солнце больно резало глаза.
– Сейчас утро?
– Ага. Слышишь? Звонят.
Словно в насмешку, колокола смолкли. Вода продолжала плескаться и шуршать галькой.
– Ничего не помню, – сказал Юрка.
– Тебя притащил Грин, – подсказал парень и вдруг с досадой лягнул кровать, железная спинка загудела.
Да… Набережная. Брюхо кита, оказавшееся мостом.
– Грин, – согласился Юрка. – Я что, болел?
– Лихорадкой. Еще б денек без лечения – и готовь траурный веночек.
Юрка облизнул сухие губы. На краю могилы он себя не чувствовал. Правда, голова как ватой набита, и руки-ноги плохо двигаются.
– А там что? – повел он подбородком в сторону окна.
– Море.
– Никогда раньше не видел.
– Я тоже, – сказал парень и недовольно дернул щекой. – Ладно, ты лежи, а я лекарку позову.
Ушел.
Юрка обвел взглядом комнату. Рядом с заправленной кроватью стоял некрашеный табурет. В углу – пузатый комод с тремя ящиками. К стене была прибита деревянная вешалка. Свисала большая камуфляжная куртка. Его футболка, джинсы, сумка с жузговой вышивкой… Черт, он же голый! Спасибо, хоть простыней укрыли. Из всей одежды – повязка на левой руке и шнурок на шее. Юрка приподнял амулет, разглядывая. Гладко обточенный камень посверкивал слюдяными вкраплениями. Надо же, не ожидал такого подарка. Хотя от вейна не убудет – у него много.
Дверь открылась. Вошел пожилой священник в темной рясе, за ним монахиня с кружкой в руке.
– Утро доброе.
– Здрасте, – бормотнул Юрка, глубже залезая под простыню.
Монахиня протянула кружку:
– Выпей. А через часок можно будет и позавтракать.
Юрка глотнул, готовый к тому, что лекарство окажется горьким. Но отвар был сладок и пах земляникой.
Монахиня пощупала ему лоб, потрогала за ушами.
– Поправляешься. Но пока не вставай, еду сюда принесут. Утка, если нужно, под кроватью. Сам справишься?
Юрка торопливо закивал, чувствуя, как начинают гореть щеки. Монахиня ласково провела ладонью по его волосам и вышла.
Священник переставил табурет поближе, сел.
– Я – настоятель Взгорского монастыря, отец Михаил. Тебя зовут Юрий, правильно?
– Да.
– Веруешь ли ты в бога, которого чтят в вашем мире? Веруют ли твои родители?
– Не верую, – сердито ответил Юрка. Ну, сейчас начнет проповедовать. – Бабушка была крещеная. Православная. А я нет.
– Тогда тебе, наверное, проще называть меня Михаилом Андреевичем.
Он усмехнулся Юркиному удивлению и пояснил:
– Середина есть сплетение разных народов и разных вероисповеданий, она приучает к терпимости.
Под окном заскреблись, качнулась открытая створка, и показалась белобрысая макушка.
– Отец Михаил! – позвал детский голос. – А он взаправду очнулся?
– Взаправду, – ответил священник. – Иди, Илек, не мешай.
Раздался громкий вздох. Прохрустел гравий.
Настоятель снова повернулся к Юрке:
– Амулет у тебя языческий. Откуда?
– Вейн дал. Сказал, вылечиться поможет. Снять заставите?
– Зачем? На то человеку и разум, чтобы сам выбор делал. Вейна-то как зовут?
– Дан Уфф.
Священник кивнул:
– Воспитанник мой. Ох, дурная головушка. Александр говорит, неприятности у него. И тебя, мол, спрятать нужно.
Юрка не сразу понял, что Александр – это Алекс Грин.
– Что он натворил-то? – продолжал расспрашивать настоятель.
– Не знаю. У Дана свои дела, у меня – свои.
– Расскажешь?
Юрка мотнул головой.
– Ну, воля твоя.
Михаил Андреевич поднялся.
– Поживи, окрепни, а там посмотрим. Не бойся, никто тебя в веру насильно обращать не станет. К нам в приют разные дети попадают – из других краев, из других миров. Что уж теперь…
У Юрки задергался уголок обожженного глаза. В приют, да? В приют! Он хрипло рассмеялся, удивив священника.
Часть II
Глава 11
Солнце слепило окна веранды, лежало пятнами на крашеных досках, отражалось от чайника и вспыхивало искрами на гранях сахарницы. Пчела, басовито гудя от предвкушения, кружилась над блюдечком с клубничным вареньем.
– Ух ты!
Егор плюхнулся за стол и потянул к себе тарелку, полную золотистых оладушек.
– Не жадничай, – сказала, не оборачиваясь, мама.
Из ложки в ее руке полилось на сковородку тесто, возмущенно затрещало раскаленное масло.
Егор отогнал пчелу и ткнул оладьей в варенье. Повозил там, стараясь подцепить ягоду, и засунул целиком в рот. Сладкая капля поползла от пальцев к запястью. Пришлось слизнуть.
– Фу! – сказала мама, выкладывая на тарелку еще одну порцию.
– Так вкуснее, – возразил Егор и схватил следующую оладью. – Ай, горячая!
Вошел отец, босиком, в майке, но уже в форменных брюках. Волосы у него были мокрые. На веранде запахло одеколоном и кремом для бритья.
– Может, я вам с собой заверну? – спросила мама.
– Не выдумывай.
Отец поцеловал ее и устроился напротив сына. Придвинул к себе огромную кружку, налил до трети заваркой и разбавил кипятком.
– Собрался?
Егор торопливо кивнул, рот у него был занят.
Мама выключила огонь под сковородой, присела к столу и посмотрела на своих мужчин.
– Ну и пожалуйста, – сказала с легкой обидой, – хоть отдохну от вас.
– Да, – согласился отец. – А то сыночек день-деньской за твоей юбкой, как пришитый, ходит.
Егор фыркнул.
Он с ребятами успел облазить все окрестности Верхнелучевска, Старую крепость знает, как свою квартиру в Ольшевске, ездил в Петухово, они там к игре готовились, и два раза ходил в поход – настоящий, с ночевками.
– А сам-то? – качнула головой мама.
Отец появлялся редко. Офицерское общежитие в гарнизоне только достраивали, пришлось снять домик в городке, в тридцати километрах. Каждый день со службы не наездишься.
– Спасибо, мам!
Егор выскочил из-за стола, слизывая с пальцев клубничные капли.
– Руки помой, поросенок!
Возвращаться в дом не стал. Во дворе к сараю был приколочен умывальник с гремящим железным носиком. Под умывальником рос лопух, без вреда для здоровья потреблявший мыльную воду. Егор торопливо смыл варенье, вытер руки о штаны и взгромоздился на самодельный турник. Несколько раз перекувырнулся, повисел вниз головой, зацепившись согнутыми ногами. Соскользнула и закачалась на цепочке отцовская бирка. Коротко выдохнув, Егор начал сгибаться, стараясь достать лбом колени. После оладий это получалось плохо. Уф, все!
Спрыгнул и, оглянувшись на окна веранды, влез по поленнице на низенький сарайчик. Рубероид уже нагрелся под солнцем. Егор сел, свесив ноги на улицу.
Через дорогу у соседей хлопали коврик. Гулко разносились звуки, и над забором поднимались клубы пыли. Протарахтел мотоцикл. В ржавой люльке, из которой вытащили сиденье, громыхала пустая канистра. Окрестные собаки зашлись в истерике, облаивая воняющую бензином рухлядь. Дед Пегаш, восседавший за рулем, покосился на мальчишку с подозрением.
Проковыляла бабка с клюкой. Проворчала:
– Хулиганье. Только и знают по крышам лазить. Вот скажу Хрумчику!
А что Хрумчик? Отличный мужик! Даром что заведующий интернатом и по совместительству – директор школы. Но связываться с бабкой Егор, конечно, не стал.
Проехал грузовик с солдатами. За ним на велосипеде пылил пацан.
А потом на тропинке у забора показалась Талка. Шла, размахивая бидончиком. Рыжие волосы горели на солнце.
– Привет, – независимо сказал Егор с крыши.
Талка запрокинула голову. На лице у нее виднелись крупные веснушки, похожие на следы клейких тополиных почек.
– Здравствуй.
Егор кивнул на соседский дом:
– К тетке Лозе?
– Ага, за утрешним. – Талка звякнула бидончиком. – А ты чего сидишь? Все на рыбалку усвистали. Проспал?
– Вот еще! – возмутился Егор. – Я сегодня с отцом уезжаю.
– На учения? – не поверила Талка.
Если бы…
– Нет. Просто немного до них в лагере с солдатами поживу.
– А когда вернешься?
– Военная тайна, – ехидно ответил Егор. – Дата и время начала учений не разглашаются.
– Поду-у-умаешь.
Талка потеребила себя за рыжий хвост.
– Послезавтра в «Родину» новый фильм привезут. Пойдешь?
Егор засмеялся.
– Не старайся, не подловишь!
Если честно, он понятия не имел, когда снова окажется в городе.
Талка не обиделась, махнула рукой и свернула к тетке Лозе.
Егор спрыгнул во двор. Скоро придет машина. Рюкзак он, конечно, собрал, вот только положил компас или нет? И альбом…
«Букашка» появилась ровно в девять тридцать, когда Егор лихорадочно рылся в шкафу – искал второй носок. Черт побери! Вспомнил про них в последний момент, бестолочь! Отец ждать не будет. Ну где же?!
Машина коротко прогудела. Егор – ура! – выхватил из кучи белья пропажу, вскинул рюкзак на плечо и пулей пролетел через веранду.
– Мам, пока!
Отец уже сидел в кабине. Увидев сына, кивнул на заднюю дверцу.
В «букашке» вкусно пахло оружейной смазкой и горячим хлебом. Егор плюхнулся на скамью и перевел дыхание. Успел! А от мамы влетит. Он как вывалил все из шкафа, так и оставил.
Взревел мотор. Отец повернулся, посмотрел сквозь сетку и укоризненно покачал головой. Егор виновато вздохнул, сунул носок в рюкзак.
Машина развернулась. Мелькнула мама, стоящая на крыльце. Она махала, жмурясь от солнца.
Поехали. Затрясло на колдобинах. Егор задвинул рюкзак в угол и вцепился в край скамьи. Да, «букашка» – это, конечно, не «универсал». Ничего, повезет – и на нем прокатится.
Какая все-таки мама молодец, что настояла переехать в Верхнелучевск. И он тоже здорово уперся, а то закисал бы сейчас в Ольшевском интернате. Придумали, оставить его! Нет уж, дудки! Он с рождения по гарнизонам.
О стекло громко билась ночная бабочка. Это ее стук Егор принял за выстрелы и проснулся. Пару секунд он таращился на побеленную стену, не понимая, где находится. Ах да, Взгорский монастырь, приютский дом. Читал допоздна и задремал. Вон книга упала на пол вверх переплетом. Егор поднял ее и положил на стоящий рядом табурет. Посмотрел на циферблат «командирских». Сорок минут пополуночи.
Белая тень снова ударила в стекло, ее манил огонек оставленной на подоконнике керосиновой лампы. Егор повернулся, чтобы погасить свет, и увидел новичка. Тот опять не спал. Лежал на спине, уставившись в потолок. Вот так каждый вечер, а пока болел, то и дни напролет. Одно время, правда, читал запоем – и не как Егор, приключения, а научное, про узлы и вейнов, но быстро остыл. Начнешь спрашивать – хоть о чем! – молчит или огрызается. Все-таки странно прожить с человеком две недели в одной комнате и ничего о нем не узнать. Даже отец Михаил в неведении: откуда Юрка взялся, где его родители, есть ли они? А Грин не соизволил задержаться, чтобы рассказать.
Вспомнив о Грине, Егор с досадой колупнул вмятинку на подбородке. Что значит: «вышли из крепости более-менее нормально»? Там же были раненые. Как далеко фронт от Лучевска? Может, город уже освободили? Какой приказ получил отец? Ничего не известно! Егор дотянулся до лампы и резко прикрутил фитиль.
За окном посветлело. Метнулась вверх и пропала бабочка. Огромная луна, похожая на круглый аэростат, парила над морем. Шумел прибой. От Красных камней доносился рокот – там волны налетали на высокие уступы и разбивались в пену. Темной громадиной высился монастырь; в нескольких узких, похожих на бойницы окнах горел свет. На звоннице, на фоне звездного неба неподвижной каплей висел колокол.
Спать не хотелось. Егор сел на подоконник и стал смотреть на море. Захлестывало деревянный настил причала, болтало лодки. На мостках стоял лоцман в расстегнутом плаще, ветер рвал брезентовые полы. Фонарь у его ног освещал мокрые доски.
Скрипнула галька, и мимо окна прошла девушка – точно призрак мелькнул. Хельга. Белые косы, белая рубаха до колен, светлые штаны. Она подошла к лоцману и что-то спросила, отводя от лица пряди. Ветер кидал их обратно. Старик кивнул, показав на кипящий перешеек.
Наверное, будет шторм.
Может, пока не начался, выбраться на берег? Уйти подальше, за Красные камни…
Егор расстегнул часы, стряхнул их на кровать. Перекинул ногу через подоконник и услышал за спиной:
– Ты чего, лунатик?
Новичок, приподнявшийся на локте, смотрел с удивлением.
– Я купаться.
– Сейчас?!
– Да, – ответил Егор и полез в окно.
В комнате зашуршало, и следом выпрыгнул Юрка – босиком, в одних трусах. На шее у него болтался шнурок с амулетом.
– С тобой пойду, – сказал сосед, ежась на ветру. – Спасу, когда тебя башкой об камни долбанет.
– Не долбанет, можешь спать спокойно.
– Уснешь тут, – новичок зевнул, – когда орут каждую ночь под ухом. Кошмары мучают? Пей валерьянку.
Егор хотел ответить, но сдержался. Шагнул в густую тень, на тропинку, еле заметную среди камней.
Сны он толком не помнил, так, обрывками: опушка, лежащая женщина, на спине у нее красное пятно, а черные волосы похожи на мамины. Старая крепость, отец за столом. Долбит миномет. После каждого выстрела с потолка сыпется мусор, подполковничьи погоны совсем запорошило. Отец почему-то не шелохнется, чтобы отряхнуть их. И страх, оглушающий, громадный, рвется криком сквозь сжатые зубы.
– Ты давно здесь? – спросил Юрка.
Надо же, поинтересовался! Егору казалось, сосед его вовсе не замечает. Михаил Андреевич предупреждал, что так бывает после тень-лихорадки, но все равно раздражало.
– Пятую неделю.
Юрка присвистнул.
– Ну и что? – сердито спросил Егор. – Рамиль тут второй год живет. А приютские вообще…
– Не сравнивай. Ты же здесь задерживаться не собираешься.
– С чего ты взял?
– Видно.
«Однако», – снова удивился Егор. Спросил резко:
– И чего такого особенного ты увидел?
Тропинка стала шире, Юрка нагнал и пошел рядом.
– Во-первых, ты не переодеваешься в казенное.
Действительно, он упорно носил заштопанную футболку и вытертые на коленях штаны. Даже тяжелую, не по размеру, куртку не сменил на местный кафтан.
– Во-вторых, стараешься побыстрее форму набрать.
И это правда: каждое утро, с тех пор как разрешил лекарь, Егор бегал вдоль монастырской стены – по галечному берегу, затем по песку и дальше, через скалы. У наставника Яцека учился стрелять из арбалета. С наставником Дмитрием занимался борьбой. Тренировался метать ножи, бесшумно возникать за спиной противника и прыгать с высоты, не калечась. К счастью, воспитание вейнов не ограничивалось лекциями о других мирах.
– Ты, между прочим, тоже свое, а не приютское носишь, – заметил Егор.
– Угу, и я тут пять недель торчать не собираюсь.
– Сбежишь?
Читать бесплатно другие книги:
